Текст книги "Телохранитель (СИ)"

Автор книги: Анна Алмазная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

Он толкнул створки дверей, посылая зов, и даже не заметил поклонившихся ему дозорных. Сейчас он видел только Рэми, почти бежавшего к дверям, выходящим из коридора. А ведь почти дошел, но Кадм знал кого звать. И у самых дверей перед целителем судеб появился, поклонился ему плечистый, высокий мужчина.

– Кажется, вы ищите сильного противника, мой архан. Могу ли я вам помочь?

Илераз молодец, все понял правильно. Один из лучших боевых магов, высший, которому дозорные даже в подметки не годятся. Отличный противник для разъяренного целителя судеб. И остановившийся Рэми, кажется, тоже это понял.

– Щит! – приказал Кадм дозорным: если в драке будут жертвы, Рэми никогда себе не простит. И в тот же миг мальчишка атаковал! Сильно, бездумно, со всей злостью! Задребезжали, осыпались осколками окна, растянулись в улыбке тонкие губы Илераза, и Кадм сказал другу: «Шкуру спущу, если его ранишь».

«Я его?» – удивился Илераз, выпрыгивая в окно. Птицы сразу заткнулись и спрятались: Рэми, охваченный огнем магии, им не нравился. Выбежали на балконы, прильнули к окнам придворные и слуги, укрыли их щитами бдительные дозорные, и по саду разлился пряный аромат магии.

Такой битвы дворец давно не видел. Все вокруг искрилось и сияло. Рэми нападал горячо, безумно, Илераз легко уходил от ударов, сад укутался синим туманом, в котором вспыхивали яркие сапфировые вспышки. И, поняв, что ничего мальчишке не станет, не под присмотром Илераза, Кадм вернулся в свои покои.

Неинтересно. И надо закончить пару дел: когда Рэми успокоится, их всех ждет сложный разговор. Пора выяснить, что произошло в покоях принца. И кто убил целителя судеб.

***

Ярость душила, требовала выхода, и Рэми бил, бил, бил! Радовался, что противник попался сильный, что каждый удар встречал щит, что душившая ярость находила выход. И сила лилась, лилась ровным потоком, и глаза болели от ярких вспышек. Но Рэми бил, вспоминая Мира, его перекошенное ненавистью лицо. Свист кнута, пятна крови. Бей же! Вновь вспышка, вновь укол ярости, болезненный, яркий. Не может быть, не может! Бей же! Бей!

Тень где-то внизу, удивление, пропущенный удар, и колючая земля… как же пахнут эти розы… и как же остры у них шипы… И надо же было свалиться как раз на розовый куст… и не пошевелишься даже… и не знаешь, что сильнее, желание вскрикнуть от боли или все же засмеяться…

– Мой архан! – с ужасом сказал маг, сразу оказываясь рядом.

Вспыхнул синим огнем розовый куст, осыпался на траву синим туманом, и стало сразу жаль… и прекрасных, а теперь исчезнувших роз, и парка, в котором теперь сияла выжженная магией дырка.

– Ну и зачем? – спросил Рэми, медленно поднимаясь.

Вокруг бушевало лето. Вилась меж густых кустов роз тропинка, журчал неподалеку фонтан, жужжали вокруг привычные к магии пчелы. И вокруг оседал синий, пронзенный мелким вспышками, туман. Это Рэми все сделал?

Он невольно охнул, вытягивая из руки острый шип, а маг покраснел вдруг, бросился на колени, прошептал:

– Прости, мой архан, виноват!

– Ты-то в чем виноват? – скривился Рэми. – Я сам…

Сам! Из-за это тени внизу. Там ведь было кто-то было, точно был… Мысль мелькнула и сразу забылась, а на тропинке появился запыхавшийся дозорный, в котором Рэми, к своему неудовольствию, узнал человека брата.

– Тебе что, жить расхотелось? – прошипел Рэми. – Мы зачем полез, объясни? Да еще немного…

И досталось бы этому идиоту или от Рэми, или от его противника. Вниз-то оба особо не смотрели… и Рэми вдруг стало стыдно. Не только дозорный мог быть в саду, не только его могло задеть… А Рэми ведь даже не подумал о людях, о боги! Рэми выдохнул сквозь сжатые зубы: и было бы из-за чего.

– Мой архан! – вновь всполошился былой противник.

