Текст книги "Константа (СИ)"

Автор книги: Андрей Соболев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 25 страниц)

– В любом случае я уже записал. – Алексей сдерживал себя как мог перед невероятным натиском антинаучной чуши, что лилась на него бурным потоком. – Может, уже вернёмся к более научным гипотезам?

– Хорошо, какие ещё есть мысли? – спросил Евгений, оставив размышления о мухах.

Он вскочил с дивана, уселся на самый край и с вниманием уставился на маркерную доску, где пока гордо красовались две его лучших идеи.

– Для начала давай определимся, что мы имеем, – предложил Алексей, деловито поправляя очки.

– Да мы только и делаем, что повторяем одно и то же! – Евгений разочарованно всплеснул руками.

– Неважно, построение будущей теории должно начинаться с некой позиции, понятной для всех участников. Итак, с твоих слов, каждый день происходит незаметное изменение реальности, причём незаметное для всех, кроме тебя. Мир полностью меняется, включая места, исторические и фактические события, социальные связи, а также кардинальную смену жизни людей, включая их память. По сути, каждый день мы сталкиваемся с совершенно другой Вселенной, где все взаимосвязи выстроены заново, и для всех людей такой мир единственно верный и существующий. И только ты являешься доказательством происходящих событий. Я всё правильно изложил?

Евгений устало склонил голову и растёр занемевшую шею.

– Опять этот скептический и издевательский тон, – сказал он куда-то в пустоту.

– Вовсе нет! – протестовал Алексей.

– Брось, я же вижу. Твой презрительный взгляд уже давно во мне дыру прожёг. Ты мне не веришь. Я для тебя скорее очередная научная задача, вызов или способ отвлечься от кошмара за окном. Разве я не прав?

Максимов смутился и потупил взор.

– Прошу, не обижайся, я же в первую очередь учёный. Не верить словам – моя первейшая задача. Я полагаюсь только на факты.

– Тогда зачем ты вообще согласился помочь, если не веришь словам?

– Не забывай, что я тоже кое-что помню. Есть нечто в моей голове, чему я пока не могу найти объяснений. То, что ты называешь множественными воспоминаниями. Так вот, тебе нужна была теория? Мне тоже, – сказал Максимов обречённо, а потом добавил чуть слышно: – Кроме той, что я сошёл с ума.

– Хорошо, – выдохнул Евгений. – Ты почти всё правильно описал, только изменения происходят не каждый день.

– Периодичность? – тут же оживился Алексей.

Новиков пожал плечами.

– Не знаю, всегда по-разному. Мир может перестроиться через два дня, а иногда несколько раз за сутки.

– Хм, а ты не находил никакой закономерности? Может, что-то провоцирует изменения? Какие-то события?

– Вроде нет, ничего такого. Это всегда происходит случайно и непредвиденно.

– Или ты просто не замечал?

– А что я мог заметить? – неожиданно завёлся Евгений. – Я жил обычной жизнью, никого не трогал, пока кто-то насильно выколачивал мир из-под моих ног. Единственное, что я действительно заметил, как в моей стране уже вовсю идёт война, город бомбят каждый день, и никакие изменения больше не могут остановить этот кошмар. А ещё я заметил охрененно большой ядерный взрыв!

Новиков встал с дивана и в порыве эмоций указал на одно из окон, ведущих во двор института, залитого багровым сиянием закатного солнца.

– Прямо здесь, в нашем городе, – продолжал он. – Вот что важно! А мы не в силах что-либо изменить. Два никчёмных неудачника, сидящих в пустой комнате и обсуждающих глупые теории.

– Почему сразу глупые?

– Ты сам так сказал! – бросил в ответ Евгений.

– Согласен. – Алексей виновато улыбнулся. – Но из кучи «глупых» гипотез может родиться одна истинная. Мы в процессе творческого пути.

– Но чего мы можем добиться? Остановим войну, разрушение мира этими писульками? Да ни хрена мы не можем! Я уже пожалел, что затеял всё это.

