Текст книги "Время останавливается для умерших"

Автор книги: Анджей Выджинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

– Откуда вы знаете, что ветеринар уехал в Колюшки?

– Я вам уже сказала, что не уверена в этом. Лет пять назад, во время рождественского поста, нам позвонили по телефону. Я узнала голос доктора Шыдлы. Он спрашивал, не осталось ли после Эмиля каких-нибудь бумаг. Я ответила, что нет. Метрику он носил с собой. На этом и кончился междугородный разговор.

– Шыдло вам сказал, что звонит из Колюшек?

– Нет, он вообще не представился. Просто телефонистка с местной почты спросила меня, закончились ли переговоры с Колюшками. Больше ничего об этом не знаю.

Громко забренчал телефонный звонок.

Я опередил монахиню и первым поднял трубку. Отозвался сержант Клос.

– Франек, был ли кассир щербатым? – спросил я.

– Возможно. В верхней челюсти у него стоял мост. Зачем это тебе?

– А не было ли у него раздробленного большого пальца на правой ноге?

– Этого в протоколе, по-моему, не значилось. Очевидная причина смерти не требовала такого уж подробного осмотра. Скорее всего, этого просто никто не проверял.

– А медальон? Был ли у него серебряный медальон на груди?

– Медальон был, это – сходится. Серебряный. Очень потертый, как это обычно и бывает при высокой пробе серебра. Но надпись на обороте была еще разборчивой: «Эмилю в его первый день рождения – Мама».

– Франек, в Колюшках еще не нашли того человека? Мы выслали новый словесный портрет… Ты знаешь, о чем я говорю.

– От них еще ничего не было. Когда ты вернешься?

– В ближайшее время не вернусь. Я с тобой еще свяжусь. Знаешь, откуда звоню? Ну, хорошо. Еду отсюда в место, указанное на почтовой марке.

– Если едешь, значит знаешь зачем. Привет.

Я созвонился с центральной телефонной станцией и узнал, сколько стоил разговор с Варшавой. Подал монахине деньги и спросил:

– Кто рассказывал о смерти мальчика?

– Такой глупый, немного помешанный пастух Каппер. Он видел, как Эмиль уехал с какими-то солдатами. Потом услышал выстрелы в лесу. Но это какая-то ошибка. В этом лесу гестаповцы и жандармы постоянно расстреливали евреев, убежавших из гетто.

– Как звали того ветеринара?

– Бронислав Шыдло. Теперь ему уже лет пятьдесят.

Я поблагодарил любезную монахиню. Она молча указала мне на опечатанную банку для монастырских пожертвований. Пришлось «пожертвовать» несколько злотых, хотя я и не одобрял монашеской жизни. Легко бороться со злом и всякими соблазнами в отдалении от мира, за толстыми стенами запертых монастырей; гораздо труднее делать это, живя среди людей.

40

Я поехал в Колюшки и без труда разыскал там адрес Бронислава Шыдлы. Он был ветеринаром в одном из ближайших уездов.

Мне открыла дверь старая, глухая женщина с проволочными очками на носу. Ни о чем не спрашивая, она провела меня в загроможденную плюшевой мебелью комнату, в изобилии увешанную кружевными салфетками. На стенах висели оленьи рога и иконы в старинных окладах. Я сел и вынул из кармана отпечатанный в криминалистическом центре портрет мужчины, приходившего к Зомбеку за неделю до его смерти.

Вошел Бронислав Шыдло. Я еще раз бегло взглянул на фотографию и окончательно убедился: это тот самый человек, вернее, то самое лицо, с незначительными отклонениями от описания Фальконовой.

– Чем могу служить? – осведомился он.

Я спрятал снимок во внутренний карман пиджака и одновременно нажал кнопку спрятанного там магнитофона. Через рукав он был связан с микрофоном, вмонтированным в часы.

Шыдло неуверенно улыбнулся.

– Чья это фотография?