– Спасибо, – поблагодарил Рэми мага, – а теперь можете идти.

– Мне позвать целителей?

– Мой хариб целитель, а раны пустяковые. Не о чем беспокоиться…

Кроме того, что Рэми чудом ничего не сломал, пока летел в тот розовый куст. При дворе прознают, высмеют, не пожалеют.

– Никому не рассказывай! – прохрипел Рэми.

– Не буду, – улыбнулся вдруг маг. – Если еще захотите подраться, просто позовите, выберем местечко потише. Позвольте представиться, мой архан. Мое имя Илераз, я один из боевых магов повелителя. Если буду в чем-то полезен, всегда рад служить помощью, телохранитель.

Умный и сильный. Идеальный противник. Искушает. Но розового куста все же жалко…

Рэми задумчиво кивнул, поправляя плащ, и посмотрел вдруг на дозорного, который явно куда-то спешил, но ждал разрешения говорить. Ох уж эти телохранители, всех держат в страхе.

– Что? – спросил Рэми, когда маг растворился в воздухе. – Так и будешь молчать? Ты ведь не просто так сюда полез.

– Мой архан… мы бы пошли к вашему брату… да…

– Да что?

– Он под домашним арестом, – Рэми похолодел. – Да и что он сделает… мой архан, наш дознаватель! С ума сошел… совсем! Кричит, рвется, мы его связали, но боимся… это так похоже на то, что с той служанкой.

– А что с той служанкой? – на время забыл о брате Рэми.

– Ее тоже связали, так она как-то вырвалась и сама себе вены… Как бешенный зверь… Архан, говорят, вы самый сильный целитель, умоляю… ради вашего брата, который так ценит дознавателя, умоляю, гляньте на него, может, вы что-то сможете сделать! Жалко же мальчишку… молодой еще, глупый совсем, пожить бы мог. Да и Арман как узнает, нам всем не спустит. Пощади, архан! Старшой в гневе страшен, никто из нас не хочет служить в деревню!

– Ты о Майке? Хорошо, посмотрю, – сразу согласился Рэми, пожалев, что по глупости влез в эту драку и растерял так много сил. – Веди.

В подвалах замка было гораздо холоднее и спокойнее. Пахло сыростью и растущим по стенам зеленым грибком, пол под ногами был покрыт тонким слоем воды, а где-то из глубины слышался похожий на рев крик.

– Жив еще, – с явным облегчением выдохнул дозорный.

Рэми не ответил. Ему больше не нужен был проводник: он безошибочно нашел нужную дверь и на ходу убрал щиты, впуская в себя чужую боль. Крикнул что-то за спиной дозорный, Рэми вошел внутрь небольшой коморки и сразу же почувствовал, тяжелую ауру недавней смерти. На лежавшее на каменном ложе тело он даже не посмотрел, лишь осторожно оттолкнул стоявшего перед ним дозорного, требуя пропустить. На слова сил уже не хватало.

Светловолосый дозорный обернулся, возмутился на миг, но, узнав Рэми, низко поклонился, давая дорогу…

Майк сидел на полу, взъерошенный, злой, и не похожий сам на себя. Он забился в угол, смотрел на всех глазами раненного зверя, и то рычал, то скулил, а с губ его сбегала по подбородку розоватая пена… плохо, очень плохо… но Рэми пропустил через душу чужой ужас, улыбнулся ласково, протянул ладони к раненному зверю.

– Не бойся, – прошептал он.

Майк зарычал, рванулся в путах, выкрикнул что-то на незнакомом языке, глаза его сверкнули в полумраке подземелья, и Рэми вновь повторил:

– Не бойся!

Это зверь… просто раненный зверь… раненный и напуганный, стремящийся к смерти, как к единственному спасению. И нет в этом теле человеческого разума, быть не может. Но Рэми с детства умел обходиться с любым зверьем. Он просто забылся… себя забыл, всех забыл. Опустился на корточки, позвал ласково, вплетая в слова целительную магию:

– Иди ко мне…

Майк повиновался. Нехотя, все так не переставая рычать. Упали на землю его путы, вздохнули за спиной дозорный.

