Текст книги "Ласковый хищник"

Автор книги: Анна Андерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

9

Разом потеряв и работу, и любимую женщину, и надежды на счастливую семейную жизнь, Джон не знал, куда ему податься. Он вклинился в плотный поток машин и ехал, не задумываясь о конечном пункте своего путешествия. Лишь на очередном повороте Джон понял, что направляется к родителям. Туда, где никто не задаст лишних вопросов, но всегда выслушают и посочувствуют, к единственным на свете людям, которые не предадут и не обманут. Въезжая во двор родительского дома, Джон выключил мобильный телефон, он не хотел ни с кем разговаривать.

Стив Войтович, отец Джона, всю жизнь строил дома. Послевоенный эмигрант, он был и строителем, и прорабом, а закончил карьеру подрядчиком. Он трудился не покладая рук, чтобы дать детям достойное образование. Правда, дочь Элиза быстро облегчила ему задачу, в шестнадцать лет отказавшись учиться дальше, а в восемнадцать выскочив замуж. Однако родители не были огорчены таким решением дочери, партию она составила на редкость удачную. Мужем Элизы стал чопорный англичанин-архитектор, влюбившийся в девушку с первого взгляда и до сих пор готовый носить жену на руках. Элиза же оказалась неплохой хозяйкой дома, собравшей в далекой Англии вокруг своего семейного очага компанию умных и приятных людей. Немного портили идиллическую картину сорванцы-сыновья, но тут глава семьи философски замечал, что и сам в их возрасте редко занимался созидательной деятельностью.

Джон же полностью оправдал ожидания отца, он пошел учиться, и Стив чувствовал, что все годы тяжелого труда не пропали даром. Начав работать, Джон решил сделать родителям подарок. Скопив кое-какие деньги, он заявил, что отцу пора на покой и что он хочет купить квартиру, где отец и мать могли бы спокойно жить в свое удовольствие. Однако Стив отказался от такого щедрого подарка сына.

– Я строил квартиры тридцать лет, – заявил он, – и не хочу больше видеть эти жалкие коробки с тонкими стенками. Ведь, когда я стану старым и глухим и твоя мамаша будет орать мне в ухо, все соседи будут знать, из-за чего мы ссоримся и что у нас на обед. Я заслужил право жить в своем доме!

Джон был несколько озадачен, но от своей идеи не отказался. Он взял крупный кредит и сказал родителям, что те могут выбрать себе жилье по вкусу. Выбор старших Войтовичей пал на двухэтажный дом на побережье залива Итон-бей. «Дом в колониальном стиле», как гордо называла неказистое строение Анна, мать Джона. Особняк носил гордое имя «Мистраль». Первый этаж дома опоясывала терраса, а потолки в двух комнатах наверху были такими низкими, что Джон с трудом мог выпрямиться в полный рост. Тем не менее во время своих визитов к родителям он обосновывался именно в комнате второго этажа, из окна которой открывался вид на гряду невысоких дюн с чахлой растительностью и залив.

Соседняя комната принадлежала Рут. Сюда Стив Войтович принес свою новорожденную внучку сразу из роддома, здесь обезумевший от смерти жены Джон впервые увидел свою дочь. Здесь же он впервые понял, что этот вопящий комочек плоти, убивший его любимую, – самое дорогое, что есть у него на свете.

Несмотря на то что родителей Джон навещал нечасто, именно «Мистраль», а не квартиру в Электронной долине он называл своим домом. Поэтому вполне естественно, что израненный предательством и вероломством Кэролайн, он устремился именно сюда.

В первый вечер Джон почти не разговаривал с родителями. Сказал только, что у него серьезные проблемы на работе и с Кэролайн, и поднялся в свою конурку. Он долго смотрел, как солнце садилось в воды залива. А внизу, в небольшой гостиной, Стив и Анна мучились вопросом, что же произошло.

– Я всегда говорила, что Джон слишком много времени уделяет работе! – восклицала Анна. – Наверное, бедняжка Кэролайн не выдержала этого. Женщине нужно постоянное внимание.

– Думаешь, Кэролайн не хватает внимания Джона? – спросил Стив, включая телевизор.

– Уверена в этом, – кивнула Анна.

