Текст книги "Тайм-аут"

Автор книги: Андрей Титов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

– ...и на фоне всего этого он рассказывает историю парня из низших слоев, старающегося дотянуться до звезды, до девушки из другого мира, но общество не дает ему этого сделать, его разделение настолько фундаментально, что как ни старайся – а он старался изо всех сил, – его устои непреодолимы. Споры во многом связаны с давностью, сейчас выйди что-нибудь подобное, я бы сказал, что парню просто не повезло, он влюбился не в ту девушку. Но ведь могло и повезти? Точно также как не получилось, могло и получиться, но в те времена, скорее всего, не могло, именно это возмущало Фитцджеральда и навело его на идею. Кроме того, в произведении есть также сюжет о том как человек, со стороны выглядящий как гостеприимный и радушный хозяин с кучей друзей, на самом деле друзей не имеет, в доме у него пасутся одни прихлебатели и любители халявы, которые исчезают с окончанием вечеринки, не заботясь ни о чем, в том числе о личности хозяина дома. Им конечно интересно кто он такой, но дальше праздного любопытства дело не заходит.

Выговорив все это, я отхлебываю из кружки и делаю вид, что сказанное всерьез взволновало меня. Весь из себя задумчивый, я смотрю в пол перед диваном. Заход рискованный, краем глаза замечаю, что Кира смотрит на меня, но поворачиваться сразу нельзя. Зато я могу посмотреть на Иру, она смотрит на меня с недоверием, не могу сказать, что это воодушевляет. Взгляд Макса не выражает ничего, такое ощущение, что он занят собственными мыслями.

Проходят несколько секунд в общем молчании и я начинаю ощущать, что сидеть истуканом становится глупо и я могу наконец-то повернуть голову. Кира смотрит на меня с неподдельным интересом. Похоже, прокатило.

– Это как-то соотносится с твоими мыслями о книге? – спрашиваю.

– Да.

Она улыбается. Черт, да у меня сегодня есть все шансы. Улыбаюсь в ответ.

– Кира, а ты сюда что-нибудь привезла почитать? В смысле, ты ведь не будешь всю неделю на ногах, чем будешь заниматься в свободное время? Русскую классику читать? – подключается Макс. Не могу понять, издевается он или нет.

– Русской классики у меня тут нет, буду перечитывать «Золотую тетрадь» Дорис Лессинг.

О, Лессинг! – оживляется Ира, – Как же прекрасно она пишет, обожаю ее!

– Да! – поддерживает с воодушевлением Кира, – Женщины вообще пишут более возвышенно, более чувственно, шире затрагивают вопрос отношений с окружающими, чаще развивают события через эти отношения, в то время как мужчины больше концентрируются на внутреннем мире героя. Хотя, не всегда, конечно. Вы читали «Изысканный труп»?

– Начинал. – отвечаю я, – Не успел, правда, оценить высокий стиль и полные красочных метафор описания актов каннибализма, так как на «холодная струйка спермы вытекла из вялого пениса, когда я перекатывал его языком» решил закончить.

– Вы можете назвать меня шовинистской свиньей, – говорит Макс, – но я убежден, что бабы в подавляющем большинстве не умеют писать.

Кира смотрит на него с вызовом.

– Какие у тебя есть тому подтверждения?

– Подтверждения? – он ехидно улыбается, – Какие тебе нужны подтверждения?

– Любые.

– Хорошо, давай пойдем по верхам. Нобелевская премия по литературе. Знаешь сколько женщин приходится на десять лауреатов?

Макс с Кирой какое-то время выжидательно смотрят друг на друга, затем Макс молча поднимает левую руку, демонстрируя указательный палец, а заодно и новые часы на запястье.

– Одна из них Дорис Лессинг, кстати. – он с улыбкой смотрит на Киру пока та пытается сообразить как на это реагировать.

– Вас послушать, так «бабы» вообще ни на что не годны, кроме уборки и приготовления жратвы, ну и отстрочить на ночь, на этом их роль в мироздании заканчивается.

