Текст книги "Рискнуть и победить (Солдаты удачи - 5)"

Автор книги: Андрей Таманцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

Я посмотрел на часы.

– Даже странно. Где они застряли? Заправиться, не иначе, заехали.

В этот момент из-за окна донесся приглушенный стеклами вой милицейских сирен. Я выглянул. С шоссе к обкомовскому дому сворачивали две "Волги" с мигалками.

В густом тумане, среди дубов.

Фары, мигалки, сирены. Эффектное зрелище.

– Этот-то фейерверк зачем? – вырвалось у меня. – Можете мне объяснить?

– Нет, – ответил Антонюк. – А как нужно?

– Точно так же, только втихую. И без заезда на заправку. А где оцепление? В двух "Волгах" – максимум восемь оперативников. Если большое начальство не увязалось. А чтобы такой дом оцепить, нужен взвод!

– Я смотрю, вы в этих делах хорошо разбираетесь, – заметил Антонюк.

– В этих делах я разбираюсь на уровне учебного спецкурса. Но по сравнению с вашими ментами я, судя по всему, академик. Пойдемте, Лев Анатольевич.

– Вы не берете деньги?

– Нет.

Тут он снова побледнел.

– Быстрей! – поторопил я и показал стволом "тэтэшника" на выход.

– Куда мы? Куда вы меня?

– Вы спросили, как я уйду после того, как вас прикончу. Сейчас покажу.

Внизу уже захлопали двери. Я вызвал лифт, втолкнул в кабину Антонюка и нажал кнопку верхнего, седьмого этажа. Они, конечно, ринутся по лестнице на своих двоих, но этажи в этом доме были высокие, не "хрущоба". Пять этажей ~ две с половиной минуты даже в хорошем темпе. Да еще застрянут у квартиры. Пока вышибут дверь, пока то да се. Можно было даже особенно не спешить. Но и зря время терять тоже было не резон.

С верхней площадки мы поднялись на чердачный полуэтаж, загодя подобранным ключом я открыл врезной замок обитой оцинкованным железом двери, запер ее за собой и провел Антонюка в дальний конец чердака, подсвечивая ему под ноги и вверх, чтобы он не саданулся головой о балку. Здесь все повторилось в обратном порядке. Мы спустились на лифте в цокольный этаж, из двери в дверь вошли в бойлерную, пересекли мастерскую сантехников, которая даже в темноте дала о себе знать мощным пиво-водочным перегарным дыхом, и через три минуты вышли на улицу из торцевой двери – как раз к моему "пассату". Перед тем как вывести Антонюка из подвала, я высунулся и внимательно огляделся. Тихо. Лишь какой-то прохожий приостановился в стороне, закуривая. Но он не сделал никаких попыток вмешаться в происходящее, чем и избавил меня от лишних телодвижений. Ничего похожего на оцепление. Ну, подарки. – Вот так бы я и ушел, – сказал я Антонюку, залезая в машину и заводя движок. И добавил: – Вы бы поспешили домой. А то дверь взломают, а на столе баксы свежемороженые. Мало ли!

Он воспользовался моим советом с такой поспешностью, что едва ли успел заметить номер "пассата", хотя я предусмотрительно включил габариты. Ну, тачку-то он сможет описать, не "жигуль".

IV

А теперь мне следовало поторопиться. У меня было минут двадцать, пока они сориентируются и введут план "Перехват". Без всяких помех я вырулил на шоссе и двинулся в сторону автовокзала. И только минут через пять навстречу мне, вереща сиреной и озаряя туман мигалкой, продребезжал милицейский "рафик". Вот оно, оцепление. Очередь, наверное, была на заправке.

На автовокзале я открыл ячейку в автоматической камере хранения и загрузил в нее полиэтиленовый пакет с "тэтэшником" и кобурой. А разрешение на ствол, поразмыслив, сунул в багажник "пассата" за обивку. Разрешение было по всей форме, с подписями и печатями, номер ствола даже в цифирке не перепутали, так что беспокоиться вроде было не о чем. Но я резонно рассудил, что, пока менты разберутся, что к чему, я могу поиметь серьезные неприятности. Ни к чему мне были лишние неприятности. Вполне хватало и тех, что есть.

