Текст книги "Все будет хорошо"
Автор книги: Андрей Валентинов
Соавторы: Далия Трускиновская,Юлий Буркин,Леонид Кудрявцев,Юлия Зонис,Никита Аверин,Дарья Зарубина,Николай Романецкий,Андрей Щербак-Жуков,Антон Фарб,Яна Дубинянская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)
Чисоев Шамиль с трудом привыкал к жизни на новом месте. Дичился, дрался с одноклассниками, ссорился с учителями. Один лишь физрук плясал от радости – бегал к директору, защищал, уговаривал. Новому классному руководителю досталась нелегкая ноша. Зато Чисоев Артур по жизни шел вприпрыжку. Быстро находил друзей, ладил с педагогами.
Улыбался…
Учителя хвалили, директор одобрял, ставил в пример. Александр Петрович помалкивал, но старший Чисоев ему определенно нравился больше младшего. Географ не слишком жаловал улыбчивых везунчиков.
– Мне тоже, – Шамиль кивнул, соглашаясь. – Так ведь и было! Все в порядке было, Сан Петрович, дорогой! В шоколаде-мармеладе! Не понимаю, что происходит. Никто не понимает!
Бывший шестиклассник, бывший победитель спортивных олимпиад, бывший чемпион Европы осторожно взялся за чашку, подержал на весу.
Отхлебнул, выдохнул резко, как после коньяка:
– Милицию на уши поставил. Врачей созвал, на целый госпиталь хватит. Мэр помощь обещал. Херня, Сан Петрович! Извините… Вчера мне экстрасенса привели. За ним – цыганку Раю, ясновидящую. Блин, скоро шамана доставят! Чартером с Чукотки! А ночью школа приснилась. Шестой класс, первый год, как вы наш обезьянник взяли. Снится, будто я урок не выучил. Учебник на русском, а я язык забыл. Чуть не помер от ужаса… Проснулся, вас вспомнил. Дай, думаю, схожу, посоветуюсь. Хуже не будет…
Александр Петрович прикусил язык, боясь сболтнуть лишнего. Если по чести, толку от него, пенсионера, меньше, чем от шамана с бубном. Не говорить же такое в лоб! Шамиль издергался, за соломинку хватается.
– Что вспомнил, молодец. В любом случае чаю выпьешь, а это уже польза… Позволь, я тебе пару вопросов задам?
Дождавшись кивка, отодвинул в сторону пустую чашку. Наклонился, поймал взглядом взгляд:
– Виктория, жена Артура… Ты все сделал, что нужно?
– Я…
– Подробности опусти. Просто скажи: да или нет.
Чисоев нахмурил широкий лоб:
– Все. Что мог, сделал.
– Дочь Артура?
– Найдут, – Шамиль оскалился по-волчьи. – К вечеру найдут, обещали. Их найдут, и похитителей найдут. Я с ними, с шакалами, сам говорить буду.
Огромная ладонь мягко, страшно легла на скатерть.
Дрогнула…
– С делами, с фирмой – или что там у Артура? – его подчиненные разберутся?
Сейф шевельнул каменными плечами:
– Куда они денутся, Сан Петрович? Я их сегодня, прежде чем к вам ехать, выстроил – и доброго дня пожелал. Они все поняли, прониклись... Там еще закавыка: самозванцы объявились.
Видя удивление в глазах бывшего учителя, Шамиль поспешил разъяснить:
– Письмо Артуру пришло. Вторая семья у него образовалась, понимаешь! Дочка, внучка, Жучка. И скрипка, чтобы не скучно было. Одна семья пропала, другая появилась. Интересное совпадение, да? Ничего, и семьей займусь, найду время!
Аккуратно подстриженные ногти с визгом царапнули по клеенчатой скатерти. Александр Петрович нахмурился:
– Этим не ты должен заниматься, Чисоев!
Ответом ему был хриплый смех.
– Не ты! – старик повысил голос. – Что творишь? По закону гор, да?!
Шамиль помолчал, словно подбирая слова.
– А по каким законам, учитель? По советским, как в старом фильме? Нет советских, кончились. И новых нет, одни понятия остались. Кто говорил: человек человеку – волк?
– Римляне…
Вспомнилось из сна: «Как римляне говорили: «Даю, чтобы Ты дал». Ты мне, я – Тебе…»
– Хорошо жили ваши римляне! У нас не волки – гиены, шакалы. Я виноват, Сан Петрович. Брату не помогал, о делах не расспрашивал, советы не давал. Думал, взрослый, разберется. Вот и сбежались шакалы, стая целая. Ничего, нас, Чисоевых, с нахрапу не загрызть! Зубы крепкие, к стоматологу ни ногой!
