Текст книги "Тайм-аут"

Автор книги: Андрей Титов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Тайм-аут

Посвящается Елене, Юрию, Сергею и Кате.

Моему спасательному кругу в море бессмысленности.

«Я сказал ей, что всегда хотел скрыть от людей обе стороны моей натуры: властного, злонамеренного взрослого с тягой к обману и разрушению и дитя, жаждущее всеобщей любви и понимания. Но теперь я сознаю, что скрывал-то в основном дитя, делая ставку на взрослость, поскольку больше всего меня волновало то, чтобы никто не заметил, в чем я на самом деле нуждаюсь.»

Ежи Косински

I

1

«Здравствуй, Стас!

Как и обещала, пишу тебе письмо. Было бы очень некрасиво, если бы оно было набрано на компьютере...

Писать так писать!

Томас говорит, что красота писем в их цельности. Это не разорванные фразы виртуального псевдодиалога, их нельзя перебить или недослушать...

Прогресс упростил множество вещей, сделал их быстрее и удобнее, но какой ценой? Разве не приятнее получать листок с чернилами вместо голой информации, отображающейся на экране? Со многими вещами он обошелся грубо, но, как видишь, эту несправедливость можно исправить.

У меня какое-то совершенно волшебное состояние последнее время. Ясности, счастья и странной уверенности, что все возможно. Хочется дышать полной грудью, писать, бежать, любить... Как будто в темной комнате раскрыли шторы, распахнули окна и впустили солнечный свет и теплый пряный воздух. И вдруг стало видно, что в комнате на столе стоит букет цветов, что на мне нет одежды, но мне не холодно. И что мне вдруг хочется выбежать на улицу, прямо так. И почему-то это совершенно нормально и возможно!.. Как, знаешь, бывает в снах. Ты долго бежишь по огромному полю босиком, за тобой гонятся. Ты тяжело дышишь. И вдруг понимаешь, что можешь летать. Эта идея кажется вполне разумной, ты же всегда умел летать! И ты отталкиваешься от покрытой густой колючей травой земли и взлетаешь... Тебя словно подхватывает порыв ветра. Сначала тебе сложно контролировать свое тело, но ты поднимаешься выше и выше с таким чувством легкости и огромной улыбкой на лице.

Глаза слепит огромное красное солнце, ты летишь к нему над сверкающим в закате озером, над холмами... Ты понятия не имеешь, где ты, но это не имеет никакого значения. Ты здесь, в этом моменте, в этом солнечном свете, в этой легкости... Такие сны я вижу, когда мне хорошо. Сегодня утром, проснувшись, я услышала песню, которая словно была написана как саундтрек к этому сну. Сложно поверить, что так бывает.

Тебе снятся сны?

Целую и жду ответа.

Флора»

Прочитав, я закрываю изображение, фотографию двух тетрадных листов рукописного текста. Первоначальное возбуждение прошло и я чувствую, что немного разочарован. Можно бесконечно дивиться женской способности родить речь любой длины, не сказав при этом ни слова по существу.

И что еще, на х*й, за Томас?

2

– Какие люди! – Витя картинно раскидывает руки, накрахмаленная белая рубашка вот-вот расползется на пузе в разные стороны. – Мы уж думали не придешь. Стасян, как всегда, последний.

– Здравствуйте. – Я жму потную ладонь и дежурно поздравляю именинника. Осматриваюсь по сторонам – где коробка? Неужели уже подарили?

– Мы все ждем – не дождемся! – Марина какое-то время укоризненно смотрит в мою сторону, затем переваливается через спинку дивана, пытаясь достать что-то большое и тяжелое.

– Дорогой Виктор! – улыбается Марина – Мы хотим от всей души тебя поздравить с этим прекрасным праздником! Мы желаем тебе счастья, здоровья, чтобы звезды всегда сходились тебе во благо, а неудачи обходили стороной! Всегда оставайся таким же классным! С днем рождения!

Под общие аплодисменты и улюлюканье Витя вскрывает коробку. Все с интересом наблюдают. Подозреваю, никто, кроме Марины, не в курсе на что скидывался двумя днями ранее.

Эппл Синема дисплей. Большой!

– 27 дюймов – подсказывает Марина.

Витя изо всех сил пытается сдержать улыбку.

