Текст книги "Тайм-аут"

Автор книги: Андрей Титов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

– Хорошо. – отвечаю я, стараясь не выдать себя, но дыхание предательски срывается . – Спа-кх-сибо.

4

«Привет!

Извини, солнце, в последнее время много возникает вопросов, требующих решения, не всегда хватает сил сесть и спокойно написать как дела.

Ситуация пока непонятная, не уверен, что смогу приехать в ближайшее время, но все возможно. Как только начну понимать по срокам – сразу напишу.

Из новостей – открыл новое место для отдыха после трудовых будней – целая улица с диско-барами и кучей народа каждые выходные, называется Думская, Мекка для всех, кто достаточно пьян и весел и хочет быть еще пьянее и веселее. Встретил новых интересных людей...

Если ты когда-нибудь приедешь в Питер, мы с тобой обязательно сходим :)

В остальном все как прежде.

Скучаю.

Надеюсь, до скорой встречи!

Стас.»

5

С легким беспокойством я размышляю о вечерних посиделках и о том, как удивительным образом меняется восприятие человека, стоит только начать рассматривать его как потенциальную вторую половину. Очень быстро он обрастает новыми качествами, не всегда ему присущими. Хорошеет на фотографиях (на которые никак не насмотришься), более того, начинает выделяться каким-то особым свечением, фразы становятся остроумнее, взгляды многозначительнее. Тем сильнее эффект, чем дольше голодает душа. В отсутствие духовных переживаний, человек начинает искусственно генерировать их, вываливая весь багаж неизрасходованных чувств на первую же более-менее подходящую кандидатуру, чем чаще всего пугает ее, зарабатывая таким образом очередной перерыв, а иногда и статус дурачка впридачу.

– Какая она? – словно прочитав мои мысли, вдруг спрашивает Макс. Биня сидит на диване с журналом в руках, Егор читает учебник по судебной медицине.

– В смысле? Кто?

– Настя.

– Ну... – я задумываюсь. – Она хорошая девушка.

– Ох. В моем случае такое определение означает, что все скоро закончится.

– Нет, она не из тех «хороших» девушек, про которых и сказать больше нечего. Она... знаешь, как иногда бывает, погрязшие в разврате, духовно разложившиеся люди на пятом-шестом-седьмом десятке начинают рассуждать о том, что все могло сложиться иначе, если бы они вовремя встретили хорошую девушку. Вот об этом я говорю.

– Отлично сказано. Ты говорил, она флорист?

– Ага.

– Хорошая профессия для женщины. – говорит Биня. – очень хорошая.

– Да, – вставляет Егор. – Каждый должен заниматься своим делом. – Ведь хуже нет, чем , не знаю, шпалоукладчица или,– он опасливо косится на Маню. – девушка-проктолог.

– А что не так с проктологом? – спрашиваю я.

– Всему виной мужское эго. – говорит Биня. – Сохранение маскулинности в любых условиях. Даже стоя раком со спущенными штанами, мужик не собирается сбрасывать себя со счетов, а, по-хорошему, стоило бы. За двадцать пять лет работы в медицине я не слышал ни об одном бурном романе, который начался бы с осмотра геморроя. Макс, ты во что  там залип?

Макс с отрешенным видом созерцает в телевизоре какой-то ностальгический концерт, пожилой мужчина с неестественно черной шевелюрой разводит руки в длинном запеве, на лице смесь блаженства с прострацией, композиция вроде бы с претензией на душевность.

– Кто там? – спрашивает Биня.

– Не знаю, какой-то старушечий любимец с концертом в Заднепроходске.

– Вот кого я тоже понять не могу, – сетует Биня, глядя в экран. – так этих деятелей в париках из собачьей мотни с сольными программами «Всего лишь 77». Казалось бы, ну куда? Сиди себе у камина с калоприемником в руках, нет же...

– Послушайте это. – Егор. – «Отравление бледной поганкой чаще всего встречается осенью. Это пластинчатый гриб, некоторые разновидности его напоминают шампиньоны, другие – сыроежки и опята. В отличие от шампиньона, поганка имеет на основании ножки влагалище (вульву), пластинки ее всегда белые, в то время как у шампиньонов...» Э... Кто-нибудь знает, как выглядит влагалище у гриба?

