355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Анджей Пилипик » Сестренки » Текст книги (страница 9)
Сестренки
  • Текст добавлен: 21 сентября 2016, 15:40

Текст книги "Сестренки"


Автор книги: Анджей Пилипик



сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

Странные запахи не мешают Станиславе. Работая в доме Сендзивоя, она к ним привыкла… Впрочем, бывало, что там воняло даже гораздо хуже, например, тогда, когда мастер исследовал состав телячьей крови. Долгими неделями слетались мухи, да и весь дом пропитался воистину трупным запахом…. Или, великая зараза, эпидемия чумы 1624 года. Тогда все считали, будто бы запах горячего настоянного на травах уксуса позволяет пережить заболевшим и избежать заражения здоровым. С тех пор тот запах доводит ее чуть ли не до истерики…

Младшая кузина действует неспешно и методично. Она разработала схему, изготовила прототип, испытала… И не спешит. Все должно быть выполнено очень тщательно и загерметизировано воском [77]77
  Специализированные лаки и покрытия для автора и Катаржины являются terra incognita. А ведь можно и простым парафинчиком. Например, свечным. – Прим. перевод.


[Закрыть]
. Конечно, она рассчитывает на то, что уже первый день наблюдений принесет конкретные и материальные эффекты, но по привычке монтирует камеры так, чтобы те могли выдержать, самое малое, месяцев шесть. В ЦСБ ее хвалили за то, что мыслит с опережением… Но, с другой стороны, так ведь и нужно. Всегда следует иметь допуск на ошибку, резерв на черный день… Так, теперь еще раз проконтролировать оборудование. А где можно испытать устройство? Лучше всего, в каком-нибудь нейтральном местечке, где имеются приличные толпы. Одно такое местечко неподалеку она знает. Школа.

– Я выхожу! – кричит Катаржина в глубину квартиры.

Кузина Станислава что-то тихонько буркнула, но от книжки не оторвалась…

Как повесить шпионскую аппаратуру в самом центре города, на довольно-таки многолюдной улице? А в чем проблема? Для этой цели имеется брезентовый комбинезон и торчащая из кармана отвертка. Волосы связаны в хвостик, на голове бейсболка того же цвета, что и комбинезон.

Дворник проживает на первом этаже, в самой глубине двора. Катаржина энергично валит кулаком в его дверь. Тот открывает, пьяный в сиську и потому взбешенный, окидывает незнакомку ненавидящим взглядом. Рожа покрыта трехдневной щетиной, лапы волосатые, в глазах желание всех прибить. Нельзя допустить, чтобы начал размышлять.

– Мне нужна трехметровая лестница, лучше всего – алюминиевая, с широкими ступеньками и блокиратором, – чтобы кого-нибудь полностью сбить с панталыку, лучше всего с места потребовать от него немедленно предоставить чего-то такое, чего ни за какие коврижки тот доставить не может.

– Ыыыы… – дворник перепугано глядит на девушку.

– Мужик, давай живее, не стану же я монтировать датчик на темную!

В Бюро ей тщательно пояснили, что важнейшей частью словесных стычек является стремление вызвать у противника чувство глубокой вины. В конце концов, дворник направляется в кладовку и вытаскивает здоровенную железную лестницу, грязнючую, как будто бы он ею в мусорке рылся. В тех местах, где коррозия съела краску, поблескивает рыжая ржавчина.

– Да пан ее хотя бы какой-нибудь тряпкой протер, – командует Катаржина и укоризненно поглядывает на часы.

Необходимо дать понять, что он забирает ее ценное время. Ругаясь себе под носом, мужчина очищает перекладины куском старого ватника. Наконец, он закидывает лестницу себе на плечо.

– Куда?

Похоже, чиновники из домоуправления когда-то неплохо его выдрессировали. Жаль, бухает он настолько сильно, что практически все позабыл. Необходимо вернуть ему классовое сознание.

– Датчики всегда вешают со стороны улицы, – в голосе Катаржины звучит укоризна. – Или пан желает замерять интенсивность дорожного движения здесь, во дворе?…

Мужик послушно топчет к воротам. Катаржина опирает лестницу, приказывает придержать. А над входом как раз имеется подходящая полочка, образованная широким алебастровым порталом. Девушка вынимает из рюкзака аккумуляторную дрель и быстро монтирует камеру. Ноутбук, соединительный кабелек, регулировка резкости. Затем девушка подкручивает винт, подстраивая угол обзора. Готово. Кабель отключает, компьютер выключает. Спускается по перекладинам.

