Текст книги "Рискнуть и победить (Солдаты удачи - 5)"

Автор книги: Андрей Таманцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)

С тех пор свиноферма преобразилась. Ее раза в два удлинили, расширили, натаскали бетонных глыб, нарыли окопчиков, приволокли два списанных танка и три БТРа. Ну, Грозный и Грозный после первого штурма. Или, может быть, какой-нибудь Кандагар, где мне побывать не пришлось, а генералу Нестерову очень даже пришлось.

Полигон со всех сторон обнесли высоким забором, снаружи приспособили приступочки для зрителей, оборудовали НП для судей за бронированным стеклом, наладили механику для мгновенного появления мишеней. В общем, сделали все по уму. В пристроенной каптерке хранились отпечатанные в типографии силуэты-мишени. Это меня и заинтересовало: кто же нынче у нас вероятный противник?

Коллекция наводила на глубокомысленные размышления. Никаких тебе "зеленых беретов", никаких еврейских штурмовиков. Лица кавказской национальности всевозможных видов и одеяний, исламские террористы с клетчатыми, как у Арафата, платками на шеях и головах. Боевики ИРА в темных беретах. Какие-то финно-угорские подозрительные типы. Ну, и случайный народ – милиционеры, пожарники, просто прохожие.

Да, негусто у нас, оказывается, с предполагаемым противником. Если так и дальше пойдет, нужно будет печатать афишки с шахтерами и монтерами. Вот и реформируй тут армию, о чем столько разговоров идет. А как ее реформировать, если противника нет? Эти недавние дела насчет расширения НАТО на Восток может, это и есть попытка хоть как-то обозначить неприятеля и тем самым придать ускорение военным реформам?

Размышлениям на эту тему я и предавался, пока судья-капитан давал пояснения и шли первые бои. Публика вела себя, как на футболе. Советы так и сыпались сверху на игроков: "Там он, за танком!", "Не гуляй туда, Жора!", "Миха, гаси его, гаси!"

Судья сделал несколько попыток навести порядок, но в конце концов только рукой махнул.

На благоустроенных трибунках возле щита судьи разместились Нестеров, Митюков и чины из Москвы. Там же был и штатский, на которого я еще раньше обратил внимание. Краем глаза я заметил, как он что-то сказал на ухо Нестерову, тот с некоторым недоумением вздернул брови, потом наклонился к судье и что-то ему приказал. Тот не понял. Генерал растолковал. Понял.

После финального боя, в котором, как я и предполагал, победил тот самый понравившийся мне парнишка, судья неожиданно объявил в матюгальник:

– Дорогие друзья! Только что мы приветствовали лучшего рейнджера нынешнего года. Такой успех выпадает нашим курсантам только раз в жизни. Нет ни одного человека, который стал бы рейнджером дважды. Но!

Твою мать. Только этого мне не хватало. Как чувствовал – не нужно было сюда ехать. Но это, пожалуй, вряд ли что-нибудь изменило бы. Это я уже понимал.

– Но есть человек, который сумел стать лучшим рейнджером три раза, июньским соловьем разливался судья. – Три, друзья мои! Вы не ослышались! Три года подряд был лучшим из лучших выпускник нашего славного училища, молодой офицер-десантник Сергей Пастухов! И он сейчас среди нас! Поприветствуем его!

Сука ты, капитан. И больше никто. Я встал. А что было делать? Раскланивался, как клоун.

Ольга и Настена вместе со всеми восторженно аплодировали и гордо поглядывали по сторонам.

Ну, женщины!

Судья поднял руку, требуя тишины. Трибуны нехотя угомонились.

– Дамы и господа! – продолжал он. – У меня есть для вас прекрасный сюрприз. Вот здесь, рядом со мной, сидит еще один выпускник нашего замечательного училища. Правда, пятнадцать лет назад, когда он получил диплом и первый офицерский чин, еще не было этого полигона и конкурс на звание лучшего рейнджера не проводился. Но он прошел другую школу в горячих точках и стал одним из самых опытных офицеров-десантников. Разрешите представить – подполковник Александр Егоров! Аплодисменты, друзья мои, аплодисменты!

Этот долбаный капитан явно ошибся в выборе профессии. Ему бы в ведущие какого-нибудь телешоу.

Штатский со шрамом встал и раскланялся. Подполковник, значит. Неплохо для его лет. Очень даже неплохо.