– Иди ко мне…

Майк опустился на четвереньки. Посмотрел в глаза, чуть заразив безумием, и его ужас все тек, тек через Рэми ровным потоком… но не души не трогал. Это не его эмоции. Не его и не Майка. Это навязанное извне, чужой магией…

И Рэми распахнул душу, улыбнулся, протягивая к зверю руки, и вновь позвал. Даже не шевельнулся, когда Майк подошел ближе, потерся щекой о его пальцы и… вцепился зубами в запястье… Раненный зверь, напуганный и беззащитный…

Рэми звал и звал, а зверь в облике человека неуверенно подполз ближе… приластился к ладоням, замурлыкал почти и подчинился короткому приказу:

– Отдай мне это…

Легло в ладонь Рэми что-то маленькое и прозрачное, сомкнулись сами собой пальцы, и в глазах Майка быстро начинал возрождаться разум… А Рэми… Рэми вдруг стало жарко… и так страшно…

– Проклятие! К принцу беги, – выкрикнул за спиной дозорный. – Все вон отсюда!

И сразу же едва слышное:

– Арман нас теперь точно убьет…

***

Виссавия проснулась на руках брата. Удивленно посмотрела в синие глаза Радона, села на мягкой прибрежной траве, и, посмотрев, как серебрится лунный свет на волнах озера, тихо спросила:

– Зачем?

Вокруг было тихо и на удивление спокойно. Цвели у озера, кидали в воды лепестки розы, мягко шелестели за спиной березы, струилась меж стройными стволами тропинка.

– Красиво у тебя, – улыбнулся Радон. – Не всегда так было… в последний раз, когда я приходил в твои чертоги…

– Зачем? – переспросила Виссавия.

– Чтобы ты не утопила свой клан в боли, – ответил Радон.

Виссавия промолчала, удобно устроилась в объятиях брата и взглядом нашла Рэми. Вздрогнула, прошептала:

– Он…

– Жив. И будет жить, пока живет Миранис. А принц моей Кассии… принц, увы, проживет недолго. Но твоему Эррэмиэлю не обязательно за ним идти.

– Нериану!

– Разве это важно? – усмехнулся Радон.

– Неважно, – согласилась Виссавия. – Я слушаю тебя, брат.

Мираниса ей не было жаль, но Нериана она так просто Айдэ не отдаст.

8. Миранис. Телохранитель ​

Раньше, чем Майк успел понять, где он и зачем, кто-то толкнул его в стену, грубо, безжалостно, так, что кости хрустнули. Пахнуло силой, невыносимо, подхватила невидимая волна, повела по кладке до низкого потолка… и только тогда Майк понял, кто его мучит… и глазам своим не поверил.

– Не надо, мой архан… прошу, пощади…

Он не знал, что он натворил. Не знал, почему его темные глаза полыхают гневом, не знал, почему белые манжеты на его руке испачканы кровью и почему в этом подземелье нет никого… кроме них и лежавшего на ложе трупа.

– Не надо… мой архан… умоляю… – едва слышно выдохнул Майк, и невидимая волна потянула его вниз, к полу, почти мягко. А Рэми оказался рядом, сжал шею Майка тонкими пальцами, прошипел:

– Не надо, говоришь? – и добавил, с искренним удивлением ребенка: – Почему?

Майк нервно сглотнул, глядя в бушевавший в глазах телохранителя огонь магии. Боги, что он натворил… и прочему Эррэмиэль так разошелся… что?

И вопрос утонул в алых пятнах, когда телохранитель начал мучительно медленно сжимать пальцы.

***

Интересно, знал ли отец о той унизительной порке? Знал, почему наследник сидит на своем троне выпрямившись, почему не то, что пошевелиться, дыхнуть лишний раз боится? Если знал, то зачем позвал на эту аудиенцию? А раньше как-то не особо звал… А теперь заставил тут сидеть, да еще и посматривал изредка. Так посматривал, что Миранис понял: отец в гневе. За то, что он сделал Рэми?

Что в этот Рэми такого, что даже отец его любит? Впрочем, Миранис знал, что… и вновь сделалось стыдно.

Все было как всегда. Скучно. Входил очередной проситель, склонялся перед троном, говорил, говорил. Просил. О разных вещах просили. Кто-то о том, чтобы освободить от налогов, ведь зерновые в этом году выжжены засухой. Кто-то о разрешении продать родовые земли, кто-то с просьбой о браке…

Кого интересует, на ком женится глаза лесного рода? Точно не Мираниса. Он и жениха не знал и знать не хотел, и его невесты…

«Ты бы внимательнее был к людям, – вмешался внезапно тихий голос Кадма. – Ты знаешь, что отец жениха один из самых влиятельных людей в совете, и один из самых богатых? Знаешь, что женить сына он хочет, чтобы подмять по себя обнищавший серейский род, у которого единственное богатство это их земли? Плодотворные и могущие принести огромную прибыль».

