Текст книги "Спецотдел 3 (СИ)"

Автор книги: Андрей Волковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)

Вообще-то спец по редким существам собирался половину выходного провести вычёсывая выерг, распушившихся к первым холодам, а вторую половину дня гулять с Лизой в городском парке в надежде встретить желто-зелёных синичников – благо синоптики обещали, что после пасмурного утра наступит солнечный и тёплый день.

Но вчера вечером позвонил Егор и напомнил об одном важном деле, напрочь вылетевшем у Аза из головы. То есть о деле-то Азамат помнил, просто не подумал, что время уже пришло: две недели пролетели совершенно незаметно и пора было выпускать осеннего крылана.

– Тебе не обязательно со мной ехать, – сказал Егор по телефону, – просто скажи, как его правильно выпускать и как далеко надо в лес заехать?

– Я очень хочу с тобой! Всё-таки не каждый день вылет крылана увидишь. Давай ты за мной с утра заедешь, часов в девять, вместе с птицем – ты, кстати, не дал ему имя?

– Нет.

– Значит, с безымянными птицем – и поедем за город.

– Что с собой взять?

– Да ничего. Завезём его в лес, откроем клетку – он сам улетит.

– Тогда я и один справлюсь. Не трать выходной.

– Да мы к полудню уже вернёмся – потом полдня мои. Ну когда ещё я посмотрю на осеннего крылана в природе? – вздохнул Аз.

Он, признаться, не очень-то надеялся, что Егор согласится, но тот сказал:

– Заеду, – и отключился.

Вот так: сам напросился, сам теперь опаздывает!

Азамат живо переоделся, запер комнату, погладил по пути старшую выергу – пушистая! Отогнал расшалившихся племянников от редкой полупрозрачной белой сосны, проросшей с балкона в дом, и помчался со второго этажа на первый, перепрыгивая через две ступеньки под трель телефона.

– Извини, опоздал! – протараторил Азамат, запрыгивая в салон.

Они обменялись рукопожатиями, и Егор поинтересовался:

– Куда ехать есть разница?

– Вообще нет, но в Кирилловом лесу в полнолуние неспокойно было, так что давай в другую сторону. За Рябиновку давай махнём, в сторону Калиновой рощи.

Старший кивнул, и «форд» покатил по почти пустым воскресным улицам.

Низкое серое небо будто придавило к земле и дома, и припаркованные возле них машины, и деревья с наполовину облетевшей жухлой листвой. На неделе уже дважды падал снег – и тут же таял, видимо, сегодня будет третья попытка.

– Эх, хоть бы распогодилось к обеду… Ну да ладно, мы с тобой и так управимся. Там дел-то на пять минут. Кстати, о делах… – Аз покосился на старшего. – Как там продвигается разбирательство?

– Нормально. Мы с Эдом вчера съездили на дачу показаний. Там сказали, это последняя.

Егор казался совершенно спокойным, хоть прошедшая неделя и выдалась непростой. Для начала Егор и Эд не вышли на смену утром в понедельник. Старший вернулся к полудню, а Эд так и появился. На неделе Егора дважды вызывал Иваныч в неурочное время, а объявившийся в среду новичок стал ещё мрачнее и молчаливее, чем обычно. Аз, Макс и Вика терялись в догадках, пытаясь понять, в чём дело.

В четверг ошалевшие от любопытства Азамат и Максим взяли в оборот Эда, и тот сознался. Оказывается, двадцатого он умчался в родной город, попал в переплёт и спасся только потому, что не сумевший до него дозвониться Егор рванул за ним. Местные спецы приехали через сорок минут после Брянцева, когда тот уже успел вызвать скорую, расправиться с монстром, освободить от паутины и вытащить из подвала женщину и пожилого мужчину. Девочку забрали медики, они же помогли вытащить Эда.

Когда стали известны все детали дела, Егор, взбешённый безответственностью местного спецотдела, поставил под вопрос профпригодность и тех, кто отказался принимать звонок Эдовых сестёр, и тех, кто вместо часа ехал на опасный вызов три часа. Соседи сопротивлялись как могли, в основном упирая на то, что работать и так некому, но дело всё же дошло до областного начальства.

Мелкие снежинки падали густо, но таяли, едва коснувшись земли. Негромко играла странная, уже почти привычная Егорова музыка.