– Стало тесно в привычных рамках? – улыбается Макс.

Маня прыскает, мы с Биней улыбаемся в ожидании ответа, Егор спокойно читает дальше, то ли не услышав, то ли не поняв подъебки.

– Отличные ботинки. – я смотрю на новые Тимберленды Макса, из коричневой состаренной кожи, прошитые светлыми нитками, с темной каймой у подошвы.

– Спасибо. Сегодня все в силе?

– Ага.

6

Народу собралось больше, чем я предполагал. К моменту моего появления в комнате помимо хозяйки расположилось человек десять, ни одного из которых я раньше не видел. Коренастый парень протягивает руку.

– Никита.

Я отвечаю на рукопожатие и отдаю принесенную бутылку Насте. Украдкой рассматриваю гостей – две пары парень-девушка, группа молодых людей из трех человек и двух девушек, одна из которых довольно полная. Выясняется, что почти все присутствующие – Настины бывшие одногруппники, за исключением двух парней, пришедших в качестве вторых половин. Настя по очереди представляет меня друзьям, но в неожиданном смущении я не запоминаю и половины имен, механически кивая и пожимая руки. Переместившись за стол, я основательно присасываюсь к бокалу с виски, чем вызываю неоднозначные взгляды нескольких девушек. Из разговора начинают проступать пропущенные имена. Одна пара Валя-Сергей, вторая Соня-Костя, трое парней – Миша, Дима и еще один Костя, стройная девушка Мила и полная Алена. Пары общаются преимущественно между собой, Соня-Костя женаты, Валя-Сергей недавно вместе, Миша танцор каких-то там спортивных танцев, обладатель неприятного гнусавого голоса и, судя по цвету лица, завсегдатай соляриев. Дима довольно немногословен, спустя час я так и не понял, чем он занимается, Мила бухгалтер, Алена, не смотря на то, что уже выпустилась, руководит студенческой организацией, второй Костя весь вечер занят поддакиванием всем подряд, прерываясь на покурить и подцепить на тарелку очередной маринованный гриб.

Довольно скоро происходит то, чего я опасаюсь каждый раз, садясь за стол с малознакомыми людьми – разговор сползает на одну из самых ненавистных мне тем: на политику. Алена сыпет цитатами типа «променявший свободу на безопасность не заслуживает ни свободы, ни безопасности», Мила подробно разбирает качества активных персонажей, пары заняты сами собой, Дима отмалчивается, Костя соглашается с Милой, Никита с Костей, Миша посреди беседы роняет фразу «Не понимаю, почему нельзя напечатать столько денег, сколько требуется?», чем окончательно убивает и без того скромный интерес к своей персоне. В таком ключе проходит примерно час, и я замечаю, что весь процесс идет в автономном режиме, не требуя участия со стороны хозяйки, Настя время от времени вставляет обрывки фраз, никак не влияющих на ход дискуссии. Что до самой дискуссии, то все это я уже слышал десятки раз. Неужели люди и правда запрограммированы мыслить, чувствовать и действовать в соответствии с какой-то фундаментальной установкой? Как иначе объяснить закольцованные рассуждения, повторяющиеся слово в слово из уст не знакомых между собой людей?

– Хочешь кофе? – спрашиваю я Настю.

Она удивленно смотрит на меня.

– Сейчас?

– Да. Пошли ко мне.

– Неудобно.

– Удобно. – улыбаюсь я и добавляю громче, – Мы сейчас.

Поднимаюсь с места и начинаю двигаться в сторону двери. В комнате у всех на глазах я не решаюсь взять Настю за руку и переживаю, пойдет ли она за мной. Ужасно глупо выйдет, если нет. Но она встает почти сразу. Как камень с души. В моей комнате Настя выжидательно смотрит на меня.

– Там довольно шумно. – говорю я вместо «Твои друзья тупые мудаки». – Присаживайся. Чай? Кофе?

– Кофе.

– Окей.

– У тебя мило. – произносит Настя, разглядывая разошедшиеся обои.

– Так задумано. – говорю я с улыбкой. – В стиле Тайлера Дердена.

И машинально открываю совершенно пустой холодильник. Спешу закрыть, но Настя уже заметила, что у меня шаром покати.

