Текст книги "Тайм-аут"

Автор книги: Андрей Титов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)

– Это я поняла, про подкаблучников подробнее, пожалуйста.

– Кхм... Я понимаю, что есть такой тип людей, которому гораздо проще существовать под чьим-то руководством, в том числе и в семье, это нормально, и в случае с мужиками я это могу понять, но не одобряю ни разу.

– Ну слушай, значит от мужчин ты таки требуешь больше и считаешь это естественным. Прекрасная позиция!

– Конечно. А как иначе?

– Я придерживаюсь того же мнения, но есть мода на мужчин-домохозяев, к примеру.

– Это говно какое-то, а не мода.

– Настя начинает хохотать. Звонит телефон.

– Привет. Ты где? Чо-как? – Макс.

– В «Чаше» с Настей.

– Ты ведь знаешь, что я сейчас скажу?

– Подожди секунду. – я затыкаю пальцем микрофон. – Мы пойдем на Думскую?

Настя пожимает плечами.

– Ненадолго. Если не ляжет, пойдем дальше.

Кивает.

– Мы будем.

– Окей, до связи!

Кладу трубку.

– Счет?

Настя снова кивает.

13

На подходе к Думской Настя встречает Никиту и Костю, идущих в «Сабвей» перекусить. Перекинувшись парой фраз, мы договариваемся встретиться в одном из баров чуть позже. В районе питейных заведений привычный бедлам, но вместо предвкушения веселья, на душе тяжесть. Не нужно было сюда идти. Не успеваю я предложить Насте по-тихому свалить, как нас подхватывает Макс и уводит в бар, с которого началось мое знакомство со здешними местами. Мы выпиваем пару рюмок, после чего Макс сваливает куда-то со знакомым. В отличие от первого посещения, на этот раз обстановка меня угнетает. Глядя на беснующуюся толпу, я чувствую бесконечное отчуждение, я не хочу быть частью этого.

– Тебе весело? – пытаюсь переорать музыку.

Настя пожимает плечами, «ни то, ни се».

– Пойдем на улицу?

– Пойдем.

На улице мы садимся на гранитные ступени Перинных рядов и со стороны наблюдаем за происходящим. Молодой человек с бутылкой пива в руке навязчиво знакомится с двумя девушками, стоящими в очереди на вход, группа людей пьяными голосами спорит на неведомую остальным тему, ни слова не разобрать, чуть поодаль, парень, облокотившись обеими руками о стену, извергает содержимое желудка на тротуар под одобрительный хохот друзей. Слава богу, Настя смотрит в другую сторону.

– Ты любишь это место? – спрашиваю я.

– Не знаю. Когда-то очень любила, сейчас, наверное, нет. – отвечает она, глядя на медленно проезжающий мимо полицейский Форд «Фокус», – У него какая-то странная энергетика. Прийти сюда – это как аттракцион, но и аттракционы надоедают, если кататься на них постоянно.

– Мда...

– А тебе как? Нравится?

– Сейчас не могу понять, но мне есть за что быть ему благодарным. – говорю я, легко приобнимая Настю за талию.

– В тебя легко влюбиться. Ты чуткий, проницательный и добрый. Я давно хотела у тебя спросить, в чем твоя глубокая печаль? Она огромная в тебе, даже когда улыбаешься, глаза очень грустные.

– Не знаю. Я всегда пытался жить в башне из слоновой кости, но поток говна бьется об ее стены, грозя сломать. – через дорогу два парня начинают толкаться, их разнимают почти сразу. – Кто-то умудряется не замечать его всю жизнь. Я завидую таким людям. Я чувствую себя стариком.

– До тех пор, пока есть люди, способные тебя удивить, ничего не потеряно. Человек стареет, когда перестает встречать интересных собеседников.

– Ты как будто знаешь ответы на все вопросы. – смеюсь я.

– Мне нравится твой смех, правда, ты так редко смеешься...

