Текст книги "Тайм-аут"

Автор книги: Андрей Титов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

– «Шампанское „Кристалл“ в шезлонге на Лазурном берегу, или х** в жопу».

– Я бы почитал. – смеется Егор, вынимая грудину.

15

Размышляя о событиях в своей жизни, дохожу от метро до подъезда, привычно хлопаю несколько раз по карманам. Достав связку, прикладываю «таблетку» к домофону, боковым зрением отмечая какое-то движение неподалеку. Нехорошее предчувствие... Но, помятуя о постоянно снующих туда-сюда азиатах, я не придаю этому значения, к тому же, весь последний месяц – одно большое нехорошее предчувствие. Вновь вернувшись к обдумыванию недавних событий, прохожу через небольшой холл и нажимаю кнопку вызова лифта. В ту же секунду огромная лапа хватает меня за воротник и с силой отбрасывает к стене. Инстинктивно выставляя вперед руки, я пытаюсь ухватиться за нападающего, но тот ловко уклоняется, и я впечатываюсь спиной в бетон, с размаху ударяясь затылком об стену. На несколько секунд в глазах темнеет, я почти теряю сознание, но удар в живот мгновенно возвращает к реальности, сквозь белесую пелену я замечаю, как что-то сверкнуло в руке у детины. Нож! За мгновение я представляю все варианты, которые могут за этим последовать. Самый вероятный – воткнет в живот или левый бок. А может схватит за волосы и рассечет горло? Сжавшись в комок, я ожидаю своей участи. Сомнений в том, что он меня убьет, нет ни малейших, я видел его лицо, когда отлетал к стенке. Страшное, усохшее, землисто-серое лицо с впавшими глазами. Детина оттаскивает меня в закуток за лифтовой шахтой, вцепившись в горло, с силой вжимает клинок под скулу.

– Пикнешь – убью, сука! Где твои друзья?

Не могу ни вдохнуть, ни выдохнуть, после удара внутренности свело в спазме, в груди клокочет. Я смотрю на него, но вместо лица только клочковатая щетина и растекшийся синяк. И глаза. Неживые, бесцветные глаза. Наконец-то мне удается набрать в легкие воздуха.

– Руки из карманов, так, чтобы я видел! Не шути со мной, гнида, у меня за спиной четыре года спецназа! Где твои друзья?

– Какие друзья?

– Которые меня мудохали два дня назад. – отвечает он, показывая на синяк. – Видишь это?

– Я никого не трогал! – меня охватывает отчаяние, голова болит так сильно, что на глазах выступают слезы.

– Поверь, мне это жить не мешает, – с какими-то задушевными нотками произносит он, явно наслаждаясь ситуацией, – но ответить кто-то должен. Если ты не назовешь имена и адреса тех двоих, то ответишь за всех. – он вжимает лезвие еще сильнее.

Меня начинает подташнивать от исходящей из его рта вони, помеси гнилых зубов и табака, дикая головная боль усугубляет ситуацию.

– Я не знаю о чем вы.

– Сдается мне, дружок, пи**ишь ты.

Произнеся это, он с хэканьем бьет ножом в стену. Просвистев в сантиметре от моего лица, острие врезается в штукатурку, оставляя борозду в несколько миллиметров глубиной. Сердце буквально выпрыгивает из груди, не могу ни пошевелиться, ни вымолвить слова. Волосы дыбом... Вдруг начинает играть мелодия. По рингтону понятно, что звонит кто-то из родных.

– Бери трубку! – приказывает детина.

Я достаю телефон, отмечая хищный взор на ублюдочной роже.

– Алло. – стараюсь придать голосу уверенность, но вместо этого выходит какое-то невнятное дребезжание.

– Алло, Стасик, все в порядке? – моментально почуяв неладное, взволнованно спрашивает мама.

– Да... Все нормально... Я перезвоню.

– Ты где?

– В подъезде стою...

Большой палец детины с силой вжимает кадык в горло. Я закашливаюсь.

– Алло, сыночек? Что случилось?

– Я перезвоню. – повторяю я и кладу трубку.

Практически сразу мерзавец пытается ударить меня головой в нос, но я успеваю увернуться и удар приходится под правый глаз.