«Форд» проехал Рябиновку, миновал поворот к Ягодному, и вскоре вокруг дороги встали высоченные сосны, перемежаемые редкими лиственницами и берёзками.

– Давай вот тут повернём и вон на том пригорке выпустим крылана, – предложил Азамат, махнув рукой влево.

Наверное, крылану пригорки нравятся больше густого леса и тем более дорог.

Егор кивнул и повернул на просёлочную дорогу.

Минут через пять машина съехала с дороги и остановилась. Азамат вышел первым и огляделся. Осень из золотой перешла в увядающую, но ему и в полуголых ветвях засыпающих деревьев, и в пасмурном, низком небе виделась своя, особая красота.

Егор, выйдя из машины, открыл багажник и вытащил изрисованную знаками клетку с «птицей». Нахохлившийся крылан глядел на него недовольно, но без страха, а на Аза и вовсе не обратил внимания.

Они поднялись на пригорок, поросший невысокими берёзками. Здесь было ветрено. Азамат уже пожалел, что надел лёгкую куртку, а не пуховик: октябрь дохнул совсем зимней прохладой. Ну да ладно, сейчас они простятся с крыланом и вернутся в тёплый салон.

Егор, сосредоточенно хмурясь, откинул крючок и распахнул клетку. Крылан уставился на него с недоверием, потом вперил взор круглых глаз в открытый проём. Вытянул шею, проверяя клювом, правда ли открыто. И только убедившись, что подвоха нет, метнулся наружу, расправил крылья и взлетел.

Аз задрал голову, любуясь неспешным полётом и красивым листовидным пятном на груди крылана. Тот сделал круг над людьми, потом ещё один и медленно направился в противоположную от города сторону.

– Это он с тобой попрощался! – радостно заявил Азамат.

– Вряд ли.

– А мне кажется, попрощался. Пока, крылан! Не залетай больше в город!

Аз помахал вслед «птице» и, опустив голову, с удивлением обнаружил, что мелкий снежок превратился в густой снегопад. Он очумело покрутил головой: вот Егор, вот ближайшее деревце. А вот дальше не было видно ничего – сплошной снежный вихрь.

– Ты тропинку к машине видишь? – спросил старший. Голос Егора звучал напряжённо, и Азу стало не по себе.

– Нет.

Знаки на одежде слабо светились, еле ощутимо заныла татуировка на груди. А в следующий миг на Азамата обрушился ледяной холод. Руки и лицо будто в жидкий азот окунули. Так похолодать за минуту не могло. Ночью уже случались минуса, но, во-первых, небольшие, а во-вторых, ночью, не среди бела дня.

– Знаешь, что это? – снова спросил старший.

– Похоже на бродячую метель, но куда сильнее… Так, щас проверю связь!

Аз немеющими пальцами достал телефон: нет сигнала.

– Мда, это было бы слишком легко… – пробормотал он себе под нос.

– Давай изгнание на раз, два, три. Готов?

– Погоди, давай-ка я за тебя схвачусь на всякий случай.

Аз спрятал телефон, шагнул к старшему вплотную и левой рукой уцепился за клапан кармана Егоровой куртки. Ещё не хватало потерять друг друга.

– Теперь готов.

– Раз. Два. Три!

Удвоенный знак ярко вспыхнул, но не осветил ничего кроме бешено летящих во все стороны снежинок. И не причинил существу, чем бы оно ни было, никакого заметного вреда.

Аз уже не чувствовал пальцев и щёк. Скулы заледенели, промёрзли брови, глаза слезились, и влага тут же превращалась в колкие льдинки.

– Уничтожение на раз, два. Готов? – Егор говорил твёрдо и спокойно, но Аз видел и побелевший кончик носа старшего, и синеватые губы, и покрытые инеем ресницы.

А ведь они в этой «метели» меньше десяти минут. И в защите!

– Да.

– Раз. Два!

Снова ничего.

Егор сорвал подвеску с браслета и швырнул в метель. Короткая вспышка то ли правда была, то ли померещилась, но в остальном ничего не поменялось.

Лицо старшего на секунду застыло, но он тут же взял себя в руки и сказал:

– Если оно похоже на бродячую метель, то можно попробовать выйти из него, закрыв глаза. Мы сюда пришли почти по прямой. Значит, тропинка должна быть у меня за спиной.

