Текст книги "Бездна"
Автор книги: Андрей Саенко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)
Первая композиция была без слов и красочно демонстрировала несыгранность всей группы и отсутствие каких бы то ни было музыкальных идей, хотя басист действительно "был крут". Сашка покосился на Маринку: она смотрела на сцену, сдержанно улыбаясь и отстукивая согнутым пальцем ритм композиции под названием "Эсперанто". К счастью, Маринка не обладала глубокими познаниями в музыке, и Сашка решил, что в случае чего опишет творчество "РУ" как авангардную альтернативную музыку. Но Маринка отслушала и "Эсперанто", и всю программу спокойно, не меня выражения лица и ни о чем не спрашивая Сашку. Может, она действительно с интересом смотрела выступление, а может, понимала Сашкино положение: предполагалось, что их будет четверо, а это совсем другое дело. Вчетвером-то можно и в планетарий.
Когда закончилась очередная композиция, Гарик снова заговорил:
Вот и приходит пора расставаться, как говорил кто-то из великих! Но мы увидимся с вами еще много раз. У! А в завершение нашего выступления мы сыграем песенку Джо Дасена "Если б не было тебя". Танцуют все!
Зазвучали аккорды знаменитой песни. Маринка заглянула Сашке в глаза:
Раз уж я сегодня твоя дама, может, пригласишь меня?
Сашка встал, нарочито учтиво поклонился и протянул Маринке свою руку. Она положила на его ладонь свою, грациозно встала, и они двинулись между столиков к сцене. Кроме них никто не танцевал, но это не смущало ни Маринку, ни Сашку. Она положила руки ему на плечи и они, покачиваясь из стороны в сторону, стали медленно кружить по небольшой площадке, покрытой мягким ковролином. Они ни о чем не говорили, но лица их были так близко друг от друга, что Сашка чувствовал дыхание своей партнерши. Всю песню Марина смотрела своими глубокими черными глазами в глаза Сашке и он видел в них что-то такое... гипнотическое, бесконечное, бездонное, как черные дыры. Только сейчас они не пугали, а звали погрузиться в них целиком без остатка. И бог с ними – со временем и пространством.
Вдруг песня кончилась, и с ней кончилось все. Лицо Маринки отступило в полумрак клуба, а ее бездонные глаза пропали, хотя Сашка все еще держал Маринку за руку.
Привет, чувак! Молодец, что пришел! – прямо со сцены к Сашке и Маринке спрыгнул Гарик. – Дамам особый поклон. Как тебе наше действо?
Сашка покосился на Маринку.
Интересно. Всегда у тебя что-то новенькое.
А вам, сударыня?
Забавно.
О, как лестно услышать подобный отзыв от такой шикарной девушки! Как вас звать?
Марина.
А меня Гарик.
Сашку вдруг ощутил укол ревности, хотя ничего, кажется, не чувствовал к Марине. Это было вдвойне странно потому, что Гарик никогда не пытался клеить девушек своих друзей, как бы хороши не были девушки, и как бы "хорош" не был он сам.
Не желаете по пивку? – продолжал суматошный Гарик. – Напиток музыкального пролетариата.
Отчего же? – согласилась Маринка.
Тогда пройдемте в артистическую! – почти закричал Гарик и убежал вперед показывать дорогу.
Гримерка была два на два метра, но, к счастью, все остальные музыканты пошли закупать новую порцию пива, поэтому троим вошедшим можно было сесть одновременно. Они обмолвились о некоторых деталях прошедшего концерта и из разговора Сашка понял, что Маринка смотрела его гораздо внимательнее, чем он думал. Затем Гарик в двух словах рассказал о своих творческих планах, которые были как всегда бескрайни и масштабны, а также сообщил, что сегодняшний концерт не удался, так как в зале "запороли звук". За время разговора он успел в фамильярной манере вспомнить "Толю Крупского" и "Костика Никольского", а также упомянуть, что однажды пил водку с "Доцей" Игорем Доценко, барабанщиком питерского ДДТ. Наконец, он повернулся к Сашке:
Ну, а ты-то как? Все продолжаешь свои исследования? Все спасаешь мир от попсы?