– Спасибо, ребзя.

– У него же аймак двадцати семи дюймовый! Бля, ну пи**ец! – негромко раздается со стороны. – Марина дура!

– Да ладно, ему все равно насрать.

Приняв очередную порцию поздравлений, Витя приглашает меня к самому большому столу, за которым сидит сам, вместе с Максом, Эдиком, Андреем, Мариной, Ирой, вечно безмолвной Наташей, которую я встречал пару раз на схожих мероприятиях и еще несколькими людьми, чьи лица мне не знакомы. В руки я сразу же получаю стакан.

– Слышал «Бой энд моушн»? – Витя лениво подливает себе восемнадцатилетнего «Чиваса». – Такой шугейз, основанный на индитронике, какой-то ускоглазый клепает в Сан-Франциско. Очень круто!

В данных кругах я слыву меломаном. Вполне заслуженно, надо сказать. На свете всего две вещи я делаю с удовольствием – читаю книги и слушаю музыку. Хотя и то и другое страстью сложно назвать. Положа руку на сердце, у меня вообще нет страстей. Любое дело требует с моей стороны усилий, усилий титанических. Голубые мечты не заслоняют горизонтов перед моими глазами, «делай что должен и будь что будет». Проблема лишь в том, что я никому ничего не должен.

– Слышал, – говорю, – так себе.

– А как твое собеседование, Эд? – поворачивается Витя к Эдику. Ну просто шоу Венди Вильямс.

– В Прайс? Не взяли в  итоге.

– Жалеешь?

– Да. У них корпоративная структура, говорят, одна из лучших.

– Самая лучшая у нас, – улыбается Макс, – хочешь, могу замолвить словечко?

– А где ты работаешь?

– В судебно-медицинской экспертизе. Танатологический отдел.

Эдик хмыкает. Как и большинство присутствующих, он явно понятия не имеет о чем речь, но вопросов не задает.

– Ты не много потерял. Все это дерьмо пропитано ложью насквозь. – говорит Андрей, – Мой знакомый работал у них два года. Менеджмент изо всех сил старается внушить всем, что они единое целое. Корпоративы хорошие, да, но для чего они? Это забубенное веселье призвано утолщить шоры на твоих зенках. «Мы тебя уважаем», «мы тебя любим»... Но когда ресурс заканчивается и въебывать нет сил, от тебя избавляются так быстро и легко, будто и не было никогда.

– Вот так сюрприз, – паясничает Макс. – как будто это изначально не ясно.

Практика показывает, что нет. – спокойно парирует Андрей, – Рыночные гиганты заполащивают персоналу мозги так, что самые внушаемые воспринимают увольнение как предательство. И учитывая предшествующую психологическую обработку, отчасти так и есть.

Могу сказать, что это исключительно их проблемы. Умного человека предать невозможно, – вспоминаю я слова отца.

– Что?

– Для умного человека не существует такой вещи как предательство. – говорю я. – В смысле, что есть предательство? Совершение одним человеком действий, которых другой человек от него не ожидал. Причем действия эти должны повлечь за собой серьезные последствия для второго, иначе, если последствий нет или они маловажны, это уже не предательство, а что-то другое. Так вот. Умный человек постоянно держит руку на пульсе событий, важных в особенности. Он всегда имеет в виду события, которые могут ему навредить и если растет вероятность наступления такого события, он либо принимает превентивные меры, либо позволяет этому событию произойти. Таким образом, произойдя, оно не является для него сюрпризом, и, соответственно, предательством. Например, уезжая за город и отпуская жену «скоротать время» в компании со своим другом, умный человек должен понимать, что им ничего не мешает переспать, и если ему важно не допустить этого, он иначе организовывает ее досуг, в то время как неумный пускает все на самотек, впоследствии клеймя предателями обоих.

– Согласен, – говорит Макс, – любая компания, тем более транснациональная, – механизм, чьим единственным назначением является генерация прибыли. Верить, что работая в ней, ты нечто большее, чем просто шестеренка в механизме, – все равно что всерьез полагать, будто улыбающийся кассир в фаст-фуде и впрямь к тебе хорошо относится.