– Сегодня мы видели бои наших лучших курсантов, – выпевал судья. – А хотите увидеть бой настоящих профессионалов?

– Хотим! – вразнобой загудела публика.

– Не понял! – объявил капитан. – Хотим или не хотим?

– Хотим! – дружно грянули в ответ.

– Теперь понял. Тогда давайте попросим Сергея Пастухова и Александра Егорова показать нам, что такое настоящий бой! Попросим, друзья мои, попросим!

И сам захлопал, показывая пример.

Вот это и называется – попасть в расклад. И не отнекаешься. Все равно уломают. И получится, что кокетничал.

Поэтому я без спора отдал Ольге свою "сейку" и бумажник (на всякий пожарный, чтобы в каптерке не сперли) и вместе с моим нежданным соперником направился в раздевалку. Начальник вещсклада, старшина Сан Саныч, который служил здесь едва ли не с момента создания училища, выдал нам камуфляжку, спецназовские ботинки с высокой шнуровкой и черные вязаные шапки типа "ночь" с прорезями для глаз. Егоров переоделся быстрей меня, кивнул: жду. И вышел из раздевалки.

– В каком году он закончил нашу школу? – спросил я у Сан Саныча. Для того и тянул с переодеванием, чтобы спросить.

– Ни в каком, – буркнул тот. – Я его первый раз в жизни вижу.

– Точно?

Сан Саныч даже не посчитал нужным ответить. А я не стал переспрашивать. Уж если он сказал, что видит этого типа первый раз в жизни, так оно и есть. Он мог пожаловаться на печень, источенную местной самогонкой во время борьбы за всеобщую трезвость, но на память он пожаловаться не мог. Он даже мой размер не спросил. Может, конечно, на глазок прикинул. Но вполне возможно, что помнил. А у Егорова, кстати, спросил.

Когда мы подошли к судейской трибуне, судья объявил:

– Сейчас участники боя выберут оружие!

На столе было разложено штук пять ТТ, "Макаровых" и даже невесть откуда появившиеся в арсенале училища две "длинные девятки" – "Беретта-92Р8", которую лет десять назад американцы приняли на вооружение, переименовав в М9. Я не смог отказать себе в удовольствии побаловаться такой классной игрушкой и взял "беретту". Егоров последовал моему примеру.

Капитан объявил: первый этап – проход через "опасную зону". Второй этап – собственно бой. На каждый этап участникам выдается по восемь патронов.

По жребию первым в зону вошел Егоров. Шестнадцать минут. Неплохо. И всего пять штрафных очков. Не успел выстрелить в моджахеда с ручным пулеметом, но успел увернуться. Очень неплохо.

Я прошел зону за тринадцать минут, но с пятнадцатью штрафными очками: пристрелил мента, который выскочил на меня с пистолетом. Я был уверен, что пристрелил этого мента правильно, но не стал спорить. Ну, проиграл первый тур. На втором отыграюсь.

Перед вторым туром судья перезарядил наши "беретты", вставил по новой обойме. Мне выпало входить в зону с дальнего конца, Егорову с ближнего. Перед тем как нам разойтись, он приостановился и негромко сказал мне со странноватой усмешкой:

– В обоймах по одному боевому патрону. Не первый и не последний. Учти.

После чего натянул на голову "ночь" и скрылся в проломе.

Первым моим движением было разрядить пистолет и проверить обойму. Но правилами это запрещалось: участник боя должен помнить, сколько в его магазине осталось патронов. Вообще-то плевать я хотел на все правила. Но тут происходило что-то не совсем обычное и мне совершенно непонятное. А я не люблю, когда чего-то не понимаю. И не было другого способа выяснить, что к чему, кроме как принять участие в игре по навязанным мне правилам.

Я не стал натягивать "ночь". В случае чего отмоюсь. А кое-какие преимущества мне это давало.

Ударом гонга судья подал сигнал к началу боя. И я сразу услышал выстрел. Он был явно неприцельным – между нами лежал еще весь полигон. Значит, первый заряд он истратил впустую специально: я могу решить, что второй боевой. Напрягает, сука. Ну, напрягай, напрягай.