После автовокзала я уже никуда не спешил, да и спешить в тумане было чревато. Навстречу мне пролетела пара гаишных "Жигулей", на моей стороне трясли какой-то "опелек", но на "пассат" пока никто не обращал внимания. Антонюк, видно, все-таки не запомнил номер или не слишком разбирался в иномарках, чтобы точно назвать модель. Допрут, конечно, но когда это будет?

В гостиницу возвращаться мне было не с руки. "Собры" там такой тарарам поднимут, что потом все на меня пальцем будут показывать. Да и есть хотелось, целый день на ногах. Поэтому я оставил тачку на стоянке возле замковой башни с курантами и вошел в "Берлогу". Здесь я уже пару раз бывал, заходил перекусить и поглядеть, что к чему, так что не удивился предложению, которое сделал вежливый молодой человек в раздевалке, принимая у меня плащ:

– Если у вас есть оружие, советую сдать. Оно полежит в сейфе, а потом вы его заберете. Поверьте, это в ваших интересах.

– Охотно верю, – ответил я.

– Мое дело – предупредить. Seid herzlich will kommen! Добро пожаловать в настоящую прусскую Bierstube! Сто сортов настоящего немецкого пива!

Сервис, бляха-Fliege.

Настоящее немецкое пиво меня не интересовало, но колбаски по-бранденбургски здесь были неплохие. Их я и заказал и в ожидании принялся ненавязчиво осматриваться в надежде заметить что-нибудь такое, не знаю что (чем я, собственно, и занимался с первого дня пребывания в городе К.). Но ничего не заметил. Все кругом были свои, знакомые между собой, как бывают знакомы люди в небольшом, в общем-то, городе. Никаких таинственных чужаков не просматривалось. Ну, может быть, кроме меня. Да еще крепкие пареньки, отдыхавшие в углу обшитого темным дубом зала, явно, по-моему, не последовали совету вежливого гардеробщика сдать на временное хранение свои стволы. Но это были не мои проблемы. Может, они чувствовали себя без них не совсем одетыми? Всякое бывает.

Да что ж они, суки, не едут? Сколько мне еще ждать?

Ладно, еще чашку кофе. Нет, пива не надо, я за рулем. Ну и что, что они тоже за рулем? Я за другим рулем. И получите сразу. Не сбегу, но может так случиться, что очень быстро уйду. Сколько-сколько?! Я тут что, свадьбу заказывал? А, обычные немецкие цены. Тогда другое дело. Ладно, сдачи не надо. И вам филь данке.

Эта настоящая прусская пивная задумывалась явно с реваншистскими целями. Попытка коварных немцев перекроить в свою пользу границы послевоенной Европы. Оттягали у россиян сто квадратных метров родины с помощью обычных немецких цен и обрадовались. Рано радовались, господа ползучие реваншисты. Когда речь идет о хорошем пиве и возможности без пальбы и мордобития оттянуться...

Из холла в зал ворвались человек пять омоновцев в "ночках" и с десантными "калашами" под предводительством милицейского капитана с открытым забралом и ПМ в руке.

– Всем оставаться на местах! – приказал капитан. – Проверка документов!

Наконец-то.

По-моему, ребятишки в углу почувствовали себя неуютно.

Но на этот раз им ничего не грозило.

– Чей автомобиль марки "фольксваген-пассат" номер такой-то? вопросил капитан. Я поднял руку, как школьник, и сказал:

– Мой.

И уже через пару секунд лежал на дубовой столешнице с заломленными за спину руками. Мордой в кофе. Правым ухом, точнее. А лик мой оказался обращенным в сторону углового стола, так что я имел возможность видеть ошарашенные физиономии местных братков. Один из них изумленно сказал:

– Ну, облом! За говенный "пассат", а? Не, ты вникни! А если б у него был "мерин" или "чероки"?

Браслетки. Шмон с головы до ног. Прямо скажу, не слишком деликатный. Потом меня рванули вверх, в прорезях "ночки" я увидел чьи-то бешеные глаза, хриплый голос спросил:

– Где пушка?

– Не понимаю, о чем вы, – вежливо ответил я и тут же схлопотал по левой скуле автоматной ложей. Наотмашь. От всей души. Была когда-то такая передача на ЦТ. Так можно и челюсть сломать. Ну ладно хоть плашмя, а не торцом. И на том спасибо.