– Такая философия не предохраняет от всех ошибок на свете,– неожиданно возражает Ира. – Потому что нельзя учесть все сразу. Ты ведь человек, всего-навсего. Например, один мой знакомый с женой не могут иметь детей, много лет назад они взяли приемного из детдома, теперь чем старше становится, тем сильнее жизнь отравляет. Совершенно неуправляемый. А друзья их, посоветовавшие усыновить, не нарадуются на своего из того же детдома.  Золото, а не мальчик, уже пятнадцать лет как. Что на месте первых сделал бы умник вроде тебя, Стас?

– Умник вроде меня  не стал бы усыновлять.

– Почему?

– Потому что. Не стал бы.

– Ну ты ведь чем-то руководствуешься, когда говоришь о том, что не стал бы. Чем?

Присутствующие навострили уши.

– По одному тому факту, что мать оставила собственного ребенка в роддоме или иным способом отказалась от него, можно в общих чертах составить представление о ее моральном облике, не так ли?

– Ну... Допустим.

– Соответственно, одному богу известно, чем она занималась во время беременности. Бухала, курила, кололась? Появившийся в результате генетический мусор стал не нужен даже ей самой. Почему он должен быть нужен мне?

– Ты рассуждаешь как циник. К тому же ребенок – не обязательно генетический мусор, и обстоятельства бывают разные. Я имею в виду обстоятельства, по которым родители отказываются от детей.

– Это не цинизм, а прагматизм. К серьезному решению серьезный подход. И обстоятельств в данном случае может быть только два – родители либо жалкие неудачники, либо распи*дяи. Плохая наследственность уже обеспечена. Плюс возможные психические и физические отклонения ввиду употребления мамашей всякого. Long story short, я бы не хотел быть тем, кто тащит чужой крест. Если и усыновлять ребенка, то откуда-нибудь из Бурунди, им там хотя бы бухать не на что.

– Я давно хотела у тебя спросить, Стас, – вмешивается Марина, – почему ты такой бука?

– Бука?

– Да, бука. Ужасный. Мне почему-то кажется, что когда-то ты был обычным веселым общительным мальчиком, а потом что-то случилось. Возможно...

– Ох, избавь меня от этого кухонного психоанализа, пожалуйста. Во-первых, это не так, а во-вторых, даже если допустить, что ты права и я правда бука, тебе не приходит в голову, что люди могут рождаться уже с определенным набором качеств, и некоторые из них раскрываются вне зависимости от твоего желания и обстоятельств? – замечая собственную горячность, я пытаюсь выровнять дыхание, – Что не обязательно у всего должна быть причина, может, у меня просто на роду написано?

– Я думаю, он бука потому, что может себе это позволить. – Макс отрывается от стакана и смотрит на меня через стол.

Ира поворачивает голову в его сторону.

– В смысле?

– Есть только один способ заслужить право носить лохмотья – стать миллионером. Он бука потому, что его родители счастливы в браке, а сам он вырос в окружении любви и заботы и ни в чем никогда не нуждался. Возможно, будь он ребенком нищих разведенных алкоголиков, он был бы милейшим человеком на свете.

Людские потоки начинают стекаться к танцполу, в движениях появляется неуклюжесть, улыбки в никуда, глаза в кучу.

– Вить, ну чо, может в покерок? – долговязый парень Рома, весь  вечер околачивавшийся в женской половине коллектива, подходит к нам.

– Да, можно. Стас, ты как?

– Я «за».

– Ну пошли тогда. Макс, позови остальных, пожалуйста.

Преодолев несколько дверей, мы перемещаемся в просторное помещение в ореховых тонах, вокруг широкого стола  по центру комнаты расставлены семь массивных кресел, возле каждого по небольшому столику с огромными пепельницами.

– Занимаем места согласно купленным билетам

Рома плюхается в кресло. Мое внимание привлекает круглый прибор на стене, но не успеваю я подойти, чтобы получше его рассмотреть, как открывается дверь, и в комнату входят Макс, Эдик и Андрей. Макс с Эдиком о чем-то беседуют, по мере приближения к столу слова становятся разборчивее.

– ...Ну, тут дело вкуса. – говорит Эдик. – В Питере два лучших экономических ВУЗ-а – Финэк и Экономический факультет СПбГУ, сложно сказать какой лучше.