Старик отвернулся, пожевал губами:
– Вам виднее, Шамиль Рустамович. Вы – человек современный, предприниматель, депутат. А я, знаете ли, от жизни здорово отстал. Мне в музейной витрине – самое место. Вижу, у вас уже готов план охоты. Чего ждете от меня, грешного? С зубами у меня дела плохи. Возьмусь горло перегрызать – обе челюсти выпадут…
Стальной сейф дрогнул, теряя форму. Ладонь оторвалась от клеенки, скользнула по смуглому, заросшему щетиной лицу:
– Простите, Сан Петрович! Простите, дорогой!
– Ладно…
– И вправду озверел. Простите!
Александр Петрович махнул рукой:
– Хватит! Оба погорячились... Я и впрямь отстал от нынешнего бытия, ничего не попишешь. Но ведь нельзя превращать жизнь в охоту!
Шамиль кивнул в ответ, соглашаясь. Вздохнул:
– Не в охоте дело. Шакалы – говно, шваль. Дела… Разрулю дела: не сам, так крыша прикроет. С Артуром плохо! Совсем плохо, Сан Петрович! Говорят, психика у него. Какая такая психика?! Не верю! Нет у него никакой психики. Ни у кого из Чисоевых психики не было. Беда у Артура, спасать нужно. А как – не знаю. Школу во сне увидел, вас вспомнил…
Старик нащупал рукоять клюки, попытался встать. С первого раза не вышло. Он закусил губу, попытался снова.
Встал.
– Разговоры не помогут. Поехали к Артуру. Где он сейчас?
11:43
...значит, оружия у него нет?..
Грунтовка сбегала с холма, обрывалась возле широкого пруда, карабкалась на дамбу. За прудом возвышался еще один холм. Справа – жиденькая роща, слева – белые домики под красными крышами. Дальше, до горизонта, зеленел лес. Над кронами деревьев, в дальней дали, гроздьями висели грозовые тучи. Чувствовалось: армада наготове, собирает силы, ждет своего часа…
– Хитцы, – пояснил Шамиль. – Артур участок купил, дом строить начал. Не для себя, для дочери. Воздуха много, от города далеко. Глушь, дремучие места. Дожди пойдут, так хоть вертолет вызывай!
Александр Петрович взглянул с интересом. Область он знал хорошо, но в «дремучих местах» бывать не приходилось. Ехали полтора часа, и это по сухой дороге.
– Артур там. Он сюда ночью поехал. Как пистолет отобрали, он вначале кричал, шумел. Парней из охраны бить хотел. Потом спать лег. Час спал, вскочил, как на пожар – и велел ехать в Хитцы. Я к нему в семь утра пришел – опоздал.
– Значит, оружия у него нет?
Бывший классный руководитель скользнул взглядом по белым домикам. Где-то там, в идиллической пасторали, буйствовал Чисоев-младший со своей психикой. Самое время присылать медбригаду соответствующего профиля, но такое Шамилю не скажешь. У депутата тоже психика в полный рост.
– Охрана с Артуром, – рассудил Чисоев. – Пистолет у них. Может, и отдали. Эх, Сан Петрович! «Browning BDAO Compact», сам выбирал, сам дарил! Что еще подаришь мужчине на сорокалетие?
– Удочку, – учитель изучал близкую гладь пруда. – Можно спиннинг. А еще лучше – шахматы.
Шамиль виновато вздохнул.
Пока ехали, пока километры считали, Александр Петрович размышлял, сумеет ли помочь. Решил, что едва ли. Горячий Шамиль не верил в психику, но по всем описаниям выходила именно она. Чисоев-младший был силен, удачлив и до чертиков уверен в себе. Такие ломаются первыми. Хорошо, если охранники догадались придержать подарочный «браунинг».
Что поехал – не жалел. Однажды семиклассник Шамиль Чисоев по горячке умудрился угодить прямиком в подрайон милиции. Взбешенный директор заявил, что умывает руки. Поделом хулигану! А он, классный руководитель, пошел выручать. Вытащил парня, хоть и не без труда. Наслушался комплиментов! Кто во всем виноват? Понятное дело, школа!
Посреди дамбы машину тряхнуло. Шамиль ругнулся, снизил скорость. Александр Петрович оглянулся. Дорога, уползающая назад, выглядела на диво ровной. Никаких колдобин.
– Я чего хочу, Сан Петрович? Хочу, чтобы Артур успокоился, чтобы в город вернулся. Лучше не к себе, а ко мне. Места много, дом большой. Пусть лекарство пьет, отдыхает. А я пока с делами перетру...