«Но почему-то не приносят».

«То, что глава рода дурак, у которого нет сыновей, а одна лишь не слишком красивая и не слишком умная племянница, не повод позволять одному сильному роду съесть другой, временно менее сильный. Твой отец это знает… хорошо бы, чтобы и ты понял».

Миранис не понимал этих заморочек. Скользил взглядом по выложенному из синего камня нефу, по стройным, удерживающим переплетение арок, колоннам, по алому закатному свету, лившемуся сквозь окна и думал только об одном… о Рэми. И совесть плакала горючими слезами… Рэми был единственным, кто восстал против этой порки. Единственным, хотя мог бы и сам взять кнут. С полным правом.

И боль… боль в его глазах, когда он выкрикнул те слова после порки. Н-да… его душа, пожалуй, болела больше, чем спина и гордость наследного принца.

И все почему?

И все потому, что Миранис поддался яду проклятого заговора. Но кто же мог знать, что это Лера такой змеей… и кто бы мог знать, что глупая слабость… так круто Миранису аукнется. Миранису, даже не Рэми. Ибо самое плохое, что могло случиться с принцем – потерять доверие собственного телохранителя.

Но другим Мир в этом не признается.

«Слушай!» – вмешался вдруг Кадм, и, вынырнув из задумчивости, Миранис вдруг увидел виссавийского посла. В неизменном балахоне, который скрадывал его фигуру, укутанный синей, казавшейся невесомой, тканью до самых глаз, виссавиец неожиданно изящно склонился перед троном и тихо, певуче сказал:

– Нижайше прошу об аудиенции для хранительницы Виссавии, мой повелитель.

Хранительницы? Миранис никогда не видел их, но много слышал. Три великие слепые, носительницы воли виссавийской богини, они редко опускали границы не только клана, но и своего замка, и повиноваться им, говорят, должен был даже сам вождь. И тут, в Кассии?

А отец будто и не удивился даже. Милостиво улыбнулся и, будто не сомневаясь ни на мгновение, ответил:

– Я с удовольствием приму великую хранительницу в своем замке, посол. Завтра на рассвете.

– Прошу так же, чтобы ваш наследник присутствовал при этой встрече. Без телохранителей.

– Телохранители обеспечивают нашу безопасность, хранитель вести.

– В присутствии нашей хранительницы вам не нужно беспокоиться о безопасности, мой повелитель, – аккуратно, будто до конца не веря в свои слова, ответил посол. – Да и ваших телохранителей, мой повелитель, будет достаточно. Хранительница Виссавии сказала, что ты поймешь суть ее просьбы.

И Деммид понимал, как и Миранис. «Тогда разговор точно будет о Рэми, – мысленно вмешался Кадм. – Ох, Миранис, доигрался ты. Потребует богиня своего наследника в Виссавию, и тогда мы ничего не сможем сделать».

«Рэми принадлежит мне».

«Когда это он тебе принадлежал? – ударил издевкой Кадм. – А если Рэми окажется в своей Виссавии, не знаю, сможем ли мы у него выпросить договор с Кассией. А ведь именно союз с Виссавией поддерживает временно слабую власть твоего отца. Или ты забыл, что войска в руках советников? Казна у них же?»

«И кто в этом виноват?» – огрызнулся Миранис.

«Может, наследник, который вместо того, чтобы помогать отцу, долгие годы бегал по кабакам? Да и сейчас не сильно-то стремится вмешивать в «нудную» политику? Ты не знаешь, что власть повелителя держится на власти его приближенных? Соратников? И когда повелитель привлекает их к союзу богатыми подарками, наследник походя дерется в таверне с сынком южного рода, да так, что чудом его не убивает. А, что хуже – прилюдно унижает».

«Но он забавно смотрелся в бабском платье», – усмехнулся Миранис.

«А его отец забавно смотрелся в гневе, когда чуть было не вывел свои войска из столицы. И был бы бунт. И почему? Потому что кому-то пришло в голову слегка поразвлечься. Миранис, ты когда-нибудь повзрослеешь?»