– Ты чо, мразота е***ая?! Ты охуел что ли?! Все из карманов, б***ь, живо!

Он не моргая смотрит на меня, пока я достаю ценности. Первоначальный шок прошел, на смену ему пришли злость и обида. Все бы отдал, чтобы узнать как зовут этого гондона.

– Заметь, я еще не в нос бью. – слышу откуда-то сверху.

Поднимаю голову.

– Наверное, я должен сказать «спасибо»?

Глаза детины сужаются. Через секунду я получаю второй удар, точно в переносицу. С щелчком появляется чувство онемения, быстро сменяющееся тупой, ноющей болью. Неприятная, теплая влага струится по лицу, оседая медным привкусом на губах, стекая по подбородку и шее, где, огибая пальцы детины, расплывается по воротнику.

– Как ощущения? Попи*ди мне еще, умник.

Забрав телефон и бумажник, вертит в руках ключи. Татуировка между большим и указательным пальцами – пять точек, как на игральной кости.

– Кто в квартире?

– Родители.

Повисает густая тишина. Детина сверлит меня взглядом, прикидывая вру я или нет, затем выбрасывает связку в шахту, вытирает залитую кровью руку об подаренную мамой рубашку, после чего покидает тесное пространство, все еще держа нож в руке. Я слышу как в холле он с щелчком складывает его перед тем, как хлопнуть дверью.

Через мгновение меня выворачивает.

16

С чашкой горячего чая я сижу в сто четвертом в компании Макса, Бини, Егора и Мани.  Нос распух и жутко болит. Утреннее чаепитие только началось, время от времени ловлю на себе осторожные взгляды, но вопросов никто не задает. По телевизору показывают шествие людей с плакатами, мужчина лет тридцати пяти вещает с трибуны, косноязычный доклад наполовину состоит из слов «коррупция», «нефть», «деньги». Биня равнодушно отворачивается от экрана.

– Стандартное выступление в жанре «Путин виновен в том, что я дегенерат». И свора лопоухих на подсосе. Мне интересно, с чего вдруг люди, жизнь просидевшие с пальцем в заднице, все разом решили, что у них должна быть активная гражданская позиция? Куда вы лезете, б***ь? – на экране некрасивый человек в очках и фиолетовой болоневой куртке. – Живите кем жили. Или разберитесь сначала со своими засранными обоями, со своими разъебанными гарнитурами. Сидят в своих облезлых кухнях, на своих просиженных диванах, пьют чай из треснутых кружек и решают, как нам Россию-матушку спасти, что же нам делать надобно.

– Но ведь все эти жирные морды в правительственных аппаратах, они же воруют! – возражает Маня. – В стране непонятно что, все, за что ответственно государство – все в настолько плохом состоянии, что хуже некуда. Ни бизнесом не заняться нормально, ни на работу устроиться! Про поступить на учебу в приличный ВУЗ я уже не говорю, везде блат! Попробуйте полечиться в местной поликлинике, лечились ведь? Везде хамство и необязательность. ТСЖ, пенсионный фонд... сплошное испытание, боишься лишний раз обращаться!

– Мария, ты понятия не имеешь о том, что такое испытания, – говорит Биня. – Все, что у тебя есть – это набор неясных претензий к жизни, в основном к тому, что в ней не все так, как ты хочешь. Хотя, почему оно должно быть так, – лично мне не понятно. Тебе чего-то там не дают? Позволь рассказать кое-что. – он ставит чашку на стол. – Три года назад я перенес операцию на головном мозге, два месяца после нее приходил в себя и еще примерно полгода после этого баловался всякими приятными мелочами типа лучевой и химиотерапии, это к вопросу об испытаниях. Так вот. Оперировал меня доктор наук, профессор Солоников Дмитрий Емельянович, заведующий отделением хирургии опухолей головного и спинного мозга Института имени Поленова. С ним как раз все понятно, потомственный ученый, светило мирового масштаба, все дела. Рассказать я хочу о человеке, который ему ассистировал – кандидате медицинских наук, нейрохирурге Оруджиеве Шофкате Ибрагимовиче. Родился и вырос он в Узбекистане, стране, где до сих пор жопу рукой вытирают. Сейчас этот человек – заместитель заведующего отделением в одном из важнейших медучреждений России. А теперь скажи мне – Путин его тыкал носом в учебники? Или может быть Путин водил его за руку из одного места в другое, пока не привел в то, где он сейчас? Каждый человек имеет в жизни то, что хочет, и кто-то для реализации своих целей изучает обстановку вокруг себя и ищет возможности, а кто-то лежит на диване и плачет о том, что плохой Путин не дает ему самореализовываться. – Биня пристально смотрит на нее. – Ты когда-нибудь задумывалась о том, что для того, чтобы быть бездомным алкашом, нужна всего одна вещь – нужно хотеть быть бездомным алкашом. Ни при каких других обстоятельствах этого не добиться. Во всем остальном примерно то же самое.

