Текст книги "Битая ставка"

Автор книги: Андрей Горняк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Андрей Горняк
Битая ставка

Пограничникам-разведчикам

посвящается

1. Враги

Обитатели „божьего дома“

С заседания в селе Коснево, что вблизи польской границы, начальник пограничной заставы Аркадий Павлович Baсин возвращался озадаченным и взволнованным.

«Где же они пойдут?– думал он.– Вновь, как и в прошлом месяце, на переправе или по опушке Горелого леса?»

Что они обязательно пойдут – сомнений нет никаких. Уполномоченный СОЧ [1]1
  СОЧ – секретно-оперативная часть погранвойск в тридцатых годах.


[Закрыть]Старовойтов сказал ему об этом не предположительно, как иногда бывало, а конкретно и категорически. Эмиссар НСНП [2]2
  НСНП – контрреволюционная зарубежная организация «Национальный союз нового поколения».


[Закрыть]Овечкин, бывший белоказачий полковник, что продолжает промышлять на Кубани, вновь изыскивает пути через кордон. И хотя уже наступила весна, пограничная река не так в этом году полноводна и большим препятствием не является.

За рекой – панская Польша. Где-то там формируются банды. Они часто заходят на нашу территорию в пределы Украины, Белоруссии и творят свои гнусные дела: убивают советских активистов, грабят население. Участились случаи обстрела нашей территории, зашевелились контрабандисты.

На той стороне активно работают, резидентуры английской разведки: используя польскую разведку – 2-й отдел Генштаба польской армии, они стали интенсивно, порой с применением оружия, забрасывать на нашу территорию через границу своих агентов, А отсюда за кордон пытаются уйти террористы, бывшие нэпманы, кулаки, а еще – укрывшиеся от следствия и суда участники и пособники разгромленных органами ОГПУ контрреволюционных групп вроде «Промпартии», «Шахтинского дела» и других.

Вот такая сложная обстановка... Каждая наша погранзастава на западной границе – как аванпост фронтовой полосы.

На эти аванпосты партия направляла свои лучшие кадры. Начальниками пограничных застав были командиры новой формации, выходцы из рабоче-крестьянской среды, люди, закаленные в борьбе с контрреволюцией. Таким до конца преданным делу большевистской партии красным командиром был Аркадий Васин.

Суровую школу жизни прошел сын плотника с Витебщины. Отец и два его старших брата загинули в дымных полях Галиции в 1914-м. Аркадий остался старшим в семье. Но не только кормил младших сестер и братьев, а еще и на сходки бегал, вместе с другими кричал: «Долой войну!»

И вот в его родную Рудню стали наведываться красногвардейцы. В лесах, недостатка в которых вокруг не было, появились те, у кого новая, революционная власть отняла прежнее богатство. Появились банды бывшего урядника Козули, торговца лесом Гайчакова и других. Из местных активистов был сформирован отряд для защиты от них. Кое-кому выдали оружие. Примкнул к ним и Аркадий. Отряд ЧОНа [3]3
  ЧОН – части особого назначения.


[Закрыть]стал затем 51-м отдельным батальоном войск ВЧК. Сколько бессонных суток проведено в седле – гонялись по лесам Белоруссии за шайкой атамана Козули. Не раз и не два солдатская вдова Прасковья с двумя малолетками ночевала у соседей или дальних родственников, а то и просто в перелеске, чтобы укрыться от расправы «лесных гостей» за то, что ее Аркадий – красный чекист.

В 1928 году, когда в Белоруссии стало спокойнее, Васина направили на учебу в Минск, а по возвращении послали вот сюда начальником пограничной заставы.

«Так где же пойдут нарушители?»– размышлял Васин.

– Пригласите ко мне Лукьянца,– распорядился он.

«И кто их поведет?– продолжал думать он.– Без местных связей перейти границу не так-то просто. Ну, а кто он, этот скрытый вражеский пособник? Кто?»

– Товарищ начальник заставы, помнач Лукьянец прибыл по вашему вызову!

– Добрый вечер, Илларион Романович, садись, давай вместе подумаем. Нашей заставе предстоит встреча с «гостями» в ближайшую ночь, а возможно, и в сегодняшнюю. Известный тебе Овечкин будет перебрасывать за границу своих людей. Им надо помешать. Кто сейчас охраняет границу в районе Горелого леса?