Андрей, читающий что-то с экрана телефона, отрывается от своего занятия и с кривой усмешкой смотрит на Эдика.

– Дай угадаю. Ты выпускник Финэка.

– Ну да.

– Вам там эту телегу на лекциях что ли рассказывают? Про два ВУЗ-а. Я раз в пятый это слышу, и каждый раз из уст «финэковского», ни разу не слышал, чтобы что-то подобное сказал выпускник Экфака.

– Дрочилам из Универа вообще свойственно некое кхм... высокомерие, – хмурится Эдик, – вне зависимости от факультета. Кроме того, финэковских везде полно, на любых должностях в любых компаниях, а где все эти хваленые выпускники Экфака? Ни одного не знаю.

– Я выпускник Экфака. Теперь знаешь.

– Какая честь. И что, большая разница, по-твоему?

– Между Финэком и Экфаком СПбГУ? Примерно как между СПбГУ и Оксфордом.

– Да ну на х*й.

– Да хоть на нос. Я знаю кучу выпускников Финэка, двое из них мои близкие друзья, и слышал массу рассказов о том, как там учатся, сдают экзамены и защищают дипломы, и это пи**ец, дружище.

– Специалистом мирового уровня можно стать, закончив что угодно, было бы желание. Тем более, учебный план почти одинаковый и там, и там. И уж всяко не оксфордский.

– Не одинаковый, но даже если предположить, что одинаковый, помимо учебного плана есть еще определенные стандарты качества на выходе. У СПбГУ и Оксфорда они, мягко говоря, различаются, а у Финэка их нет вообще. Любая обезьяна с деньгами может закончить Финэк, поэтому вас и «много».

– Типичный выпускник Универа. Грудь надул, смотри, ползунки упадут.

– Слышь!..

Готовый к такому повороту событий, Витя подскакивает к спорщикам.

– Эй, спокойно, ребзя, что вы в самом деле. Андрюх, хорош доебываться.

Усадив Эдика по одну сторону стола, Витя садится с Андреем по другую. Макс заканчивает отсчитывать стеки.

– Итак, господа, по три тысячи фишек, играем турнир, вход штука, думаю, нормально, мы ж не бабло просирать, а пообщаться гха, без ребаев, два призовых, две второе, четыре первое. На дилера.

Макс раскидывает карты, дилер выпадает мне. Мешаю колоду.

– Как там твоя картотека, Роман? Пополняется? – слышится голос Вити, отлучившегося к массивному хьюмидору.

– Пополняется.

– Что за картотека?

– С телочками.

Витя ставит на стол большую деревянную шкатулку с сигарами, рядом с ней кладет позолоченную зажигалку и ножницы.

– С телочками? – Эдик заинтересованно смотрит на Рому. – Что за тема?

– Потом как-нибудь.

– Да ладно, расскажи.

– Парень не так прост как кажется, – еще шире улыбается Витя.

– Сейчас я уже по другой теме загоняюсь,– Рома окидывает взглядом сидящих, –  гэнг-бэнг.

– Гэнг-бэнг? А где ты собрался?..

– Блайнды, господа, не забываем. Первые двадцать пять, двадцать пять, Макс, твое слово.

– Есть чуваки, которые этим занимаются, организовывают все. – Рома кидает фишку на стол, – – Пять штук вход, вечерина три часа.

– А бабам? Я пас. – Макс.

– Что бабам?

– Тоже пять штук?

– Вряд ли. Насколько я знаю, с симпатичными там туго, они не пойдут даже за бесплатно. Рейз до пятидесяти. – Андрей.

– Своих баб, наверное, приводят. – говорит Макс. – Организаторы, в смысле.

– Да, наверное. Бабы свои. – деловито поддакивает Эдик, засовывая в рот сигару, сильно похожую на жилистый коричневый член. – А фейс-контроль есть?

– Да, фотку надо присылать заранее.

– Х**ня какая-то. Пас.

– Не, там на входе списки. Короче, не знаю. Посмотрим.

Я скидываю карты.

– Мне Тима рассказывал про такую тему.

– А он ходил?

– Ага.

– И что рассказывал?

– Что его там две самые красивые бабы выцепили, увели в комнату и как давай строчить на пару, семь потов сошло. А потом зашел какой-то чувак, и они на четверых организовали.