– Мы можем всё! – непривычно громко ответил Алексей, парировав агрессивный выпад своего собеседника – Человек призван властвовать над обстоятельствами, но сделать это можно только со знанием дела, поняв законы, что движут ими. Я говорил уже много раз и повторю снова: прежде, чем действовать, нужно составить план. А его не будет, пока мы не выплывем из тумана неизвестности, и упадочные настроения нам сейчас не помогут. – Он ткнул маркером в доску перед собой. – Это единственное, что сейчас важно и что мы можем сделать. Так что, пожалуйста, сядь, успокойся, и продолжим!

Максимов нахмурился, расправил плечи и придал себе как можно более уверенный вид. Он с вызовом и осуждением смотрел на Евгения и отчитывал тоном строгого учителя, будто перед ним стоял распоясавшийся школьный задира. И это сработало. Новиков виновато поджал губы и плюхнулся обратно на диван.

– Так, что там под номером три, профессор? – спросил он как ни в чём не бывало, кивком указывая на доску.

Алексей победно ухмыльнулся и с довольным видом вновь вернулся к заполнению списка «глупых» теорий. И хотя он часто их так называл, но явно относился к ним с неким почтением, как к неотъемлемой части чего-то великого, ещё одной ступеньке на пути к истине.

– Третьим пунктом у нас будет гипотеза профессора Косинского, – сказал он, скрипя маркером по доске, а затем добавил вполголоса: – Хоть я её и не очень люблю.

– Это что-то про альтернативные реальности? – Новиков сделал вид, что ему интересно.

– Так ты про него слышал? – удивлённо спросил Алексей и на секунду повернулся к Евгению, а затем, поймав его взгляд, ответил сам себе: – Понятно, видимо, это я уже тоже рассказывал. Да, это он, только не альтернативные, а параллельные реальности.

– А в чём разница?

– Разница есть, хоть, на первый взгляд, не совсем очевидна. Напомню, что его гипотеза говорит о существовании множества параллельных Вселенных, находящихся рядом с нашей, но объединённых ментальным полем.

– Каким полем? – издевательски переспросил Евгений.

– Я поясню. По его мнению, существует некая независимая надстройка, которая объединяет в сеть сознания всех людей из всех возможных Вселенных, общий надчеловеческий разум. Если бы я был религиозен, то узрел бы в этом своеобразную концепцию Бога. Но на деле, это скорее мир фантазий, мыслей и снов. Да-да, он уверял, что во многих Вселенных существуют наши физические копии, и, только когда мы спим, можем на время вырваться из оков бренного существования, чтобы попасть в этот ментальный центр мироздания и увидеть свои альтернативные жизни, которые по ошибке принимаем за сновидения. У Косинского была даже своя секта с духовными практиками и особой медитацией, позволяющей попасть в этот своеобразный мир духов. Уверен, без особых веществ там не обошлось.

– В принципе, эта теория нам тоже подходит, – задумался Евгений, почёсывая макушку.

– Они все подходят. В этом и заключается смысл нашей работы, мы должны перебрать все возможные варианты и отбросить невозможные.

– Тогда что не так с Косинским?

– С ним всё не так. Он рассматривал всеобщее бытие как бесконечный ряд непересекающихся реальностей, которые развиваются параллельно и независимо друг от друга… – Алексей осёкся, поймав на себе испепеляющий взгляд Новикова. – Проще говоря, ты как раз спрашивал, в чём разница между альтернативной и параллельной реальностью. Как мне кажется, альтернативная является ответвлением от некой исходной, где обстоятельства были немного изменены, что привело к некоторым историческим и общественным последствиям. В данном случае все слои реальности похожи до грани смешения, и различия между ними могут быть не так очевидны. Ты, возможно, слышал популярную в народе фантазию о том, что когда мы делаем любой важный выбор в жизни, то в этот момент реальность раскалывается надвое, порождая альтернативу. В одной мы приняли решение, а в другой оставили всё как есть. Вот это и называется «альтернативная реальность». А в параллельной всё развивается по своим независимым законам и событиям, где само мироздание может иметь другой облик.

