Текст книги "Закон подлости (Солдаты удачи - 4)"

Автор книги: Андрей Таманцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

Михаил понимающе кивнул и, сделав резкий маневр, занял такое положение в воздухе, чтобы высланная на помощь машина не могла открыть огонь без риска задеть своего.

И в то же время Пастух, Док и Боцман, откинув дверь своего вертолета, ударили разом из трех автоматов по двигателю вертолета поддержки.

Из той "вертухи", на которой оказался Трубач, вывалился еще кто-то. В проеме люка вновь показалось лицо Николая. Он наконец узнал своих, замахал им рукой.

– Он увидел нас, – закричал Пастух. – Увидел! Двигатель вертолета поддержки, по которому они втроем вели огонь, вдруг задымил, он резко отвалил в сторону и пошел к земле, видимо надеясь найти хоть какую-нибудь площадку для вынужденной посадки.

Теперь все они смотрели на Трубача. Он кричал им что-то, размахивая руками, но вдруг его отбросило в сторону пилотского кресла, и они увидели, как лейтенант спецназа Николай Ухов по прозвищу Трубач в последнем усилии навалился на летчика, обхватил его голову и закрыл тому глаза. Отсюда трудно было понять, что именно произошло перед этим, но похоже было, что пилот исхитрился-таки как-то зацепить Трубача, и, похоже, очень серьезно зацепить.

И тут же они увидели, как вертолет, потерявший управление, швырнуло вбок, закружило на месте. В последний момент летчик сумел вырваться из рук Трубача, но выровнять машину так и не сумел.

Жидкий раскаленный воздух уже не держал вертолет. В беспорядочном вращении его понесло вниз, к земле, и бросило на отвесную горную скалу.

В свете солнца вспышка взрыва была тусклой, ее тут же сменил вспухший черно-красный шар, который сразу развеяло ветром. Все в оцепенении смотрели на уносящуюся вниз серо-красную скалу, на которой не осталось ничего – ни следа взрыва, ни обломков.

– Колька!.. – прошептал Пастух.

Рассказ Трубача

Да, так оно все и было. Я когда в этот вертолет прыгнул, у меня же одна только мысль в башке засела – не упустить документы. Как в атаку шел. Перед глазами бумаги, что этот хмырь передал. Все остальное воспринимал исключительно как препятствие. В общем, прыгнул в кабину, а вертолет возьми да и рвани вверх.

Это теперь я, как настоящий шпион, сначала пять раз подумаю, где тут выход, прежде чем куда-либо войти. А тогда...

В общем, смотрю – земля уплывает вниз. Пилот жмет на газ. Передо мной два парня в камуфляже. Один сидит ко мне спиной, работает за пулеметом -как на "зингере" строчит. Второй от неожиданности аж позабыл про то, что он вооруженный солдат армии Рашиджистана, и давай меня по башке лупить. Но голова у меня тогда еще ничего, крепкая была. Это теперь болеть стала -тоска, хоть стреляйся.

В общем, как он меня пару раз хватанул каблуком по лбу, так я чуть обратно на воздух и не вылетел. Тут у меня выбор был невелик – либо за косяк хвататься, либо остаться при автомате, но в свободном падении без парашюта. Ясное дело, что я выбрал косяк. Высота-то уже приличная была, я ее даже спиной чувствовал.

Я руками за скобы – там они на борту снаружи приварены были очень удобно, и на скобах этих уголок изобразил – как в спортзале на кольцах. Ну, и малому этому, который меня одной ногой лупил, своими обеими как раз под брюхо и засветил. Смотрю – он и отвалился.

А у меня из раны кровища хлещет – у него, у гада этого, ботинки на шурупах оказались. Хорошие ботинки, крепкие...

Ну, кровь – это не страшно, правда? Встряхнулся, и пока этот, с башмаками, в отключке валялся, я пулеметчику такой пинок славный отвесил, что он аж красиво так через свой пулемет и кувыркнулся.

Я пока его взглядом провожал – первый очухался. Забыл я про него, а он, собака, оказался крепче, чем я ожидал. Короче, собрался парень с мыслями и такую мне замечательную подсечку сделал, что я чуть за пулеметчиком следом не отправился.