Нужно обладать каким-то рекордно низким уровнем брезгливости, чтобы участвовать в подобной движухе. – говорю я, –  Трахать баб друг за другом, целоваться с ними...

Эдик мечтательно закатывает глаза.

– А я бы поучаствовал, пока возможность есть. Обязательно схожу.

– Ты про «вечер знакомств» тоже самое уже два года говоришь. – усмехается Витя.

– Что за «вечер знакомств»? – Рома с интересом отрывается от карт.

– ...только я боюсь двух вещей. – продолжает Эдик, будто не слыша обоих, – Что либо рано сойду с дистанции, либо вообще не встанет.

– То есть, по-твоему, это страшнее, чем вероятность того, что пока ты дерешь бабу, тебе кто-нибудь может на  спину кончить? Чек.

– Не-не, там нельзя такую ***ню делать. Чек.

– А ты думаешь, там по рядам инспекторы ходят? «Извините, сэр, ваш хер находится под опасным углом по отношению к другому участнику мероприятия!»

– Гха, можешь воспользоваться способом Тимы, я насчет «сойду с дистанции». Он говорит, что перед такой темой дрочит не меньше двух раз.

Эдик, нахмурившись, кивает, дескать, да, неплохо, надо опробовать.

– Не понимаю, если два раза подрочил, зачем вообще куда-то идти?

– Я давно хочу отжарить несколько баб за один вечер, штук пять например. – Рома.

– К чему этот счет? У тебя маленький член? – Андрей.

– При чем тут мой член?

– Не вступай в диалог, – напутствует Эдик, – сейчас выяснится, что у него куча знакомых с маленькими членами и они все как заведенные твердят то же самое.

Андрей кидает недобрый взгляд в его сторону.

– Смех смехом, – говорит Макс, заглядывая в карты, – но как писал Ян Флеминг, «все беды мира исходят от недомерков». Нормальные люди с нормальными членами обычно не стремятся выебать все движущееся, ровно как и не ходят по улицам с растопыренными локтями, не пихаются в очередях и не устраивают кулачные бои на дорогах, это делают либо пи*дюки с фигурными щетинами, либо душевнобольные. Был когда-нибудь на занятиях по муай-тай или боксу, из тех, что «после работы»? Одни пи*дюки. Средний рост «боксеров» – сто семьдесят, от силы, а все почему? Потому что нормальному человеку это на х*й не надо. Умение махать кулаками нормальному человеку вредно. Появляется соблазн применить умения на практике. Агентам ГРУ, например, помимо запретов на ношение плащей, шляп и солнцезащитных очков, дабы не вызывать ассоциаций со шпионом, запрещается иметь при себе любое оружие. Огнестрельное особенно. Чтобы не появлялось обманчивого чувства защищенности, а также желания ввязываться в то, во что ввязываться не стоит.

– Спрыгивай, Роман, – смеется Витя, – пока не поздно.

Рома хмуро подвигает стопку фишек в банк.

– Я уже подал заявку.

Спустя четыре часа мы остаемся с Витей вдвоем, не только за покерным столом, но и вообще в комнате, все выбывшие давно потеряли интерес к ходу игры и перебрались обратно в банкетный зал, поближе к алкоголю и девушкам. После очередного круга я предлагаю разделить банк, Витя, несмотря на преимущество, соглашается. Побросав карты и разбив поровну стопку купюр, мы направляемся в сторону банкетника.

– Слышал, у тебя назревает серьезный разговор. – как бы между делом говорит Витя, пока мы идем по коридору.

Некоторое время я молчу, соображая от кого он мог об этом узнать, хотя все и так понятно – кроме Макса я никому не говорил. Так или иначе, у меня нет никакого желания обуждать это с кем-либо.

– Серьезный или нет, посмотрим. – отвечаю я  максимально холодно.

– Легко не отделаешься, даже не мечтай. – не унимается Витя. – Я к своему с такими темами не рискнул бы подходить. Да и надо ли? Подумай, блажь пройдет, а отношения уже не вернешь!

– Если за шесть лет не прошла, то уже и не пройдет, как думаешь? В любом случае, мне нужен тайм-аут.

Мы входим в банкетный зал.

– Если не знаешь чего хочешь, в конце концов останешься с кучей того, чего не хочешь. – задумчиво произносит Витя. – Что будешь делать?