– Где пушка, сука? – повторила "ночка", дыша мне в лицо смесью водки, табака и жвачки "стиморол", слегка профильтрованной черной шерстяной тканью.

– Снял бы "ночку"-то, жарко, – посочувствовал я ему и понял, что сейчас еще раз схлопочу. И, возможно, уже торцом приклада. Но тут вмешался капитан:

– Погоди, лейтенант. Может, не он?

– Чего годить, чего годить?! Тачка его, номер тот, мужик у дома твердо сказал! И по приметам он! Где пушка, пидор?!

– Отставить! – приказал капитан. – В машину! В горотделе разберемся!

Меня сняли со стола и почти понесли к выходу. Гардеробщик вежливо остановил процессию:

– Момент, господа! Ваш плащ.

Он набросил на меня плащ и мягко укорил:

– Я же вас предупреждал! – И, подумав, добавил: – Приходите к нам снова.

Омоновцы загоготали:

– Ага! Придет! Лет через десять!

В отделении меня сначала сунули в обезьянник, выкинув оттуда пару бомжей. Но не успел я как следует ощупать языком распухающие щеку и губу и порадоваться, что хоть зубы целы, снова выдернули и привели в кабинет, где я увидел давешнего капитана, пожилого милицейского майора и красного кандидата Льва Анатольевича Антонюка. Майор сидел за письменным столом, перед ним лежал бумажник с моими документами.

Капитан жестом показал Антонюку на меня:

– Он?

Антонюк подтвердил:

– Он. – И поинтересовался у меня: – Ну что? Доигрался, красавец?

– Так... Пастухов... Женат, дочь... Прописан в деревне Затопино Зарайского района Московской области... Судимостей, судя по отметкам в паспорте, не имел. Ну, это надо проверить.

Майор еще полистал мой паспорт и бросил его на стол.

– Пастухов? – переспросил Антонюк. – Почему-то мне знакома эта фамилия.

– Ничего удивительного, – ответил майор. – Не Иванов, но и не Вайсмахер. Давай, Пастухов, сразу к делу. Где оружие, которым ты угрожал гражданину Антонюку?

"Ночка" снова дохнула мне в ухо сложным парфюмом.

– Колись, падла! Сразу колись, а то хуже будет! Майор недовольно поморщился:

– Отставить, лейтенант. И снимите с задержанного наручники.

– Стоит ли, товарищ майор? А вдруг он какое-нибудь кун-фу? Возись потом.

– Выполняйте.

Браслетки слетели с моих запястий, первым делом я потрогал щеку и покачал зубы. Вроде бы не шатались.

– Свободны, – кивнул майор. Омоновцы вышли, брякая автоматами.

– Садись, Пастухов. Еще раз спрашиваю: где пистолет, которым ты угрожал господину Антонюку?

– Я не угрожал господину Антонюку пистолетом. Подтвердите, Лев Анатольевич.

– Вот как? – искренне удивился он. – А что же вы делали?

– Вы спросили, из чего я мог бы вас застрелить. Я показал. Разве не так?

– Не валяй дурака, Пастухов, – посоветовал майор. – Мы здесь и не таких видели.

– Послушайте, господин майор. Я понимаю, ребята были в запарке, горячее дело и все такое. Но, может, кто-нибудь все-таки обыщет меня как следует?

Для убедительности я встал и расставил в стороны руки.

– Обыщи, – кивнул майор капитану. Тот ощупал меня со всех боков.

– Чисто. Чего искать-то?

– В джинсах. В правом заднем кармане, – подсказал я.

Капитан послушно склонился к моей заднице. Из-под его кителя выглянула кобура с ручкой табельного ПМ.

Я балдею от этих ребят. Бери "макарку" и клади всех на пол. Или мочи. И никакого кун-фу не надо. А ведь предупреждал их лейтенант в "ночке"! Было у меня искушение показать им, что к оперативникам, которые работают на земле в гуще народных масс, стоит прислушиваться. Но я сдержался. Могут неправильно понять. Да и не мое это дело воспитывать командный милицейский состав.

Капитан извлек из тесного кармана моих джинсов книжицу с тиснением "КПРФ" на обложке и раскрыл ее. После чего впал в некоторую задумчивость.

