Текст книги "Осень 93-го года. Черные стены Белого дома"
Автор книги: Андрей Орлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)
14 октября 1993 года, четверг, утро
Москва. Кремль. 1-й корпус, второй этаж
Кабинет руководителя Администрации Президента
– Вы должны, прежде всего, не допустить, чтобы пропали важные документы! Если обнаружите среди них о подготовке переворота… возможно их тайные замыслы…
– Я их сразу передам в следственную бригаду Генеральной прокуратуры. Они как раз сидят рядом с нами…
– Нет, покажете сначала мне, а потом уже…
– Ясно, Сергей Александрович. Но остаются серьезные проблемы.
– Какие еще проблемы? – Филатов бросил на Орлова недоуменный взгляд.
– Существует реальная опасность, что за документами уже охотятся.
– Охотятся? Кто?
– Полагаю, что люди, которые хотят на этом что-то заработать. Не исключено, что и наши зарубежные коллеги рассчитывают поживиться.
– Но как это возможно? Здание охраняется, никого посторонних в нем нет. Президенту уже доложили, что там все в порядке.
– К сожалению, не совсем так. Во-первых, пока не установлен жесткий пропускной режим, грузовые машины въезжают и выезжают без досмотра, во-вторых…
– Подождите, подождите, как это «без досмотра»? Президенту докладывали… Вы хотите сказать, что его обманывают? – строго спросил Филатов.
– Не знаю, что докладывали президенту, но я своими собственными глазами видел, как груженые машины отъезжают от Белого дома без всякой проверки. По зданию слоняется множество людей. Есть факты, что вскрывают кабинеты и сейфы в поисках чего-нибудь ценного! Сергей Александрович, в Белом доме царит полная неразбериха! Надо немедленно принимать меры!
– Что просто так болтать языком! Пишите записку на президента. Я подпишу. Сколько вам нужно времени?
– Час, – односложно ответил Орлов.
Через час записка была уже на столе у Филатова. А еще через полчаса ее держал в руках президент. Покачав головой, он резко сказал:
– Наведите порядок! Позвоните Ерину, наконец!
* * *
Через три часа, когда Орлов уже был в Доме Советов и, переодевшись в камуфляж, отправился вместе с двумя членами опергруппы на осмотр одного из верхних этажей «стакана», в окрестностях здания началось какое-то движение. Сначала со стороны Нового Арбата подъехало несколько легковых автомашин, на которых прибыла целая группа людей, в том числе в военной форме, которые, о чем-то оживленно беседуя, обошли здание вокруг. Затем подтянулись два автобуса, из которых высыпало не менее полусотни бойцов, выстроившихся в редкую цепь по периметру вокруг здания. Указание президента выполнялось на удивление очень быстро. Это почувствовала на себе даже опергруппа Орлова, члены шторой, работающие на этажах здания, все чаще вынуждены были предъявлять документы, откуда ни возьмись появившимся постам охраны.
14 октября 1993 года, четверг, день
Москва. Лубянка
Здание министерства безопасности
– Добрый день. В нашей сегодняшней встрече, которая посвящена вопросам деятельности органов безопасности по отслеживанию, прогнозированию и влиянию на оперативную обстановку после введения в действие указа президента номер тысяча четыреста, принимают участие: министр безопасности Российской Федерации генерал-полковник Голушко Николай Михайлович, первый заместитель министра генерал-лейтенант Степашин Сергей Вадимович, начальник Следственного управления министерства генерал-майор Балашов Сергей Дмитриевич и начальник Центра общественных связей генерал-майор Кондауров Алексей Петрович. – По голосу ведущего чувствовалось, что он волнуется. Это была первая встреча руководства министерства безопасности с журналистами после событий 3–4 октября. Поэтому брифинг привлек внимание очень многих журналистов, которые стремились попасть на него всеми правдами и неправдами. Сделать, конечно, это не удавалось, так как круг приглашенных на встречу в здание министерства безопасности был заранее определен и строго ограничен.