Аз кивнул. Хотел ответить вслух, но говорить было слишком холодно. Егор прав: надо идти. Есть шанс, что существо и правда действует точечно, тогда надо просто выбраться из радиуса действия. Если нет, то всё равно стоять на месте не имеет смысла: такими темпами они замёрзнут насмерть уже очень скоро.

– Идём осторожно. Свободную руку вытяни, чтоб в дерево не врезаться, и за меня держись покрепче. Через пять минут останавливаемся и проверяем, что получилось. Я дам знать. Готов?

– Да, – просипел Аз.

– Закрываем глаза на раз-два. Раз. Два!

Аз зажмурился, и, почувствовав, что Егор пошёл, двинулся следом.

Они выйдут из «метели». Обязательно. Расскажут о ней друзьям. Приедут сюда с ребятами из лаборатории и, возможно, откроют новый подвид известного существа.

Вытянутая рука натыкалась на ветки и стволы. По крайней мере Аз полагал, что это ветки и стволы: руку он почти не чувствовал, и каждый раз слабо удивлялся тому, что она ещё может на что-то натыкаться.

Да, они обязательно выберутся. Если думать об этом, то леденящий изнутри страх остаться тут навсегда ощущается не так сильно. Как и жгучая боль где-то внутри головы.

Азу уже раз шесть показалось, что отведённый срок давно прошёл. Но он верил Егору, как никому другому. Когда пять минут по-настоящему истекут, он скажет. И пусть пока тяжело идти и почти невозможно дышать, надо продолжать переставлять ноги.

Егор остановился и сказал жутковато чужим, хриплым голосом:

– Стой. Проверка.

Азамат не сумел открыть глаза с первой попытки: ресницы смёрзлись. Увы, даже с закрытыми глазами он по-прежнему ощущал чудовищный холод. Не сработало. Они не выбрались из «метели».

Наконец Аз продрал глаза, кажется, пожертвовав нижними ресницами. Вокруг всё также бесновались ненастоящие снежинки. А ещё знаки на одежде больше не светились, полностью разрядившись в бесплодной попытке защитить людей.

Неужели это конец?

Откуда-то вдруг накатил животный ужас. Аз обмер, а в следующий миг инстинкты завопили: беги!

Егор схватил его за руку, всё ещё цеплявшуюся за карман, и, кажется, заслонил от чего-то. Что может быть хуже смерти в ледяном аду посреди тёплого октябрьского денька?

И нет, он никуда не побежит. Он не оставит своего командира и друга.

По ушам ударил оглушительный не то звон, не то крик. А затем снежный хаос вокруг замер – и разлетелся во все стороны, опадая стремительно тающими снежинками.

– Ой, глянь-ка, Васенька, – проскрипел старушечий голос, – и верно: люди добрые!

Аз выглянул из-за Егора и с изумлением увидел Авдотью Никитишну, известную всему спецотделу бабку из Рябиновки, с большущей корзиной в руке. У ног Никитишны сидел огромный чёрный котяра.

Аз обрадовался и ещё не оттаявшими губами с трудом прошептал:

– Кот! Ваас’кхан… – спец по редким существам не терял надежду однажды выговорить имя этого фамилиара правильно.

Но, видимо, не сегодня. Кот презрительно дёрнул ушами, потянулся, показав острые зубы, слишком большие для обычного, пусть и крупного кота, и лениво принялся умывать морду.

– Что вы тут делаете? – хрипло спросил Егор.

– Я-то? Вот, калину собирать пошла, – бабка поставила за землю корзину, полную ярко-красных ягод. – Утомилась, умаялась – домой собралась. А тут Васенька давай шерсть дыбить да ворчать. Ну и я почуяла: кушает какой-то монстр добрых молодцев.

Авдотья Никитишна хихикнула, и Аз так и не понял, что именно её позабавило: то, что она их спасла, или то, что их кто-то кушал.

– А кто это был? – спросил Азамат.

Кот снова потянулся и подошёл к «спецам». Аз попытался было его погладить, но зверь вывернулся из-под его руки и демонстративно потёрся о джинсы Егора.

– Это «яйнен куолема», «ледяная смерть», – проскрипела бабка. – Сильная тварь, ох, сильная. Любит людей жрать, повезло вам, что вы не простые человечки.

