Текст книги "Телохранитель (СИ)"

Автор книги: Анна Алмазная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

– Вы хотите, чтобы он жил? – тихо спросил он. – Вижу, что хотите. Потому сделаете так, как я приказал. Когда Арман проснется, доложите. Упустите его, и я не гарантирую, что смогу сохранить ему жизнь. Понимаешь? Понимаешь, что лучше ему остаться в своих покоях?

Судя по глазам, еще как понял.

– Да, мой архан, – поклонился дозорный. – Наш старшой не выйдет из своих покоев, пока мы не получим иного приказа.

Но на этом Кадм останавливаться и не собирался:

– И с родом своим не свяжется. Ни он, ни его хариб. Мы ведь не хотим бунта, не так ли?

– Как прикажешь, телохранитель, – вновь поклонился дозорный, хотя в глазах его застыло осуждение. Но приказ выполнит, а с остальным Кадм потом разберется.

И когда Нар и дозорный исчезли из покоев Лерина, Кадм выдохнул с облегчением:

– Хоть кто-то в этом замке понимает, что делает. Лиин, подойди!

Юноша, до сих пор не отходивший от своего архана, испуганно встрепенулся, но подчинился. Подошел, молча поклонился телохранителю, застыл в ожидании приказа, только в глазах его светилось глухое упрямство. Вылитый архан, свободолюбивый и непокорный.

– Приведешь сюда дознавателя, Майка.

Лерин хмыкнул, Миранис скептически пожал плечами, но Кадм знал, уже давно знал, как правильно разговаривать и с Рэми, и с его харибом. И совсем не удивился, услышав:

– Я хотел бы остаться с арханом.

– А я хотел бы, чтобы о том, что тут произошло, знало как можно меньше людей. Потому ты пойдешь и приведешь сюда Майка, пока твой архан поспит под нашим присмотром.

– Мой архан не доверял вам, – аккуратно ответил Лиин.

И Кадм это знал. Ой как знал! Сжал зубы, но ответил как можно спокойнее:

– Посмотри на меня, Лиин. Я скажу раз и повторять не буду – я не одобряю того, что сделал Миранис. И не позволю этому повториться.

– Кадм! – выдохнул Мир, а Лиин осмелился поднять на Кадма чистый, печальный взгляд, улыбнулся мягко, спокойно, сказал:

– Да, мой архан, – поклонился и вышел. А Миранис, вдруг сник как-то. Посмотрел в серый ковер и сказал:

– А что теперь? Арман отказался быть старшим дозора. Из-за меня… Он и род свой может бросить…

– И забрать Рэми в Ларию, – усмехнулся Кадм. – Там, где до сих пор силен клан их отца. Теперь ты начинаешь понимать, что натворил? Самого сильного союзника ты, Миранис, твоими собственными руками, сделал врагом. Даже двух, потому что вернуть доверие Рэми тоже теперь будет сложно.

– Просто подчисти Арману память! – прошипел Миранис. – А с Рэми я сам разберусь.

– С Рэми разберемся мы, Миранис. Без тебя, прости, ты уже разобрался. И кому ты собрался чистить память? Арману? Он не высший маг, но глава одного из самых сильных родов в Кассии, и защиту ему высшие делали. Без согласия совета ты к нему даже не подойдешь. А теперь пойди и объясни совету, почему ты избил Рэми и почему мы не можем отдать телохранителя его роду, если он принцу не нужен. А когда ты расскажешь, что Рэми – племянник вождя Виссавии, тебе придется объяснять, почему мы не можем отдать его Виссавии… пока он живой.

– Он мне нужен, – обреченно сказал Миранис.

– Нужен! Ты чуть его за грань не вытолкнул, а он тебе нужен! Даже я тебе не верю!

Миранис поднял голову, посмотрел обреченно, но телохранитель его жалеть не собирался. Слишком сильно впились в память раны Рэми, как и слова Тисмена. И про сломанные ребра, и про мучившую телохранителя горячку, и про то, как Миранис на дежурстве забрал все силы Рэми, оставил собственного телохранителя беззащитным!

Но сейчас Рэми надо отдохнуть, а им – разобраться, что тогда произошло. И как это исправлять.

Кадм открыл дверь, впустил Майка. Дознаватель, худой, веснушчатый и слабый, как физически, так и магически, поклонился сначала принцу, потом каждому из телохранителей. Чуть ожил, посмотрел на него с какой-то надеждой Миранис, а Лерин встал за спиной принца, положив худую ладонь наследнику на плечо.