Сашка с одной стороны не хотел, чтобы эта темы всплывала в разговорах подобной легковесности, но, с другой стороны, он знал, что тут ему есть чем козырнуть перед Мариной.
Да, продолжаю, недавно текст написал, у меня он с собой. Глянь на досуге – может, куда пристроишь.
Хорошо, я попробую. У меня одни ребята просили материал для первого номера. Они журнал будут выпускать – "Выпь". Им как раз музыкальный материал нужен.
Ребята, да вы о чем?
Понимаете, Марина, Сашка объявил войну пошлости и попсе. В настоящее время он находится в глубокой... э-э, глубоко исследует эти вопросы.
Саш, почему ты мне ничего не говорил?
Сашка вдруг почувствовал раздражение: "Чего она из себя дурочку строит? Я ж не отчитываюсь перед ней, чем я занимаюсь. Да и когда бы я ей рассказал? Мы ж с ней со дня города первый раз пересеклись!"
Да что говорить-то, Марин! Вот опубликуют меня – я тогда подарю тебе экземпляр с моей статьей.
Дал бы почитать пока?
Не могу, примета есть, если дашь свой текст читать до публикации – не опубликуют.
Эти все опубликуют, – успокоил Гарик.
Ну, хорошо, не хочешь – не надо, – тем не менее согласилась Маринка. – Покажешь опубликованный.
Уговор.
Они посидели еще немного, и Сашка поехал провожать Маринку домой. В метро тоже было мало народу. Сашке казалось, что весь город вымер: сначала никого по пути в клуб, теперь никого в поезде...
Саш, вот ты специалист по попсе, скажи мне: "РУ" – это попса или что?
Почему ты спрашиваешь?
Хочу знать твое мнение.
Гарик ненавидит попсу всеми фибрами своей пивной души.
Это ответ на другой вопрос.
Она смотрела на него, хитро улыбаясь. Она снова была близко-близко.
"РУ" – это некоммерческая музыка.
Понятно. А некоммерческая музыка всегда не-попса?
Марин, ты о чем говоришь?
Ты знаешь, весь концерт я слушала с большим интересом, но когда в конце они заиграли Джо Дасена...
Сашка вдруг понял, что имела в виду Марина. Джо Дасен, наверное, был единственный номер, который запомнился из всего выступления "РУ". А это был совершенно нероковый, коммерческий, танцевальный хит французской эстрады. Да еще перепетый на русском языке. Это как ложка дегтя в бочке меда... хотя, скорее всего наоборот. Маринка была права: они просмотрели попсовый концерт человека, считающего себя несгибаемым рокером. Но соглашаться с этим сейчас же было нельзя, получится, что она сразу проникла в его тему глубже, чем он сам.
Ты подняла очень интересную проблему. Я обязательно подумаю на этот счет и поделюсь с тобой. Но это очень сложно, нельзя ответить так сразу. Грань между попсой и настоящим роком тонка, это как расстояние "от великого до смешного".
Понятно, – она снова улыбалась той же улыбкой, что и пару часов назад, на концерте. Глаза ее снова сделались бездонны.
Повинуясь бессознательному, Сашка приблизил свое лицо к Марининому и поцеловал ее в губы. Маринка не отстранилась, но и не ответила на поцелуй. Губы ее по-прежнему были растянуты в монолизовской улыбке:
Саш, а это не попса?
Он не нашелся что ответить, и оставил попытки поцеловать ее. Дальше они ехали молча, думая каждый о своем.
Проводив Марину, Сашка возвращался домой последним поездом метро. Напротив сидел мужчина лет сорока в потрепанном пальто и читал библию. К нему подошли две девушки сомнительного вида и стали о чем-то разговаривать. Мужчина, не закрывая святой книги, вдумчиво и, судя по всему, довольно пространно отвечал на их вопросы. На какой-то момент Сашке показалось, что он проповедует, только девушки почему-то часто смеялись. Но когда поезд остановился на очередной станции и шумы стихли, Сашка расслышал слово "герболайф", произнесенное "проповедником", а лацканах его пальто разглядел белые кругляшки с надписями "Хочешь похудеть? Спроси меня как!" и "Хочешь заработать? Спроси меня как!". Нет, проповеди не было места в ночном метро.