Бились мы с ним, как в американском фильме. То он меня за борт выдавливает, то я его. Вертолет-то не очень вместительный оказался – мы друг друга по переборкам кидали, только стук стоял. В конце концов я ему один захват из джиу-джитсу провел и благополучно оформил посадку без парашюта.

Минуту, наверно, в себя приходил. Башка трещит. Кровища в глаза лезет. Два ребра точно сломаны, если не больше.

Наружу выглянул, смотрю, а тут ваш вертолет с красным крестом за мной шпарит. Пока я вам приветствие кричал да ручкой делал, пилот – а он до этого вел себя вроде как таксист: рулил себе, не обращая внимания, что у него там за спиной делается, – так вот этот пилот вдруг какой-то такой хитрый вираж заложил, что меня на него и швырнуло. Я, если честно, схватился за первое, что мне под руку попалось, – за его башку. – Он мычит: мол, что ж ты, дурень, делаешь – оба навернемся!..

Ну, так оно и вышло, как он предупреждал. Вертолет как-то закачался, закачался – он и до этого летел не очень-то резво, а тут и вовсе вниз пошел. Перед глазами все кувыркается. Пилот – жить-то хочется – извернулся и меня локтем промеж глаз. Я от него отлепился, как мячик какой...

Это уже потом я понял, что он невольно мне жизнь спас. Я прямехонько в раскрытую дверь вписался. И, главное, все как в замедленном кино: лечу, наблюдаю, как валится вниз один вертолет, как улетает ваш, с крестом... Тут что-то как сверкнет! Мне огнем прямо в лицо пыхнуло...

...А что было потом – совершенно не помню. То есть абсолютно не в курсе. Упал ли я куда или повис на чем... Сплошная темень в камере. Я из этой темноты только через месяц на белый свет вылез...

А потом у меня времени много было. Все лежал да размышлял, как же это я умудрился остаться в живых?.. Черт его знает... Может, меня взрывной волной подняло? Может, я в какие-нибудь заросли упал или по касательной по склону чиркнул... Хоть убейте, не знаю.

Вообще-то чего вам объяснять – на войне чудеса всякие случаются. Когда Грозный штурмовали, нас на Минутке бомбой накрыло. Я ближе всех стоял. Так меня только контузило, а ребят на противоположной стороне улицы – всех осколками уложило...

Ну вот, остался я жив... Чудом там или не чудом – какая теперь разница. Только когда я в себя пришел, то поначалу, ей-богу, не рад был, что жив остался. Пошевелиться не могу, даже рта открыть, а тело все как через бетономешалку пропустили...

Это я потом узнал, что месяц без сознания провалялся. А как глаза открыл, смотрю: в какой-то хибаре лежу. Огонь горит в очаге. На стене какой-то потертый ковер. Под потолком развешаны пучки сушеных трав, шкурки каких-то животных.

И вот валяюсь я среди всей этой красоты, как чурбан. От боли выть готов, а не могу... И какой-то дремучий старик меня растирает ужасно вонючей дрянью. Старик такой сухонький, весь в морщинах, на вид лет двести. Тихо так лопочет по-своему.

Он меня несколько месяцев козьим молоком да отварами из трав отпаивал. Кроме жидкого, ничего проглотить не мог. Замечательный старик... Я лежу, а он мне Коран читает. По-арабски. Я ни бельмеса не понимаю, но замечаю, что, когда он бубнит свои молитвы, боль вроде бы стихает. То ли отвлекаешься, то ли действительно сила какая-то в этом есть... Не знаю...

В общем, сплошная мистика и шаманство.

Только я вот что скажу. Старичок этот, его Сульхи звали, меня молочком, травками да молитвами своими с того света вытащил. И не просто вытащил, а так, что потом в большом медицинском центре врачи меня с головы до пяток прощупали, но так и не поняли, как это я еще двигаюсь. По всему выходило, что быть мне инвалидом в лучшем случае. А в худшем... На все воля Аллаха!..

Мало-помалу начал становиться на ноги. Месяца через четыре вытащил меня Сульхи впервые на улицу. Сижу я на солнышке. Любуюсь на горы, облака. Орел какой-то в небе парит. И думаю себе – какая благодать!..