– Только не надо впадать в крайности, – еще шире улыбается Макс. – У женщин велика степень влияния на мужчин, равно и на мироздание, кроме того, есть сферы, где они справляются лучше мужиков, я к тому, что писанина – не одна из них и вместо того, чтобы выплескивать на бумагу подростковые фантазии о том, как донжуан Семен бережно куда-то там отнес свою принцессу на руках, неплохо  и впрямь лишний раз пидорнуть ковер пылесосом.

Я не могу сдержать смех. Чувствую, как женское негодование распространяется и на меня, но я уже достаточно набрал очков перед Кирой, чтобы не париться по этому поводу.

– Савенко, ты и впрямь свинья шовинистская!

Теперь от души смеется Макс.

– Я знал, что этим кончится. Кроме того, чувствую, еще пара таких разговоров и меня родная мать перестанет пускать на порог. У женщин чувство солидарности передается на уровне телепатии, не успел с одной поссориться, как уже все остальные ополчились. Давайте за взаимопонимание, что ли? – добавляет он и берется за кружку.

Девушки многозначительно переглядываются.

Просидев чуть больше часа, перемежая общение тостами, становящимися все длинней и запутанней, мы решаем посмотреть какой-нибудь фильм. Кира настаивает на «Рок волне», Ира его видела, но, в целом, не против, нам с Максом все равно.

Выключив свет, я ставлю ноутбук на стол, сбив попутно стакан, чуть было не заливаю его мартини с соком, включаю фильм и сажусь на диван рядом с Кирой. Кино не вносит существенных изменений в настроение вечера, но полумрак делает свое дело и вскорости невербальное общение начинает преобладать над вербальным. Как следствие, спустя двадцать минут «просмотра» моя рука лежит на Кирином колене, а член стоит как в последний раз. Рядом сидят Ира и Макс. Макс, красный как рак и порядком захмелевший, что-то рассказывает полушепотом не менее захмелевшей Ире, та хихикает, поглядывая то на монитор, то на Максима.

Пытаясь собраться в кучу, начинаю следить за происходящим на экране. Какая-то возня в кладовке двух мужиков, точнее одного жирного волосатого мужика и мальчика, оба голые по пояс. Обняв жирного, скинув штаны, мальчик выходит в темноту.

– Согласно УК РФ, подобное деяние приравнивается к изнасилованию. – произносит Макс.

– Какое деяние?

– Умышленное введение в заблуждение девушки, когда она думает, что занимается сексом с другим человеком.

– То есть, если бы дело было у нас...

– Если бы у парней тема выгорела, а девушка написала бы заявление, то толстый не знаю, а худой сел бы на раз-два. Дальнейшая судьба его страшна.

– А что было бы дальше? – интересуется Ира.

– Дальше? Отсидел бы года полтора-два петухом, поработал бы еще пару мастером на каком-нибудь шарикоподшипниковом заводе недалеко от места отсидки, да покончил бы с собой, если бы не спился. Хотя, одно другому не мешает.

– Боже...

– А вы думали? Вот такие варианты предлагает наша Родина весельчакам, насмотревшимся молодежных комедий.

– Мда... – говорю я, – «Страшный суд – страшным судом, но вообще-то человека, прожившего жизнь в России, следовало бы без разговоров помещать в рай.»

– И снова мы о «нобелях». – улыбается Макс.

После этой замечательной ремарки, коллективное общение постепенно затухает и мы вновь разбиваемся на две шепчущиеся группки. Кира, вроде бы, смотрит фильм, но найдя какой-то смежный мотив в повествовании, начинает очередной рассказ о своей работе в Англии. К счастью, она уже в той стадии, когда ей не нужен собеседник и я могу не заморачиваться над «угуканьями» и киваниями. Дождавшись особо эмоционального момента в рассказе, я поворачиваюсь с «да-ты-что!»-выражением лица и смотрю на ее губы. Полные, розовые, не слышу ни слова из того, что она произносит, смотрю на них как завороженный, изнемогая от желания поцеловать ее, страстно, ощутить эту восхитительную мякоть, попробовать ее на вкус [...ас], прикусить, положить руку на грудь, расстегнуть несколько пуговиц, и запустить ее под блузку, [тас...] нащупать лифчик и мягкий, упругий сосок под ним...