– А как вы с ней справились? – с любопытством спросил Азамат.

Стремительно отогревающееся тело нещадно болело, но не узнать что-то новое о незнакомом существе он не мог.

– А веточкой калиновой, знаками хитрыми и словом особенным.

– Покажете? – с надеждой поинтересовался Аз.

– Нет, – покачала головой бабка. – Не доросли ещё. А теперь отвезите-ка старушку домой. Заодно и чаю попьём, с мёдом, с травками.

– Спасибо, что выручили, – подал голос Егор. – Домой мы вас, конечно, отвезём, если найдём машину. А вот что касается чая…

– К машине Васенька сейчас нас выведет, – перебила Авдотья Никитишна. – А от чая не отказывайся: «яйнен куолема» глубоко в вас пробрался. Если остаточки не выгнать, заболеете и лёгкие выкашляете, месяца не пройдёт. Ну что стоите? Берите корзиночку – у бабушки руки болят – и пошли за Васенькой.

Аз с трудом заставил себя разжать пальцы и выпустить карман старшего. Егор шагнул к Никитишне, молча подхватил корзину левой рукой. В правой он всё ещё сжимал клетку.

Кот, распушив хвост, важно зашагал по одному ему видной тропке меж деревьями.

К машине вышли через пару минут. Азамат изумился: ему казалось, что они с Егором прошли по замороженному лесу километры, ан нет.

С «фордом», к счастью, всё было в порядке: видимо, «ледяная смерть» прошла стороной.

Васенька долго артачился, не желая залезать в машину. То ли защитные знаки ему не нравились, то ли Азамат. В конце концов усевшаяся на заднее сидение Авдотья Никитишна прикрикнула на кота, и тот ловко запрыгнул ей на колени и свернулся, прикинувшись шапкой.

Аз потянулся было со своего места погладить кота, но бабка погрозила ему пальцем:

– Руки прочь от Васеньки, а то ведь и укусить может. А ежели Васька от души кусанёт, то точно пожалеешь, что в «ледяной смерти» не остался!

Никитишна рассмеялась, видимо, радуясь тому, что Васенька и вот так умеет, и хихикала до самой Рябиновки.

Дома она и правда напоила «спецов» чаем на семи травах и даже предложила в баньке попариться, но «добры молодцы» это предложение отклонили, уточнив, что для полного исцеления хватило и чая.

По пути назад Егор мрачно слушал музыку, а отогревшийся Азамат чувствовал себя вполне довольным: насыщенное начало дня – будет, что сегодня рассказать Лизе!

Поговорим?

1 ноября

Поезд мчится сквозь ночь. Мимо пролетают чёрные деревья, дома, столбы, редкие машины.

Размеренный перестук колёс, ритмичное покачивание, сонный полумрак вагона.

Иногда проносятся мимо другие поезда, стремительно показывая мимолётные картинки чужой жизни: кто-то спит, кто-то пьёт чай, кто-то сидит, уткнувшись в телефон, а кто-то болтает.

Как по мне, самый смысл поездки в поезде – это ночные разговоры. Днём шум, суета, дети кричат, взрослые хотят поесть, покурить или в туалет. И все разговоры сводятся к обмену ничего не значащими фразами. А уж как появились телефоны, планшеты и прочие экраны, так и вовсе поговорить не с кем.

А ведь ночные разговоры по душам нужны! Можно столько узнать о попутчиках: это не просто общение, это исповедь, терапия, как сейчас принято говорить; это целая жизнь иногда.

Поезд замедляется, приближаясь к крошечной станции. Время стоянки – две минуты. Может, тут кто интересный подсядет? Пока что в моём купе только дрыхнущий мужик. Ему ничего по жизни не надо: только пожрать, поспать да за симпатичной девчонкой приударить. Девиц тут нет. Курицу-гриль он уже съел, выпил чаю, без интереса полистал газету и завалился спать.

Скукота.

Поезд замер, впуская в окна свет фонарей. Тишина. На станции тонким покрывалом искрится снег. Надо же, на прошлой станции снега не было. Мне нравится межсезонье: за одну ночь можно увидеть и конец осени, и начало зимы, а днём солнце местами ещё почти летнее.

Вчера была ночь Самайна или, как чаще говорят сейчас, Хэллоуина. Не то чтобы я верил во всю эту мистику, но праздничная атмосфера мне нравится: когда ещё люди столько говорят и думают о сверхъестественном и страшном?