К тому времени я уже начал сносно понимать на урду и классическом арабском. Это все, ребята, оттого, что дед мне Коран читал. Лучше всякого лингафонного курса получилось. Я пока в бреду валялся, старик мне бу-бу-бу, бу-бу-бу... Так, видать, слова на подкорку сразу и записывались. А потом, когда малость оклемался – скукотища же все время лежать, верно? – я от нечего делать языками и овладел. Ей-богу!

Ну, правда, врать не буду, потом уже по моей просьбе Сульхи со мной специально занимался. И начал я читать, даже писать под конец научился. Старик-то оказался ученый. У него какая-то мутная история вышла с местным муллой. То ли он в Коране решил что-то на свой лад переиначить, то ли какие-то мысли Магомета слишком вольно трактовал. А скорее всего, просто слишком для муллы умным показался. Два мудреца на одно селение – слишком много. Вот старого Сульхи из селения натуральным образом и поперли. Объявили, значит, персоной "нон грата".

По-моему, он не очень-то огорчился. Отстроил себе хижину в горах повыше. Закопался в свои книги – у него их была целая библиотека. Собирал травы, сушил. Готовил по каким-то древним рецептам настои да мази, которыми меня с того света и вытащил.

Любил он на рассвете сидеть на пороге хижины. Оттуда вид -обалденный!.. Наверное, на сотню километров. И никаких вокруг людей, никакого жилища. Мне самому иногда начинало казаться, что мы со стариком одни остались. Так вот, сядет и смотрит. Молчит. Только губами шевелит. То ли молится, то ли что-то разъясняет сам себе. И так часа три может сидеть, пока солнце его не сгонит.

Я его как-то спросил:

– Ты чего, старик, тут сидишь зря?..

Он посмотрел на меня, как на дитя малое, и говорит в ответ:

– Смотрю на движение мира...

Постепенно я на ноги встал. Сначала на костыле ковылял. Потом перешел на палочку. А уж потом и сам по себе. Пока старик о моей душе да моих мозгах заботился, лекции мне о мироздании читал, я решил, что и тело мне тоже еще пригодится. Вспомнил кое-что из карате, кое-что из ушу, кое-что из джиу-джитсу.

Я же когда рукопашным боем занимался с инструктором нашим, Григорием Иванычем, то все больше налегал на удары да на технику. А всю эту восточную философию за чепуху держал. А тут пригодилось.

Стал потихоньку в теньке заниматься. Дыхание выставлять да медитировать. Руками машу, а сам в голове соло на саксе прокручиваю. Кругом красота дикая. Гармония. Такой меня восторг временами брал!

Единственно, чего мне, ребята, не хватало, так это саксофона. У старика-то даже радиоприемничка завалящего не было. Так что я по памяти втихую Глена Миллера или Гиллеспи мурлыкал.

В общем, когда я достаточно окреп, то полностью к тому моменту пришел в соответствие с обстановкой. Дни текут. В душе полное успокоение. Проблем никаких. Как летом в детстве – полное ощущение потери времени...

Вначале, конечно, были у меня мысли о побеге. Вернее, не о побеге. Старик Сульхи меня никогда не держал при себе силой. Какая у него сила?.. Я как чуть-чуть оклемался, так уже мог его одним плевком уложить. Просто бежать как-то было некуда.

Он, старик, меня сразу спокойненько так предупредил:

– Ты вниз не ходи. Ты шурави. Тебя там убьют. А я даже толком и не знал, где нахожусь. Вроде бы и не в Рашиджистане. Я часто пытался у Сульхи выяснить подробности того, как он меня нашел. Но старик был кремень. Твердит в ответ одно и то же:

– Аллах тебя послал, Аллах и заберет...

Только я понял так. Дед время от времени из хижины своей выбирался. Брал ишака – и в горы. Травы собирать. Минералы какие-то одному ему известные. Да и просто на "движение мира" поглазеть. Старику много не надо. А уйти мог аж на месяц. За это время проходил достаточно большие расстояния. Похоже, вот во время одного такого похода он меня и нашел.

И вот это, ребята, как раз чудо. В пустыне я падаю вместе с вертолетом и остаюсь жив. Почти жив... А тут бредет мимо безумный старик, которому не лень меня за сотню километров на своем ишаке тащить тайными тропами да потом незнамо сколько выхаживать. Другой бы пошарил по карманам да и пошел себе с Аллахом дальше. Ну, может, прикончил бы из человеколюбия.