Накануне Голушко во время очередного доклада Орлова о ходе работы в Белом доме пригласил Андрея поприсутствовать на встрече с журналистами.
«Тебе это может пригодиться, – серьезно сказал Николай Михайлович. – Ты же там общаешься с начальниками разными… Они должны знать нашу позицию».
И вот теперь Орлов сидел в пресс-зале Центра общественных связей, примостившись в самом дальнем углу, откуда удобнее было наблюдать за происходящим.
Брифинг начался с краткого выступления Голушко, который также, как и ведущий, заметно волновался.
СТЕНОГРАММА: «…Если бы не трагические события, то мы сегодня говорили бы о других вещах, предшествовавших тому, что случилось в Белом доме. Прошла встреча глав государств на высшем уровне, созданы экономический союз СНГ и единое экономическое пространство…
Для меня, назначенного министром указом президента буквально за два дня до этих событий, это был серьезный момент в жизни, и выбор, который я сделал вместе с коллегией министерства, со всем личным составом – это поддержать в трудную минуту позицию президента, встать на выполнение Указа Президента № 1400.
Весь руководящий состав в центре и сотрудники органов на местах оставались верны своему долгу, закону и приняли все меры по выполнению требований указа, определившего наше место…» (Из Стенограммы брифинга, проведенного в Министерстве безопасности Российской Федерации 14 октября 1993 года. – Личный архив бывшего министра безопасности Н.М. Голушко.)
Орлов вспомнил, как меньше месяца назад указ президента произвел впечатление разорвавшейся бомбы. Поставив депутатов парламента вне закона, он требовал проведения выборов в еще пока не существующий законодательный орган страны, изменения Конституции и в конечном счете перехода всей полноты власти к президенту. По существу, речь шла о переходе от парламентской республики к президентской. Вроде бы чисто теоретический вопрос, если бы он не затрагивал скрытые пружины власти, не противопоставлял друг другу прежних союзников в «борьбе с партократией», соратников Ельцина по «демократическим баррикадам» 1991 года.
Суть противоречий была упрятана так глубоко, что мало кто понимал, из-за чего «поссорились» Верховный Совет с президентом. А они заключались прежде всего в том, что значительная часть народных избранников не могла согласиться с курсом на приватизацию государственной собственности, который превращался фактически в разграбление национального богатства страны, присвоение его кучкой нуворишей, считающих себя уже хозяевами жизни. Именно поэтому делалось все для того, чтобы Верховный Совет не смог перечеркнуть «завоевания» девяносто первого года, помешать сосредоточению достояния страны в руках поднимающего голову класса олигархов.
В осенние дни девяносто третьего Ельцин и Хасбулатов оказались по разные стороны баррикад, как оказались в противостоящих друг другу группировках их сторонники: Филатов, Красавченко, Степашин и целый ряд бывших депутатов Верховного Совета перешли в команду президента Ельцина. Баранников, Ерин и Дунаев, руководители силовых структур, непосредственно подчинявшиеся Ельцину, вдруг оказались в стане его противников. Позицию Ельцина осудил Конституционный Суд во главе с его Председателем Зорькиным.
Органы безопасности были снова поставлены в положение жесточайшего выбора. Если следовать Конституции и закону, они должны были встать на сторону Верховного Совета. Если же исходить из интересов установления в стране сильной президентской власти, которой никто не посмеет ставить палки в колеса, то следовало поддержать президента Ельцина.
Руководство министерства, как сказал на брифинге Голушко, сделало свой выбор в пользу президента, хотя в коллективах неоднозначно воспринимали противостояние двух ветвей власти, считая, что чекистов снова хотят втянуть в политическую борьбу, а в зависимости от ее исхода – сделать «козлами отпущения».
СТЕНОГРАММА: «…На вопрос о неожиданности прошедших событий для исполнительной власти и их информированности по линии министерства безопасности могу вам сказать, что до самой последней минуты мы пытались достичь согласия, любыми способами не допустить кровопролития.
…Я всегда был вместе с Павлом Сергеевичем[24]24
Грачев Павел Сергеевич (1948–2012) – министр обороны Российской Федерации.