Александр Петрович прикинул в уме высоту холма, вставшего перед автомобилем. Вверх посмотришь – гора горой.
– Сценарий понятен. А если не уговорим?
Ответа дождался не сразу. Сперва взревел мотор, переходя на пониженную передачу, затем дрогнули могучие плечи Шамиля:
– Если… Не надо – если, Сан Петрович! Заломаю его, конечно. Пусть он и младший – заломаю, силой возьму. Нельзя, понимаете? Нельзя! Брат брата ломает! Семье позор, роду позор. Кем же мы, Чисоевы, станем?
Старик хотел возразить, но промолчал. Дети выросли…
Первым их встретил экскаватор «Komatsu» – оранжевый «японец» с ковшом наперевес. Заморский гость перегородил узкую улицу, грозно порыкивая и вращая стальными гусеницами. Отечественная колея, разбитая еще в допотопные времена, упорно не желала пускать самурая. Экскаватор сердился, шумел, плевался клочьями синего дыма.
– Ай, Артур! – Шамиль захлопнул дверцу автомобиля. – Скажите, Сан Петрович, зачем ему этот жираф? Чем он думает, жопой, да? Извините…
В том, что самурай объявился в Хитцах по воле младшего брата, Шамиль не сомневался. Как, впрочем, и Александр Петрович. Для такого вывода не требовался Шерлок Холмс с дедуктивным методом наперевес.
– Жираф! – с раздражением повторил бывший шестиклассник.
Komatsu-сан то ли услышал, то ли почувствовал. Издав обиженный рев, самурай преодолел вредную колею и бодро пополз дальше.
– Схожу-ка я, Сан Петрович, на разведку. Вдруг он пулемет поставил?
Старик, успев к этому времени разобраться с упрямицей-клюкой, аккуратно прикрыл дверцу.
– Вместе сходим, – рассудил он. – Даже если Артур решил построить дот, дальше фундамента дело не пошло. Иначе мы бы наблюдали бетономешалку… Шамиль, ты уверен, что мы здесь нужны? Твой брат мог позвать тебя и вчера, и позавчера. Но ведь не позвал!
Чисоев-старший сдвинул густые брови:
– Не позвал, да. Все понимаю, Сан Петрович. Взрослые мы, мужчины. Сами кашу завариваем, сами расхлебываем. Понимаю, а лезу, спасаю. Я теперь в семье старший, мне перед отцом отвечать.
Сжал ручищу в кулак, выдохнул:
– Эх! Хорошо, что отец не видит! Пойдемте, учитель.
На сей раз старик раздумал поправлять бывшего ученика.
12:12
...стекло не он разбил, и рогатка не его...
– Не пустишь, значит?
– Шамиль Рустамович!
– Не пустишь? – тихо, без выражения повторил Чисоев-старший. – Меня не пустишь?
– Шамиль Рустамович! – парень, бледней смерти, подался вперед. Приложил руку к сердцу: – Простите, ради бога! Что я могу сделать? Артур Рустамович велел: никого. Вася про вас спросил, так он даже отвечать не стал…
Забор был трехметровый. Ворота сияли новым металлом. Парни, стоявшие у калитки, загораживая проход, походили на два мебельных шкафа. Александр Петрович хмыкнул: два шкафа, один сейф. Кто кого?
Внутри, за оградой, урчал мотор самурая. Японца пропустили, как родного.
– Ты меня, Стас, знаешь, – сказал Чисоев-старший. – Убить не убью, но больно будет. Очень больно, да.
Стас развел руками:
– Не надо, Шамиль Рустамович! При исполнении мы. С оружием…
И добавил, морщась:
– Простите! Самому тошно!
– Тошно ему…
Шамиль отступил на шаг, сжал кулаки.
– Чисоев! – напомнил о себе бывший классный руководитель. – Не вздумай!
Шамиль выругался, не стесняясь присутствием учителя. Прищурился, запрокинул голову, ударил взглядом в безоблачное небо:
– Артур! Дун Шамиль йиго! Гьалъул магiна щиб? Ты, засранец! Решил, что у тебя больше нет брата? Дида мун битiун вичiчiанищ?
Парни отшатнулись – крик был страшен. Громыхнуло, отразившись от ворот, эхо: резкое, жестяное. Казалось, небеса ответили Шамилю ржавой грозой. Александр Петрович едва сдержал усмешку. Силен, Чисоев, силен! Здоров орать, депутат!