Миранис и сам понимал, что пора игр закончилась. Завтрашняя встреча тревожила душу тревогой, а еще больше – предстоящий неприятный разговор. С Рэми придется говорить. И даже, пожалуй, извиняться, а Миранис не извинялся никогда. И не думал, что придется.

Виссавийский посол уже вышел, и аудиенция, на счастье, должна была закончиться. И Миранис поддался вперед и чуть зашипел, сразу же вспомнив о своих ранах. Но жаловаться остерегся – знал, что не поможет. Знал, что придется выдержать до утра…

Знал, что и заслужил. И потому молчал. Уже хотел встать с трона, попрощаться с отцом и уйти, наконец, в свои покои, как что-то незаметно изменилось. Появился перед троном дозорный, упал Миранису, не повелителю, в ноги, и вскричал:

– Мой принц! Прости, прости!

– За что? – холодно прервал его Миранис.

– Твой телохранитель… он с ума сошел… мы не знали… что оно заразно. Видят боги, не знали! Мой принц, прошу… прошу, он замок разнесет в этом безумии… а потом, если не остановишь… та дура же себе вены перегрызла… как животное… боги, целитель судеб!

Миранис уже не слушал, незачем это было слушать. Он поднялся, не обратив внимания не жжение с спине, сошел по ступенькам, и на миг порадовался, что предусмотрительный Кадм приказал дозорному убраться с дороги. Рэми сошел с ума… сошел с ума…

Мысль билась в голове раненной птицей, принц встал на синюю дорожку ковра в центре нефа, раскинул руки и позвал.

– Иди ко мне, мой целитель судеб. Иди…

И послал мягкую волну магию. Не вспугнуть. Не усилить безумия… просто позвать, ласково, как ребенка. Притянуть к себе связывающими их узами, скинуть щиты, забыть обо всем на свете, кроме сгорающей в огне магии души… Родной души… И залить все вокруг мягкой радостью, когда Рэми откликнулся. Услышал…

– Иди ко мне, иди…

Ударило в стены тугой волной, полетела на пол каменная крошка, взвились алым вихрем оконные стекла и осыпались вокруг светящимся водопадом… Алый закат ворвался внутрь, покрасил все в цвет крови, но Миранис не видел и не замечал ничего, кроме появившейся в дверях, охваченной синим огнем, фигуры.

Вот ты и пришел, мой Рэми…

Сказал что-то дозорный и заткнулся, явно подчиняясь приказу Кадма, а Миранис с трудом удержал нервную дрожь. Таким он Рэми не видел никогда. Боялся увидеть, хотя недавно так страстно к этому стремился. Рэми был сломленным, безумным, с горящими силой глазами. Опасен, смертельно опасен для всех в этом замке, и если сорвался, то приводить его назад будет сложно, если не невозможно… но это был не срыв.

Руна на его лбу полыхала так, что слепила, синие потоки магии овивали его мягкой дымкой, спадали с его одежд светящимся шлейфом, струились по сапфирному полу и убегали в аркады под колонны. Рэми смотрел на своего принца, и в глазах его билась печаль. Опять хочет умереть? Уйти за грань, откуда манит покой… Миранис знал, как манит. Но отпускать телохранителя не был намерен. Как и дать ему и дальше упиваться безумием.

– Или ко мне! – позвал он, на этот раз твердо и холодно.

И Рэми шел… зачарованный улыбкой своего принца, его протянутыми руками. Шел… туда, куда тянули его узы богов, шел, скидывая на ходу щиты и одурманивая Мираниса своей печалью, болью, ядовитой сладостью своего безумия. Боги… знакомо, как же это знакомо, но Миранис отогнал опасное узнавание. Он дышал сейчас за двоих, жил за двоих, чувствовал за двоих, окутывая телохранителя своим спокойствием.

Иди… иди же…

И израненный, уставший безумец упал перед принцем на колени, ударил разбитыми в кровь руками в пушистый ковер и тихо прошептал:

– Мир… Мир…

Дрожит? Истекает на ковер черной, едкой болью. Миранис сжал зубы: не Рэми болью. Все это было не его, навязанным, ненастоящим. А, значит, достаточно легко устранимым. Надо только понять как.

Попросить бы помощи у отца, телохранителей, но Миранис откуда-то знал: это его битва. И идти ему в эту битву самому.