Интересно, сейчас смена злюки с ледяным взглядом или маленькой тихони с красивыми тёмными волосами? Злюка мне совсем не нравится. Так и таращится на меня с неприязненным видом, будто ей не нравится, что я тут еду. Как сел, так она и глядит на меня злым волком, аж слегка не по себе. Да разве может проводница так на пассажира смотреть, а? Не может! Тихоня вот не таращится. Глаз лишний раз не поднимает и молча свою работу делает: пол протирает, уносит подстаканники, проверяет полки. С утра, когда мужик ещё не сел, сто рублей под полкой нашла, спрятала в карман, когда думала, что никто не видит. Я мог бы её одёрнуть, но не стал: каждый имеет право на свои маленькие грешки.

Дверь купе приоткрывается, впуская пожилую женщину с двумя большими сумками и жёлтым пакетом и проводницу с холодными, злыми глазами. В руке у новой попутчицы зажат телефон.

– Вот ваша полочка, – говорит злюка пассажирке и зыркает на меня, поджав губы. – Тут, правда, мужчина. Может, поменяться хотите?

– Да что ты, милая, не надо, – почти испуганно шепчет женщина. – Чего зря беспокоить людей? Я тут тихонечко устроюсь. Спасибо.

– Обращайтесь, – кивает злюка и уходит.

Поезд, качнув нутром, трогается. Ритмичный перестук колёс. Всё быстрее сменяются кадры ночных пейзажей за окном.

Женщина кладёт телефон на столик, снимает куртку, закидывает сумки под полку, вздыхает. Потом достаёт с верхней полки матрац и подушку. Косится на телефон и снова вздыхает, копаясь в пакете.

Сижу, наблюдаю. Я бы помог, но только если меня попросить. Зачем навязываться?

Попутчица снова вздыхает и грустно качает головой, глядя на тёмный экран телефона. Наверное, ждёт звонка. Может быть, это к новому ночному разговору? Я так скучаю по ним. В последний раз по-настоящему хороший разговор был у меня давным-давно.

Поезд разгоняется. Размеренно стучат колёса. Мелькают деревья за окном, тянутся между столбов бесконечные провода.

Моя попутчица достаёт из пакета тапки, переобувается, садится на свою полку. Берёт телефон и вертит его в руках.

В купе опять заглядывает злюка, отдаёт постельное бельё и просит звать её, если что. Бросает на меня недобрый взгляд и закрывает дверь. Пассажирка кладёт телефон на столик и начинает заправлять постель. Уже без вздохов, но по-прежнему грустно.

– С вами всё в порядке? – спрашиваю я, пошевелившись впервые с того момента, как вошла женщина.

– Ой! – вскрикивает попутчица и тут же добавляет шёпотом:

– Напугали! Я вас не заметила.

– Простите, – каюсь я. – Как раз не хотел напугать, вот и сидел тихонько.

Она близоруко щурится, пытаясь разглядеть меня в полумраке купе. Света из тёмного окна мало, и женщина видит только тёмный мужской силуэт. Улыбаюсь в ответ.

– Я вас разбудила? – тихонько спрашивает женщина. – Извините, пожалуйста.

– Нет, я не сплю. В окно смотрю: красиво.

Она бросает взгляд на ночной пейзаж и кивает: мол, да-да, красиво.

Потом спрашивает:

– А вы далеко едете?

– До самого конца.

– О, да, далеко… А давно сели?

– Вчера ночью. Меня, кстати, Тёма зовут, а вас?

– Наталья Андреевна.

– Очень приятно, Наталья Андреевна! Так чем вы расстроены?

– Да так, – в который раз вздыхает попутчица, – вам не интересно…

– Что вы, я с удовольствием вас послушаю. Подруге или родственнице некоторые вещи не расскажешь, а случайному попутчику – самое то. И вам полегче станет, и мне всё равно не спится.

Может быть, кому другому она бы и отказала, но не мне. Я умею располагать людей. В каком-то смысле работа такая.