Стааас! – Макс практически орет мне в ухо.

Я поворачиваю голову.

– А?

– Уснул что ли?

– Нет, задумался. Чего?

– Давай собираться.

Кира внимательно смотрит на меня, затем улыбается и встает, рассудок пронзает несколько панических мыслей – не сболтнул ли чего, не слишком ли откровенно пялился? Памятуя о стояке, который с последними раздумьями только усилился, я не спешу вскакивать со стула, подавая дамам польта с сапогами, вместо этого, изобразив задумчивость, я смотрю в телефон, ожидая либо ослабления давления в штанах, либо момента, когда девушки повернутся спиной. Второе наступило раньше. Не спеша встав и поправив все, что надо поправить, я обуваюсь, накидываю куртку и выхожу вместе с остальными.

2

– Обратите внимание, красивое здание в стиле необарокко слева – это Большой Драматический Театр имени Товстоногова. К сожалению, уже больше двух лет не имеем удовольствия посетить-с, на реставрации. – кривляется Максим, активно жестикулируя, – Лештуков мост, также обращаю ваше внимание, уважаемые господа, построен в 1907 году для удобства посещения вышеозначенного театра. Далее, милейшие, идем к нашей цели буквально по Ломоносовым – мост Ломоносова, площадь Ломоносова, улица Ломоносова. Гостиный двор...

Таким образом он вещает пока взору не открывается небольшая улочка вдоль перинных рядов, между Невским и улицей Ломоносова, не припомню, чтобы когда-нибудь бывал здесь, хотя, казалось бы, центральней некуда. Царящая вакханалия несколько озадачивает – музыка, вырывающаяся из окон и дверей нескольких заведений сразу сливается в инфернальную какофонию, вдрызг пьяные молодые и не очень люди как мухи облепили все выступающие поверхности, кто-то спит прямо на тротуаре, кто-то прикладывается к бутылке, большинство провожает жадными взглядами беспрестанно снующих туда-сюда девушек, многим не дашь и шестнадцати, в пяти метрах от входа в один из баров потасовка с участием полутора десятков человек, тут же мужчина в черных лохмотьях что-то пронзительно выкрикивает. Я замечаю, что абсолютно вся поверхность тротуара залита разнородными по цвету и консистенции жидкостями, усеяна битым стеклом и заблевана, все близлежащие углы обоссаны. Из мансардного окна здания Перинных рядов, где, судя по всему, находятся более приличные заведения, вылетает пустая бутылка и со звоном разбивается в метре от сидящего на бордюре молодого человека с сигаретой, спустя пару секунд тот неспешно поворачивается к источнику шума, затем продолжает курить, уставившись невидящим взглядом перед собой.

– Final destination, – Макс поворачивается ко мне и Кире, – улица Думская.

– Now this is my kinda place! I could become a regular. – смеется Кира.

Макс хватает меня под руку и тащит в сторону тяжелых деревянных дверей со стеклянной вставкой, девушки не отстают.

– Тут раз на раз не приходится, – говорит мне Макс, – иногда не пропускают, даже если не бузишь и хорошо одет. Если вдруг лицом не вышел или просто не понравился, спрашивают «приглашение». Естественно, никаких приглашений ни у кого нет и быть не может, так что можешь подобный вопрос смело расценивать как «Пшел на ***!». Но сегодня все должно быть нормально, с симпатичными девушками пускают и косорылых, и бухих, так что не переживай.

Обдумывая его слова, я смотрю по сторонам.

– А это все, кого не пустили?

Мы подходим к дверям. Перед нами группа из пятерых парней хипстерского вида, все тощие как на подбор, ведут себя довольно нагло, громко смеются. Макс наклоняется ко мне.

– Без шансов.

Сзади пристраивается еще пара человек, судя по всему, молочные братья передних, с «гыканьями» обсуждают какой-то свежий фильм, нарочито громко и развязано. Как и предсказывалось, передних отправляют гулять дальше.

– Четыре!