– Мой принц… мой принц… – шептал, почти плакал от ужаса, Рэми… – Отпусти.

– Нет, – тихо ответил Миранис, заметив на руках своего телохранителя кровь. Его, чужую ли, разбираться будем позднее. Опустился перед Рэми на корточки, обжигаясь силой телохранителя, положил ладонь на его плечо. И сказал:

– Чего ты так боишься, друг мой…

– Ты все равно ненавидишь… отпусти! – умолял Рэми. – Пожалуйста!

А Мир смотрел на своего телохранителя и начинал понимать, что нет, не отпустит. Как бы тот не просил. Никогда не отпустит. И никогда больше не предаст…

– Неправда. Я никогда тебя не ненавидел. Чего ты боишься, Рэми…

Спросил и в очередной раз понял, что телохранитель и сам не знает ответа. Не его все это, навязанное. Вопрос только, кем и чем. Миранис опустил руку, оглядывая коленопреклонного Рэми. Что его так напугало… опущенный в ковер взгляд, мокрые от пота пряди, упавшие на лицо, пропитавшая манжеты кровь и сжатые до судороги пальцы.

– Рэми… – сказал Миранис. – Покажи мне свои ладони.

Ранен, руки разбиты в кровь, но о ранах потом думать будем.

– Мой принц… – содрогнулся Рэми, будто этот приказ напугал его еще больше.

Да куда уж больше? Рэми трясло, по его щекам подобно слезам бежал пот, и побледнел он аж до серости. Но Миранис и не собирался сдаваться.

– Покажи свои ладони, целитель судеб, – твердо приказал он, подкрепляя на этот раз приказ магией.

И Рэми повиновался, не мог уже не повиноваться. Медленно, как сквозь силу, открыл ладони, и в пятнах крови Миранис вдруг увидел на одной из них сделанную из горного хрусталя статуэтку Анэйлы. Где-то он уже это видел… видел…

И рука сама потянулась к статуэтке, но одернул голос Виреса: «Не трогай. Прикажи ему положить амулет на ковер. Мой принц, слушай, что я тебе говорю… если возьмешь, перетянешь на себя его безумие. Пусть положит амулет на пол, этим ты разбудишь его разум».

И Миранис вздохнул, вспомнив вдруг, что они тут не одни, просто пока им никто не осмеливался мешать. И приказал. И в тот же миг, как статуэтка застыла на ковре чистым кусочком льда, взгляд Рэми начал обретать смысл. Только ужас никуда из него не делся… Рэми смотрел на свои ладони, и глаза его темнели от боли…

– Майк… я убил Майка…

Майк это тот дозорный? Миранис дернул плечами… дозорные воины, умирают они, увы, часто. В тех же волнах нечисти с десяток какой потеряли и еще одного высшего. А все ради чего? Ради того, чтобы отвлечь Армана от Рэми.

Одним больше, одним меньше.

– И? – спокойно спросил Миранис, поднимаясь. – В приступе безумия? Кто тебя в этом винить будет?

«Идиот!» – одернул его Кадм, и раньше, чем Миранис понял, что натворил, взгляд Рэми начал вновь наполняться мукой и безумием.

Принц шагнул к телохранителю, понимая, что на этот раз все серьезнее как-то, страшнее, что это гораздо больше похоже чем раньше на срыв, но Рэми отшатнулся. Дернулся вдруг и метнулся из вороха одежды белоснежным зверем.

– Рэми! – выкрикнул Миранис, но телохранитель уже летел в дверям. И почти добежал, но вмешался Вирес. И Рэми подхватило синим потоком, метнуло к ногам принца и ударило о пол так, что даже у Мираниса кости заныли.

Но опять же… о ранах потом будем думать, а пока…

Бросив злой взгляд на телохранителя отца, Миранис подошел к жалобно мяукающему зверю. Он никогда не видел своего телохранителя в иной ипостаси. Ирбис. Огромная белоснежная с черных пятнах кошка. Изящная и прекрасная… если бы не кровь на передних лапах. И все же он ранен. Его телохранитель. Его целитель судеб. Кто-то, кто совсем не умеет и не хочет учиться убивать, только долго ли ему удастся быть добрым? Миранис постарается, чтобы как можно дольше… теперь уж, видят боги, постарается.

