Текст книги "Алфавита. Книга соответствий"

Автор книги: Андрей Волос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

Попутчики

Я следовал пароходом из Николаевска-на-Амуре в Хабаровск. Моим соседом по каюте оказался один милейший патанатом. Он увлекательно рассказывал о своих бесчисленных любовных приключениях, на мой взгляд, весьма рискованных в силу нечеловеческой бдительности его ревнивой жены. Потом принялся давать подробные наставления, как мне вести себя по его прибытии в Комсомольск-на-Амуре. Его должны были встречать несколько женщин, не считая законной супруги, каждой из которых он вез небольшой подарок. При подходе к причалу патанатом высмотрел их и показал мне. Когда подали сходни, он бросился в объятия благоверной – блондинки гренадерского роста с добавочной башней на голове, – а я конфиденциально сновал в толпе, спеша, пока не отвалил пароход, раздать тайным возлюбленным платки и коробочки.

На следующей пристани в каюту деликатно постучал худощавый человек лет тридцати – с чемоданом, усиками и кульком семечек. Чемодан он сунул на багажную полку, семечками радушно угостил меня, а усы унес назад на палубу, предварительно пригласив с собой выпить пива и получив вежливый отказ, – пива я уже от пуза напился с патанатомом.

Я дремал, когда дверь с треском распахнулась и на пороге снова вырос мой новый попутчик. Он раздувал мокрые усы и сверлил горящим взглядом.

– Встать! – заорал он. – Я из угро!

Должно быть, имелся в виду уголовный розыск.

– Ты что, спятил? – спросил я оторопело, еще не подозревая, насколько близок к истине.

– Вста-а-а-ать! – надрывался он, шатаясь и брызжа слюной. – В химии сгною!

Я встал и вытолкнул его в коридор, что потребовало совсем небольших усилий.

Забравшись на свою полку, я с тревогой ожидал немедленного продолжения. Однако до того момента, когда послышался деликатный стук, прошло никак не меньше четверти часа. Дверь мягко отворилась.

Войдя, он приветливо улыбнулся и положил кепочку на столик. Мы поговорили о всяких пустяках, и я никак не мог поверить, что это тот же самый человек, что совсем недавно брызгал слюной и матерился.

– Ну что, пойти пивка, что ли, выпить, – задумчиво сказал он, когда беседа себя исчерпала.

– Не знаю, – протянул я, всерьез раздумывая, не отсоветовать ли ему это.

Через пятнадцать минут дверь открылась так, что из верхней петли вылетел шуруп.

– А, падла! – зловеще процедил попутчик, качаясь на пороге. -

Лежишь?! А я за тебя в болотах тлеть буду?! С-с-сволочь! Семечки лузгаешь! А ты их покупал?!

Он схватил меня за ногу и стал тянуть.

– Документы! – хрипел он при этом. – Д-д-д-документы!!

Дверь была раскрыта. Вылетая после моего пинка, он совершенно не пострадал.

Прошло совсем немного времени, и этот сумасшедший, аккуратно постучав, опять возник на пороге каюты.

– Не желаете? – с улыбкой спросил он, протягивая мне коржик.

Я в ужасе отказался.

– Ну ничего, – сказал он, откусывая от второго. – Я оставлю, вы потом съедите. Дорога-то долгая.

Неторопливо жуя, он рассказал забавную историю о своем начальнике, попавшем под денежный начет. Глаза чуть блестели. Он был причесан, умыт, тих, вежлив, говорил о техникуме, о девушке Варе, о сложностях жизни, в которой никак не найти верной дороги без соответствующего образования, и по его серым глазам, которыми он грустно следил за хлюпающими в борт волнами, я понимал, что он ни в чем передо мной не виноват, потому что ничего про себя не помнит.

Короче говоря, это были доктор Джекиль и мистер Хайд в одном лице и в чистом, не замутненном литературой виде.