– Моей жены, – сказал я. – Люблю иногда посмотреть на ее портрет, так как мы редко видимся. Вас зовут Бронислав Шыдло?

– Да, – он был обеспокоен, однако держался хорошо. – Чем могу служить? Вы по какому делу?

– По такому, которое лично вас, в общем-то, не затрагивает.

Мне показалось, что напряжение с его лица исчезло.

– Мы хотели бы узнать, – тут я сказал, что являюсь офицером милиции, – что-нибудь, касающееся Эмиля Зомбека, которого вы во время войны привели…

– Ах, да! – прервал он меня. – Вы говорите об этом пареньке, понимаю. Это интересная история. Через деревню, в которой я тогда жил, проходил в Жешув эшелон с детьми и молодыми ребятами. Насколько знаю, на них проводили антропологические исследования и у них брали кровь для немцев. Из этого эшелона сбежало несколько человек, среди них был и Эмиль. Вечером он спрятался у меня в саду и целую ночь пролежал в кустах крыжовника и смородины. Там я и нашел его утром, спящего. Я прятал мальчика несколько недель, потому что гестапо и жандармерия обшаривали все окрестности в поисках беглецов. Это была ужасная трагедия для таких маленьких существ, беззащитных…

– Это трудно себе даже представить, – сказал я.

– Конечно, – согласился Шыдло. – Я укрывал Эмиля у себя, а потом переправил в монастырь, под опеку почтенных сестер. Они тогда держали у себя несколько десятков разных детей… Эмилем я интересовался и дальше. Это был очень понятливый мальчик. У него были исключительные математические способности. Я учил его…

Делая вид, что смотрю на часы, я выключил микрофон. Мне было достаточно уже записанного голоса Шыдлы.

– Вы виделись с ним после войны? – спросил я.

– После войны? Это очень длинная история, – уклончиво ответил ветеринар.

– Если у вас есть немного времени, расскажите, пожалуйста.

– Ну что ж… Когда немцы отступали, то забрали Эмиля с собой. Они подъехали на машине прямо к краю поля и подозвали мальчика. На шоссе стояла телега с ранеными солдатами вермахта. Ему приказали ехать вместо кучера, так как их возница, солдат, тоже был ранен и ослаб. Так Эмиль добрался до Одры. Там раненых погрузили в товарный поезд, а Эмиля отпустили.

– Он сам вам это рассказывал?

– Именно об этом я и хотел сейчас рассказать. Эмиль уже не вернулся с Одры. Ну что ж, ему действительно не к кому было возвращаться. Он остался во Вроцлаве. Ходил в школу, потом закончил курсы бухгалтерии. Еще позже соблазнился каким-то предложением и уехал в Щецин. Если не ошибаюсь, получил там должность бухгалтера где-то в артели. Понятия не имею, в какой.

– И там вы его встретили, в Щецине?

– В Щецинё? Нет, только в Варшаве. Это была совсем случайная встреча, кажется, на площади Трех Крестов. Я уже даже не помню. Девять лет прошло с того времени, может больше… Я обрадовался этой встрече, а вот Эмиль как будто меньше. К сожалению, люди быстро забывают о тех, кто сделал для них что-нибудь хорошее. Не умеют быть благодарными. Когда-то, укрывая Эмиля, я рисковал собственной жизнью…

– И что было дальше?

– Что дальше? Несколько раз он приезжал ко мне в гости. Но потом это знакомство прервалось, а с полгода назад он вообще пропал.

– А вы не приезжали к нему, не писали?

Ветеринар внимательно наблюдал за мной из-под прищуренных век. Затем неожиданно сказал:

– Вы имеете в виду ту открытку? Да, я поздравил его с праздником. Но об этом вы, наверное, знаете, потому что иначе не стали бы спрашивать. А если знаете, так и говорить не о чем.

Забавно! Говорить было о чем, и Шыдло это хорошо знал. Я ждал продолжения рассказа, особенно интересовало меня, признается ли он в том, что приезжал к Зомбеку. Марианна Вятрык и Фальконова говорили, что он был в плаще из болоньи.