Макс чуть отстраняется в сторону, чтобы было видно девушек, затем с протягивает крупную купюру татуированной горилле на входе, тут же получает сдачу, после чего происходит какая-то манипуляция с правой рукой и его пропускают. Девушки следующие, им также ставят какие-то отметки на руке, мне становится интересно и я с нетерпением жду своей очереди. Дойдя до вышибалы, протягиваю руку ладонью вверх, получаю печать в районе лучезапястного сустава и также прохожу внутрь. Краем уха слышу как за спиной раздается «Приглашение?».

По мере продвижения через узкий коридор, звуки приобретают осмысленность, я сразу узнаю L7 – Shove. Навстречу  выходят две молодые девушки, на одной черный корсет, едва прикрывающий внушительных размеров бюст, лицо мокрое от пота, помада размазана. Разминаясь с нами, она с силой прижимается ко мне грудью, хотя место вроде бы позволяет при желании разойтись без соприкосновений. Мы смотрим друг другу в глаза, пока ее грудь скользит по моей, и у меня снова встает. По окончании маневра, ее губы трогает легкая улыбка, продолжая движение, она поворачивается и идет в сторону выхода. Предложение сделано. За полсекунды я успеваю продумать свой дальнейший выбор (примерно так:  Стараясь сохранить максимально нейтральное выражение лица, я двигаюсь дальше.

Не успеваем мы войти, как мне дважды наступают на ногу. В нос ударяет смесь из алкогольных паров, запахов пота и табачного дыма,  в помещении, размером с гостиную средней городской квартиры, находятся человек сорок в разной степени опьянения, половина из них умудряется танцевать. Оставшаяся часть либо стоит со стаканами в руках, либо сидит на куцых диванах с тряпочной обивкой, практически все присутствующие с сигаретами.

– Я к бару! – кричит мне в самое ухо Макс.

Рядом с нами танцует какой-то иностранный молодняк, ужасно мешая всем вокруг. Кучерявый молокосос в полосатой футболке после очередного антраша чуть не попадает мне бычком в глаз. Оставшись с девушками, я осматриваю помещение. Барная стойка угадывается только по высокому стеллажу со спиртными напитками, виднеющемуся поверх плотного ряда тел, яблоку негде упасть. В царящих здесь толчее и полумраке вообще мало что можно различить. Красные бумажные фонари на китайский манер, дубовая доска, местами  проглядываются выцветшие когда-то багрового цвета обои. Гардеробом, по всей видимости, служат крючки, прибитые к стенам. Рядом с входом/выходом еще одна дверь, людей в нее входит явно больше, чем выходит. Интригующе. Поскольку в помещении нет ни диджея, ни нормального танцпола, просится предположение, что и диджей и танцпол находятся там. Поддавшись интересу и бросив «щас вернусь», захожу в страну чудес и... да, так и есть. Еще одна комната, чуть больше предыдущей, свободная от мебели, за исключением видавшего виды дивана, у дальней стенки небольшая будка с трясущейся патлатой головой внутри, по обе стороны возвышения для особо активных танцоров, в целом композиция напоминает спортивный постамент, как если бы призеры уебошились чем-нибудь и начали активно выражать свои чувства по поводу полученных наград.

Концентрация людей здесь еще выше, чем у соседей, поэтому я возвращаюсь обратно. Девушки стоят там же, где я их оставил, Кира кричит что-то на ухо Ире, однако заметив мое приближение перестает говорить и отвлекается на сумочку. Не успеваю я подойти, как возвращается Макс с четырьмя стопками в руках, поставив их на ближайший подоконник, он убегает обратно и возвращается еще с четырьмя, с третьей ходкой он приносит четыре больших стакана, два со стаутом и два с чем-то посветлее (Лонг-айленд?). «Чтоб два раза не вставать» – кричит Макс, улыбаясь. Как он умудрился так быстро пролезть сквозь два ряда людей и привлечь внимание бармена для меня загадка. Девушки тоже впечатлены.