– А если, например, форс-мажор? Просто не повезло, произошли события непредвиденного характера?

– Это какие, например? Кроме того, речь не о том. – он поднимается с места и идет к шкафу. – Сейчас я тебе зачитаю. – Биня достает небольшую потертую книжку и начинает ее листать.– Где-то здесь... да, вот! «Трудно удержать власть новому государю. И даже наследному государю, присоединившему новое владение – так, что государство становится как бы смешанным, – трудно удержать над ним власть, прежде всего вследствие той же естественной причины, какая вызывает перевороты во всех новых государствах. А именно: люди, веря, что новый правитель окажется лучше, охотно восстают против старого, но вскоре они на опыте убеждаются, что обманулись, ибо новый правитель всегда оказывается хуже старого. Что опять-таки естественно и закономерно, так как завоеватель притесняет новых подданных, налагает на них разного рода повинности и обременяет их постоями войска, как это неизбежно бывает при завоевании. И таким образом наживает врагов в тех, кого притеснил, и теряет дружбу тех, кто способствовал завоеванию, ибо не может вознаградить их в той степени, в какой они ожидали, но не может и применить к ним крутые меры, будучи им обязан – ведь без их помощи он не мог бы войти в страну, как бы ни было сильно его войско.». – Он переводит глаза на Маню. – Никколо Макиавелли. Если упростить – челядь всегда недовольна. Испокон веков она свято верует в то, что ее обязаны носить на руках и целовать в задницу, а вместо этого обворовывают и унижают. Смена власти ничего не дает до тех пор, пока неизменен менталитет, ибо у народа такая власть, какую он заслуживает.  «Рождено больше учеников, чем государство может воспитать и устроить. Должно так случиться, что многие лица будут воспитаны негодными к иным призваниям, что сделает царство полным недостойных, глупых и бессмысленных людей.» – произносит Биня. – Фрэнсис Бэкон. Если это было понятно еще в семнадцатом веке, интересно, что бы он сказал сейчас, когда царство до отказа забито тупорылыми неумехами, которые требуют-требуют-требуют. Требуют благодати вместо того чтобы самостоятельно ее себе обеспечить.

– Как мы, например, Виктор Николаевич. – говорит Макс с улыбкой. – Мы себе обеспечиваем. Мы молодцы.

– Молодцы-молодцы. – вздыхает Биня. – Кстати, там Зелибобу оформили ночью, – улыбка Макса мгновенно исчезает, – Все стандартно: разместить в секционной, провести внешний осмотр, проверить наличие инородных тел в глубоких отделах дыхательных путей, жидкости в желудке и тонком кишечнике, взять на анализ образцы костного мозга. Наслаждайтесь.

– Что такое «зелибоба»? – спрашиваю я Макса по пути в хранилище.

– Это пи**ец.

Спустя несколько минут я понимаю, что «****ец» – это еще мягко сказано. В хранилище мы находим обвитое водорослями тело с раздувшимся лицом, кожа грязно-бежевого, местами серого и коричневого цветов начала слазить с рук и ног вместе с ногтями, образуя подобие перчаток (позже я узнал, что это явление так и называется – перчатки смерти). Вонь от тела непереносимая. Несмотря на все усилия, меня начинает рвать еще до транспортировки. Благо, кроме чая в желудке ничего нет.

– Дыши через рот. – говорит Максим, склонившись над трупом.

– Стараюсь. А разве нет ничего, чем можно помазать под носом?

