Текст книги "Осень 93-го года. Черные стены Белого дома"

Автор книги: Андрей Орлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

6 ноября 1993 года, суббота, вечер
Москва. Старая площадь
Администрация Президента
6-й подъезд, седьмой этаж, кабинет М 763

«Все-таки без бумажной работы в нашем деле не обойтись, – закончив писать докладную записку, подумал Орлов. – Вот, пожалуй, и все! Теперь можно подводить итоги». – Он встал, подошел к окну. В полумраке с седьмого этажа были едва различимы силуэт корпуса вычислительного центра и серое здание, в котором размещался аппарат Правительства. Был уже поздний вечер, светилось только несколько окон, в которых, по-видимому, размещались дежурные службы или работал какой-нибудь чрезвычайно ответственный сотрудник.

Андрей достал последний лист справки из матричного принтера, издающего при печати противный скрежет, и начал ее читать.

ДОКУМЕНТ: «…Указанная работа осуществлялась в условиях проведения в здании ремонтно-восстановительных работ, выполняемых многочисленными строительными и иными организациями, в том числе зарубежными. Принятие решения о предельно сжатых сроках реконструкции побудило все принимающие в работах инстанции определить в качестве главной задачи – немедленную зачистку и ремонт помещений, пренебрегая интересами сохранности служебных документов и материальных ценностей.

…В здании работали свыше 700 специалистов турецких строительных фирм, военнослужащие военно-строительных частей, десятки подрядных и субподрядных организаций, действовала следственная группа Генеральной прокуратуры, вели отбор документальных материалов работники архивных служб…

В течение всего периода работы группы в здании продолжали иметь место факты… перемещения металлических шкафов и сейфов, бесконтрольного вывоза транспортными средствами вместе с мусором значительного количества документов и материалов. Обратил на себя внимание особый интерес, который проявляли турецкие рабочие к документальным материалам…» (Из «Справки о результатах работы по розыску документов и материалов в здании бывшего Верховного Совета Российской Федерации» от 6 ноября 1993 года.)

Орлов усмехнулся: «особый интерес, который проявляли турецкие рабочие»! В эту скупую строчку уложилась та самая главная часть работы, которую решала опергруппа Орлова в последние дни октября. Андрей уже понял, что на фоне происходящих событий скромные усилия горстки сотрудников министерства безопасности и Администрации Президента, скорее всего, останутся незамеченными. От этого становилось немного обидно за тех ребят, которые вместе с ним целыми днями лазали по опустошенному зданию, преодолевая завалы и обрушения, скрупулезно обследуя каждый кабинет, каждое помещение, по крупицам собирая то, что является достоянием государства, вдруг оказавшимся брошенным среди хлама и обломков. Однако было главное, что приносило удовлетворение и даже какое-то спокойствие: опергруппа задачу выполнила.

Орлов отчетливо вспомнил, как всего несколько дней назад они оказались в помещениях «стакана», принявших на себя танковые снаряды. Масштабы разрушения были ужасающими. Мало того, что оказались буквально вывороченными наружу громадные окна, полностью обрушились стеновые перегородки, рухнули потолки, а все содержимое превратилось в груду сгоревших обломков. Членам опергруппы пришлось перелезать через каменные завалы, переплетенные металлической арматурой и торчащими повсюду трубами, разыскивая места, где хоть что-нибудь могло уцелеть от взрывов. Но единственное, что они находили, так это изуродованные, почти расплющенные сейфы, даже толстые стенки которых не выдерживали высокой температуры. Разумеется, в них оказывались кучки золы или обугленные брикеты, бывшие когда-то документами, которые рассыпались в пыль, стоило только дотронуться до них.

Потом, когда они осматривали одно из помещений пятью этажами ниже, Андрей обратил внимание на небольшую брошюру, валяющуюся на полу чуть в стороне от большой кучи мусора и обломков мебели. Она лежала вверх тыльной стороной, на которой отчетливо было видно пулевое отверстие.

«Надо же, попали прямо в середину книги! – подумал Орлов. – Специально будешь целиться – не попадешь!»