– Зомбек вам ответил?

– Нет. Именно это меня и обеспокоило, его молчание. Я решил, что он заболел.

Внимательно наблюдая за реакцией Шыдлы, я медленно сказал:

– Теперь понимаю. Вот почему вы навестили его на Мокотовской.

И я тут же оценил, какой хитрый противник находится передо мной. В визите на Мокотовскую он признался бы в том случае, если бы подозревал, что кто-то его там видел. Впрочем, он знал, что его видела Фальконова. Но если Шыдле уже известно, что Фальконова мертва, он мог сейчас начать врать, как нанятый.

– Ну что ж, – сказал ветеринар, – конечно, поехал. Беспокоился, вот поэтому и поехал.

– И что дальше? О чем вы разговаривали, что говорил Зомбек?

– Трудно так дословно повторить. Я задержался у него на полчаса, может, минут на двадцать. У меня осталось такое впечатление, что Эмиль был не в себе, как будто боялся чего-то или кого-то. Я спрашивал, нет ли у него недостачи в кассе, нужна ли денежная помощь… Он сказал, что нет. Меня поразила его неискренность. Я сумел из него выжать обещание приехать ко мне в Колюшки. На рождество.

– И что дальше?

– Что дальше? – повторил он. – Дальше ничего.

Шыдло вынул из ящика стола газету и показал мне сообщение, обведенное красным карандашом.

– Дальше было это страшное несчастье. О похоронах я узнал из некролога, помещенного в «Жыче Варшавы».

– У Зомбека были еще знакомые, друзья?

Ветеринар аккуратно сложил газету и снова спрятал ее в ящик.

– Не думаю. Эмиль вообще сторонился людей. Представьте себе, он избегал даже меня, своего спасителя и опекуна. Словно умом тронулся в послевоенные годы. Когда я узнал его, ему было, кажется, десять лет. Точнее, ему исполнилось двадцать, когда кончилась война. Да, совсем забыл: в последнее время он жил с какой-то женщиной. Я ее видел только один раз, когда там был, по-моему, двадцать третьего.

– Она присутствовала при вашем разговоре?

– Удивительно, но Эмиль приказал этой женщине уйти.

Шыдло засмеялся. Свободно, естественно. Если он действительно участвовал в убийстве Зомбека или что-то знал о нем, то довольно ловко выбрался из всей этой истории, обезопасив себя со всех сторон. А как с плащом из болоньи? Я решил спросить и об этом.

– Вы были у Зомбека в оранжевом плаще из болоньи?

– Я? В плаще? По-моему, я был вообще без плаща… Как будто так.

– Но у вас есть такой плащ?

– Я не люблю этой капроновой дешевки. У меня есть импортный непромокаемый плащ из водоотталкивающей ткани, швейцарский. Может вы хотите посмотреть? – он поднялся с кресла.

Я остановил его.

– Спасибо, не надо.

– У вас есть еще какие-нибудь вопросы? – обратился ко мне Шыдло.

У меня уже не было никаких вопросов. Снова все рушилось. Показания Фальконовой о приезде таинственного мужчины, информация, полученная от Марианны Вятрык, почтовая марка, проштемпелеванная в Колюшках… Все впустую! Впустую «сенсационные» открытия, впустую весь проделанный труд. Ох, до чего я был уже сыт этим Эмилем Зомбеком! Он блуждал вокруг меня, словно вампир, отнимая покой, мучил бессонницей. И зачем только я заварил всю эту кашу, зачем настаивал на возобновлении следствия? Ведь если теперь все опять уплывет из рук, то мой провал станет очевидным вдвойне, угрожая мне…

Я вернулся в Варшаву измученным и разочарованным.

41

Полковник Галицкий хотел поговорить с нами. Я с удовольствием отложил бы эту беседу, мне хотелось прийти на совещание с чем-нибудь конкретным, однако пока у меня не было никакого повода отсрочить разговор с шефом.

