Текст книги "Намерение (СИ)"

Автор книги: Ангелина Алябьева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

Глава восемнадцатая

Обжигающая боль разносилась по всему, кажется, телу, стоило ему только шевельнуть правой рукой. Наложенная вызванным срочно доктором на плечо повязка, заметно пропитавшаяся кровью, раздражала. Как и появившаяся беспомощность. Не мог распустить шелковый узелок галстука. Душил его так же, как и осознание, что испортилась великолепная возможность навсегда покончить с Джованни Сальери. Да, он не заказывал убийство этого подонка, тем не менее мог оставаться вдали. Не предпринимать никаких действий при виде, что один из телохранителей, особо приближенный к мужчине, медленно вытаскивает запрятанный револьвер. Наверняка, планировал воспользоваться шансом, когда слишком много народа. После – затеряться. Как раз и момент весьма хороший выдался, учитывая, что отец и дочь уединились. Вряд ли за массивными декорациями из шаров и мраморной колонной удалось бы разглядеть лицо того, кто вытянул вперед руку с оружием. Если бы и получилось – сбежать просто, они стояли как раз около выхода. Да и, почти наверняка, поставленная у ворот обратила внимание на бежавшего оттуда коллегу, взбалмошная раздавшимся выстрелом. Логика.

Однако Ральф видел все. Вместо того, чтобы ожидать приближающейся расправы над врагом, находясь недалеко от разворачивающейся сцены, вмешался. Снесло крышу точно, раз сам же помешал неожиданному исполнению заветного желания. Так облегчало бы дальнейшие действия. Полностью меняло план. В лучшую сторону. Какого черта он спас жизнь, которую ненавидел? Человека, чей каждый вздох отравлял кислород ему. Того, кого превратил его в одержимого местью монстра. Убившего жалость. Научившего исключительно жестокости. Закалив. Разве Джованни Сальери не должен был заплатить за изнасилование его матери и доведения отца до сердечного приступа? Не должен был кровью завершить многолетнюю месть? Его долг – сдохнуть собачьей смерти. Пусть пуля бы попала в его дрянное сердце. Пусть Ральф не обрекал на страдания, морально убивая, уступая физической кончине. Пусть весь спектакль закончился бы сегодня. Финал игры.

Но рядом с ним была она. Морганит. Где гарантия, что целились именно в ее проклятого отца, а не выпускали пулю с целью пронзить ее? Никому не секрет, в ком заключался весь смысл Джованни Сальери. Кем дорожил намного больше, чем собою. Кого так сильно любил. И он тоже, черт побери, знал, когда выбирал мишень. Место, куда нанести удар. Что же вынудило броситься вперед в последний момент? Его безумие. Несдержанность, переходящая границы. Девушка с огромными зелеными глазами, вытащившая наружу все слабости. Объединившая скрытые эмоции и дикое влечение в одну силу. В притяжение.

Он не мог позволить ей умереть. Не смог бы, даже если на кон поставили его. Причинить боль. Разрушить мечты. Заставить полюбить, чтобы потом возненавидеть себя. Готов на любое орудие в долго вынашиваемой мести, но не потерять ее. Не лишаться сладкого неповторимого аромата, которым обладала только его жена. Его хрупкая бабочка.

Вздрогнул, когда шершавые ладони коснулись шеи. Поднял голову, встречаясь с пронзительными холодными голубыми глазами. Без гнева и ярости, обычно, присущие Джованни Сальери. Его привычные чувства всякий раз, когда Ральфу приходилось доказывать собственную правоту по работу или превосходить жалкие ожидания тестя. Попытался сбросить руку с горла, зашипев от пронзившей боли. Хмуро следил, как Джованни избавлял его от галстука. Затем – расстегнул оставшиеся пуговицы на помятой рубашке с разводами крови, осторожно снимая ее. Не касаясь раненого плеча. Вручил ему, прежде чем сесть в кожаное кресло напротив расположившегося на мягком диване в кабинете Ральфа. Ненавидел свой поступок. Бесшабашный и совсем непохожий на него.