– Мне кажется, часто смеющиеся люди не менее часто плачут. Это такой естественный цикл: посмеяться, поплакать, снова посмеяться... Без одного нет другого. Я не часто смеюсь, зато плачу еще реже.

– Отлично сказано.

Она смотрит мне в глаза, в голове мелькает мысль о том, что, наверное, именно такие моменты всплывают в сознании на смертном одре, именно ради них люди тащат свои кресты, именно они и есть жизнь...

Мы сливаемся в поцелуе. Настя легонько трогает мою щеку. В полной мере насладиться ощущениями мне не дает застывшая фигура на середине дороги. Я замечаю ее краем глаза, стараюсь не обращать внимания, но фигура слишком внимательно следит за нашими действиями. Расстояние до нее метров десять, но складывается ощущение, будто она нависает над нами. Закончив с поцелуем, я поворачиваю голову, и все внутри мгновенно леденеет... Опустошенным, разочарованным, полным горечи и ужаса взглядом на меня смотрит Флора.

Дыхание перехватывает, желудок сжимается и в первые мгновения меня едва не выворачивает. Чувствую, как кровь отливает от лица. Флора смотрит на меня так, словно увидела привидение. Спустя мгновение, она уже идет прочь.

– Флора, подожди! – я срываюсь с места. Флора начинает бежать. Метров через триста догоняю ее. – Флора, стой! Подожди, пожалуйста. Дай мне объясниться...

Я хватаю Флору за плечи. Одним сильным рывком она стряхивает мои руки с себя.

– Отстань! Оставь меня в покое! – кричит она, продолжая идти. Из глаз у нее текут слезы.

– Ну подожди же ты! Ты не правильно все поняла. Флора, пожалуйста, дай мне все объяснить. – она не сбавляет темпа. Я перестаю бежать. – Вот так все и закончится? – ору вслед.

Флора неожиданно останавливается. Я подхожу к ней. Флора поднимает заплаканные глаза.

– Дай мне объясниться. Пожалуйста.

– Не нужно ничего объяснять. – быстрым движением она вытирает щеки. – Ты мне ничем не обязан. Это я дура, я сама себе напридумывала, что нашла кого-то... кого-то настоящего. Я очень хотела тебя увидеть. Переживала, соответствую ли я уровню, достойна ли... А ты оказался... Ты просто... Никто. Ты никто, Стас. Я не хочу тебя видеть. Пожалуйста, не преследуй меня.

Флора быстрым шагом уходит от меня, я стою, словно вкопанный, смотрю как она исчезает. Навсегда.

Проходя мимо урны, Флора что-то выкидывает в нее. Я провожаю ее взглядом до самого Невского. Не оборачиваясь, она доходит до перекрестка, переходит Думскую и исчезает  за портиком Руска.

С минуту я стою неподвижно, затем возвращаюсь к Перинным рядам. Насти на ступенях нет. В недавнем баре из знакомых только Никита, который сходу ставит мне стопку. Я с жадностью выпиваю и заказываю еще одну. Выхожу на улицу, в близлежащем магазине покупаю бутылку пива и сигареты, на сдачу с пятисот рублей получаю несколько купюр и кучу мелочи. Сажусь на место, где еще двадцать минут назад был совершенно счастлив. Подумать только...

Залпом выпиваю половину бутылки, достаю сигарету и закуриваю. Дым неприятно обжигает горло и легкие, но докурить все равно хочется до конца.

– Ковыляющий мимо клошар отклоняется от курса и подходит ко мне.

– Братуха, пару рублей?.. Не выручишь?

– Держи. – высыпаю ему в руки всю мелочь из магазина. – И вот, до кучи. – засовываю в нагрудный карман засаленной рубашки пачку сигарет.

Пробурчав что-то благодарственное, клошар семенит дальше.

Я поднимаюсь со ступеней и бреду домой. У Фонтанки на одном из причалов сидит компания подростков, громко смеются под матерный аккомпанемент. Перехожу по Лештукову мосту и бреду в сторону дома. В продуктовом магазине покупаю еще бутылку и поднимаюсь в квартиру. Проходя мимо Настиной комнаты, испытываю жгучее желание постучаться. В груди вспыхивает как при сигаретной затяжке. Стучусь, лихорадочно придумывая варианты начала разговора. Никто не подходит. Стучусь еще раз и прислушиваюсь. Комната пуста.