– Но ведь и я особо не ухаживал за тобой, старушка! – усмехнулся Стив.

– Времена были другие! Ты ведь тогда просто спросил, поеду ли я с тобой на край света. А мне ужасно хотелось увидеть этот самый край света, так что я долго не раздумывала.

– Так дело было не в моем неотразимом обаянии?

– Неотразимое обаяние? Да я как вспомню сейчас твои штаны в зеленую клетку, которыми ты гордился, так думаю, что не надела бы их и на огородное пугало! А какой ты был неуклюжий!

– Ну знаешь, красотка! Я же не вспоминаю, что ты бегала на танцы в сапогах своего братца.

– Я снимала их в клубе.

– Да, ты была моей босоножкой… – мечтательно протянул Стив и, смутившись, уткнулся в вечернюю газету.

– Не делай вид, что читаешь, ты же без очков! – рассмеялась Анна.

– И все-таки я не помню, чтобы уделял тебе очень уж много внимания, когда мы приехали сюда, – проворчал Стив. – И ничего, мы из-за этого не ссорились.

– Стив, у нас уже были дети, а с нашими вечными переездами мне некогда было скучать. Стоило только обустроить один дом, как тебя переводили на другую стройку, и все начиналось заново. – Анна вздохнула и улыбнулась. – А помнишь, как ты строил торговый комплекс где-то в Канзасе? Там было голое шоссе, и только ваша стройка в поле! Нас тогда еще поселили во временных домиках, помнишь?

– Еще бы! Тогда еще Лиз умудрилась забраться в бетонную трубу опоры здания, помнишь? Они с Джоном поспорили, что она не испугается просидеть там всю ночь.

– Знаешь, у меня и сейчас сердце ноет, как вспомню. Главное, Джон-то каков! Ведь ни слова нам не сказал. Говорил потом, что Лиз бы обиделась на него, думая, что он нарочно ее выдал, чтобы выиграть спор. – Анна вздохнула. – Что же все-таки с ним творится, отец?

– Я поговорю с Джоном, обещаю. Только не сегодня. Пусть он сам все расскажет.

Анна поднялась с дивана и подошла к мужу. Положив руки ему на плечи, легонько сжала ладони.

– Я люблю тебя, Стив Войтович, мне всегда было с тобой хорошо.

Стив поцеловал руку жены.

– Эх, старушка, глупо было бы прожить столько лет вместе с тем, кому нельзя сказать такое!

– Знаешь, – задумчиво сказала Анна, – давай-ка завтра поваляемся в постели подольше. Мне кажется, Джону захочется с утра уйти к заливу, не будем путаться у него под ногами. А вечером, я уверена, он сам все расскажет. Уж я-то знаю своего сына. Ни один свой секрет он не сумел сохранить дольше суток.

Анна была права, на следующее утро Джон, встав пораньше, решил отправиться к заливу. Ему казалось, что у воды станет легче. Огромный, дышащий спокойствием простор заберет его смятение, успокоит обиду, поможет начать трезво мыслить, понять, что делать со своей жизнью дальше. Джон осторожно спустился на первый этаж, удивляясь, что родители еще спят. Обычно они вставали очень рано, но сейчас небольшая уютная кухня была пуста. Только на столе Джона ждал завтрак: стакан молока и еще теплые блинчики. Впервые за два дня Джон улыбнулся. Конечно, старики просто не хотели его беспокоить расспросами. Ничего, вечером он сам все им расскажет, может быть, попросит совета. Только не сейчас. Сейчас ему нужно самому в себе разобраться.