Откашлявшись, Шамиль добавил вполголоса:
– Минута – шестьдесят секунд. Жду, потом ухожу.
– Гiедегiуге, брат. Оставайся, гостем будешь.
Старик вздрогнул. Артур Чисоев объявился тихо, как кот.
* * *
– …Это мои дела. Мои!
– Плохо говоришь, брат. Злое говоришь…
– Мои! Не тефтель, справлюсь. Ты врача вези из Израиля, Лившица. Пусть сюда летит, не надо Вику беспокоить. Этим и поможешь. С остальным я сам разберусь.
– Почему сам? Меня гонишь, не пускаешь, да? Перед учителем срамишь?!
– Не гоню, брат. Стройка, экскаватор там. Чаю не выпить, гостя не накормить. Вы меня, Александр Петрович, простите, не узнал сразу. Очень рад вас видеть. Шамиль, ты зачем такого уважаемого человека побеспокоил? Вы нас извините, пожалуйста. Сейчас скажу, нам стол во флигеле накроют. Посидим, закусим, как полагается…
Александр Петрович слушал, не перебивая. Перед глазами был школьный коридор, белые двери классов, высокие окна. И мелкий шкодник, пытающийся уйти от ответа. Стекло не он разбил, и рогатка не его, и вообще.
– Надо было позвонить, Шамиль. Предупредил бы, я бы тебя встретил.
– Как позвонить? Куда позвонить?
– Ты что, мой номер забыл?
– У тебя телефон третий день не отвечает!
…и окурок под партой не он оставил.
– Чи-со-ев!
Братья замерли. Александр Петрович поспешил уточнить:
– Артур! Э-э-э… Артур Рустамович! Вы – взрослый человек, можно сказать, отец семейства. Никого вы пускать не обязаны, ни меня, ни брата. Все правильно, все по закону. Священное право частной собственности, пулеметы на вышках… Я о другом спрошу. Не стыдно, Чисоев? Кому вы нужны в этом мире? Единственного близкого человека гоните. Впрочем, не настаиваю. Если вы пошлете меня к чертовой матери, это тоже будет законно. То есть… Как правильно, Шамиль? По понятиям?
Отвернулся, чтобы взглядом не смущать. Если психика, весь монолог – зряшное дело. Если же нет… Тоже не факт. Дети выросли…
– Ладно! Заходите…
Голос звучал хрипло, натужно. Что называется, додавил, но не убедил.
– Лично я останусь на свежем воздухе, – старик по-прежнему смотрел в сторону. – Шамиль, ты с братом пообщайся, а я возле машины обожду.
– Нет! Не обижайте, будьте гостем. Думаете, я вас не пускал, потому что обидеть хотел? Ошибаетесь, Александр Петрович. О вас беспокоился, не о себе. Но, может, так будет правильно. Заходите, пожалуйста!
Учитель тайком улыбнулся. Никого ломать не пришлось.
Педагогика!
12:27
...в каком смысле – оборотень?..
Он ожидал увидеть экскаватор, но первым делом узрел бревно. Желтая, очищенная от коры древесная плоть, сучья тщательно стесаны; нижний, более широкий срез заострен. Рядом, на траве – топор в компании с мелким инструментом. Стамески, скобель, ложечный нож…
А экскаватор где?
– Цього! Цього не пущай! Чуешь, Рустамыч? Пэрэвэртэнь, пэрэвэртэнь!
Голос был дребезжащий, противный. То, что речь зашла о нем, Александр Петрович понял быстро и не удивился. Как это у нынешних называется? Фейс-контроль?
– Пэрэвэртэнь! Вин усю справу загубыть, Рустамыч!
– Зачем так говоришь, Коля? Грех гостя обижать…
– Гэть його!
– Учитель это, географ. Нас с братом учил…
– Нэпростый вин хеограф! Хай гэть идэ! Пэрэвэртэнь!
Дребезжало слева, но вначале Александр Петрович решил найти экскаватор – из принципа. Самурай обнаружился по правую руку, шагах в сорока. Груда рыжей земли, деловитые работяги в темно-синих комбинезонах, вознесенный к небу ковш.
Камень…
Александр Петрович даже моргнул от изумления. Нет, камень исчезать не хотел. Большой, серый, в свежих сколах, он возлежал посреди участка. Не камень, целый валун.
– Вот, брат, беспорядок какой. Сам видишь, нулевой цикл.
– Гэть його, Рустамыч! Гэть!..
Фэйс-контроль бесновался, плюясь липкой слюной. Шамиль не зря поминал психику. Тут она, легка на помине! Старый ветхий ватник, под ним – спортивный костюм, тоже старый. Кеды без шнурков, кепка без козырька, с надписью «Пепси». И, само собой, выражение лица. Это не подделать, хоть сразу в учебник помещай.