– Что там такое? – нетерпеливо спросил майор. Капитан положил перед ним удостоверение.

Майор внимательно ознакомился с содержанием и тоже впал в задумчивость.

– Ничего не понимаю! – признался наконец он и показал книжицу Антонюку. – Здесь сказано, что он начальник вашей охраны. Вы что-нибудь понимаете? Это ваша подпись?

– Моя, – подтвердил Антонюк. – Да, моя. Пастухов. Вот почему эта фамилия у меня на слуху! Ну, конечно же! Так-так. Значит, вы и есть начальник моей охраны? А мне рекомендовали вас как серьезного и ответственного профессионала. Да, вы профессионал, это я понял. Но в том ли вы профессионал, в чем надо? Что означал весь этот спектакль?

– Если это был спектакль, – вставил майор тоном, не предвещающим мне ничего хорошего. Я лишь пожал плечами.

– Мне передали, чтобы я к вам зашел. Я и зашел.

– Таким образом?! – взвился Антонюк. – Да вы что, издеваетесь надо мной?!

– Над нами! – снова вмешался майор.

– Успокойтесь, Лев Анатольевич. Я отвечаю за вашу безопасность. И намерен ее обеспечить. Я должен был проверить систему вашей охраны. Что она ничего не стоит, я убедился. И хотел, чтобы убедились вы.

Антонюк едва не подпрыгнул.

– А просто сказать? Да! Просто! Языком! Как люди общаются тысячи лет! И будут общаться всегда! Потому что другого средства общения не придумали! И никогда не придумают! Его нет! Просто нет! Понимаете? Нет!

Я понимал другое – что из него со свистом выходит пар. Но все-таки решил, что нужно его поправить:

– Почему нет? Есть.

Антонюк уставился на меня, как прапор на вдруг заговорившего салабона.

– Да? Есть? Сделайте одолжение, просветите.

– Музыка, например. Ведь что такое музыка? Это внеречевое средство общения.

– Это вы сами придумали?

– Да ну! Жена рассказала. Она музыковед, кончила "Гнесинку". Есть и другие внеязыковые средства общения. Живопись. Балет.

– Балет? Понимаю. И вы мне станцевали про то, какая у меня система охраны. А воспользоваться традиционным средством общения, обыкновенным русским языком, не могли. Слишком просто, да?

– Мог. Но мне было нужно, чтобы вы не узнали это, а прочувствовали. На собственной шкуре, извините за резкость. Надеюсь, мне это удалось.

– Да, черт возьми, удалось. Ничего не могу сказать, удалось. А если, быть совершенно откровенным, вы напугали меня до смерти!

Я удовлетворенно кивнул:

– Это и было моей задачей.

Капитан смотрел на меня, как на иллюзиониста Копперфильда.

– Ну, москвич! – пробормотал он.

Но майор был настроен совсем не миролюбиво.

– У вас есть претензии к задержанному Пастухову? – обратился он к Антонюку.

– Как ни парадоксально, но...

– Если можно – простым русским языком, – попросил майор. – Без музыки и балета. И без живописи. Да или нет?

– Нет, – сказал Антонюк.

– А у меня есть! – взревел майор. Теперь и из него начал выходить пар. – Весь город поставить на уши, это как? Это двести шестая, часть вторая! Злостное хулиганство! От одного до пяти лет! Понял?

– Так точно, господин майор.

– Гражданин майор!

– Слушаюсь, гражданин майор!

– Ладно, не будем усугублять. Но пятнадцать суток ты, парень, получишь! Умник, тра-та-так-перетак, тра-та... И считай, что дешево отделался! – примерно через полминуты закончил он. – Есть вопросы?

– Есть. Ваша опергруппа прибыла на место через двадцать четыре минуты после вызова. А оцепление вообще минут через сорок. А это как?

– Вам, москвичам, хорошо рассуждать! – возмутился капитан. – Вам Лужков новые "форды" покупает! А мы на чем ездим – видел? Скоро на рейсовые автобусы пересядем!

– Сколько у вас абонентов в системе охраны ВИП? – поинтересовался я. – Человек сто?

– Больше, – уточнил капитан.

– Вот и пусть скинутся на пару полицейских "фордов" и микроавтобус. Для себя же.

– Они скинутся! – проговорил майор.