– Как вернуть мне тебе этот долг, Ральф? – задумчиво спросил Джованни Сальери, заставив его криво усмехнуться. Знал бы, насколько чертовски неприятно осознавать, что ты спас того, кто погубил твоих родителей. Отвратительно и мерзко лицезреть живым животное, сведшее его мать и отца в могилу. Они не дышат из – за него, в то время, как их родной сын, поклявшийся отомстить и поставить на колени, вырывал врага из лап смерти.

– Вашим доверием, синьор Сальери, – усмехнулся Ральф. Верить слепо и безнадежно, прощаясь с прежними принципами. Приблизить вплотную, чтобы легче было предать. Как поступил он с его отцом. Отплатить той же монетой. Не преуменьшая и не преувеличивая.

– Ты кажешься продвинутым, к тому же смог оплатить достойное образование, пусть песенками, развлекая других, – прищурено взглянул на него Джованни. – Но ты чересчур самонадеянный. Если бы я тебе не доверял – отдал бы мою дочь? Неужели, правда, считаешь, что вопреки моему желанию тебе удалось бы жениться или получить согласие от нее? Ошибаешься или просто я позволил так думать, дорогой мой сыночек.

– Вы меня возненавидели с первой встречи, – напомнил ему Ральф, не спеша попадаться на уловку. – Пока я не спас…вашу жизнь, то я был для вас первостатейным аферистом.

– Разве ты не врешь, Ральф? – поддел его Джованни, и тот мрачно посмотрел, приготавливаясь умело парировать любое заявление. – Ты уверял, что женишься на моей дочери во избежание позора. Единственный твой интерес – это работать со мной, мечта.

– К чему вы ведете?

– Ты прав, парень, насчет доверия, – в привычном жесте хлопнул по поверхности стола Джованни. – Я прикажу охране убрать камеры из вашей с Морганит спальни. Видишь, я допускаю ошибку и начинаю тебе верить, раз все – таки решил не следить за тем, как ты обращаешься с моей девочкой. Что смешного? Чего ты улыбаешься?

– Не знал, что уважаемого представителя консервативной итальянской семьи будут интересовать эротические эпизоды с участием его дочери, – нахально продолжал Ральф, выдавливая с трудом улыбку. Черт бы побрал этот особняк. Осведомлен был о приставленной к нему охране. О прослушивании мобильных разговоров. О незаметной слежке почти везде. Кроме их спальни. Не смущало ничуть, но настораживало, что коварный тесть слышал то, что необходимо было утаивать. Надо проверить.

– Синьор Сальери, вашей дочери достался хороший любовник? Как вы оцените? – принял наступающую позицию Ральф, замечая, как краснеет лицо его оппонента. – Вы слушали ее крики с убавленным звуком или на всю громкость? Поверьте, она стонет…

– Немедленно замолчи, – зарычал Джованни, еще раз, но уже кулаком, ударив по столу. – Ка ты смеешь мне рассказывать такое? Все записи без звука, но я сегодня же их уничтожу. Убирайся с моего кабинета, бесстыдник, и не заходи, пока не позову.

– А ваша дочь в курсе, чем балуется ее папочка? – процедил сквозь зубы Ральф, забыв о ранении и дернув плечом. – Лучше бы вы придирчиво относились к выбору охраны, а не слежкой за интимной жизнью дочери.

– Болит, да? Бедненький ты мой! Иди, моя дочь тебя пожалеет, – в тон кинул ему Джованни. Добавил более серьезно. – Я позабочусь о том, кто покушался на нашу семью. Морганит сильно переволновалась, но отказалась от снотворного. Покажись ей живым.

Испугалась за него. Ральф отчетливо помнил, невзирая на всю суматоху, как оседала в объятиях отца его жена. На секунду проскользнула мысль, леденящая кровь в жилах. В нее выстрелили. Не успел. Не ту выбрали жертву. Незаслуженно. Позже сообщили, что новость, что она могла бы стать вдовой, потрясла. Жаль. Это был единственный вариант освободиться от него. Закончить игру не форс – мажором, а нежданным выигрышем.