– Да вот… с сыном поссорилась… ну то есть не поссорилась… хотя… нет, поссорилась… Он опять пить начал, кредитов набрал, микрозаймов всяких. А у них с Ленкой скоро ребёночек родится! Пора уже за ум взяться, так нет. Я на него и накричала. Он на меня. Ленка в слёзы. А мне к мужу возвращаться надо: он после инсульта совсем плохой, надолго не оставишь… Эх, ну что за жизнь, а⁈ Что за жизнь…

Попутчица вытирает слёзы рукавом, шмыгает. Лезет за бумажным платком.

– И денег вечно нету, а Ленке и Денису – это сын мой – помогать надо? Надо. Ремонт дома сто лет не делали. Куртке моей семь лет! Из неё уже – вон смотри! – нитки лезут. Скоро развалится, и буду голая бегать по первому снежку!

Женщине кажется, что она плачет во весь голос. На самом деле слёзы и правда текут рекой, но тихонько. Ей кажется, что она голосит, а на самом деле её еле слышно, но слова льются из неё неиссякаемым потоком: чем больше говорит, тем больше хочется продолжать. Жалеет себя, злится на сына. И на себя злится. Завидует Ленке: та молодая, почти здоровая и курточку купила вот только в сентябре. Устала от мужа – и за это тоже на себя злится. Голодна. Толком не спала всю неделю, что гостила у сына: изводила себя, попрекала, что плохо воспитала своего Дениса, злилась, обижалась,

Ох, как же я люблю ночные разговоры! Всё напоказ перед внимательным незнакомцем, тенью замершим у окна.

Бормочу в ответ ничего не значащие слова утешения, а в ответ слышу тихий плач и бессвязный поток слов.

«За что?.. Дениска… Дура я… За что? Устала… Сколько ещё? Устала… Сил нет… За что?»

Скоро попутчица выдыхается и засыпает, уронив голову на сложенные на столе руки.

Вздыхаю и снова смотрю в окно. Дома. Деревья. Столбы. Деревья. Темнота, изредка пронзаемая светом фонарей и фар. Как красиво. Можно бесконечно смотреть на это движение.

Через пару часов поезд замедляется. За окном незнакомый город в загадочной дымке утреннего тумана.

Интересно, кто сядет тут?

Неинтересный мужик и заплаканная женщина спят крепко-крепко. Готов поспорить, у него разболится голова и будет трещать целый день. А вот у Натальи Андреевны, наоборот, уже через сутки наладится сон, улучшится цвет лица, она станет выглядеть моложе и спокойнее. И проблемы с сыном больше не будут доводить её до слёз. Вообще ничто не будет её расстраивать, обижать, злить или тревожить. Разве не прекрасно?

Из-за тумана город за окном кажется таинственным и ненастоящим. В густой дымке тонут очертания приближающегося вокзала. Стук колёс кажется глуше, а голос диспетчера – ещё неразборчивее, чем обычно.

Поезд останавливается.

Вскоре дверь купе приоткрывается, и злюка впускает моего нового попутчика, хмурого блондина с тощим рюкзаком за плечами.

Эх, он выглядит неразговорчивым, и я, подавив разочарованный вздох, отворачиваюсь к окну. На перроне здоровенный мужик фотографирует на телефон обнявшуюся парочку.

– Изгнание на счёт три! – вдруг произносит блондин.

Я удивлённо поворачиваюсь к нему и вижу, что он смотрит на меня точь-в-точь как проводница-злюка. Правой рукой блондин держит у уха телефон, а левую с зажатым в нём ножом он вытянул в мою сторону. Сумасшедший!

– Раз.

Я пытаюсь вскочить. Но не могу. Что-то будто держит за ноги.

– Два.

Что такое⁈ В чём дело⁈ За что?

– Три!

Сияющий знак летит ко мне, сорвавшись с кончика ножа безумца. Снаружи прилетает ещё три знака. Пятый врывается в купе через пол.

Они сливаются в смертоносное бело-синее пламя и…

– Готово, – Егор с мрачным удовлетворением оглядел то, что осталось от «болтливой тени»: покрытый чёрным налётом потрёпанный игрушечный заяц и еле различимый тёмный силуэт у окна.

Егор надел перчатки, сунул зайца в рюкзак, покрытый вышитыми знаками и выглянул в коридор.

Встревоженная проводница тут же кинулась к нему.

– Как люди?

– Всё в порядке. Спят. Наш специалист говорит, что мы вовремя успели, и «тень» не нанесла непоправимого урона. Спасибо, что сообщили о подозрительном пассажире!