Мы встретились в кабинете майора Птака.

– Итак, этого человека, – сказал майор, глядя на портрет ветеринара, – зовут Бронислав Шыдло. И живет он в Колюшках, и оттуда же послал открытку Зомбеку. То есть все обстоит так, как и предполагал капитан Вуйчик. Это большой успех, – обратился он ко мне. – Без промаха.

У меня было другое мнение о цене этого успеха, поэтому я ничего не ответил, даже кивком головы не поблагодарил за похвалу. Только взглянул на лицо шефа, но оно, как обычно, ничего не выражало.

– Кажется, – продолжал майор Итак, – сержант Клос просматривал сегодня донесения наблюдателей, следящих за Броняком?

– Так точно, – подтвердил Клос. – Броняк проживает один, не любит никакого общества. К нему никто не приходит. Не пьет и не курит. Живет скромно и бережливо. Не тратит больше, чем позволяет его заработок. Единственная страсть – рыбалка. Характеристика, которую дал ему директор Колаж и утвердил заводской совет, положительная. Я сам хотел бы иметь такую…

– А что вы думаете об этом ветеринаре из Колюшек?

Я собрался ответить, но меня опередил поручик Витек.

– Это может быть самым обычным знакомством, которого сам Зомбек, впрочем, сторонился. Заинтересованность Шыдлы может вытекать из того, что когда-то он спас маленького Эмиля. Прятал его, позже учил. Этим вполне можно объяснить его привязанность к Зомбеку. Шыдло признался в отправлении открытки и в посещении. То есть в тех фактах, на основе которых строились наши подозрения.

Поручик здорово помог мне: несколькими словами он сформулировал все мои разбредающиеся мысли. И как будто был прав.

– Подождем с окончательными выводами, – сказал майор.

– И я так думаю, – отозвался шеф.

– К сожалению, не все так ясно, – вставил сержант, глядя на поручика. – Фальконова хотела сообщить еще что-то важное.

– Об этом надо забыть, сержант, – возразил поручик. – Как вам известно, Фальконова мертва.

– Я, собственно, хотел сказать, – повысил голос сержант, – что смерть Фальконовой только усиливает все подозрения. Так же, как и история нападения на капитана Вуйчика в квартире Зомбека.

Витек:

– Мы уже говорили, что это мог быть просто вор, которого капитан вспугнул.

Клос:

– Почему же тогда этот человек не украл ничего, кроме удочки Зомбека? Почему он не взял удочку капитана?

Поручик засмеялся:

– На удочку капитана никто бы не польстился. А удилище Зомбека было импортным, с какой-то прекрасной катушкой. Впрочем, в темноте вор мог попросту не заметить второй удочки.

– Добро, – сказал майор. – Добро, но что думает обо всем этом капитан Вуйчик?

– Я настаиваю на последнем предложении: труп Эмиля Зомбека сам должен ответить на все эти вопросы.

– Эксгумация? – спросил поручик Витек. – Чтобы проверить, действительно ли у Зомбека был раздроблен большой палец правой ноги? И что потом? Что нам дает эта эксгумация? Мы знаем, что Зомбек убит. Только и всего.

– Я не предполагал эксгумации кассира, – сказал я. – В монастыре мне сообщили, что какой-то старый пастух, Каппер, рассказывал о смерти Зомбека. Якобы гестаповцы застрелили его на краю леса, рядом с общественным пастбищем. Это нужно проверить.

– Что вы предлагаете? – спросил майор.

– Следует поехать туда с людьми. Надо найти могилу и останки этого расстрелянного. Если там вообще есть какие-нибудь останки. Нужно откопать человека, которого застрелили в тот день.

– К сожалению, – усмехнулся майор, – умирают только один раз.

– Этот пастух, может, действительно сумасшедший? И вообще, подтвердит ли он, что видел, как расстреливали… – начал поручик.