Дома Сашка был далеко заполночь. 10
"Выпь" действительно опубликовал Сашкину статью, дав ей заголовок "Выступает все!". Журнал выходил крошечным тиражом, никому не был известен, и даже, кажется, не был зарегистрирован в Госкомпечати. Вероятность того, что этот журнал кто-то увидит, была чрезвычайно мала. Вместе с тем, как сказал Гарик, издатели "Выпи", выпустившие до этого еще номеров пять разных журналов (ни у одного из которых не было более двух номеров), по одному экземпляру каждого журнала отправляли в Ленинскую библиотеку, что потенциально делало Сашкин текст доступным для широкого круга читателей.
Сашка получил три авторских экземпляра, один из которых он сразу отложил для Маринки.
Вид опубликованного текста сильно катализировал Сашкины творческие возможности. За несколько дней он написал еще пять текстов, причем писал их уже с оглядкой на возможность публикации. Вдогонку прошедшему в "Выпи" тексту Сашка написал материал, в котором пытался обосновать значение популярной песни в формировании основных жизненных принципов слушателей и о том, кто заказывает музыку. Смысл получился еще более провокационным, чем в предыдущем тексте, но Сашка этому только порадовался. Он назвал этот материал "Много шума из ничего?".
Когда у человека хорошее настроение, он улыбается. Часто ли теперь улыбаемся мы?
На сегодня эстрадная песня, после газетной публикации или телевизионного репортажа, является наверное наиболее чутко и быстро реагирующим на любые культурные (в широком смысле этого слова) изменения индикатором. Судите сами: в стране власть криминала – официально в моде блатные песни с лагерной тематикой, сняты все сексуальные табу – появляется "Мальчишник". А песни, написанные к предвыборному туру г-на Ельцина? Ряд можно продолжать долго. Потому, пусть не обижаются серьезные музыканты здесь речь пойдет о "легком" жанре, об эстрадной песне.
Первое же приближение к этому вопросу наталкивает на печальные выводы: песенное искусство (именно "искусство") масс приказало долго жить. Попробую разложить все по полочкам.
Во-первых, популярная песня коммерциализировалась. Певица Анастасия в популярном телевизионном ток-шоу назвала расценки на места в транслируемых центральным телевидением концертах: тысячи долларов в зависимости от популярности передачи. Система "проплачивания" своего места в концерте существовала всегда, но такого масштаба достигла впервые, ведь если верить артистам, то даже тем из них, кому сами организаторы должны принести гонорар за выступление на блюдечке с голубой каемочкой, приходится раскошеливаться. Откуда ноги растут у такой системы, конечно, понятно: телевизионные акции выполняют роль рекламных роликов. Но позвольте, разве уж до такой степени уровнялись песенное искуство и продаваемая материя?
Во-вторых, этот странный институт продюсерства (чуждое слово!). Кого берут "великие" в раскрутку, делая из них звезд и кумиров? Мы не хотим обижать Влада Сташевского, Наталью Ветлицкую, Мистера Малого и др., поэтому не будем упоминать здесь их имен. Но почему именно они? Никто не заставит меня поверить в то, что это предел талантов, которыми Господь наделил мое поколение. Но где тогда остальные?
В-третьих, после падения "железного занавеса" произошла изначально неверная переориентация на европоп (включая сюда всю стучащую молодежную танцевальную культуру дискотек, в том числе с вкраплениями америкнской "черной" музыки: рэп, хип-хоп, рейв, хаус, транс), компьютерный стиль, распространившийся в Европе как реакция на приевшееся американское гитарное звучание. Но мы еще не насытились вволю этим гитарным звучанием, чтобы реагировать на него компьютерным беспределом; кроме того европоп культурно более отдален от нас, чем среднестатистическая американская гитарная музыка, которая более мелодична и по законам формальной логики имеет больше шансов на успех, в том числе и коммерческий, нежели насаждаемые сегодня странные звукостукообразования.