– Бедняга. Принесу тебе грибов.

– Ты другую еду не практикуешь?

– Практикую, но этой всегда в избытке.

– У нас тут дискуссия была на работе, кхм... Короче, вопрос к тебе как к грибнику: как выглядит влагалище у гриба?

Настя смотрит на меня с недоумением, затем вновь начинает улыбаться.

– Грибник у меня папа, но я даже не знаю, как подойти к нему с таким вопросом. Хочешь, дам тебе его номер, вы с ним по-мужски выясните, где там что у гриба?

– Конечно! «Алло, здравствуйте, я Стас, сосед Насти, вы, наверное, про меня слышали... нет-нет, все нормально, я звоню узнать, вы случайно не в курсе, как выглядит влагалище у гриба?»

– Он еще не слышал, а так бы и познакомились. И про увлечение твое узнал бы. Увлечение серьезное, надо заметить.

– А главное полезное. Так и вижу: «Фантастическая пятерка: Существо, Человек-факел, Невидимая Леди, Мистер Фантастик и Специалист По Грибным Влагалищам.»

Настя смеется. Мы смотрим друг другу в глаза, лица начинают сближаться, вот оно, момент истины, я чувствую нежный аромат, исходящий от ее лица и волос, закрываю глаза...

– Ребят, ну вы чо, где? – в комнату без стука вваливается Миша, а за ним и вся еб**ая шобла, Никита, Валя-Сергей, Соня-Костя, Дима, еще один Костя, стройная девушка Мила и полная Алена.

Настя отпрыгивает в сторону.

– Мы вас потеряли. Идем, нет?

– Я сейчас. – говорит Настя и выходит из комнаты.

Я звоню Максу.

– Мы на Думской.

– Мы к вам.

– Куда? – спрашивает Миша.

Я делаю вид, что не услышал. Впрочем, ответ ему и не нужен, он уже трещит о чем-то с Милой, переходя на фальцет в каждом третьем слове. «Это просто хамство, я считаю!», «Я бы понял, если...», «Я человек не конфликтный»... С тех пор как он вошел в комнату, рот у него не закрывается. «Он мне так и говорит, представляешь?», «Менеджера позовите, говорю.», «Вот сама рассуди...» Ощущение, будто он снял штаны и ссыт мне на голову. Раздраженный, я выхожу из комнаты и иду обратно в Настину. Она успела переодеться и выглядит великолепно.

– Куда пойдем? – спрашивает она.

– У меня на Думской друзья сейчас, ты как?

– Без энтузиазма, но начать можно и там.

Гости постепенно перетекают обратно к нам. Мила о чем-то спорит с Димой, весь вечер спокойный и молчаливый, сейчас он чем-то откровенно взбешен, Костя наливает вина в пустые бокалы.

– Когда выходим?

– А сколько на часах?

Полбутылки.

После короткой дискуссии мужская часть компании решает добираться первой, оставшиеся прихорашиваться девушки едут следом. Мила и Дима по прежнему спорят.

– Да ничего подобного. – говорит Дима злобно. – Короче, думай что хочешь.

– Хорошо, только потом не надо слюнями брызгать.

– Да мне насрать вообще.

– Димааа... – вмешивается Алена. – Ты что? Как так можно с девушкой?

– Как?

– Вот так. Разговаривать. Это не нормально.

– Нормально.

– Нет, Дима, не нормально.

– Хорошо, это не нормально, дальше что?

– Извинись.

– Что еще мне нужно сделать?

– Больше ничего.

– А можно узнать, с какой стати ты мне указания даешь?

– С такой, что ты себя ведешь не по-мужски.

– А ты у нас нынче спец по поведению?

– Тебе слова сказать нельзя?

– Нельзя.

– Это почему?

Дима сверкает глазами, все его негодование и злость переключаются на Алену.

– Потому что мы сейчас не в профкомитете вашем сраном, а я не желторотый уебан с зачеткой, прибереги свои нравоучения для них.

Воцаряется тягостная тишина. Алена смотрит на Диму какое-то время, затем спрашивает:

– А чем ты лучше?

– Дело не во мне, а в тебе. Делать мне замечания тебе не по чину, не кажется?

– Почему?

Дима багровеет. Я начинаю гадать, вмешается кто-нибудь из старых знакомых или нет.