Проглотив завтрак, Джон подхватил легкую куртку и вышел из дома. Прохладный утренний ветер нес с залива запах водорослей, солоноватой воды и рыбы. Джон шел быстро, песок забивался в ботинки, но он не обращал на это внимания. Преодолев полосу дюн, он вышел к воде. Легкая серебристая рябь покрывала поверхность залива. Вдалеке, на самом краю песчаного пляжа, виднелись силуэты женщины и ребенка, идущих вдоль кромки воды. Малыш веселился, отскакивая на сухой песок каждый раз, когда волна подбиралась к нему слишком близко. Он не выпускал руку матери, которая нетерпеливо одергивала его, когда он прыгал слишком резво. Джон смотрел то на молодую женщину, то на далекую линию горизонта, где небо становилось светлее воды. Ему хотелось раствориться в окружающей тишине, растворить в ней все свои печали. Джон пытался насытиться спокойствием природы, чтобы трезво и без эмоций оценить все произошедшее, решить, что делать дальше. Но чем дольше он сидел, ослепленный отражением солнечного света от водной глади и оглушенный безмолвием, нарушаемым лишь плеском волн, тем настойчивее возвращались воспоминания. Джону казалось, что в голове у него пришел в движение тяжелый маятник, с такой упрямой монотонностью сменялись в его мозгу две картины: тонкий профиль спящей Кэролайн, подсвеченный луной, и жесткие складки в уголках губ доктора Уэлш, когда вчера она говорила с ним.

Джон просидел у залива довольно долго, пока голод не заставил его подняться и отправиться домой. Родители занимались повседневными делами: Анна пересаживала какое-то растение в маленьком садике, который разбила за домом, Стив что-то подсчитывал на допотопном калькуляторе, сидя за кухонным столом.

– Все приходится перепроверять, – ворчал он, перекладывая стопки счетов.

Стив любил во всем точность и аккуратность. Джон присел за стол напротив него.

– Скажи матери, что мы хотим пообедать, – попросил Джона отец, не отрываясь от своего занятия.

Джон вышел в сад, окликнул Анну.

– Папа хочет пообедать, да и я бы не отказался. И еще я должен вам кое-что объяснить.

Джон решил не откладывать в долгий ящик разговор с родителями. Нельзя же все время молчать. Это, в конце концов, нечестно по отношению к близким людям, которые волнуются за него.

Обед прошел в молчании, но, когда Анна подала чай и пирог с ягодами, Джон наконец заговорил. Он начал издалека, рассказывая про свою работу, новый процессор, интерес других компаний к нему. Потом с улыбкой вспомнил Беверли и мисс Уилсон, чем немало повеселил стариков, а дальше последовала история про Кэролайн. Джон не утаил ничего, ни того, как полюбил ее, впервые за многие годы встретив именно такую женщину, о которой мечтал. Рассказал про то, как Кэролайн поладила с Рут, и про путешествие к океану, и, инстинктивно сжимая кулаки, про все события вчерашнего дня. Когда он закончил, в маленькой кухне воцарилась тишина. Потом Стив осторожно спросил:

– Так ты ушел с работы?

– Я не мог поступить иначе, отец. Все считают, что я продал «Уэлш электроникс» наш проект.

– Ну это, предположим, чушь, – спокойно сказала Анна. – Они не могут так считать, если подумают хоть минуту. Ты же сказал, что фирма Кэролайн совсем маленькая, откуда же у них деньги на то, чтобы перекупить тебя у «Ситроникс».

Джон пожал плечами.

– Ну, значит, думают, что я клюнул на чары Кэролайн, влюбился и предал свою компанию.

– А вот в этих словах уже есть правда, – кивнула Анна. – Хотя ты ведь сделал все неосознанно, желая просто похвастаться перед любимой женщиной своими достижениями. Для мужчины это нормально, все вы немного павлины.

Стив усмехнулся. В устах Анны слово «павлин» было одним из самых язвительных эпитетов по отношению к мужчинам.

– А ты, сынок, мог бы и попридержать язык, – продолжала Анна. – Все женщины знают эту мужскую слабость: желание распустить хвост. Вот ты и попался на самую простую женскую хитрость.

– Мама! – воскликнул Джон. – Неужели ты оправдываешь Кэролайн?! Ты хочешь сказать, что ее вероломный поступок – естественный?! Что это нормально – обманывать того, кому говорила о любви?!

– Я стараюсь никого не судить, просто хочу взглянуть на ситуацию объективно. В любом случае это тебе нужно решить, как поступить. А мы с отцом, ты же знаешь, поймем тебя, что бы ты ни решил. Так ведь? – Анна взглянула на Стива, тот кивнул.

– Живи здесь, сынок, пока не обдумаешь все как следует. Только не торопись, считай, что ты в долгом-долгом отпуске. Знаешь, твоя мама права, мы – павлины, а еще мы склонны к быстрым решениям, а они не всегда бывают правильными. Сделай так, чтобы не пожалеть потом. – С этими словами Стив поднялся из-за стола и отправился в гостиную.