Закономерно подобными рассуждениями мы приходим к следующему вопросу: если все это низкопробная гадость, то кто это слушает?
Здесь вполне логично ввести новый термин. Если у каждого кино есть "свой зритель", у каждой книги – "свой читатель", то и у поп-музыки должен быть свой "поп-слушатель". Какие черты отмечаются у данного биологического вида? Первое: абсолютное отсутствие каких-либо культурных ориентиров, ибо для него слово привнесенное важнее и значимее собственного голоса. Второе (вытекающее из первого): вообще в среднем низкий интеллектуальный уровень; сюда, впрочем, не относятся люди, которым по природе музыка безразлична и они слушают буквально то, что звучит в данный момент.
Бог с ними, с артистами. Свою тотальную продажность в последний раз они продемонстрировали участием в наипозорнейшем туре "Голосуй или проиграешь!", хотя это было лишнее: их лакированные глянцевые физиономии ("Printed in Finland!") – все их, с позволения сказать, "творчество". Но слушатель? Действительно ли тебе хорошо слышно то, что ты слушаешь? Думаешь ли ты о том, какой заряд несут воспринимаемые тобой звуки? Не боишься ли ты отдавать свое подсознание в лапы бездушных компьютеров и считающих продюсеров?
Это не попытка достучаться до умов. Никто из поп-слушателей не увидит этого текста. Им это сложно. Да и обидно.
Значит, нужно искать другой подход. Какой?
А просто думайте, господа! Если такие "звезды" зажигают, значит это кому-то нужно? Значит, кто-то хочет, чтобы эти плевочки... Ну и дальше по тексту, как писал Владимир Владимирович.
Думайте, если это выгодно кому-то, выгодно ли это вам? Ну включите свое "Эго"! Вдруг вас используют? Вдруг вас обделяют?
Думайте! Вы все буйно ратовали за то, чтобы не было одной гребенки для всех. Но сегодня вы еще больше на одно лицо, чем раньше! И лицо это, прямо скажем, не эталон красоты. Да и лицо ли это?..
Пускай бандитские песни слушают бандиты. Это их "плевочки". Где же ваши песни? Ведь они есть, просто услышьте их.
Кто-то может спросить меня здесь: "А чего ты, собственно, расшумелся? Повод-то пустяковый. Да пускай они услушаются все этой туфтой!" Я могу объяснить, откуда весь этот шум.
Когда у человека хорошее настроение, он улыбается. Психологи заметили, что может быть и обратный эффект: если человек с утра улыбается, в течение дня у него устанавливается хорошее настроение.
Сегодня у власти бандиты, и все слушают бандитскую песню. А что, если смена власти начнется с хороших песен? Согласитесь: без крови изменить ситуацию завтра – хороший повод пошуметь сегодня.
Кто против?
Другие тексты, написанные Сашкой за этот короткий срок содержали его размышления о необходимости ограничения тематики "легкого жанра", где он призывал не петь в легкую о погибающих в Чечне и Афганистане солдатах равно как и "живых" военных проблемах вообще, чем грешили Наташа Королева, Лада Дэнс, Валерий Меладзе и непонятно как всплывшая в памяти Ирина Шведова; о проблемах с мелодикой, в которых Сашка усматривал насильственное насаждение неприемлемых для русского уха агрессивных ритмов дискотечных стилей: рейва, транса, хауса; о возвращении на эстраду песен пятидесяти– и тридцатилетней давности, призванных погрузить ум избирателя в успокаивающую ностальгию, и о целом ряде других проблем. Все эти материалы Сашка передал в "Выпь". Ребята из "Выпи" взяли "Много шума из ничего?", но от остального отказались, сказав, что второй номер, конечно, скоро выйдет в свет, но третий и последующие номера могут не выйти вообще из-за финансовых трудностей. Тогда Сашка передал остальные тексты Гарику, чтобы тот их куда-нибудь пристроил.