Мы опрокидываем первый набор стопок («Куантро, для разогрева» – Макс), с небольшой паузой переходим ко второй («Б52, мой любимый» – Ира). Макс, раздав соломинки, поджигает рюмки. «Один за всех и все за одного», постучав соломинками на манер мушкетеров, мы выпиваем содержимое. По телу разливается приятное тепло. Девушки смеются. Я начинаю чувствовать, как возвращаются потерянные за время прогулки градусы. Знакомое сладкое ощущение свободы и вседозволенности. «Я там, где должен быть!» – говорю Кире. Она смотрит так, будто я сказал что-то на неизвестном ей языке. Макс берется за пиво, я чувствую, что пока не готов заливать благостное ощущение холодным горьким стаутом. Вместо этого я смотрю на людей, заполняющих помещение. От группы иностранцев отпочковалось несколько человек и устремилось по направлению к бару, вокруг пары девушек танцует человек пять парней, у каждого печать на лбу «хочу е**ться». Я думаю об этом танце природы, о механизме выбора спутника, о том, что и почему заставляет выбирать именно данного человека, даже если конкуренция выше на голову. Почему хорошие девушки ведутся на гондонов? Почему на гондонов вообще ведутся? Наверное, все зависит от целей. Хотя, у большинства людей никакой цели нет. Или есть? Смотря что называть целью...

Я чувствую, что напился. Но уже запряжено и останавливаться нет никаких сил.  Прикладываясь к пиву, я снова смотрю на Киру, она на меня, я замечаю, что она тоже под солидным градусом. Пора ковать железо. Я накрываю ее руку своей. Она продолжает улыбаться. Хороший знак. Первый ход сделан, по-хорошему нужно переходить ко второму, осуществить мечту последних нескольких часов и поцеловать ее, но в присутствии Иры и Макса я не решаюсь этого сделать, нужно подождать. Чего? Не знаю.

– Тебе здесь нравится? – пытаясь заполнить паузу, наклоняюсь к ее уху.

– Да, отличное место, только накурено очень.

– Это точно... А ты где обычно время проводишь? В смысле, когда приезжаешь.

– Ты хочешь спросить, где я отдыхаю?

– Да.

– Обычно в небольших барах с друзьями, не люблю когда слишком шумно, сложно разговаривать.

– А тебе больше нравятся разговоры?

Она смотрит на меня с пьяной улыбкой.

– Больше, чем что?

Какое-то время мы смотрим друг другу в глаза, и, пока я думаю что ответить, диджей ставит Pixies – U-mass, толпа издает восторженный возглас, Макс срывается с места, таща за руку Иру, я делаю то же самое с Кирой, мы переходим в соседнее помещение, расталкивая всех, стоящих поперек дороги, и начинаем танцевать. [We’re not just kids to say the least] Трезвым меня ни за что не вытащишь, но сейчас я король танцпола, мышцы расслабляются, музыка проходит насквозь, заполняет меня до верху. По опыту я знаю, что нужно ловить момент, ощущение это долго не длится, довольно скоро накатывает либо усталость, либо тошнота, либо скука. Я никогда не пробовал экстази, наверное, эффект похожий, только длится дольше. [Like lots of things you’ve heard about] Народу становится все больше, в конце концов меня прижимает вплотную к Кире, ее лицо утыкается мне в левую ключицу, я чувствую запах ее волос, пьянящий, возбуждающий, ее грудь с силой прижимается к моей, реакция не заставляет себя долго ждать. Она чувствует его. И не пытается отстраниться. [Oh dance with me, oh don’t be shy] Я обвиваю ее руками, оставляя одну под мышкой, рядом с левой грудью, другую кладу на крестец, пропуская один палец под джинсы, она сцепляет руки у меня на пояснице. Возбуждение нарастает. [Of the april birds and the may bee, Oh baby] Я отклоняю голову назад, какое-то время мы смотрим друг на друга, и я целую ее в губы. [It’s educational] Она отвечает на поцелуй. [It’s educational] Расцепляет руки и спускает их ниже. [It’s educational] Я кладу правую руку ей на грудь и легонько сжимаю. Она  резко вдыхает воздух.

– Пойдем отсюда. – говорю ей.

«Оголодалою плотью смутно он немо жаждал любить.»

– Пойдем. Только... Я сейчас. – отвечает она и бросает меня посреди танцпола.