Лукьянец раскрыл тетрадь, пробежал по еле заметным при свете керосиновой лампы записям, сказал:

– Там сейчас несут службу крепкие хлопцы, не новички на границе, свое дело знают.

– Вот что, подними-ка по тревоге мой резерв и подготовь его к выходу на границу. Как будут готовы, заходи, поставим задачу вместе. Да пошли за помполитом, он тоже нужен.

– Есть!

Лукьянец, пригнувшись, чтобы не зацепить верхнюю притолоку низковатых для его саженного роста дверей, вышел.

Дельный у Васина помощник, на такого во всем положиться можно. Служит на этой заставе давно, с тех пор как сюда вышла их кавалерийская часть. Родом из Молодечно, земляк Васина, из бедной крестьянской семьи. Рано пошел работать. В конце империалистической был мобилизован в солдаты, закончил курсы пулеметчиков, но воевать не пришлось. В полку, куда получил назначение, пулеметная команда митинговала против войны»

Вместе со своими однополчанам, оставив окопы, Илларион пробился в Минск, а позже – к себе домой. Но недолго пробыл дома. Красная Армия собирала силы для отпора внешним и внутренним – врагам. Так Илларион оказался в одном из красноармейских отрядов в Белоруссии, затем в отряде легендарного Котовского. Гонялся за бандитами на Украине, а после замирения вместе с эскадронцами вышел на указанный рубеж, где и стал заставой на охрану границы. Вскоре прибыл сюда и Васин.

Застава разместилась в двух крестьянских хатах местного богатея, убежавшего в двадцатых годах за границу. В одной из них – канцелярия и хозчасть, красный уголок, в другой – ряды двухъярусных деревянных нар. Здесь жили ставшие пограничниками красные конники.

Собственно, село Коснево было в семи километрах отсюда. А здесь, у самой границы, приютился хутор из нескольких хатенок да чудом сохранившейся церквушки. К приходу котовцев целыми остались только два дома и еще третий, в ограде у церкви. Остальные были сожжены или развалились, брошенные своими хозяевами. Со временем все поросло кустарником. Казалось, что чудом сохранившиеся дома, конюшня, просторный сарай были специально построены для размещения погранзаставы.

Кустарник, заросли одичавших яблонь и вишен доходили до самого берега пограничной речушки. Еще до приезда в конце 1922-го котовцев кто-то из пограничников, чтобы было удобнее наблюдать за подступами к реке, пытался выжечь кустарник да высокую траву. Но вместе с ними выгорел добрый кусок леса. Остались только высокие обгоревшие пни причудливых форм. Это место с той, поры стали называть Горелым лесом. Дальше, за гарью, начинался участок соседней заставы.

... Лукьянец построил бойцов. Путаясь в ножнах редко снимаемой шашки и постукивая деревянной колодкой маузера, пошел докладывать Васину о готовности резерва к выполнению боевой задачи. В это время во двор зашел помполит Прохоров. В канцелярию направились вместе.

– Чего это ты, Романыч, хлопцев беспокоишь?– спросил Прохоров.

– Видишь, какое дело, Дмитрий,– ответил Лукьянец,– новости поступили...

Они вошли в помещение.

– Товарищ начзаставы, резерв в количестве семи сабель для выполнения боевой задачи построен!– доложил Лукьянец.

Через дверь и нетолстые стены слышался перезвон трензелей и нетерпеливое всхрапывание.

– Хорошо... вольно!– ответил Васин, а затем и помполиту: – Здравствуй, Дмитрий Иванович.

Приоткрыв дверь и повторив команду «Вольно!», Лукьянец присел рядом с Прохоровым на скамью.

– Вот что, сябры [4]4
  Cябры – братья, друзья (белорусок.)


[Закрыть],– начал своим любимым обращением к помощникам Васин,– Овечкин вновь, как и прошлый год, появился в наших краях. Ну, может, не сам он, своей персоной, но его головорезы. Нас предупредили: видимо, кого-то будут встречать с той стороны или перебрасывать своих за рубеж. Вчера в Молодечно наши люди засекли двух людей из шайки Овечкина. ОГПУ ориентирует нас, чтобы мы были наготове и хорошо закрыли границу. Вот только где они пойдут?– обратился Васин к своим друзьям.