– Прекрасная мысль, – вмешался Антонюк. – И своевременная. Мой фонд поддержит. Проведем работу. Помогая милиции, помогаешь себе. Очень хороший лозунг. Короткий и понятный. Считайте, майор, что у вас есть эти машины.

– А у вас – голоса благодарной милиции, – подсказал я.

– Мы не покупаем голоса избирателей. Мы призываем голосовать за нас своими делами.

– Ладно, – снизошел майор. – Пусть не пятнадцать. Но пять суток ты у меня отсидишь! Оформи, капитан.

– Вы оставляете меня без охраны, – возразил Антонюк.

– У вас целая толпа охранников.

– Пастухов показал, чего они стоят.

– А мне какое дело? Это не наши люди. За них я не отвечаю.

– Значит, вам до этого нет никакого дела? – переспросил Антонюк. Вы отдаете себе отчет в том, что сказали?

– Но вы и меня поймите! Как я объясню губернатору это ЧП? Оно уже в сводке! А если есть хулиганство – должен быть и хулиган. И к нему должны быть приняты меры!

– Какому губернатору? – негромко поинтересовался Антонюк. Губернатору, который пальцем не шевельнул, чтобы помочь милиции? Который за четыре года не сделал для города ничего?

– Не мое дело оценивать губернаторов, – огрызнулся майор. – Станете вы – буду подчиняться вам. А пока я подчиняюсь ему.

На принцип пошло. Дело серьезное. Я решил, что стоит майору помочь. Помогая милиции, помогаешь себе.

– Оформите ЧП как учебную тревогу. Проверка боеготовности личного состава в условиях, близких к реальным.

– И не забудьте отметить, что эта самая боеготовность оказалась нулевой, – язвительно добавил Антонюк.

– Почему? – возразил я. – Вы живы. Преступник задержан. Опыт учебной тревоги будет всесторонне проанализирован и сделаны выводы.

– Понял, как в Москве работают? – обратился майор к капитану и снова повернулся ко мне. – Тогда хоть объясни нам, на кой черт ты всю эту петрушку затеял?

– Хотел познакомиться с вами. Мало ли, как дело пойдет. Может, у вас ко мне вопросы возникнут. Или у меня к вам.

А теперь и майор уставился на меня, как космонавт на лунатика. Потом встал, одернул китель и доложился:

– Майор Кривошеев. Олег Сергеевич. Заместитель начальника областного управления внутренних дел. – Немного подумал и представил капитана: Капитан Смирнов. Иван Николаевич. Уголовный розыск.

– Очень приятно, – сказал я. – Пастухов. Сергей Сергеевич.

– Скажи, Сергей Сергеевич, ты всегда все делаешь через жопу?

– Когда как. Мне было нужно, чтобы Лев Анатольевич беспрекословно выполнял все мои предписания, – объяснил я.

– Какие? – спросил Антонюк.

– Может, мы обсудим это" наедине?

– Если можно, при нас, – попросил майор. – Учиться так учиться..

– Я не скажу ничего нового.

– Тем более.

– Пожалуйста. Первое: наглухо заварить дверь на чердак. Второе: поставить в квартиру бронированную дверь с кодовым замком. Завтра же. Третье. Никому никаких ключей. Никому. Вы меня понимаете, Лев Анатольевич?

– Да, – буркнул Антонюк.

– Каждый день менять маршрут и время возвращения домой. По вам часы можно проверять. Сейчас это не достоинство. Не прощаться с охраной в лифте. Больше того. Двое постоянно должны находиться с вами. Даже ночью. Пусть один спит в гостиной, а другой на раскладушке в прихожей.

– Ну, знаете! – запротестовал Антонюк.

– Хотите еще раз встретиться с киллером? На этот раз с настоящим?

– Сдаюсь. Что еще?

– Наймите охрану на дачу. Двух или трех человек. Сойдут и местные, только не пьянь. Когда едете на дачу, никаких телефонных предупреждений. Вообще о своих поездках по телефону не говорить.

– О моих предвыборных встречах знает весь город.

– Встречи и митинги – моя забота. И до конца избирательной кампании – никаких ресторанов, никаких дружеских посиделок и никаких утренних пробежек трусцой по парку.

– Черт знает на какую жизнь вы меня обрекаете!