– Вам спасибо!

– Место, где сидела «тень», надо очистить: вымыть солёной водой, освежить цитрусами – можно апельсиновые шкурки положить, можно фрукты нарезанные рядом поставить, главное, чтобы было побольше натурального запаха.

Проводница кивнула.

– Люди проспят ещё часа два, – продолжал Егор. – Тогда переведите их в другое купе и можно заняться очисткой. Главное, успеть до сумерек.

– Хорошо! Всё сделаем.

Егор попрощался с ответственной девушкой и вышел из душного сонного вагона на перрон.

Аз уже вылез из-под вагона и тут же сунулся к рюкзаку:

– Игрушка, да?

– Да. Заяц.

– Чаще всего игрушки бывают! – радостно кивнул Азамат. – Хотя вообще любая важная для владельца вещь годится, кроме денег. А так – и украшение может быть, и перчатки, и зонтик. Всё, что человек в поезде забыл, а потом сожалел сильно.

– Про кровь узнали? – спросил Егор у подошедших Макса и Вики, изображавших влюблённых у вагона.

– Да, – отозвалась Вика. – Во вторник самоубийца кинулся под поезд с этим вагоном.

– Про ссору, – вступил в разговор Макс, – сведений нет, но люди часто ссорятся.

Всего три элемента и особая ночь – и вот «болтливая тень» появляется в вагоне и настойчиво ищет расстроенного или сердитого собеседника. Она выпивает негативные эмоции – все, до последней капли – и, если её не развеять, то жертва перестаёт злиться, обижаться, страдать, затем перестаёт замечать тех, кто раздражает и тревожит. А через некоторое время она становится совершенно равнодушной ко всем и всему, кроме себя.

– Зайца я утащу в лабораторию, – заявил Аз.

– Эд тебя отвезёт. Макс, Вика, вас я по домам закину, отзвонюсь Иванычу – и спать.

– Утомительное это дело – в ночь дежурить, – зевнул в кулак Максим.

– Зато какое интересное! – подмигнул Азамат, прижимая к груди рюкзак.

Помеха. Часть 1

10 ноября

Заявка от Альбины Васильевны – головной боли всех дневных групп – поступила под конец смены.

Азамат, картинно уронив голову на папку с текущим делом, воскликнул:

– Только не это! Можно я не поеду?

Ехать к старушке, обожающей дёргать спецотдел, не хотел никто.

Егор оглядел группу и сказал:

– Мы с Викой съездим. Остальные доделывайте отчёты за сегодня и свободны.

Вика с трудом подавила вздох.

Вызов по известному всем адресу от Альбины Васильевны – это не меньше часа пустопорожних разговоров, жалоб на соседей, участкового, продавщиц в окрестных магазинах, сантехников, электриков, почтальонов и всех прочих несчастных, до которых могла дотянуться въедливая пенсионерка.

Но не ехать нельзя: спецотдел обязан проверять все вызовы. Егор едет потому, что старший, а Вика – потому, что лучше всех справляется с вредной заявительницей. Азамата пенсионерка явно недолюбливает, Макса она в последнюю их встречу задержала на два с лишним часа, а со здоровенным новичком отказалась разговаривать наотрез.

Аз ликовал. Эд кивнул и вернулся к отчётам. Максим предложил поехать вместо Вики, но она покачала головой. Раз старший решил, что едет она, значит, так и будет. Да и не настолько её пугает старушка, чтобы просить о замене. А если бы и пугала, Вика не привыкла прятаться от страхов.

Она подхватила сумку и пакет, собрала стопку положенных в таких случаях протоколов и спустилась к гардеробу. Тёмно-серое пальто, серебристый шарф, перчатки – готова. Шапку можно пока не вытаскивать из пакета: на улице тепло и снежно, а они с Егором в любом случае на машине. Вика бросила последний взгляд в зеркало, поправила шарф и направилась к гаражу.

Через десять минут Вика, сидя на привычном месте в машине Егора, спросила:

– Что там на этот раз?

– Ничего нового, – пожал плечами старший, выводя «форд» из гаража. – Очередная жалоба на соседей.