Не столько поддерживает, сколько молча просит держаться достойно, хотя бы перед дознавателем.

– Рассказывай, – потребовал Кадм.

Майк посмотрел неуверенно на Мираниса, покраснел слегка, но осмелился все же сказать:

– Я прошу прощения, но наследнику будет неприятно это слышать. Думаю…

– Рассказывай! – оборвал его Кадм. – Думать оставь нам.

– Да, телохранитель. Прости меня, принц, но я должен это сказать. Пару седмиц назад во дворце начали распускать некрасивые слухи. Что наследник слаб, глуп, что на советах не может даже слова мудрого сказать, частенько убегает в город и напивается до дури, спит с кем попало, ест наркотики, что он агрессивен и груб даже со своими телохранителями…

– Да какие же это слухи, – усмехнулся Кадм. – Это же чистая правда…

Миранис побледнел, прикусил губу, но ничего не ответил. На его счастье. А Майк вздохнул едва слышно, но продолжил:

– Говорили так же, что новый телохранитель Мираниса совершенен, подобен богам. Справедлив, красив, силен. Высший маг и опытный целитель. Что он может помочь любому, даже самому бедному рожанину. Что он заставил себе служить наемников, да как служить… народ его любит, боготворит, придворные его побаиваются и, увы, уважают, а вот тебя, мой принц…

– Продолжай, мы поняли, – перебил его Лерин, еще сильнее сжав плечо Мираниса.

– Толпой легко управлять, если действовать с умом. Кто-то очень постарался, подпитывая ненависть к нашему принцу и любовь к его телохранителю. Кто-то очень старался, чтобы это все дошло до нашего принца, чтобы он…

– Начал ненавидеть собственного телохранителя, – продолжил Кадм, не собираясь щадить принца.

– Да, мой архан, – поклонился Майк. Докладывая, он все больше смелел, становился более уверенным, и Кадму это даже нравилось. – И не только. Именно в это время в столице начались атаки нечисти, думаю, что Армана хотели убрать из замка, чтобы не мешать изводить Эррэмиэля, – принц едва слышно вздохнул, – мне очень жаль, им это удалось. И наш принц ослабил собственного телохранителя, а вместе с ним – и свою защиту, а Арман не заметил, что происходит с его братом, – хуже, что никто не заметил. – Я думаю, что именно во время дежурства ошеломленного, потому менее внимательного Эррэмиэля в покои Мираниса внесли вот это…

Тисмен молча взял от дознавателя небольшой бархатный мешочек, вышитый непонятными, сложными символами. Развязал завязку, высыпал на ладонь какую-то труху и вопросительно посмотрел на Майка.

– Прости, телохранитель. Наши маги осмотрели это и обезвредили… это подпитывало и усиливало ненависть Мираниса к его телохранителю. Этой гадости было больше…

– Арман… вот что он тогда испепелил, – выдохнул Тисмен.

– Да, мой архан, все остальное мы отдали Арману. Только один человек мог это принести в покои принца. Только одного Эррэмиэля мог не проверить до конца… думаю, что приказу наследника.

– Лера! – выдохнул Миранис.

– Да, мой принц, ваша любовница была той, что старательно подогревала сплетнями любовь к Эррэмиэля и ненависть к вам, думаю, и вам она много не слишком хорошего сказала о вашем телохранителе…

– Но…

– Несомненно, она же принесла вам это, – Майк показал взглядом на мешочек в руке Тисмена, – маги нашли на мешочке отблеск ее ауры. Она же преподнесла вам в тот подарок… после которого… ваш телохранитель…

– Какой подарок? – прохрипел Миранис.

– Который принес ваш хариб незадолго до того, как Эррэмиэля нашли мертвым, мой принц. Шкатулка, которая стояла на вашем письменном столе. Мы не знаем, что было внутри, но от нее так несло магией… удивительно, что Эррэмиэля позволил ее открыть.

Какое там удивительно… едва живой, избитый и без магии. Как он на ногах-то держался! И, вопрос, зачем?

– Где Лера? – тихо поинтересовался Кадм.