– «Как мне кажется», – передразнил его Евгений. – И это мне говорит человек, помешанный на объективности?

– А что тебя удивляет? – возмутился Алексей. – Эти концепции изначально антинаучные и субъективные. Я могу лишь строить догадки, что на самом деле имели в виду их авторы, поскольку какой-то глубины или последовательности от них ждать не приходится.

– Тогда зачем они вообще нужны?

– Я же говорил, мы обязаны рассматривать любые версии, даже самые безумные.

– Даже про путешествие во времени? – с издёвкой спросил Евгений.

Максимов молча просверлил его взглядом и глубоко вздохнул.

– К сожалению, это тоже, – ответил Алексей, стараясь сохранять самообладание. – Понимаешь, любые гипотезы или идеи не берутся из ниоткуда, они черпают вдохновение из окружающего мира, из того, что мы видим, слышим, чувствуем. В человеческом разуме нет ничего, что не существовало бы в природе, и в этом смысле мы несвободны в своих мыслях, заперты в рамках, что поставила нам Вселенная. Мы стремимся познать мир, пытаемся расшифровать его сигналы, и поэтому любая, в том числе безумная, идея есть частичка осознанной реальности. Пусть искажённая, неправильная, но содержащая в своей основе толику истины. Наша задача – вычленить из каждой идеи здравое зерно и посадить в общий сад, где мы будем постепенно взращивать собственную теорию. Надеюсь, теперь понятно, для чего мы этим занимаемся?

– Немного, – растерялся Евгений и отвёл взгляд в сторону.

– Хорошо, тогда возвращаюсь к Косинскому и альтернативной реальности. Ты как раз рассказывал, что все изменения носят точечный и малозначительный характер?

– Как сказать. Поначалу они действительно были весьма скромными: другое место, одежда, погода, но потом я мог сменить профессию, жениться или, наоборот, потерять семью.

На него вновь обрушились воспоминания. Он помрачнел и опустил голову.

– Но мир при этом оставался прежним? – осторожно спросил Алексей.

– Мир? – В голосе Евгения промелькнула лёгкая усмешка. – Боюсь, он этого и не заметил. Если честно, меня не особо волновало то, что происходит вокруг. С виду всё оставалось прежним. Наш город, как и вся страна, не претерпевал серьёзных изменений. Похоже, великий кукловод любит забавляться только с судьбами людей, тасуя их жизни в случайном порядке.

– Кукловод? – удивился Максимов.

– Да, так я называл виновника. Путешественник во времени или какое-то коварное божество, пусть хоть сам дьявол. Мир мог не сильно измениться, но вот люди с каждым циклом обновления становились только злее и безумнее. Будто вся планета начала сходить с ума. Иногда до меня доносились новости о локальных конфликтах, вооружённых стычках, а отношения с Альянсом с каждым днём становились всё более напряжёнными. Однажды я открыл глаза и просто не узнал наш город. Я был подавлен, находился в жуткой апатии и вместе со всеми катился в общий омут безумия. Меня настолько поглотила ненависть и нестерпимая жажда мести, что я не придал значения, когда разразилась война и весь мир покатился к последней черте взаимного уничтожения. Тогда на уме было только одно – поквитаться с тобой… – Евгений запнулся, подбирая слова. – Прости, в тот момент я не контролировал себя, мои мысли были полностью поглощены другой личностью. Я бы не смог…

– Да, ты рассказывал, – успокоил его Максимов и робко улыбнулся. – Вроде я увёл твою жену? Тогда хорошо, что я больше не женат. Но меня пугает, что я этого совсем не помню. Скажу честно, что до сих пор испытываю странные чувства и сильную тревогу при встрече с тобой, но не нахожу этому логических объяснений. Ещё ты вроде говорил, что лично не видел момента убийства?