– Это дерьмо ничто не перебьет. Я пробовал брызгать на маску женскими духами, толку ноль, зато подруга стала ассоциироваться с секционной. Заставил сменить на другие, – член не вставал, хоть убей. – Макс молчит какое-то время, затем улыбается. – Егор тут недавно пришел довольный, «Что за повод?» спрашиваю, «Да у телочки одной день рождения, подарок дарил», «Что за подарок?», «Ершик унитазный» говорит и «гыгыгы» весь такой. В какой-то книге очередной прочитал, что подарок должен быть неожиданным, не важно, насколько он дорогой. «Молодец» – говорю, – «теперь каждый раз, счищая говно, она будет думать о тебе». Бедолага аж позеленел, отпросился у Бини, побежал забирать обратно.

Я пытаюсь улыбнуться, взгляд невольно возвращается к грязному раздувшемуся лицу. Не в силах смотреть на него, закрываю глаза.

– Мне кажется, я не вынесу этого, Макс.

– Не распускай сопли, скоро втянешься.

– Сомневаюсь.

– Ну, что интересного расскажете? – в зал входит Биня.

– Вкратце: ЧМТ с переломами свода и основания черепа. – говорит Максим. – Мелкопузырчатая пена в дыхательных путях, а также отверстиях рта и носа отсутствует. Похоже, скончался он не в воде. На затылочной части многочисленные кровоподтеки и ссадины, возможно, его волокли перед тем как сбросить в водоем.

– Понятно. Что с желудком и кишечником?

– Пока не вскрывали.

– Ну так вперед. Стас, не хочешь попробовать?

– Нет, спасибо.

– Ты какой-то хмурый сегодня. Все нормально?

– Угу.

– Ну смотри. – говорит Биня и выходит из секционной.

– Правда нормально? – спрашивает Макс. – А то не стесняйся. – кивает в сторону утопленника. – Расскажи товарщу, как тяжело тебе приходится. Его, кстати, неплохо бы обратно перенести, Мань, подсоби, а? Я опаздываю страшно.

– Ага, щас. – отвечает Маня и начинает утробно гоготать.

Всегда было интересно, откуда берется эта веселость у толстух? Чем питается? Я никогда особо не жаловал жиробасов, как образчик необоримой лени и наплевательского отношения к себе, но быть толстым мужиком – это полбеды, с возрастными тоже все ясно, молодая толстая баба же – явление за пределами моего понимания. Взять ту же Маню. Если и отважился какой-нибудь смельчак свернуть горы (в прямом смысле) и заправить своего червяка куда надо, то было это не иначе как в полуобморочном от количества выпитого состоянии этак декаду назад. Что тут веселого, казалось бы? Ан нет, с утра до ночи веселятся. Или это замаскированные рыдания? Попытка привлечь к себе внимание? Самое странное, что очень редко за этим гоготом можно услышать фальшь. Похоже, им и вправду весело. Загадка.

17

Воздух поражает восхитительной прохладной свежестью, настолько сладостной и желанной, что я решаю не спускаться в метро на ближайшей станции, а дойти до следующей. Незнакомое состояние… Лень думать, лень чувствовать. Хочется просто идти, бесконечно долго, не встречая никого, ни на что не глядя.

Под конец смены отвращение и тошнота сменились неприятным, тревожным чувством, рассеявшись на воздухе, оно вновь начало подступать по мере спуска в метро. Подземка напоминает преисподнюю, всасывающую и изрыгающую души одновременно. Трупная вонь, тщетно соскабливаемая мной в душевой Бюро, усиливается с каждым метром, ни на секунду не покидает ощущение, что на меня кто-то косо смотрит. На середине маршрута, женщина, несколькими минутами ранее севшая рядом, поднимается и пересаживается на другое место.

По пути домой я заглядываю в магазин и покупаю проволочную щетку и кусок хозяйственного мыла, которыми поочередно тру себя в душе. Позже состояние становится значительно хуже, облупившийся, в желтых потеках потолок начинает напоминать рыхлую кожу утопленника.  Едкое, гнусное пламя разъедает изнутри грудную клетку, пробирается к гортани, отдаваясь в руках и ногах, сердце колотится. Боюсь смотреть в темноту прихожей, не дает покоя смутная уверенность, что через секунду в ней начнут проступать очертания... В попытке унять сердцебиение, я вспоминаю как маленьким мальчиком, проснувшись среди ночи, дрожал от страха, вспоминая прочитанную накануне повесть «Красная Рука, Черная Простыня, Зеленые Пальцы». Не смешно ли? Нет, мне совсем не до смеха. В парах сомнамбулического безумия, в окружении призраков гниющих тел, порванных, разбитых, обезображенных лиц, я вопрошаю в пустоту: «Какого х-я?». «КАКОГО х-я?!»