С работы Сашку все же попросили уйти. Это решение обосновали августовским кризисом, от которого фирма, где работал Сашка, якобы так и не смогла оправиться. Сашка видел, как Паша уже вовсю примеряется к его рабочему столу и компьютеру, но не испытывал злобы по отношению к своему сменщику. Паша читал "Московский Комсомолец", "Cool!" и "Мегаполис-Экспресс", а также слушал ДиДжея Грува, чем сформировал в Сашке брезгливо-жалобное отношение к себе. Сашке казалось, что обижаться на таких людей равносильно тому, как пытаться поставить в угол укусившего тебя комара.
Денег у Сашки на некоторое время вперед еще хватало, а затем... он как-нибудь перебьется. Что-нибудь придумает.
Вместе с тем, он был уверен, что с его уходом фирма понесла, как говорится, тяжелую невосполнимую утрату. Сашка чувствовал, что сентиментальные настроения все менее свойственны ему. Он стал собраннее, хладнокровнее, саркастичнее, с ходу мог различить корни той или иной проблемы и быстро нащупать возможные пути ее разрешения. Это касалось не только вопросов "темы". С таким же успехом он, приходя в магазин, мог мгновенно определить, что ему нужно, какого качества и по какой цене рационально приобрести эти товары, в какую кассу занять очередь, нужно ли это делать заранее и сколько денег приготовить, чтобы быстро расплатиться с кассиршей.
Через два дня позвонил оперативный Гарик и рассказал, что почти все взяла "Лимнока" с условием, что, не трогая культурный пласт, немного обострит социальные мотивы материалов. Сашка согласился.
Еще через неделю он мог уже считать себя публикующимся автором. "Лимонка" выходила тиражом побольше, чем "Выпь", была официально зарегистрирована и имела историю, простирающуюся далеко за пределы двух первых номеров и читального зала Ленинской библиотеки. Изменения, которые предлагала "Лимонка", Сашка одобрил заранее, и никаких неожиданностей в собственном тексте его не ожидало.
Почувствовав себя совершенно в новом качестве (чукча не читатель, чукча – писатель!), Сашка огляделся вокруг и заметил, что смотрит на окружающих немного сверху. Он теперь уже точно знал, что ухватил суть "темы", и мог выстроить из отдельных кусочков стройную мозаику всей картины. Вместе с тем он чувствовал, что вывел себя из-под пагубного влияния попсы, сделавшись бесстрастным собирателем фактов. Он точно не знал, кого сможет уличить, но аккуратно складывал все улики в своем мозгу одну за другой в заранее определенные ниши, создавая систему. Он напоминал сам себе книжного сыщика, повествующего от первого лица, который по принципу сюжета не может быть убит, так как в этом случае некому было бы вести рассказ.
При этом он удивлялся, почему то, что для него стало очевидным, никак не может быть замечено остальными. Более того, эти остальные слушают все это, слушают на полном серьезе! О, какое омерзение вызывал у него вопящий и стенающий зрительный зал на концертах поп-кумиров! Сашка даже написал песню про всех этих людей, которых он пренебрежительно называл "электорат", с западающим в душу припевом: "Быдло обрыдло".
Звонила Маринка и рассказала, что Серега, оказывается, в армии. Она то ли от кого-то узнала, то ли Серега сам ей что-то написал (Сашка прослушал), но дело было в следующем. В какой-то момент Сереге пришла-таки повестка из военкомата и он прибежал с ней к своему военному начальству. Начальство покопалось в телефоннике, сделало пару звонков и предложило: служить сейчас, но только шесть месяцев и в ближайшем Подмосковье с возможностью на выходных ночевать дома. Плохо в этом предложении было только то, что не предусматривалась альтернатива, и Серега побрился наголо сам. Произошло все это еще осенью, но Маринка узнала обо всей ситуации только сейчас. Спросила, как статья. Сашка ответил, что публикация состоялась и что один экземпляр отложен для нее. Маринка сказала, что это повод для встречи. Сашка ответил, что сам найдет ее, когда у него будет посвободнее со временем.
Один раз на автоответчике он обнаружил Нелин голос. Она говорила, что не застала Сашку, что много думала и хотела бы с ним "услышиться". Он решил пока не перезванивать. Чем дольше думаешь, заключил он саркастически, тем глубже мысль.