Джон немного задержался на кухне, помог Анне с посудой, а потом тихо шепнул:

– Спасибо вам.

Анна обняла своего взрослого сына и, приподнявшись на цыпочки, поцеловала в лоб.

Время размышлений для Джона затянулось. Оказалось, что разобраться в себе куда сложнее, чем в какой-нибудь электронной схеме. Чем дольше он размышлял, тем глубже пускала корни в его душе обида. Холодной змеей обвивала она его сердце, не давая вздохнуть, пожирая воспоминания о счастливых днях с Кэролайн. Гордыня нашептывала ему, что предательство не прощают, и если Кэролайн солгала один раз, то не моргнув глазом солжет снова и снова. Она обманщица, расчетливая и подлая.

Странно, но от таких жестоких мыслей Джон чувствовал себя сильнее и увереннее. Однако стоило ему представить, что они с Кэролайн больше не увидятся, он не услышит ее нежный голос, произносящий слова любви, как Джон готов был все простить. Но минуты слабости проходили, и Джон вновь думал, что решительный разрыв с обманувшей его женщиной – самое верное решение в сложившейся ситуации. Иногда он вспоминал слова молоденькой продавщицы из ювелирного магазина, которая считала плохой приметой примерять чужие обручальные кольца. А ведь она была права.

Дни шли за днями, и Джон потихоньку втянулся в неторопливый ритм жизни своих стариков, помогал отцу со счетами, матери – по хозяйству, подолгу гулял вдоль залива, ожидая, что правильное решение придет к нему. Время от времени он звонил в школу Рут. Приходилось говорить дочке, что он очень занят на работе, потому и не может навещать ее сейчас. На самом деле Джон просто не представлял, как он скажет девочке про разрыв с Кэролайн. Рут относилась к его отсутствию на удивление спокойно и не расспрашивала о Кэролайн. Возможно, она думала, что сейчас решается вопрос об их браке и свадьбе, и старалась не мешать. Рут не просилась и к бабушке с дедушкой, хотя это не удивляло Джона. Последнее время дочка скучала у стариков. И все же бесконечно тянуть было нельзя. В конце концов, Кэролайн была права, их отношения затронули жизни близких им людей, и Джон чувствовал, что серьезного объяснения с Рут не избежать, и чем дальше он откладывает, тем тяжелее все пройдет. Сейчас, когда рана его свежа, он сможет найти слова, чтобы доказать Рут свою правоту и необходимость разрыва с Кэролайн. Девочка должна понять его обиду.

10

Наконец Джон собрался съездить к Рут. Он не решил еще, заберет ли ее с собой к родителям или отвезет куда-нибудь погулять, но твердо знал, что должен поговорить с дочерью о том, что произошло между ним и Кэролайн.

С такими мыслями Джон отправился в путь ранним утром, чтобы успеть приехать в школу до того, как ребят, которых не забрали на выходные, увезут куда-нибудь на пикник или на экскурсию. Припарковав машину на просторной школьной стоянке, Джон почти бегом направился к главному входу. В школьном холле было шумно, кто-то из детей терпеливо ждал, пока за ним приедут родители, другие, что-то обсуждая, собирались небольшими группами, напоминая Джону стайки разноцветных аквариумных рыбок. Он переходил от одной компании к другой, ища Рут, но ее нигде не было. Джон решил подняться на второй этаж, в учительскую, и тут наткнулся на мисс Уилсон. От дружелюбной улыбки, которая не сходила с ее лица в их прошлую встречу, не осталось и следа.

– Мисс Уилсон, – остановил ее Джон. – Я приехал забрать Рут, но не могу ее найти. Где она, не подскажете?

Учительница смерила Джона таким взглядом, будто видела впервые.

– Рут Войтович, кажется? – зачем-то уточнила она.

– Ну да, моя дочь, – удивленно произнес Джон.

– У нас больше сотни детей, мистер Войтович, тут не упомнишь, кто чей отец.