– Тут неплохое пиво, – сообщил он, смахивая крошки с усов. – Не выпить ли нам по бутылочке?

– Я не буду, – твердо сказал я. – Может, и вам не стоит?

– Да что там! – удивился он. – Время-то детское.

Когда он удалился, я поспешно собрал вещички, кинулся к стюарду, дал ему десять рублей и через пять минут уже запер дверь одноместной каюты.

Когда мы ошвартовались у пристани, до которой следовал мой безумный попутчик, я воровато проследил, как он шагает по сходням на берег, а затем поспешил в буфет и потребовал пива.

Первый стакан я подносил ко рту со странным чувством. До конца мне не верилось в это, но все-таки можно было предположить, что пиво, которое я пил с патанатомом, было еще нормальным, а в следующую партию неведомые вредители подсыпали специфического психотропного яду. И что, осушив этот стакан, я немедленно закричу петухом или пристану к буфетчику с вопросом, узнает ли он во мне Иосифа

Виссарионовича Сталина.

К тому времени, когда пароход гуднул, причаливая в Хабаровске, я осушил три бутылки – что вполне объяснимо при учете вышеописанного.

И могу поклясться, что в этом пиве не было ничего особенного.

«Почтовый ящик»

Институт радиолокации был «почтовым ящиком», то есть представлял собой закрытое военизированное предприятие с жестким пропускным режимом, мощным первым отделом, занимавшимся вопросами секретности, а также всеми иными прелестями такого рода заведений.

Примерно третья часть сотрудников ходила в форме с полковничьими, как правило, звездами на погонах.

Начальник седьмого отдела полковник Сергученко, солдафон и служака, заместителем которого был близорукий доктор физико-математических наук Шиллер, требовал от своих подчиненных соблюдения субординации и порядка. Любое нарушение этот старый солдат принимал так близко к сердцу, что оно ставило его буквально на грань апоплексического удара. В частности, было строжайшим образом предписано на телефонные звонки отвечать по-военному четко, то есть, подняв трубку, не мекать, не бекать, а докладывать определенно, например: "Инженер

Петров у аппарата!" Или, на худой конец: "Младший научный сотрудник

Сидоров слушает!"

Юра Костицын защитил диплом на физфаке МГУ (см. Вязанка дров ) и был распределен в почтовый ящик. В день прибытия на место работы его принял доктор Шиллер и рассказал о проблемах, которыми занимается институт. Юра вышел из его кабинета и направился в отдел – большую комнату, где, в числе прочих шести, стоял отныне и его стол. Юра не был еще посвящен в тутошние порядки. Не знал он и того, как следует отвечать по телефону. И поэтому, когда аппарат зазвонил, он снял трубку и сказал интеллигентно:

– Алло!..

Случилась краткая пауза, за которой последовал яростный рев полковника Сергученко:

– Ты кто?!!

– Я? – переспросил Юра, а потом ответил тоном человека, который хочет обезвредить чужое хамство собственным юмором: – Я мышка-норушка, а ты кто?

Родословная

Я родился в г. Душанбе Таджикской ССР, ныне – Республика

Таджикистан, 4 августа 1955 года. Мой отец – Волос Герман

Степанович, геолог. Он умер и похоронен в Душанбе. Мама – Воропаева

Иветта Ивановна, окончила физмат Душанбинского пединститута, много лет работала в Институте химии, а потом в Институте сейсмологии АН

ТаджССР.

Инициатором ее французского поименования был дед. Поначалу он потребовал записать дочь под именем Вето. Регистраторша мягко удивилась и предложила Иветту, полагая ее более или менее равноценной заменой. Дед нехотя уступил. Двух своих младших сыновей он назвал вполне заурядно – Михаилом и Константином. Однако с течением времени в нем снова проснулась смутная тяга к необычному, и когда родился я, дед упорно настаивал на Велии. Возможно, если бы он сумел объяснить толком, что это такое – Велий, его предложение не было бы отвергнуто. Откуда все это возникало в языке родимых осин – ума не приложу.