– Видимо, у Горелого,– высказал предположение Прохоров.– Там перейти границу легче – меньше шума, кустарник выгорел. А река делает поворот на польскую сторону и обмелела там больше.

– А что думает помнач?

– У Горелого? Возможно,– начал Лукьянец.– Но не исключено, что и через старую переправу, где раньше нам тоже приходилось сталкиваться с ними. Одним словом, товарищ начзаставы,– при служебных разговорах он не допускал обращения к Васину по имени и отчеству,– задача ясна: где бы они ни появились, мы должны их взять или, в противном случае, порубать. Туда или оттуда безнаказанно их пропускать нельзя.

– Тебе бы только порубать,– с улыбкой повернулся к нему Прохоров.– Их надо взять живыми.

– Я разве против? Только ведь всякое бывает...

– Всякое бывает – это точно,– согласился Васин.– Но все же этих надо по возможности живыми, хотя бы одного-двух. Помните тех, что мы прошлой весной окружили да в перестрелке всех и постреляли? Как их... Будняк, Гробовский, Сапега... Правда, вражья стая на пятерых меньше стала, и это, конечно, хорошо. Но лучше бы их допросить. Каждый еще по три-пять человек знает; так что, друзья мои, я тоже за уничтожение врагов. И именно поэтому установка такая: брать живьем.

– А когда их ждать-то?– спросил Прохоров.

– Когда? Вот об этом господин Овечкин нам не доложил. Так что ждать их можно каждую минуту, поэтому я и побеспокоил вас среди ночи,– продолжил Васин.– До рассвета остается еще добрых четыре часа. Куда бы ты, Илларион Романович, хотел пойти, на какой участок?

– Я? Куда надобнее, туда и готов, товарищ начзаставы. Приказывайте.

– Ну, хорошо. Бери трех всадников и двигайся в район Горелого. Спешьтесь, сбатуйте [5]5
  Сбатовать – связать попарно (выражение конников).


[Закрыть]коней, оставьте с ними одного всадника, а сами втроем – к повороту реки. Там сейчас несет службу,– он посмотрел в книжку плана охраны,– разъезд-дозор в составе двух красноармейцев. Они пусть там на конях и остаются. Вы трое заляжьте у опушки леса и у поворота реки секретом до рассвета. Я думаю, что бандиты, если они там появятся, услышав шум проезжающего дозора, пропустят его и пойдут, а стало быть, и напорются прямо на вас. Задача ясна?

– Так точно, ясна.

– Ну, а ты, Дмитрий Иванович, стало быть, к переправе.

– Ясно, товарищ начзаставы. Думаю, что надо идти пешком. Здесь она рядом, и пяти километров не будет. Мой дончак пусть еще постоит, надо чтобы правое копыто хорошо зажило, а то заковали его на той неделе. Красноармейцы, двое, пусть со мною тоже пешие пойдут. Там несут службу на конях, а мы, как и Илларион, в секрет ляжем. Так?

– Правильно понимаешь задачу, помполит. Я с остальными проеду по центру, а затем побываю на левом, у Горелого, он меня что-то очень беспокоит. Да и ночь, как назло, со второй половины темная, дождем попахивает. Ну, хорошо,– подытожил Васин.– По местам. Напоминаю: пропуск – «Мушка—Могилев».

Лукьянец и Прохоров, поднявшись, направились к выходу.

– В добрый путь! Перед рассветом встретимся.

* * *

Вечером того же дня в домике у церкви, где живет дьячок Савоха, километрах в полуторах от заставы, шли последние приготовления и инструктаж.

– Значит так, господа хорошие,– распоряжался Савоха, состоявший еще недавно на религиозной службе в конном корпусе генерала Богаевского.– Пойдем попарно. Я и ты,– он указал на рыжебородого Аболина, сидевшего напротив его,– первыми, за нами господин есаул Мещеряков. Я не ошибаюсь? Вы, как мне сказали, служили в этом чине у их высокопревосходительства. Я тоже служил у него. Верой и правдой. Так, значит... А ты, Варфоломей, следом. Пойдем к Горелому лесу. Затемно доберемся туда по тыловым дорогам, а затем свернем к лесу, минуем его и выйдем к границе. Тропа старая, почти всем вам хорошо знакомая. Если по дороге или у границы наскочим на зеленых гэпэушников – ты, Варфоломей, бросаешь в них через наши головы «бутылку» [6]6
  Граната образца 1014 года.