– Потому что я умнее тебя. И это не бог весть какая задача, кстати. Быть умнее тебя, я имею в виду.

– Неужели?

– А ты сомневаешься?

– Сомневаюсь.

– Зря. Это очевидно.

– Неужели?

– Не для тебя, конечно. И это нормально. Просто прими как факт.

– Не буду я ничего принимать.

– Да я и не надеялся. Баранья уверенность в собственной неотразимости и уме. А между тем, ты ведь не так уж уверена в себе, а?

Алена молча смотрит на него.

– Я видел твою страницу в ВК. «О себе»: «куча нерастраченной нежности» что-то там,  пятьдесят книг, сотня фильмов, полсотни цитат, миллион фотографий с претензией на загадочность, я вся такая пылкая, чуткая и одинокая, такая интересная и умная, не проходите мимо! Только почему-то проходят. Может, цвет волос не тот? – добавляет Дима с деланным участием и выжидательно смотрит на нее, с наслаждением фиксируя реакцию, впитывая растущие негодование и гнев, с интересом ожидая что же она сделает. Начнет защищаться? Контр-выпад в таких ситуациях обычно выходит неубедительным, жалким, парировать его не составит никакого труда. Или покраснеет и начнет заикаться? Это еще лучше.

Глаза Алены увлажнились. Я отчетливо ощущаю, как рушатся столь бережно и медленно взращенные вера в себя и чувство собственного достоинства пухлой девочки. Я думаю о том, как собирались они, кирпичик за кирпичиком, лелеемые со всех сторон, оберегаемые верой в будущее и неизбежное человеческое счастье, оберегаемые до сегодняшнего рокового просчета. Фундамент был выбит безнадежно, со злобной легкостью человека, абсолютно уверенного в своем превосходстве.

Мне стало ее жаль. Беседа сошла на нет и остаток вечера прошел тихо, спокойно и скучно. Уже идя по коридору к дверям, Дима обернулся.

– Извините мужики за этот цирк, но реально уже никаких сил нет, каждый раз этой ****е что-то не так. Пришло время пожевать говна для разнообразия.

Раздались несколько одобрительных смешков.

Пока мы идем к выходу, я размышляю об этой удивительной способности некоторых людей – нутром чувствовать момент когда надо исправлять ситуацию и умению ее исправить. Нет сомнений, что абсолютно все идущие сейчас вместе с Димой, как и я, искренне считали, что он поступил по-мудацки. Фактически, это отметка в штрафном блокноте и теоретически может привести к другим размышлениям, о том, например, что может быть он мудак и есть. Но стоило ему ввернуть одну фразу, как ситуация разряжена и мы уже не только его не осуждаем, мы всецело на его стороне, так как крашеная пи**а и правда что-то чересчур много умничает. Делала ли она ему замечания до сегодняшнего дня никто проверять не будет, Дима отлично это знает, и для нас она навсегда останется навязчивой дурой, получившей по заслугам. Таким образом, Дима не только вышел сухим из воды после своей хамской выходки, но и вынес из этого пользу. Умение, безусловно, исключительное, однако с его обладателями нужно держать ухо в остро, есть подозрение, что никто кроме них не умеет так ловко вставить болт в задницу в тот самый момент, когда ты меньше всего этого ожидаешь.

7

Макс встречает нас на углу Гороховой и Сенной.

– Приветствую. – говорит он, оглядывая компанию, – Максим.

Наскоро перезнакомившись, он уверенно двигает в сторону Думской, у перехода в опасной близости от тротуара пролетает ржавая «шестерка», из открытых окон доносится главная тема к фильму «Миссия невыполнима». Макс провожает авто взглядом.

– Спецагент Кирилл Залупин поехал на опасное задание. С чего начнем?

Я переадресовываю вопрос Насте. Ей все равно.

– На Ломоносова есть караоке-бар, там круто. – говорит Сергей.

– Караоке-бар? – напрягаюсь я. – Надеюсь, это не то, о чем я думаю? Вытертые скатерти и соседское ебло в салатнице под «Земля в иллюминаторе»...

– Не-не. – успокаивает Сергей. – Там все ништяк, молодежный бар, весело. Требует определенного градуса, конечно, но мы быстро нагоним, хе-хе.