– Мы ее ищем, мой архан. Боюсь, на данный момент мы больше ничего не знаем. Мы не знаем, что было в шкатулке, мы не знаем, что произошло в кабинете принца и кто убил Эррэмиэля. Мы не знаем, почему этот кто-то пощадил Мираниса. И, сказать по правде, я не уверен, что мы долго сможем укрывать смерть телохранителя. Замок гудит от слухов. Наши люди стараются пресечь сплетни, но, мой архан… ты же сам знаешь, каков наш двор.

Кадм еще как знал. И даже доверял этому тщедушному с виду, но сообразительному и, что самое главное, верному дознавателю.

– Хорошо, я покажу тебе что-то, Майк, – перебил его Кадм. Подвел Майка к кровати, отогнул тяжелый полог и показал ему спящего Рэми… дознаватель побледнел, выдохнул едва слышно, прошептал:

– Хвала богам!

И тут же добавил:

– Могу я ему задать пару вопросов, когда он проснется?

– Сможешь, – ответил Кадм. – Я позову тебя.

– Я буду готов, телохранитель… его брат…

– Его брата оставь нам. И продолжай расследование, пока без него. А так же… ты ведь понимаешь, что о смерти Рэми лучше не распространяться?

– Да, мой архан. Я все понимаю.

– Тогда дай руку.

Майк подчинился и едва слышно зашипел, когда Кадм коснулся татуировок на его запястьях. Но новые знаки воспринял с удивлением и благодарностью:

– Ты можешь допрашивать любого, Майк, любой должен тебе подчиниться. Найди мне того, кто это сделал.

– Да, мой архан.

И когда Майк вышел, Миранис тихо просил:

– Дальше что?

– Дальше мы ждем, пока Вирес вернется с дежурства, – холодно ответил Кадм. – Мы же не можем наказывать наследного принца и его телохранителя.

И в ответ на удивленно-ошарашенный взгляд Мираниса спросил:

– А ты, прости, что думал? Что мы сейчас все возьмем и забудем?

***

На улице воцарилась жара, а в замке было тихо и прохладно. Майк уже почти вышел во двор, как его окликнули:

– Мой архан.

Оглянувшись, Майк увидел толстого и неуклюжего рожанина, судя по вымазанной в муке одежде – повара, и дал знак идущим позади дозорным остановиться.

– Чего ты хочешь?

– Ну… – выдохнул повар, сминая в руках какой-то берет. – Ну… мой архан… та коморка… там мои вещи… я знаю, что их мало, а зайти не могу… боюсь… и не дают… там так, так… жутко как-то…

– О какой каморке ты говоришь? – прервал его Майк. – И почему осмеливаешься останавливать меня по таким пустякам…

– Наверное, о той, где мы вчера нашли девушку, мой архан, – отозвался один из дозорных. – Странная она была. Будто сумасшедшая, хотя люди говорили, что раньше ничего за ней такого не замечали. Ее связали и послали за дозором, так она не только веревки на себе разорвала, но и умудрилась вены перегрызть… как животное. Вся в крови там лежала…

– Арману его показывали?

– Старшому да, – сказал дозорный. – Но Арман тоже сам не свой был… а потом как к принцу пошел, так…

И добавил уже мысленно:

«Под домашним арестом он. Сказано никуда не выпускать, не давать ни с кем разговаривать. Слухи ходят, что это из-за брата… что убили его… ты как сам-то думаешь?»

«Жив Рэми, – ответил так же мысленно Майк. – Сам его только что видел, в покоях телохранителя. И людям это передай. Арман же успокоится и вновь вернется к службе, не сомневайся. Дай ему только время, и проследи, чтобы слухи те утишить».

– Подожди со своей каморкой, – сказал он вслух и кинул повару пару монет. – Я сам ее осмотрю.

И передумал идти в город.

7. Рэми. Возмездие

В каморке ничего интересного не нашлось, и Майк спустился в темные подвалы замка, куда перенесли тело служанки. Небольшая голая комната, с влажными, каменными стенами, где на невысоком ложе лежало нечто, что вчера было живой, наверное, достаточно красивой девушкой. Светлые, теперь выпачканные в крови волосы, гибкая еще фигура, тонкое, перекошенное безумием лицо и кровь… кровь на ее серой, грубой тунике, на подбородке, на разорванных зубами запястьях.

Майк осмотрел руки служанки, провел пальцами по ее одежде, собирая отголоски ужаса, желание убежать, туда, где уже никто, никогда… статуэтка Анэйлы на ее шее. Вздрогнул, сорвал амулет с мертвого тела, сжал в пальцах и… дальше… дальше он уже не помнил.