Я смотрю на обжимающиеся парочки, в числе которых Рома с Мариной. Нашептывая что-то Марине на ухо, Рома не моргая смотрит ей в декольте.

– Найду себе нормальную телку. Спасибо за праздник, дружище. – я протягиваю руку.

– Всегда пожалуйста. В пятницу в «Крисп», ага?

– Не могу, в пятницу у отца день рождения.

3

По пути к выходу я пытаюсь заказать такси, услужливый женский голос сообщает, что машина будет только через полчаса, я отказываюсь и выхожу на улицу прямо под водопад с навеса. Ливень на улице страшный, я машу рукой, останавливая ближайшую машину, древний Опель Кадет, усатый гражданин за рулем, примерно того же возраста, что и авто, называет запредельный ценник, но торговаться нет сил, и я сажусь на переднее сиденье. Не проходит и минуты как водила пытается завести разговор, что-то про погоду, я молчу, рассудив, что и так достаточно раскошелился в пользу этого неудачника, не хватало еще его развлекать по дороге.

Минут через пятнадцать мы подъезжаем к моему дому, я расплачиваюсь и вылезаю из самоходного корыта. Дождь немного унялся, не спеша, под мягким светом фонарей, я прохожу через двор, улыбаясь по пути камерам наблюдения. Дойдя до мощных железных дверей, начинаю хлопать себя по карманам в поисках ключей, старая привычка. На поиск уходит полминуты. Еще через пять я дома. Буковый паркет, стекло и декоративный кирпич, мягкая мебель кремовой кожи... Обожаю это место. Пройдя в зал, открываю ноутбук. Меняю рубашку на футболку, скидываю брюки и иду на кухню сварить кофе. С дымящейся кружкой возвращаюсь обратно. Два сообщения, оба от Флоры.

«Привет, красавчик! :)»

«Как дела? Получил письмо?»

Она в сети, вместо ответа я нажимаю «Позвонить», но с первым же гудком жалею о поспешности. Настроение паршивое, не мешало бы проспаться, хотя из-за разницы во времени наши «онлайны» совпадают не часто, и бог его знает, когда в следующий раз удастся побеседовать. В любом случае, сбрасывать уже поздно.

– Привееет! – на экране возникает красивое юное лицо, в выражении столько обезоруживающей доброты и наивного очарования, что я мгновенно расслабляюсь. Лицо само растягивается в улыбке.

– Привет! Как жизнь?

– Соскучилась... написала тебе.

– Да, я получил. Скоро отвечу.

– Как дела?

– Нормально, разбираюсь как раз со всякими срочными вопросами и собираюсь к тебе.

– Отлично! Я уже составила культурную программу! – улыбается Флора. – Когда тебя ждать?

– Пока не могу точно сказать, но в течение пары недель постараюсь уладить все и прилететь.

– Отлично! – повторяет она. – Мне как раз нужно доделать последнюю курсовую короткометражку, правда идей пока никаких, но, надеюсь, успею.

Несколько секунд мы смотрим друг на друга, она оборачивается – ее кто-то зовет. На экране возникают две девушки и машут руками [Поздоровайтесь, это мой друг из России.]. Я машу в ответ.

– Солнце, мне пора в аудиторию. Позже поговорим. Я жду письмо! И скучаю.

– Я тоже скучаю, дорогая. Будет тебе письмо. Беги.

– Пока!

Послав на прощание воздушный поцелуй, она отключается.

Посмотрев с минуту на сиротливый рабочий стол, я беру кружку и подхожу к окну. Уже практически стемнело, со своего двадцать второго этажа я наблюдаю за светящимся муравейником внизу, и пока микроскопические люди решают свои микроскопические проблемы, пытаюсь понять, как так получилось, что самый близкий человек находится на обратной стороне земного шара.