А старик... У него философия...

В общем, время летело. Я уже почти, как дед советовал, растворился в природе, да не до конца – в один прекрасный день цивилизация напомнила о себе сама.

Как-то занимался я своей хитрой гимнастикой, да что-то из Глена Миллера напеваю и вдруг слышу:

какой-то странный, непривычный, но в то же время знакомый звук появился. Я на месте застыл и сообразить не могу, что бы это могло быть.

А звук, вернее сказать, гул все сильнее. И вдруг как из-за горы вертолет выскочит – прямо на меня. Военный вертолет. Круг над хижиной сделал, кое-как на каком-то пятачке приземлился.

Из вертолета вылезают два солдата да офицер. Как я понял – пакистанцы. Офицер меня осмотрел и говорит (на урду, между прочим):

– Давай-ка, братец, полезай в кабину. Пожил на свежем воздухе, и хватит.

– А кто ты таков будешь? – поинтересовался я у него.

– Тебе это знать пока ни к чему, – он мне в ответ. – Полезай, говорю. Вид у тебя болезненный, не хотелось бы силой тебя тащить.

Старик с каменным лицом сидит и только бормочет:

– ...Аллах дал, Аллах взял...

– Это, – говорю ему, – не Аллах. Это солдаты.

В общем, полез я в вертолет добровольно. Все равно когда-нибудь вылезать из этих гор пришлось бы. А тут грех транспортом не воспользоваться. Убивать меня никто вроде не собирался. Велика охота машину гонять, чтобы доставить себе такое удовольствие...

Летели часа три. Приземлились тоже в горах, но уже на военной базе. Все как у взрослых – аэродром, казармы, склады ГСМ. Меня вроде как пленного определили. Хотя в зиндан сажать не стали. Просто приказали с территории не выходить.

Вначале меня какой-то следователь допрашивать пытался. Только я дурнем прикинулся. Мол, ничего, ребята, не помню. Ни кто таков, ни как звать, ни как сюда попал. Видно же, что я через мясорубку прошел. Следователь помучился недельку да и отстал.

Определили меня в госпиталь. Ну, про это я уже говорил. Врачи меня смотрели-смотрели, языками цокали-цокали, но так и не смогли понять, как это меня старик по частям собрал. А я как с гор спустился, тут же хворать стал. Головные боли почти каждую ночь мучили. Хоть в петлю лезь. Мне какие-то таблетки давали, но все впустую. Выходило, что мне без стариковских травок весело не жить.

На базе этой я еще месяца два просидел. Уже начал план разрабатывать, как мне отсюда ноги делать. Присмотрел, где оружие прибрать к рукам, еду в столовой. Дело, в общем-то, не хитрое. Самое трудное было понять, куда идти? Я ведь, ребята, понял, что в Пакистане оказался. В Афган к талибам мне что-то не хотелось. И что? В родные просторы через горы идти или в Индию? Пока я выбирал, меня однажды привели в штаб. Там уже какой-то хмырь в гражданском сидит. Белобрысый, высокий. На немца похож.

Смотрел он на меня минуты три и говорит вдруг по-русски:

– Ну что, Николай Ухов, здравствуй, что ли. Я, конечно, напрягся и осторожно так в ответ говорю:

– Здравствуй, коли не шутишь. Только, может, я и Ухов, но уверенности у меня такой нет. Память напрочь отшибло. Он глаза расширил и давай хохотать:

– Ухов ты, Ухов. Это я точно выяснил. Или если хочешь – Трубач. Это как тебе привычнее.

И фотографию мою показывает. Армейскую. Я фотографию посмотрел и свое гну:

– Хороший парень. Кто такой?

– Ладно, это ты пакистанцам мозги крути, – отвечает серьезно. – А я не затем в такую дыру лез, тебя разыскивая.

– А зачем? – спрашиваю.

– А затем, что нечего тебе здесь торчать. Или ты уже ислам принял?

– Нет, – говорю, – недосуг как-то было. Да и не предлагал никто.

– Ну вот и славно. Тогда у меня к тебе дело есть.