14

Открыв глаза, я созерцаю ржавые потеки на потолке и пытаюсь понять, спал ли этой ночью. Беру зубную щетку и иду в ванную, намочив голову, обстоятельно чищу зубы, в тщетной попытке избавиться от привкуса кошачьей мочи и гари. По пути обратно замечаю, что дверь в Настину комнату приоткрыта. Бросив банные принадлежности на диван в своей комнате, подхожу к двери и аккуратно стучусь. Настя появляется почти сразу, поспешно хватаясь за ручку.

– Насть, подожди!

Дверь захлопывается прямо перед моим носом.

– Насть! – стучусь в дверь. – Насть! Давай поговорим.

Ответа нет.

– Насть, я не уйду отсюда пока мы не обсудим все. Открой, пожалуйста.

Начинаю терять терпение.

– Настя! – стучу в дверь кулаком. – Ну не будь ты как маленькая! Насть...

В тишине проходит с полминуты, неожиданно замок щелкает и дверь приоткрывается.

– Послушай...

– Не вздумай поставить ногу в проем, предупреждаю сразу.

– Хорошо. Ты... обиделась на меня?

– Обиделась? – презрительно фыркает Настя, – Нет, что ты. Ты всего лишь бросил меня посреди улицы, догоняя другую девушку, подумаешь.

– Она не девушка... В смысле... Она друг. Она приехала издалека, я обещал встретить ее... и не встретил, потому что был с тобой и забыл.

– Ох, черт. Так это я во всем виновата?

– Нет, я не это имел в виду.

– Стас, давай перенесем этот разговор?

– Хорошо, я просто хотел чтобы ты знала... – говорю я и не знаю чем продолжить.

Собираясь с мыслями, опускаю взгляд.

– Я...

На глаза мне попадаются ботинки. Стоят в прихожей, перед входом в комнату. Из коричневой состаренной кожи. Прошитые светлыми нитками. С каймой у подошвы.

Я бесцеремонно отодвигаю Настю в сторону и прохожу. Она пытается меня остановить, но я легко отстраняюсь. В как всегда чистой и светлой Настиной комнате сидит Макс, с беззаботным видом листая журнал.

– Здоров. – приветствует он меня, поднимаясь с кресла. Вид у него неряшливый.

– Привет. Какими судьбами?

– Зашел поболтать. Вы, ребята, поссорились что ли вчера?

– Это ты мне скажи.

– В смысле? – Макс старательно хмурит брови.

Я поворачиваюсь к Насте.

– Мы поссорились вчера?

Настя молчит. Я окидываю взглядом комнату, затем внимательно смотрю Максу в глаза.

– Надеюсь, оно того стоило.

– Ты о чем?

– Вы забыли заправить кровать.

Макс смотрит на разобранную постель с мятыми простынями, затем переводит взгляд на меня. И с этим взглядом испаряются мои последние сомнения.

Я разворачиваюсь и выхожу из комнаты.

15

Рано утром я застаю Биню за рабочим столом.

– Виктор Николаевич, я бы хотел получить расчет. – кладу перед ним лист бумаги.

Бегло прочитав заявление, Биня поднимает на меня взгляд.

– Ты хочешь уйти сегодня?

– Да, желательно, до начала рабочего дня.

– Вы что, сговорились что ли? – резко спрашивает Биня. – Сегодня я тебя не могу отпустить, Стас, Егора не хватит на всех.

– А Максим?

– Он заболел.

– Понятно.

– С завтрашнего дня будем думать, а пока переодевайся и к Егору в сто шестой.

Переодевшись, я захожу в секционную, на столах два трупа, здоровяк с кашей вместо головы и «гуттаперчевый», труп, больше похожий на местами порванный мешок с потрохами и осколками костей. Скорее всего, автотравма.