Короче говоря, времена наступили не самые плохие: мозг работал вовсю, произведения, хотя бы и в форме заметочек, впервые вырвались за пределы Сашкиной квартиры, исследования "темы" занимали его полностью, душа была пуста и спокойна, а сердце холодно.
Только иногда по ночам ему все же снились черные дыры. Но теперь он не убегал от всасывающих воронок, а отважно смотрелся в них. 11
В конце января у Сашки зазвонил телефон.
Добрый день, – сказали в трубке, – будьте добры Александра.
Это я, здравствуйте, – ответил Сашка; он слышал этот голос впервые. -С кем я говорю?
Меня зовут Скорцев Владимир Константинович. Я... ну, скажем, ваш читатель. С огромным интересом слежу за появлением на страницах газет ваших публикаций, Александр. Вы попали с ними в самую точку.
Спасибо, – Сашка был польщен, хотя звонок казался ему странным.
Александр, мне кажется, у нас с вами есть повод поговорить.
Давайте поговорим.
Я бы не хотел доверять этот разговор телефонным проводам, если позволите. Может быть, встретимся, в обед? Вы очень заняты?
А чем, все-таки, обязан? – Сашка не был занят. Он не был занят достаточно давно, чтобы его денежные запасы иссякли. Вторую неделю он сидел на хлебе, яйцах и суповых пакетиках "Галина Бланка".
Дело в том, что я имею непосредственное отношение к исследуемой вами теме и обладаю информацией, полезной для вас.
"Так, – понеслось в голове у Сашки, – про "тему" я нигде не писал. Почему он так сказал? Совпадение? Странно. Кем он может быть? Какой-нибудь детектив-самоучка, третьесортный журналист, у которого не берут материалы даже бесплатно? Неудавшийся поп-артист? Да нет, такой бы не представился по имени-отчеству... Может встретиться? Что мне, собственно, угрожает?"
Ресторан "Арман" на Тверской вас устроит? Пообедаем и поговорим, -продолжал настаивать собеседник.
Да, но...
Ну что вы! Конечно, я угощаю! Я все понимаю.
Когда Сашка пришел в ресторан, оказалось, что место для него уже заказано. Он сел за круглый столик на двоих, накрытый красной скатертью, придвинул стул и открыл прейскурант, чтобы выбрать себе что-нибудь поесть. От увиденных слов в животе забурлило, но ровный столбик цифр справа свел урчание на нет.
Добрый день еще раз, – разглядывая меню, Сашка не заметил, как его сотрапезник подошел и протянул ему широкую руку для приветственного пожатия. Сашка схватил протянутую руку и потряс ее. Рукопожатие незнакомца было коротким и крепким, а ладонь – сухой.
Вы не могли бы мне помочь, – начал Сашка, протягивая меню незнакомцу, я впервые здесь, не знаю, что выбрать... Возьмите что-нибудь на свой вкус.
Хорошо.
К столику подошел маленький официант и быстро принял заказ. За это время Сашка успел рассмотреть собеседника. Это был мужчина лет сорока с небольшим, с сухим гладко выбритым лицом удачливого бизнесмена из американского сериала. Одет он был не крикливо, что выдавало в нем скрытое благородство и требовало отмести предположения, что он может принадлежать к семейству "новых русских". На нем был темно серый костюм и белая рубашка с воротником-стоечкой. Ботинки начищены до блеска. Волосы, сидевшие на его голове словно плотная связанная шапка из черной шерсти, были чуть тронуты сединой. В правой руке он держал трость, чем напомнил Сашке господина Воланда. Но одновременно с явным благородством весь его внешний вид был скроен таким образом, что в толпе найти этого человека было бы достаточно сложно. Кто же это такой, черт возьми?
Нам, вероятно, пора познакомиться, – обратился к Сашке незнакомец, как только официант отошел.
С удовольствием.
Ну, я вас уже более или менее знаю, так что позвольте мне начать. Зовут меня Владимир Константинович Скорцев, но вы зовите меня просто Владимир, хорошо? Я имею некоторое отношение к индустрии поп-культуры и поп-музыки в частности. Я что-то типа продюсера. Я помогаю авторам найти исполнителей и наоборот.