[Закрыть], Виктором Федоровичем[25]25
Ерин Виктор Федорович (1944) – министр внутренних дел Российской Федерации.
[Закрыть]. Там, где проходили совещания под руководством президента, Черномырдина, мы были вместе. Меры все предпринимались, все меры были предусмотрены, но меры такого порядка, чтобы никоим образом по нашей вине не пролилась безвинно кровь. И вы видите, что все делалось тогда даже, когда тонкая ниточка переговоров велась в Патриархии, в Донском монастыре. А что касается развития событий, то информация была достаточной, меры вырабатывались самые адекватные. И обвинение кого-то в нерешительности – это безрассудство. Попробуйте действовать решительно в центре Москвы и в стрельбе против собственного народа…» (Из Стенограммы брифинга, проведенного в Министерстве безопасности Российской Федерации 14 октября 1993 года. – Личный архив бывшего министра безопасности Н.М. Голушко.)
Слушая Голушко, Андрей горько усмехнулся: «Если бы действительно делалось все для того, чтобы избежать кровопролития, причем всеми участниками конфликта, то добиться этого было можно. Трудно, но можно».
Однако каждая из сторон, заявляя о готовности к компромиссам, делала все с точностью до наоборот, и обстановка стала скатываться к «точке невозврата», как говорят летчики.
3—4 октября 1993 года стали черными днями российской демократии, после чего само это словосочетание стало восприниматься многими как пример произвола и насилия.
Как и накануне, в полдень 3 октября на Смоленской площади стали собираться сторонники Верховного Совета. Снова стали возводиться баррикады, начались стычки с милицейским оцеплением. Но в отличие от вчерашнего дня милиция действовала более решительно и очень быстро разогнала «смутьянов». Казалось, что опасность стихийного столкновения миновала. Но это было не так.
Через час на Октябрьской площади собралась огромная толпа, которая сразу стала скандировать: «Вся власть Советам!», «Долой Ельцина!», «Руцкой – Президент!» Повсюду развевались красные и черно-бело-желтые знамена, распространялись листовки и газеты. Кто-то пытался начать митинг, используя мегафон, но тут же был заглушен звуками громкоговорителя машины ГАИ, из которой через непродолжительные паузы доносилось строгое: «Разойдитесь! Покиньте площадь! Митинг не разрешен!»
На Октябрьскую площадь стали стягиваться силы милиции. Уже ставшие привычными шеренги солдат со щитами и в касках плотно охватывали площадь со всех сторон. От здания МВД приближались все новые и новые подкрепления. Бурлящая, поющая и выкрикивающая лозунги толпа, все больше наэлектризовывалась. Чувствовалось, что митингом, который планировался на площади, дело не закончится. Масла в огонь подливали плотные шеренги, просочиться через которые вовне, даже если бы кто-то захотел это сделать, было невозможно. Напряжение повышалось с каждой минутой. Достаточно было одной искры, чтобы разгоряченная толпа превратилась в людской костер, а затем в пожар гражданского противостояния, которое все больше и больше напоминало эпизоды гражданской войны. И такая искра вспыхнула.
СВИДЕТЕЛЬСТВО: «…Очень скоро пространство перед памятником на площади напоминало бурлящий котел с разноцветными пятнами транспарантов и стягов, блестками щитов «защитников порядка». Это и был настоящий «котел» – в 14.00 в беспорядке стоявшие щиты сомкнулись, перегородив «котел» со стороны Ленинского проспекта и Садового кольца, а неожиданно появившееся большое количество касок со стороны МВД стали вытеснять «котел» в сторону Крымского моста, грубо сгоняя людей с парапетов и от самого памятника… Новые группы митингующих уже не могли пробиться из метро к «котлу» и были вынуждены уходить во дворы жилых домов. Сжатый «котел» лавиной обвалился на Садовое кольцо в сторону Крымского моста и Смоленской площади…» (Из воспоминаний участника манифестации. – Газета «Завтра», август 1994, спецвыпуск № 2.)