– Вы сами себя на нее обрекаете. Станете губернатором – расслабитесь. После этого поздно будет вас убивать.

– А сейчас – не поздно?

– Вы лучше меня разбираетесь в ситуации.

– Кто может меня убить?

– Это вы у меня спрашиваете? На эту тему можно много рассуждать.

Но мне не удалось уйти от этого идиотского разговора.

– Так рассуждайте! – прикрикнул Антонюк. – За это вам деньги платят!

Тот еще будет губернатор. Обкомовская, видно, школа. Или он в свое время до второго секретаря допер именно потому, что от природы была в нем эта бульдожья хватка? Если так, то до губернаторского кресла вполне допрет. Человек, который умеет получать ответы на свои вопросы.

Ну, получи.

И я сказал:

– Тот, кто убил Комарова.

В кабинете воцарилось многозначительное молчание.

– Дела, твою мать! – констатировал майор. – Новые времена – новые песни. – Он обернулся к капитану: – А ведь и верно, никаких америк нам москвич не открыл. Все давным-давно известно.

– Я вам скажу еще кое-что из известного. Хотите? – предложил я.

– Было бы любопытно, – не без настороженности согласился майор.

– Я бы не стал гонять на операции с мигалками и сиренами.

– Так ведь туман! – заорал капитан. – Туман, понимаешь? Мы бы час ехали!

Я развел руками:

– Ну, если туман, тогда да.

– Так где все-таки пушка? – спросил майор.

– В камере хранения на вокзале, – ответил я, не уточняя, на каком вокзале.

– Разумно, – подумав, кивнул майор. – Разобрались, выходит. Да, дела! У вас есть претензии к лицам, производившим ваше задержание? перешел он на официальный тон.

Я потрогал распухшую скулу. Тот еще будет фингал. Особая примета. Но это был свершившийся факт. А его, как известно, не может отменить даже Господь Бог. Поэтому я только рукой махнул:

– Чего уж там. Дело житейское. На их месте так поступил бы каждый. Вот если бы еще "сейку" мою вернули, был бы полный порядок. Я к ней как-то привык.

– Какую "сейку"? – не понял майор. А капитан понял. Он быстро вышел, минут через пять вернулся и молча протянул мне часы, сдрюченные с меня в азарте горячего дела шустрыми омоновцами города К.

Тут и майор понял. И даже Антонюк.

– Так-так, – проговорил он.

– Примите наши извинения, – хмуро сказал майор.

– Нет проблем, господин майор.

– Ну и прекрасно.

* * *

Для Антонюка майор Кривошеев выделил оперативную "Волгу", а мой "пассат" уже подогнали к горотделу. Но перед тем как сесть в машину, Антонюк отвел меня в сторону.

– Как я понял, условие вашего контракта – сохранить мою жизнь, а не отнять ее.

– Вы только сейчас это поняли?

– И вам обещали заплатить за это пятьдесят тысяч долларов?

– Мне уже заплатили.

– Кто?

– Вероятно, те, кто заинтересован, чтобы вас не убили.

– И чтобы я стал губернатором, – добавил Антонюк. – Не люблю таинственных доброжелателей. Лучше, конечно, чем таинственные враги. Но все-таки. Вероятно, после выборов мне предъявят счет. Потребуют каких-то услуг.

– Если вы победите.

– А вы сомневаетесь?

– Семь процентов отрыва – не слишком много. Антонюк снисходительно усмехнулся:

– У вас плохо с арифметикой. Не семь. Я получу голоса ЛДПР, а НДР голосов "Яблока" не получит. Они призовут своих избирателей голосовать "против всех".

– Вы уверены?

– Это их позиция. Сегодня они ее подтвердили на закрытом заседании.

– Оно было, наверное, не очень закрытым, раз вы об этом знаете?

– Неважно. Важен сам факт.

– Лев Анатольевич, машина вас ждет, – деликатно поторопил капитан Смирнов.

– А вот он умеет считать. Лучше, чем вы. И лучше, чем майор, отметил Антонюк. – В процессе нашего вынужденного, так сказать, общения невольно выяснились некоторые подробности, не рассчитанные на широкую огласку. Вы понимаете, о чем я говорю?

– Меня интересует только то, что связано с вашей безопасностью.