– Да, в тот день я смог остановиться, взять себя в руки, но очередной цикл перерождения решил всё за меня. Я очнулся в твоей квартире… с кровью на руках и воспоминаниями, о которых мечтаю забыть. Прости, Алексей, зря я опять об этом вспомнил.

– Нет-нет, всё нормально, как раз такие подробности очень интересны.

– И тебя это не пугает?

– Ох, Евгений. Мы живём в стране, где идёт полномасштабная война, а на город ежедневно падают бомбы. Я ночью не могу сомкнуть глаз в ожидании очередной воздушной тревоги. А на фоне всего этого меня постоянно преследуют странные видения, память о событиях, людях, которых никогда не встречал. И ты спрашиваешь, пугает ли меня что-либо? Да разговоры с тобой – единственное, что удерживает мой рассудок в целости и позволяет сконцентрироваться на том, что я люблю больше всего, – ответил Алексей и ткнул маркером в доску: – Наука!

– Вот тогда и ответь мне, любитель науки, насколько незначительны изменения? Когда людей без их воли толкают на убийства, на что-то совершенно невозможное. Да что там людей, целые страны за короткий срок оказываются втянуты в кровопролитную бойню. Когда в один момент ещё ничто не предвещает беды, а в другой уже стоишь перед лицом ядерного апокалипсиса. Можно ли считать такие изменения малыми или незначительными? Где та грань?

Алексей таинственно улыбнулся, потом достал из кармана брюк маленькую тряпочку и протёр стёкла очков.

– Грань между возможным и невозможным – в случайности, – деловито ответил он. – Возвращаясь к Рэю Брэдбери и «эффекту бабочки», ты сам должен помнить, насколько чудовищными могут быть последствия от небольшого изменения в прошлом. А теперь представь, что прошлое ты вершишь каждую секунду. Ведь мы постоянно совершаем множество выборов – от того, что съесть на обед, до решений, способных кардинальным образом перевернуть наши жизни. Один незначительный выбор может повлиять на другой в будущем, а тот на ещё один и так далее. В итоге эта лавина способна быстро стереть твою личность и натурально превратить в другого человека. Но это гипотетически. Я о том, что нельзя пренебрегать даже малейшими изменениями. Как видишь, какие-то из них привели нас к концу света.

– Ты с такой лёгкостью говоришь об этом, – удивился Новиков.

– А как иначе? – пожал плечами Алексей. – Паника делу не поможет. Тем более, это только гипотетическая возможность.

– Но, если всё дело в случайности, получается, я могу проснуться завтра вообще кем угодно и где угодно? – испугался собственных мыслей Евгений. – Хоть пожарным, хоть космонавтом или вообще президентом другой страны?

– А вот тут самое интересное. Судя по тому, что ты рассказывал, мы имеем дело не просто со случайным и хаотичным изменением реальности, а, скорее, с последовательным наложением одной на другую. Большинство событий, о которых ты упоминал, проявляли себя постепенно, их эффект усиливался, а у некоторых, наоборот, уменьшался. Безусловно, есть некий хаотический фон из малозначительных деталей, но общая картина и вектор изменений всегда линейно зависимый.

– Малозначительная деталь? – хмыкнул Новиков. – Так вот что значит моя жизнь.

– Ох, опять ты за своё. Мир не вертится вокруг тебя, меня или кого-то ещё. Жизнь отдельного человека ничего не значит в масштабах целого общества. Мы всего лишь пыль, отдельная песчинка, чьи личные проблемы не более чем рябь от брошенного камня на глади океана. Там, где для тебя целая трагедия, для человечества лишь белый шум, но и в этом мельтешении можно выявить некую тенденцию. Например, война. Она ведь началась не за один день, не так ли?

Евгений молча замотал головой.