У меня и мысли не возникло последовать его примеру. Во-первых, не верил я, что в обойме есть боевой патрон. Смысл? Он меня хочет убить? На глазах у полутора сотен зрителей? Теоретически это было вполне возможно. Ну, случайно попался среди учебных боевой патрон. Мало ли, все бывает. Даже в школах иногда вместо бутафорских оказываются боевые гранаты, о таком случае однажды в газетах писали. Но на кой хрен ему меня убивать? А мне его – тем более. Значит, проверка по форме 20. На вшивость.

Ладно, поглядим, у кого как с этим делом. Я нырнул под танк, проскользнул между бетонными блоками, сделал еще пару перебежек, заходя ему в тыл. И тут же ощутил все преимущества от того, что не натянул "ночь". Сверху на меня обрушился хор советчиков:

– Справа он, справа! За бэтээром сидит! К тебе ползет! Сейчас побежит! Стреляй, Серега, стреляй!

И так далее. За меня болели. Всегда болеют за того, кто не прячет лица. Как в старинных рыцарских поединках: с открытым забралом. Эти бесплатные советы мне, конечно, ничуть не помогали, но ему мешали – и здорово. Я подобрал какую-то палку, надел на нее "ночь" и лишь чуть-чуть, на полсекунды, высунул из-за укрытия. Тут же грохнул выстрел – в край "ночи" плюхнуло красным. Публика зааплодировала. Я сменил позицию и выглянул. Вот оно, егоровское плечо. Рука моя автоматически дернулась, но я для чего-то, не отдавая себе отчета для чего, успел сдержать руку. Через минуту ситуация повторилась. Он меня прокачивал – это было совершенно ясно. А раз так, то и моя тактика стала ясна. Во-первых, показать, не перебарщивая, что я давно потерял форму. А во-вторых, прокачать его. Конечно, Ольга и особенно Настена огорчатся моему проигрышу, но тут было, похоже, не до мелкого тщеславия.

Этим я и занялся. И уже минут через пять понял, что Сан Саныч совершенно прав: никогда он не учился в нашем "краснознаменном..." "ордена..." "имени...". И, пожалуй, ни в каком другом училище ВДВ. Где же он, падла, учился?

Он еще раз подставился. Тут я понял, что обязан стрелять, иначе он просечет, что я играю с ним в поддавки. Я сделал два выстрела подряд. Долго кому-то придется отстирывать его камуфляжку.

Затем сам подставился. И немедленно получил в локоть. Классный был выстрел, ничего не скажешь.

"Альфа"? Нет, пожалуй. И не "Зенит".

А если "Вымпел"? Ну надо же! Хорошая школа. Даже очень хорошая.

Публика прямо осатанела. Уже начали болеть за него.

Все же Артист не прав. Публика не дура. Публика сволочь. Потому что всегда болеет за сильного. Пора было и мне что-нибудь показать. Сначала я обозначился. Он клюнул. Я перекатился за танк. Он выстрелил. Мимо. Третий заряд истратил. И все были с краской – по звуку слышно.

Агрессивен. Это уже кое-что.

Под прикрытием орудийной башни я вполз на корму танка. Он тоже сменил позицию. Ну, а что ты на это скажешь? Я прыгнул с передним сальто. Он не мог не открыться. И открылся. И получил заряд краски как раз в свою "беретту". Краска, конечно, не пуля, пистолет не вышибла, но руку сбила, его заряд ушел в воздух. Второй раз выстрелить он не успел, я уже ящеркой скользил по траншее.

Судья объявил:

– Боец в "ночке" ранен в правую руку, имеет право стрелять только левой.

Вот засранец. Да из чего же он может стрелять? Из пальца? Если бы это была не краска, а 9-миллиметровая пуля, его "беретта" летела бы сейчас со свистом хрен знает куда.

С трибун заорали:

– Судью на мыло!

Понимающий кто-то нашелся.

Ладно, хватит экспериментов. Я начал работать по школе. Грамотно. Но не более того. А он наоборот – максимально активизировался.

Ничего не понимаю. Кто кому и что демонстрирует? Может быть, он кому-то показывает, какой он крутой?

А ведь и в самом деле крутой. Ни единого шанса не упускал. Три заряда у него осталось. А у меня пять. Не верил я, что среди них есть боевой патрон. Не верил ни на грош. А все же давило. А вдруг? Поэтому я и стрелял не на поражение. Хотя пару раз он серьезно приоткрылся. Без поддавков.