– Благодарю за сотрудничество. Свяжемся через месяц.

Уходит, не прощаясь. Дворник долго еще торчит перед подворотней, в конце концов отлипает от стены и неохотно возвращается в каморку-склад.

– Вот принесли же черти проверяющую, – бормочет он себе под нос.

Другой на его месте начал бы ворочать в голове: что и на кой ляд смонтировали на доме, находящемся в его опеке, но его мысли были заняты исключительно стоящей на столе в его каморке незаконченной бутылкой…

* * *

Крыши можно менять несколькими способами. Можно заказать строительную бригаду. Работу раскандыкают, говоря совершенно специальным языком, проваландаются пару месяцев, сделают всего ничего и оставят после себя кошмарный бардак. Опять же, следует считаться с тем, что половина материалов испарится в до конца так и не выясненных обстоятельствах. Цена, которую потребуют, будет обратно пропорциональной качеству работы. Можно нанять гуралей. Те сделают быстро и более-менее тщательно, но спрос на их услуги высок, и, к сожалению, в последнее время они взвинтили цены. Обвинять их не следует, работают ребята легально и обязаны выплачивать сумасшедшие налоги и соцстрах. Можно привлечь гуралей нелегально. Выйдет где-то на добрую треть дешевле. Но все-таки дороговато…

Стройматериалы делятся на две категории. На хорошие и на плохие. А на качестве экономить не следует. Зачем делать дешевку, которую лет через пятьдесят нужно будет менять? Так что материал должен быть наилучшего качества. Тут мы в своем распоряжении имеем: материалы дорогие и дешевые. Дорогие, это товары, на которые имеются чеки. Зарегистрированный оборот производителя с включенным страхованием и налогом. Тот же самый материал, но без чеков, можно купить на треть дешевле.

Алхимик появился в шесть утра. Через узкие ворота на покрытый мусором дворик въехали два грузовика досками, балками, черепицей, фанерой, пенополистиролом, жестью и массой других ценных вещей. Тут же появились и пара десятков рабочих. Они умело вскарабкались на крышу и с огромным мастерством приступили к демонтажу готовой рухнуть конструкции. В восемь из своей квартиры выглянул хозяин дома.

– А здорово у них получается, – оценил он.

– Специалисты высшего класса, – подтвердил Алхимик.

– Чегой-то специалисты эти слишком смуглые, – задумчиво заметил старичок. – Откуда пан их вытряхнул?

– Ну… скажем, что это беженцы. Из Косово.

Дедуля оскалил в улыбке пожелтевшие от никотина и кофе зубищи.

– Сказал бы пан, что из Чечни, тогда бы я, может, и поверил…

– Абхазские гурали, – серьезно заметил Сендзивой.

– Абхазия… Чего-то вспоминаю…

– Раньше это была область Грузии. Теперь рвется в самостоятельность. Малюсенькая такая страна в предгорьях Кавказа… А от Чечни их делит целая горная гряда.

Алхимик понятия не имеет, что дедок имеет к чеченцам, посему предпочитает объяснять в самых общих выражениях.

Разборка старой крыши, если пользоваться современными инструментами, продолжается относительно недолго. Работники сорвали всю черепицу. Она не годится для повторного применения, но ее тщательно собрали. Последующая разборка – это работенка для двух десятков мужиков часов на четырнадцать. Работники и спали на крыше, пара охраняла материалы. Как бы жильцам чего-нибудь дурного в голову не пришло…

Конструктивные элементы из клееной древесины. Скелет поставили уже на следующий день. Еще день заняло изготовление внутреннего и внешнего покрытий, а так же гидроизоляции. И вот теперь – самое сложное: на новую крышу необходимо выложить слой старой черепицы так, чтобы крыша, более-менее, выглядела как до ремонта. А то еще придурки из стройнадзора прицепятся…

* * *

Княжна Моника полностью отказалась от попыток установить контакт с живущими с ней девицами. Никогда им не договориться, хотя они и «ровесницы». Любой контакт, выходящий за рамки будничной вежливости, оказался невозможным. Иногда такое случается. Девчонки сидят втроем и сплетничают о жизни каких-то придурочных идолов. При этом они теряют массу времени. Ведь есть гораздо более интересные вещи, о которых стоило бы поспорить. Моника, прожив более тысячи лет, научилась ценить каждую спокойную минутку. Так что: надеваем наушники. Она уселась по-турецки на кровати, оперлась о стенку и нажала кнопку «воспроизведение» на кассетном плейере, сунутом в карман серой рубашки.