18

«Какого х-я?» – раздается за двумя картонными прослойками стен. Шаги по коридору. Стук в дверь. Не мою.

– Да? – я узнаю голос лысого парня в майке.

– Олег, это ты сейчас сморкался в раковину на кухне? – дядя Миша.

– Да, но… Я спешил, а ванная занята была.

– Ну так может ты теперь и ссать в нее будешь, коли туалет занят?

Я почти физически ощущаю как к горлу лысого подкатывает неприятный горький комок.

– Еще раз повторится что-нибудь подобное, я подниму вопрос о твоем выселении. – подчеркнуто строго и деловито, как учитель ученику, произносит дядя Миша.

– Это каким образом? – с вызовом спрашивает Олег.

– Да таким, б***ь! – дядя Миша мгновенно свирепеет, образ учителя отваливается от него как засохший навоз от сапога, – Ты тут никто, б***ь! У тебя хотя бы договор есть об аренде?

Олег, поняв оплошность, на этот раз благоразумно молчит.

– Вооот. – расплывается дядя Миша в оргазмической ухмылке. – А я здесь собственник, б***ь! Понятно? Скажи спасибо, что мы тут терпим сборища ваши бесконечные.

Олег что-то неразборчиво мямлит, не удостоив его ответом, победной поступью дядя Миша идет обратно в комнату. На полпути его окликает незнакомый мне женский голос.

– Дядь Миш, это вы скрутили температуру в колонке?

– Да, я. Там 56 градусов было, пламя как в плавильне.

– А обязательно до минимума? – в интонации возмущение граничит с искренним любопытством – Вы понимаете, что начинает холодная вода течь? Мы, кажется, уже разговаривали по этому по...

– Хорошо, что ты завела разговор, – перебивает ее дядя Миша, – мне уже остоебенело напоминать, что колонку нужно аккуратно использовать. Ты понимаешь, что...

– Дядь Миш, я уже говорила, что ставлю перед душем комфортную для себя температуру, – на этот раз в голосе девушки только металл, компромиссные варианты дядя Миша явно упустил, – а потом убираю как было. Что вам неймется-то все время?

– Я здесь хозяин, надо будет, обойду всех, соберу подписи и выс...

– Хозяин чего? Конуры, в которой сидите сутками? Ну вот в ее пределах и командуйте. В общем, я вас по-хорошему последний раз предупреждаю – не трогайте колонку, пока я в душе, иначе у нас с вами будет конфликт. Поскольку вы не моетесь, симметричными действиями вас не испугать, но поверьте, я найду способ прищемить вам яйца, и мало не покажется!

– Ты что се...

– Разговор окончен.

– Оставив ошеломленного дядю Мишу обтекать, девушка возвращается в, судя по звуку, одну из угловых комнат.

Кошмары разом отступают. «Все-таки есть на свете справедливость.» – думаю я с улыбкой. Какое облегчение!

19

«Привет, дорогой!

Спасибо, очень смешная идея :) Для короткометражки сложновата, но я пообщалась с преподавателем, он разрешил нам с Томасом сделать комикс! Томас – это мой одногруппник, мы с ним в паре сдаем проект.

Очень жаль, что ты задерживаешься, хотя погода ужасная, дожди идут не переставая, как в фильме «Семь», не хочется лишний раз выходить из дома. Томас говорит, что в такую погоду самое большое количество убийств, поскольку дождь и вообще любая хмурая погода как-то действует на подсознание, особенно на нездоровое. Страшно возвращаться после занятий!

Позавчера ходили с подругами на выставку работ Дианы Арбюс, потрясающе! Ходили вечером и затем разъехались по домам, я до самого утра не могла уснуть, перед глазами стояли эти лица.