Боевой опыт у него, конечно, был. И немалый. Афган, возможно. Или Чечня. Все эти надолбы и траншеи он задействовал так, будто знал их наизусть. Этому ни в какой школе научить нельзя. Перекаты у него были просто на загляденье. Рывки тоже ничего себе. Ну, и реакция, само собой. Только вот вертикаль плохо использовал. А на полигоне было полно разных стеночек. Не говоря уж про бронетехнику.

Интересная мысль, стоит проверить.

А ведь и в самом деле не умеет работать на вертикали.

Я тут я наконец понял, кто он.

Боевой пловец.

Точно.

"Пираньи" – так они себя иногда называют.

Ух ты! Это серьезные ребята. Несерьезные там до подполковников не доживают. Не Афган, значит. И не Чечня. Если бы он работал в Чечне, я бы его знал. Какая бы степень секретности ни была, такого специалиста не скроешь. Обязательно проявится. Пусть не сам, но дела подскажут. В Чечне я всех серьезных ребят знал. И меня знали. И не только наши, к сожалению, но и чеченцы.

Так-так. Боевой пловец, значит. Очень похоже. Йемен, Мозамбик, Ангола. Или Балтика и скандинавские фиорды, где в 80-х вода кипела от таинственных подлодок и прочих неопознанных плавающих объектов. Никакие не ВДВ, выходит. ГРУ. Или СВР. Сюда-то какими течениями тебя занесло?

Ух, нахалюга! Хотел перехватить меня на противоходе. И чуть не перехватил. Ну, очень хочется ему победить.

– До конца раунда осталось пять минут! – объявил судья.

Хватит, пожалуй. Не было у меня никакого желания растягивать это удовольствие еще и на второй раунд. Хочет победить? Пусть побеждает. Только это нужно сделать чисто. Я и сделал. Рванул через открытое место, оступился и покатился по земле, дотягивая до стеночки. Дотянул. Но он успел высадить в меня три оставшихся заряда. И все три раза попал. Публика замерла. Вся моя камуфляжка была залита красной пентбольной краской. Краской все-таки. Все-таки краской. Вот сука.

– Бой окончен! – объявил судья. – Победа чистая! Выиграл подполковник Егоров! Аплодисменты победителю!

Аплодисменты были обвальные. Но и свистели тоже. Кого-то я, видно, разочаровал.

Я сел на землю и выпустил в ближний бетонный блок все оставшиеся заряды. Краска, конечно.

Егоров протянул мне руку, помог подняться. Усмехнулся:

– Я пошутил.

– Хорошая шутка, – оценил я и захромал вслед за ним к судейской трибуне.

Пока награждали дипломом и чествовали победителя, Ольга с тревогой ощупывала мою ступню.

– Да ничего страшного, – успокоил я ее. – Просто легкое растяжение.

В душевой я внимательно разглядел своего счастливого соперника. Так и есть. Тело белое, а лицо и шея с глубоким загаром. Не свежим, но въевшимся намертво. Ни следа от плавок. Ну, понятно, не на пляжах же они валяются, а работают в гидрокостюмах.

– А ты, парень, ничего, – одобрительно заметил он, когда мы одевались в предбаннике. – Этот выстрел с сальто был просто люкс. Ничего, ничего. Честно сказать, я ожидал худшего.

– Где уж нам тягаться с "пираньями"!

Он быстро взглянул на меня:

– О чем это ты?

– Да так, к слову пришлось, – объяснил я, не вдаваясь в подробности. – Не люблю проигрывать. А вы любите?

Он похлопал меня по плечу:

– Страви давление. Согласен, шутка была не из лучших. Но мне нужно было посмотреть, как ты ведешь себя в нештатной ситуации.

Он так и сказал: "нужно было". Не "хотел", а именно "нужно".

– Посмотрел? – поинтересовался я.

– Посмотрел.

Он протянул мне листок размером с визитную карточку. На нем был телефонный номер.

– Позвони мне по этому номеру. В любое удобное время. Есть разговор.

– Так говори.

– Не сейчас. Извини, дела. Я пожал плечами и сунул листок в карман. Дела так дела. Интересные они у него, судя по всему. Хотелось бы еще знать, какие именно.

И уже тогда у меня появилось странное ощущение, что я это узнаю.