В расположенной неподалеку библиотеке имеется специальный отдел для невидящих читателей. Там можно брать на дом записи книг на магнитофонных кассетах. Моника слушает их часами, осваиваясь с языком. Неважно, когда она вновь отправится в путь, так или иначе, еще один освоенный язык всегда сможет пригодиться.

Вот только уходить отсюда не хочется. Станислава… Приятно встретить кого-то, кто тебя понимает. Кого-нибудь с подобным опытом. Кого-то, помнящего, как до живого кусают клопы, и как мало света дает масляная лампада. Хорошо иметь приятельницу, которая способна понять тебя с полуслова. И совсем не имеет значения, сколько ей лет. Да и как все это считать? Сама она прожила более тысячи лет. Преподавательница – около четырехсот. Биологический расход организмов приблизительно одинаков. Жизненный опыт? Ну, тут можно и поспорить. Что лучше: сотни лет проживания в небольших балканских, византийских и кавказских селениях, или четыреста лет беспрерывного бродяжничества по всем уголкам земного шара?

В то время, как сама она гоняла коз на пастбище, чувствуя на себе оценивающие взгляды деревенских стариков, Станислава сделалась по-настоящему светской дамой. Ее характер сформировался в местах, где жизнь шла быстро… Нечего и сравнивать.

Она не может представить учительницу без книги в руке, в то время как сама она иногда и за десять лет не имела возможности прочитать что-либо новенькое… Когда родилась, то была княжной. Пару раз в жизни даже применяла этот титул. У нее было несколько домов… А потом удача повернулась задом. Моника бывала и наверху, и опять внизу…

Девушка прикрывает глаза. Лучше всего было в Грузии. Народ чертовски суеверный. Как-то раз она жила целый сто двадцать лет в селении, и все знали, что она вампирица, которая никогда не постареет… Им это никак не мешало. Прогресс сжимается петлей у нее на горле. У войн в Югославии имелся один положительный аспект. Полнейший бардак в бумагах регистрационных учреждений позволил ей создать фальшивую тождественность. Но теперь она попала в более цивилизованные регионы Европы, и начинаются неприятности.

И в то же самое время она чувствует, что в воздухе висит нечто странное.

* * *

– С точки зрения статистики, это просто невозможно, – поясняет Катаржина.

Станислава растирает в ступке кардамон. Не все способны оценить необыкновенные свойства этой приправы. Ученица алхимика поднимает голову и с любопытством глядит на кузину.

– Почему?

– Вот сколько может быть бессмертных? Во всем свете?

Четырехсотлетняя «родственница» молчит, глядя в окно.

– Философский камень, якобы, смогли получить только Сетон и Сендзивой, – отзывается она. – Причем, последний получил рецептуру от Сетона. До того, якобы, его имел Келли, шастающий по Центральной Европе англичанин. Но он не умел его производить. В какой-то древней могиле обнаружил шар из слоновой кости, заполненный порошком… Во всяком случае, именно так он заявлял…

– А вот мне любопытно, случаем не… Насколько стара алхимия? Здесь мне важна идея.

– Герметисты всегда утверждали, будто бы алхимия доходит до начал творения, Гермеса Трисмегиста и тому подобное… Сендзивой над этим насмехался. Правда, в конце XIX века были найдены архивы царей Ассирии в Ниневии, и среди табличек был трактат названный «Врата печи», родом из VI века до нашей эры.

– Если тогда тинктура была создана в первый раз, то по нашей планете могут бродить люди, которые в два или три раза старше Моники.

– Это так. Но не думаю. Статистика, которую ты так любишь, исключает их существование. В какой-то раз он, попросту, не успеет сбежать… Или свалится с лестницы.