А возрастом не вышел. По голосу семьдесят, на деле – едва за сорок.
– Это Коля, сосед, – виновато пояснил Артур. – Он за участком присматривает, за стройматериалами. Тихий, смирный. В Афгане воевал, контузия у него. Лечили – не вылечили. Помогаю, чем могу… Что с тобой, Коля? Гости это: брат мой, учитель. Хорошие люди…
Коля отверз щербатый рот, но предпочел заглохнуть. Псих, а умный!
Фундамент обнаружился сразу за контуженным. Залит основательно, считай, на века. За фундаментом – деревянная времянка, пара контейнеров.
– Плохо мне, Шамиль! Сам понимаешь, свалилось проблем – плечи гнутся. Я решил: отвлечься надо. В городе без меня разберутся.
– Почему не предупредил, брат? Мне не сказал, врачам в больнице не сказал? Тебя ночью искали, Вике совсем худо стало. Ты не волнуйся, вытащим ее! Как так можно, Артур?
– Говорю же: плохо мне. А тут воздух, простор. Дышится хорошо. И за стройкой присмотрю. Забросили работу...
Учитель скользнул взглядом по бревну. Изучил серый валун, оценил деловитость темно-синих работяг:
– Не стыдно врать, Чисоев?
Рядом пискнул псих, белый от страха.
Александр Петрович появился на свет далеко от этих мест – на Дальнем Востоке, где нес службу отец-танкист. В город приехал по распределению, после университета. Украинский, к стыду своему, так и не выучил. Понимать понимал, но далеко не все.
«Пэрэвэртэнь» – оборотень? В каком смысле – оборотень? В незабвенные времена так именовали шпионов: «Клятый пэрэвэртэнь злодийскы пидпалыв колгоспну стодолу…»
А если в прямом значении? Допустим, волколак?
Бред!
12:41
...настоящая «макака»!..
– Откуда камень взялся?
– Откуда камни берутся? Из земли вынули…
– Зачем сюда привезли? Как в парке, для красоты?!
– Декоративный элемент…
– А бревно? Тоже элемент?
– На бревне умывальник пристроят. Или это кол для конкурентов?
– Зачем конкуренту кол? Что с колом делать?
– Чтобы все по понятиям!
Расположились возле рассохшейся лавки у забора, подальше от ворот и декоративного элемента. Рев трудолюбивого самурая стал тише, можно было разговаривать, не напрягая голос. Артур обещал подойти, как только разберется с валуном. Спросить его про бревно не успели – и теперь терялись в догадках.
– Не кол это, – рассудил Шамиль, сообразив, о чем идет речь. – У нас что, Турция? Такое только больной придумать может…
Помолчал, ударил кулаком в забор:
– У моего брата нет психики. Нет! Замыслил он что-то, Сан Петрович.
– Что?
– Не знаю! Я ведь чего боялся? Думал, он за пистолет схватится. В кого стрелять станет? Хорошо, если в нас… Эх, почему я с вами не посоветовался? Лучше бы я Артуру спиннинг подарил! Тяжело человеку, плохо. Может, и вправду отвлечься захотел? Как считаете, Сан Петрович?
Учитель вздохнул:
– Я не Шерлок Холмс. То, что замыслил – очевидно. Уверен, ни камня, ни бревна еще вчера здесь не было. Знать бы, чем я контуженному Коле не полюбился…
– Э-э! – расхохотался Чисоев-старший. – Учитель вы, Сан Петрович. Учителя с завязанными глазами узнаешь. А вдруг этот Коля лентяем в школе был? Вдруг ему каждую ночь табель с двойками снится?
Бывший классный руководитель представил себе этот кошмар. Оценил, содрогнулся. Но все-таки, почему «пэрэвэртэнь»?
– Странное дело, Шамиль. Ты про сон говорил, что тебе школа снилась. А мне, знаешь, сегодня ночью полная ерунда виделась. Поле, хлеб, у меня на голове кепка… И будто я сам себя в чем-то убеждаю.
– Сон! – пожал могучими плечами Чисоев. – Во сне, Сан Петрович, только с собой и споришь. Никого там, во сне, больше и нет…
Замолчал, прислушался:
– О! «Макака»! Сан Петрович, мамой клянусь: настоящая «макака»!
Александр Петрович открыл было рот, моргнул – и различил еле слышный треск двигателя.
– Мотоцикл? М1А, минского завода? Ну и слух у тебя, Шамиль!