– С кем имею честь? Меня вы Уховым сразу окрестили, а сами не представились.

– Зови меня Коперником, – серьезно отвечает он.

– Кем?..

– Коперником, – повторил он. – Это для удобства. Я, понимаешь, имена часто меняю. Так чтобы не путаться.

– Ну ладно. Тогда уж и я лучше буду Трубачом.

– Нет, – возражает он. – Ты теперь будешь Аджамал Гхош.

– Это почему?

– А это отдельный разговор.

В общем, он мне долго баки забивал о том, что родина меня не забыла и что он, подполковник ГРУ, ее представитель, за мной специально прибыл.

– Это вы, Коперник, молодым рассказывайте, про родину-то. Я не первый день по земле хожу и прекрасно за это время усвоил, что родина про тебя не вспомнит, пока ей не припрет. Выкладывайте начистоту, в чем дело?

– Ладно, – не стал спорить Коперник. – Начистоту так на чистоту. Есть, – говорит, – одно дело, для которого вы, Аджамал, – на "вы", гад, перешел, – очень даже подходите.

– Что за дело?

– В общих словах, надо поехать в Ирак. Взять там одну вещь и доставить в Россию.

– А не в общих?

– А не в общих расскажу, когда вы согласитесь сотрудничать.

– У меня есть выбор?

– Выбор есть всегда. Пакистанцы не дураки и просто так вас не отдадут. Родина, как вы верно заметили, тоже просто так ста тысячами долларов швыряться не будет. А именно столько они хотят за вашу голову.

– Неплохо, – заметил я. – Но, бывало, давали и больше.

– Я знаю. Читал ваше досье.

– А как вы меня вообще нашли?

– Если знать, что искать, то найти можно, – отвечает он мне с улыбкой. – На нас пакистанцы вышли, говорят, ваш человек у нас. А дальше сопоставить нетрудно. В последнее время в этих краях только вы и пропали. Вернее, погибли. А это в моей ситуации весьма важное обстоятельство. Нужен такой человек. Профессионал, но незасвеченный.

Все живые профессионалы на виду, а вас давно уже похоронили. Улавливаете?

– Улавливаю. Так в чем дело-то?

– Сначала о вашем выборе. У вас две возможности. Сгнить здесь, в Пакистане. Местные дяди как только поймут, что за вас денег не получить, так живо вас спишут в расход. Или согласиться сотрудничать со мной. В этом случае я вас выкупаю, а взамен попрошу прогуляться через Ирак. Ну как?

Я подумал и согласился. Хуже, чем есть, думаю, все равно уже не будет.

– Вот и славно. Контрактов я подписывать с вами не стану. Верю на слово, – обрадовался Коперник.

– Спасибо за доверие, – отвечаю.

– Но на всякий случай не забывайте, что за убийство мертвеца претензий к нам никто иметь не будет. Я не то чтобы вас пугаю. Просто вы профессионал и сами должны понимать правила игры.

– Понимаю.

– Тогда слушайте. Это не просто сделка. Я вас подписываю на дело, которое и впрямь для России очень важно. И, поверьте, это не пустые слова. Слышали, наверное, что в Ираке творится?

– Нет, – честно признаюсь. – Вот уже почти год, как ни телевизор не смотрел, ни газет не читал.

– Хм. – Коперник с пониманием так на меня посмотрел. – В общем, американцы в очередной раз на Саддама наехали. На этот раз по поводу бактериологического оружия. У Клинтона свои проблемы дома, так что и ему сейчас Ирак бомбануть – только в радость. Вся закавыка в том, что еще в "совковые" времена мы действительно это самое бактериологическое оружие иракцам продали. Оборудование, технологию... Ну да дело былое... Само по себе оружие не страшно. Я имею в виду его наличие у иракцев и вклад России в это дело. Но именно сейчас, в связи с кредитами и прочей политикой, не хотелось бы, чтобы Россию обвиняли во всяких гадостях, чтобы спекулировали на "совковом" прошлом. На бактериях, конечно, не написано: "Сделано в СССР". Но есть там один контейнер со штаммами очень, очень неприятных болезней, и по контейнеру этому специалисты запросто выяснят, откуда ноги растут. Вернее, не выяснят – это и так все знают, а докажут. Короче, именно этот контейнер и надо из Ирака вытащить.