– Беспокоит меня наша малая. Какова вероятность того, что вампирица встретится именно с тобой?

– Быть может, ее что-то притянуло. Телепатия или…

Катаржина уже ранее заметила, что мысли ее кузины несколько ленивы. Ей не хватает искусства дедукции; голова у нее светлая, но размышления как бы заикаются. Это проблема иного воспитания, жизненный опыт здесь не поможет…

– Телепатия… предположим, что таких как ты здесь несколько сотен. Это предполагая, что алхимики одаряли тинктурой своих учеников, сотрудников и так далее…

– Очень маловероятно, – вмешалась Стася.

– Ладно. Подсчитай, сколько может быть таких, как ты.

– Келли нет в живых. Сетон мертв. Авиценна… – она заколебалась. – Не знаю, то было за сотни лет до моего рождения. Из учеников Сендзивоя, кроме меня, живет пара. Один – это Ян Копаницкий, его я встречала пару раз; к своей истинной фамилии он привязан как-то и не был. Какая она у него теперь?

– Скуржевский.

– Тоже ничего. Сендзивой, если жив… Двух остальных я и не встречала, а после стольких лет имена их не помню.

– В живых их нет, – пояснила Катаржина, – их нагнали те, которые пытались покончить с тобой в школе…

И она кратко изложила выясненные в архивах результаты следствия.

– Черт, я до сих пор не могу понять, откуда они знали?

– У меня имеется гипотеза. Кто-то вас подставил. Некто, неплохо знающий тайну Сендзивоя.

– Имеется еще один. Димитрий… – вспомнила Станислава.

– Хмм. Ну да. И о чем вы разговаривали?

В Катаржине предыдущая профессия выработала определенные навыки.

– Я спросила о Сендзивое. Тот сообщил, что уже давно его не видел. Ну и жаловался, как надоела ему жизнь. Еще ему хотелось узнать, проживаю ли я в Кракове. Вот и все.

– Те двое были убиты в Кракове… Он мог их просто подставить. Вот представь себе такую ситуацию… Димитрий любит пожить с шиком и, время от времени, погулять.

– Это точно. Костюм, что был на нем, выглядел словно из каталога.

– В его распоряжении запас тинктуры, но, как тебе известно, ею можно воспользоваться двумя способами. Или переработать в золото, или жить дольше. Золото – это деньги… Но за то, чтобы иметь деньги платой становится более короткая жизнь. Разве что…

– Он находит несколько очень религиозных людей. Внушает им то, что мы вампиры, впрочем, даже и не важно, что он там им сказал. Те двое гибнут с разрывом в лет пятнадцать. Затем приходит моя очередь…

– Именно. У каждого убитого он находит порцию тинктуры. Но, может, не всегда это и удавалось. Не все ведь держали ее дома или при себе.

– Если это правда… – Станислава взяла сумочку и вытащила наган. Провернула барабан. Шесть патронов с пулями закружило в смертельном танце.

– Ты права, если это правда? Ведь мы можем и ошибаться, – успокоила ее кузина.

– Как мы это проверим?

– Если это он, то вскоре можно рассчитывать на посещение убийц…

– Определить адрес будет нелегко.

– Но тебя могут выследить. Необходимо предпринять средства осторожности.

– И что ты предлагаешь?

* * *

Княжна Моника мчит на роликовых коньках по Плянтам. У нее неплохо выходит. Лет шестьдесят назад она ездила на роликах, но параллельная установка колесиков не давало таких возможностей, как нынешнее решение.

Коньки она получила от Станиславы. Преподавательница восприняла, что Моника прожила более тысячи лет, но подсознательно относится к ней как к шестнадцатилетнему подростку. И замечательно. В нынешние времена это очень даже замечательный возраст. От человека не требуют ответственности… В Византии в четырнадцать лет девушку считали взрослой. Ее двоюродная сестра вышла замуж в двенадцать лет, что не было чем-то необычным. Приятно иногда на пару часов освободиться от забот, которые несет с собой зрелость…

Моника мчит по-настоящему быстро. Когда же это в последний раз она ездила на роликах? В 1913? Похоже, так, за год перед войной, уничтожившей независимую Сербию и еще несколько стран. А в нужный ритм она вошла сразу же.