– Ральф, – окрикнул уже направившегося к двери мужчину Джованни. Тот нехотя обернулся. – Моей дочери достался хороший любовник, разбудивший в маленькой неискушенной девочке уверенную женщину. Я видел все…Ей всегда недоставало решительности. Приравнивала себя к неполноценным и ущербным, а сейчас в ней столько дерзости, смелости. И то, как она сама с тобой без стеснения…Надеюсь, и мужем ты ей останешься хорошим. Про последствия ты помнишь. Верить тебе крайне сложно.

– Не стоит благодарностей, синьор, – небрежно бросил Ральф, прикрывая дверь как раз перед тем, как его тесть разразился ругательствами. Почти достиг цели. Уже близок. Поднимаясь по ступенькам в спальню, довольно отмечал, как, сам того не подозревая, Джованни Сальери доверился ему. Совершил ошибку. Попал в невидимый капкан, не прекращая же отчаянно биться и доказывать обратное. Он – отражение грехов, совершенных много лет назад. Сопротивляясь, Сальери медленно шел к концу. Его падение началось в ту минуту, когда он решил рискнуть. Попробовать. Испытать. Проверить новоявленного любовника дочери, позволив им пожениться. Будучи убежденным, что контроль полностью у него, не догадывался, что служит марионеткой. Такой, какой разрешали ощущать власть и быть главной. Позволял пока лишь Ральф. В день рождении Морганит бесценный подарок получил он. Подпись Джованни Сальери. Не поделку, а настоящую. За время работы он перекладывал обязанности на других помощников, поручая Ральфу не слишком важные задания. Значимые, но удерживающие его на расстоянии. Отдаленно вводя в производственные дела компании. Опасался. Называя личным помощником, не давал ни разу взглянуть на подпись. Лично перепроверял каждый документ. Не передавал ему подписанных бланков. До сегодняшнего дня. В предвкушении грандиозного события и организации праздничного вечера так же выхватил у него папку. Подписал, одновременно разговаривая по телефону, и вручил не ожидавшему секретарю, а именно Ральфу. Удачная случайность или фортуна и на сей раз благополучно подвела его к победе. Одна бумажка. Пустой лист, на котором жирным шрифтом стояла не подпись, а средство уничтожения Джованни Сальери.

Едва переступил порог спальни, как в него с разбегу врезалось мягкое тело. Пошатнулся, успев ухватиться за дверную ручку, чтобы не рухнуть с ношей на пол. Достаточно травм.

– Я ненавижу тебя! – то ли всхлипывала, то ли шептала накинувшаяся на него жена. Ее действия противоречили вырывавшимся со слезами фразам об ослепительной ненависти и презрении. То, как мертвой хваткой вцепилась, прильнув, доказывало иное. Шаг сделан.

Глава девятнадцатая

Он завладел ее мыслями. Взял все ее чувства под контроль. Проник в каждую клеточку, собственнически заявляя право даже на дыхание. Пропадала в нем, теряя саму себя. Теряя ниточку, связывающую с реальностью. Отталкивая доводы и принимая альтернативную действительность. С ним. Пуля пронзила его руку, но боль просочилась в ее душу. Захватила, стягивая невидимыми сетями. Мешая вздохнуть. Напористо надавливая комком в грудной клетке. Физическая боль, что испытывал он, вернулась ей в двойном размере. Душевной. На несколько долгих минут ей показалось – она потеряла Ральфа навсегда. Вместе с тьмой овладел всем существом липкий страх. Холод приближающегося одиночества и самой большой потерей. Каким бы ужасным, несносным и непонятным ни был он, но это ее мужчина. Ее близкий человек. Тот, который показал ей свет в темноте. Прикосновениями. Ощущениями. Окутывая чарующим голосом. Просто нельзя всего лишиться. В один миг потерять частичку себя. Разрываясь в клочья.

– В чем моя вина, если охранник твоего отца промахнулся? Я стоял прямо перед его носом, – насмешливый тон заставил отстраниться, при этом Морганит обхватила талию мужа руками. Без рубашки. Ладони заскользили по горячей влажной коже. По твердым перекатывающимся мышцам. Напряженным мускулам. Вздутым венам на руках, поднимаясь выше. К плечам. Вздрогнул, схватив ее за запястье. Не убирая. Останавливая.

– Ты меня добить решила? – с сарказмом осведомился Ральф, но отчетливые нотки боли проскользнули в его тоне. Папа сказал, что пуля только задела, поцарапав руку, тем не менее тяжелое мужское дыхание настораживало. Как бешено стучащее сердце.