Рэми проснулся, когда свет солнца уже стал интенсивнее, темнее, а тени заметно удлинились. Проснулся завернутый в плащ брата, в незнакомых покоях, и в первые мгновения не поверил, что ничего не болит, что нет предательской слабости, к которой он, сказать по правде, уже начал привыкать.

Дивные покои. Серый балдахин над кроватью, серебро простой вышивки, задернутый неплотно полог, и пробивавшийся через щель свет солнца… А еще запах мяты… знакомый запах…

Рэми медленно сел на кровати, и в тот же миг раздались за пологом шаги и знакомый до боли голос холодно спросил:

– Проснулся? Вовремя!

– Лерин, – удивленно протянул Рэми.

Заклинатель всегда держался холодно и отчужденно. Единственный из телохранителей принца, кого Рэми не мог назвать даже приятелем, а уж точно не другом. И единственный, кому до боли хотелось сказать «да, мой архан», хотя они были и равны. И уж точно ему было опасно и как-то не хотелось дерзить.

Высохший, со всегда выпрямленной спиной, скупой и на слова, и на жесты, Лерин, казалось, всегда и на всех смотрел с легким презрением, в особенности на нового телохранителя, который все делал не так.

– Почему я здесь? – спросил Рэми, когда Лерин отдернул полог балдахина. И, увидев вырисованные на противоположной стене горы, Рэми, наконец-то понял, в чьи покои попал.

Лерина. Того самого Лерина, который до сих приглашать к себе не спешил. Покои, в которых все было холодным и чужим, кроме подошедшего поздороваться пса Мираниса.

Лерин кисло улыбнулся и ответил на полузабытый вопрос:

– Ты совсем не помнишь, мой друг?

Мой друг? Рэми сел на кровати и чуть было вновь чуть было не упал на простыни: голова кружилась, навалилась на плечи слабость, и собственное тело вдруг показалось на диво непослушным.

Но все лучше, чем было еще совсем недавно.

– Выпей, – протянул ему Лерин чашу, и в закатных лучах солнца показалось, что взгляд его слегка насторожен и даже печален. – Пей, это придаст тебе сил, они тебе понадобятся.

– Миранис?

Лерин посмотрел вдруг почти зло и коротко ответил:

– Миранис в своих покоях.

– Я, я… ушел с дежурства? Прос…

– Тебе не стоило на нем вообще появляться, – холодно одернул его Лерин. – Не в таком состоянии. Выпей это и вставай, я позову твоего хариба, чтобы ты оделся. И поешь. Нас скоро позовут.

– Лерин… я…

– Мы не будем сейчас об этом говорить, позднее. Встань… с каждым шагом тебе будет легче.

И это было правдой. Зелье было горьковатым на вкус, насыщенно магией и мгновенно придало сил. Рэми с трудом встал с кровати, радуясь, что от каждого вдоха не рвет теперь в груди болью. И отчаянно боялся спрашивать, как он оказался в покоях Лерина и кто его исцелил. Последнее, что он помнил …

Рэми похолодел и покачнулся, и сразу же Лерин оказался рядом, поддержал и вновь усадил на кровать.

– Странно, – задумчиво сказал он. – Твоя слабость должна была пройти…

Рэми насторожился. Он не знал, что сейчас можно говорить, а что нет, и как многое Лерин знает. Но не спросить Рэми не мог:

– Мир… с ним… он…

Лерин посмотрел внимательно, будто изучающе, и как-то дивно мягко ответил:

– С Кадмом, да, живой и здоровый. Это ты…

Рэми помнил, очень хорошо понял, что он. Ему нельзя сейчас сидеть и ничего не делать, нельзя… пока вновь нет этой проклятой боли. И доверять телохранителям тоже нельзя. А больше всего нельзя доверять Миранису и его заботе, не после того, что было в последние дни.

– Ты слишком много думаешь, Рэми, – сказал вдруг Лерин. – И напрасно, от тебя сейчас все равно ничего не зависит. Из-за того, что ты натворил, решать временно не тебе.

Он натворил?

Рэми не совсем верил, что не зависит, но подчинился. Пока он будет послушным, а потом посмотрим.

Он позвал молчаливого, испуганного чем-то Лиина, позволил себя облачить в обманчиво простой, темно-синий наряд телохранителя, и даже постарался поесть, не чувствуя вкуса еды.