Подняв брошюру с пола и стряхнув пыль, смешанную с пеплом, Андрей повернул ее к себе лицом и прочитал название: «Проект Конституции Российской Федерации Подготовлен Конституционной комиссией Съезда народных депутатов Российской Федерации».

* * *

«А ведь завтра 7 ноября!» – случайно бросив взгляд на настенный календарь, подумал Андрей. Сколько он себя помнил, это был большой праздник. В детстве они с отцом ходили вечером смотреть иллюминацию – непривычно яркое освещение центра Москвы, особенно Центральный телеграф, где висели в обрамлении лампочек портреты членов Политбюро и ярко светился разноцветный герб СССР. Из окна семнадцатого этажа высотного дома на Котельнической набережной, где жили родственники Орловых, открывался великолепный вид на Кремль, набережные и мосты Москвы-реки. Праздничный салют поражал воображение, приводил всех в восхищение и особое состояние торжественности. 2 ноября 1993 года московское правительство, опасаясь массовых беспорядков, запретило проведение праздничных мероприятий в этот день, разрешив коммунистам лишь возложение венков к Мавзолею Ленина.

13 ноября 1993 года, суббота, день
Москва. Лубянка
Здание министерства безопасности

Конференц-зал был полон. Ведь не часто в министерство приходили столь высокие чиновники, особенно в это сложное и противоречивое время.

Всем памятно было Всероссийское совещание, состоявшееся летом 1991 когда, когда Ельцин впервые вошел в здание Комитета госбезопасности. Тогда, сидя рядом с Председателем КГБ, он еще не знал, что через пару месяцев схлестнется в схватке с ГКЧП, одной из ведущих фигур которого был Крючков. Тогда эта схватка, получившая название «провал августовского путча», привела к восхождению Ельцина на политический Олимп, падению Горбачева и развалу СССР. В результате этих событий чуть было не упразднили органы безопасности как «опору тоталитарного режима». Но все ограничилось реорганизациями, в ходе которых спецслужбу раскассировали на несколько частей, пытались объединить с милицией, несколько раз переименовывали и в конце концов остановились на министерстве безопасности.

Теперь вместо президента перед чекистами должен был выступить руководитель его Администрации – Сергей Александрович Филатов, человек исключительно влиятельный и сыгравший не последнюю роль в подавлении «мятежного парламента». То ли Ельцин не хотел снова оказаться в стенах учреждения, которому не доверял и с давних пор которое считал виновником своих злоключений, то ли у него были более важные дела, но на Лубянку приехал Филатов. С октябрьских событий прошло уже больше месяца, но эхо выстрелов танковых пушек по Дому Советов еще звучало повсюду. Не исключением были и чекисты, которые снова ощутили себя заложниками ситуации.

Орлову, как и большинству его коллег по службе в министерстве безопасности, хотелось знать, каковы перспективы выхода страны из кризиса, какую роль отводит органам безопасности верховная власть и на что теперь должны ориентироваться чекисты, которые всегда действовали в русле установок руководства страны, будь то Политбюро ЦК КПСС, Верховный Совет или президент России.

Возникшее в результате противостояния президента и парламента двоевластие ставило сотрудников органов безопасности в сложное положение. Подчиняясь указам и распоряжениям главы государства, они вынуждены были игнорировать распоряжения, исходящие от Верховного Совета и сформированного им нового центра власти. Осознавая пагубность происходящего и всю зыбкость обстановки, сотрудники министерства безопасности выполняли свой долг, зачастую руководствуясь собственным пониманием, как должен поступать тот или иной человек в экстремальной ситуации. Главная задача – не допустить кровопролития, максимально снизить напряжение в обществе, удержать конфронтирующие силы от самоубийственной схватки. Каждый сотрудник на своем месте обязан был сделать для этого все возможное.

Орлов, который был в числе находящихся в конференц-зале главного здания министерства безопасности, осознавал, что лучше, чем его коллеги, понимает суть развития событий, подоплеку выплеснувшихся на улицы Москвы массовых беспорядков, скрытые от таз общества противоречия и совершаемые сильными мира сего поступки. Конечно, это объяснялось не его особой проницательностью, а доступом в высокие кабинеты и кремлевские коридоры власти.