– Ты не благородный герой, чтобы кидаться под пули, – его же словами резанула Морганит, осторожно проведя кончиками пальцев по гладковыбритому подбородку мужчины. В сотый раз убеждаясь, кошмар остался позади. Пережитый ужас отступал от близости, как и страх уступал место раздражению. Пряча под ним другие бушующие эмоции. Выворачивающие наизнанку.

– Какая вы странная семейка! – слегка оттолкнул ее Ральф, торопливо зашагав в противоположную сторону. До слуха доносилось, как он, тихо ругаясь, открыл дверцу шкафа. – Вместо благодарности за спасенные жизни говорите совсем не по теме. Ладно, твой отец, но что с тобой не так? Неужели тебе сложно сказать «спасибо»? Если бы я не бросился под пулю, то или твой папочка лежали бы с дыркой во лбу или…ты.

– Ты спас меня? Снова? – то ли у себя, то ли у него спрашивала Морганит, судорожно вздохнув. Рыдания подкатили к горлу, мешая продолжить. Действительно, она сходит с ума. Еще час назад казалась проваливалась в бездну отчаяния, подхваченная лишь надеждой встретиться с ним вновь. Дергалась от любого шороха, отдаваясь полностью ожиданию прихода. Сейчас в его присутствии подменили на опять притворно отстраненного и безразличного игрока. Заглушала раздирающие изнутри признания. Обнажающие слабости. Показывающие, насколько бессильна перед страхом потери.

– Нет, я не твой герой, – возразил Ральф. – Забудь. Считай, что я исполнил долг мужа. Черт побери, где мое полотенце? Ты не видела…Проклятье! Извини, я…

– Не извиняйся, – прошептала Морганит. – Ты никогда не просил прощение, не надо и сейчас. Тебе досталась не только неблагодарная, но слепая жена. Никчемная.

Неужели она так сильно хочет его отдалить? Держать на расстоянии. Не подпускать ближе, невзирая на то, что сердце колотилось от случайного прикосновения. Дрожь охватывала от пряного аромата корицы. Пока он не пришел – тьма пугала сильнее. До чего тошно скрывать. Прятаться. Нет больше желания делать первые ходы. Бежать.

– Я очень плохая жена, – признала Морганит, и по щеке скатилась слеза. За ней вторая, переходя в громкий плач. Не сдерживалась, уткнувшись лицом в ладони. Рухнула на колени, горько принимая поражение. Ее слабость – это он. Ее сила тоже в нем. Что – то больше, чем любовь. Любовь – нечто легкое и невесомое, пробуждающее трепет. Он в ней возбуждал вихрь противоречивых чувств. Острую нужду. Зависимость на границе с болью.

Скорее почувствовала, чем слышала, как мужчина садится рядом на ковре. Шумно вдыхает, опуская ладонь на ее макушку. Поглаживает по волосам, пытаясь притянуть ближе, но она тряхнула головой. Выплакаться. Излить слезами всю боль. Выразить то, чему трудно подобрать верные слова. Любить – больно, но еще хуже сталкиваться с угрозой потерять.

– Ты не плохая, бабочка, – понизил голос Ральф. Все – таки удалось прижать к груди, и она с жадностью вдыхала запах его кожи. – Запомни – меня ты устраиваешь именно такой, какая ты есть. Разве я тебе не говорил, что выбираю всегда лучшее? Если бы ты не была особенной, то не стала бы моей женой. Я не представляю другую женщину возле себя.

– Почему ты считаешь меня лучшей? – по – детски шмыгнула носом Морганит, впитывая все, что он говорил. Необычно и непохоже на него. В тоне нет прежнего сарказма или грубости, присущей ему. Нет того холода, что порой исходил от него явно. Ледяное равнодушие, обычно, заменяющееся вожделением по ночам, уже растаяло. В теплых объятиях, согревая ее.

– Потому что ты остаешься настоящей, – пробормотал Ральф, поднимая ее лицо. – Красота – хрупкая и показная. Призрачная. Но то, что внутри тебя, это важнее. Твоя несокрушимость. То, как ты противостоишь мне, готова играть, только по – честному, важно. От того, что у тебя нет зрения, ничего не меняется. Не плачь. Терпеть не могу твои слезы.