– Вот! Если верить твоим словам, то каждый цикл был не случаен, а опирался на события прошлого, развивал их в ту или иную сторону. Это не хаос, а тенденция, и очень чёткая. В ней есть какая-то система. Взять хотя бы события твоей жизни, они тоже имели те или иные последствия. Вспомни про день, когда ты задумал убийство, ведь ты его не совершил, но следующий сдвиг реальности закончил начатое. Мир отреагировал на скрытые желания, на тенденцию, что преобладала в твоём поведении. Это действительно похоже на то, будто кто-то пытается исправить прошлое, хирургически, точечно изменяет события, давит очередную бабочку, но с каждым шагом делает только хуже.

Евгений аж подскочил на месте, когда услышал заветные слова.

– Ага! Я же говорил, что это путешественник во времени, теперь и ты со мной согласился! – воскликнул он, готовый от радости захлопать в ладоши.

– Нет-нет, подожди, на самом деле это подводит нас к следующему пункту, – замахал руками Алексей, а потом открыл колпачок у маркера и стал выводить новую запись: – Пункт четвёртый. Теория Штейнмайера – Кунца.

– Кого-о?! – обескураженно проголосил Евгений.

– Иоганн Штейнмайер и Фридрих Кунц – два известных в научных кругах физика-теоретика, доктора наук. Прославились в своё время разработкой ещё одной антинаучной химеры, так называемой теории наложения, или наслоения реальности.

– Не слышал.

– Я не удивлён, – пробубнил Алексей, пока заканчивал выводить название теории на доске.

– А я удивлён, что для такого ярого противника ненаучных теорий ты слишком много про них знаешь.

– Приходится, – буркнул Максимов и повернулся к Евгению. – Нужно досконально знать своего врага, особенно когда он уже глубоко пустил корни в научное сообщество.

– Да-да, я уже понял, рыцарь в блестящих доспехах против скверны всего мира. Рассказывай уже, что там с этими «Кунцами», пока ещё есть возможность.

– Хорошо, но я должен предупредить, что будет непросто. Но это очень важно для понимания, поэтому прошу сосредоточиться.

– А до этого было просто? – горько усмехнулся Евгений, но потом поймал строгий взгляд Максимова. – Ладно-ладно, меня таким не напугать. Не для того я зашёл так далеко, чтобы отступать перед трудностями. Валяй, профессор.

– Сколько раз повторять, я не… – раздражённо пробурчал Алексей, но потом смиренно махнул рукой: – Ладно, забудь.

Он прикрыл глаза, набрал полную грудь воздуха, одновременно стараясь подобрать нужные слова, чтобы даже такой человек, как Евгений, понял, о чём речь, но по выражению лица Максимова стало понятно, что получалось у него не очень хорошо.

– Тогда давай начнём издалека. Ты слышал что-нибудь про «эффект Манделы»?

– Что-то знакомое… – задумался Новиков.

– Его ещё называют ложной коллективной памятью, когда воспоминания огромного количества людей противоречат настоящим фактам. Всё началось с известного политика Нельсона Манделы. Почему-то многие были убеждены, что он давным-давно скончался в тюрьме. В обсуждениях они даже правдоподобно вспоминали выпуски новостей, где об этом сообщалось, какие-то подробности, а на самом деле он давно был выпущен из тюрьмы и дожил до преклонных лет. Позже начали находить и другие подобные свидетельства, когда в коллективной памяти отпечатывались искажённые события прошлого или которые вовсе не существовали в реальности. По крайней мере, в нашей, как считали некоторые. Естественно, что мистическое сознание людей сразу нашло этому объяснение в альтернативных Вселенных и прочих сказочных фантазиях.

– Точно, я об этом где-то слышал, только при чём тут Мандела и эти твои физики?

– Штейнмайер и Кунц не просто адепты теоретической физики, они большие сторонники квантовой теории поля. Проще говоря, они занимались исследованием особой незримой среды, которая равномерно заполняет собой всё пространство Вселенной. Раньше её было принято называть эфиром, но в какой-то момент от него трусливо отказались и долгое время считали, что вакуум представляет собой абсолютно пустое пространство. Со временем до учёных стала доходить вполне закономерная мысль, что волны не могут распространяться в пустоте, что для них нужна некая ненулевая среда. Но признать свою ошибку и вернуться к эфиру они не могли, это стало бы фатальным не только для карьеры любого учёного, но и приговором всему научному сообществу и их методологии. Поэтому они вновь стали стыдливо протаскивают в науку эфир, но уже под другими названиями, например в виде конденсата Хиггса. Впрочем, это лишнее, – опомнился Алексей. – Не забивай себе голову.