Воздух развевает светлые волосы. Прохожие проводят ее взглядом. На ушах наушники от кассетника. Моника пролетает мимо трех полицейских. Один из них удивленно глядит ей вслед.

– Блиииин, какая телочка…

Ну почему для всех она ассоциируется именно с этим животным? Остальные качают головами. Девушка промчалась мимо них так быстро, что не успели заметить лица, а только размазанное пятно золотых волос.

Моника проезжает подземный переход, ведущий в сторону вокзала, и ускоряет. Здесь трасса ведет чуточку под уклон. Еще скорее! Жаль, что нужно быть внимательной, проскакивая улицы, пересекающие Плянты. Тот, кто спроектировал этот забавный парк вокруг Старого Города, должен был пойти дальше и запахать и все улочки. Здание Музыкальной Академии. Девушка проскакивает рядом с группой смеющихся студенток. Футляры для инструментов. Может быть стоило бы купить себе скрипку? Игра на ней так успокаивает… Но следует ли ей успокаиваться? Так. Шестое чувство подсказывает, что что-то висит в воздухе. Ладно, куплю. Как только добуду деньги.

Вавель. У основания холма, практически точно под башней с милым именем Куриная Лапка, стоит вытесанная из песчаника копия языческой статуи. Все зовут ее Швятовидом, хотя статуя изображает Сварожича. Возле статуи горит несколько кладбищенских свечей-фонариков. Язычники держатся крепко!

Увидав это, Моника сплевывает сквозь зубы. Христианкой она была еще в те времена, когда местные дикари резали новорожденных в жертву своим идолам. Подъездная дорога на возвышенность покрыта булыжником и круто идет вверх. Рядом узенький тротуар… Резкий угол, но девушка не поддается. Ворота. Моника въезжает на территорию замка. Где-то тут имеется лавочка. Есть. Остатки развалин на дворе, вскрытые и защищенные археологами, выделяются светлым цветом известняка на громадной лужайке. Расставленные вокруг бетонные блоки служат в качестве лавок. Моника садится на единственной свободной и вслушивается в реакции собственного тела. Она слегка запыхалась, сердце стучит барабанной дробью, выходя на нотку триумфа. Лошадиная кровь кружит в ее жилах, пот пахнет чуточку по-другому. Но через несколько дней это пройдет. А вокруг все замечательно, прозрачная и золотистая польская осень.

Девушка переставляет кассету на другую сторону. Еще пять минут, и она отправится дальше. На соседней лавочке сидит парень, на глаз лет четырнадцать, закопался в чтение толстенной книжки; добрался до конца главы и со вздохом облегчения захлопывает том, кладет его на нагретые солнцем доски названием кверху.

Молодой человек подставляет лицо солнышку, щурит глаза, пораженные его сиянием. Затем ведет взглядом по застройкам Вавеля и неожиданно замечает соседку. Какое-то мгновение он наслаждается ее красотой, проскальзывает по лицу и, опустив глаза ниже, отмечает роликовые коньки. Робко улыбается, как и следует улыбаться, увидав красивую незнакомку. Затем вытаскивает из сумки очередную толстенную книжищу.

Княжна поднимается с места. Полминутки на то, чтобы разогреть щиколотки и стопы, и можно катить дальше. Теперь будет с горки. А потом? Когда выедет на Плянты, кажется, будет легкий подъем. Или поехать через город? Нет, часть улиц мощеная, а вот какие, она не помнит. Ролики жалко. Ладно, в путь. Парень откладывает книжку и провожает девушку взглядом: чистым и светлым. В нем нет плотского вожделения, чистой воды восхищение. А Моника уже мчится вниз, мимо длинной крепостной стены, увешанной табличками с именами спонсоров, давших средства на восстановление замкового холма. Там давно уже положен кошмарный, неровный булыжник. Опять же: съезд очень крутой и заканчивается практически на оживленной улице. Но Моника справляется. Ролики сделаны из твердой резины, корпуса – из углеродного волокна. Ну а поддержание равновесия – это мелочь…

* * *

Катаржина с удобством устроилась на поворотном кресле перед компьютером. Кузене пришлось пережить установку этого шумного ящика в салоне, хотя современное устройство ну никак не соответствует заставленному старинной мебелью интерьеру. Альтернативой было размещение машины в спальне… Катаржина способна отдаваться работе целыми днями. Что же, она ведь представительница новой эпохи. Станислава все еще верит в могущество листа бумаги и карандаша. Когда занималась делами на пограничье Судана и Эфиопии, ей хватало тетрадки и авторучки. Она прекрасно знала: кто, когда и за сколько… Но, раз компьютеры способны им помочь, необходимо ими воспользоваться.