Кто-то в толпе крикнул: «Вперед, к Белому дому!» Митингующие подхватили лозунг, многотысячная толпа взревела в восторге и стала двигаться в сторону Крымского моста. Когда головная ее часть поравнялась с главным входом в Парк культуры имени Горького, кто-то затянул песню:
«Наверх вы, товарищи! Все по местам!
Последний парад наступает.
Врагу не сдается наш гордый «Варяг»,
Пощады никто не желает».
В нестройные голоса включались все новые поющие, и толпа, полная воодушевления и революционного пафоса, стала превращаться в многоголосый хор, готовый не только к «последнему параду», но и к вооруженному столкновению с силами правопорядка. Тем более что следующий куплет песни звучал как набат, как команда к действию:
«Все вымпелы вьются, и цепи гремят,
Наверх якоря поднимают.
Готовьтеся к бою! Орудия в ряд
На солнце зловеще сверкают».
На Крымском мосту, там, где от него отделяются каменные лестницы, спускающиеся к набережной, толпе преграждали путь три шеренги ОМОНа. Сначала митингующие направили к первой цепи нескольких «парламентеров», в числе которых был замечен священник в рясе. Но скоро стало понятно, что противостоящие стороны не поймут друг друга. Одним было приказано никого не пропускать через мост, а другие, воодушевленные призывами к защите Белого дома, готовы были идти на прорыв.
Еще немного, и толпа врезалась в ряды ОМОНа, и началась форменная потасовка. Милиционеры защищались, как могли – прикрывали головы щитами, прятались за пилонами, стремглав сбегали с лестниц. Крики и ругань, удары дубинок и противный скрежет металлических щитов – в мгновение все смешалось в один общий гул. Но силы были явно неравными. Толпа легко смяла первый ряд солдат, затем второй и стала подступать к третьему, когда ребята в касках не выдержали и пустились в бегство. Вслед им, под аккомпанемент улюлюканья и взрывов смеха, летели камни, арматура, куски асфальта.
«Свистит, и гремит, и грохочет кругом,
Гром пушек, шипенье снарядов.
И стал наш бесстрашный и гордый «Варяг»
Подобен кромешному аду».
СВИДЕТЕЛЬСТВО: «…Побоище было коротким. Я не видел ни одного прута, ни одной палки в руках шедших со мной… Люди вырывали щиты, выбивали голыми руками дубины, поднимали их, щитами таранили, пробивали бреши, дубинами прокладывали путь – лишь с этих минут, когда на них подняли руку, люди стали вооружаться отобранным оружием. И давили, давили, давили… На какой-то жуткий миг вынесло меня напором тысяч тел к самым барьерам над водой. И завопили сразу в два голоса два «стража», с них сдирали каски, шинели, выбивали из рук саплопаты и тянули туда, к воде, глухо стынущей внизу… А передние рванули вперед с этого места. Народ уже не мог идти мерным шагом, он побежал…» (Петухов Ю.Д. Черный дом. Правда об октябрьском восстании 1993 г. Москва, 2000 год.)
Действительно, в центре столицы обстановка превращалась в настоящий ад. Остервенение сторон, казалось, достигло наивысшего предела. Люди, еще совсем недавно рассуждавшие о том, кто прав, а кто виноват, спорившие о достоинствах и недостатках Ельцина, Хасбулатова и Руцкого, вдруг превратились в разъяренных монстров, крошащих все на своем пути. Впрочем, блюстители порядка выглядели не лучше, отвешивая направо и налево удары дубинками, бросая гранаты со слезоточивым газом и бесцеремонно выкручивая руки любому, попадавшемуся на их пути.
СВИДЕТЕЛЬСТВО: «…Оставшиеся на мосту побитые солдаты были испуганы, многие плакали. Плакали же больше от обиды – ведь подставили их против собственных же отцов. Этих ребят никто не добивал, что в условиях многотысячной разъяренной толпы было просто невероятно! Наоборот, женщины, пожилые мужчины окружали их, оказывали помощь, поднимали лежащих и отводили к лестницам. Ни один солдат в столкновении не погиб!