[Закрыть], а мы падаем на землю и стреляем в обе стороны. В это время ты, Варфоломей, с господином есаулом бегом к реке. Можешь плыть туда вместе с ним, проводить, потом вернешься, тебе эта дорога известна. Твоя доля за труды будет цела,– Савоха показал пачку денег.– Здесь тысяча. Вам двоим по три сотни, мне, как старшему, четыре. При полном благополучии господин есаул у реки прибавит каждому из нас еще по сотне, поняли?

– Понятно,– пробасил Аболин,– чего тут не понять.

– Если что помешает, ты, Варфоломей, с господином Мещеряковым возвращаешься к селу, но в село не заходите, а шагайте прямиком к Черному лесу, в лесничество. Скажите, что от меня, вас там примут и найдут место, где можно будет пересидеть безопасно. Да только спешите, не жалейте ног, потому что зеленые верхами тут ездят, да и мы долго стрелять не сможем, у нас припасов не так много. Мы же с тобой,– обратился он к Аболину,– будем отстреливаться и отходить в противоположную от них сторону, на восток. Стреляем так: я отхожу – ты бьешь, затем я бью – ты отходишь, понял?

– Все понял,– кивнул Аболин.– Не впервой.

Савоха продолжал:

– Сбор там, где я сказал, у дома лесника. Расходиться будем оттуда только когда стемнеет. Я сегодня для зеленых не дома, а в Проскурове, на базар уехал еще в середине дня, домой вернуться должен послезавтра.– Он достал из кармана жилетки чугунные с двумя крышками часы «Омега». Открыл крышку, посмотрел на циферблат: – До утрени остается восемь с половиной часов. Сейчас надо выходить. Приготовьтесь, и с богом. Я выйду, послушаю.

Спусти несколько минут Савоха возвратился.

– Все тихо, только какая-то пара верховых уехала вверх по реке. Мы же пойдем вниз, к лесу.

Этой парой верховых были пограничники, выехавшие со двора за Васиным. Сам он с коноводом уехал раньше.

Миновав церковь, Савоха и его спутники вышли на тыловую дорогу, ведущую к лесу, соблюдая предельную осторожность.

Когда подходили к опушке леса, луна скрылась, начал накрапывать небольшой дождик. Его капли зашуршали по листве.

– Это хорошо,– шепнул Савоха,– нам на руку.

Зашли в лес, нащупали еле приметную дорогу, ведущую к границе. Дождя здесь не чувствовалось, земля была еще сухой под кронами густых дубов. Шли убыстренным шагом, мягко ступая в обуви, обмотанной мешковиной,– опыт у дьячка был, не первый раз он совершал такие ходки. Для этого, собственно, и поселил его здесь бывший деникинский полковник Овечкин, в забытой, казалось, богом и людьми церквушке.

Службу тут правил поп Николай Жданов, который предусмотрительно бежал в здешние края из-под Петрограда, боясь преследований ЧК за активное сотрудничество с контрразведкой Юденича. Поскольку церковь стояла в захолустье, в нескольких километрах от села, то и прихожан у нее было немного. Разве что на пасху и рождество съезжались сюда жители окрестных деревень. После империалистической и гражданской войн поразрушили много церквей, а новые не построили, часть закрыли активисты сел.

Нет, больших доходов отец Николай не имел. Но жил он безбедно. Овечкин субсидировал его аккуратно. И имел в том свой интерес. Жданов не вмешивался в «мирские дела» дьячка, хотя все до подробностей знал от своего благодетеля, господина Овечкина. Сам, между прочим, тоже вел тихую работу против большевиков, выслуживался перед полковником, который знал, что рыльце у батюшки в пушку.

Вот и сегодня в церковь забрели несколько богомольных старух – кто об убиенных помолиться, кто внуков окрестить. Дьяк вот как нужен был – службу править. А у него совсем иная «служба»...

Выйдя на опушку леса, от которой до реки оставалось не более двухсот-трехсот шагов, Савоха дал знак остановиться. Предстояло преодолеть поляну с обилием обгоревших пней. Где-то крикнула сова. Всполошилась, затрепыхала крыльями какая-то разбуженная птица. Аболин чертыхнулся.