– Андрей Петрович, ты чего не со своим шефом-то? – с явной издевкой спросил кто-то из группы сотрудников, толпившихся в фойе перед входом в зал.

– Андрей, что он скажет? Нас не разгонят? – подал голос другой.

Орлов отшучивался, хотя понимал, работа его в Администрации Президента воспринимается многими как приближенность к власти, возможность воспользоваться ее благами, решить с помощью своего кресла насущные жизненные проблемы. Как было объяснить им, защищенным стенами корпоративной поддержки, что ему очень непросто решать поставленные перед ним задачи, нередко не ощущая такой опоры. А «приближенность к власти», которая действительно имела место, оборачивалась чрезвычайной ответственностью не только за совершаемые поступки, но и произнесенные слова. Достаточно было вспомнить тот критический момент, когда днем 3 октября возбужденная толпа приближалась к Дому Советов, где ее ожидало милицейское оцепление. У тех и других было оружие. Если бы оцепление не было снято в самый последний момент, нетрудно представить, что бы тогда произошло. Возможно, события приобрели бы еще более страшный оборот. Убитые исчислялись бы не сотнями, а тысячами, не исключено, десятками тысяч. А для России это могло означать только одно – начало кровопролитной гражданской войны. Сколько в ней было бы жертв, невозможно даже предполагать. Ведь в той, прошлой Гражданской, погибло, по самым приблизительным оценкам, десять с половиной миллионов человек!

Тем временем за столом президиума на сцене конференц-зала появились Голушко и Филатов. Сергей Александрович выглядел хмурым и усталым. Но благодаря уже укоренившейся привычке человека, который часто бывает у всех на виду, он держался уверенно, о чем-то оживленно разговаривал с Голушко, иногда даже улыбался. Николай Михайлович, наоборот, выглядел скованным и настороженным. Когда он улыбался в ответ Филатову, чувствовалась какая-то натянутость, если не сказать больше – отчужденность.

Орлов сидел в центре, зала и Филатов, разумеется, не мог заметить его среди сотен сотрудников центрального аппарата, устремивших свои взоры на сцену.

– Уважаемые товарищи! – начал Филатов с обращения, которое все реже и реже звучало в новой демократической России. Орлов понял, что Сергей Александрович, который уже давно исключил из своего лексикона слово «товарищ», сделал над собой определенное усилие. Но в военной среде, будь то армия или спецслужба, слово «товарищ» оставалось единственным обращением, если, конечно, не считать обращение по званию. Для Орлова это слово было дорогим и близким, и он нередко обращался так даже там, где оно уже давно стало не просто неупотребительным, а ругательным.

Филатов между тем продолжал:

– Произошедшие месяц назад события стали серьезным испытанием для новой российской государственности, проверкой, насколько наше общество способно противостоять силам, стремящимся повернуть развитие нашей страны вспять…

Андрей достал рабочий блокнот и стал тезисно записывать, что говорил Сергей Александрович. Привычка конспектировать лекции у него укоренилась с университетской скамьи, когда он умудрялся в сжатой форме, но достаточно близко к тексту, зафиксировать то, что говорил преподаватель.

РАБОЧИЕ ЗАПИСИ: «Почему президент предпринял эти шаги?

…Россия – неподготовленная (орг., мор.) пошла на реформы

(жизнь вынудила!)

тактика реформ была встречена неоднозначно

начиная с VI съезда стало очевидным – углубление

раскола

+ амбиции некоторых руководителей (к-е находятся в Лефорт, тюрьме)

правовое поле сужалось

в любом случае – президент нарушал Конституцию

(бюджет – вел к гиперинфляции) СМИ – отдавались в руки оппозиции…» (Из записей в рабочем блокноте А.П. Орлова, 13 ноября 1993 года.)

Да, здесь Филатов был достаточно откровенен. К декабрю инфляция достигла невиданных ранее размеров. Доллар дорожал почти ежедневно. Если в начале года курс был 414 рублей за доллар, в середине года – чуть больше тысячи, то к декабрю 1993 года – 1229 рублей. По сравнению с советским временем доллар вырос в двадцать пять раз!