Первым желанием было выбросить отобранные щиты и дубинки в реку, и два щита полетели с моста.
Но сразу послышались крики: «Вооружиться! Неизвестно, что ожидает впереди!» Очень много журналистов с камерами снимали эти эпизоды…» (Из воспоминаний участника манифестации. – Газета «Завтра», август 1994, спецвыпуск № 2).
Смятые многотысячной толпой цепи милиции побежали по Садовому кольцу в сторону Смоленской площади, где надеялись укрыться за очередным рубежом обороны. Но тщетно. Сила и инициатива были на стороне демонстрантов. Ни водометы пожарных машин, ни плотные кордоны ОМОНа не смогли сдержать натиск нападающих.
Орлов вспомнил как он, лавируя между группами людей, плотно стоящими на тротуаре у гастронома на углу Арбата и Садового, пытался как можно скорее выбраться со Смоленской площади. Андрей со всей очевидностью понял: еще несколько минут, и здесь развернется настоящее сражение, как это уже было вчера. Следы предшествующего побоища еще сохранялись в виде куч мусора, остатков баррикад, черных пятен на асфальте от сгоревших покрышек и костров. Кое-где в прилегающих домах окна зияли разбитыми стеклами.
Людей было еще немного, по по всему чувствовалось приближение чего-то страшного, непоправимого. Вдали слышался рев сирен карет «скорой помощи», сигналы милицейских машин, шум и гам приближающейся толпы. Солдаты ОМОНа, похожие на средневековых рыцарей, ощетинились плотно сомкнутыми щитами, резиновыми дубинками и автоматами. Они ожидали приближения толпы, которая следовала со стороны метро «Парк культуры». Вид у мальчишек, одетых в тяжелые бронежилеты, был почему-то совсем не грозный. То ли страх перед приближающейся многотысячной толпой отражался на их лицах, то ли солдатские каски смотрелись нелепо на улицах столицы. Одно было ясно: мирно встреча прорвавшейся со стороны Крымского моста толпы и кордонов ОМОНа не закончится.
ВОСПОМИНАНИЯ: «…Были знаменитые события на Смоленской площади, на которых лично я присутствовал. Лично видел, поскольку жил недалеко в гостинице на Плотниковом переулке, за МИДом. Я вышел на площадь и увидел обезумевшую толпу, которая шла на милицию, которая смела милицейские кордоны, избивала их, сжигала «жигули», «копейки» эти несчастные, «грешки», «двушки». Что, они президенту Ельцину принадлежали? Что, они принадлежали министрам? Нет, это были такие же жигуленки… Зачем-то били, переворачивали, жгли. Зачем-то разбивали витрины магазинов, зачем-то растаскивали продукты из них, товары, которые в них были…» (Из рассказа бывшего заместителя председателя Госкомимущества А.Р. Коха в телевизионной программе канала НТВ «Свобода слова», октябрь 2003 года.)
СВИДЕТЕЛЬСТВО: «…Несколько минут – и авангард останавливается у магазина «Богатырь» – впереди Смоленская площадь полностью окружена большим количеством касок. Кольцо в районе гастронома надежно перекрыто двумя рядами щитов, за ними техника, несколько брандспойтов… Площадь перед МИДом безлюдна, а напротив, в маленьком скверике, – люди, среди которых иностранцы, журналисты с камерами.
Авангард строится во всю ширину Садового кольца, ожидая, пока подтянутся основные силы. Со стороны касок в мегафон опять несется: «Разойдитесь!», и сразу после этого начинается пальба. Раздаются автоматные очереди и одиночные выстрелы. Стреляют и по скверику, куда забегают демонстранты. Площадь окутывает газом. Медлить дальше нельзя. Грузовик со стягом, набирая скорость, несется на щиты, за ним бегут люди. Не доезжая до них 50 метров, он вдруг резко разворачивается и скрывается за бегущими на щиты людьми. Струя воды хлещет по демонстрантам, в ответ – камнепад.