Место оказывается и впрямь ничего. Барная стойка через все помещение упирается в небольшую сцену, справа от которой располагаются диджейский пульт  и широкоэкранный телевизор. Еще несколько ЖК-телеков висят на стенах в самых разных местах заведения. Как и во всех близлежащих барах, здесь очень тесно, перемещаться в пространстве возможно только плотно прижимаясь к публике. Это приятно в случае необходимости просочиться сквозь женскую компанию, но чаще всего оборачивается постоянными контактами с мужиками в разной степени опьянения, плюс спокойно пообщаться не получится даже отвернувшись к стойке, так как об задницу кто-то постоянно трется, заставляя держать определенный уровень бдительности.

В помещении звучит «More than a feeling», сносно исполняемая худосочным парнем с длинными волосами. Заметно, что караоке здесь довольно условное – вокальная партия в треке присутствует, но чуть приглушена, получается, что настоящий вокалист как бы «подпевает» исполнителю, держа ритм и сглаживая фальшь, в результате чего поющего не хочется огреть клюкой потяжелее. На большом экране рядом с диджеем бежит строка с текстом песни, изображение дублируется на мелкие экраны в разных уголках бара, позволяя всем присутствующим видеть название и лирику, что иногда, при исполнении популярных песен, типа «Wonderwall» Оазиса, выливается в громогласное коллективное пение. При «определенном градусе»  это чувство единения сродни блаженству, даже если песня изначально не по душе.

Не смотря на количество посетителей, за стойкой аж два свободных бармена. Мы сходу пропускаем несколько стопок. Сергей закуривает.

– Пи**ец. – говорит Никита, занимая стул рядом с нами.

– Что такое?

– Я только что из толчка.

– И?

– Пи**ец, я ж говорю. Трижды зассано, четырежды заблевано. – он смотрит на часы, – А еще даже двенадцати нет.

– Ты как вчера родился. – говорит Сергей. – Нассать мимо в общественном месте – это ж святое дело. Следи, кстати, за карманами, здесь всякое бывает.

– Как и везде. – произносит Никита философски. – «Не мы такие, жизнь такая».

– Ох, да. У многих она такая. Особенно когда они собираются вместе.

– В смысле?

– Ну как сказать… Синергетический эффект. Никто ничего особо не делает, шляпа как бы сама начинает происходить, когда количество людей переваливает за определенный рубеж. Скажем, человека в три. Ты бывал когда-нибудь в бизнес-центрах?

– Бывал.

– Я работал одно время помощником администратора в «бэ классе». Заметил такую вещь, – Сергей глубоко затягивается, – абсолютно все сотрудники приветливые, аккуратные и в целом приятные люди. Все с высшим образованием, в рубашках и галстуках, складно говорят, хорошо выглядят. Идешь по коридору и за радость здороваться. Этот хороший парень, привет. И этот хороший. И тот хороший. Все хорошие, а как в туалет ни зайдешь – стульчак вечно обоссан и говно не смыто. Ну как так? И ведь из своих и ведь не один, говна не хватит – засирать каждый унитаз по шесть раз на день. Так и получается, что каждый по отдельности молодец, а в сборе – кодла аморальная, будь начеку.

– Не думаю, – говорю я. – Это скорее свидетельствует о высокой концентрации животных, маскирующихся под людей. И скотская суть этих животных не исправляется ни образованием, ни деньгами.

Сергей ничего не отвечает, как будто задумавшись над моим замечанием.

Выпиваем еще по рюмке. Никита с соседом о чем-то спорят.

– Что естественно, то не безобразно. – доносится в числе прочего. Кажется, от Никиты.

Макс наклоняется ко мне с фирменной ухмылкой.

– Смена со мной и ты никогда больше от него этого не услышишь.

Потом еще по одной.

-Кстати, а где девушки?

И еще.

Я начинаю терять связь с реальностью. Глаза слезятся, от табачного смога болит голова. Выхожу на улицу.

Мимо медленно проезжает черная тройка «Бээмвэ», два кавказца под песню «P.I.M.P.» Фифти Сента соколиными взорами сканируют толпу на предмет телочек. Короткостриженный юнец в поло «Фред Перри» смачно затягивается.