– Так Саддам его и отдал. За него ведь уплачено. И немало, – возразил я. – Или вы мне предлагаете взять его штурмом?

– Нет. С иракцами уже есть договоренность. Я бы сказал, сделка. Они нам контейнер, а мы улаживаем вопрос с американцами и НАТО. Но проблема в том, что американцы будут землю рыть, чтобы перехватить этот контейнер. Да и в самом Ираке есть ястребы, которые не в восторге от этой сделки. И хуже того. У нас, в России, тоже есть желающие наложить руку на этот самый контейнер. Зачем, почему – вопрос другой. Но вот это-то и есть самое опасное. Именно поэтому я и вышел на вас. Вы мало того что мертвы... Есть еще и некоторая гарантия, что вас пока не завербовала ни одна из заинтересованных сторон. Понятно?

– Понятно, – отвечаю. – Я, значит, темная лошадка.

– Очень темная. Согласны?

– Согласен.

Вот так я в эту историю и влез. Если честно, я ведь этому Копернику поверил. Не только за свою шкуру старался. Да и он, в общем-то, чистую правду говорил. Только забыл, сволочь, добавить, что он сам в числе тех, кто желает "наложить руку"...

За то, что он меня из Пакистана вытащил, – я ему благодарен. А вот за то, что он меня использовал, и за то, что чуть не заставил в собственных друзей стрелять, – я ему голову собственноручно откручу...

6

Теперь Пастух понимал все. Вот он, весь пасьянс, разложенный Коперником, – самого Пастуха он советует выбрать для операции в Багдаде, Трубача подготавливает к перевозке груза, а Дока вызывает в Двоегорск, и если бы все удалось, то похищение контейнера выглядело бы спланированной управлением операцией. Представив все это Президенту в нужном свете, с управлением можно было бы покончить, а их пятерых... – нет! теперь опять шестерых – можно было бы пустить в расход, сохранив таким образом свои шкуры и толстые задницы! Хотели ли они еще как-то использовать этот контейнер? Какая теперь разница!

Радость встречи с Трубачом отодвинула на второй план все остальное. Пастух молча обнял его, Муха похлопал по бритой голове и сказал: "Жив, курилка!", а Боцман воскликнул: "И где тебя, черта лысого, столько носило?!" Он рассказал им всю свою историю, и история эта оказалась интереснее любого романа, но было это чуть позже. А сейчас у них совершенно не было времени на разговоры.

Коперник исчез.

Коперник исчез вместе с грузом, который они обязаны были забрать у него.

Где теперь его искать? Где? Трубач сразу рассказал им, что встречать самолет Коперник приехал на машине, он вспомнил и марку, и цвет, и даже ее номер. Это было уже кое-что. Но куда он мог податься?

– В любом случае, – рубанул Артист, – он первым делом должен был вырулить на шоссе. Не по сугробам же он поскачет?

– Сделаем так, – предложил Пастух, – мы расколем генерала по всем швам. Он должен знать возможный маршрут Коперника. Одним словом, он единственный, кто может дать нам хоть какую-то информацию.

– Дело, – кивнул Муха.

– Значит, так, Муха, Трубач – вы со мной. Раскалываем генерала и дальше на "вертушку". Она ждет нас здесь недалеко. Док, Артист, берите Боцмана и дуйте на своей машине по шоссе. Мы скорректируем ваш маршрут.

– У нас бензин практически на нуле, – предупредил Артист.

– Здесь есть заправка?

– А как же.

– Отлично. Мотайте туда и ждите моего звонка. Я постараюсь вас хотя бы сориентировать, в какую сторону вам по шоссе дуть.

На этом они и разбежались.

Боцман сел за руль. Док и Артист плюхнулись следом, и "Нива" рванула на всех газах к "Солнечному".

Спустя пятнадцать минут Артист, Док и Боцман добрались до "Солнечного". Там их уже ждало сообщение Пастуха: командир сообщал, что, как выяснилось, Коперник, скорее всего, намылился в Москву.

Заправившись, они снова вскочили в машину и помчались прочь от этого города, помчались в надежде, что их усилия не пропадут даром...