Не назвали меня и Никитой – из опасения, что в стране, где правит

Никита Сергеевич Хрущев, это будет понято как проявление сомнительного верноподданничества.

В Таджикистан приехали жить и работать мои дедушки и бабушки.

Воропаев Иван Константинович, дед со стороны матери, родился в 1898 году в селе Нижняя Любовша Орловской губернии. Вот что он писал о своей трудовой деятельности в листке по учету кадров, заполненном в 1967 году:

С… По… Что делал

до 6.1916 года – трудился в хозяйстве отца;

6.1916 8.1918 – рабочий Криворожского рудника; 8.1918 2.1919 – стрелок, Волостной военный комиссариат; 2.1919 9.1920 – стрелок,

Уездный военный комиссариат; 9.1920 8.1923 – санитар 834-го военного госпиталя;

9.1923 8.1926 – учащийся, Елецкий рабочий факультет; 9.1926 2.1930 – студент Кубанского сельхозинститута;

2.1930 6.1932 – главный агроном района, затем старший агроном

Сарай-Камарской МТС…

Другой дед – Степан Иванович Волос, 1898 года рождения.

Конечно, корень этой фамилии можно возвести к

Волосу Велесу Волесу Велосу – все эти прочтения возможны по причине отсутствия в древнеславянских текстах явных огласовок (см. Буквы ),

– древнеславянскому богу скота и плодородия, то есть богатства.

Однако шутки на этот счет остаются всего лишь шутками.

Волос – это, скорее всего, тот же Влах, Волох и т. п., то есть выходец из Влахии, да и вообще из Западной Европы. Откуда именно явились предки деда, история, к сожалению, умалчивает.

В Таджикистан Степан Иванович приехал в том же тридцатом году, что и

Иван Константинович. Но познакомились они только в тридцать восьмом, когда оба оказались в Курган-Тюбе – один агрономом, другой почвоведом.

В начале лета сорок первого года Степан Иванович взял отпуск и поехал на родину. И попал в начало войны и едва унес оттуда ноги.

Вообще, существует версия, что Степан Иванович родился вовсе не в белорусской деревне близ литовской границы, под Друскининкаем, как писал в анкетах, а несколько западней. В середине или конце двадцатых годов он перебрался из панской Польши в СССР нелегально. И в глухоманный Таджикистан забрался именно для того, чтобы запутать следы. Когда в 1939 году восточная часть Польши была оккупирована советскими войсками, родина деда Волоса автоматически переехала в

СССР. Теперь он мог рассчитывать, что когда-нибудь ему удастся навестить родные места. Вот и навестил – только время выбрал неудачное… Он рано умер – сорока семи лет.

Его жена, моя бабушка со стороны отца, – Наталья Яковлевна Рязанова.

Вот строчки из ее автобиографии:

"…14-ти лет я была матерью взята из деревни в Саратов и поступила ученицей в переплетную мастерскую, где работала до 1918 года. Затем поступила в школьную амбулаторию и работала регистратором… В 1922 году меня командировали учиться на рабочий факультет при саратовском

Госуниверситете, который закончила в 1925 году, после чего поступила на медицинский факультет… После окончания (1930) была направлена врачом-терапевтом в совхоз "Пахта-Арал" Казахской ССР… В связи с переездом мужа в Таджикистан я была переведена на работу по его месту жительства в Джиликульский район Таджикской ССР…"

В начале пятидесятых она уехала из Таджикистана и вернулась в Саратов.

Другая моя бабушка – мамина мама Татьяна Федоровна Красовская – приехала в Сарай-Камар следом за Иваном Константиновичем.

Познакомились в Краснодаре, где она работала машинисткой. В

Таджикистане сделала сначала небольшую профсоюзную карьеру, а потом всю жизнь служила в партийных органах на мелких должностях вроде инструктора.