– Айв гат ту шавермас ин ми. – поясничает юнец. – Энд айм э мазефакин пи-ай-эм-пи.

Дальнейший пьяный калейдоскоп монтажной склейкой проносится перед глазами за считанные секунды. Людей на улице все больше, Макс о чем-то спорит с лысым парнем, еще по паре стопок с нескладным молодым финном, обмен взглядами с симпатичной девчонкой на танцполе, еще стопка, танцы у сцены, объятия с незнакомыми людьми, «I’m a poor boy born in a rut» – ору в микрофон, – «Some say my manners ain't the best», падаю в толпу, пишу что-то на салфетке, Настя, Настя, Настя. Ее теплая ладонь на моей щеке. Улыбаюсь как дурак. Как же я рад ее видеть! Розовое рассветное небо, свежий воздух...

В сознание я прихожу лежащим при полном параде, в одежде и обуви, на диване у себя в комнате. На улице светло. В карманах совершенно пустой бумажник, потекшая ручка, телефон с чернильными разводами и сложенная вчетверо салфетка. Ключи нахожу торчащими в замке с внешней стороны двери. Выпиваю пол-графина воды. Не могу ни стоять, ни сидеть дольше двадцати секунд. Улегшись обратно, я разворачиваю салфетку. Кривой росчерк по диагонали.  Расшифровка занимает полминуты, после чего я долго смотрю на накладывающиеся друг на друга пьяные вензеля. Сминаю мягкую бумагу в кулаке. Иду на кухню и перед тем как выбросить, расправляю и читаю еще раз.

«Просто отдавай себе отчет в том, что когда-нибудь где-то появится могила с твоим именем на ней.».

8

«Привет, Стас!

Новости, конечно, не очень хорошие, но скоро, я уверена, мы исправим это недоразумение и обязательно встретимся ;)

У нас, как и в любом крупном городе,  тоже есть пьяная и веселая улица – Дивижн стрит, правда я не часто там бываю. Сказать по правде, мне довольно неловко, когда вокруг много пьяных людей, которые еще к то му же очень подвижны и часто агрессивны. В этом плане я напоминаю сама себе свою бабушку :) Но ты меня заинтриговал!

Доделали комикс, Томас пока не разрешает его никому показывать. Говорит, после защиты можно будет. Так что скоро увидишь реализацию твоих «из жизни жуков» :)

Рада, что у тебя в целом все хорошо, надеюсь проблемы скоро решатся!

Целую.

Ф.

P.S. У меня для тебя есть сюрприз, скоро узнаешь какой))»

9

Бесконечный день. Вокруг желе и сам я желе. Телефон звонит. Лежу без движения уже час. Слышу каждый шорох в соседских комнатах, могу без труда сказать, кто дома и чем занимается. Скрип паркета. С трудом поднимаюсь, выхожу из комнаты и, убедившись, что в коридоре никого, иду в туалет.

Бесконечный день. Чтобы хоть как-то взбодриться, ставлю музыку на ноутбуке. Примерно через полчаса смешанного воспроизведения попадается «Moerae» Идиэт Пайлот. Я вспоминаю, как далеким январским вечером шел под эту песню по Большой Конюшенной улице в сторону площади и ее многочисленных баров, ни одного из которых уже нет. Как снег искрился в свете фонарей. Я был моложе и застенчивее, я только нащупывал границы. Бесконечное неизведанное пространство и жизнь в запасе для его изучения. Бумажный кораблик в пруду. Плавай, пока не размок.

Порываюсь было написать ответ Флоре, но чувствую, что изображать веселость нет никаких сил, тем более, Томас там столбит вакантное место. Не буду мешать. «Наше от нас не уйдет.» – слышу слова отца. Не уйдет.

Берусь перечитывать переписку семилетней давности и чуть не роняю слезу. Еще только начинающиеся заигрывания с былыми подругами, серьезные разговоры с людьми о существовании которых я уже и забыл, веселые разговоры с людьми, которых я теперь на дух не переношу (это взаимно), десятки потерянных контактов... Все это оставляет тоскливый осадок. Возможно, спустя еще семь лет я буду тосковать по своей нынешней жизни, но сейчас у меня стойкое ощущение, что я утратил нечто очень важное.