Альбина Васильевна Коврова вызывала «спецов» постоянно. Им ещё повезло: Б-пять в этом году получали вызовы от гражданки Ковровой всего два раза. А вообще запросам пенсионерки не было конца: она требовала проверять и перепроверять подозрительных соседей, обследовать мясо в ближайшем продуктовом, инспектировать чердаки и подвалы окрестных домов, обновлять защиту на светофорах, изучать местных котов и бродячих собак на предмет одержимости, обыскивать кусты, потому как в них точно-точно что-то завелось и снова проверять соседей. Словом, «работа» для спецотдела находилась у Альбины Васильевны не менее четырёх раз в неделю. А ещё порция нотаций, ворчания и замечаний. После каждого изматывающего разговора с Ковровой хотелось взять три выходных подряд и проспать их от и до.

На улице по-прежнему шёл пушистый, почти новогодний снег, так что Егор вёл машину медленно и осторожно.

Через полчаса «Форд» остановился у знакомой панельной пятиэтажки, выкрашенной в красно-розовый цвет. Егор отчитался диспетчеру о прибытии на место, и они пошли к пятому подъезду.

Снегопад усилился, и Вика решила, что зря не взяла шапку: теперь волосы отсыреют.

Егор позвонил в девяносто вторую квартиру, но Альбина Васильевна не торопилась открывать. Как-то она продержала группу у подъезда, взявшись пылесосить ковёр, а в другой раз не услышала звонка из-за голосящего телевизора.

Егор собрался позвонить соседям, но дверь открылась, выпуская маленькую девочку с весёлым рыжим щенком, и «спецы» зашли в слабоосвещенный подъезд, пахнущий жареной картошкой.

На третьем этаже у знакомой двери «спецы» остановились. Вика подняла руку, чтоб нажать на белую кнопку звонка, но тут же заметила, что створка слегка приоткрыта. Она кивнула на дверь Егору, тот жестом велел коллеге посторониться.

– Альбина Васильевна! – громко позвал Егор. – Мы заходим!

Двойная проверка знаками показала, что опознаваемых известных монстров или мощных неизвестных в квартире нет.

Старший поддел дверь кончиками пальцев и приоткрыл.

Тело пенсионерки лежало в прихожей. У разбитой головы натекла тёмно-красная лужа. Жертва не дышала, но Вика на всякий случай проверила пульс. Увы, тело было холодным и абсолютно безжизненным.

Егор вынул телефон и вызвал полицию, медиков и спецотделовского участкового.

– Во сколько был вызов? – уточнила Вика.

– Почти два часа назад, – отозвался старший.

Вика кивнула. Вызов не срочный, так что диспетчер не дёрнул никого сразу. Итак, могла ли звонить не Коврова? Вряд ли кто-то имитировал голос Альбины Васильевны, да и зачем бы убийце привлекать ненужное внимание звонком? Значит, предположительно два часа назад она была жива.

– Это наше дело или полиции? – нахмурилась Вика. – Однозначно криминал, но, возможно, не по нашей части…

– Я дождусь полицию, а ты поднимись на всякий случай к тому соседу, на которого жалоба была. И к остальным стукнись: вдруг кто что слышал? Когда эксперты тут закончат, заглянем внутрь.

Вика кивнула: входить в квартиру пока что действительно не стоит – нельзя портить место преступления своими следами.

В девяносто шестой квартире – именно на её обитателя жаловалась сегодня Альбина Васильевна – было тихо и пусто. На настойчивый стук и продолжительные звонки никто не отвечал. На дверном косяке виднелись защитные знаки: несколько типовых символов и две сложные связки. Насколько могла судить Вика, знаки свежие. Что ж, значит, верхний сосед Альбины Васильевны – видящий, но само по себе это ни о чём не говорит.

Вика прислушалась к тишине за дверью девяносто шестой квартиры, а затем постучала в девяносто пятую.

Дверь открылась сразу, будто хозяйка стояла на пороге и ждала, когда обратятся к ней.

– Здравствуйте, – пожилая женщина в синем пушистом халате с полотенцем на голове с любопытством воззрилась на визитёршу.

Вика вынула удостоверение и, привычно махнув «корочками», представилась:

– Виктория Ежова, спецотдел. Вы знаете, кто живёт в девяносто шестой?

– Ой, да вы заходите! Я-то думала, вдруг вы любовница этого, – женщина кивнула в сторону соседней двери. – Такая молодая, красивая… а вы, оказывается, из органов! Вон как бывает.