Лиин споил ему еще одну чашу какого-то зелья, смотрел как-то странно, будто-то затравленно, но говорить с Рэми не пытался. Даже мысленно. Будто получил от кого-то ясный приказ, и послушание Лиина чьим-то приказам раздражало еще больше. Послушание, несомненно, другим телохранителям, а их как-то сейчас слушать нельзя!

Рэми еще помнил, как его настойчиво заставляли стать телохранителем принца. Помнил, как этого не хотел. И как Миранис поменял тактику, приманив его не силой, а мнимыми дружбой и уважением. И Рэми поверил… дурак был, что поверил!

Рэми молчал, ел и не осмеливался спросить. Ни где Арман, чей плащ недавно накрывал Рэми, ни кто вылечил его раны, ни кто нашел его в том кабинете. Ни как все это объяснил Миранис. А, может, и вовсе не объяснял. Сказал правду. Только исцелять тогда было зачем?

Молчал и Лерин. Сидел за столом напротив, отщипывал от свежего хлеба небольшие кусочки и смотрел куда-то за спину Рэми, туда, где все больше кутался тенями магический парк и темнело перед закатом небо. Тяжело подошел к Рэми забытый всеми волкодав, положил голову на колени, дожидаясь ласки, и Рэми задумчиво погладил собаку, с трудом вынося это молчание.

Внезапно Лерин резко приказал Лиину:

– Выйди!

Лиин вопросительно посмотрел на Рэми, и, получив разрешение, вышел из покоев телохранителя. А будто Рэми на самом деле кто-то спрашивал! Лиин, может, и спрашивал, а быстро поднявшийся Лерин – нет.

И стоило только двери за Лиином закрыться, как в покоях появился Кадм. Тот самый Кадм, который сейчас должен был быть с принцем.

– Вижу, что вы готовы, – неожиданно сказал он. – Хорошо. Вставай, Рэми, идем.

– Куда?

– Ой, дружок, – издевательски протянул Кадм. – Тебе понравится. Уж не сомневайся.

Зная Кадма, понравится вряд ли. Рэми насторожился, предчувствуя что-то недоброе, но все же повиновался. Его заставили встать и почти втолкнули в ярко освещенную залу.

По вечернему темные лучи солнца были везде… в зеркалах на стенах, на блестящем, медовом паркете. Они лились сквозь высокие, арочные окна, и золото лепнины вдоль потолка сверкало так, что глазам было больно. На миг Рэми ослеп от этого блеска, а когда очнулся, то увидел в зале… всех трех телохранителей, учителя и Мираниса.

Принц был явно чем-то напуган и бледен. И неожиданно молчалив. И смотрел… как же он смотрел… душа Рэми встрепенулась, он шагнул навстречу наследнику, и изумился теплой, радостной улыбке Мираниса. Но сразу же остановился.

Принц рад его видеть? Да вряд ли. Еще недавно Миранис смотрел иначе… когда они были наедине. И притворяться он умеет ой как хорошо.

Рэми сжался весь, предчувствуя беду, усилил вокруг себя щиты, чтобы другие телохранители ничего не заметили, и увидел вдруг, что улыбка принца как-то увяла, Миранис вздохнул, отворачиваясь, и Рэми опять пошел к принцу. Но легла на его плечо тяжелая рука, и Кадм холодно сказал:

– Ты останешься со мной, дружок. Здесь.

– Что тут происходит? – спросил Рэми, еще не понимая, чего от него хотят.

Вернее, отказываясь понимать. Он вновь рванулся к принцу, движимый дурным предчувствием, и замер, услышав мягкий приказ:

– Останься рядом с телохранителем силы.

Учитель? Синеглазый и спокойный, как озерная вода, телохранитель самого повелителя. Всегда аккуратный и терпеливый он был безжалостен на долгих, частых уроках, но так же скор до помощи вне их… только в последнее время Рэми на уроки не ходил и старался не попадаться на глаза Виресу. Не больной и избитый… Но и не выполнить приказа, увы, не мог.

– Смотри внимательно, Рэми, – усмехнулся рядом Кадм.

На что смотреть? Рэми хотел было что-то сказать, но сам не помнил что. С возрастающим изумлением глядел он, как Тисмен молча помогает принцу снять тунику. Зачем?