– Бросился под машину,– говорит Егор, проследив за моим взглядом. – боюсь даже начинать.

– А второй?

– Забили до смерти куском арматуры. Нашли недалеко от Витебского, похоже, местный бомж.

Переводя взгляд с одного на другого, я чувствую, что что-то в облике здорового не дает мне покоя. Не смотря на многократно проломленный череп, лицо трупа осталось практически нетронутым. Глаза частично открыты. Неровная щетина проступает под слоем запекшейся крови и грязи. Внезапно перед глазами вспыхивают картины – нож, глаза, синяк, щетина, руки... руки! Я быстро подхожу к трупу и смотрю на правое запястье. Пять точек, между большим и указательным пальцами.

– Итак, который суицидент? – в секционную заходит Биня, натягивая на ходу перчатки.

– Этот. – Егор указывает рукой на «гуттаперчевого».

– Подробнее, пожалуйста.

– Сбит машиной...

– Я вижу, что не отравился. Подробнее, Егор, подробнее. Полный доклад, с деталями вскрытия.

– Я еще не начинал...

– Плохо, Егор. – говорит Биня и останавливается возле мешка с костями. – Вот она, загадка. Эрих Фромм в своей работе «Бегство от свободы» показывает, насколько извращенное общество опасно для индивида, и утверждает, что как только интеллекту бывает оставлена свобода выражать себя так, как он хочет, он изо всех сил старается найти самый легкий способ стереть себя с лица Земли. Мир абсурден, честное слово. Согласно исследованиям американских суицидологов, каждое сообщение в СМИ о самоубийстве убивает в среднем еще пятьдесят восемь человек. Одно осознание того, что какой-нибудь пэтэушник из Барнаула, повредившийся головой от неразделенной любви, может запросто утащить с собой в могилу твое дорогое чадо, заставит несколько раз подумать, а заводить ли детей вообще в этом сумасшедшем водовороте.

– Возможно, решение будет более простым, если не знать таких вещей. – говорит Егор.  – «Незнание – сила».

– О, да ты делаешь успехи, мой дорогой. Так держать. – он кивает в сторону трупов... – Не затягивайте с ними, долго не пролежат. – ...и выходит из секционной.

– Пойду отолью. – бросает Егор и идет вслед за Биней.

Я вновь подхожу к здоровяку и всматриваюсь в лицо. Никаких сомнений. Наклоняюсь и смотрю в полуприкрытые глаза. Жизни в них примерно столько же, сколько и в тот вечер.

– Как ощущения? – я смотрю в них и ловлю себя на том, что безумно хочу схватить что-нибудь тяжелое и раскрошить башку ублюдку, а затем все остальное в комнате.

Не дожидаясь момента, когда тело начнет действовать помимо воли, я иду в раздевалку, хватаю сумку и как есть, в халате и колпаке, бегу в сторону выхода. В противоположной стороне коридора слышу чей-то оклик. Отъебитесь от меня, сукины дети! Оставьте меня в покое! Оставьте!.. Пожалуйста...

16

У ближайшего мусорного бака я срываю с себя колпак, снимаю халат и выбрасываю все это к чертовой матери. Свежий, лишенный формалиновых и спиртовых миазмов, воздух, как всегда, действует освежающе, по пути я успел немного успокоиться и теперь пытаюсь сообразить, что делать дальше. Не найдя других вариантов, направляюсь домой, где залезаю под одеяло и пытаюсь уснуть. Перед глазами маячит измазанное в крови лицо с грубой щетиной, тревога возвращается с новой силой. Руки дрожат... Пытаюсь вспомнить что-нибудь из курса патопсихологии. «Расслабьтесь, успокойтесь, снизьте образ тревожности»... «Физический комфорт»... «Примите свои чувства, пропустите их через себя»... В голове вновь всплывают воспоминания. Какой же я идиот! Ощущения невыносимые, желчь подступает к горлу... еле успеваю добраться до таза. Рвота сквозь кашель. Примите свои чувства...  Это все у меня в голове. Все в голове... Я могу... Снова рвет желчью. «Примите свои чувства». «Примите свои чувства!».  Хватаюсь за голову. Что со мной? Вокруг будто выжженная земля. Слезы катятся из глаз... «Примите свои чувства». Я скоро сдохну... Губы сводит в истерической судороге... «Я скоро сдохну!» – шепчу я в четырех стенах... И свет гаснет.

