Текст книги "Все будет хорошо"
Автор книги: Андрей Валентинов
Соавторы: Далия Трускиновская,Юлий Буркин,Леонид Кудрявцев,Юлия Зонис,Никита Аверин,Дарья Зарубина,Николай Романецкий,Андрей Щербак-Жуков,Антон Фарб,Яна Дубинянская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)
Сказка о волшебном заклинании, изменившем жизнь одного человека
Андрей Щербак-Жуков
Посвящается Константину Арбенину
Один человек бесцельно сидел у окна. За окном шел дождь, небо было затянуто тучами, крупные капли стучали по подоконнику. Человек тупо смотрел в окно и грустил. Что-то у него не ладилось. А точнее – у него не ладилось все: и работа, и быт, и личная жизнь… Сидел он, сидел и вдруг придумал волшебное заклинание:
«Эмори-эмори, дэсмори-дэсмори, трапаганга-су».
На первый взгляд – бессмысленный набор звуков… Но человек почему-то решил, что это волшебное заклинание. А раз так, то после его произнесения, что-то в мире должно обязательно измениться. Очень бы хотелось, чтобы к лучшему. Подумав так, он решил провести эксперимент и отчетливо произнес в слух:
«Эмори-эмори, дэсмори-дэсмори, трапаганга-су».
Произнес и стал внимательно присматриваться к миру за окном. Что-нибудь изменилось? Смотрит – и в правду есть перемены: дождь на глазах утих, тучи рассеялись, и выглянуло солнце.
Возможно, эти события и не были никоим образом связаны с произнесенным набором звуков – дождь шел довольно давно, и по всем мыслимым нормам ему бы и так пора было бы кончиться – однако человек решил, что все это произошло исключительно благодаря его заклинанию. Он очень обрадовался и решил идти гулять.
Человек бесцельно шел по знакомой улице, радовался солнцу, лихо перепрыгивал через подсыхающие лужи. «Надо бы снова проверить заклинание» – решил он. На этот раз он произнес слова вполголоса, едва слышно – чтобы прохожие не приняли его за сумасшедшего:
«Эмори-эмори, дэсмори-дэсмори, трапаганга-су».
Произнес и стал внимательно смотреть по сторонам, нет ли чего-нибудь нового. Смотрит – прямо у дороги стоит замечательный пивной ларек. Вполне возможно, что заклинание тут было ни при чем – возможно он стоял здесь и раньше, только человек наш почему-то не обращал на него внимания. А тут обратил и очень, надо сказать, обрадовался.
Подошел человек к ларьку, взял себе кружечку пива, встал рядышком у стойки, отпил изрядный глоток, потом еще один – поменьше… Попивает он пивко и думает: «Хорошо работает заклинание, хотя надо бы его еще разок проверить». Сделал он еще один глоток и вновь негромко произнес:
«Эмори-эмори, дэсмори-дэсмори, трапаганга-су».
Произнес и снова стал внимательно осматриваться – не произошло ли чего-нибудь нового. Смотрел, смотрел – вроде бы ничего. Ни слева, ни справа… «Неужели заклинание подвело?» – подумал человек. А потом вдруг понял – нет, не подвело, просто изменения произошли не в окружающем мире, а в его собственной голове! Он пришел к мысли, что все, что с ним вот сейчас происходит, нужно непременно записать.
Человек вернулся домой и старательно записал, как он сидел у окна и грустил, как придумал волшебное заклинание, как проверял его несколько раз, а потом как написал обо всем этом. Потом он, правда, присочинил немного о том, как послал написанный текст в журнал, его там напечатали, и с тех пор человек этот стал писателем… Получился рассказ – глуповатый, но трогательный.
Человек перечитал его и действительно решил послать в свой любимый журнал. При этом, конечно, он снова вслух произнес заклинание:
«Эмори-эмори, дэсмори-дэсмори, трапаганга-су».
Он совсем уже не удивился, когда узнал, что рассказ его приняли к печати…
С тех пор этот человек стал писать рассказы и повести, и их с удовольствием печатали. Может быть, потому что все они были такими же наивными и трогательными, а может быть и потому, что каждый раз садясь за письменный стол, человек непременно произносил вслух:
«Эмори-эмори, дэсмори-дэсмори, трапаганга-су».