Очень интересно. А чем же я могу быть вам полезен?
Я объясню вам. Я уже говорил вам, что слежу за вашими публикациями буквально затаив дух. Это удивительно, как человек, обладающий таким минимумом информации, сумел сделать такие неожиданные и верные глобальные выводы! Вам не доводилось читать Пелевина "Поколение "П"?
К сожалению, нет, – ответил Сашка и удивился, зачем сказал слова "к сожалению", если он не читал, и не знает, хороша эта книга, или плоха.
Тогда это тем более удивительно. В "Поколении" Пелевин доводит до абсурда идею зависимости общества от рекламных роликов и от их производителей. Это могло бы натолкнуть вас на размышления о том, что реально является таким инструментом управления. Но если вы не читали... Вы просто провидец!
Сашка все не мог взять в толк, о чем речь, но впереди был обед, который только начали подносить, и он не торопил Скорцева с объяснениями, тем более, что тот пока задаром нахваливал Сашкины таланты.
Симпатичный суп, не так ли?.. Я пригласил Вас потому, Александр, что вы чувствуете поп-индустрию. Это талант, этому нельзя научиться. И этот талант у вас есть. Мне кажется, он не должен пропадать зря. Как, впрочем, и любой другой талант.
Действительно, очень вкусно.
Может быть, если у вас есть свободное время вы нашли бы возможность накидать текст, если я дам вам в качестве подспорья фонограммку с мелодией одной песенки, способной стать популярной? Нужно три куплета и припев.
Извините, мне кажется, вы обратились не по адресу. Грубо говоря, усмехнулся Сашка, – я борюсь с вами, а вы мне предлагаете сотрудничество.
Одновременно с этим Сашка подумал: "Куда тебя несет, дурачок? Что ты будешь есть завтра?.. А впрочем, поломаюсь – больше дадут!"
Я не предлагаю вам предавать свои идеалы, которые, как я понял, далеко отстоят от ценностей толпы. Знаете, как говорили алхимики: наше золото не есть золото толпы. И, боже мой, как это верно! Считайте, что я предлагаю вам проверить себя, насколько вы овладели технологиями производства товара массового спроса. Такая постановка вас устроит?
То есть, я должен относиться к этому не как к заказу, а как к эксперименту?
Примерно так. Только в случае, если результат будет тот, которого мы ожидаем, вы получите еще и небольшое денежное вознаграждение, – и Скорцев протянул ему компакт-кассету фирмы TDK.
Подали второе. "А компот?" – прозвучала в Сашкиной голове фраза из Гайдаевской комедии, и он усмехнулся. Сашка уже расслабился.
Скорцев оказался собеседником, "приятным во всех отношениях". Он уже не возвращался к делам, все больше рассказывал какие-то байки из жизни поп-артистов. Сашка кое-что из них уже читал в газетах, но из вежливости смеялся как в первый раз. К тому же Скорцев обладал несомненным даром рассказчика и изрядной долей артистизма, и даже знакомые бородатые шутки в его устах были свежи и задорны.
Закончив с едой, они расстались. Скорцев обещал позвонить через день.
Сашка направился прямиком домой и сел за работу. Сначала он послушал кассету, которую дал Скорцев. Это была какая-то баллада с протяжной мелодией, довольно заунывной. Сашка послушал ее несколько раз, чтобы запомнить наизусть и уже не возвращаться к кассете. Затем он достал чистый лист бумаги и ручку. С чего же начать?
Песня, конечно, будет про любовь. Любовь – вот самое попсовое чувство, достойное того, чтобы над ним глумились миллионы бездарностей. Конечно, это не та высокая любовь, что существовала во времена рыцарей и дам сердца. Но это толкование любви, которое принято серой массой слушателей, благодарно воспринимается ими и поэтому существует в миллиардах непрочувствованных песен. Девальвация ценностей, вот что это такое. Кругом девальвация: сначала российский флаг, гимн, затем слово "Россия", этой осенью – Москва... И все это время – любовь. Ничто из перечисленного не обесценилось настолько, как этот термин.