Существенно потрепанный ОМОН – без щитов, касок и дубинок – пытается спрятаться в автобусах, за машинами, прорваться к своим. На крыше одного грузовика один такой подбитый – вместо лица сплошная кровавя маска и затравленные глаза…» (Из воспоминаний участника манифестации. – Газета «Завтра», август 1994, спецвыпуск № 2.)
Орлов отчетливо помнил, как за двадцать минут прошел быстрым шагом от Старого Арбата до Лубянки, как поднялся на пятый этаж главного здания, зашел в кабинет Степашина. В приемной было пусто, только помощник первого заместителя министра разбирал какие-то бумаги. Ему не терпелось рассказать Сергею Вадимовичу, что он увидел на Смоленской площади, но тот, когда вышел из кабинета, только махнул рукой, сказав:
– Совсем обезумели! – Он уже, естественно, все знал. Степашин попросил Андрея не уходить, так как рассчитывал скоро вернуться с совещания у министра. – Андрей, будь в приемной. Если кто будет звонить по обстановке – прими информацию. Я скоро буду!
Такой звонок не заставил себя долго ждать. Буквально через десять минут помощник Степашина позвал Андрея к аппарату, сообщив кому-то в трубку, что Сергей Вадимович на совещании и можно переговорить с Орловым.
Орлов взял трубку, назвался.
– А Степашин скоро будет? – Орлов узнал голос начальника Оперативно-поискового управления, которое в чекистском просторечии именовали «наружкой». Голос генерала был крайне взволнованным.
– Он на совещании у Голушко. Сказал, скоро будет.
Мгновение трубка молчала. Андрею показалось даже, что связь прервалась. Но через некоторое время человек на том конце провода видно оправился от замешательства и произнес:
– Я ни до кого не могу дозвониться. Голушко трубку не берет, все замы, наверное, у него на совещании. А информация очень важная. Наши сотрудники сообщают, что с минуты на минуту толпа подойдет к зданию мэрии. Они уже сворачивают с Садового кольца вниз к набережной… Наши наблюдают множество людей с оружием, есть автоматы… Если сейчас чего-то не предпринять, они лоб в лоб столкнутся с милицейским оцеплением у мэрии и Белого дома… Тогда…
Потрясенный, Андрей явственно понял, что может произойти тогда. Разгоряченные стычками с милицией и ОМОНом по всему маршруту следования, вкусившие «сладость победы» на Крымском мосту и Смоленской площади, взбешенные упорством, с которым силы правопорядка пытались все-таки усмирить демонстрантов, сотни вооруженных людей устремятся на милицейские цепи. А те, преимущественно мальчишки в бронежилетах, натянутых поверх шинелей, ничего не понимающие в существе происходящего, но имеющие приказ применять оружие против любого, кто силой попробует прорваться в здание Дома Советов, в ужасе ожидали страшной развязки. И те, и другие неизбежно должны были вступить в бой друг против друга, бой в центре мировой столицы. И это должно было стать настоящим факелом гражданской войны.
Андрей на всю жизнь запомнил те несколько диалогов, которые состоялись у него в последующие пять минут. Это были те пять минут, в которые решалось не только развитие конкретной ситуации у Белого дома, не только вектор обозначившегося вооруженного противостояния, но и, возможно, определялась судьба громадной страны.
– А что предпринять-то? – волнуясь, спросил Орлов, еще пока совершенно не осознавая всей полноты ответственности, которая стояла за этим вопросом.
– Я не знаю. Вам там наверху виднее. Позвоните кому-нибудь! – Воцарилась непродолжительная пауза, в ходе которой Орлов слышал приглушенный голос генерала, отвечавшего что-то односложное, разговаривая по другому телефону. Положив ту, другую, телефонную трубку, он буквально прокричал:
– Вот. Мне докладывают, что уже слышна стрельба в районе мэрии. Еще немного и начнется настоящий бой! Вы слышите меня, Андрей Петрович?