– Рэми… – прошептал Миранис, почувствовав вдруг странный приступ жалости.

И к сильному человеку, магу, который оказался вдруг таким хрупким, и к себе самому, что не понял… не оценил. В очередной раз. И ранил глупыми словами… Кадм прав, идиот.

Вновь заныла спина, но боль та уже была не карой, благословением. Он заплатил. Чем будет расплачиваться Рэми за случайное убийство, думать не хотелось. Но долго страдать своему телохранителю Миранис не даст. Теперь уже не даст.

Мяуканье становилось все тише, в золотых глазах кошки плескалась печаль, и у Мираниса вдруг перехватило дыхание. Он никогда не ценил жизни, ни своей, ни, тем более, чужой, но терять Рэми не хотел. Никого из телохранителей. И вдруг показалось ему, что он очнулся от продолжительного, мучительного сна. Что все последние седмицы были частью какого-то абсурдного кошмара… но, увы, не были.

Вздохнув, Миранис сел прямо на ковер рядом с Рэми, положил ладонь на холку насторожившейся, вдруг зарычавшей кошки, пропуская пушистую шерсть меж пальцами. Это неф казался таким неуместно огромным… им бы в его кабинет. В благословенную тишину, где их никто не услышит. Им бы вернуть те зимние вечера, когда они долго говорили… о глупостях говорили. Рэми рассказывал о своем лесе, о том, как живут рожане, Миранис – о богатых наследниках, что вечно творят глупости…

А сам он, что, лучше? Богатый, тупой наследник трона Кассии.

– Мы не всегда отвечаем за то, что творим, Рэми, – начал он. – Помни, твоя смерть и твое безумие принесут нам больше беды, чем смерть любого из нас. Тебе придется жить и придется быть сильным, как бы это не было… тяжело. Я знаю, что тяжело. Очень… Но чтобы не произошло, я буду рядом. Я буду на твоей стороне. И я всегда тебя пойму… всегда поддержу.

Пламя заката отражалось в глазах Рэми, румянило его шкуру, и Миранис вздохнул, понимая, как глупо звучат его слова, неправдоподобно после того, что было раньше… но щиты были спущены, и Рэми больше чувствовал, чем слышал… И кошка вдруг замерла, чуть повела головой, подставляя уши под ласковые пальцы, и золотистый взгляд ее смягчился, хоть под лапами все еще собиралась на синем ковре темная лужа. Потом… потом об этом будем думать.

Зверем Рэми, пожалуй, добрее будет, открытее.

– Ну я знаю, что дурак. Знаю, что ты мне больше не веришь, – улыбнулся Миранис, и Рэми вопросительно мяукнул. – Знаю, то, что я тебе сделал – непростительно. Но… я понял, понял, Рэми, честно, я все понял… ты, главное, ломаться не думай, а?

Ирбис посмотрел как-то странно, лизнул руку Мираниса, и Мир тихонько засмеялся:

– Ну, ну, даже ты бываешь на диво покорным. Стоит тебе только увидеть слабость твоего принца. Ах, Рэми, Рэми, почему ты так любишь жалеть бедных и несчастных? Почему ты безжалостен с теми, кто несет свою ношу стойко? Думаешь, сильным ты не нужен? Глупый, ты всем нужен. А теперь будь хорошим зверем, покажи, что там у тебя с лапами…

Миранис потянулся к передним лапам зверя, но Рэми зарычал, не позволяя дотронулся до ран. Боги, как же они все же похожи! Миранис дернул плечами, напомнила о себе боль, и принц вдруг понял, что они оба себя наказывают. Вот так, болью… но достаточно ли это наказание? И для Рэми нет, и для Мираниса – нет, а, значит, наверное, все это бессмысленно. И завтра будет вновь мучительно больно за содеянное.

Миранис смотрел на своего телохранителя и понимал, что он действительно идиот. Вспомнил вдруг, как увидел в первый раз Рэми. В лунную, самую долгую ночь в жизни Мираниса. Поздней осенью, сыпавшей вокруг листьями. Тогда стоял Рэми на поляне, бледный, больной, не умеющий пользоваться магией, и неумело пытался спасти принца от нечисти.

И спас же… не зная, кого спасает, рискуя собственной шкурой. Спас. И когда поперся на верную смерть против Алкадия, спас. Не раз спасал… и сейчас побежал бы спасать, забыв обо всем… даже о тех постыдных побоях.