– Когда подсказывали, всегда слышал, – ухмыльнулся Чисоев, довольный комплиментом. – Хоть с последней парты! Мне, Сан Петрович, только шепни! Я «макаку» ни с чем не перепутаю, у отца такая была…
Экскаватор заглушил мотор, давая гостям вволю насладиться трескучими руладами нового визитера. Двигатель рыкнул с надрывом, чихнул и заглох. Охранники кинулись к воротам. Артур, махнув рукой работягам, шагнул к калитке.
Учитель и ученик переглянулись:
– Пойдем и мы?
– Пойдем, да!
12:55
...уговор: не перебивать...
…Оранжевый шлем, желтая выцветшая штормовка. Черная «макака», коричневый чемоданчик на багажнике, пачка «Примы» в руке. Ретро во всей красе – ездящее и курящее. Человек в шлеме отдал мотоцикл набежавшим «шкафам», устало размял шею, бросил сигарету в рот.
Зажигалка…
Артуру мотоциклист кивнул без особого почтения, как старший – младшему. Шлем снимать не стал, так и курил, словно космонавт перед стартом в памятной песне.
– Извините! – прокомментировал ситуацию Артур. – Еще пара минут…
И удрал куда-то. Шамиль шагнул за братом, но Александр Петрович придержал ученика за крепкий локоть:
– Не надо!
Слева – заглохший Komatsu-сан. Прямо – ворота, возле них курит «космонавт». Правее – контуженный Коля с пластиковым стаканчиком в руке. Шкафы-охранники при мотоцикле. Стас чемоданчик от ремней освобождает, Вася страхует, чтобы враг не подобрался.
Чуть ближе – бревно во всей красе.
Не нравилось Александру Петровичу это бревно. Раздражало. Старик даже слегка разозлился на себя за беспричинную, глупую мнительность.
Окурок «Примы» упал на землю, под каблук грязного ботинка. «Космонавт» расстегнул ремешок, не без труда стащил шлем с лысой головы. Огляделся, заметив гостей, дернул подбородком. То ли поздоровался, то ли наоборот.
– Вежливый! – хмыкнул оскорбленный Шамиль.
Александр Петрович готов был с ним согласиться, но что-то удержало. Лысому нахалу за пятьдесят, лицо – сушеная груша. Губы не бледные – белые… А если цвету прибавить, годы же, напротив – отнять? Минус двадцать пять, морщин нет, губы яркие. Вместо лысины – модная прическа… Нет! Не прическа – грива, смоляные космы дыбом.
– Валентин? Валентин Иванович!
Владелец «макаки» сделал шаг вперед:
– Простите? Вы… Не может быть!
Радости в голосе не звучало. Скорее – крайнее удивление.
– Александр Петрович, если не запамятовал? Как же, как же! Заслуженный учитель, доска почета… Да-а, не красят нас годы. Хотя… Знаете, рад, что вы живы. В последнее время коса разгулялась. Не хочется и телевизор включать…
Рывком выбросил ладонь вперед, затем протянул руку Шамилю.
– Ну, с вами все ясно. У вас череп такой же, как у брата. Чисоев… Шамиль Рустамович, как я понимаю, депутат и чемпион. Два года назад обещали отремонтировать комплекс «Динамо», год назад тоже обещали…
– Д-да, – согласился депутат и чемпион.
К чему это «да» относилось, Шамиль уточнять не стал.
– Вы же не знакомы! – сообразил Александр Петрович. – Перед тобой, Шамиль, вечная головная боль нашего районо – Валентин Иванович Пашин, учитель рисования и черчения. Ты его не застал, он года через два пришел после твоего выпуска. Если не ошибаюсь, художник-абстракционист…
– Вот этого не надо! – отрезал «космонавт». – При вашей совдепии, Александр Петрович, всякий, кто не подражает Шишкину или Герасимову – абстракционист по определению. Художественная концепция Никиты Сергеевича живет и торжествует! Но ругаться не будем, мне еще работать…
Отошел назад, глянул на Чисоева-старшего. Прищурился:
– Богатая натура! Шамиль Рустамович, хотите бюст? Дорого не возьму, я, слава богу, не Церетели. Только дерево нужно.
Шамиль покосился на бревно. Уловив его мысль, художник рассмеялся:
– Нет, сосна не годится. Вы – человек богатый, купите в Бразилии кубометр квебрахо. Получится не хуже, чем у Эрзи. Да что там не хуже – лучше! В сто раз лучше!