– Каппер уже подтвердил, – сказал я. – Я нашел пастуха и спросил его об Эмиле. Каппер помнит Зомбека – они вместе пасли скот на лугу – и утверждает, что был свидетелем его смерти.

– Итак? – спросил майор, глядя на шефа.

– Предоставим капитану Вуйчику полную свободу действий, – сказал полковник. – Если уж живые молчат, то возможно, мертвые что-нибудь скажут.

Когда полковник вышел, поручик Витек спросил:

– Ты что, правда, хочешь найти таким образом убийцу Зомбека?

– Должен найти, – сказал я.

42

Мы поехали в Н. Машина остановилась на дороге, убегающей в глубь леса.

Мы стояли в березовой рощице, за ней тянулся густой сосняк. Деревья здесь были сухие и сильно попорченные туристами.

Каппер был уже стар – восьмидесяти лет. Дряблое морщинистое лицо, слезящиеся глаза. Редкая козлиная бородка. Пальцы его рук напоминали обрубленные коренья. Он говорил неразборчиво, нескладно, а когда увлекался, его речь переходила в невнятное бормотанье.

Пастух рассказал нам, что за день до бегства немцев из Н. он вместе с Эмилем стерег на пастбище скот. Луг тогда был гораздо больше, чем сейчас: после войны государство раздало хозяевам часть нераспаханной земли. «Стрельба стояла страшная, пушки гремели все ближе и ближе». Потом они увидели самолет, спикировавший над самой поляной. Перепуганный скот метался и ревел на все голоса. Поэтому его было решено загнать в коровник. Он, Каппер, должен был гнать общественный скот, а Эмиль – монастырский…

Пастух замолк и попросил закурить. Я дал ему целую пачку. Он закурил сигарету, а остальные спрятал в кисет из рыбьего пузыря. Потом палкой показал туда, где стояла наша машина: там, на этом самом месте, появился тогда неожиданно немецкий военный автомобиль, распахнутый, с опущенным верхом. У него было два задних сиденья. В автомобиле находились четверо военных в черных мундирах и один в штатском.

– Как выглядел этот, в штатском?

К сожалению, пастух не мог разглядеть его лица. «Я с детства был слаб глазами». Один из военных вышел из машины и подошел к ним, Капперу и Эмилю. На Фуражке у него был изображен череп, на воротнике тоже. Он спросил Эмиля, как его зовут. Мальчик ответил. Тогда тип в мундире забрал мальчика с собой. Его посадили в машину, это Каппер видел, и отъехали в глубь леса. Но недалеко, потому что мотор сразу же затих. Раздалась автоматная очередь, короткая. «Как начали стрелять, – сказал Каппер, – я тут же убежал. Бросил скотину и убежал. Вернулся за ней вместе с другими парнями уже после захода солнца».

– А вы уверены, что стреляли в Эмиля? Откуда вам известно, что именно в него? Может, они убили того штатского, что был с ними?

– Того не могли застрелить, – упирался Каппер, – тот был для них своим. Наверняка застрелили Эмиля.

– Вы нашли то место?

Да, он нашел. Несколькими днями позже отважился войти в лес. И увидел свежеперекопанную землю там, где была воронка, оставшаяся от снаряда еще с первой мировой войны. Эта воронка была засыпана свежей землей и закидана дерном. «Когда гитлеровцы убивали кого-нибудь в наших лесах, – пояснил Каппер, – то никогда не копали могил. Оставляли трупы червям и муравьям».

Я подумал о том же самом. Спросил у пастуха, сумеет ли он показать это место. «Да, иногда я молился там за упокой души Эмиля». Он провел нас в глубину леса.

Мы остановились перед небольшим возвышением, заросшим сочной травой и кустами малины. Я подозвал людей. Они сняли гимнастерки и фуражки и крепко налегли на лопаты.

– Как ты думаешь, Павел, – спросил сержант, – мы там кого-нибудь найдем?

– Если бы знал, не трогал бы этой могилы.