– Тихо ты, дьявол! – зашипел Савоха и шепнул: – Пошли!

Двигались, как условились: Савоха с Аболиным впереди, остальные – следом.

Но не успела группа сделать и двадцати шагов от опушки леса, как сзади из-за пней раздалось приглушенное, но властное требование:

– Стой! Не шевелись! Брось оружие!

Варфоломей от оклика вначале оторопел, затек машинально, как было условлено, швырнул гранату вперед, хотя оклик был сзади. Игнат, памятуя сказанное дьячком, что надо бежать к реке, стремглав бросился туда. Завязалась перестрелка. Пробежав несколько метров, Игнат наскочил на плохо просматривавшийся толстый, высотой в человеческий рост, обгоревший пень и больно ушибся коленкой и левым плечом. Приняв другой пень за человека, он, не целясь, выстрелил из маузера и побежал дальше.

– Бей по тому, что уходит к реке!– услышал Игнат сзади себя и еще больше прибавил ходу, лавируя между пнями, смутно вырисовывавшимися на светлом фоне реки. А там, позади, опять выстрелы, топот ног, возня и матерщина, перешедшая в истошный крик.

Не добежав до воды метров двадцать, Игнат услышал справа приближающийся конный топот. Он выстрелил дважды наугад в ту сторону, но вдруг налетел на кряжистый двурогий пень, да так, что застрял в нем. Рванулся, оставил на коряжине пиджак и в несколько прыжков достиг берега. В воду бросился одновременно с близким выстрелом. Уходя в глубину, чувствовал, как что-то острое обожгло левую ногу. Он прошел несколько метров под водой, и, вынырнув, поплыл вниз по течению, которое прибивало его к противоположному берегу. Сзади хлопали одиночные выстрелы, слышался неясный гомон. Его как будто никто не преследовал. Нащупав ногами дно, Игнат оглянулся, и, видя, что за ним никто не гонится, выскочил на берег.

К этому времени на советском берегу все закончилось. В нескольких метрах от опушки лежал Варфоломей, пробитый красноармейской пулей в спину навылет. Метрах в пятидесяти от него с простреленной рукой и кляпом во рту, со связанными ногами корчился дьячок Савоха. А ближе к реке, разрубленный почти до пояса, рыжебородый Аболин. Его обрез валялся рядом. Достал бандита шашкой, как потом разобрались, Лукьянец, да только и сам не уберегся. Выпущенная из обреза в упор пуля рыжебородого с заблаговременно сточенным острием пробила ему грудь и застряла в позвонке. Как видно, уложил Илларион Аболина, уже будучи смертельно раненным. Кровь промочила гимнастерку и стекала на землю. Один из пограничников расстегнул помощнику начальника поясной ремень, снял маузер, ножны и пытался полотенцем перетянуть рану. Рядом соскочил с коня Васин. Подойдя к лежащему, опустился на колени, приложил ухо к его груди. Поднялся, снял фуражку:

– Не трудитесь, товарищ,– сказал начальник заставы,– он погиб.

От опушки леса бежал отделенный командир. Он начал было докладывать о случившемся, но, увидев лежащего на земле помнача заставы, осекся.

Постояли минуту с непокрытыми головами. Васин надел фуражку и, ведя в поводу коня, сказал:

– Сейчас увезем его на заставу.

Возле связанного Савохи стоял красноармеец с винтовкой.

– А, божий человек,– бросил, поравнявшись с ними Васин.– Как грехи-то свои теперь замаливать будешь? Давайте и его на заставу!– распорядился он.– Пусть идет своим ходом, развяжите ему ноги да уберите кляп, а то еще околеет без воздуха.

– Есть, товарищ начзаставы,– бойко ответил пограничник, а затем к лежащему: – А ну, живо поднимайся, развалился тут!

К месту событий через лес спешила пулеметная тачанка в сопровождении трех всадников, за ней пять красноармейцев на заставской телеге.

К десяти утра убитые и раненые были доставлены на заставу, а к обеду прибыл помощник по СОЧ отряда Цеханов в сопровождении особоуполномоченного Старовойтова. Спустя два часа, прихватив с собой дьячка и попа Жданова, они уехали в Проскуров.