Чуть раньше. Или чуть позже. На выходе нас перехватил запыхавшийся вестовой:

– Пастухова просит к себе генерал-лейтенант Нестеров! Он сейчас проводит начальство и будет в своем кабинете.

– Пока, рейнджер! – кивнул мне подполковник Егоров и направился к черным "Волгам", в которые уже грузились высокие московские гости.

* * *

Ольгу и Настену я оставил возле дощатого пятачка в гарнизонном скверике, где наяривал специально приглашенный эстрадный оркестрик и народ разминался кто как умел, а сам направился в кабинет начальника училища, не забывая прихрамывать.

За время учебы в этом кабинете я был всего два раза, и каждый раз не по самым приятным житейским поводам, поэтому и сейчас не ожидал ничего хорошего. Хотя очевидных причин вроде бы не было. Но такое уж свойство у памяти.

В кабинете сидели Нестеров и Митюков с видом людей, покончивших с докучливым, но необходимым делом.

Митюков сразу начал возить меня мордой по столу:

– Опозорил ты нас, Пастухов! В такой день! Не сумел защитить честь училища! А мы так на тебя рассчитывали!

– При чем здесь честь училища? – удивился я. – Егоров тоже наш выпускник.

– Ну, это конечно, конечно, – поспешно согласился Митюков. – Но и от тебя мы ожидали большего. Трижды рейнджер! А так обосрался!

– Слушая вас, я снова чувствую себя курсантом, – сделал я ему комплимент и обратился к Нестерову: – Вы так же считаете?

– С судьей не спорят, – уклончиво отозвался он. – Я бы засчитал тот выстрел с лету.

– А первый тур? – не сдался Митюков. – Скажешь, не просрал? Милиционера подстрелить! А если бы это было в реальной обстановке?

Нужно было, конечно, смолчать. Но почему-то его слова меня зацепили. Я вспомнил, сколько свиданий с Ольгой не состоялось из-за этого говнюка, и не сдержался.

– Прикажите принести сюда афишку с этим ментом, – попросил я Нестерова.

– Зачем? – удивился он.

– Объясню.

– Распорядитесь, – кивнул генерал Митюкову.

Тот скорчил недовольную рожу, но послушно вышел.

– Скажите, Пастухов, почему вы ушли из армии? – спросил Нестеров. Вы подавали большие надежды.

Я пожал плечами:

– Меня уволили.

– Это я знаю. Но не знаю другого – почему.

– Вы могли бы навести справки.

– Пытался. Никакой информации о вас нет. Только личное дело в архиве Минобороны. Но в нем нет ничего о причинах вашего увольнения. Лишь приказ, подписанный заместителем министра. Формулировка расплывчатая: "За невыполнение боевого приказа". Что произошло?

– Это не мой секрет.

– Вы не хотели бы вернуться в армию?

– Нет.

– Уверены?

– Более чем. Да никто меня и не возьмет. Сами сказали, что приказ подписал замминистра.

– Его уже нет. Как и самого министра. А с новым руководством этот вопрос, думаю, можно будет решить.

– Это вы так думаете? – уточнил я. – Или кто-то другой?

– Я приветствовал бы такое решение, – уклонился он от прямого ответа. – Я бы хотел, чтобы вы служили в нашем училище. Ваш боевой опыт будет очень полезен курсантам.

Я даже засмеялся:

– Извините, но Митюкова с меня хватит на всю оставшуюся жизнь.

– Митюков не вечен.

– Вы ошибаетесь. Это я не вечен. И вы. А Митюков вечен.

– Но вы все же подумайте. Я пообещал. Просто чтобы не размазывать кашу по столу. Но даже и не собирался об этом думать.

– Если позволите, у меня к вам тоже вопрос. Вас попросили пригласить меня на этот праздник?

– Вас бы и так пригласили.

– Но вас просили об этом, верно? Подполковник Егоров?

– Да.

– И он же дал понять, что вопрос о моем возвращении в армию может быть решен? Кто же он такой?

– Этого я не знаю. Меня попросил оказать ему содействие один из высокопоставленных руководителей.

– Министерства обороны?

– Нет. Прошу извинить, но больше ничего я вам сказать не имею права.

– А я больше ничего и не спрашиваю. Появился Митюков с афишкой, расстелил ее на столе.

– Ну? Что ты хотел объяснить?