4

Еще один банкетный зал, вместительнее и наряднее предыдущего, но в сто раз скучнее, под стать мероприятию, которое он принимает. Я стою рядом с пышно одетыми и ярко накрашенными кошелками, мое место за родительским столом занял миловидный мужчина преклонного возраста, о чем-то живо беседующий с отцом и излишне бодро кивающий головой. Возмущению моему нет предела: стоило на пять минут отлучиться и вот тебе на. Однако, вопреки опасениям, довольно скоро беседа закругляется, мужчина, кивнув еще раз шесть на прощание, поднимается с места. Несколько голов тут же поворачиваются в его сторону. Нельзя терять ни секунды, промедление чревато очередным миловидным стариком, паркующим задницу на моем стуле. Я чуть ли не бегу к отцовскому столу, успевая сесть до того, как следующий, отпочковавшийся от одной из компаний, потенциальный собеседник входит в опасную зону. Тень неудовольствия скользит по его лицу, но мне насрать, у меня разговор гораздо важнее.

– Как настроение? – улыбаюсь самой невинной улыбкой.

Отец сосредоточенно жует.

– Отличное, сын. Каковое и положено иметь в моем возрасте.

– Да брось, жизнь только начинается.

Отец ничего не отвечая, кладет в рот очередной кусок. На секунду мне кажется, что ему очень грустно.

– Я хотел поговорить с тобой насчет интернатуры.

Он вопросительно поднимает брови, по прежнему не говоря ни слова.

– Я тут подумал… в общем, мне кажется, точнее, я уверен, что потерял интерес к медицине. Переучился, наверное. Хочу сделать перерыв. Не знаю на сколько.

Двадцать секунд молчания тянутся как вечность. Тщательно пережевывая, он начинает говорить, останавливаясь на каждом.

Еб**ном.

Слове.

– И… как давно… ты принял… это решение?

– Несколько недель назад.

– Долго ты… над этим… думал?

– Да.

– И ты абсолютно уверен… что хирургия… тебя больше не интересует?

Это хуже, чем разговаривать с заикой. Я начинаю терять терпение.

– Да, меня тошнит от хирургии и от медицины вообще. Боюсь, пап, это не для меня.

Отец не проявляет никаких видимых эмоций. Если бы я не знал его всю свою жизнь, я бы подумал, что ему вообще наплевать. Однако это не так. Уж я-то знаю.

– И какие дальнейшие планы? – он пристально смотрит мне в глаза. Я опускаю взгляд в стол. Нужно пережить это испытание, я бывал в такой ситуации много раз. Полчаса дискомфорта и дело в шляпе. Отец мне никогда ни в чем не отказывает, если я прошу достаточно убедительно.

– Я думал отдохнуть, съездить развеяться. Я шесть лет зубрил и чувствую, что больше не могу. В Америку, наверное… У меня есть подруга в Чикаго. Она меня зовет в гости, я бы пожил там какое-то время. Думаю, это будет очень круто.

Я чувствую возбуждение. Рассказывая, я представляю себя в окружении небоскребов,  Уиллис Тауэр, Миллениум парк, кофе, прогулки по набережным, мосты, кирпичные фасады мелких магазинчиков, рестораны, вывески на английском, красивые люди…

– А знаешь, что еще будет очень круто?

Я напрягаюсь. Радужная картина мгновенно выветривается из головы.

– Что?

– Если ты сам себе на это заработаешь.

– ...В смысле?

Отец откидывается на спинку стула и еще раз внимательно смотрит на меня. Что-то новое читается в его взгляде, что-то, чего я раньше никогда не видел.

– Ну, коли ты решил наплевать на варианты, которые тебе предлагаю я и выбрать собственные, что ж, не буду этому мешать, но финансировать их я тоже не собираюсь.

В молчании проходит лет триста.

– Это касается всего. Жилья в том числе.

Я смотрю на него, не в силах вымолвить ни слова.

Отец, между тем, продолжает, как ни в чем не бывало.

– Сколько денег у тебя на карте?

Я не сразу соображаю, чего от меня хотят, вокруг как будто вакуум.

– Я не знаю. Тысяч сорок.

– Хорошо. Считай их подъемными. Через месяц я сдам квартиру, в которой ты живешь.

Остаток вечера проходит как в тумане. Свет, звон, пляски, смех. Слегка захмелевшая мама произносит тост, с неподдельной любовью глядя на старика. Поздравляющие беспрестанно сменяют друг друга у микрофона, в числе прочих я замечаю отца Макса, отец Вити тоже здесь. Торт-подарки-пьяные лобызания. Снова танцы. Родители разговаривают, мама время от времени тревожно поглядывает на меня и что-то с осуждением говорит отцу, тот ответствует спокойно, чуть ли не равнодушно. До меня долетают словосочетания «беззаботная жизнь» и «будет полезно».