Миранис равнодушно повел обнаженными плечами, вновь посмотрел на Рэми и усмехнулся. Да что тут…

– Даже тут красуется, – с чуть заметным уважением сказал Кадм. – Посмотрим, как позднее запоет. Его же раньше, красавчика, даже пальцем не трогали. Да и кто бы осмелился?

В горле Рэми пересохло, но он все-таки спросил, слыша, как ломается от волнения собственный голос:

– А кто теперь осмелится?

Все вокруг было каким-то нереальным. Залитым медовым светом, дивно прекрасным. И в этой нереальной красоте таилась тихая угроза… настолько едва различимая, что на душе стало так на диво мерзко… знать еще бы почему?

Заволновались за окнами, забили крыльями птицы, и Тисмен, стоявший рядом с Миранисом, посмотрел удивленно:

– Утихомирь их, Рэми, – сказал он. – Нам не надо лишнего внимания… и почему раньше они молчали?

– Да о чем вы говорите! – не выдержал Рэми. – Скажите, о чем, ради богов!

– Из-за меня молчали, – усмехнулся Миранис. – Я знал, что они его выдадут… меня выдадут, потому и наложил на Рэми еще одно небольшое заклятье. В моих книгах есть пара таких… но, видимо, теперь оно перестало действовать. Может, оно и к лучшему.

– Но… – выдохнул Рэми, понимая и не понимая о чем он говорит. Телохранители все знают? Учитель тоже все знает? От стыда вспыхнули огнем щеки, раненная гордость вскипятила кровь, и Рэми дико захотелось просто развернуться и выйти, выйти из этой проклятой залы!

Но уходить было нельзя.

За окном проносились с надрывными криками вороны, в голове шумело, перед глазами плыло. Рэми сжал кулаки так, что ногти вонзились в ладони, прикусил до крови щеку, чтобы успокоиться и успокоить чувствующих его смятение птиц, и чуть выдохнул с облегчением, когда учитель глянул на ученика и опустил над залой щит…

Птицы на окном больше не чуяли боли заклинателя, угомонились, куда-то улетели, их крик перестал рвать уши, и Рэми благодарно глянул на Виреса и вздрогнул: в глазах учителя бился гнев.

– Но… почему?

– Я уже говорил раз, но ты не поверил, – изволил ответить Кадм. – Если кто тебя ударит или ранит, он за это дорого заплатит.

Заплатит? Смешно. Заплатил бы любой другой, но не наследный принц Кассии. Однако разум говорил одно, а глаза видели другое: Тисмен что-то прошептал Миранису на ухо, и в медовых лучах было хорошо видно, как принц побледнел еще сильнее, до серости.

Тисмен вновь что-то прошептал наследнику, будто повторил… приказ? И Рэми вдруг увидел, как Миранис медленно, словно нехотя, поднял руки, и тут же зажглись магией глаза Тисмена.

– Смотри, – насмешливо шептал на ухо Кадм, но Рэми уже и не мог не смотреть.

Разбилось где-то вверху, у самого выкрашенного позолотой купола, оконце, мелькнули, упали на чистый паркет многочисленные осколки, и мучительно медленно поползли сквозь оконце зеленные плети. Обвились вокруг запястий Мираниса, дернули принца вверх, повесив его в воздухе. И Рэми вдруг понял, что да… это не дурная шутка, это все всерьез. Всерьез?

Рэми поймал взгляд Мираниса и вздрогнул от мелькнувшего там… страха.

– Да что вы делаете? – выдавил Рэми.

И вздрогнул от ответа:

– Наказываем того, кто поднял на тебя руку.

Наказываем? Это дурной, глупый сон? Боги, пусть это окажется всего лишь сном!

– Но… Миранис принц, – чуть ли не засмеялся Рэми, – ты… что за бред! Шутка? Это шутка? Вы будете наказывать принца? Из-за меня? Не верю!

А поверить пришлось. Лерин дал Виресу свернутый кнут, и учитель странно улыбнулся. Посмотрел на Рэми, развернул одним движением кнутовище, и Рэми содрогнулся. Что? Щелкнуло о пол кнутовище, вздрогнул, но промолчал Миранис, а Рэми молчать не собирался:

– Прекрати! – выкрикнул он, но кто его слушал?

Вирес размахнулся, и кнут, пока еще только примериваясь, полоснул спину наследника. Рэми закричал… Свистнул еще раз кнут, опустился на спину Мираниса, брызнули на светлый паркет темные капли.