Вот как, подумал Джон. А еще пару недель назад Рут была для этой мисс чуть ли не единственной здешней ученицей. Ему стало не по себе. Пожалуй, впервые он ощутил, что его поступки отражаются на судьбе Рут. Если слухи обо всем, что произошло, дошли до школы, ее ведь теперь будут считать дочерью человека, который продал производственный секрет. Нужно как можно скорее поговорить с Рут, объяснить, как все было на самом деле. Джон не мог допустить, чтобы в глазах дочери он стал бы нечестным человеком.

– Да, – резко ответил он мисс Уилсон, – я говорю о Рут Войтович, вашей, кажется, любимой ученице.

Мисс Уилсон поджала губы, отчего стала казаться лет на пять старше, и сильно покраснела, видимо вспомнив их последнюю встречу.

– Рут забрали утром.

– Кто? – опешил Джон.

– Мисс Кэролайн Уэлш. Она забрала девочку в стрелковый клуб в Уитнес-лодж, как делала это уже несколько раз.

– Что? Да как вы могли отдать ребенка неизвестно кому?! – возмутился Джон. – Я пожалуюсь директору, заберу девочку из этой школы, где такие порядки! Вернее, беспорядки!

– Совершенно необязательно так кричать, – холодно парировала мисс Уилсон. – Мисс Уэлш говорила с директором, дала подписку об ответственности за Рут. Да и потом девочка подтвердила, что мисс Уэлш ваша невеста. И поехала с ней с огромным удовольствием, – ехидно добавила учительница.

Джон даже не нашелся, что сказать. Махнув рукой, он отправился на стоянку. Что делать? Поехать в Уитнес-лодж и разоблачить Кэролайн при Рут? Разумно ли это? В любом случае надо ехать, ему хочется повидать дочь, и он имеет на это право. Надо же, а он и не знал, что Кэролайн навещает Рут, девочка не говорила ему об этом по телефону. Джон снова почувствовал холодный укол обиды. Получается, Кэролайн учит Рут лгать ему. А может быть, она просто боится, что он запретит эти свидания? И он так и сделает! Хотя если Кэролайн боится расставания с Рут, значит, девочка ей дорога.

Джон сидел в машине, не заводя мотор. Он окончательно запутался в происходящем. Неужели Кэролайн ничего не сказала Рут про их ссору, про то, что она обманула Джона? Скорее всего, так и есть, и Рут продолжает думать, что у них все хорошо, просто Джону некогда ее навещать. Она уже воспринимает Кэролайн как члена семьи. Получается, что эта лгунья и воровка продолжает обманывать его дочь, чтобы потом сделать расставание еще более болезненным! Но зачем ей это? Зачем циничной стерве тратить свое время на абсолютно чужую девочку? Джон должен был все выяснить и немедленно. Он завел мотор, вырулил со стоянки и направился в Уитнес-лодж.

В поселке Уитнес-лодж на относительно небольшом участке земли располагались все мыслимые и немыслимые спортивные заведения, от фитнес-клуба до крытого катка. Широкие поля за деревенькой, на которых местные жители когда-то выращивали кукурузу и пшеницу, тоже были приспособлены для спортивных нужд. Здесь был стадион с искусственным газоном, теннисные корты, площадка для выездки лошадей и стрельбище. Рядом, в приземистом домике, помещался клуб для тех, кто занимался стрельбой. Припарковавшись, Джон увидел на стоянке только одну машину, скромный темно-синий «форд». Он не сомневался, что это автомобиль Кэролайн. Теперь она сможет позволить себе что-нибудь пошикарнее, со злостью подумал Джон. Он вошел в клуб и сразу же замер у двери, услышав голоса.

– Я закончила, Кэролайн, посмотри! – говорила Рут.

Джон затаился, казалось, даже перестал дышать.

– Молодец, девочка! – Голос Кэролайн звучал спокойно и доброжелательно. – Очень хорошо. Думаю, теперь, когда ты научилась разбираться в оружии, мы можем идти на стрельбище. Пожалуй, на сегодня тебе хватит двадцати патронов.

– Мистер Голд! – снова зазвенел голосок Рут. – Мистер Голд! Кэролайн сказала, что сегодня мне можно взять двадцать патронов.

Джон услышал тяжелые шаги. Видимо, в соседнюю комнату, где находились Кэролайн и Рут, вошел тренер.