– Соглашайся, – хмыкнул, повеселев, Александр Петрович. – Валентин портрет твоего брата писал, когда тот в девятом классе взял республиканское «серебро» среди юниоров. В музее портрет висит. Не в школьном, в областном.
– Ха! Портрет! – обрадовался Чисоев-старший. – Помню портрет, да. Так это вы рисовали? Ай, хороший портрет…
Договорить, однако, не успел.
– Горе вам, поганцы-язычники!
Коля-контуженный рвался в бой – со стаканчиком наперевес.
– Як сказано: наполнылася зэмля його идоламы! Воны поклоняються справи рук своих, тому, що зробылы пэрсты их. И прэклонылася людына, и прынызылася!..
– Исайя, глава восьмая, – отбил удар Александр Петрович. – И что?
– Видийдить вид них и до мерзоты не торкайтесь! Бо вин – усий мерзоти батька й заводчик!..
Рука со стаканчиком дернулась в сторону художника. Тот окрысился, но высказаться не успел.
– Коля, зачем? Не надо, Коля!
– Батька й заводчик!
– Он художник, меня учил рисовать…
– Заводчик и батька!
– …хороших людей учил…
Появившись, словно из-под земли, Артур обнял контуженного за худые плечи, отвел к лавке. Усадил, вручил стаканчик, оброненный на землю – пустой, к великому сожалению Коли.
– Еще один Никита Сергеевич, – прокомментировал художник. – Но этот все-таки головастей будет. Библию читал!
– Не читал, – Артур вернулся к гостям. – Коля как с войны вернулся, один остался. Отец пил – умер, мать пила – умерла. Ему священник помогал, из соседнего села. Вот и наслушался… Валентин Иванович, вы инструменты видели? Я, что мог, собрал.
– Топор видел, – отрезал «космонавт». – Я, господин заказчик, свой набор привез. А вы нашли какую-нибудь фотографию? Рисунок? Я только одну картинку в интернете отыскал.
Чисоев-младший выразительно развел руками. Художник скривился и, небрежно кивнув честной компании, направился к бревну. Александр Петрович хотел воспользоваться моментом, дабы прояснить вопрос, откашлялся…
– Тюрьма каменна, ой, высока,
Ничего в ней не видать,
Только видно, только чутко
Часовой: «Пойдём гулять…»
От неожиданности старик вздрогнул – уж больно громко орал контуженный. Шамиль, нервами покрепче, выразительно втянул воздух ноздрями:
– Э, брат! Ты чем Колю своего лечишь? Коньяк, да? «Кизляр»? Смотри, не залечи. Дрянь лекарство, я тебе скажу…
Редко кому удавалось увидеть смутившегося Артура Чисоева, Железного Артура. Как будто и впрямь рогатку под парту уронил.
– Пусть пьет. Коньяк сосуды расширяет. Веселый будет, добрый будет…
Добрый и веселый Коля подтвердил благим матом:
– Выводили в чи… в чисто поле
И давай меня ковать,
Заковали ру… руки-ноги
И давай в меня стрелять!
Качнув лобастой головой, Артур внезапно стал очень серьезным:
– Шамиль! И вы, Александр Петрович! Не хотел говорить, сам все думал решить. Потому и не звонил, не пускал. Стыдно мне теперь. Раз вы приехали, значит, судьба. Пойдемте, все расскажу, объясню.
Он поднял руки, словно защищаясь:
– Только уговор: не перебивать. Не вам говорю, Александр Петрович. Тебе говорю, брат. Я бы на твоем месте не удержался, перебивать бы стал. Я стал бы, а ты, Шамиль, молчи. Прошу, молчи!
Отвернулся, сгорбил плечи.
В спину ударило:
Девятнадцать пуль, пуль про… пробило
Мимо правого плеча,
А двадцатая, ой, зло… злодейка
Погубила молодца!
13:33
...уйду от Него...
Майское небо над головой. Легкий ветер, запах потревоженной земли. Бензиновый дух, еле ощутимый аромат сирени. А Чисоев-младший украдкой пот с виска утирает.
– Не с себя начну – с пистолета. Я тебя, Шамиль, знаю. Ты сюда ехал и о пистолете моем думал. Обо мне тоже, но о пистолете – больше. Вот он, «браунинг». Смотри! Ни в кого не стрелял, никого не убил. Нет, брат, не отдам, пусть у меня будет. Пока ствол у меня, я сам себе хозяин, вольный человек. Успокойтесь, я не сумасшедший, не бедный Коля. Сомневаетесь, Александр Петрович? А вы обождите с сомнениями, вы дослушайте.
Лавочка. Трое мужчин плечом к плечу. У двоих лица – спутать можно.