С тех пор он был счастлив, и все у него удавалось. И в работе, и в быту, и в личной жизни…
При этом он абсолютно не делал тайны из своего заклинания – наоборот, он всем рассказывал о нем и советовал применять. Правда, далеко не все верили ему, а за глаза говорили, что просто у него широкие связи в литературных кругах. Но он не обижался, не унывал, а только писал себе рассказы да не забывал повторять заклинание.
Попробуйте сами, проведите эксперимент. Произнесите вслух прямо сейчас:
«Эмори-эмори, дэсмори-дэсмори, трапаганга-су».
Произнесли? А теперь внимательно посмотрите по сторонам, прислушайтесь к себе… Где-нибудь что-нибудь обязательно изменилось к лучшему!
Я буду…
Светлана Васильева, Николай Романецкий
Я знал, что меня должны убить. Это было не удивительно. Желающих наказать меня подобным образом было как минимум двое.
У одного я увел женщину. Точнее, если говорить правду до конца, – супругу. Олег был моим другом и женился на моей бывшей девушке. То есть, это они думали, что девушка – бывшая. Я же думал иначе, поскольку любил ее еще с седьмого класса. Одна беда: был я невысоким тщедушным шкетом. При росте в… Впрочем, замнём для ясности. Про таких говорят: метр с кепкой… Все, что я умел, – бренчать в компании на гитаре. Правда, голосом обладал неплохим. Так, по крайней мере, утверждали друзья. Однако в глазах моей любимой это умение являлось невеликим достижением. А конкурент был конкретно спортивным пацаном. Такой непременно должен стать достойной опорой в жизни. И в конце концов стал. Избранниками девушки чаще всего называют именно подобных. И девушек можно понять.
Однако лет через десять, когда я успешно окончил университет и сделался бизнес-аналитиком в одной компании, занимающейся информационными технологиями, все изменилось. Она развелась с Олегом и стала моей женой. А он перестал быть моим другом.
Банальная история… И он… Чёрт, как же его?..
Я почему-то уже не помнил, как его зовут. Моего-то бывшего друга…
Второму я перешел жизненную дорогу в родной компании. Как в таких случаях выражаются, подсидел своего непосредственного начальника. С помощью сплетен принялся создавать вокруг него обстановку ненависти, а когда он, устав бороться с коллегами по работе, ошибся, я сумел очернить его в глазах руководства так, что оступившегося уволили…
На самом деле все было совсем не так. Моего начальника сшиб с занимаемых позиций мой коллега по работе, метивший в мое кресло, но понимавший, что меня убрать не удастся. Оставалось сдвинуть человека вверх по административной лестнице и таким образом освободить себе место. И с помощью тех же сплетен сделать главным виновником в случившемся – меня.
Говорили, что после увольнения мой бывший начальник запил; что, приняв стакан-другой, грозился мне глаз на ж…пу натянуть и телевизор сделать… Правда, так и не собрался.
Что ж, может, ситуация изменилась?
Имени этого человека я тоже не помнил.
Зато хорошо помнил, что через несколько лет умер. От неизлечимой болезни. От… Впрочем, и на сей раз замнем для ясности.
Перед самой смертью друг, с моей помощью лишившийся жены, пришел навестить умирающего и сказал: «Жаль, Игорек, что ты не увидишь, как она снова вернется ко мне. А она непременно вернется. Тебе же – поделом!»
У меня уже не было сил отвечать. И он понял это, не докатился до торжествующей улыбки. Просто сказал: «Каждому воздастся!» И ушел.
И если он был прав, мне воздалось… Или это у меня паранойя? Болезненная фантазия…
Я обратился вовне.
Вокруг было темно и тихо. Точнее, не совсем тихо – какие-то звуки жили поблизости, но откуда они брались, понять было невозможно. Однако темнота существовала – конкретная и однозначная. И не в том дело, что глаза мои были закрыты. Если есть свет, это поймешь и с закрытыми глазами. А еще было тепло и хорошо. Так хорошо, как не должно быть умершему. Наверное, я все-таки жив… Вот только здоров ли?
Может, крыша съехала?
А потом до меня донесся голос. Он звучал вовсе не в ушах, а… Я и сам не мог сообразить, откуда он доносился. Будто голос жил внутри меня, как мое собственное порождение. То ли языка моего, то ли все той же фантазии.