Приезжай скорее! Жду с нетерпением!

Целую!

Флора.»

20

Очередным ненастным вечером я решаюсь разобрать антресоли у входа. Каково же оказалось мое удивление, когда я обнаружил, что пространство в полтора кубических метра почти полностью занято книгами. Купив в ближайшем хозяйственном магазине деревянный стеллаж, я размещаю их поочередно на полках. Лесков, Набоков, По, Джек Лондон, Чехов, Горький, Достоевский, Фолкнер... Вот это клад! С книгами обнаруживается еще примерно такой же объем различной мелочевки и непонятных бумаг, не представляющих ценности. Забив ими прочный пластиковый мешок, выношу его на лестницу, попутно сталкиваясь с симпатичной светловолосой девчонкой.

– Привет!

– Привет. – отвечает она холодно. Я узнаю голос девушки, навешавшей недавно дяде Мише. Не говоря больше ни слова, она проходит мимо меня.

На обратном пути слышу как на кухне кашеварят, «Не иначе она же.» – думаю я и с ковшом для варки иду на кухню. Так и есть. Бросив на меня беглый взгляд, девушка  дальше занимается своими делами.

– Я Стас, сосед из ближайшей комнаты. – как бы между делом говорю я, наливая воду в ковш.

– Настя.

– Очень приятно.

И снова молчание. Чувствую себя неловко. Ставлю ковш на огонь и выхожу из кухни. Когда я возвращаюсь кинуть пакетик в воду, Насти на кухне уже нет.

21

– Вы верующий, Виктор Николаевич? – спрашиваю я пока Биня рутинно обследует содержимое головы очередного бедолаги.

– Не знаю, Стас. Наверное, правильнее считать, что нет, хотя не уверен. Я верю в высшие силы, но не верю в церковь, как в представительство этих сил. Церковь видится мне лишним звеном в цепочке моих с этими силами взаимоотношений.

– А в какие силы вы верите?

– Я верю в справедливость и в некие сущности, эгрегоры, которые заведуют этой справедливостью. Каждому по заслугам и так далее.

– Эгрегоры?

Биня со вздохом прерывается.

– Да, эгрегоры. Ничего общего с полоумными экстрасенсами и разводами в газетах, я просто не знаю, как еще это назвать. Этакие сгустки энергии, имеющие отношение к определенной материи и заведующие ей. Если ты чего-то хочешь, но пока не получил, значит на данном этапе эгрегор не считает нужным тебе это давать.

– То есть, если... Не знаю... У Егора, например, как он выражается, «нет телочки», то это значит, что «телочий» эгрегор ее зажал?

– Примерно так, – смеется Биня, – на «телочках», кстати, довольно просто объяснить функционирование эгрегора, в моем представлении. Допустим, есть так называемый женский эгрегор, который решает кому какую девушку выделить. Так вот, эгрегор этот очень редко сразу дает мужчине то, что надо, сначала он подсовывает ему залежалый товар в качестве тестирования. И если ты с благодарностью принимаешь то, что он тебе дает... Например, нравишься ты какой-нибудь некрасивой девушке, ну нравишься спасу нет, пойди ей навстречу, я не имею в виду перешагнуть через себя и начать с ней встречаться, нет, но хотя бы прояви дружелюбие, отнесись с пониманием и сделай, по возможности, то, что она хочет. Хочет сходить с тобой в кино? Сходи, с тебя не убудет. Сделай ее счастливой хотя бы ненадолго. Таким образом ты говоришь «спасибо». Принимая с благодарностью тестовые варианты, рано или поздно ты получишь первый класс, ту самую, единственную и неповторимую. А будешь воротить нос от всего, что мало-мальски не устраивает, останешься философствующим онанистом. Понимаешь о чем я говорю?

– Кажется.

– И у Егора, кстати, есть телочка.

– Ага, слышала я его рассказ. – неожиданно вступает Маня.

– В смысле? Она ничего.

– Она-то да, но только ему ничего не светит. Не его уровень.

– Ой, я вас умоляю! – отмахивается Биня. – «Не его уровень». А кто его уровень? Какая комиссия это определяет?

– Это в подсознании. – говорит Маня. – Люди могут встречаться только с теми, с кем они на одном уровне.