Дальше должна быть легкая такая ностальгия. Она может выражаться в слове "вчера". Еще должна быть несбыточность, может быть в форме сказочной героики. Какая-нибудь "Снежная королева".
Во! Королева из вчера!
Ну и лексика полегче, рифмы попримитивнее... Кристалл-устал-пьедестал. Хмурь-хмарь-хмырь-хморь. Мама мыла раму. Хорь зол. У Шуры шары.
Кристалл, кстати, еще с водкой ассоциируется. Хорошее слово.
Через двадцать минут появился текст, озаглавленный как "Королева из вчера", следующего содержания.
Вчера был бал. Играли туш
В честь твоего прихода
Вчера – помада, лак и тушь,
Вчера – швейцар у входа.
Вчера из кавалеров хвост
Вчера глаза и речи
Но из вчера в сегодня мост
Печалью сгорбил плечи.
Ты – королева из вчера,
Та, что всегда лишь "на ура",
Что не ложится до утра,
Да только где оно – вчера?
И промелькнул не век, не год,
Лишь лист календаря,
Все стало в миг наоборот
Ему благодаря.
В чулане платья, соль в глазах
И кошки на душе,
И не твоя – увы и ах!
Былая жизнь уже.
Ты – королева из вчера,
Та, что всегда лишь "на ура",
Что не ложится до утра,
Да только где оно – вчера?
Устала ты от суеты,
От флирта и игры,
У всех у нас свои мосты
В различные миры.
Но не грусти о прошлых днях,
Пускай утихнет боль:
Для Королевы Из Вчера
Есть Из Вчера Король.
Он тоже был, и тоже стал,
Он тоже от всего устал,
И чувства чистого кристалл
Вас вознесет на пьедестал...
"Фу, какая гадость! – перечитав, резюмировал Сашка, скомкал лист и выкинул его в ведро. – Да пошло оно все..."
Он встал с дивана, потянулся и включил радио.
"Я был вчера в огромном городе, где совершенно нет людей..." – запел Макаревич.
Вообще, все как-то странно. Вопросов было более, чем достаточно. Сашка нигде не писал, что его тема – поп-культура как идеологическое оружие. Откуда Скорцев знает об этом? Сашка никогда не публиковал своих стихов. Почему Скорцев предложил ему написать текст? Откуда он знает, что Сашка слагает стихи? С какой стати он собирается платить Сашке за убогие стихи? Кто вообще такой этот Скорцев?
Может, это чей-то дурацкий розыгрыш?
Тогда чей?
Скорцев говорил что-то про Сашкины записки о солдатской теме в поп-музыке. Но – черт возьми! – они будут опубликованы только через неделю! Кроме того, Скорцев не был похож на читателя "Лимонки", так же как не был он похож на человека, перерывшего архивы Ленинской библиотеки, чтобы перечитать весь самиздат и найти Сашкины статьи в номерах "Выпи". Может, он лимоновец, из редакции их газеты? Сашка показывал там все свои публикации, когда приносил им свои материалы. Но тоже, что-то с трудом верится. Да и стихи Сашкины Скорцеву в этом случае тоже неоткуда знать.
Блин!
Откуда, наконец, у Скорцева, Сашкин телефон?
Чертовщина какая-то.
Сашка прошел на кухню, включил чайник и открыл холодильник. С того момента, как он смотрел в него последний раз, продуктов больше не стало. А меньше их не могло стать в силу ряда объективных обстоятельств, одним из которых являлось их полное отсутствие.
Вспомнилось иртеньевское: "Просыпаюсь с бодуна – денег нету ни хрена".
Сашка залез в мусорное ведро, достал свое последнее творение, расправил страницу, сел за кухонный стол и переписал ее набело.
Стоит еще раз встретиться со Скорцевым хотя бы для того, чтобы попробовать найти ответы на все эти вопросы.
А если в план чьего-то розыгрыша входит передача Сашке денег во временное пользование, то пусть озорник будет уверен: денег своих он больше не увидит – не на того напали! 12