– Ты наказан, – сказал голос равнодушно. – И сам знаешь – за что. Быть тебе уродом! Без правого глаза и правой руки. С заячьей губой и синдромом Дауна. Стоит ли таким жить вообще?
Конечно, таким жить не стоит! В Древней Спарте с подобными поступали решительно – в пропасть, и вся недолга! А в наше время таких надо изымать из материнского лона… Вот только знать бы заранее, кого носит будущая мама!..
А потом я узнал голос. Он был мой.
Да, фантазия, судя по всему, пошла вразнос. Ее требовалось немедленно остановить. Хотя бы с помощью старой доброй человеческой логики…
– За что же я наказан? – спросил я. – Разве я совершил преступление? Тогда судите меня. Прокурор, адвокат, свидетели… Десять лет в лагере особого режима.
Голос должен был отозваться на мою тираду смешком. Во всяком случае, я бы усмехнулся, произнося следующие слова…
А слова были такие:
– Наказания без преступления не бывает. Разве ты не знаешь эту истину?
Эту истину я знал. Ее время от времени выдавал телезрителям Глеб Жеглов из фильма…
А вот название фильма я тоже не помнил…
– Вряд ли тебя стоит тянуть дальше. Смерть станет твоим спасением от мучений, которые ты причинишь не только себе.
Я хотел спросить: «А кому еще?», но слов не нашлось…
Если подходить логически, голос был прав: без правого глаза и правой руки, с заячьей губой и синдромом Дауна не стоит жить.
И я спрятался в теплой и доброй темноте.
Потому что мне стало страшно. Конкретно и однозначно.
* * *
– Игорь бы понял…
Этого не надо было говорить – что угодно, только не упоминать имени второго мужа. Олег, точно врезался в стену на бегу, тяжело дыша и не в силах вымолвить ни слова.
Да, говорить этого не стоило.
О том, что беременна, Ася узнала три месяца назад. А вскоре выяснилось: у «плода» синдром Дауна, плохо развита правая верхняя конечность – в общем, с абортом посоветовали не тянуть, но…
Сначала она заболела, и пришлось пересдавать устаревшие анализы, потом куда-то подевался паспорт. Нашелся через неделю в ящике вместе с другими документами, где смотрели уже, наверно, раз пятьдесят. По дороге они с Олегом попали в аварию, а когда, наконец, добрались до консультации, Ася вдруг поняла, что аборт делать нельзя.
– Сомневаюсь я насчет Игоря, – наконец, через силу выговорил Олег и вдруг сорвался: – И вообще бред! Полный бред! «Препятствия», «под защитой судьбы»! Ты сама-то хоть соображаешь, что говоришь? Или у тебя с этим ребенком окончательно съехала крыша?! Можешь не воображать, твой драгоценный Игорь…
– Никакой он не мой, и не…
– …сказал бы то же самое! При всей своей малахольности! – все-таки перекричал Олег и кричал еще долго, припоминая Асе все ее грехи за шесть лет их совместной жизни, самым тяжким из которых, естественно, был ее уход к Игорю.
Ася не перебивала. Обидно. Очень обидно и очень больно. Одиннадцать лет ждала она ребенка, честно говоря, уже и перестала ждать – и вот на тебе!
Рожать нельзя! Собралась делать аборт, но и здесь все пошло наперекосяк – странно все как-то пошло. Заморочки, недоразумения, необъяснимые, нелогичные. Каждая справка доставалась чуть ли не с боем!
Сначала Ася злилась, потом заметила определенную закономерность: точно кто-то мешал, оттягивал. Конечно, не сразу, не вдруг – все сложилось в тот момент, когда они угодили в аварию.
А Олег продолжал бушевать.
Ну как ему объяснить? Как? Игорь бы понял: он всегда обращал внимание на подобные, как он говорил, знаки. А Олег… он ни во что такое не верил и не понимал.
– Ну, малышка, ну, солнышко, – принялся вдруг уговаривать Олег, поняв, что криком ничего не добьется. – Думаешь, мне не жалко? Думаешь, я бесчувственный? ОН ведь будет мучиться! Ладно мы – ЕМУ будет плохо!
А если врачи ошиблись?