– Будто ты часто видел меня плачущей? – выдавила, приложив усилия, сквозь слезы улыбку Морганит. – Я никогда не плакала ни перед кем, особенно перед тобой.

– Не сдавайся и теперь мне, – легко скользнул по ее губам. Не впился, как всегда, грубо, пробуждая в ней ответную реакцию. Жестокая страсть – название их отношением, только не в данный момент. Происходило иначе. Намного мягче и плавнее даже, чем поцелуи в той долине. Бушующий пожар превращался в пламя свечи. Впервые не обжигая, а именно придавая тепло.

– Я испугалась, – обняла за шею Морганит, проникаясь той нежностью, что дарил ей он. Неизвестно, сколько продлится это мгновенье. Насладиться сполна. Запомнить.

– Может, это была ошибка, что я выжил? – как – то странно бросил Ральф, уткнувшись носом в ее ключицу. Не напоминал обычного высокомерного и привыкшего подчинять мужа, которого постоянно хотелось доводить. Бесить. После – получать наказание в виде томительных медленных прикосновений. В чувственные места.

– Дурацкая шутка! – зарылась в волосы мужчины пальцами. – Я была так слаба, Ральф.

– Я не позволю тебе сломаться, но… – неожиданно отстранил, стирая влажные дорожки слез с ее щек. Выдержал паузу, прежде чем выдохнуть. – Ты боялась за меня?

– Да, за тебя, – не будет больше притворства и игры в безразличие. Не зря же считает ее настоящей. Ответит на каждый вопрос так, как велит сердце. Не мозг.

– Скажи мне, бабочка, какое место я занимаю в твоей жизни? Любовник или…муж? Ты говорила, что никогда не примешь меня, как мужа. Наш брак – игра. Тебе плевать.

Морганит прикрыла глаза, прокручивая мысленно последние события. Все равно, невзирая на сложившиеся обстоятельства, на появившиеся в нем изменения, не ощущала спокойствия. Твердой уверенности во взаимности. Если полюбила она, бросаясь без раздумий во власть незнакомого чувства, признавая и принимая, ответит ли он?..

– Мой законный муж, – от последнего предложения сгреб в охапку, наплевав и на полученное ранение, и то, что они расположились на полу. Настойчиво усадив на колени, давая возможность вплотную прильнуть. Зашипел, видимо, она случайно коснулась больного плеча. Не выпустил и пресек ее попытку занять другую позу. Прижиматься спиной к его груди.

– Ты принадлежишь мне, – его жар передавался ей. Охватывал всю. До каждой клеточки. – Повтори, бабочка, кому ты принадлежишь. Повтори! Сведя меня с ума окончательно!

– Я, Морганит Сальери, принадлежу моему мужу, Ральфу Вуду, – произнесла покорно она, связывая их имена. Прочно. – Кстати, не считаете ли вы, синьор, что мне следует сменить фамилию?

Не поняла, как оказалась вдруг на пушистом ковре. Возвращена в то же положение, в котором сидела. Поднялся на ноги, разбивая иллюзию создающегося счастья. Мира. Слишком быстро лишил ее желанного места в объятиях. Прекратил их душевную близость.

– Ты любишь своего отца? – внезапно спросил Ральф, схватив ее за кисть руки. Без предупреждения поставил на ноги, сметая пребывающее в них наваждение. Мираж. Не понимала, почему закончилось их сближение. Появившаяся искренность. Оборвалось.

– К чему ты сейчас задаешь этот вопрос? – недоуменно обратилась Морганит.

– Фамилию можно сменить, – в его интонации проскользнули железные нотки, знакомые. – Забыть обо всем и начать все сначала. Можно найти оправдание чертовой ошибке природы, но нельзя исправить стойкую позицию. Не понимаешь? Забудь, просто ответь.

– Он – мой отец, – если потом он приступит к допытыванию, как относится лично к нему, то перестанет скрывать правду. Откроется. Что сложится, то и примет, только на сей раз не смирится. Значит – придется завоевать любовь собственного мужа. Не довольствоваться исключительно страстью, а заставить его так же открыть сердце. Добиваясь от нее такого признания. Взращивая его в ней. Не имеет право не откликнуться.