Крайне взволнованный голос начальника «семерки» вывел Орлова из оцепенения. «Надо срочно позвонить Филатову! – промелькнуло в голове у Андрея. – Только бы он был на месте!» Орлов взглянул на часы. Стрелки показывали «15.20». – «Только бы он был на месте!»
Держа в одной руке трубку телефона, на другом конце которого был начальник Оперативно-поискового управления, Орлов повернул диск номеронабирателя на «кремлевке». Секретарь Филатова ответила сразу, пытаясь что-то сказать Орлову, но он, не слушая ее, потребовал немедленно соединить его с главой Администрации Президента. Уловив, видно, чрезвычайную взволнованность в голосе Орлова, она тут же соединила с Сергеем Александровичем.
– Ну, что там у вас еще? – резко, нет, скорее грубо спросил Филатов.
– Сергей Александрович, у меня на второй трубке наш начальник управления, который отслеживает обстановку вокруг Белого дома…
– «Отслеживает!» – передразнил его Филатов. – Вы все отслеживаете! А надо действовать!
– Сергей Александрович, ему сообщают, что толпа уже приближается к Белому дому. Там много людей с оружием…
– Знаю! – прервал его Филатов.
– Но, если они столкнутся с оцеплением вокруг Белого дома, то…
– Их там остановят! И в Белый дом не пропустят!
– Сергей Александрович, сейчас их уже никто не остановит! Будет бой, кровь, сотни убитых… А что будет дальше, можно только предполагать.
Филатов замолчал, видимо, раздумывая над словами Орлова. Он и сам понимал, что власть катастрофически проигрывает разъяренной толпе. Ее не удалось остановить ни на Крымском мосту, ни у метро «Парк культуры», ни на Смоленской площади. Наоборот, опьяненная «победой» над ОМОНом и милицией, увеличивающаяся за счет сотен сторонников, которые вливались в нее из прилегающих улиц и переулков, эта толпа в четыре тысячи человек превращалась в мощное орудие концентрации народного недовольства, в инструмент пробивания бреши в государственной машине, и так пестрящей «демократическими заплатами». Воодушевленная успехом, масса людей, часть из которых сжимали в руках кто флаги и транспаранты, кто палки и арматуру, а кто кое-что посерьезнее, в том числе огнестрельное оружие, готова была в буквальном смысле встать на «защиту Белого дома», обратить в бегство «прислужников преступного режима», а если будет надо – то и разгромить «врага».
– И что вы предлагаете? – Вопрос Филатова застал Орлова врасплох. От неожиданности он не мог вымолвить ни слова. Сама постановка вопроса казалась Андрею иррациональной. На гребне волны противостояния, готового вот-вот превратиться в кровавое сражение, его спрашивали о том, как надо поступить, чтобы избежать худшего сценария. И спрашивал не кто-нибудь, не какой-нибудь журналист или политолог, а человек, кардинальным образом влияющий на решения руководства страны, способный напрямую донести до президента свою позицию, убедить его совершать или не совершать тот или иной поступок. Конечно, Филатов был вовлечен в клубок интриг, которые, так или иначе, плетутся в окружении первых лиц государства, но он имел самостоятельный ресурс влияния на президента, пользовался его доверием и поддержкой.
Андрей вдруг почувствовал тогда громадный груз ответственности, который неожиданно обрушился на него. Ответственности даже за одно сказанное слово, которое может повлиять на ход событий. В его голове молнией пронеслись несколько отрывистых мыслей, прежде чем он смог сказать хоть что-то членораздельное. Первое, о чем подумал Андрей, это то, что никаких действенных средств остановить толпу перед Белым домом нет, как и не было их на Крымском мосту и Смоленке. Никаких, кроме открытия огня по толпе из всех видов огнестрельного оружия. Не факт, что все стоящие в оцеплении милиционеры готовы были это сделать. Август девяносто первого был еще у всех в памяти. И, естественно, никто не хотел выступать в роли «кровавого душителя народной свободы». Но даже, если представить, что вся цепь разом начнет поливать свинцом приближающихся демонстрантов, то это еще не значит, что толпу удастся остановить. Тем более что она состояла далеко не только из студентов и пенсионеров. Большую часть составляли как раз молодые мужчины, многие из которых прошли службу в «горячих точках», а некоторые были действующими офицерами, сполна испившими горькую чашу унижений, вызванных распадом страны и утратой престижа военной профессии. Уж они-то умели держать в руках оружие и готовы были за себя постоять.