Кузина Катаржина спокойно стучит по клавишам, обрабатывая фотографии с камеры-прототипа.

– Хмм… – бормочет она себе под нос.

– Что-то обнаружила?

– Погляди сама. Вчера я подвесила камеру в четыре вечера с минутами. А вот тут… – показывает она снимок, сделанный в двадцать ноль-ноль.

Свет уличного фонаря вырвал из темноты силуэт человека, стоящего в двери школы.

– Преподаватель биологии. Как его там… Секлюцкий, – идентифицирует мужчину Станислава. – Странно… Чего это он искал в такое время на работе? Ведь даже дополнительные занятия заканчиваются в четыре вечера.

– Вообще странный тип, – морщит брови Катаржина. – Что-то меня в нем беспокоит.

– Меня тоже, – кивает Станислава. – Взгляд у него какой-то нехороший. Ученицы его, похоже, не любят.

– Ну, мы вообще мало чего знаем о своих подопечных. Хотя, с другой стороны, нам ничего не мешает получить побольше информации. Среди них можно найти потенциальную агентуру.

Старшая из «девушек» усмехается. По причине работы в Бюро у ее «кузины» появились странные привычки…

– Ты имеешь в виду Монику?

– Именно. Нашу маленькую вампирицу… Или вампирку? Знаешь, как правильно?

* * *

Большая перемена. Моника тихонечко выскальзывает из школы. Полчаса – это куча времени. Надевает роликовые коньки. Пять минут по-настоящему быстрой езды – и она на месте. Небольшой салон, где можно купить сотовый телефон. В заведении имеется ломбард и комиссионка электронного оборудования. Моника расспросила Катаржину относительно того, как работает мобильный, и теперь, довольная, приобретает элегантный, хотя и недорогой, аппарат и стартовый пакет. На листике записывает номер и улыбается про себя… Она носила княжескую диадему. В ее библиотеке имелись книжки, за которые теперь любой антиквар дал бы отрубить себе руку. Когда-то, уже очень давно, у нее имелась собственная вилла на берегу Средиземного моря, несколько рабынь… Она ездила в карете, восседала на чистокровной арабской кобыле. Сейчас на щиколотке она носит стилет из булатной стали, стоящий для коллекционера любых денег. Но никогда в ее жизни не было у нее телефона… Моника проверяет. Аппарат действует….

– Чем могу еще служить? – с улыбкой спрашивает продавец.

До девушки не дошло, что это всего лишь шутка. Взгляд ее перемещается по выставленным на полках устройствам. Каждое снабжено этикеткой с ценой. Моника решает мгновенно.

– Будьте добры, вот это…

Она глядит на часы. Урок начнется через шесть минут. Хорошо еще, что сейчас будет информатика с Катаржиной. Маленькое опоздание она простит. Вот если бы был французский, пришлось бы оправдываться за каждую минуту отдельно…

* * *

Старенький, юзанный ноутбук с 486-м процессором и черно-белым дисплеем стоил всего четыреста злотых. Замечательное вложение средств. Он настолько невелик, что можно запихнуть в сумку. Моника Степанкович сидит на краю ванны. Щель под дверью ванной прикрыла скрученной половой тряпкой: будет лучше, если свет в коридор не будет попадать.

Вообще-то правила внутреннего распорядка не запрещают заниматься по ночам работой ради заработка, но у девушки имеется странное предчувствие, что если бы ее накрыли, то все закончилось бы страшным скандалом. Опять же, имеется пункт, в соответствии с которым свет необходимо гасить ровно в десять вечера. Моника не уверена, относится этот пункт только к жилым комнатам или к ванным тоже.