17

Очнувшись после обморока, я чувствую себя значительно лучше. Светлая голова, ощущение странной легкости в теле... Только потолок и стены сохранили угнетающий эффект и давят на сознание. Не в силах сидеть дома, я выхожу на улицу. Фонтанка встречает меня сумрачными отблесками и калдырями на причалах с обеих сторон. Вечер потихоньку вступает в свои владения, вытаскивая  на улицы нон-конформистов всех мастей и машины на дороги. Дойдя до Марсового поля, я сажусь на  лавочку рядом с молодой парой с коляской. Туристы, спортсмены, гуляки и прогульщики, родители, дети, бабушки и дедушки, все собрались сегодня здесь, наслаждаются безветренной осенней погодой и запахом опадающей листвы. Атмосфера беззаботности действует благотворно. Посидев с полчаса, я было поднимаюсь на ноги, но вдруг понимаю, что совершенно не хочу идти обратно в коммуналку. Не хочу видеть  облезлые стены и потолок, не хочу видеть соседей, не хочу иметь ничего общего с этим местом.

Чуть подумав, я достаю телефон и набираю номер.

– Алло. – слышу столь милый сердцу голос.

– Привет, мам. Как дела?

– Привет, Стасик. Все хорошо. Как у тебя, сынок?

– Нормально. Мам... Ты не против, если я приду сегодня? В гости.

– Сына, мы с отцом сегодня идем на фуршет в честь делегации. Может, завтра?

– Может быть. Созвонимся тогда. Хорошо провести время!

– Подожди. А почему бы тебе не пойти с нами?

– Не знаю... А места?

– Отец разберется с местами. Уверена, он будет счастлив.

– Сомневаюсь.

– Что?

– Ничего, извини. Я буду. Во сколько и где?

18

– Позвольте мне произнести банальность. Десять лет – это срок. Десять лет – это новый уровень отношений и новые перспективы. Это отметка, свидетельствующая о взаимном уважении и доверии. Это доказательство взаимовыгодности нашего партнерства. Я хочу поднять бокал за наших коллег из Германии. – Седовласый мужчина лет шестидесяти, слегка поднабравшись к середине вечера, делает изящное па в направлении центра зала, откуда тут же поднимается ответный лес рук с бокалами, – К большому сожалению, коллеги присутствуют здесь не в полном составе, многие из них заняты на производстве и никоим образом не могут быть оторваны сейчас от своего занятия. Но присутствующие сослуживцы обязательно передадут наши наилучшие пожелания и огромное спасибо за труд, который они добросовестно выполняют. Я хочу поднять бокал за искушенных тружеников, благодаря которым наша индустрия развивается, делая людей крепче, здоровее, увереннее в завтрашнем дне и, в конце концов, счастливее. От себя хочу скромно добавить, что надеюсь на дальнейшее сотрудничество наших держав, желаю продолжаться ему без помех и распространяться на другие сферы человеческой жизни. Уверен, нам есть что рассказать друг другу.

Под аплодисменты мужчина отпивает из бокала и спускается к подножию трибуны, где его уже ждет осанистый джентльмен в дорогом костюме. Обменявшись рукопожатием, они, поддерживая друг друга под лопатками, будто старые друзья, идут обратно в зал. Начинает играть музыка и присутствующие возвращаются к тарелкам и застольному общению.

– Ты похудел. – говорит мама. – Замечательно выглядишь.

– Спасибо.

– Чего не ешь? Не понравилось?

– Понравилось. Наелся.

– Не похоже на тебя.

– Свет, не приставай, – одергивает ее отец, – парень говорит, что наелся.