10

Со скрипом доработав до конца недели, я получаю на руки очередную сумму, последний фрагмент в картинке под названием «Чикаго». Честно говоря, я иначе представлял этот момент. Фанфары не заиграли, я не выскочил из здания и не понесся вприпрыжку в аэропорт, я не стал собирать чемоданы, придя домой. Глядя на плотный конверт, я не вижу Уиллис Тауэр, Миллениум парка, прогулок, мостов, магазинов, людей... Я вижу кучу денег, и прикидываю, на что могу ее потратить. Сводить Настю в приличное заведение? Купить нормальной одежды? Купить мебель? Сделать ремонт в комнате? Я могу осуществить все это разом. Я могу наконец-то расслабиться и пожить чуть-чуть в свое удовольствие. Я чертовски устал...

Вечером мне звонит Макс с предложением, подкупающим своей новизной.

– Гоу на Думскую!

– Не, Макс, сегодня я пас.

Удивительно, но он не спорит и не уговаривает. Поинтересовавшись, здоров ли я, Макс кладет трубку. Я набираю Настю.

– Привет.

– Ну надо же! – произносит она в ответ с деланным удивлением, в котором, впрочем, чувствуется солидная доля обиды. – Привет.

– Как дела?

– Ничего. Разбираю гербарий, некогда бывший композицией. А ты чем занимался всю неделю?

– Тем же самым.

– В смысле?

– Не важно. Пойдем в «Чашу» завтра?

– Вау. – тон заметно оживляется, – Ты решил меня побаловать?

– Да.

– Я не возражаю.

– Тогда до завтра! Я позвоню.

– Окей.

– Целую.

Настя молчит.

– Целую. – добавляет неуверенно.

Я откладываю телефон.  До завтра.

11

« Э-эй! Куда пропал, дружок? Не хочешь узнать, что за сюрприз? :( »

12

– ...ну, здесь все совсем наивно, я люблю кино. Легко дается лингвистика, так что есть варианты. Медицина еще, но тут надо думать серьезнее, потому что учиться 10 лет, если все рушить и начинать сначала. Ну а ты куда стремишься?

– Я никуда не стремлюсь, – говорю я, подливая Насте зеленого чая в красивую фигурную чашку, – У меня есть смутные желания, которых я сам толком не понимаю. Мне нравятся музыка и литература, ко всему остальному я более-менее равнодушен.

– А что конкретно нравится?

– В смысле? Произведения?

– Да.

«Черт, неужто опять?!» – проносится в голове.

– Не знаю даже что конкретно выделить.

– Я английскую прозу обожаю просто, – говорит Настя с воодушевлением, – Ремарка очень люблю, хотя он повторяется, Толстого, Тургенева, Гоголя. Достоевского не люблю – занималась им год при музее, сейчас наконец достала Станиславского – оказалось, он не так прост, пока что в восторге.

– Ремарк на меня производит тягостное впечатление, – произношу я, отпивая из чашки, – Я кроме «Товарищей» у него ничего не осилил, везде тоска и мрак. А что с Достоевским не так? Он выдающийся психолог.

– Пожалуй, но я не могу прорваться сквозь тонны отвратительных вещей, чтобы это оценить. – Настя задумывается. – Довольно странно устроен человек, не находишь? Как можно столь мастерски препарировать чужие души, так запросто разбирать чужие жизни и одновременно быть столь непоследовательным в своей? Что это, двойные стандарты? Зато Ремарк меня вдохновляет, читаю его взапой, возможно оттого, что мысли мои по большей части, иногда слово-в-слово. Сценарий, как правило, одинаков, но, опять же, здорово описывает человеческие эмоции и таки явно чувствуется чисто мужской взгляд.

– Мужской взгляд бывает разный. Ремарк очень наблюдателен и умен, но угол, под которым он смотрит на жизнь, не совпадает с моим, мне больше нравится ирония, этакая кривая усмешка в лицо судьбе, Ремарк мне видится скорее сидящим на парапете с грустным лицом и смотрящим вдаль, это тоже нужно, но как-то порционно, что ли.

– Мне он таким совсем не кажется. В его произведениях, как бы ни были ужасны обстоятельства, сохраняется человеческое обличие и способность любить, я вот не уверена, что способна на такое.