А цены! Каждая семья, каждый человек, за исключением тех, кто гужевался на разграблении государственного имущества, растаскивании собственности предприятий и многочисленных аферах, испытывал настоящий страх перед будущим, которое казалось беспросветным, сулящим большие беды. Хлеб, который всегда стоил копейки, вдруг стал стоить почти пятьсот рублей, сахар приблизился к восьмистам рублей за килограмм, а масло взлетело в цене почти до трех тысяч рублей, превратившись в недоступное для простого человека лакомство! Если даже в самые трудные времена упадка советской экономики колбаса по цене была доступна каждому, надо было только ехать в столицу или другой большой город, чтобы купить ее, то к декабрю девяносто третьего она могла быть по карману только бандиту с большой дороги или разжиревшему в результате махинаций с собственностью «новому русскому». Цена вареной колбасы в день, когда чекисты внимали выступлению руководителя президентской администрации, достигла трех с половиной тысяч рублей! Недоступные для российского офицера деньги!

Филатов, время от времени поглядывая в зал, продолжал объяснять сотрудникам органов безопасности, что единственным выходом из возникшей между президентом и Верховным Советом конфронтации был роспуск парламента, который никак не соглашался на разработку и принятие новой Конституции.

– Референдум показал, что расстановка сил в стране явно в пользу Президента Российской Федерации. Он пользуется полной поддержкой граждан России. Но в июле – августе надежды на мирный переход к новой системе власти были разрушены. Люди ждали новую Конституцию, а система Советов была тормозом на пути демократических преобразований…

Филатов говорил достаточно эмоционально, акцентируя внимание притихшей аудитории на том, что все действия Ельцина были мотивированы исключительно заботой о народе, который уже не хотел возвращения в постылые советские времена.

РАБОЧИЕ ЗАПИСИ: «…Начался процесс блокирования и атаки (к импичменту)

президент принял решение (единственно правильное!)

21. IX – Указ – возможность плавного перехода

(мирное реформирование)

это был широко запланированный заговор (через все возможности)

события 3/4 числа – политики не справились с задачей

(вместо них – ВС[42]42
  ВС (сокр.) – Вооруженные силы.


[Закрыть])

…процессы приобрели опасный характер (безумие!)…» (Из записей в рабочем блокноте А.П. Орлова, 13 ноября 1993 года.)

Было видно, что Филатов стремился убедить присутствующих в том, что октябрьские события были вынужденной мерой, что без этого не удалось бы сконструировать новое, более совершенное устройство российского общества. В противном случае страну ждал хаос и падение в пропасть.

ИНТЕРВЬЮ: «Корреспондент: Как вы считаете, на ваш взгляд, вы сделали все в последние сутки-двое, что было в ваших силах?

Филатов: Мы старались сделать все. Конечно, не все, если такие потери. Конечно, может быть, где-то были и промашки, по я должен сказать, что паши меры были вынужденные. Нас каждый раз вынуждали делать какой-то шаг…» (Из интервью С. А. Филатова. 5 октября 1993 года.)

Временами Сергей Александрович казался достаточно убедительным, особенно когда рассказывал о том, как будет работать новое Федеральное собрание, совсем не так, как Верховный Совет, концентрируя свое внимание на законотворчестве, а не на политическом противостоянии. Он живописал становление новой партийной системы, благодаря которой пять-шесть партий, сформировавших фракции Государственной думы, будут представлять интересы большинства социальных групп российского общества.

Когда Филатов высказывал осторожные прогнозы относительно результатов намеченных на 12 декабря выборов, зал отозвался легким шорохом: сотрудники органов безопасности всегда довольно скептически относились к прогнозам подобного рода.

– По нашим предварительным оценкам, президенту обеспечена поддержка 55 % избирателей, примерно 20–25 % составляют противники реформ. Ну, а остальные – это те, кто еще не определился…

В завершение своего выступления, перед тем как пожелать успехов всем «в нелегком труде», Филатов неожиданно сказал:

– Я с большим уважением отношусь к людям, работающим в министерстве безопасности…

Орлов, конечно, понимал, что Сергей Александрович сказал это, учитывая настроения сотрудников органов безопасности, в некотором роде компенсируя отсутствие подобных заявлений со стороны Ельцина. Вместе с тем, Андрею хотелось думать, что сказанное Филатовым относится и к нему, поскольку он был одним из тех сотрудников, с кем руководитель Администрации Президента находился в самом плотном контакте.