– Да? Ну тогда проконсультируй меня, пожалуйста. Допустим, есть Муж и Жена. Жена уходит к другому, состоятельному мачо, назовем его «Разлучник». В отместку Муж спит с девушкой, которую Разлучник когда-то любил нежной юношеской любовью, но не встретил взаимности. Спустя какое-то время Разлучник бросает Жену и пытается наладить отношения с Любовью, но снова получает отказ и в гневе улетает отдыхать на Ривьеру, о которой Мужу остается только мечтать. Жена, в свою очередь, решает отомстить  Разлучнику и спит с его другом, в то время как Любовь пытается подбить клинья к Мужу, в которого влюблена, но Мужу она не нравится и он отказывает ей. – Биня прерывается перевести дыхание.

– Неужели конец? – улыбается Макс.

– Внимание, вопрос. Кто на каком уровне находится?

– Так не бывает. – говорит Маня. – В жизни, по крайней мере. В кино может быть. В жизни – нет.

– Поверь на слово, в жизни и не такое дерьмо случается. – говорит Биня, ковыряясь пинцетом в черепе. – В жизни... – с выражением крайней сосредоточенности он вынимает из мозга сплющенный кусочек металла и кладет его в маленький пластиковый пакет. – ...и не такое дерьмо случается.

II

1

Нельзя не признать, что, как и предсказывал Макс, я в целом пообвыкся. Раздробленное червивое лицо какого-нибудь страдальца уже не вызывает во мне прежних эмоций, от былых потрясений остались только крохи на фоне «здесь собрать, там подчистить, Биня просил подготовить то-то». «Ко всему-то подлец-человек привыкает!» Правда, никогда бы не подумал, что жизнь проиллюстрирует мне это так наглядно.

Завалившись на диван после пятничной смены, я сплю до вечера субботы, просыпаюсь часов в восемь и, как почти всегда бывает в таких ситуациях, с отвратительным настроением. Приняв душ, скромно поужинав и посидев минут двадцать перед чашкой кофе, беру книгу, из тех, что еще не читал. Наугад открываю страницу. «Вот смотри. Полнолуние было в ту ночь когда мы в воскресенье две недели назад значит в точности сейчас новолуние. Шли по берегу Толки. Неплохо для лунной ночи в Фэрвью. Она напевала. Юный май и луна, как сияет она, о, любовь. Он рядом с ней, по другую сторону. Локоть, рука. Он. И в траве светлячок свой зажег огонек, о, любовь. Коснулись. Пальцы. Вопрос. Ответ. Да.» Лежащий на столе телефон оживает, заиграв «Cowboy Gay Sex» из «Фэмили Гая». Впервые и с удивлением отмечаю, что  мне практически перестали звонить. Более-менее регулярно звонит только мама, остальным, похоже, насрать, что со мной происходит и жив ли я вообще.

Мобильник тем временем продолжает надрываться, кто-то настойчиво хочет со мной поговорить. После второго «Sodomy» я беру трубку. Макс.

– Как настроение?

– Так себе. – говорю.

– Это хорошо. Потому что я как раз собирался к тебе заглянуть. Не один. На пре-пати, так сказать. А потом пойдем тусить.

– Спасибо, Макс, но я не то чтобы готов.

– А никто тебя и не заставляет. Сначала посидим, а там видно будет, окей?

– Окей.

В районе десяти зазвонил домофон, как оказалось, под «не один» он подразумевал двух  девушек, одну я узнаю сразу – Ира, вторая как будто бы смутно знакома. В одной руке у Макса увесистый пакет, другой он приобнимает не-Иру за талию. Все трое уже на веселе.

– Дамы, Станислав. Станислав, дамы.

– Очень приятно.

Ира смотрит на меня как будто с укором, однако я не могу прочитать этот взгляд, в нем явно что-то еще.

– Не обращайте внимания на интерьер, так задумано. В стиле Тайлера Дердена, отречение, так сказать, от социальных благ. – говорит Максим и вытаскивает из пакета бутылку Мартини, несколько коробок апельсинового сока и жестяной тубус. Шестнадцатилетний Бушмиллс. На столе также появляются сигареты в красивой шкатулкообразной пачке черного цвета.