– Прекрати! – выдохнул Рэми. – Учитель, умоляю, прекрати!

Он хотел броситься к Виресу, вырвать кнут, прекратить эту пытку, но Кадм не позволил:

– Оставайся здесь, – холодно сказал он.

И вновь свист, и вновь тихий вскрик Мира, и веером по паркету брызги крови… Рэми упал на колени, опустил голову, не понимая… не осмеливаясь понять!

– Смотри! – отчеканил Кадм. Грубо схватил Рэми за волосы, заставил запрокинуть голову, прошептал на ухо: – Смотри! Это твоя вина! Только твоя! Если бы ты не строил из себя жертву, если бы вмазал ему за первый же удар, ничего бы этого не было, так теперь смотри же!

Свист, удар, и вновь крик Мираниса, и льющиеся по щекам слезы бессилья. Но Рэми смотрел. Впитывал каждое слово телохранителя, каждый всхлип-плач Мираниса, каждый влажный щелчок, когда кнут целовал спину принца. И знал, что этого никогда не забудет. Никому. Ни телохранителям, ни себе.

– Смотри же! – смеялся, отсчитывал удары Кадм. – Этот за твои синяки! Это за ночи, что ты провалялся в горячке! Это за сломанные ребра! Этот – за издевательства на дежурствах. И каждый за то, что ты, дурак, молчал. Я ведь предупреждал!

Предупреждал, но разве Рэми мог даже подумать, что они…

– Пощади… пощади его… – умолял Рэми… – Ради богов, пощади… я… я встану вместо него… меня бейте, не его… пожалуйста, Кадм! Как ты можешь на это смотреть, как, ведь ты!

– Нет! – отрезал Кадм. – Ты научишься не строить из себя жертву. Ты научишь отвечать за свои поступки. Ты научишься быть сильным.

– Но он принц, я… я всего лишь…

– Наследник Виссавии. Носитель Аши. Мой брат. И попробуй еще раз об этом забудь!

И опустил волосы Рэми.

В тот же миг зеленые плети перестали держать, и Миранис упал на паркет. Рэми обессилил от неверия. Это не может быть правдой, просто не может быть…

***

Оказалось, что это нелегко смотреть, как Миранис вздрагивал под щелчками кнута. Но и Кадм вмешиваться не спешил: Вирес хорошо рассчитывал удары. Несомненно болезненные, они эффектно рассекали кожу, но даже провинившихся дозорных сильней порют. И ничего, живут. А что наследному принцу никто еще кожу не ровнял… так и видно, до чего это довело.

Миранис не совсем понимает, что делает. Как ребенок он рушит и ломает все вокруг, только, увы, он уже не ребенок. И в двадцать пять пора бы уже повзрослеть и поумнеть, чтобы не оказаться глупее мальчишки, до недавнего времени жившего в глухих лесах под ласковым крылышком дозорных.

И чего Рэми там не сиделось? Из-за прекрасных глаз Аланны? Как будто других баб, помимо незаконнорожденной сестры Мираниса, не нашлось… впрочем, если бы Рэми тогда не встретил Мираниса, не было бы сейчас ни принца, ни его телохранителей. Ни договора с кланом Виссавии, которого виссавийские послы, судя по их недовольным рожам, не совсем понимали, но против собственной богини не попрешь.

А богиня, несомненно, фаворизировала племянника своего вождя. И, если другие о Рэми не знали, то она не только знала, но и оберегала.

«Ви, Ви!» – шептал Рэми в беспамятстве. Ви… мелким он вот так, фривольно, называл великую богиню. Когда вырос, вспоминал о ней редко, и с гневом. Богиня не дала своему любимцу добить их общего врага, Алкадия. Интересно, почему?

Рэми, вне обыкновения, не собирался этого понимать. Стал телохранителем Мираниса, почти назло своей богине, растворил в себе силу Аши, склонил голову перед принцем… а принц дурак набитый, что с него возьмешь?

Если бы он попробовал поднять руку на другого телохранителя, получил бы сразу. От всех троих. Но Рэми… Рэми ведь другой. Блажной… Идиот!

Миранис рычал от злости и от боли, но Кадм отлично знал, что ничего ему не будет. Гораздо больше беспокоил темноглазый целитель, для которого чужая боль была страшнее своей. Тем более боль наследника, с котором его связывали узы богов. Рэми застыл на коленях, на лице его выступил бисером пот, глаза лихорадочно блестели, но за красиво поставленными щитами было не угадать, о чем он на самом деле думает. А щиты ломать Кадм сейчас не решался.