– Вы мне определенно нравитесь, молодой человек. – Антонюк не без торжественности пожал мне руку. – Спасибо. Это был жестокий урок, но полезный. Я выполню все ваши предписания.

– Сейчас я в этом не сомневаюсь.

Капитан Смирнов проводил "Волгу" с будущим губернатором и помахал мне:

– Счастливо, москвич. Ты вообще-то поаккуратней. Не ровен час. Ладно, все обошлось, и слава Богу.

Я отъехал от горотдела и свернул к автовокзалу.

Туман сгустился. Редкие машины плыли в нем многоглазыми световыми фантомами. Туман уравнивал "мерседесы" и "Жигули".

Бестелесный свет.

Огни на болоте.

* * *

"Обошлось".

Твою мать.

Это для тебя, капитан, обошлось. А для меня не обошлось. Потому что мужик, который прикуривал у торца дома и который сообщил оперативникам номер "пассата", был тот самый.

Смуглый. С приплюснутым носом.

В зале ожидания автовокзала было немноголюдно. Редкие пассажиры, опоздавшие на вечерние рейсы, дремали в жестких креслах. В камере хранения вообще не было ни одного человека.

Я набрал шифр и открыл ячейку.

В ячейке не было ничего.

Совсем ничего.

Пусто.

Пусто, как... Как. Никак. Просто пусто, и все.

Это означало, что кому-то очень недолго осталось жить.

И я уже догадывался кому.

Но это было не мое дело.

Не касалось оно меня.

Ни с какой стороны.

Ну, разве что...

Суки.

Глава четвертая. Фигура умолчания

I

Юрий Комаров, сын убитого историка Комарова, был по природе своей человеком недоверчивым и осторожным. Смерть отца обострила в нем эти качества до высшего предела. Поэтому Пастухов с первых фраз телефонного разговора понял, что уговорить его встретиться можно только одним способом. И он воспользовался этим способом. Он сказал:

– Я занимаюсь расследованием смерти вашего отца. Помочь в этом можете только вы. Если вы скажете "нет", я немедленно уезжаю, но в том, что смерть вашего отца останется нераскрытой, будете виноваты только вы. И никто другой.

Это подействовало. Комаров-младший назначил встречу у себя на квартире, но просил при подходе к дому привлекать как можно меньше внимания. Пастухов пообещал, но обещания не выполнил. Оставив "пассат" за пару кварталов от дома, он прошелся по улице Строителей (их оказалось три: просто Строителей, Первая улица Строителей и Вторая улица Строителей), по пути спрашивая у встречных прохожих, как пройти к дому номер 17, где жил Комаров. Ему подробно объясняли, а напоследок обязательно спрашивали:

– А вы к кому? К Комаровым, что ль?

Время для визита Пастухов выбрал не раннее и не позднее – начало шестого вечера. Как раз в это время и был убит Комаров. Он отмечал довольно плотные сумерки, сгущенные наползавшим с Балтики туманом, тусклый и словно бы радужный свет уличных и домовых фонарей – свет, в котором идти-то было трудно, а уж про стрельбу и говорить нечего. Всеобщий интерес прохожих к нему, чужому человеку, разыскивающему дом Комаровых, сначала не вызвал у него никакого удивления, более того, вообще не задержал его внимания.

Едва ли не в первый же день по приезде в город Егоров по настоятельной просьбе Пастухова принес ксерокопию уголовного дела, где были собраны все материалы по убийству Комарова, и теперь Пастухов словно бы сверял то, что он знает, с тем, что он видит. Все свидетели (а их набралось с десяток) в один голос твердили, что как раз в это примерно время они возвращались с автобусной остановки и никого постороннего на улице не видели. Следователь прокуратуры не придал особого значения этим показаниям. Слишком уж очевидно профессиональным был почерк убийцы. А таких профессионалов на улице Строителей, да и во всем городе К., по убеждению следователя прокуратуры, не было. Для очистки совести следствие перетряхнуло все базы данных, запросило Зональный информационный центр, но и там ничего не нашли. Картина вырисовывалась отчетливая и безнадежная для следствия: нанятый киллер прилетел или приехал, сделал свое черное дело и скрылся. Оставался открытым вопрос о мотиве, но и здесь нашли выход. Его подсказал сын убитого, заявивший, что Комарова убили по ошибке – должны были убить его, а не отца, убийца просто спутал. Они были примерно одного роста, оба грузные, основательной стати, оба носили похожие серые плащи, а "дипломаты" у них и вообще были совершенно одинаковые: их по случаю (и с большой скидкой) купила жена Юрия – для мужа, а заодно и для свекра. Мотивов же для покушения на Юрия было предостаточно: он успешно занимался бизнесом, имел дело с портом, покушение на него могло быть результатом внутренней бандитской разборки.