Кроме того, в толпе было немало откровенных проходимцев, авантюристов и хулиганов, готовых участвовать в любой «бузе», крошить все налево и направо, а при случае и поживиться чем-нибудь за счет тех, кто вызовет их «праведный гнев».
Все это пронеслось в голове Андрея, прежде чем он вымолвил одну-единственную фразу в ответ на вопрос Филатова: «Что вы предлагаете?»:
– Сергей Александрович, если толпу нельзя остановить силой, то надо немедленно снять оцепление. Если мы еще промедлим, то будет уже поздно.
– А что говорят ваши люди, которые отслеживают обстановку?
Орлов поднес к уху вторую трубку. Начальник «семерки» был на проводе и, наверное, слышал разговор Орлова с Филатовым. Во всяком случае, он слышал, что говорил Андрей.
– Андрей Петрович, там уже слышна стрельба. Первые демонстранты уже вышли к пандусу мэрии. Нельзя допустить бойню!
Обращаясь к Филатову, Орлов четко сказал, сам удивившись твердости своего голоса:
– Надо немедленно отводить!
– Хорошо, – голос Филатова был очень тихим, совсем не таким, каким услышал его Орлов в самом начале разговора. Больше руководитель Администрации Президента ничего не сказал. Просто положил трубку.
– Ну, что там? – Помощник Степашина все эти несколько минут, пока Орлов говорил с Филатовым, старался понять, о чем идет речь.
Но Орлов еще не закончил разговор с начальником Оперативно-поискового управления:
– Я все доложил. Дальше некуда. Только самому президенту. Или Господу Богу.
– Спасибо. Придет Сергей Вадимович, скажите, что я звонил.
Орлов положил трубку и, не замечая вопрошающих глаз помощника, посмотрел в окно. «Теперь вся надежда на Господа Бога», – подумал он.
* * *
ИНФОРМАЦИЯ: «Сегодня около пятнадцати часов в районе Крымского моста колонна демонстрантов, прорвав кордоны ОМОНа и милиции, в количестве четырех тысяч человек, прорвались со стороны Смоленской площади к Белому дому. Силы правопорядка, несмотря на применение спецсредств, безуспешно пытались остановить движение колонн. По наблюдениям репортеров западных телерадиокомпаний прорыв был хорошо организован. Боевиками применялась тактика охвата с тыла и флангов… Нападавшие из числа боевиков захватывают грузовой транспорт и с его помощью они таранили кордоны сил правопорядка… Боевики из числа митингующих применяли при прорыве заточки, дубинки, камни. Есть пострадавшие…» (Из информационного выпуска программы «Вести» 3 октября 1993 года.)
СВИДЕТЕЛЬСТВО: «…На Новом Арбате первая кучка в 80—100 человек бежала буквально метрах в десяти за спинами улепетывающих со всех ног эмвэдэшников, уже не встречая никакого сопротивления. Только каски убегавших мелькали перед глазами и скрывались во дворах. Побросав автобусы, они набивались битком в газующие легковушки и шпарили по тротуарам к набережной. И наступая им на пятки, улюлюкая, даже не пуская в ход камни, бежал жиденький авангард демонстрантов. У Калининского моста зрелище открывалось нерадостное – опять по всему периметру стоял ОМОН, основная масса отступивших касок забилась под пандус мэрии, на пандусе стояли вооруженные автоматами. Калининский мост и Краснопресненская набережная закрыты щитами, слева на набережной скопилось огромное количество военных, а впереди – колючая проволока, поливальные машины, и сразу за ними опять щиты и каски…