43

На следующий день мы получили результаты экспертизы, проведенной специалистами из Центра криминалистики. Останки, найденные в лесу, принадлежали Эмилю Зомбеку, который был убит в предпоследний день войны. Эксперты подтвердили, что это произошло именно в то самое время.

Майор просматривал результаты исследований.

– Погляди, – сказал он, подавая мне протокол. – «Кости большого пальца правой ноги деформированы. Этот палец подвергся размозжению скорее всего в детстве, что однако не могло затруднять свободы передвижения».

Не затрудняло. Так сказала мне и монахиня в монастыре. Но кассир «Протона» тоже не хромал.

– «Недостает нескольких передних зубов», – читал майор дальше.

«Был щербатым», – утверждала монахиня. «В верхней челюсти был мост», – сказал мне по телефону сержант Клос.

– А потому… – начал майор.

– Труп, найденный в кассе завода «Протон», – закончил я, – не был трупом Эмиля Зомбека. Но тогда кого же убили в «Протоне»?

– Кого-то другого, – ответил майор, – кто пользовался метрикой, биографией и фамилией парня, застреленного немцами.

– И его серебряным медальоном, – добавил я. – А если человек, убитый в «Протоне», носил медальон Эмиля и владел его метрикой – а их отобрали у Эмиля люди из СС или гестапо, – то это может значить лишь одно: фальшивый Эмиль получил вещи в СС или в гестапо.

– А раз он их получил, – сказал майор, – значит, имел при этом какую-то особую цель. И мы теперь должны узнать, кем же на самом деле был кассир «Протона».

Вошла секретарша майора.

– Я же просил, чтобы мне не мешали!

– Но это поручик Витек.

– Впустите.

Вошел поручик Витек. Он принес магнитофонную пленку, на которую я записал голос ветеринара Шыдлы. Была у него и еще одна пленка – с голосом человека, анонимно звонившего и требовавшего прекратить дознание.

– Пленки исследованы, – сказал поручик. – Центр криминалистики не считает, что это голос одного и того же человека. По крайней мере, эксперты за это не ручаются. Трудно дать определенный ответ, принимая во внимание различные условия записи. В одном случае – застекленная будка и доносящийся через нее уличный шум, а также треск на линии. Во втором – тесная, обитая плюшем комната ветеринара, то есть, условия почти студийные.

– В свою очередь, – сказал я майору, – мне хотелось бы, чтобы ты установил скрытое дознание по делу Шыдлы и его контактов. Стоило бы постараться получить согласие прокурора и на подслушивание его телефонных Разговоров.

Снова появилась секретарша.

– Спрашивают капитана Вуйчика.

Я поднял телефонную трубку.

Звонила Галина.

– Прошу вас не сердиться, но я по важному делу, – быстро проговорила она. – Иначе я бы никогда не осмелилась, хотя и соскучилась по вас. Сегодня уже поздно, но, может, мы встретимся завтра, в первой половине дня? У меня есть кое-что важное. В каком кафе?

– Только не в кафе, – сказал я.

– Тогда, может, в парке? Знаете, около площади Вильсона. Там есть парк Жеромского. Вы знаете, где это?

– Хорошо, в двенадцать.

– Я буду ждать около парка. Очень рада, что вас увижу.

– И я рад.

Я положил трубку.

– Успокоился бы ты с этой Галиной, – усмехнулся поручик Витек.

«Дурак, – подумал я. – Дурак и свинья. Хочет приписать мне в присутствии майора какой-то глупый роман».

– Зачем эти инсинуации? – спросил я его.

Витек невинно улыбнулся и посмотрел на меня с укором.

– Ты, наверное, не так меня понял, – сказал он.

– Добро, – откликнулся майор, не очень понимая, о чем идет речь. – Встретитесь в клубе и там будете говорить о женщинах. Министерство убухало кучу денег на этот клуб, чтобы вам было где поговорить. А вы все болтаете о личных делах на работе.