– Что за повод?

– Гусарам повод ни к чему. – улыбается Максим, – Но если серьезно, стоит отметить твой первый месяц. Парень молодцом, – говорит он, повернувшись к девушкам, – растет на глазах. Я, например, первые два блевал дальше чем видел. А потом ничего, привык.– Максим окидывает взглядом мою комнатенку, – Где сядем?

Я улыбаюсь, показывая, что оценил шутку, затем машу рукой в сторону дивана, иду на кухню и беру четыре фарворовые кружки (половину всей моей посуды), одна из них с трещиной. По пути обратно успеваю три раза покраснеть. Что за нелепость! Макс наверняка не упустит шанса постебать меня, но деваться некуда, не без труда напустив на себя беззаботно-веселый вид, ставлю их на столик (треснутую себе) и  сажусь на стул напротив гостей.

– Не забудь напомнить взять в следующий раз и стаканы. – Макс.

– Не забуду, наливай.

Макс наливает в две кружки виски на четверть, мартини на треть в две другие. Кружка с трещиной оказывается в числе мартини-кружек. Бл**ь.

– Сок по вкусу, барышни.

Я получаю возможность понюхать напиток. Фруктовый аромат с дубовыми нотками. Лучшее, что когда-либо видели эти чашки

– За профессиональные привычки! – поднимает кружку Макс.

Выпиваем. Я ставлю Coldplay на ноутбуке, какое-то время все молчат. Не-Ира рассматривает облезлую лепнину на моем потолке, Ира по прежнему кидает на меня неоднозначные взгляды.

– Интересный образец, – говорит не-Ира глядя в потолок, – похоже на герб английского баронета.

Поймав мой вопросительный взгляд, Макс украдкой показывает три пальца и выговаривает одними губами слово «Лондон». Я хмурю брови и слегка подаюсь вперед, демонстрируя всем видом, что ничего не понял. Не-Ира резко поворачивает голову в мою сторону, Макс поспешно выговаривает:

– Кира – моя одноклассница, три года как живет в Лондоне, приехала к сестре.

Ира и Кира? е**нуться.

– Круто. – говорю, – Надолго?

– На неделю. – отвечает Кира.

Я киваю.

– Чем ты занимаешься в Лондоне?

– Работаю, в основном. Я иллюстратор в небольшой студии. А ты?

– Стас – ассистент нейрохирурга, как и я,– отвечает за меня Макс. Я снова вопросительно смотрю на него. Он продолжает как ни в чем не бывало, – Перспективный молодой специалист, как я уже говорил.

– А ты любитель почитать. – Кира смотрит на стеллаж с книгами, – Это здорово, читающий молодой человек нынче большая редкость.

– Спасибо. Ты, наверное, тоже любительница?

– Да. Обожаю читать!

– Что читаешь?

– Русскую классику в основном. Достоевский, Толстой, Гоголь, Гончаров. Англичан тоже люблю, но меньше.

Минуты три мы обсуждаем классиков, русских и англичан, затем переходим на американцев.

– Читал что-нибудь Фитцджеральда? – спрашивает Кира.

– «Гэтсби».

– О, обожаю «Гэтсби»! Что можешь сказать про эту книгу?

Я чувствую, что не хочу ничего «сказать» ни про «Гэтсби», ни про какую-либо другую книгу ни сейчас, ни когда бы то ни было. В отличие от червеобразных очкастых задротов из книжных клубов и телепередач, я люблю читать книги, а не разглагольствовать о них, но двухмесячное воздержание и 100 граммов виски развяжут любой язык. Выспренная  чушь полилась как из рога изобилия.

– Я считаю, что Фитцджеральд в этом произведении отразил срез американского общества двадцатых (двадцатых?) годов, его расслоенность, праздные настроения богатеев, их нежелание становиться на место других людей, барьеры, отделяющие людей друг от друга в рамках одного общества и невозможность преодоления этих самых барьеров...

Попутно я пытаюсь вспомнить, где я все это читал? В Википедии? Бля, только бы она не читала ту же самую статью, дурак, не спроста же она спросила именно про «Гэтсби», наверняка читала, если так, звание дешевого ****обола мне обеспечено. Размышляя подобным образом, я решаюсь на импровизацию.