– Ты любишь его? Ты сможешь от него отказаться, если возникнет необходимость? Разочароваться в нем. Потерять веру. Сегодня я хочу слышать только правду.

– Какие глупости ты говоришь, Ральф, – воскликнула ошарашенная девушка. – Конечно, я люблю его! Папа заменил мне маму. Он ни разу не давал мне почувствовать, каково это расти без материнской ласки. Ничто не заставит меня изменить мое мнение, что мой папа – самый лучший отец на свете. Почему ты молчишь? На что ты намекаешь? Ральф!

Ответом ей служил громкий хлопок двери. Последовавший окрик оттуда, сообщающий, что он умывается. Прикусила губу, судорожно размышляя о резком перепаде настроения ее мужа. Чуть не хлопнула по лбу от запоздалой догадки. Нет, разве это может быть?.. Хотя, учитывая собственнический инстинкт Ральфа и его привычку предъявлять право, как на собственность, он ждал иного ответа. Ни с кем не делить. Только его. Всецело.

Глава двадцатая

Два часа ночи. Ральф не закрывал глаза ни на секунду, уставившись в потолок. Дело даже не в ноющей боли, не дающей заснуть. Не в том, что отказался от обезболивающего. Хотелось чувствовать физическую боль. Сильнее. Перекрывая душевную адскую, раздирающую ее пополам. Он осознанно выбрал путь, который погубил его жизнь. Месть и ненависть не приносили ничего, кроме зверского удовлетворения, но после непременно наступает расплата. Готовился принять за триумфом пустоту. Заполнить ее воспоминаниями о пережитом. Работой. Чем угодно, но не ожидал столкнуться с пронизывающей болью. От немыслимого притяжения к женщине, в жилах которой текла ненавистная кровь. Частица мужчины, изнасиловавшего его мать. Предавшего отца. Отобравшего коварным и лживым путем имущество. Деньги. Плевать, чья она – дочь. Ральф изменил бы план. Поменял. Выбрал альтернативный вариант, не отпуская ее. В первую очередь теперь, Морганит – его жена. Необычная девушка. Начиная от ее редкого и странного имени и заканчивая ее упрямым характером. Хрупкостью, что таилась под ее непоколебимостью. Не ошибся, считая, что она – идеальная спутница. Его отражение. Лучшее и не испорченное. Не исковерканное и не покрытое шрамами прошлого. Не пропитанная ядом презрения. Преследуя только одну цель. Быть сильной девочкой. У нее получилось. Впервые Ральф согласен изменить собственные взгляды. Принять кого – то, подпуская ближе. Разрешая ей дотронуться до осколков разбитого сердца. Дать попытку склеить. Прекрасно знал, что его жена способна собрать воедино расколотое много лет назад. Оживить. Заново заставить искренне чувствовать. Любить. По – настоящему.

Ирония жестокой судьбы. Никакая чертова фортуна не помогла. Она – Морганит Сальери. Принадлежит ему, как законная жена. Как единственная женщина, сумевшая пробиться через его принципы. Вытаскивать по невидимым кускам из чернеющей отравленной души остатки нежности. Заботы. Отчаянно борясь с ним, превращаясь в противоядие, от которого он обязан отказаться. Сам. Изменить фамилию, чтобы не осталось связи с семьей Сальери, забывая умышленно обо всем, но этого не хочет она. Не откажется. Не предаст. Правосудие, словно смерть, не щадит никого. Ни того, кто собрался его совершить, ни того, кому уготовлено. Ни слабых, ни сильных. Уничтожает всех. Раньше не замечал, с торжеством и высокомерием выходя из зала суда. Непобедимым. Несокрушимым. Не в этом случае. Его дело. В него вмешались. Безжалостно спутывая карты и разрушая стратегию. Вмешался сильный противник. Невидимый, поэтому его сложнее одолеть. Всепоглощающий. Скрывающийся и невидный. Его вспыхнувшее чувство. Именно к ней.