Я чувствую бесконечное уныние и тревогу, как будто завтра мне на эшафот. Я чувствую, что меня предали.

5

Найти жилье по приемлемой цене, и чтобы при этом не приходилось выходить по нужде во двор, оказалось очень не просто. А работу еще сложнее. В режиме строжайшей экономии так хорошо знакомый, приятный и дружелюбный город обернулся хмурыми лицами кассиров продуктовых магазинов и дешевых едален, недобрыми взглядами в мрачных дворах и повсеместным хамством. И пусть сколько угодно надрывают глотки волосаны в стоптанных башмаках, под гитару вещающие, дескать, любовь главное, парень, а деньги ничто. Ничто, дружище. Ноль. Забудь про них. Будь свободным. В реальности отсутствие денег превращает жизнедеятельность в подобие плохой компьютерной игры. Варианты действий строго лимитированы. Ты волен добираться определенным маршрутом в определенное место, или другим определенным маршрутом в другое место, на этом вольности заканчиваются. Декорации для длительных перемещений присутствуют и выглядят натурально, но функционально они мертвы, без денег это бутафория. Кофейни, кондитерские, книжные, магазины одежды, бары, рестораны, кинотеатры, музеи... Желаете воспользоваться? Карта или наличные? По пять раз на день я смотрю на мобильный телефон. Ну нет. После того как он меня прокатил! Уж лучше сдохнуть!

Тем временем реальность начала потихоньку подминать меня под себя. Походив пару недель по собеседованиям с неизменным результатом, я начал снижать планку, засовывая требования к рабочему месту в задницу одно за другим, дошло до того, что я стал покупать газету с говорящим названием, напечатанную на самой дешевой из возможных бумаге. Две трети объявлений в ней начинались словами «работа для девушек в сфере досуга». Интересного здесь было меньше, «эйчары» оказались похожи друг на друга еще сильнее, чем анкеты, предлагаемые для заполнения, неизменно оставляя впечатление доведенного до отчаяния карточного должника в неладном костюме и галстуке-лопате. Закрывая за собой дверь по окончании беседы, я бы не удивился звуку выстрела.

– Присаживайтесь.

Протиснувшись через узкий коридор, заваленный макулатурой до самого потолка, я попадаю во что-то вроде кладовки с лилипутским столом и сидящей за ним женщиной лет тридцати пяти, на столе несколько обрывков бумаги и телефон. Лицо женщины напудрено до мучной белизны, на голове пышный черный начес, делающий ее похожей на Эльвиру – повелительницу тьмы, только с маленькими сиськами. Поскольку, занятый обдумыванием этого сходства, я прослушал ее  настоящее имя, то решил про себя так и называть, «Эльвира с маленькими сиськами».

– Присаживайтесь. – говорит Эльвира, делая неоднозначный пас в сторону коридора.

Приглядевшись, метрах в пяти я замечаю стул с пятнами ржавчины рядом с одной из куч пестрой бумаги. Не уверенный, что именно на это мне предлагают присесть, я вопросительно смотрю на Эльвиру.

– Черный. Несите, не стесняйтесь.

– Переборов острое желание пройти мимо стула сразу к выходу, приношу скрипучее говно и сажусь в дверном проеме.

– Итак... Станислав. – Эльвира пробегает глазами свежезаполненную анкету. – м-м-м, «государственный медицинский»... а почему по специальности работу не ищете?

– Крови боюсь.

– М-м-м. – с совершенно серьезным лицом она читает анкету дальше. Точнее, делает вид, что читает.

Уверен, назови я сейчас в качестве причины неустранимый каловый свищ, она бы точно так же смотрела с умным видом в лист. Предыдущие «интервьюверы» убедили меня в том, что их задача не слушать, их задача – вывалить на меня условия с обязательным «все будет зависеть от вас» в конце, и, уклоняясь от ответов на вопросы, здесь же оформить, пока не одумался. Готов спорить, весь ее мыслительный процесс сейчас вращается вокруг шекспировских вопросов «лох/не лох?» и «если лох, то насколько?».