Евгений сморщился, насколько смог, демонстрируя степень своей вовлечённости в этот диалог.

– Я всё ещё не понимаю, в чём тут связь?

– Сейчас поймёшь. Такое поле, заполняющее собой всё пространство, очень неоднородно, точнее сказать, очень неспокойное, нестабильное. И в силу своего неустойчивого состояния постоянно порождает из себя элементарные частицы, точнее пару частиц-античастиц, которые сразу же взаимно уничтожаются. Их ещё называют виртуальными частицами. Чтобы было проще, представь себе огромный кипящий котёл, где на поверхности постоянно появляются пузырьки и тут же исчезают. Долгое время Штейнмайер и Кунц были поглощены изучением подобных квантовых флуктуаций, их волновали, как им казалось, фундаментальные вопросы всей человеческой истории: откуда берётся вещество? может ли оно быть порождено из ничего и исчезнуть в никуда? Но больше всего их волновала сущность самих квантовых флуктуаций: почему они возникают? что способно так сильно влиять на саму ткань мироздания? – Алексей на секунду задумался. – Может, ты когда-нибудь слышал про Рудовского?

– Хм, вроде это какой-то известный физик, да? – смутился своей внезапной догадке Евгений.

– Всё верно, Станислав Рудовский, только он больше не физик, а всемирно признанный гений математики. Хотя, безусловно, большую часть своих работ он посвятил именно вопросам механики и принципам функционирования мироздания. Возможно, ты даже слышал про Матрицу Рудовского? А вот Штейнмайер и Кунц слышали и являются её огромными поклонниками. Так называется теория Рудовского, которая гласит, что существует всеобщая матрица реальности, некая устойчивая всемирная структура, где каждая, даже самая элементарная, частичка находится во всеобщей, неограниченной взаимосвязи со всеми остальными. Они согласованы друг с другом и неразрывно связаны незримыми узами. Если следовать его идее, то любое расстройство этой невероятно устойчивой, крепкой, но и одновременно хрупкой структуры может вызвать непредсказуемые последствия для всего мироздания – от перестройки части матрицы до коллапса всего сущего. Как ты уже, наверное, понял, Рудовский попытался математически доказать и описать существование квантового, или эфирного, поля, вывести всеобщие законы, а также объяснить некоторые загадки физики. Например, квантовой запутанности, когда состояния отдельных частиц оказываются взаимозависимы и изменение одной ведёт к изменению всех, связанных с ней.

Евгений схватился за голову и жалостливо посмотрел на профессора-изувера.

– Алексей, к чему ты ведёшь? Рудовский, Штейн… как его там, зачем это всё?!

– Чтобы ты понял.

– Да я уже ничего не понимаю!

– А ты как хотел? Я предупреждал, будет непросто. Мы тут с тобой всё-таки мир спасаем, а не в игрушки играем, а мир – это очень сложная штука.

– Я уже даже не знаю, чего хотел, – раздосадованно взмахнул руками Евгений.

– Зато я знаю, прояви, пожалуйста, ещё чу-у-уточку терпения.

Максимов ущипнул пальцами воздух, демонстрируя степень необходимой выдержки, а потом по-доброму улыбнулся.

– Так вот, – продолжил он. – Наши бравые заграничные учёные искали решение всех загадок кипящего мироздания с помощью Матрицы Рудовского, когда их внимание привлёк популярный в то время эффект Манделы. Их сразу же не устроили объяснения этого явления всеобщим помешательством, и они углубились в поиск физических решений данной проблемы. По правде говоря, их умы зацепились тогда за популярную в народе теорию альтернативных вселенных, которой любили объяснять эффект Манделы всякие конспирологи. Учёные чувствовали, что решение именно этой загадки способно дать им ответы на все вопросы, обнажить саму суть Вселенной. И тогда они разработали теорию наложения, или наслоения реальности.