Роговая обманка

– Пожалуйста, – сказал профессор Шацкий. – Что бы нам такое… э-э-э… позаковыристей.

Помедлив, он протянул мне черный поблескивающий камень.

Это была роговая обманка.

Тоже мне – позаковыристей.

Я взял предложенный образец, лист бумаги и сел к столу.

Собственно говоря, я мог бы и не садиться – зачем? Это была роговая обманка, а про роговую обманку я знал все. Кой толк сидеть? К экзамену по минералогии я был готов так, как никогда не был готов ни к какому другому. Я мог бы ответить и без подготовки.

Но все же я сел и положил образец перед собой.

Да, это была роговая обманка.

Удельный вес 3,1 – 3,3. Твердость по шкале Мооса 5,5 – 6.

Я любил эти слова: твердость по шкале Мооса.

Я вообще любил минералогию. Она увлекала, как собирание грибов. Как будто по лесу шатаешься, проверяя свои способности к классификации

(см.). Что это? Давайте посмотрим. Трубчатый? Нет, пластинчатый. А цвет? Красно-коричневый. А юбочка есть? Юбочки нет. Это сыроежка. А это? Минуту. Пластинчатый? Нет, трубчатый. А шляпка? Коричневая. А испод? Зеленый. А сопливый? Сопливый. Это масленок.

Так и здесь. Подходишь к развалу – к широченному деревянному ящику.

Груда образцов. Что это? Сейчас определим. Какой цвет? Желтоватый.

А блеск? Блеск стеклянный. А твердость по шкале Мооса? Минуточку.

Ага. Твердость 3 по шкале Мооса. А хрупкий? Хрупкий. А тяжелый? Нет, не очень. Наверное, 2,5. Или 2,8 от силы. А с кислотой взаимодействует? Еще как! Ну, это просто. Это же кальцит! Сыроежка в мире минералов. Спайность совершенная, сингония тригональная, облик кристаллов – разнообразный.

Иногда такое попадается – поди разгадай, поди вспомни!..

Но мне все было знакомо. Это – жалкие обколотые кальцитовые розы.

Вот шелковистая гладкость змеевика. Загадочные письмена микроклина.

Благородная, прохладная твердость кварца. Океанская синева амазонита. Оранжевые огни циркона. Бирюза. Свинцовый отлив неподъемного галенита. О, вот он – фиолетовый, неземной пламень лабрадора! Скромная шершавость нефелина… Арсенопирит. Чилийская

селитра (см.). Ортоклаз. Галит… Бутылит (см.), в конце концов!

А мне попалась всего лишь роговая обманка – распространенный породообразующий минерал из группы амфиболов, силикат с цепочечным расположением кремнекислородных тетраэдров. Скромная такая каменюка.

Я про нее совершенно все знал. Содержание магния, алюминия, закисного и окисного железа непостоянно. Иногда в состав входят калий и титан. В виде примесей содержатся литий, стронций, марганец, никель, ванадий, хром. Да, и фтор еще. Все мне было известно про эту чертову роговую обманку. Кристаллизуется в моноклинной системе.

Кристаллы удлиненно-призматические, иногда волокнистые. Цвет зеленый, бурый или черный. Спайность совершенная по двум направлениям под углом 124о. В горных породах обычно встречается в виде удлиненных зерен без правильных кристаллографических очертаний.

То есть просто, как дважды два. Я про каждый образец из любого развала пробарабанил бы все без запинки. Как про сыроежку. А уж про треклятую эту роговую обманку!.. Да как нечего делать. Составная часть многих интрузивных магматических пород: гранодиоритов, сиенитов, диоритов, роговообманковых габбро и других. Базальтическая роговая обманка отличается большим содержанием титана, при нагревании переходит в авгит, а при выветривании разрушается, образуя хлорит и глину. Все я про нее знаю, все. Что еще? Спутниками являются полевые шпаты, биотит, кварц. И другие минералы. Дальше?