– А сами не понимаете? Посмотрите внимательно на этого милиционера.

– Ну, посмотрел, – сказал Митюков, – И что?

– Вы тоже ничего не замечаете? – спросил я у Нестерова.

Тот внимательно рассмотрел рисунок и покачал головой:

– Нет.

– И в реальных условиях вы не стали бы в него стрелять? – спросил я у Митюкова.

– Разумеется, нет.

– Вам повезло, что обстановка условная. Иначе сослуживцы уже собирали бы деньги вам на венок. Это же ряженый! Неужели не видите? У настоящих милиционеров на шинели по три пуговицы в два ряда. А у этого сколько?

– И вправду! – поразился Митюков. – По четыре. Ну, это просто художник ошибся.

– Может быть. Но в реальной обстановке я не стал бы об этом долго раздумывать.

Нестеров с усмешкой взглянул на озадаченного Митюкова. Потом как-то очень по-светски предложил:

– Я надеюсь, Сергей Сергеевич, вы останетесь на наш небольшой товарищеский ужин? Моим офицерам доставит огромное удовольствие общество вашей очаровательной супруги. И нам с полковником тоже.

– Спасибо, но мы с дочкой. А добираться до дому больше двух часов.

– Отправьте Сергея Сергеевича домой на моей машине, – распорядился Нестеров. Я открыл было рот, чтобы отказаться, но он не дал мне этой возможности: – Мне приятно было увидеть вас, Пастухов. Надеюсь, это не последняя наша встреча. Желаю здравствовать.

– Всего хорошего, товарищ генерал-лейтенант.

– Сейчас уже чаще говорят "господин генерал", – заметил Нестеров.

– Да? В таком случае всего доброго, ваше превосходительство.

Я пожал ему руку и пошел к выходу.

– А твоя нога? – окликнул меня Митюков. – Уже прошла?

Черт. Совсем про ногу забыл.

– Нога? – переспросил я. – В самом деле. Прошла, как видите. Ну да. Надо же!

Нестеров и Митюков переглянулись.

Я обругал себя предпоследними словами. Прокол. Роли нужно доигрывать до конца. Что-то я от мирной деревенской жизни совсем расслабился. Как бы мне это боком не вышло.

Вот еще когда я об этом подумал.

Точно. Еще тогда.

* * *

Пока я извлекал Ольгу с Настеной из толпы танцующих, Митюков вызвал к КПП черную "Волгу" и приказал водителю:

– Отвезешь этих господ. И сразу назад. Ясно?

– Так точно, товарищ полковник.

– Отставить, – сказал я.

– Почему? – удивился Митюков.

– Потому что у меня есть машина.

Я вышел за ворота и через две минуты подкатил к Ольге и Настене на своем вседорожнике "ниссан-террано". Про "патрол" была когда-то реклама: "Крепкий, как скала". А про какой-то другой джип: "Мощный, как танк". Так вот все это можно было сказать и про мой "террано". Эдакий с виду скромняга. Но не для тех, кто понимает. Водитель "Волги", судя по всему, понимал.

– Ух ты! – уважительно проговорил он.

До Митюкова тоже дошло.

– Почем брал?

– Около двух с половиной миллионов иен.

– Почему иен?

– В Японии брал.

– Сколько же это на нормальные деньги?

– Штук двадцать. Или чуть больше, – небрежно отозвался я. – Точно не помню.

– Рублей?

– Ну, полковник! Рублей! Баксов, конечно.

Я засунул Настену в салон, передав ее Ольге в руки, потом забрался сам и, помахав Митюкову, выехал из гарнизона, с нечестивым злорадством наблюдая в зеркало заднего вида, как Митюков стоит возле КПП, смотрит мне вслед и ошарашено чешет в затылке.

– Я и не подозревала, что ты такой тщеславный, – заметила Ольга.

Я возразил:

– Я не тщеславный. Я мстительный. Как верблюд.

– Разве верблюды мстительные?

– Еще какие! Попробуй обидеть верблюда. Он тебя обязательно оплюет. Хоть через год.

– Ты переплюнул верблюда. Оплевал бедного полковника через пять лет.

– Бедного? – переспросил я. – Ты бы видела его дачу на Истре!

– А ты видел?

– Я строил на его даче забор. Еще в бытность салагой.

Некоторое время мы ехали молча. Потом Ольга спросила:

– Ты ничего не хочешь мне объяснить?