Глава десятая. Найти и обезвредить

1

Утром дорогу припорошил свежий снежок, и теперь Боцман легко находил след машины Коперника. После снега перед ними по дороге прошли всего несколько автомобилей – какой-то грузовик с прицепом, "жигуленок" на родной лысой резине и суровый колесный трактор "Кировец". Машина Коперника была четвертой, и следы ее импортной резины перекрывали предыдущие.

– Давай, надо не упустить гада! – подначивал Артист сидящего за рулем "Нивы" Боцмана.

– Не мешай, Семка, – ответил тот наконец. – Лучше свяжись с вашими ментами в этом... в Двоегорске. Пусть сообщат, что за тачка может быть у этого гада? По следу далеко не уйдешь... Ведь наверняка кто-нибудь видел его раньше, а может, он у кого машину позаимствовал... Ведь не вез он ее сюда из Москвы, как думаешь? Он ведь вроде по воздуху сюда...

Артист достал радиостанцию и принялся настойчиво кричать в нее:

– Невский... Артист вызывает лейтенанта Невского...

– Невский на связи... – буркнула радиостанция.

– Лейтенант, нет ли у вас каких-нибудь данных на машину, на которой ездил по городу московский капитан, называвший себя Коперником?

– Есть, как не быть! У нас тут заявление об угоне... Вот, читаю: "Я, Заславский Роман Павлович, 11.02 сего... По просьбе капитана Коперника... Поскольку машина мне не возвращена, а сам капитан находится в неизвестном мне месте, прошу..." Ну и так далее.

– Так, ясно. Что за машина?

– На имя Р. И. Заславского была зарегистрирована "Ауди-100" 1986 года выпуска. Синего цвета. Госномер – Е 12-56 ЕК... – деловым тоном сообщил Невский. – Номер кузова и двигателя сообщить?

– Поинтересуемся у Коперника при встрече, – отшутился Артист.

– Я уже передал сведения в перехват в ГАИ.

– Хорошо, мы его с тыла подгонять будем. Далеко не уйдет!.. -уверенно сообщил Артист. – До связи, лейтенант.

– Как бы гаишники не перестарались, – подумал вслух Док. – Как начнут палить сдуру, так полстраны на тот свет и уйдет с насморком.

– Ничего, – буркнул Артист. – Пусть палят. А что, если этот гад скроется, где его потом искать?

Боцман не отрывал взгляда от дороги, выжимая из "Нивы" максимум возможной на этой дороге скорости. Здешнее шоссе и в хорошую-то погоду было не сахар, теперь же, покрывшись мокрым снегом, и вовсе превратилось в каток. После очередного удачно пройденного виража, когда машина чудом избежала падения в кювет. Боцман со злорадством сообщил друзьям:

– Одно хорошо – у этой "ауди" резина не ахти. Скорости этот ваш Коперник на ней не даст. У нас на "Ниве" шансов больше. Все-таки полный привод...

Еще с час они неслись по пустынной дороге. Пару раз у развилок Боцман тормозил, чтобы убедиться, куда идет след "ауди". Но вскоре это уже почти перестало помогать.

Когда первые снежинки упали на лобовое стекло, Боцман многозначительно посмотрел на друзей и от всей души матюгнулся.

– Снег пойдет – хрен мы его по следу отыщем... – с ходу понял Боцмана Артист.

– Он не ковбой в прерии, да и мы не могикане, – возразил Док. – Ты что, хотел его по следу до самой Москвы вести?

– Если через полчаса не догоним, – уверенно подытожил этот диспут Боцман, – то плакала наша погоня.

Снегопад с каждой минутой усиливался, превращаясь в настоящую пургу. С каждым километром пути надежда на успех таяла, как снежинки на горячем капоте.

Наконец, когда дорога уперлась в большое шоссе, от этой надежды и вовсе не осталось и следа. Трасса уходила в обе стороны, и здесь было слишком хорошо видно, что пурга разыгралась не на шутку, – уже на расстоянии каких-то пятидесяти метров невозможно было что-нибудь разглядеть.

– Ну, куда будем путь держать, могикане? – поинтересовался Док, закуривая сигарету.

– Налево пойдешь – в столицу попадешь. Не сразу, но километров через тысячу-другую-третью – точно, – ответил Артист, рассматривая развернутую на коленях карту. – Направо, стало быть, дорога на Оренбург.