– С чего начну? С логики начну. Я, Александр Петрович, заочно учился. Спортсмен, да? В здоровом теле – здоровый дух. Здоровенный, аж страшно! Но кое-что помню. Логику нам умный дядька читал. Говорил, искать надо самое простое объяснение. Скальпель Оккама, так? Если у тебя с тарелки исчез кусок колбасы, его скорее всего кошка-Мурка украла, а не американский спецназ. Логика! Когда я после всего, что случилось, думать смог, что мне первым в голову пришло? Узнали враги-шакалы, что с Викой беда, что не до бизнеса мне – и накинулись, разорить решили. Логично? А чтобы я их не удавил, дочь украли, заложницей сделали. Эх, Александр Петрович! Когда вы Шамиля уму-разуму учили, такое только в кино было, да? В американском, детям до 16-ти, вечерний сеанс…
Пустая кобура на коленях. В крепкой ладони – «браунинг». Не за рукоять взят, за ствол.
– Скажу честно, хотел застрелиться. Потом думаю: нет! Мы, Чисоевы, крепкие орешки. Разберусь! И тут прилетел волшебник в голубом вертолете. Дела в гору пошли, кубарем к счастью несет. Письмо получил. Дочка, понимаешь! Одних забрали, других даем. Кто дает, а? Сумеешь ответить, брат? А вы, учитель? Молчите, после скажете…
Крик птицы. Черный силуэт в небе, острые крылья, беззвучный полет. Влево, вправо, вверх, в зенит. Вспугнули? Или сама врага ищет?
– Сорвался, да. Нервы? У дамочек нервы, у мэра нервы. Чем я хуже? Опять же, коньяк, будь он неладен... Перемкнуло! Логика винтом завилась. Может такое быть, как со мной? Не может, а есть! Скрутило меня, вывернуло… Молчи, Шамиль! Не говори ничего! Не мог я к тебе поехать. Боялся своей бедой заразить. Понял – с ума схожу, без возврата. Взял пистолет… Эх, Александр Петрович! Сильная у вас рука, но, знаете, у меня сильнее. Не надо «браунинг» хватать. Если я дважды не застрелился… Хорошо, выну патроны. Вот, вынул уже…
С небес, с тех краев, куда умчалась черная птица, трое мужчин казались мелкой точкой посреди желто-зеленого простора. С первого взгляда и не заметишь, а заметишь – не разглядишь, не услышишь. Тихо звучит усталый, охрипший голос с еле различимым южным акцентом:
– Вот патроны. Смотри, брат! Не стреляться я хотел – ей, Костлявой, в глаза взглянуть. Чтобы на самом краю силы найти, в разум вернуться. Повернул стволом к себе, вот так повернул. Поглядел – увидел. Не было там смерти. Он был, живой. На меня смотрел и смеялся. Ты, смеялся, весь мой. На ниточках ходишь, на ниточках пляшешь. А умрешь – совсем мой будешь. Хочу – сварю, хочу – изжарю. Ах, как Он смеялся! Не понял, брат? И вы не поняли, учитель? Почему?! Я же все объяснил! Нет? Тогда добавлю: не мой Он, чужой! Уйду от Него, не сегодня уйду, так завтра!
15:01
...за год уже третьего истукана...
Чисоев-старший спрятал мобильник, взглянул с вопросом. Александр Петрович развел руками:
– Тут я не советчик. Но предпочитаю верить специалисту.
Шамиль кивнул:
– Лившиц – чудодей. Если говорит, что Виктория полет выдержит, значит, будем отправлять. Через час самолет, я распорядился.
Бывший классный руководитель на миг задумался:
– Но… Там же согласие мужа требуется!
– Хе! – Шамиль усмехнулся. – Еще вчера оформил. У нас с Артуром подписи всего на одну букву различаются. Взял грех на душу. Если бы так все проблемы решить! Погорячился я насчет психики, Сан Петрович! Кто же его знал, что у меня не брат, а сплошная психика? В кого пошел, балбес?
Что ответишь? Объясняться Артур не стал. Задал загадку – и к валуну удрал, экскаватор будить. Тот и рад, взревел, ковшом взмахнул…
– Если что, буду его ломать, – подвел итог Чисоев-старший. – Не хочу, чтобы другой пулю получил. Он, Сан Петрович, хитрый, не все патроны вынул. Проморгали, да? Семь патронов у «браунинга», а на ладони три штуки лежало. Оставшихся и на нас хватило бы, и на художника. Зря я вас сюда притащил…
– Не зря! Ты, Чисоев, не паникуй. Ясно?