Мысль появилась совершенно внезапно – и будто подтверждая, ее в первый раз толкнулся ребенок.
* * *
Я знал, что кем-то наказан. Но кем и за что – не имел ни малейшего понятия.
В детстве, бывало, папа давал мне трепку за различные провинности. Он не был героем Афганистана. Но купил как-то на городской барахолке новенькую форму десантника. И когда я чудил, папа вытаскивал из брюк десантный ремень и смачно прикладывался им к моей заднице. Он бил не сильно, и я плакал не от боли, а от обиды.
Ну не понимал я, почему после школы нельзя поиграть с мальчишками во дворе в футбол, а непременно надо бежать домой, чтобы меня накормили.
Папа своего добился – я перестал играть в футбол. Только от гитары он меня отвадить не смог, хотя и считал, что на гитарах играют лоботрясы и хулиганы. Но тут ему даже десантный ремень не помог…
Впрочем, других ребят поколачивали еще и за двойки. Меня судьба спасала – я учился даже без троек. Наказывали же за то, что у меня шило в заднице. Так говорила бабушка.
Однако сейчас не было никакого шила в заднице. И наказывать меня получалось совершенно не за что.
Я лежал в теплой доброй темноте. Было хорошо, хоть и тесно. Теснота не мешала мне шевелить руками и ногами. Вернее ногами и рукой. Потому что она была одна: другой руки я у себя не находил. И потому старался не шевелить и той, что имелась. Почему и сам не знал – просто делалось страшно. Но когда я двигал ногами, они ударялись во что-то мягкое. И тут же мне становилось намного лучше. Как будто я такими движениями делал очень хорошее и правильное.
Это чувство приходило откуда-то снизу, из-под ног. Хотя иногда мне казалось, что под ногами вовсе не низ, а верх.
И можно было двигать ими, раз за разом. И хорошесть шла раз за разом, все сильнее, как будто лучше от моих движений становилось не только мне, но и еще кому-то.
И все-таки я знал, что наказан. Но знал и то, что смерть мне уже не грозит.
* * *
– То есть как ушел? – словно желая увидеть доказательства, Лерка растерянно оглядела кухню.
– Как-как? Собрал чемодан и…
– Из своей квартиры? – ужаснулась подруга, и, видимо, поняв свою оплошность, быстро добавила: – Он же тебя любит! И ты его!
Прежде Ася и не сомневалась, но вчера, когда Олег укладывал вещи, молча смотрела и думала, что вот, сколько раз уходила сама – теперь, наоборот, уходят от нее. И больше никаких эмоций.
– И ты так спокойно об этом говоришь! Подожди! – не собиралась сдаваться Лерка. – А что если он специально: ну, чтобы ты одумалась?
– Я не буду делать аборт! Понимаешь, не буду!
– Аська, но ведь он прав.
Вот и Лерка туда же. Ася не удивлялась: бывает, что ты в чем-то уверен – просто знаешь! – зато другим невозможно ни объяснить, ни доказать. Момент истины. Игорь бы понял…
Поразительно, но каждый раз, как она начинала думать о будущем ребенке, вспоминался Игорь.
«Человек, Аська, может все! Если решил твердо – получится стопудово! Я тоже сначала не верил. А потом как-то раз сказал себе: она будет со мной – и больше не сомневался…»
«Он совершенно здоров! Он совершенно здоров…» – твердила про себя Ася, и каждая раз в ответ приходило ни с чем несравнимое ощущение восторга.
* * *
Мне было очень тесно. И чтобы избавиться от этой тесноты, я дергал ногами и руками. И всякий раз мне становилось очень хорошо. Но мне уже совсем не хотелось жить тут. Не должен я был тут жить, меня ждали в другом месте. И я знал это, и мне опять было хорошо.
А потом вокруг началось шевеление.
Это было хорошее шевеление – меня давило и дергало, и пихало куда-то, вперёд головой, и я знал, что так и должно быть. А еще я знал, что потом мне надо будет громко-громко закричать. Но именно потом – сейчас было нельзя. Сейчас я еще не мог дышать. Но когда я выйду из этой тесноты, я непременно закричу! И буду совершенно здоров!.. Я буду совелсенно здолов… Я буду совелсенно… Я буду… Я… Я-а-а-а-а!..