Это заявление сына потерпевшего было подарком для следователя. Он с чистой совестью сунул папку в сейф на ту полку, где томились "висяки" или "глухари" – дела зависшие, практически не имеющие шансов быть раскрытыми. Пресса поуспокоилась, начальство не дергало, понимая, что к чему, так что можно было спокойно заниматься другими делами, которых здесь, в портовом балтийском городе, было Предостаточно.

Материалы следствия не помогли Пастухову представить картину происшедшего. Во-первых, он далеко не сразу понял смысл милицейских протоколов, написанных таким языком, что болтовня его Настены на их фоне казалась поэмами Пушкина. Сбивали с толку и многочисленные ссылки на статьи Гражданского и Уголовного кодексов, с которыми Пастухову до этого не приходилось иметь дела. Он не отбросил документы, нет, он их самым внимательным образом изучил, разобрался в канцеляризмах протоколов, даже почти во всех упоминаемых статьях Кодексов, и в конце концов общие выводы следствия показались ему правильными. И только вот теперь, когда он шел от автобусной остановки к дому Комарова и каждый встречный объяснял ему дорогу самым подробным образом, а заодно пытался выведать, к кому и по какому делу он идет, у Пастухова не то чтобы зародилось сомнение в правильности этих выводов, но как бы крошечная заноза попала в руку – совсем крошечная: жить можно, но все-таки беспокоит, все-таки что-то не совсем так.

Уже подойдя к аккуратному особнячку Комаровых, Пастухов вдруг вернулся к автобусной остановке и еще раз повторил путь, который уже проделал: дотошно выспрашивая прохожих об адресе, охотно отвечая, к кому он идет. Он даже придумал историю о дальнем родственнике Комаровых, с которым Пастухов недавно виделся во Владивостоке и который при случае просил передать своякам привет. Он понял только одно, но понял твердо: не было здесь никакого приезжего киллера. Его обязательно увидели бы и приметили. А это означало, что убийца – местный, свой. На него никто не обратил внимания именно потому, что он был свой, примелькавшийся и потому не вызвавший никакого интереса.

В следственном деле, которое просматривал Пастухов, это предположение не игнорировалось. Но сыщики города К. единодушно пришли к выводу, что киллера такой квалификации в городе нет.

Они перетрясли весь уголовный контингент, связанный с "мокрыми" делами, но там каждый раз присутствовали разбой, тупые бандитские нападения, не говоря про пьяную поножовщину. А тут работал холодный точный профессионал. Не было такого в городе К. Не было, хоть ты застрелись.

* * *

На звонок Пастухову долго не открывали, смотрели из глазка, таились за дверью. И лишь когда он напомнил, что договаривался о встрече по телефону, возня в прихожей усилилась, звякнуло железо, и Пастухов оказался в уютном просторном холле, украшенном деревянной прибалтийской резьбой и уставленном картонными коробками самых разных размеров. Жена Юрия Комарова, маленькая остроносая пигалица, поздоровалась с гостем и шмыгнула в соседнюю комнату. По тому, что в двери осталась щель в ладонь, Пастухов понял, что она не хочет пропустить ни слова из разговора мужа с этим незваным гостем.

Коробки, частью упакованные и обклеенные скотчем, а частью еще не закрытые, полунаполненные, загромождали и гостиную, куда Юрий ввел гостя.

– Уезжаем, – коротко объяснил он царящий в доме беспорядок. – Дочь уже отправили. А теперь вот и сами.

Он, вероятно, ожидал вопроса, куда они уезжают, и внутренне напрягся, готовясь как можно убедительнее соврать, но Пастухов не стал ни о чем спрашивать.

– Если ваша жена хочет знать, о чем мы говорим, пусть зайдет, предложил он. – Нет – нет.