Миранис упал, наконец, на паркет, представление закончилось. Для Мираниса. Не для Рэми. Кадм обошел целителя судеб, посмотрел на его бледное, покрытое испариной лицо и сказал:

– Да, великий целитель судеб! Всех поймешь, всех простишь! У приготовил подарок специально для тебя.

И отвесил Рэми оплеуху. Не сильную, скорее унизительную. В глазах целителя судеб появилось неверие, подбородок его вздернулся, и Кадм усмехнулся: наконец-то в мальчишке запела гордость.

– Ты… ты… – выдохнул Рэми.

– Это за то, что ты даже на миг осмелился поверить, что я это одобрю. За то, что не пришел ко мне. За то что, ради богов, довел вот до этого!

И Кадм показал на лежавшего на полу Мираниса.

А Рэми будто проснулся. Поднялся медленно, посмотрел сначала на Кадма, потом на Мираниса, и попросил:

– Позволь мне его исцелить.

– Нет. Принц проходит с этими ранами до утра, чтобы узнать цену боли. Его слегка подлечат, абы не упал в обморок, перевяжут, но не больше. Чтобы в следующий раз он как следует подумал, прежде чем вытворять то, что вытворил с тобой.

Судя по взгляду, Рэми не понимает, не осмеливается понять, но поймет, Кадм в него верил. Только сейчас целитель смотрит то ли ошеломленно, то ли с гневом, и для кого-то это было бы опасно, ведь в руках Рэми нити чужих судеб. Но… как бы он зол не был, а братьям не навредит. Скорее себя изведет.

– Но… но… – Рэми осекся. – Ты не понимаешь… он не виноват… он… что он…

– Тебя ненавидит, дружок, – усмехнулся Кадм, и Рэми вздрогнул. – Боги, какой же ты… дурак, Рэми. Вместо того, чтобы поговорить, как всегда это делаешь, ты закрылся от своего принца. И все опять понял неправильно.

Он всегда понимает все неправильно, когда это касается его самого. Будто не верит, что его можно любить. Не хочет этой любви, считая себя недостойным. И эти глупости придется из него выбивать, ведь недоверие Рэми может стоит им дорого.

Ах, Мир, Мир, вот зачем было все это?

Солнце на миг зашло за тучу, и в зале стало как-то тускло. Где-то за спиной Тисмен перевязывал шипящего Мираниса. Шуршал по стенам, опускаясь, щит Виреса. Все закончилось, пожалуй, им больше нечего тут делать. Кадм подошел к Рэми, хотел положить ему руку на плечо, увести из этой залы, как мальчишка вдруг зло вырвался:

– Не тронь меня! – выкрикнул он.

Стало вдруг тихо. Совсем тихо. И Кадм понял, что все замерли, глядя на целителя судеб, все, даже измученный поркой принц. А смотреть было на что: мальчишка выпрямился вдруг, выразительный взгляд его засверкал гневом, а ладони сжались в кулаки. Да он злится… Точно злится! Вот же заноза в заднице, а?

И вновь вокруг все потемнело, а по паркету поползли тени птиц. Они метались за окнами, вокруг купола, и орали так, что уши резало. Но стоило Рэми только начать говорить, как все вокруг стихло… будто ждало, ловило его слова:

– Вы… вы с ума посходили! – выдавил Рэми. – И с вашей гордыней, и с вашими уроками! Арханы, гордые, воспитанные, а как последние рожане! Надоели!

И вновь все утонуло в криках птиц, а Рэми развернулся и пошел к дверям.

«Ты же его так просто не отпустишь?» – достучался до Кадма Миранис.

«А ты так о нем беспокоишься, мой принц?» – съязвил Кадм, и вздрогнул, когда следующие слова наследника обожгли гневом: «Иди за ним, идиот! Вы его разозлили, так теперь и расплачивайтесь!»

Вы разозлили? Миранис, как не странно, все понял правильно, а вот Рэми, судя по всему, ничего понимать и не собирался. И Кадм зло усмехнулся, направляясь в дверям. Он очень хорошо знал, как расплатиться с веселым мальчишкой, как заставить заткнуться и гнев Рэми, и птиц, бурящих мозг криками.