Пожалуйста. Под действием гидротермальных растворов замещается хлоритом, эпидотом, серпентином. В результате выветривания образуются глинистые минералы, лимонит… лимонит, значит, и… Да, опал и карбонаты.

Проверить, что ли?

Я украдкой заглянул в шпаргалку.

Один в один.

Правда, в шпаргалке была еще и формула.

Кося глазом, я переписал ее на листок.

Вообще-то Шацкий формул не требовал. Да и никто, наверное, не требовал. Во-первых, они были слишком сложными. Во-вторых, это были приближенные формулы – ведь минералы не в лабораториях образуются, и от места к месту их состав несколько меняется. Тут такая роговая обманка, там – похожая, но все же другая.

Через пять минут я сел перед профессором.

И отбарабанил как по писанному.

А напоследок прочел формулу.

– Позвольте, – скучно сказал Шацкий.

Он взял мою писанину и перевернул лицевой стороной вниз.

А потом сказал:

– Тэк-с, молодой человек. Повторите, пожалуйста, приближенную химическую формулу.

– Формулу? – переспросил я. – Вы же не…

– Но вы только что изобразили, – с нажимом сказал Шацкий. – Стало быть, знаете. Прошу вас. Повторите. А если не знаете, значит, списали. И тогда – два балла. Справедливо?

И он вопросительно посмотрел поверх очков.

В глазах у меня потемнело. А в темноте появились горящие огнем знаки.

Я взял карандаш – и сомнамбулически повторил.

– Ну, молодой человек, вы даете, – крякнул профессор.

И поставил пятерку.

А формулу я помню и по сей день.

Вот она:

Ca2Na[Mg, Fe]4[Al, Fe][(Si, Al)4O11]2[OH]2.

Русские

Я ехал поездом в Псков, и случайный попутчик, неглупый русский человек с институтским образованием, рассказывал мне, как важно оградить Россию от инородцев и о том, что вьетнамцы, негры и кавказцы обладают непостижимой для него способностью к размножению.

Мы расстались недовольные друг другом, и, трясясь затем автобусом по дороге в Михайловское, я никак не мог окончить наш нелепый спор.

Утро было волглым, неясным. Я рассеянно смотрел на мелькающие за окном зеленые, подернутые туманом перелески, выглядевшие акварельными набросками. Между прочим, приходил мне в голову очередной аргумент: основатель знаменитого русского рода и прадед А.

С. Пушкина был негром! Негром, да! Причем негром из самого сердца

Африки, как ныне вроде бы доказано, из Камеруна. Негром такого замеса, рядом с которым бледнеет сапожная вакса. И что же, Пушкин – не русский?!

То есть понимаете, продолжал я свою мысль (попутчик, похоже, наконец-то начал склоняться к тому, чтобы хотя бы выслушать меня толком). Понимаете, вопросы русскости никогда не решались и не могут решаться в России на основании анализа крови. И впрямь, ну какое значение имеет кровь и родословная в стране, где ордынец основывает

Ипатьевский монастырь, становящийся колыбелью трехсотлетней монархии? Дед одного гения – негр, другого – шотландец. Мать Петра

Андреевича Вяземского носила ирландскую фамилию О'Рэйли. В прозвании рода четвертого, Петра Яковлевича Чаадаева, отчетливо звучит тюркское династийное слово "чагатай". Мать Жуковского – пленная турчанка. Кюхельбекер, в конце концов. Мандельштам. Далее – везде. А?

Я мысленно толковал своему призрачному железнодорожному попутчику, с которым уж давно разошлись наши пути, что русскость – как вино

(см.). Будучи запертым в бутыли, оно не способно порадовать; зато откупоренное, чтобы поделиться с собратом, пьянит осознанием общности и равенства перед лицом жизни и вечности.

Сам русский язык (см.) доказывает это! – жарко говорил я ему, столь преждевременно и напрасно растворившемуся в вокзальной толпе.