На второй день, на видном месте, во дворе заставы пограничники с соблюдением воинского ритуала похоронили своего боевого командира – помощника начальника заставы Иллариона Романовича Лукьянца.

Васина и Прохорова вызвали в управление.

– Как же вы не уберегли его?– качал головой уполномоченный ОГПУ.– И надо же – рядом, на участке заставы, под самым боком жили враги.

Это была горькая правда. Не уберегли. Васин не оправдывался. Какие могут быть оправдания, если погиб такой человек. И все-таки посчитал нужным сказать уполномоченному:

– Тихо сидели эти богомолы. Не было у нас оснований их подозревать. Да и вы нас не ориентировали.

Глуховатый голос Васина потеплел:

– Что касается гибели моего помощника, товарища Лукьянца, то мы с помполитом считаем, погиб он геройской смертью, отдал жизнь за дело большевистской партии и Советского государства как истинный патриот Родины. Лукьянец не только руководил операцией, но и лично участвовал в схватке с врагами. А их было на первых порах четверо против наших троих. Как только часовой заставы услышал стрельбу, туда поскакал резерв и я с правого фланга.

– Все же одного бандюгу упустили. Ушел ведь в Польшу один? Даже одежину с зашитым золотишком бросил, лишь бы шкуру да душу свою поганую спасти.

– Да, ушел, к сожалению...

– Это плохо.

– Конечно. Я сам переживаю за случившееся. Если найдете меня виновным, я готов нести ответственность.

Говоривший переглянулся с сидевшим в кресле начальником пограничной охраны округа.

– Да вы, товарищ Васин, не волнуйтесь. Вас мы не собираемся обвинять. Наоборот, я буду докладывать руководству, что вы активно приняли меры после получения сигнала о возможном прорыве за кордон группы бандитов. За это вам спасибо. Непростительно другое: и вы там, в отряде, да и мы поздно узнали, что эти «божьи слуги» являются и слугами империалистической разведки. Прошляпили! А скажите, священник, или этот... Савоха, бывал когда-нибудь на заставе? Может быть, кто из наших красноармейцев навещал церковь?

– Нет, такого не было.

– Наши пограничники в бога не верят,– вступил в разговор Прохоров.– Мы на заставе постоянно ведем антирелигиозную пропаганду.

– Давно Савоха со Ждановым в этой церкви служат?

– Давно. Я приехал на заставу в двадцать восьмом, они уже здесь были,– ответил Васин.

– А что известно о их семьях?

– Почти ничего. Знаю только, что священник несколько раз выезжал в Витебск или Минск к сыну, который там служит на какой-то государственной службе. А дьяк находился дома, если не считать отдельные выезды на рынок, в район – в базарные дни.

– Так, так... Понятно,– сказал уполномоченный.– В эти-то базарные дни он и встречался с теми, кто поручал ему переброску врагов за границу. Нити тянутся далеко. У нас на участке заставы был только конечный переправочный пункт. Савоха уже рассказал кое-что... Закончим следствие – мы вас подробно проинформируем. Вот все, будут какие-либо вопросы?

– Вопросов не имею,– сказал Васин.

– Нет,– добавил Прохоров.

– Впрочем, мучает меня такое дело,– обернулся с порога начальник заставы.– Вам известно, что меня хотят демобилизовать и перевести на партийную работу в Белоруссию? Этот разговор состоялся еще в январе прошлого года. Я тогда дал согласие, а вот как теперь быть? Как будет расценен мой уход после этого случая?

– Ничего предосудительного в вашем уходе не будет. ЦК Компартии Белоруссии просит вас отпустить как уроженца здешних мест. Мы возражать не будем, да и не правомочны.

Выйдя из здания управления, Прохоров сказал облегченно:

– Вот такие, Аркадий Павлович, дела. Я думал, что нас обвинять будут.

– Выходит, не за что обвинять да наказывать. Мы уже и так наказаны смертью Иллариона. Эх, Илларион, Илларион! Рубака мой дорогой!

Васин долго, слишком долго, как показалось помполиту, отпутывал ременный повод от коновязи.

– Ну что, поехали, Дмитрий Иванович? Надо засветло домой добраться. Там, на заставе-то, кроме отделенного командира, никого из старших не осталось.