Я возвращаюсь за бокалом. Пока Киры нет, я снова осматриваюсь вокруг. Два парня танцуют рядом с диджейской будкой, один, откровенно паразитирующий на сходстве с Райаном Гослингом, то взбирается на возвышение, то слазит с него. Несколько жадных девичьих глаз устремлено в его сторону. На остальной территории все те же брачные игры, подкаты-откаты, «я заебись, а ты отъебись». Допив пиво, иду к бару и заказываю джин с тоником. Между полками барного стеллажа зеркальные вставки. Смотрю на свое отражение. Рядом стоит светловолосый парень со стаканом в руке, с интересом наблюдая за происходящим в заведении. Иностранец. Заметив, что я смотрю на его отражение, он улыбается и приветственно поднимает бокал.

– Hi! – я поворачиваюсь к нему.

– Hey!

– What country are you from?

– England.

– Oh, so you’re an englishman? – говорю я, снимая воображаемую шляпу.

– Yep. And you?

– I’m local. What is your name, my new english friend?

– Eliot.

– Nice to meet you Eliot, do you wanna drink with me?

– Sure. What’s your name?

– Stas.

– Nice to meet you Stas!

Мы жмем руки, после чего я беру две водки.

– Do you like Saint-Petersburg, Eliot?

– Yep, a lot. Honestly I’ve never thought Russia’s so cool!

– I’m glad you like it, but Saint-Petersburg is not Russia.

– Why? – Элиот озадаченно смотрит на меня.

– Saint-P and Moscow are the biggest and most cultured cities in Russia, they like Europe. Life outside is a bit different, especially at asian part.

– Different? Like what?

– Don’t ask, once you see it, you’ll watch «Deliverance» like a Disney’s fairy tale. How long have you been here?

– A couple of days.

– You’re studying or something?

– I’m teaching... – Элиот смущенно улыбается. – Dance class. You?

– I’m a neurosurgeon assistant.

– Wow! – он явно впечатлен. – And you, the surgeons, also drink?

– Like no other. – я поднимаю рюмку, – For you my friend.

– For you. Na zdorovye!

Едва мы успеваем выпить, к стойке подбегают несколько человек, судя по всему, друзья Элиота, кудрявая девушка утаскивает нас обоих в толпу, призывая танцевать. Перехватывая друг у друга дам, мы танцуем под какие-то испанские мотивы, затем диджей ставит Punkrocker Игги Попа, под которую оживают все спящие, перепившие и подпирающие косяки. Народу на танцполе становится в два раза больше, не продохнуть. По прошествии секунд тридцати, я чувствую, что меня кто-то настойчиво хватает за задницу, но повернуться нет никакой возможности. Пропустив руки за спину, я чувствую гибкий девичий стан, она обнимает меня за талию, прижимаясь к спине, двигается в такт со мной. «Кира, кто же еще?» – думаю я и опускаю руки ниже.

Спустя пару композиций, обстоятельно исследовав организм за спиной от коленей до лопаток (насколько я успел заметить, Кира тоже не особо сдерживалась), я решаю, что пора поцеловать ее еще раз и ненавязчиво двигать в сторону дома. Но для этого сначала надо развернуться. Удается мне это не сразу, но повернувшись я натурально обмираю. За спиной у меня... Настя. Моя соседка... Некоторое время мы смотрим друг на друга, затем она хватает меня за воротник рубашки, притягивает к себе и целует в губы. Она изрядно пьяна. Оторвавшись от меня, Настя снова внимательно смотрит мне в глаза, затем  говорит, что хочет на улицу. Мы выходим из бара и, о господи, никогда в жизни свежий воздух не казался мне таким сладким и пьянящим. Упиваясь им, как нектаром, я чувствую, как проясняется голова, тело становится легче, резь от табачного дыма в глазах постепенно проходит. Я совершенно точно ни за что не зайду обратно. К счастью, Настя тоже не горит желанием возвращаться.

– Хочу домой. – произносит она, – Пойдем домой?

– Пойдем. – говорю.

Поправив блузку, она берет меня под руку и мы идем в сторону дома. Идем той же дорогой, какой я пришел сюда – улица Ломоносова, площадь Ломоносова...