Родившись из невнятных лепетаний, вобрав в себя увертливую речь степи и жесткие формулы германских наречий, не отказавшись ни от одного из их завоеваний, но естественно перекроив добычу на свой салтык, он стал тем, чем является ныне, – мощным и точным инструментом, равно способным трактовать как грубые сущностные вопросы жизни, так и самые тонкие повороты человеческого сознания!

В конце концов мне удалось его убедить. Он согласился, что судьба

России (а может быть, и ее цель) – впитывать в себя тех малых, что теснятся вокруг нее когда в надежде помощи и добра, когда в бессмысленной злобе и яростном стремлении к обособленности. Чем с большей щедростью растрачивает себя Россия, тем больше в ней русского; чем с более глубоким пониманием братства всего человечества обращается Россия к миру, тем с большим уважением и преданностью мир смотрит на нее.

Он уже не спорил с тем, что русский путь – это путь света, равно дарящегося всем языкам и странам. И что вовсе не напряженная обособленность ради сохранения русскости является целью русских; напротив – открытое распространение русскости на других.

Когда я заявил, что русская мечта – увидеть Россию всемирную, Россию всечеловеческую, истинный храм добра и братства, в котором на самом деле нет ни эллина, ни иудея, он окончательно понурился, а мне удалось перевести дух.

Автобус взобрался на горку, миновал синий дорожный знак с надписью

"Пушкинские горы" и весело подкатил к остановке.

Мы наконец-то простились, и попутчик, согласно кивая, навсегда растворился во влажном воздухе.

Я сошел на асфальт – и увидел трех таджиков (см.) в синих комбинезонах и оранжевых жилетах дорожных рабочих. У одного в руках была лопата, у двух других – ломы. Негромко галдя, они споро поправляли бордюрный камень.

Издалека на них доброжелательно посматривал курчавый Пушкин.

Северный полюс

Один крупный сибирский бизнесмен решил баллотироваться в губернаторы одной сибирской области.

Для начала узнал, что почем, и нанял команду политтехнологов.

Политтехнологи сказали:

– Нужно отрабатывать имидж.

Бизнесмен был человек подвижный, не толстый, любил, бывало, и по озеру Байкал под парусом погонять, поэтому имидж решили отрабатывать в спортивной сфере.

Политтехнологи придумали несколько дурацких лозунгов, а также действо, которое должно было стать главным элементом избирательной программы: футбольный матч молодежных команд на Северном полюсе.

Жутко эффектная вещь.

Делать нечего. Бизнесмен нанял пару больших вертолетов, собрал друзей-приятелей из тех, кто не прочь был прошвырнуться, запаслись всем необходимым – и полетели.

Северный полюс, как известно, обозначен только на картах. А так – льдина и льдина. Время было летнее, солнце палит, температура – 14 градусов ниже нуля по Цельсию.

Летчики из вертолетов не выходили, так их сквозь стекла так нажарило, что они до трусов разделись.

А остальные по-быстрому раскинули армейскую штабную палаточку, столы расставили, официанточки (взяли пару миленьких) набросали всякого-разного. Потом спортсмены повязали друг друга поверх свитеров нагрудниками с синими и красными номерами. Поле кое-как разметили. Ну и началось: камеры снимают, мяч летает, молодняк носится, судья свистит. Безветрие. Да и в палатку регулярно заглядывают – там только звон стоит да девчонки попискивают.

Поснимали свитера, потом и рубашки. Пар идет!

И в это время слышится дальний рев моторов… скрежет льда под полозьями… и вот из-за торосов выезжает вереница мотонарт.

Это были норвежцы – суровые люди с угрюмыми обветренными лицами, закутанные в меха и синтепон.

Они ехали на подвиг – на покорение Северного полюса.

Они выехали из-за торосов – и увидели эту картину.

Пьяненький судья, как на грех, свистнул невпопад.

Слова бессильны.

Воображайте сами.