– Уже и поприставать нельзя! Я его столько не видела.

– Успеешь еще. Пойдем, побеседуем чутка. – говорит отец. – Cкоро вернемся.

Мы выходим на террасу и садимся за свободный столик. Вечер выдался прохладный, отчего  здесь гораздо свежее и свободнее. Отец ставит прихваченный с собой бокал и смотрит на меня.

– Ну, рассказывай. Как поживаешь?

– Нормально.

– Уверен?

Я вздыхаю.

– Нет.

– Почему?

– Не знаю...

Я смотрю на него, раздумывая, что еще можно к этому добавить, но мыслей никаких. Я и правда не знаю. Я вообще мало что знаю...

Некоторое время мы просто сидим и смотрим друг на друга.

– Ладно, если не хочешь рассказывать, я у тебя кое-что спрошу.

Он не спускает с меня глаз, но взгляд его вовсе не испытующий. Он теплый, спокойный и... ласковый...

– Не надо спрашивать, пап. – говорю я, опуская глаза. – Я все понял. Я нагрубил тебе в тот вечер. Извини. Я растоптал твои надежды, не задумываясь о том, насколько это важно для тебя. Но, пойми, не из-за злого умысла, просто...

Стас, – мягко перебивает отец. – Неужели ты думаешь я не вижу, что медицина – это не твое?  Что преемственность для меня важнее, чем счастье собственного ребенка? Сын мой, ты появился на свет не для того, чтобы оправдывать мои ожидания, а чтобы прожить собственную жизнь. Так, как ты сам посчитаешь нужным.

Я смотрю на него в изумлении.

– Тогда... зачем было это все?

– Затем, что мир – это жестокое и опасное место и я не мог отправить тебя в него, не оторвав от сиськи. Вспомни себя полгода назад. Много ли ты знал о жизни? Много ли ты мог предложить обществу? Единственный способ взаимодействия с людьми, которым к середине третьего десятка ты овладел в совершенстве – это выражение лица, словно все кругом тебе должны. С таким подходом, дорогой мой, окружающая действительность очень скоро вытрет тобой задницу и выбросит на обочину к остальным непризнанным гениям.

– Но ты и представить себе не можешь, через что мне пришлось пройти! – я почти срываюсь на крик. Несколько голов поворачиваются в нашу сторону.

– Очень даже могу. – спокойно говорит отец. – Виктор Николаевич – мой старый приятель, так что я довольно подробно осведомлен о твоих успехах. Кстати, он был на моем дне рождения. То, что ты его не узнал, лишний раз доказывает, что единственный человек, которым ты был занят – это ты сам.

– Там было под сотню людей, откуда...

– Виктор Николаевич – человек, к которому я питаю глубокое уважение, он сидел за соседним столом. Более того, он произносил речь. – отец смотрит на меня выжидательно, мне нечего сказать, – Как бы там ни было,– продолжает он,– это уже не важно. Думаю, теперь я готов тебя отпустить. Не могу сказать, что не буду переживать совсем, но теперь, по крайней мере, буду переживать меньше.

Я продолжаю молча смотреть на него, пытаясь сообразить что происходит.

– Мы посоветовались с матерью, и, в общем, желаем тебе хорошо съездить к подруге. – папа достает из внутреннего кармана пиджака конверт и кладет его передо мной.

В недрах банкетного зала начинает играть «Lilac Wine» Джеффа Бакли, мужчины приглашают женщин на медленный танец. Отец поднимается с места,  легко хлопает меня по плечу и идет к столу, за которым сидит мама.

Говорят, человек в течении жизни в среднем три раза полностью переосмысляет ценности.

Я открываю конверт – авиабилет с открытой датой и пластиковая карта.

«Представьте, будто вы неожиданно осознали, что самые важные для вас люди, места и события не исчезли, не умерли, а гораздо хуже – их никогда не было.»

«Весь мир сосредоточен в твоей голове...»

Макс, Биня, Настя, Флора...

«I lost myself on the cool damp night». Отлично сказано.