– Про что?

– Почему ты проиграл бой этому Егорову?

– И после этого ты говоришь, что я тщеславный?

– Не увиливай. У тебя была возможность попасть в него не меньше трех раз. А ты не стрелял. Я сверху все видела.

– Ну, знаешь! Со стороны всегда все видней.

– Ну хорошо. А зачем ты сделал вид, что подвернул ногу?

– Сдаюсь, – сказал я. – Ему очень хотелось выиграть. А мне на это было в высшей степени наплевать. Не веришь?

– Верю, пожалуй. Но не понимаю. Ты всегда был очень азартный.

– А я и сам не все понимаю, – признался я. И я действительно не понимал. Практически ничего. А когда начал понимать, было уже поздно.

– Странный он, этот подполковник Егоров, – помолчав километров пять, заметила Ольга. – Чем-то похож на тебя.

– Вот как? Чем?

– Вы из одной казармы.

Вот этим он меня и купил. Да, из одной казармы. Как я ни злился на него за эту проверку по форме 20, но он мне нравился. Он был свой. Он был из моей прошлой, но не забытой жизни, из которой я был вышвырнут волей паскудно сложившихся обстоятельств. Запах кожи офицерских портупей, оружейной смазки, острый озноб ночных диверсионных рейдов, сама атмосфера насмешливости, постоянных взаимных подначек. Он нес на себе печать этой жизни. И я ему, если честно, завидовал.

Потому и злился.

Подполковник Егоров. Хрен с бугра. Человек, который не любит проигрывать. А кто любит?

Я вспомнил про телефон, который он мне дал, и выбросил бумажку в окно.

Не собирался я звонить по этому телефону.

Нужно будет – сам позвонит. И номер моего сотового узнает. Если нужно.

Я не ошибся. Он позвонил через три дня.

III

"Я, Пастухов Сергей Сергеевич, заявляю, что согласен добровольно, без принуждения, пройти проверку на полиграфе. Мне объяснили процедуру проверки, я не имею возражений по существу ее проведения. Настоящим я полностью освобождаю специалиста, проводящего обследование, от всех претензий и исков с моей стороны в связи с этим и не возражаю против передачи результатов проверки заинтересованной стороне. Мне было разъяснено, что никто не может заставить меня проходить данную проверку. И я могу прервать ее по собственному желанию в любой момент..."

– Снимайте курточку. Садитесь в это кресло. Устраивайтесь поудобней. Этот бандаж – на грудь. Не жмет? Если нужно ослабить, скажите. Этот – на живот. Все нормально? Поднимите правую руку. На средний и безымянный палец укрепляем датчики. Они замеряют кожно-гальваническую реакцию организма. А теперь попрошу левую руку, средний палец. Этот датчик – для замера температуры и скачков кровяного давления. Вы когда-нибудь проходили обследование на детекторе лжи?

– Нет.

– Объясняю. Сейчас я вам задам несколько вопросов, на которые вы должны отвечать "нет". Независимо от того, правда это или неправда. Только "нет". Вы поняли?

– Нет.

– Пожалуйста, будьте внимательны. Я буду задавать вопросы, самые простые. А вы должны отвечать "нет". Теперь понимаете?

– Нет.

– Сергей Сергеевич, это же очень просто. Вы должны отвечать "нет" на любой мой вопрос.

– Я и отвечаю.

– В самом деле? Прошу извинить. Я не предупредил, что проверка еще не началась.

– Так начинайте.

– Начинаю. Ваша фамилия Пастухов?

– Нет.

– Ваше имя Сергей?

– Нет.

– Вам двадцать семь лет?

– Нет.

– Вы женаты?

– Нет.

– Вашу жену зовут Ольгой?

– Нет.

– Вашу дочь зовут Настей?

– Нет.

– Ей четыре с половиной года?

– Нет.

– Вы живете в деревне Затопино под Зарайском?

– Нет.

– Вы мужчина?

– Нет.

– Вы женщина?

– Нет.

– Ваш рост метр семьдесят пять?

– Нет.

– Ваш вес семьдесят килограммов?

– Нет.

– Вы шатен?

– Нет.

– Спасибо. Первый тест закончен. Я продолжу вопросы. Вы должны отвечать на них только "да" или "нет". Вам понятно?