– Если он решил к границе уходить, то, пожалуй, вправо взял, -предположил Боцман.

– Я бы на его месте к границе не рвался, – задумчиво произнес Док. -Уж границы-то мы перекрыть сумеем...

– Ага, закроем на замок, и Карацупу у каждого столба поставим, -съехидничал Артист. – Не, он на Москву пошел. В Сокольники, гад, рвется... Там есть где укрыться... – процитировал героя известного фильма.

– На пальцах кинем или монетку? – хмуро спросил Док. – Накрылась, мужички, наша погоня...

В это время заговорила рация:

– ...Невский вызывает Артиста... Прием...

– Я на связи, – живо откликнулся Артист, благо рация была у него под рукой.

– Только что мне сообщили – разыскиваемую "ауди" видели на посту у села Видное.

– Что значит – видели? – не понял Артист. – Машина ж в перехвате! Они там что, смотреть только поставлены?

– Знаю не больше вашего, – обиженно ответил лейтенант.

– Все, все, молчу! – закричал Артист. – Спасибо тебе, лейтенант.

– Видное – это как раз на московском направлении, – объяснил Боцман, решительно сворачивая налево.

– Преследуем, – сообщил в рацию Артист. – А ты и дальше держи нас в курсе событий, лейтенант.

– Постараюсь...

Боцман набрал скорость, насколько позволяли скользкая дорога и снег, забивавший лобовое стекло так, что с ним уже еле справлялись "дворники". Километров через пятнадцать показались какие-то дома. Сквозь пургу на обочине промелькнул указатель: Видное.

На выезде из села они увидели покосившуюся будку с затертой надписью: "ГАИ". У будки два милиционера копались в открытом капоте гаишной "шестерки".

– Это вы, мужики, тут "ауди" видели? – грозно спросил Боцман, притормозив у поста.

– А ты кто будешь, чтобы вопросы задавать? – огрызнулся один из милиционеров.

– Как докладываете, сержант! – гаркнул Док, высунувшись из окна "Нивы". – "Ауди" госномер Е 12-56 ЕК проезжала? Вы докладывали?

Признав в Доке человека, имеющего право задавать вопросы, сержант струхнул и, вытянувшись по стойке "смирно", четко доложил:

– Так точно! Указанная машина проследовала в сторону Москвы полчаса назад. На наши приказы остановиться водитель не отреагировал и скрылся.

– А что ж ты, Анискин хренов, глазами хлопал?! – взъярился Док. – Ты для чего здесь поставлен?

– Так машина сломалась, товарищ... – сержант вопросительно посмотрел на Дока.

– Капитан, – сообщил тот.

– На рухляди ездим, товарищ капитан, – беспомощно развел руками сержант.

– И пистолеты заржавели... – проворчал Артист. – Поехали, Док, только время теряем.

– Доложите по рации, что группа Дока продолжает преследование. Жми, Боцман...

"Нива", выбросив две струи снега из-под задних колес, рванула дальше по шоссе.

– Машина у них, видите ли, сломалась... – не мог успокоиться Артист. – Задницу подставлять не захотели ребята...

– Может, оно и к лучшему, – философски заметил Док. – Коперник тертый калач. Уложил бы их с двух выстрелов...

– Ты им еще благодарность объяви – за проявленную выдержку и осторожность...

Еще минут сорок они с трудом продирались сквозь пургу. Шоссе как будто вымерло. Видимо, они да Коперник были единственными сумасшедшими, отважившимися пуститься в путь в такую непогоду.

Один только раз их "Нива" чуть не столкнулась с какой-то белой машиной. Разошлись буквально в нескольких сантиметрах. Водитель машины возмущенно им просигналил.

– Как бы не загреметь под фанфары! – произнес Артист. – Ты уж, Боцман, поосторожнее...

– Ага, сейчас скорость снижу, чтобы, как по правилам, тормозной путь соответствовал бы видимости... Только тогда нам стоять придется.

Они ехали еще минут десять.

– Стоп! – приказал вдруг Док, и Боцман резко ударил по тормозам.

"Ниву" развернуло поперек дороги. Артист от неожиданности стукнулся лбом о спинку переднего кресла.