– Что, мы всё-таки пришли к параллельным вселенным? – усмехнулся Евгений.

– Не совсем, – уклончиво ответил Алексей. – Тут всё гораздо сложнее.

– Кто бы сомневался, – угрюмо пробурчал Евгений.

– Безусловно, никакая это не теория, а обычная гипотеза. Её доказательство очень слабое, скорее даже антинаучное, но многие современные лжеучёные почему-то любят объявлять свои изыскания готовыми теориями. Некоторые физики вообще сомневаются в наличии так называемых виртуальных частиц, поскольку их существование определяют лишь по косвенным фактам. Напомню, что флуктуацию квантового поля представляют как постоянное появление пары частиц и античастиц, которые моментально уничтожают друг друга, высвобождая при этом энергию, влияющую на остальные частицы вокруг. Представь, что ты увидел, как по водной глади пошли круги и кувшинки вокруг начали раскачиваться в такт. По характеру этих кругов ты сделал вывод, что кто-то бросил камень в воду, и даже можешь определить его размер и другие характеристики, вот только никто и никогда его не видел. А вот Штейнмайер и Кунц глубоко убеждены не только в существовании виртуальных частиц, но и пытались доказать это при помощи математики из Матрицы Рудовского. Но главное в их теории другое. – Алексея перекосило так, будто он сказал что-то очень мерзкое. – Они утверждают, что не все частицы и античастицы взаимно уничтожаются. По их расчётам, квантовое поле представляет собой не равномерную спокойную среду, и даже не кипящий котёл, а очень запутанную и многомерную структуру, где бушует настоящая буря из различных взаимодействий, которые могут успеть разорвать связь между частицей и античастицей, прежде чем те исчезнут. Тем самым будет создана новая крупица вещества буквально «из ничего», а точнее, вырван из бурлящей эфирной среды. При этом, учитывая скорость и неограниченность происходящих реакций, можно смело заявить, что такие процессы происходят постоянно и в огромных количествах. Но тут мы должны вспомнить о фундаментальном принципе Вселенной – законе развития.

– Диалектика, – подтвердил Новиков и сам удивился своему внезапному озарению.

Они переглянулись. После чего Евгений нахмурился, будто пытался вспомнить что-то давно забытое, утерянное под толщей прошедших жизней.

– Всё в мире подлежит безостановочному развитию от простого к сложному, бесконечному восхождению по спирали прогресса, – сказал он, с усилием вытаскивая слова из головы. – Созданные частицы не станут исключением. Они начнут создавать новые связи, образовывать всё более сложные элементы, тем самым ещё сильнее влияя на существующую структуру реальности.

– Ты знал! – воскликнул Алексей и даже подпрыгнул на месте от удивления и радости. – Чего же ты прикидывался?

Но Евгений не разделял его оптимизма и выглядел очень напуганным и потерянным. Он быстро вскочил с дивана, пытаясь отогнать странные мысли. С лица Алексея тут же сползла улыбка. Он настороженно подался вперёд и потянулся к Новикову, но тот отшатнулся как от огня.

– Евгений, всё в порядке? – забеспокоился Алексей.

– Не знаю, откуда эти воспоминания. Слова просто возникали в моей голове. Я думал, что помню все прошлые жизни, но ни в одной из них меня не интересовали подобные вещи. На секунду мне показалось, что я понимаю каждое твоё слово, – с горечью сказал Новиков, а потом смущённо отмахнулся: – Хотя неважно. Бывает. Видимо, какой-то побочный эффект.

– Бывает? – заинтересованно спросил Максимов. – Как часто? Наоборот, это очень важно, раз уж мы говорим об эффекте Манделы.