– Ты никогда не задумывался о том, сколь велика роль случая в нашей жизни?  – Настя крепко сжимает мой локоть, пытаясь подстроиться под ритм ходьбы. – О том, что один крошечный шаг может вознести или уничтожить тебя. Задумывался?

– Если я правильно тебя понял, то да, задумывался.

– А что тут можно неправильно понять? Очень часто в интервью множество состоявшихся людей говорит, что ничего бы не добились без своих вторых половин. Это очень важно – говорят они, – иметь рядом человека, который поддержит тебя в любой ситуации, разделит с тобой радости и печали. «А как вы познакомились со своей женой?» – спрашивает их интервьювер. «Мы учились в одном институте», «мы вместе были в стройотряде», «мы стажировались в одной компании» и так далее. А что, если хотя бы один из них решил поехать к родителям на лето, вместо того, чтобы ехать в стройотряд? Что если хотя бы один из них выбрал другую контору для стажировки? Они бы никогда не встретились. А сошлись бы, возможно, с какой-нибудь стервой, в женском или мужском обличии, которая высосала бы из них жизнь, отравила бы существование, навечно привязала к себе детьми или еще чем и оставила бы в итоге жалкое подобие того, кого сейчас мы видим на фотографии в журнале. Какая колоссальная разница, а, казалось бы, всего одно маленькое решение – ехать в стройотряд или не ехать. Вот и получается, что все, что мы имеем в настоящий момент, мы подобрали идя по дороге, вымощенной из маленьких и не очень решений, и мы продолжаем ее мостить, сами не зная, куда она нас в конце концов приведет – к пряничному домику или в темную чащу к убийцам и насильникам.

Я ничего не отвечаю, раздумывая над ее словами.

– Ты хорошо знаешь город? – вдруг спрашивает Настя после нескольких секунд молчания.

– У тебя потрясающая способность незаметно менять тему. – смеюсь я, – Неплохо, а что?

– Я плохо. Всегда восхищалась людьми, которые знают название каждого мостика в Питере. Как называется вот эта площадь, например?

– Площадь Ломоносова.

– А мост?

– Мост Ломоносова.

– А вон тот мост? – она показывает в сторону следующего.

– Лештуков. Построен в 1907 году для облегчения доступа к БДТ.

– Вот об этом я и говорю. Теперь я восхищаюсь тобой.

Приблизившись к дому, я внимательно смотрю по сторонам (привычка, приобретенная после знакомства с детиной), открываю дверь и пропускаю Настю вперед. В лифте мы смущенно смотрим друг на друга, какое-то время мне кажется, что она снова поцелует меня, но этого не происходит, мы доезжаем до своего этажа, я отпираю дверь, внутри как всегда потемки, одинокая лампочка светит из противоположного конца коридора, я провожаю Настю до дверей.

– Спасибо, – говорит она, оборачиваясь, – за... кхм... танец. И за то, что проводил.

– Пожалуйста. Спасибо за интересную беседу. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Я делаю шаг назад, собираясь отвалить в свою комнату.

– Ты, случайно, не хочешь взять мой номер телефона? – говорит Настя, облокотившись лопатками об дверь и скрестив ноги, – вдруг пригодится.

В полумраке коридора она просто сногсшибательна, настолько, что я не сразу нахожусь с ответом.

– Конечно.

В смущении я достаю из кармана свой копеечный телефон, к счастью, она на него даже не смотрит. Продиктовав мне номер, она легко целует меня в щеку и не говоря больше ни слова скрывается за дверью.

Постояв перед закрытыми дверьми, я разворачиваюсь и иду к себе, где падаю на диван прямо в одежде и какое-то время смотрю в потолок, пытаясь осознать события прошедшего вечера. Из полудремы меня вырывает звон мобильника. В первые несколько мгновений я думаю, что это, возможно, Настя, ей скучно, она меня хочет, но затем вспоминаю, что у нее нет моего номера и, раздосадованный, смотрю на дисплей. Макс.

– Алло.

– Ты где?

– Дома.

– Уже?

– Да. А вы?

– Мы нет. Кира просила передать, что ты мудак.

Бля.

– Спасибо. Она рядом?

– Нет, не рядом. Кто она?

– В смысле?

– «Доска в белом, которую ты лапал весь вечер». Формулировка не моя, если что.