Несколько ксерокопированных страниц она пришпиливает к стенке. Греческий язык чуточку отличается от того, которым сама она пользовалась, живя в Мирах, но пока что справляется без словаря. Пальцы стучат по клавишам очень быстро, и все равно, больше чем четыре страницы перевода за час она сделать не способна. Часы в углу экрана показывают начало третьего ночи. Пора и вздремнуть, потому что утром будет вареная. Моника сохраняет работу и закрывает ноут.

* * *

Восемь утра. Ученицы все еще не проснулись. Они сидят за партами, но веки у них тяжелые. Кабинет биологии не принадлежит к самым приятным местам. Длинные серые витрины из дерева тянутся по всем стенам. Оставлены места лишь для окон. А в витринах стоят банки с различными препаратами, как правило, весьма отвратительными. Вдобавок: задумчиво склонивший свою черепушку полный человеческий скелет. Он настоящий, что видно по цвету костей. Гипсовые копии выглядят совершенно иначе. Рядом с классной доской, в высоком террариуме, на громадной древесной ветке греется несколько змей. Намного больше змей проживает в аквариумах в препараторской.

Преподаватель спокойно излагает тему урока. В то же самое время, слегка прищурив глаза, он следит за девушками. Монике его взгляд не нравится. Один раз в жизни, когда в XIV веке турки напали на армянские селения у подножия Арарата, она попала в руки торговцев рабами. Попалась тогда крайне неудачно: сама она убивать не любит, а тогда пришлось целых одиннадцать раз… У Секлюцкого тот же самый взгляд, что и у тех. На класс глядит так, словно оценивает стоимость живого товара. На его узких, словно у змеи, губах блуждает неосознанная усмешка. Эта скотина комбинирует что-то необыкновенно гадкое. Интересно, что? Так или иначе, придется обратить на него внимание… Княжна злится. В Польшу она прибыла, чтобы хоть чуточку перевести дух… Атмосфера угрозы отдыху не способствует.

Биолог прерывает изложение материала и отдает короткое, существенное указание. Нужно прочитать текст в учебнике и выполнить упражнения в конце главы. Сам же прячется в препараторской. В шести стеклянных бутылях, заполненных питательным раствором, более темными пятнами выделяются капли старой вакцины, найденной в разрушенной аптеке. В пяти банках ничего не поменялось. Зато в шестой… Ну да, глаза его не обманывают. В шестой что-то явно начинает происходить. Пятно стало больше. Притертая пробка дополнительно смазана маслом. Бутыль абсолютно непроницаемая, тем не менее, преподаватель чувствует неприятный холодок. А вдруг стекло треснет…

Он вынимает из кармана мобильный телефон. Среди его функций имеется и калькулятор. Считает. Шестнадцать учениц. Все родились после 1983 года. Вероятность заражения – семьдесят пять процентов, по двенадцать тушек на каждый класс. От шестидесяти до восьмидесяти процентов по школе… Все это он высчитывал уже неоднократно. И всякий раз результат тот же самый. Эти глупые телки будут стоить миллион баксов!

Как это сделано? Очень просто… Даже удивительно, что до него до этого никто не дотумкал… Пальцами он нежно поглаживает стекло. Наилучшие решения труднее всего выдумать. Даже у него это заняло несколько лет. Но еще чуть-чуть, и он будет богат. Сколько же клеточных делений должны пройти бактерии, чтобы превратиться в полноценный материал?

* * *

История. А вот это может быть интересно. Преподавательница рассказывает о временах крестовых походов, осаде и падении Константинополя. По теме она знает немного, но ей не хотелось даже поискать в книгах.

Моника Степанкович внутренне напряглась. Безотносительность и отстраненность изложения ее бесят. Для исторички это всего лишь дата из книжки. 29 мая 1453 года… Для нее же – наполненная кошмарами ночь, когда под огнем турецкой артиллерии пали извечные крепостные стены. Хаос, пожар, паническое бегство с осознанием того, что, в принципе, бежать и некуда… Тогда она оставила за собой трупов намного больше, чем до того или после того. Турки три дня и три ночи грабили город и убивали его жителей… Три дня врывались они в дома и церкви, убивали мужчин, насиловали женщин. Под конец третьего дня она нашла в сточной канаве останки двоюродной сестры. В тот день она в последний раз видела кого-либо из собственного рода…