После выступления вопросов у присутствующих в конференц-зале было немного. В основном они касались законодательного урегулирования деятельности органов безопасности, в том числе судебных санкций на осуществление оперативных мероприятий. Филатов отвечал в общем виде, стараясь не сказать ни «да» ни «нет». На вопрос же о том, сохранится ли раздробленность служб безопасности в нашей стране, в то время как в СССР был один КГБ, Филатов также ответил уклончиво:

– Мы находимся в переходном периоде. Пока существуют элементы подозрения, в том числе и в высших эшелонах власти, существование нескольких структур безопасности можно считать оправданным…

На этом встреча руководителя Администрации Президента с сотрудниками министерства безопасности закончилась. Голушко лишь кратко поблагодарил Филатова, заверив, что органы безопасности являются надежной опорой Президента Российской Федерации.

Вышедшие из конференц-зала сотрудники тихо переговаривались между собой, кто-то шутил, обыгрывая слова Филатова о недоверии в «высших эшелонах» к чекистам. А Орлову пришло на ум высказывание древнеримского философа Сенеки, которое он запомнил еще со студенческой скамьи: «Подозрения дают право быть вероломным». Органы безопасности с начала девяностых годов не раз испытали на себе справедливость этого высказывания. Разделение КГБ СССР на несколько служб после августовского путча, снятие с должности руководителя российского Агентства федеральной безопасности Иваненко, верой и правдой служившего новой демократической власти, попытка объединения органов безопасности и внутренних дел в единую структуру с карикатурным названием «МБВД»[43]43
  МБВД (сокр.) – Министерство безопасности и внутренних дел – структура, образованная на основании Указа Президента России путем объединения Агентства федеральной безопасности и Министерства внутренних дел; просуществовала несколько недель.


[Закрыть], назначение главным чекистским начальником министра внутренних дел Баранникова – вот далеко не полный перечень высочайших решений, вызванных подозрением.

– Андрей Петрович, не ты писал доклад Филатову? – спросил начальник одного из управлений, когда Орлов уже выходил в коридор.

– Он, а кто же еще может так навести тень на плетень! – ответил кто-то за Орлова.

Андрей промолчал. С того момента, как он был прикомандирован к Администрации Президента, прошло всего лишь семь месяцев. Но за это время положение его изменилось кардинальным образом. Оказавшись на Старой площади, он вдруг впервые ощутил холодок настороженности со стороны его новых коллег, что, возможно, объяснялось традиционным отношением к сотрудникам органов безопасности. Некоторые, наверное, считали, что от Орлова надо держаться подальше, не откровенничать и не сближаться с ним. Словом, перейдя на новую ответственную работу, Андрей понимал, что еще долго, а может быть, никогда не сможет стать своим для окружающих его сотрудников.

С другой стороны, он заметил постепенно возникающее отчуждение между ним и товарищами по службе в министерстве безопасности. Многие считали, что он – «отрезанный ломоть», человек, интересы которого неразрывно связаны с теми самыми «высшими эшелонами власти», что, находясь там, он пользуется всеми привилегиями номенклатуры и далек от повседневных забот и тягот, которые окружали простого офицера в это тяжелое время.

О реальном положении, а главное о конкретном содержании работы Орлова практически никто даже и не подозревал, поскольку круг его служебного общения был достаточно узким и ограничивался руководителем Администрации Президента Филатовым, министром безопасности Голушко и его первым заместителем Степашиным, а также несколькими руководителями подразделений на Старой площади и Лубянке. Известная ему давно фраза «чужой среди своих» приобретала для Андрея вполне реальные очертания, нередко приводила его в состояние подавленности и ощущения одиночества. Но динамика происходящих событий не давала ему возможности надолго погружаться в собственные переживания. Новые задания и поручения заставляли Орлова, невзирая ни на что, активно включаться в работу, оставляющую для общения с женой и детьми лишь малую толику свободного времени.