– Кирина?

– Да.

Бля.

– Так кто она?

– Это Настя.

– Соседка?!

– Да.

– Ни хрена себе!

– Да...

– И вы?..

– Нет.

– А что так?

– Ну, она не из таких...

– Из каких?

– Кто шустро дает. Наверное.

– Понятно. И что вы делали?

– Разговаривали, я проводил ее, и мы разошлись.

– Понятно. Узнал интересное что-нибудь?

– Она работает флористом.

– А про себя ты ей что сказал?

– Что я ассистент нейрохирурга.

3

– Бл**ь, ну что ты возишься, Стас? – Биня входит в секционную после десятиминутного отсутствия, «дышал воздухом», покуда я распиливаю череп одинокого вдовца Степана Казакова, – Черт, да у него стоит. Ты ему понравился. Давай пошустрее мальца, там еще четверо дожидаются.

– Виктор Николаевич, а когда у нас электрическая пила будет? – стоящий рядом Егор жалобно поднимает глаза.

– Когда меня устроит размер твоих банок, Егор. Стас, ну-ка передай ему инструмент, дрищ дрищом, смотреть стыдно.

– Виктор Николаевич, серьезно, мозоли кровавые на руках.

– Только не ной, Егор, уже заказал. Придется подождать, говорено же вроде.

– В эту субботу вы мне будете нужны. – говорит Биня под конец смены. – В Институте Радиологии в Песочном будет работенка, не такая тонкая как обычно, но более тонизирующая.

– А почему в Песочном? – спрашивает Егор.

– Я там проходил лучевую терапию после операции, тамошняя администрация здорово мне услужила, приняв облучаться, не дожидаясь квоты. С тех пор я время от времени помогаю им по медицинской части. Сейчас у них большая перестановка в отделении и катастрофически не хватает рук. А это уже ваш профиль. С меня день отгула каждому, только не всем сразу.

– Всем сразу? – удивляюсь я, – Нас ведь только двое.

– Макс тоже едет с вами.

4

В начале десятого утра я, Макс, Егор и Биня встречаемся на станции «Озерки», садимся в маршрутку и с полчаса едем на север в сторону Сестрорецка. Сделав в финале серию поворотов, машина останавливается на стоянке перед комплексом в лесном массиве. Два четырехэтажных здания в горизонтальную бежево-коричневую полоску соединены кишкой-переходом, формирующим арку. На ближайшем торце надпись крупными черными буквами «РОССИЙСКИЙ НАУЧНЫЙ ЦЕНТР РАДИОЛОГИИ И ХИРУРГИЧЕСКИХ ТЕХНОЛОГИЙ». Миновав арку, мы попадаем в прогулочный двор со скамейками и часовней. Чуть правее виднеется пруд с проложенными вокруг гравийными дорожками. Атмосфера царит умиротворяющая. Поднявшись на крыльцо, мы проходим в небольшой холл с гардеробом и аптекой..

– Ну вот, собственно. – тихо, как бы сам себе, говорит Биня, затем достает мобильный телефон.

– Алло, Ирина? Это Виктор. Мы внизу. Ага, ждем. Спасибо.

– Ждем. – повторяет он нам и убирает телефон в карман.

Надев бахилы, рассаживаемся по диванам.

– Виктор Николаевич, а… Давно было?.. – спрашивает Егор после паузы.

– Как в прошлой жизни.

– А… как это? В смысле, каково?

– Каково? Рассказывать в деталях долго, да и не надо. Вкратце могу сказать, что после пережитого меня в жизни мало что может испугать. Один проезд на каталке чего стоит.

– На каталке?

– Да, правда это не здесь было, а в Поленова. Перед операцией тебя бреют налысо, кладут голым на передвижной стол, вставляют катетер в причиндал, накрывают простыней и везут в операционную. Кровоизлияния, слепота, частичная или полная парализация при операциях на головном мозге – обычное дело, так что эти несколько минут, пока ты смотришь на проплывающий потолок, возможно, последние в твоей жизни либо как полноценного человека, либо вообще. Можешь попробовать представить ощущения.

– Запоминающиеся, надо думать.