– Точно не помню, но я уже испытывал подобные ощущения.

– Может, в одной из жизней ты стал учёным или как-то был связан с наукой?

– Да брось, вряд ли. Где я и где наука? Я бы такое запомнил. В большинстве жизней я был обычным юристом или адвокатом, это край моей карьеры.

Алексей с подозрением прищурился, разглядывая Новикова, а потом посмотрел время на наручных часах.

– Хм, интересно. А ты не так прост, как казался вначале. Это мы ещё обязательно обсудим, а пока есть время, давай уже закончим с этой теорией.

– Давай, – согласился Евгений, а сам в это время думал совсем о другом.

Он прислонился к стене и посмотрел сквозь грязное окно, о котором давно забыли под градом несчастий, выпавших на долю горожан. Большинство из них живёт в постоянном страхе и тревоге за свою жизнь, мысли сосредоточены только на выживании, и в них не осталось больше места для простых житейских забот. Кому есть дело до грязного окна, когда в него в любой момент может влететь снаряд от вражеской пушки?

К этому времени за окном наступила ночь, и некогда многолюдная площадь перед институтом совсем опустела, а город погрузился в тревожную тишину. Приближалось время ночных кошмаров.

– Так на чём мы остановились? – задумался Алексей.

– На диалектике, – подавленно ответил Евгений, разглядывая картину за окном.

– Ах да. В общем и целом ты прав. Штейнмайер и Кунц мыслили примерно так же, только тут ещё вмешалась математика Рудовского. Если квантовое поле порождает новые частицы, то они не только могут, но и обязаны начать взаимодействовать между собой, образуя свою альтернативную структуру и влияя на вещество вокруг себя. Но, согласно Матрице Рудовского, любое вмешательство в устоявшуюся схему мироздания может привести к ужасающим последствиям и нестабильности всей системы. Полагаясь на свои расчёты, учёные обнаружили, что всё возрастающее количество нового вещества создаёт так называемые точки напряжённости в структуре матрицы и в один прекрасный момент, когда необходимое количество переходит в иное качество, как учит диалектика, происходит настоящий взрыв. Сформировавшийся очаг вступает в антагонизм с существующей системой и, словно вирус, вырывается на свободу, впивается в ДНК старого мира, вызывая в нём цепную реакцию. Матрица реальности переходит в состояние разбалансировки и всячески пытается вернуть себе стабильность, постепенно перестраивая всю систему и включая в себя части новой структуры. Изменения затрагивают весь мир, они мощной волной проходят по каждой молекуле и частице вещества. Хотя преобразования бывают микроскопическими, на больших масштабах они могут привести к кардинальным сдвигам, или, как назвали это Штейнмайер и Кунц, наложению новой реальности. Возвращаясь к эффекту Манделы, учёные обосновали это явление не всеобщим искажением памяти, а воспоминаниями из утраченной в результате перестройки реальности. Учитывая, как много в последнее время стали обнаруживать таких странных искажений, подобные наслоения должны случаться на постоянной основе.

– Ого, а ведь это очень похоже на наш случай! – с воодушевлением воскликнул Евгений.

– Верно. Теперь ты понимаешь, почему я так долго подводил к этому выводу?

– Ты думаешь…

– Нет, я пока ничего не думаю, – отрезал Алексей. – Рано делать окончательные выводы. Даже сами господа учёные в конечном итоге не смогли договориться друг с другом.

– В каком смысле?

– Они очень быстро разошлись во взглядах на первопричину, которая порождает квантовые флуктуации. Иоганн Штейнмайер слишком увлёкся мистическим объяснением эффекта Манделы и вскоре окончательно потерял связь с реальностью. Он начал активнее продвигать идею параллельных вселенных и с головой окунулся в эзотерику, всё глубже увязая в болоте псевдонаук. Штейнмайер – отличный пример, куда может завести некогда хорошего учёного излишнее заигрывание с абстрактной математикой и теоретической физикой, если оторвать их от окружающей действительности.