– Да.

– Ваша фамилия Пастухов?

– Да.

– Вы курите?

– Нет.

– Вы пьете?

– Нет.

– Вы употребляете наркотики?

– Нет.

– Вы убивали людей?

– Нет.

– Вы умеете убивать людей?

– Нет.

– Вам нравится убивать людей?

– Нет.

– Вы воевали в Чечне?

– Да.

– Вы были капитаном спецназа?

– Да.

– Летом 96-го года вы были на Кипре?

– Да.

– Вы были там для выполнения специального задания?

– Нет.

– Осенью 96-го года вы были во Флоренции?

– Да.

– Вы выполняли там специальное задание?

– Нет.

– Летом прошлого года вы участвовали в ралли "Европа – Азия"?

– Да.

– Вы участвовали в ралли с целью выполнения специального задания?

– Нет.

– Вы участвовали в ралли для собственного удовольствия?

– Да.

– Вы богатый человек?

– Нет.

– Вы бедный человек?

– Нет.

– У вас джип "ниссан-террано"?

– Да.

– Вы купили его за двадцать тысяч долларов?

– Да.

– В деревне Затопино вы строите новый дом?

– Да.

– Это стоит немалых денег?

– Да.

– Вы получили эти деньги за выполнение специальных заданий?

– Нет. Я выиграл их в казино. И хватит, доктор. Это совсем не так интересно, как я думал.

– Но мы еще не закончили обследования. Вы согласились на него добровольно. И подписали обязательство.

– Там сказано, что я могу закончить проверку в любой момент. Я это и делаю. А если господам, которые следят за нами по монитору, хочется меня о чем-то спросить, пусть прямо и спросят. Если захочу, отвечу.

– А если не захотите?

– Не отвечу.

– Кроме полиграфа есть и другие способы узнать правду.

– Можно и мне задать вам вопрос? Отвечайте на него только "да" или "нет". Вам нравится, когда вам угрожают?

– Нет.

– Мне тоже.

IV

В просторном, обставленном современной мебелью кабинете на втором этаже подмосковного военного госпиталя, как раз над комнатой, в которой проходило тестирование на полиграфе, включился микрофон селектора, и голос оператора, проводившего обследование, спросил: "Разрешите зайти?" Подполковник Егоров вопросительно взглянул на человека в наброшенном на плечи белом крахмальном халате, который, нахохлившись, сидел за письменным столом. Узкий плоский череп без единого волоска и крупный нос с горбинкой придавали ему сходство со старым, но все еще сильным грифом, грозно сидящим на скале и оглядывающим подвластные ему выси и низины. Ему было немного за шестьдесят, но ни следа дряхлости не проступало на его хмуром властном лице. На молчаливый вопрос Егорова он лишь коротко покачал головой.

– Вас вызовут, – бросил Егоров в микрофон и выключил селектор. Немного выждал и спросил: – Что скажете. Профессор?

Человек, которого Егоров назвал Профессором, не ответил. Он молчал, углубившись в какие-то свои мысли и не обращая ни малейшего внимания на взгляды, которые незаметно бросал на него подполковник Егоров.

Он впервые увидел Профессора всего две недели назад, когда был срочно вызван в Москву и включен в операцию чрезвычайной, как ему было сказано, важности. Этот человек очень его интересовал, но Егоров старался не выдать своего интереса.

– Что скажете. Профессор? – повторил он и вновь не получил никакого ответа.

Профессор несомненно услышал вопрос, но мысли его были сейчас заняты другим.

Подполковник Егоров догадывался чем. В этот подмосковный закрытый госпиталь Профессор приехал из Кремля, после разговора с одним из высших руководителей России. Разговор, как мог судить Егоров, был очень тяжелым, и атмосфера этого разговора, атмосфера того неведомого высокого кабинета словно бы воцарилась и здесь, среди этой современной легкомысленной мебели, высоких зеркальных окон и желтеющих берез на аллеях окружавшего санаторий парка. Подполковнику Егорову никогда не приходилось участвовать в подобных совещаниях, на таком уровне, но он даже по мрачности Профессора понял, какого рода был этот разговор. В тех высоких кабинетах никогда не ругались и редко называли вещи своими именами. Там нельзя было задать прямой вопрос и получить на него такой же прямой ответ. Это был не первый разговор Профессора с высоким начальством.