Последующие годы. Сам Константинополь пал, но подчиненные ему территории держались. Тогда ей казалось, что найдет себе местечко, где сможет жить… Только страны на Балканах исчезали одна за другой. И, в конце концов, бежать стало некуда… На ноге Моника чувствует прикосновение кожаных ножен. Булатный стилет был в ту ночь с нею. Сколько раз пришлось ей убивать? Уже на утро она потеряла счет…

* * *

Теплый осенний день катится к вечеру. Станислава ведет свою кузину и княжну Монику по Флорианской улице. В одном из ближайших закоулков заработал грузинский ресторан. Уроки закончились рано, самое время пообедать. Так что стоит попробовать настоящие хачапури и запить их глотком вина «алазани». Прошлый год в Грузии был для винограда урожайным. Молодое вино, зреющее в подземных кувшинах, на залитых солнцем склонах неподалеку от монастыря Шиомгвиме [78]78
  Шио-Мгвимский монастырь (груз. შიომღვიმე, Шиомгвиме) – средневековый монашеский архитектурный комплекс в Грузии, неподалеку от города Мцхета. Он расположен в узком известняковом ущелье на северном берегу реки Мтквари (Кура), примерно в 30 км от грузинской столицы Тбилиси. – Википедия. Автор написал его название неправильно – Прим. перевод.


[Закрыть]
, не имеет себе равных. Французским кислякам до него, как до неба на четвереньках…

Княжна уже достигла значительного прогресса в выявлении тонких нюансов польского языка, так что, увидав на вывеске надпись «Подвал под золотой пипой» [79]79
  О значении слова в польском сленге прошу читателей догадываться самим, в меру распущенности. Из воспоминаний детства: «пипой» у нас во дворе называли какого-нибудь неуклюжего, сделавшего глупость товарища; впоследствии Сережа Чернышенко прочитал у Брема про южно-африканскую жабу «пипу»… Оказалось, что «недотепа» (в польском языке) – тоже может называться «пипой»! – Прим. перевод.


[Закрыть]
, фыркнула нежным, девичьим смехом.

– Что же это за пивная для развратников?

– Похоже, что «пипа», это старопольское уменьшительное от имени «Фелиция» – Катаржина поднимает взгляд на кузину. Станислава отрицательно покачала головой.

– Раньше так называли устройство для выкачивания пива из бочки [80]80
  Кроме того (в одном только польском языке): это китайский струнный инструмент; недотепа, распущенная девица, женский половой орган, и только лишь потом: «тонкая трубка с краном, служащая для того, чтобы выливать пиво из бочки» – см. польский Викисловарь. В испанском языке (и некоторых других), «пипа» это курительная трубка и бочка. Так что погребок, скорее всего, был связан с испанцами. – Прим. перевод.


[Закрыть]
,  – пояснила она и потянула девиц дальше.

Похоже, что ей тоже докучал голод. Вообще-то, без еды она могла выдержать несколько дней, но удовольствием это назвать было сложно.

* * *

Подземелья старинной части Кракова тянутся на километры. Это совершенно иной мир, не замечаемый с поверхности. Из ничем не примечательной подворотни ступени ведут вниз. А потом начинается лабиринт. Один подвал, проход, второй подвал, десятый… Иногда они располагаются на одном уровне, иногда – на двух, а то и трех. Как правило, одна подвальная система занимает пространство под одним городским кварталом. Но иногда, если несколько домов на улице принадлежали одному и тому же человеку, их подвалы соединяются друг с другом. Ба, встречаются даже экстерриториальные проходы, проходящие под соседскими владениями.

Краков издавна был купеческим городом. Когда-то в этих емких подземельях цвела жизнь. По замурованным сегодня спускам скатывали и выкатывали бочки с пивом, медом и токаем. Сквозь ведущие на поверхность шурфы на блоках спускали мешки с товарами, окованные деревянные сундуки, связки кожаной обувки. Купцы ушли, от них осталось лишь дыхание множества счастливых веков. Сегодня в подвалах разместились десятки пивных и гастрономических заведений: рестораны, пабы, винные подвальчики. Песни и тосты колотятся в кирпичные потолки, связанные замечательным строительным раствором XVI века. В подвалы, после множества лет забытья, вернулась жизнь.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю