Текст книги "Осень 93-го года. Черные стены Белого дома"

Автор книги: Андрей Орлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

15 октября 1993 года, пятница, утро
Москва. Кремль. 1-й корпус, второй этаж
Кабинет руководителя Администрации Президента

– И вы хотите, чтобы я это доложил президенту?! – В голосе Филатова чувствовалось не просто раздражение, а явное возмущение и негодование. Прочитав буквально несколько строк, он бросил записку на приставной столик, за которым сидел Орлов. Лишенные скрепки, листки разлетелись в разные стороны, а один упал на пол. Андрей посмотрел на Филатова: таким враждебным его лицо он никогда не видел. В раздражении Сергей Александрович, сам того видимо не замечая, постукивал ручкой о поверхность стола, что придавало и так напряженной обстановке особую остроту.

– Сергей Александрович, дочитайте, пожалуйста! Это очень важно, прежде всего, для самого Бориса Николаевича! – Орлов протянул Филатову листки записки. Тот взял их, снова стал читать.

По лицу Филатова Андрей видел, насколько неприятным и даже тягостным было для него это чтение. Даже не добравшись до второй страницы, где Орлов с Русских проводили параллели с гражданской войной в Испании, Филатов брезгливо протянул Андрею записку.

– Заберите это! И больше ко мне с этим не обращайтесь!

– Но, Сергей Александрович… – Андрей сам удивился подобострастному тону своего голоса… Если это не сделать сейчас, то…

– Все, идите! – гневно воскликнул руководитель Администрации Президента. – Больше нам не о чем говорить!

Орлов встал, убрал листки в папку и направился к двери.

– Надо еще посмотреть, на кого вы работаете! – услышал он раздраженный голос за своей спиной.

Не оборачиваясь, Андрей прикрыл за собой дверь.

Наверное, у Орлова был слишком удрученный вид, потому что секретарь Филатова, миловидная женщина, всегда доброжелательно относящаяся к Орлову, участливо спросила:

– Андрей Петрович, что такое? Что-нибудь случилось?

– Да, случилось. С нами всеми что-то случилось.

* * *

На улицу Андрей вышел из заднего подъезда первого корпуса Кремля, который был обращен в сторону кремлевской стены. Кирпичная кладка, кое-где изъеденная временем, уходила высоко вверх, только подчеркивая незыблемость мощной постройки.

Андрей вспомнил, как две недели назад они проходили здесь вместе с Пашей Русских поздним вечером после того, как безуспешно пытались получить санкцию президента на установление прямой линии связи с Белым домом. Тоща все вокруг источало тревогу и напряженное ожидание развязки. Увидев неподалеку от Спасской башни импровизированное пулеметное гнездо, сооруженное наспех из мешков с песком, и копошащихся рядом солдат в касках, он тогда подумал: «Надо же, как в 1918-м!» Теперь здесь было прежнее безмятежное спокойствие. Даже припаркованные позади первого корпуса «Волги» со спецсигналами выглядели буднично и умиротворенно. Не так, как смотрелись такие же машины на Старой площади или во дворе известного здания на Лубянке. Те, казалось, были в состоянии тревожной готовности и экстренному выезду.

ВОСПОМИНАНИЯ: «За последние дни это была моя вторая крупная осечка. Первая – в конце сентября, когда мы с Пашей носились с идеей «прямой линии связи» с Белым домом. Теперь – эта! Наверное, Филатов знал что-то такое, чего я тоща не знал. Разумеется, он был посвящен в дальнейшие планы президента, которые не предполагали реализации нашего замысла. Более того, наверху уже, наверное, продумывали, как не допустить амнистии, идеи о которой уже витали в воздухе. Я тогда подумал: «Надо же, проработал в Администрации чуть больше полугода, а уже практически испортил отношения с ее руководителем». То, что Филатов был мной недоволен, очевидно. Но что я делал не так? В чем я был виноват? Почему в довершение всего я заслужил даже сомнение в благонадежности? Почему он так сказал: «Надо посмотреть, на кого вы работаете». Не доверяет? Подозревает в чем-то?» (Из воспоминаний А.П. Орлова.)

Перед самым пропускным пунктом у Спасской башни, где прапорщик Главного управления охраны проверяет у входящих и выходящих документы, Орлову пришла в голову мысль: «А что, если у меня сейчас, прямо здесь, на выходе, отберут удостоверение! Может быть, Филатов уже дал соответствующую команду! Действительно, предлагаю ему то, что ни в какие ворота не лезет! Президент говорит: «Нет прощения мятежникам!», а кто-то (кто такой?) подсовывает бумагу с предложением амнистии!».

Прапорщик подержал удостоверение Орлова, внимательно сличил его лицо с фотографией и сухо бросил:

– Проходите.

«Не отобрали, – не то удивился, не то обрадовался Андрей. – Значит, все еще впереди».

15 октября 1993 года, пятница, утро
Москва. Рублево-Успенское шоссе. Частный дом

В большом зале, хранившем черты старого цековского особняка, разговаривали трое – Григорий, молодой человек в элегантном костюме, белой рубашке и с модным галстуком; Борис, высокий седовласый мужчина простецкого вида, одетый в бежевую кожаную куртку; и Рэй, молодой человек спортивного телосложения в коричневом свитере крупной вязки. Обращали на себя внимание его прическа в форме ежика и легкий акцент, с которым он разговаривал.

Двери гостиной были плотно прикрыты, как, впрочем, и окна, за которыми раскачивались желтые ветки деревьев. Здесь, за городом, было ветрено и совершенно не чувствовалось наступление осени.

Обстановка в комнате сохраняла черты прежней помпезности – массивный книжный шкаф с секретером, за поблескивающими стеклами которого виднелись корешки энциклопедических справочников и толстых альбомов с художественными репродукциями; громоздкий кожаный диван и несколько таких же кожаных кресел, произвольно стоящих вокруг стола, на котором стояла полуметровая бутылка виски в форме качелей и низкие стеклянные стаканы на изящном подносе; большая мебельная горка с дорогой фарфоровой и хрустальной посудой. Над столом висела тяжелая пятирожковая люстра из темного металла, напоминающего бронзу. Пол устилал громадный во всю ширину помещения ковер.

Стены гостиной были увешаны картинами в толстых, потерявших золотой блеск, багетовых рамах, на которых были изображены горные пейзажи и романтические замки. У стены стоял резной сервировочный столик, заставленный бутылками с пестрыми этикетками.

– Рэй, мы же с тобой договорились, что оплата будет «по факту». Все, что вы хотели, мы сделали. Хотели шухер – мы организовали шухер, поставили задачу столкнуть этих уродов с ментами, – пожалуйста! Даже «снайперов» организовали! Мы выполнили контракт полностью! – молодой человек, пощелкав костяшками пальцев, протянул иностранцу ладонь. – А теперь гоните бабки!

– Григорий, не волнуйся, мы все выполним! Только я предлагаю, что деньги мы переведем на ваш счет… Помнишь? Тот, который ты нам называл…

– Не-е-т, Рэй. Так не пойдет! Мы договаривались налом. Кэшом, понимаешь? Что нам твой перевод? Нам нужны живые деньги! Грины! Доллары! О’кей?

Иностранец поморщился.

– Гри, дело в том, что вы все сделали не так, как мы хотели… Мы…

– Рэй, ты чего несешь? Что не так? Вы сказали, еханый бабай, что надо сделать все, чтобы виноваты были во всем эти пидарасы!

– Кто? – не понял иностранец.

– Ну, коммуняки эти! Так ведь?

Рэй промолчал.

– Они и виноваты! Все газеты пишут об этом. По телевизору, сам, наверное, видел… Президент даже в своем обращении к народу сказал, что это коммунисты все организовали. Так?

Иностранец кивнул.

– Вот, вы, америкосы, не даете коммунистам воли. Так у вас и нет никаких проблем.

– Это не так, Гри. Проблемы у нас тоже есть. Но…

– Какие? С нашими-то не сравнить! Так вот, перестрелку мы организовали? Организовали. Все теперь знают, что во всем виноваты коммунофашисты, так? Что вам еще надо?

– Ладно, Гри, не включайся!

– У нас говорят: не заводись,

– Да, я и хотел сказать: не заводись! Передадим тебе деньги через того же человека, как и в прошлый раз.

– Стольник?

– Да, сто миллионов. Увезешь?

– Не боись, увезу.

– Все обговорили? – включился в разговор седовласый мужчина по имени Борис. – Может, и со мной рассчитаемся?

– Ты, Боря, еще свои бабки не отработал. Рэй деньги считать умеет и зазря платить не будет.

– Почему зазря, мы работаем. Наши люди в этом гадюшнике уже собрали кое-что. Правда, мне сообщают, что мешает им кто-то.

– Что? – американец насторожился. – Кто мешает?

– Группа там какая-то появилась. Обшаривают весь дом, ешкарят что-то.

– Может быть, следователи? Генеральная прокуратура?

– Нет, Генеральная прокуратура работает сама по себе.

А эти… Эти ищут документы. Уже два раза столкнулись с нашим человеком нос к носу.

– И что? – в голосе Рэя послышалось беспокойство.

– Ничего, разошлись как в море корабли.

– Какие корабли? – не понял иностранец.

– Поговорка такая: разошлись каждый в свою сторону, понятно?

– Надо бы узнать, кто такие.

– А чего там узнавать. Ясно кто – контора.

– Сотрудники министерства безопасности?

– Какая разница! Чекисты. Не добили их, в девяносто первом!

– Еще не вечер! – подал голос Григорий. – Их скоро все равно грохнут. Кабинетные крысы! Работать, еханый бабай, не умеют, не то что легавня! Те хоть на земле работают. А эти! Я сам ментом был, знаю!

– Но тебя же выгнали, Гриша!

– Не выгнали! Я сам ушел!

– Ладно, замнем для ясности. А ребята у тебя действительно ништеба! В Белом доме работали что надо!

– Да, моя школа! Не то что эти… из макашовской группы «Север». Они шмаляли, не глядя. Может, и зацепили кого, но только случайно. А мои ребята, точно били в цель!

– Гриша, ты особо не распространяйся про это! А то знаешь…

– А нас тут всего трое – Рэй, ты да я, да мы с тобой! Больше никого нет.

– Стены тоже имеют уши!

– Ну, Борис, ты даешь! Я что, не проверял тут ничего? Как в девяносто первом взял этот хауз, так все проверил сразу. И постоянно проверяю! Так что не очкуй!

– Но в Белом доме твоих-то было мало, в основном разный сброд… Казаки, еще эти… Как их? Из Молдавии.

– Приднестровцы? Да, отряд батальона «Днестр» из Тирасполя, рижские омоновцы… Да, крутые ребята! Но мои круче! И хитрые. Обдурили ОМОН по-черному! Когда заваруха стала заканчиваться и в дом ворвался спецназ, многие решили дать винта по подземным коммуникациям, а мои… наоборот… Выждали момент, построились и открыто вышли из восьмого подъезда прямо перед цепью омоновцев. С оружием. Одеты-то все в камуфляж! Просто прошли сквозь оцепление в сторону стадиона, а там… ищи ветра в поле! Все ушли! Семеро, правда, остались на верхних этажах. Сгорели или были убиты в перестрелке, не знаю. Больше их никто не видел. Среди них и наш «бригадефюрер» был. Настоящий боец движения! С жидами-демократами и партократами-большевиками боролся еще так! Жалко ребят! Они погибли за «русскую идею»…

– Какую «русскую идею», Гриша? За бабки они погибли!

– А хоть и за бабки, по пошумели здорово! И на нашу идею поработали! Вот дядя Сэм отстегнет нам чирик за труды, мы нашу организацию поставим на ноги. – Произнеся эти слова, Григорий невольно бросил взгляд на картину в дорогой багетовой раме, изображающую романтический замок среди высоких заснеженных гор. На переднем плане стоял рыцарь, сжимающий громадный меч. На щите отчетливо виднелся крест с плавно загнутыми концами, поразительно напоминающий известный знак, ставший в двадцатом веке зловещим символом насилия.

Какими путями забросила сюда судьба это старинное полотно в золотистом обрамлении? Может быть, это один из трофеев Великой Отечественной войны, которые тысячами привозили из поверженной фашистской Германии? Или это памятный презент какого-нибудь заморского гостя?

Каждый раз, когда Григорий смотрел на эту картину, его посещали одни и те же мысли: «Национал-социалисты называли этот крест свастикой. А по-нашему, по-славянски – коловрат. Смысл-то один: знак этот – символ удачи. Вот она к нам и пришла. Скоро денег будет столько, что все наши планы развертывания боевой организации станут реальностью».

– Давайте помянем наших ребят, которые погибли в Белом доме. Они погибли не за «красных» и не за «белых», не за «коммуняк» и не за «дерьмократов», а за нашу великую национальную идею! – с этими словами Григорий наполнил три стаканы виски и первым опорожнил свой бокал.

15 октября 1993 года, пятница, день
Москва. Район Смоленской площади
Старинный особняк

– Ричи, ты должен понять, русские очень скоро придут в себя, и тогда нам уже будет не на что рассчитывать. Вашингтон нам не простит промедления.

– Харрис, вы же знаете, я слова на ветер не бросаю. Но Гри уже требует оплаты, говорит, что все сделали, как мы просили. Я утром встречался с ним и нашим агентом. Оба ждут, когда мы передадим им деньги. Через банк и акции не хотят. Требуют кэш.

– Вот, козлы! Сделали на цент, а получить хотят сто долларов!

– Не сто долларов, Харрис, а десять миллионов долларов! И сразу!

– Ричи, заплатить им, конечно, надо, не десять, конечно, а пары миллионов пока хватит. Я уже согласовал с шефом. Надо признать, что они все-таки кое-что сделали. Ты же сам докладывал, что именно они подстрелили двух милиционеров и демонстранта. Этого как раз и было достаточно, чтобы завязалась перестрелка. Если бы военным и милиции кто-то не дал приказ снять оцепление, то перестрелка превратилась бы в настоящий бой и тогда…

– И тогда в центре Москвы развернулось бы настоящее побоище. Войск было много, милиция на всех улицах и переулках, сторонников Хасбулатова тоже везде полно. Убили одного, другого… и столкновение уже не остановишь!

– Но ты, Ричи, ведь понимаешь, что нам полный хаос в Москве тоже не нужен. Русские же не знают меры. Они начнут крошить все подряд. Кто там у них сказал про «русский бунт»? Толстой? Достоевский?

– Пушкин.

– Пушкин? Он же сказки писал, да мелодрамы всякие!

– Нет, я точно знаю, что именно Пушкин сказал про «русский бунт», что он «бессмысленный и беспощадный». Это, когда он писал про восстание крестьян против царя.

– Ладно, Пушкин так Пушкин. Но нам-то бунт нужен не бессмысленный, а со смыслом! А смысл этот сейчас и проясняется. Происходит почти все, как мы хотели, Ричи. Коммунистов и патриотов всяких разогнали! Их организации запретили! Газеты коммунистические закрыли! Вот осталось только информацию подсобрать да чекистов добить, и тоща поставленная перед нами задача будет выполнена в полной мере!

– Согласен, Харрис, думаю, что коммунистов мы добили окончательно, теперь их вряд ли кто будет поддерживать. Может быть, только сумасшедшие старухи и военные пенсионеры. Во всяком случае, молодежь за ними не пойдет.

– Конечно, раз появился «рынок», все будут стремиться заработать…

– А знаете, как русские называют свой «рынок»? Они говорят: «У нас пока не рынок, а базар!»

– А какая разница?

– Черт его знает! Но по-русски это звучит плохо!

– Давай, Ричи, выпьем. У меня есть бутылочка французского коньяка.

– Спасибо, Харрис, но я сегодня уже пил виски. Не хочу мешать.

– С утра виски?

– Я же говорю, встречался с русскими. А они без алкоголя не могут.

– Хорошо, давайте махнем виски. Пошли в бар, у Хейли есть отличный шотландский виски, «Данкан» называется.

– Но это же не патриотично – «шотландский виски»! Давайте уж американский «Джефферсон»!

– Ну, уж нет! Если пить, то только шотландский! И патриотизм тут ни при чем!

26 октября 1993 года, вторник, утро
Москва. Краснопресненская набережная
Дом Советов

Орлов уже привык ходить в Белый дом как на работу. Он приезжал туда около полдевятого, в «штабном» кабинете № 447 дожидался, пока соберется вся команда. Иногда возникали непредвиденные ситуации: кто-то не мог прибыть и вместо себя направлял замену. Этого человека, конечно, не было в списках. Поэтому постоянно требовалось участие Андрея в решении вопроса прохода в здание. После того как он написал записку Филатову, а тот доложил ее президенту, обстановка в Белом доме изменилась кардинальным образом.

По всему периметру стал возводиться высокий бетонный забор, была установлена охрана, которая контролировала любое перемещение через ограждение. Теперь уже каждый желающий не мог войти на охраняемую территорию без соответствующего пропуска, подписанного комендантом объекта милицейским генералом Баскаевым. Любая автомашина, въезжавшая на территорию или выезжавшая с нее, досматривалась самым тщательным образом. Служебная «Волга» Орлова не была исключением, и Андрею не раз приходилось стоять перед воротами, дожидаясь, когда подойдет очередь досмотра его автомашины.

Один раз на выезде из здания офицер милиции на КПП[26]26
  КПП (сокр.) – контрольно-пропускной пункт.


[Закрыть], несмотря на то, что Орлов показал ему удостоверение сотрудника министерства безопасности, потребовал открыть кожаную папку.

– А не слишком ли много ты хочешь?! – неожиданно резко, что было не типично для него, ответил Андрей, и буквально сунул под нос милиционеру свой «мандат», подписанный Филатовым и завизированный комендантом.

– Я не знаю никакого Филатова! У меня есть начальник, я и выполняю…

Орлов не дал ему договорить:

– А подпись Баскаева ты знаешь?

– Ну.

– Что «ну»?

– Так вот, смотри: это – подпись твоего начальника. Понятно? Запомни, может еще пригодиться!

Орлов и сам не знал, почему так раздраженно разговаривал с милиционером, который всего лишь выполнял приказ о строгом контроле, за который так ратовал сам Андрей. Наверное, сказывалась усталость последних дней, в течение которых опергруппа Орлова все основательнее проникала в тайны громадного здания на Краснопресненской набережной, обшаривая кабинет за кабинетом, коридор за коридором, холл за холлом. В сырости, грязи и холоде, иногда на пронизывающем ветру, поскольку на верхних этажах почти везде были выбиты стекла, а кое-где даже разрушены стены.

Когда вся опергруппа оказывалась в сборе, Орлов проводил совещание, на котором распределялись очередные участки осмотра помещений Белого дома, ставились задачи с учетом результатов предшествующего дня. Потом все расходились по своим маршрутам, поддерживая связь по радиостанциям. Андрей или отправлялся сам по одному из маршрутов, или оставался в кабинете для того, чтобы не потерять нити управления поисками. Электричества и связи в Белом доме все еще не было. Впрочем, кое-где работали дизель-генераторы, позволяющие освещать некоторые места, где проводились восстановительные работы.

Вот и в этот день все шло в штатном режиме, не предвещая никаких неожиданностей.

– «Четыре-сорок семь» вызывает «Владимира», – Орлов нажал тангенту рации, вызывая Владимира Ершова, старшего группы, работающей в цоколе 25-го подъезда, который выходил из правого крыла фасада здания Верховного Совета.

– «Владимир» слушает, – через треск помех услышал Орлов.

– Как там у вас. Что-то есть?

– Прошли часть цоколя от лифтового холла до кабинета 89. Все проверили. Пока ничего. Но тут уже вовсю трудятся иностранные рабочие…

– Понял. Докладывайте по мере движения.

– Хорошо.

Да, в Белом доме уже несколько дней наряду с российскими ремонтниками и военными строителями трудились сотни турецких рабочих, прибывших на основании государственного контракта с фирмой «Венка». Орлов знал, что это была довольно крупная турецкая строительная компания, которая начинала работать еще в СССР в годы перестройки. Именно специалисты и рабочие этой фирмы придали Петровскому пассажу тот фешенебельный вид, который он приобрел в начале девяностых. Почему было принято решение восстанавливать Белый дом с привлечением иностранных рабочих, Орлов не знал, хотя это обстоятельство вызывало у него острое неприятие. Запускать в здание, которое совсем недавно занимал высший орган власти страны, да притом разрушенное своими же танками, казалось не просто странным, а аморальным. Давать разбирать руины российской трагедии иностранцам, по мнению Орлова, было унизительным и постыдным.

Буквально в течение трех дней все этажи Белого дома заполнила гомонящая толпа турок, которые рассредоточились по коридорам, холлам, кабинетам громадного здания. Рано утром их откуда-то привозили на десятках автобусов, бригадиры распределяли их по участкам, затем разводили по этажам, а вечером точно так же увозили с территории. Одеты они были все в темные комбинезоны, на голове – каски, на многих– куртки с названием фирмы. Бригадиры заметно выделялись из общей массы не только покроем спецовки, но и нашивками над левым карманом куртки, содержащими фамилию, имя и номер бригады. Поначалу Орлова и членов его опергруппы поразила дисциплина и порядок, который они наблюдали среди турецких рабочих. «Вот ведь, Азия, а порядок почти немецкий!» – думал Орлов.

Мысли Андрея прервал очередной вызов по рации.

– Петрович, у нас ЧП.

– Это кто? – за помехами Орлов не узнал голос.

– Это «Юрий», мы работаем на пятом этаже, в зоне «В-1».

– Что за ЧП? – встревожился Орлов. Он узнал голос Спирина и понял, что случилось что-то чрезвычайное. Юра не был склонен к преувеличениям.

– Понимаешь, тут большой засыпной сейф пропал.

– То есть, как пропал?

– А так, вчера был, а сегодня нет. Ребята из прокуратуры говорят, что кто-то СПИЗ…Л.

– Подожди, Юра. Я иду к вам.

Через десять минут Орлов, преодолев длинный коридор, вытянувшийся через все левое крыло Белого дома, вышел в зону «В-1». На всем протяжении пути от «штабного кабинета» до места работы опергруппы ему встречались турецкие рабочие, которые носили тяжелые бумажные мешки, банки с краской, большие фанерные листы, доски… Часть рабочих усердно очищали стены, отчего вокруг стояли столбы известковой пыли. Правда, их усердие ограничивалось присутствием надзирающего за ними бригадира. Как только тот отходил куда-нибудь, турки тут же прекращали работу, присаживались на пол или штабеля досок, тихо переговаривались между собой, втихаря покуривали. Но как только появлялся бригадир или кто-нибудь из начальства, тут же вскакивали и продолжали прерванную работу.

ВОСПОМИНАНИЯ: «Я тогда очень удивлялся, что восстанавливать Белый дом пригласили турецких рабочих. Я знал, что турецкие строительные фирмы работают по всему миру. Но мне не казалось, что турки будут чем-то лучше, чем наши, занимаясь такой примитивной работой, которая требовалась в Белом доме – очистка помещений, восстановление стенных перегородок и навесных потолков, остекление оконных проемов… Что, у нас нет своих специалистов такого профиля? Но главное – я отдавал себе отчет в том, что с ними практически невозможно будет установить контакт в наших интересах. Рассчитывать придется исключительно на собственные силы… Более того, можно было ожидать даже в связи с этим каких-либо неожиданностей. Как показали дальнейшие события, эти опасения были небезосновательными». (Из воспоминаний А.П. Орлова.)

Спирина и его напарника, молодого сотрудника управления контрразведки, Орлов нашел рядом с бывшей приемной Председателя Верховного Совета. Оба были крайне возбуждены.

– Петрович, представляешь, эти… – он указал глазами на турецких рабочих, – сперли сейф из комнаты отдыха самого.

– С чего это ты решил, что они? – Орлов с явным недоверием отнесся к сказанному. – Да и как они могли? Тут же охрана!

– Вот представь себе, Петрович, никакой охраны здесь нет!

– Была же!

– Была, но, говорят, три дня назад сняли!

– Как сняли?

– Откуда я знаю?

– А почему ты решил, что сейф пропал? Может, его там и. не было?

– Нет, был. Ребята из прокуратуры были здесь и сказали, что видели его. Хотели сегодня досмотреть, даже «спеца» в конторе взяли. Ведь ключей-то не нашли! Пришли утром, а сейфа-то и нет!

– Пошли, посмотрим! – Андрей указал на дверь приемной.

В помещениях, которые Орлов с товарищами осматривал всего две недели назад, все было по-другому. Из мебели остались только рабочий стол помощника главы парламента и книжные шкафы. Но никаких бумаг, книг и газет, которые лежали ворохами на полках и на полу, уже не было. Как не было комнатных цветов в больших горшках и нелепого велоэргометра, дико смотревшегося на фоне всеобщего запустения. Окна были заколочены фанерой, отчего в кабинетах было сумрачно и пусто. Стены уже были все «отутюжены» турецкими рабочими, подготовлены для покрытия штукатуркой или какими-нибудь другими материалами.

– Вот здесь стоял сейф. В этой нише. – Юра указал на приоткрытые створки стенного шкафа. Ниша была достаточно глубокой и совершенно пустой. – Видишь, Петрович, следы даже остались, как тащили.

Действительно, на паркетном полу, от того места, где были отпечатки ножек сейфа, четко были видны глубокие вмятины и царапины.

– Тяжеленный, видно, был, массивный, – сказал Орлов, рассматривая следы.

– Да, прокурорские говорят, что старый. Наверное, еще из Совмина Союза.

– А почему ключей нет? Запасные должны быть.

– Нет, комендант сказал, что дубликатов у него никогда и не было. Наверное, только у владельца сейфа. А он сейчас в СИЗО[27]27
  СИЗО (сокр.) – следственный изолятор.


[Закрыть].

– А с чего вы решили, что это турки умыкнули сейф?

– А кто еще? Как охрану сняли, сюда сразу турецких рабочих пригнали. Они, больше некому!

– Ну и где теперь искать?! – Не то спросил, не то безнадежно сказал Орлов. – А «прокуратура» не будет заниматься этим?

– Нет, они сказали, что это наше дело. Они расследуют события и выясняют вину. А искать… придется нам. Петрович, надо доложить руководству.

– Филатову? – В голосе Орлова послышалось сомнение.

– Зачем, Петрович? Нашему министру, Голушко.