– Ну, раз мисс Уэлш так считает, – пробасил Голд, – я тебе их выдам. Я полностью доверяю Кэролайн. Она наш лучший стрелок. Вот согласилась бы участвовать в соревнованиях, точно брала бы все призы.

– Кэрри! Почему ты не хочешь соревноваться? – удивленно спросила Рут.

– Это не для меня, Рут. Я не люблю такие вещи.

Джон чуть не выдал себя, громко хмыкнув. Соревнования, видите ли, не для нее! Просто боится, что ее непомерная гордыня будет уязвлена, если она проиграет! Джон услышал, как хлопнула дверь, выходящая на поле, значит, Кэролайн и Рут пошли к мишеням. Осторожно выскользнув на улицу, он обошел клуб, как вор прижимаясь к деревянным стенам постройки, и скользнул к живой изгороди, окружающей стрельбище. Отсюда ему было видно, как его дочь в новых обтягивающих брючках и короткой куртке и Кэролайн в таком же наряде вышли на линию огня, пока тренер, подтянутый высокий мужчина, выстраивал ряд мишеней. Рут несла небольшую винтовку, у Кэролайн оружие было посерьезнее. Обе встали на свои позиции. Рут приняла стойку заправского стрелка, Джон даже улыбнулся, глядя на профиль девочки. Губки плотно сжаты, нос сосредоточенно наморщен.

– Расслабься немного, – произнесла Кэролайн, беря Рут за плечи и чуть разворачивая ее корпус. – Вот так, теперь поднимай винтовку, медленно, без рывков, и начинай целиться. Помнишь, когда надо стрелять?

– Только когда уверена, что попаду! – ответила Рут.

– Умница. Не волнуйся, делай все плавно. Главное, не спеши. Терпение и еще раз терпение. – Кэролайн помогла Рут прицелиться, чуть придерживая у основания ствол винтовки. – Вот так, аккуратно. Спусковой крючок спускаем мягко. Давай. Стреляй, когда будешь готова!

Через несколько секунд раздался первый выстрел. Рут ойкнула и опустила оружие, смущенно улыбаясь.

– А уже можно посмотреть, куда я попала? – нетерпеливо спросила она.

– Нет, милая. Давай отстреляемся, потом будем смотреть. Ну что, поехали?

Кэролайн тоже встала в позицию и вскинула винтовку. Некоторое время Джон просидел за кустами, зажав уши, кругом только гремели выстрелы. Наконец канонада стихла.

– Бежим смотреть? – Рут опустила винтовку на низенькую скамеечку и схватила Кэролайн за руку.

– Бежим!

Джон высунулся из-за кустов, но все равно не расслышал, о чем Кэролайн и Рут разговаривали у мишеней. Он увидел только, что дочка подпрыгнула и захлопала в ладоши. Кэролайн наклонилась к девочке и нежно ее обняла, поцеловав в щеку. Она сняла первую мишень Рут со стенда и вручила ей. Увидев эту сцену, Джон вдруг почувствовал, как ледяной комок в груди начал таять. Конечно, Кэролайн могла обмануть его, ослепленного влюбленностью, но обмануть Рут, чуткую к любой фальши, недоверчивую, закрытую натуру, было очень тяжело. Значит, с девочкой Кэролайн была искренна?

Вот они идут, как две подружки. Рут с гордостью рассматривает свою мишень, Кэролайн обнимает ее за плечи.

– А как насчет того, чтобы отметить первые стрельбы? – спрашивает Кэролайн.

– В «Оленьей голове»? – захлебывается от радости Рут.

– Хотя бы! – Ура!

Джон, пожалуй, нечасто видел свою дочь такой счастливой. Она просто светилась, поглядывая то на Кэролайн, то на испещренный дырками от пуль лист бумаги. Кэролайн тоже улыбалась, и улыбка ее была материнской, нежной и чуть снисходительной.

Забыв об осторожности, Джон кинулся на стоянку. Нужно было уехать раньше, чем Рут и Кэролайн заметят, что он здесь. Неловко выруливая со стоянки, Джон чуть не задел «форд» Кэролайн, но вовремя выправил машину. Он выехал на дорогу, ведущую от Уитнес-лодж к шоссе. Доехав до первой парковки, Джон остановился и зашел в кафе. Ему нужно было подумать. Заказав чашку кофе, он сел у окна, глядя на убегающее вдаль шоссе.

То, что он увидел сегодня, никак не вязалось с образом циничной гордячки Кэролайн, который он лелеял в своих мыслях в последнее время. Женщина, обманувшая его доверие, не стала бы после этого спасать его и свою репутацию в глазах Рут. Она просто вышвырнула бы их обоих из жизни, как отслужившие свое вещи, как ненужный хлам. Может быть, картинка не так уж проста, как представлял ее себе Джон, и Кэролайн не лгала, когда говорила, что любит его и Рут? Может быть, она действительно отделила работу от эмоций и обычной жизни? Джону, для которого в последние годы работа и была настоящей жизнью, сложно было это представить. Но ведь все люди разные. В конце концов, Кэролайн объяснила ему, ради чего пошла на обман. Месть, конечно, не самая благовидная цель, но, по крайней мере, понятная. Тем более месть за родного человека. Ведь если Кэролайн способна на такие сильные чувства, то почему бы не поверить, что и ее чувства к Джону и Рут были искренними?

Запивая каждую мысль глотком обжигающего кофе, Джон чувствовал, что почти физическая боль от колючей проволоки обиды, сжимавшей его сердце, начинает постепенно ослабевать, уступая место тупой тяжести еще не развеявшихся сомнений. Я поговорю с Рут, решил Джон. После этого разговора все должно будет окончательно проясниться. Откладывать беседу не стану, завтра же поеду в школу пораньше и переговорю с дочкой, а сегодня позвоню ей, чтобы она никуда не уходила.

Джон почувствовал, как от принятого решения ему стало намного легче.

Родители с порога засыпали Джона вопросами:

– Ты видел Рут? Вы поговорили? Что она сказала?

Джон пожал плечами.

– Я видел ее, но не поговорил.

– Но почему? – удивился Стив.

– Там была Кэролайн.

– Что? – Анна даже присела на диван, так ошеломила ее новость.

– Кэролайн у Рут? – переспросил Стив.

– Именно, у моей дочери. Причем она навещала ее все это время. Возит Рут на стрельбище, учит обращаться с оружием.

– Представляю, как нашей девочке это нравится, – улыбнулась Анна.

– Судя по всему, она очень довольна, – подтвердил Джон, вспоминая счастливую мордашку Рут, гордо несущей перед собой первую мишень. – Кажется, у нее очень неплохо получается.

– У Кэролайн? – Анна посмотрела на сына в упор.

– Что ты имеешь в виду, мама?

– Ты хочешь сказать, что у Кэролайн неплохо получается дружить с Рут?

– Пожалуй, и это тоже, – кивнул Джон. – Завтра я непременно поеду в школу и поговорю наконец с Рут. Она так спокойна, так радостно общается с этой женщиной, что я просто ничего не понимаю.

– Дурачок! – Анна поднялась с дивана и, подойдя к сыну, потрепала его по волосам. – Я же говорила тебе, она любит вас, очень любит. Наверное, и у нее в душе полное смятение, она тоже ничего не понимает. Но мы, женщины, привыкли доверять сердцу больше, чем разуму, вот Кэролайн и живет так, как подсказывает ей сердце. Знаешь, сынок, ты привез хорошие новости. – Анна отправилась на кухню. – Приготовлю что-нибудь вкусненькое на ужин.

Когда она вышла, Джон взглянул на отца.

– А ты что скажешь?

Стив вздохнул и задумался.

– Послушай, помнишь, ты рассказывал мне, как познакомился с Хелен? Можешь считать своего старого папашу глупцом, если она тогда не обманула тебя на первом же свидании.

– Но, папа, – запротестовал Джон, – это же была просто шутка! Потом она поспорила… – Джон осекся.

– Вот-вот. Она поспорила, и поспорила на твое внимание, так? Ты же не обиделся тогда, верно? Как вы смеялись, вспоминая ту дурацкую историю.

– Но это совсем другое, отец. Хелен не искала выгоды, она не хотела меня уязвить или обидеть.

– Подумай хорошенько, так ли это. Вряд ли она особо задумывалась о твоих чувствах, затевая свою игру. А выгода? Разве мой сын в мужьях – это невыгодно? Ты меня обижаешь! – Стив заулыбался.

– Но Хелен любила меня, – возразил Джон.

– Похоже, что и Кэролайн любит. Все-таки подумай, сынок. Ведь и ты не можешь забыть ее. И простить тоже не можешь.

– Да, все так, – кивнул Джон.

Стив похлопал сына по плечу.

– Выслушай меня, не перебивая, сынок. Я хочу рассказать тебе одну вещь. Там, откуда я родом и где жили твои бабушка и дед, народ любит пересказывать всякие старинные предания. Твоя бабушка, когда я был маленьким, рассказывала мне много сказок. Конечно, кое-какие я подзабыл, но некоторые помню. Вот, например, про двух братьев.

Жили в одной деревне два брата, оба ладные такие молодцы, работали споро, веселиться умели от души и любили друг друга по-родственному. Во всех спорах вместе выступали, в один голос. Только вот однажды словно черная кошка между ними пробежала. Никто в деревне не мог сказать, что же такое произошло, но братья даже разговаривать друг с другом перестали. Кто-то сплетничал, что они влюбились в одну девушку, да не смогли решить, кому с ней быть, а кто-то шептался, что отцовское наследство не поделили. Что было да как, никто так и не узнал. Старший брат остался жить в родной деревне, а младший уехал в соседний город, стал на сапожника учиться. Выучился, значит, младший, лавку свою сапожную открыл, женился, и вроде все у него в жизни ладилось.

А вот со старшим все по-другому было. Как остался он один в отцовском доме, так начал хворать. То руки у него заболят – работать не может, то спина – с постели не встать. Нищать он начал, а дом его день ото дня становился все более ветхим. Жалели старшего брата в деревне, знахарей звали, даже доктора из города привозили. Да только все одно и то же твердили. Не тело болеет у несчастного, а душа, а душу ничем не излечишь, кроме как другой душой.

И вдруг в один день приходит из города известие, что у младшего брата сынишка маленький при смерти, простудился сорванец и умирает теперь от жестокой лихорадки. А отец его, младший брат, значит, клянет себя на чем свет стоит, говорит, что это ему все в наказание за то, что обидел когда-то старшего брата. И вот примчался он в деревню, кинулся в ноги своему старшему и умоляет: «Прости меня, братец, прости! Если простишь, то смерть отступит от сына моего, а я тебе по гроб жизни благодарен буду, помогать во всем стану».

Старший брат взглянул на него и говорит: «Ничего мне уже не надо. Видишь, болен я, и дом отцовский обветшал, видно, помру я сам скоро, а дом тот древоточцы съедят, да крысы по соломинке крышу растащат. Так что нечего мне в этом мире желать, не задержусь я тут. Потому прощаю тебе все обиды, живи с миром». Сказал так и опять на ветхую лежанку завалился, постанывая и охая.

Уехал младший брат в город, весь исполненный надежды. И правда, стал его сынок помаленьку поправляться. Только вот не давало младшему покоя то, что брат, простивший его великодушно, живет в таком убожестве. Поехал он снова в деревню. И что же видит? Старший-то сам на поправку пошел, двери-ставни в доме подправил, за потолки-стены взялся. Не хворает уже, работает, как в старые времена. Порадовались братья друг за друга да так и стали жить – один в городе, другой в деревне. Но всегда с тех пор помогали друг другу.

Дивились в деревни чуду, случившемуся со старшим братом. И лишь древняя старуха-цыганка, когда услышала эту историю, покачала головой и сказала: «Верно все это, вот уж верно. Как дал старший брат прощение своему младшему, так перестали в нем любовь с обидой бороться, душу его терзать, вот и выздоровел он».

Человеку всегда плохо, когда живут в нем два противоречивых чувства, сынок. Он между ними разрывается, а сердце-то одно, может и не выдержать. Каждый, конечно, сам для себя выбирает, какому чувству жить, а какое убить надо. Только вот в выборе этом ошибиться просто. Просто и страшно. Так у меня на родине говорили, а я старикам верю. И ты своему старику поверь!