– Прости, Рэми… – прошептал еще раз Миранис, и огромный зверь попытался вдруг подняться и упал на ковер. Лапы его уже не держали, добегался. Мяукнул едва слышно, и зарычал, когда за ним появился разгневанный Тисмен:

– Знаешь ли, Рэми… – сказал зеленый телохранитель раньше, чем принц успел догадаться о причине его гнева.

Тисмен толкнул к Миранису напуганного, но живого Майка. Дознаватель не устоял на ногах, упал на колени, прямо рядом с Рэми. Посмотрел на принца, потом на ирбиса и прохрипел, сразу же забыв о страхе:

– Мой архан, ваши руки…

И откуда он только знает, что это Рэми? Но об этом думать принц не хотел. Он злился. Видят боги, злился, на себя, на своего телохранителя, на всех, кто наблюдал за его слабостью.

– Живой, видишь! – отрезал Миранис. – А ты тут так распереживался! – принц распереживался, что еще хуже. – Давай, превращайся обратно и заканчивай чудить!

Рэми вздохнул едва слышно, превратился вновь в человека, и в тот же миг Тисмен прикрыл его своим плащом, сказав принцу:

– Я отведу его в твои покои и приготовлю, мой принц… ты понимаешь, что нам надо серьезно поговорить.

– Понимаю, – кивнул Миранис, поднимаясь. – Иди.

Наткнулся на взгляд отца и вздрогнул. Показалось или же во взгляде Деммида на самом деле мелькнула гордость?

Спина как жжет… А до рассвета еще так далеко…

«Теперь ты, наконец, понял, зачем тебе дали власть над телохранителями? – спросил вдруг Кадм. – Не совсем для того, чтобы над ними измываться. Не для того, чтобы они тебе служили».

«А чтобы служить вам…» – горько ответил Мир.

«Опорой. Чтобы быть нам опорой, Мир. Мы ведь тоже люди, и можем ошибаться. Даже твой блажной и такой идеальный с виду целитель судеб. А что люди этого не знают…»

И Миранис вдруг понял, что ему все равно, что люди этого не знают. Ему нужно лишь, чтобы Рэми это знал, как и другие телохранители. Знали, что если кому-то из них снесет крышу, Миранис сделает что нужно сделать. А не будет тем ветром, которую эту крышу и снесет.

Он встретился взглядом с Кадмом, улыбнулся горько и вернулся на трон.

Спина болела уже невыносимо, но ее боль казалась… далекой и какой-то притупленной. Миранис смотрел на пустой теперь неф, а видел усталого, сломленного Рэми у своих ног. И только сейчас почувствовал, как опустилась на его плечи огромная ответственность. Он, разбалованный и изнеженный принц, держит в руках судьбы самых сильных магов Кассии.

Усмешка богов. Жестокая и беспощадная.

«Я понял, – сказал он Кадму. – Видят боги, я понял. Допроси Майка».

«Да, мой принц», – ответил Кадм и вышел из-за трона.

***

Рэми и Тисмен исчезли из залы, и только тогда Майк почувствовал, что был недопустимо дерзким. И это перед повелителем и наследником! Похолодел, повернулся лицом к трону и упал на колени, дотронувшись лбом ковра. Повелителя он видел изредка и на огромных празднествах, и только находясь или в толпе придворных, или среди дозора. Но аудиенции не удостаивался никогда, да и не хотел удостаиваться.

Он побаивался Деммида. Самый сильный в Кассии маг, носитель Нэскэ, повелитель подавлял своим величием. Когда он проходил меж придворных, маги едва не падали на колени под тяжестью его силы, одного его слова хватало, чтобы любого лишить власти, любого вогнать в путы немилости, и, хотя и ходили при дворе слухи, что власть его покачнулась, что совет все больше поднимает голову, а вместе с ним и сильные роды Кассии, но… Майк знал иное.

Он знал, что отец его, хоть власть его и сильна, а повелителя злить побаивается. Знает, что друг отца, глава серейского рода, пошел против Деммида и потерял голову несмотря на всю кажущуюся власть. Знал и что недавно сильный серейский род вдруг начал хиреть. Сын казненного и наследник сломал шею, упав с лошади. Дочь, прекрасная и гордая, соскочила с крыши, не захотев выходить замуж за брата Майка.