Замер, когда холодные пальцы пробежались по его животу, отодвигая небрежно брошенную шелковую простыню. Поглаживающими движениями поднимались к груди, и он на мгновенье зажмурился. Словно втирала в разгоряченную кожу прохладительный бальзам, убирая сковавшее напряжение. Во рту пересохло. Язык перестал подчиняться, чтобы остановить словом. Принудить ее прекратить угрожающие выпустить на волю с трудом сдерживаемые эмоции ласки. Он и так прилагал нечеловеческие усилия, чтобы лежать рядом с ней. Не трогать. Не обнимать. Просто слушать размеренное дыхание и вдыхать сладкий аромат. Не пытаться даже случайно задеть. Балансировать на грани. Соблазняла. Гладила его тело, изучая. Сколько раз проделывала подобное, доводя до апогея взрывающихся желаний, пока он не брал инициативу. Лежал, не шевелясь, едва различия, как она приподнимается. На локтях. Ощутил, как на грудь медленно опускается ее голова. Принимает удобную позу, скорее инстинктивно, стараясь не касаться его плеча.

– Ты проснулась, – то ли спрашивал, то ли подтверждал Ральф, не торопясь обхватывать тонкую талию. Как обычно, после бурных занятий любовью, когда она устало ложилась на его руку. – Что случилось? Ложись на свою сторону. У меня раскалывается голова.

– Не будь занудой, – поддела Морганит, не скрывая откровенные нотки веселья. Его же маневр использовала. – Моя сторона находится там, где мой муж. Тебе тоже не спится?

– Ты вошла во вкус, играя в королеву, – бросил Ральф, стараясь придать тону хладнокровия. Не вышло. Издевается над ним, изводя мучительными предложениями. Трудно не реагировать на сладкий голосок, признающий, что не только она в его власти. Разделят вместе. Самообман заключен в нем. Привыкший к одиночному существованию, мысль, что вернется в прежнее время, вызывала отвращение. Одиночество не устраивало.

– Тебе не нравится? – выдохнула Морганит, оставляя невесомый поцелуй на том месте, где тяжело билось его сердце. – Я не жалею о том, что согласилась выйти замуж за такого неразговорчивого мужа. Твое молчание тоже одна из тайн. Без которых мне уже не жить.

– Зато ты слишком болтливая сегодня, – проговорил он. Провел ладонью по ее обнаженному плечу. Нежная кожа, казалось, обжигала ладонь. – Что ты хочешь сказать посреди ночи?

– Ночь – это единственное время суток, когда ты близок ко мне, – ее так же тянуло к нему. Намного даже сильнее. У нее нет никаких преград. – Утром ты уйдешь на работу и вернешься только к вечеру. Избегая разговоров со мной. А мне так много надо рассказать.

Наивное создание. Еще и не знает, что завтра кардинально изменит многое. Между ними пропасть. Ее нельзя пересечь. Пройти. Броситься в нее только безумец. Не он.

– Говори сейчас, черт побери, – не выдержал Ральф, глубоко вздохнув. – Прямо скажи.

– Мне недостаточно быть твоей любовницей. Ты оказался прав, Ральф Вуд! – повторила его жена. Дразнила, забавляясь его реакцией. Пульс зашкаливал от приближающейся догадке. От победы, что вот – вот обрушится на него. Вожделенной, при этом почему – то не приносящей триумфа. Волнения и затаенного азарта. Будто ему, действительно, необходимо это слышать. Будто вовсе не игра.

– Продолжай, – прошептал Ральф, поведя плечом. Застонал, стоило мышцам снова заныть.

– Тебе больно? – попыталась приподнять голову Морганит. Пресек, одним движением обратно вернув на тяжело вздымающуюся грудь. Зарылся в разметавшиеся по нему длинные волосы, жадно пропуская их сквозь пальцы. Наслаждался скольжением, запоминая эту минуту. Отпечатывая в памяти. Не догадывается, к чему приведет ночь.

– Не переводи тему, – бросал некий вызов он. – Столько всего намеревалась рассказать, а сейчас молчишь. В чем я был прав? Нет, я не дам тебе заснуть. Ты переигрываешь и…

– Я люблю тебя, Ральф! – не дала ему договорить Морганит. В спальне, погруженной в темноту, повисла тишина. Не нарушаемая и перехватившим дыханием. Признание – козырь, который теперь у него. Воспользоваться и уничтожить ее. Поломать. В ушах звенел ее голос. Признание, которое превратило его в одержимого наркомана. Ожидающего дозу, растягивая минуты в бесконечность. Зная, что получит ее, все равно не в силах был дождаться. И вот она призналась. Без сил. Давления. Вновь сделала свой выбор. Пора завершить игру с ней. Не мог произнести ничего. Довести план до конца.

– Ты уже понял? – продолжала Морганит. – Я поняла только сегодня, едва не потеряв тебя.

– Мне нужно принять таблетку, – вдруг хрипло выдал Ральф, призывая ее выпустить его из объятия. К удивлению, она послушно отстранилась от него, давая возможность спустить ноги на пол. Впервые жалел, что поставил табу на алкоголь. Запрет. Напиться до помутнения рассудка. До одури, лишь бы забыть об этом признании. До завтра отключиться.

– Зачем ты так? – растерянно начала Морганит. – С самого первого дня ты ждал, что я полюблю тебя. Когда это случилось, ты уходишь? Ты ничем не ответишь мне?

– А я должен верить тебе? – легкие пульсировали от скопившегося воздуха. Не было сил выдохнуть. Останется победителем без души. Ведь с ней погибнет самая живая часть него.

– Не верь мне, но верь моим чувствам, – уверенно отчеканила Морганит. Он тоже может проиграть ей, если допустит слабости лишить его контроля. Почти увенчалось успехом – он никак не разбивал ее мечты. Не топтал предложенную любовь. В грязь. Не унижал.

– Ты играешь не по правилам, – рывком вскочил. Услышал, как сзади раздались шаги. Поравнялась с ним. Наощупь или по привычке – встала напротив. Скрипнул зубами, всматриваясь в освещенные просачивающимся лунным светом черты лица жены. В тонкой черной кружевной ночной сливалась с окружающей тьмой. С нескрываемым сожалением разглядывал хрупкую фигурку. С раздирающей изнутри виной. За то, что принесет ей. Хорошо, что она не видит его. Незачем ей запоминать взгляд раненого охотника, сраженного своим же оружием. Будет впитывать ее такой. Любящей и не преданный.

Видел, что с каждым разом злость в ней росла. Замечал, как место милой и невинной девушки занимал иной образ. Копия его самого. Только зеленые глаза не менялись. Пустые. Без проблеска эмоций, но на мгновенье показалось, что они почернели. Приобрели другой оттенок. Темная зелень.

– Любая игра хороша до тех пор, пока не коснется чувств, – уловил тайный подтекст. Ты близишься к проигрышу, Ральф Саймон Вуд. Против нее ты не пойдешь. Не сломишь.

Он издал короткий смешок и резко прижал ее спиной к стене. Подушечками пальцев провел по розовым губам. Заглядывал в зрачки в поисках отражения себя. Как в зеркало.

– Конец этой игры причинит тебе боль, – погладил ее щеку. Обхватил рукой тонкую талию, обтянутую кружевной тканью, неожиданно крепко обнимая. Впечатывая в тело, наплевав и на ранение, и на ноющее плечо. – Она глубоко ранит тебя и оставит шрам, но ничто не разобьется так, как твое сердце.

– Мое сердце может разбить только в одном случае, – не уступала ему Морганит, так же неистово прильнув к нему. Вдавливал хрупкую жену так, словно она проникла бы в него. Никогда еще не обнимал, осознанно расставаясь с контролем. – У всех есть тьма. У одних она запрятана в душе – ее легко скрыть. У других – нет шанса убежать от нее. Приходится принять. Мое сердце не выдержит только, если…

– Если – что?

– Если ты уйдешь и не вернешься, – закончила Морганит, дрогнув на последнем предложении. Терпи, Ральф, терпи. Ты сам это разрешил. Дал слабинку. Оттягивай момент, когда или проигрыш, или победа поставят отнимут ее.

– Ты совсем не боишься меня? – разъединяя руки, Ральф прижался горячим влажным лбом к ее лобику. Контраст двух противоположностей. Как они.

– Я не боюсь тебя, но боюсь за тебя.