Официант приносит десерт, две порции вишневого штруделя с мороженым.

– Как насчет свернуть книжный клуб и поговорить о чем-нибудь более земном?

– Поддерживаю. Например?

– У сценаристов есть такое понятие, «калифорнийская сцена». Так называют сцену, в которой двое незнакомых людей садятся рядом и начинают откровенничать на самые глубокие темы. Такой ход считается дешевым приемом, но как жизненная ситуация это довольно интересно. Можем разыграть.

– Интересно. Давай, ты ведешь. – говорит Настя и кладет в рот кусочек штруделя.

– Мы сразу обещаем говорить только правду?

– Да, обещаем.

– Хорошо, как давно у тебя был последний секс?

– Настя чуть не выплевывает штрудель мне в лицо.

– Вот так на тебе! – смеется она. – Ну ладно. Все плохо, в мае. У тебя?

– В июне. – вру я.

– Ну, у меня конец мая, так что мы примерно на равных.

– Так, стало быть, я опять веду. Как это было?

– Конкретизируй.

– Ну там, «я была вся такая печальная и тут старый друг, мы выпили вина, он предложил посмотреть фильм, затем начал ненавязчиво гладить мою руку», что-нибудь в таком духе.

– Мне неожиданно стало очень комфортно с человеком, к которому я раньше относилась как к другу, я полностью расслабилась, было много приятных моментов, которых недоставало.

– Информативно.

– Сильно-то губу не раскатывай, ты думал, я буду в подробностях описывать? – улыбается Настя.

– Надеялся. Тогда я задам другой вопрос. Тебе когда-нибудь признавались в любви?

– Признавались, и любили сильно и терпели долго, я думала, что люблю, но на самом деле постоянно пыталась переделать его, в итоге расстались, не очень красиво вышло, теперь не общаемся. – Настя с задумчивым видом ковыряется в мороженом. – Откровенно говоря, меня от него тошнит, летом он женился. Искренне желаю счастья ему, но подальше от меня.

– В этом какая-то особенная печаль, когда любимые ранее люди становятся отвратительными.

– Я думаю, просто люди не твои. Нам свойственно цепляться за что-то. Вся горечь от привычки, а привычка комфортна.

– Дело не только в комфорте, не из-за комфорта люди держатся за руки и целуются в губы, в этом что-то большее. Твоя очередь.

– Предлагаю чуть понизить температуру. У тебя есть братья или сестры?

– Двоюродный брат есть.

– Старший?

– Младший.

– Общаетесь?

– Ну так... По мере необходимости. У него возраст такой, что приходится прикладывать недюжинные усилия, чтобы не орать матом и чтобы до рукоприкладства не доходило.

– Ах, так вот откуда такая нелюбовь к подросткам?

– Видимо.

– Сильно достает?

– Бывает. Но я сдерживаюсь, потому что я старше и умнее. По крайней мере, мне так мама говорит.

– Завидую твоей выдержке. Мы с сестрой если ссоримся, то не уступает никто, хотя она всего на 2 года меня старше.

– В этом все и дело. Женщины и подростки готовы нажать на красную кнопку без раздумий о последствиях. Приходится быть политиком и с теми и с другими.

– Зато есть умные мужчины, которые все это регулируют, очень органично выходит, разве нет?

– Да, и никто не в накладе, кроме умных мужчин.

– Ну не всегда же! И потом, это же легче, женщина еще и дурой себя чувствует и думает в этот момент «какой он классный!», а если не в этот момент, то позже, когда мозг включится, другой вопрос, что не признается никогда.

– Или начинает воспринимать как правило, что если руки в боки, то мужик стушуется и прогнется. Поэтому каждый пятый раз умный мужчина должен шарахнуть кулаком об стол и напомнить, кто тут заправляет.

Настя снова улыбается.

– Ого! Ты за патриархат, значит?

– Я за разум. Он может быть коллективным, но иногда бразды приходится принимать кому-то одному. Соответственно, я понимаю подкаблучников, но уважения к ним не испытываю.

– То бишь?

– То бишь, моя идеальная семейная модель – чуткий к чужим пожеланиям мужчина, но при этом когда надо могущий шарахнуть кулаком об стол. Желательно, чтобы при этом никто из присутствующих не засмеялся.