Текст книги "Бездна"
Автор книги: Андрей Саенко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)
В пятницу вечером в районе часов семи забежала Маринка за журналом. Ее кто-то куда-то вез на машине, и Сашка заранее видел, как к его подъезду подрулил "Фольксваген", и из него выпорхнула девушка, которую Сашка сразу узнал. Это дало ему пару минут распихать хлам по углам. Уборочные мероприятия придали квартире вид помещения, когда-то использовавшегося под жилье человека. Задребезжал дверной звонок. Сашка открыл.
Маринка еще больше похорошела, она словно вызревала с каждым месяцем. Или это косметика была все лучше и лучше?
Публицистам и теоретикам привет! – выпалила чуть запыхавшаяся Маринка. – Лифт у тебя не работает, пешком поднималась.
Здравствуй, заходи, – Сашка открыл дверь шире. – Извини, не убрано. Я тебя не ждал. Но, в общем, чего извиняться, мы же с тобой люди взрослые...
Это точно! – Маринка снимала сапоги. – Чай у тебя есть?
"Только чай-то и есть!" – подумал Сашка и проводил Маринку на кухню.
Ты не пугайся, я на минутку. Меня внизу ждут. Какой-то дружественный банк справляет свой очередной юбилей, я туда намылилась с одним из наших. В общем, скукотища, но поесть нахаляву. Опять же, себя показать, на других посмотреть, – она на минуту замолчала, раздумывая. – Но больше все же поесть.
Насчет поесть, это бы неплохо, – в сторону сказал Сашка и усмехнулся.
Ну, давай сюда свою нетленку.
Секунду.
Сашка вышел в комнату и полез в шкаф за "Выпью". Про "Лимонку" Сашка Маринке ничего не говорил; интуиция подсказывала ему, что Маринка не одобрит его публикаций в национал-большевистской прессе.
Одобрит? Когда он начал следить за ее одобрениями?
Журнал был задавлен хламом более поздней прессы, наваленной только что в связи с приездом гостьи, и, чтобы достать свой труд, Сашка резко дернул за торчащий край журнала. Бумаги полетели вниз, непохоже имитируя листопад. Из какой-то книжки в мягкой обложке выпал кусочек цветного картона, похожий на игральную карту. Сашка поднял его – это была фотография двухлетней давности, сделанная на Поклонной горе. Отмечали День победы. На фотографии Сашка стоял в обнимку с Нелей и, дурачась, по-идиотски улыбался в объектив. Неля сдерживала играющую на ее губах улыбку, но глаза девушки все равно безудержно смеялись. На заднем плане играл, маршируя, военный духовой оркестр, шталмейстер задавал общий ритм. Начищенная медь туб, валторн и корнетов вспыхивала на картинке солнечными бликами. Праздник внутри. Кажется, их сфотографировал случайный прохожий, которому они на минуту отдали Нелин фотоаппарат. Сашка любил эту фотографию, он говорил, что из нее звучит музыка. Но потом она где-то затерялась, и Сашка бросил ее искать. Так вот она где!
В этот момент щелкнувший где-то далеко электрочайник напомнил Сашке о Маринином присутствии и о том, что пора пить чай! Сашка пихнул фотографию в задний карман джинсов, взял журнал и отправился на кухню.
Маринка сидела за столом вполоборота и выглядывала в окно, где "Фольксваген" не глушил мотор. В этот момент Сашка вдруг почувствовал, как она не вписывается в его квартиру, насколько она находится в противоречии со всей его обстановкой, хотя квартира была обставлена не бедно. Тут Марина повернулась и ощущение несоответствия сразу пропало.
Ну?
Вот, – сказал Сашка, протягивая ей журнал, – на девятой странице ищи.
Ищи? Что, настолько маленькая? – она уже листала журнал.
Нет, почему... там не пропустишь. Ты чай-то будешь? А то тебя же ждут, наверное?
Выпроваживаешь меня?
Бог с тобой! Просто, как-то не очень удобно.
Это мне может быть неудобно. Или удобно. Ты-то чего волнуешься?
Да не, я чего... – замялся Сашка, – смотри сама, ты уже большая девочка.
Он достал из шкафчика чашки и заварной чайник. Даже в экономически тяжелые времена Сашка заваривал очень крепкий и качественный чай. Хорошие чай и кофе были его слабостью.
Не жидись, мне покрепче, – она пробегала глазами по его материалу.
Да я помню, Марин, сколько было чаю-то в общежитии выпито.
И не только чаю.
Ну, это уж у кого как.
Сашка смотрел на Марину и думал: вот она читает его размышления в сущности о том, действительно ли поп-музыка может быть идеологическим оружием. Такой узкий, многим кажущийся надуманным вопрос. Насколько ей, такой другой, чем он, может быть это интересно? Что двигает ею, заставляя выпрыгивать из теплой комфортабельной машины на мороз, скакать по лестнице в доме со сломанным лифтом, пить голый чай, тратить время на чтение журнала, о котором она никогда никому не расскажет, потому что это никому не интересно? Что это все?
Излишек свободного времени? Она работает.
Простой интерес ко всему без исключения? За время учебы не замечен. Это больше похоже на Светку.
Может, причина в Сашке? Может, она к нему приехала? Так они видятся только в третий раз после выпускного. Правда, телефонные звонки... но их не стоит воспринимать всерьез: мало ли с кем говорят и он сам, и она.
Но тогда что?
Не понятно.
Интересно ты пишешь, – сказала Марина, отложив журнал.
Спасибо. Это твой экземпляр. Можешь брать.
Тебе спасибо, – она поджала губки и посмотрела в сторону, словно что-то просчитывая. – Ты не против, если я немного задержусь у тебя? Ты никуда не уходишь?
С удовольствием приму тебя, но только если ты готова променять материальную пищу на духовную: жрать в доме нечего.
Так, да? – она снова что-то просчитала. – Я сейчас приду. Машину отпущу только.
Она накинула шубку и выскочила за дверь. Тут же зазвонил телефон.
Александр?
Да, слушаю.
Это Скорцев беспокоит. Как у вас дела?
Да, слава богу!
Получилось что-нибудь с... нашим экспериментом?
Кое-что.
Чудесно! Мы могли бы встретиться завтра в десять утра? К сожалению, никуда не могу вас завтра пригласить на завтрак – чрезвычайно занят.
Ну что вы... Давайте встретимся, где вам будет удобно.
Они договорились о месте встречи.
Тогда завтра в десять я вас жду.
Хорошо, Владимир, я буду.
До встречи!
Всего доброго!
Пошли короткие гудки. Сашка повесил трубку и в этот момент услышал, как хлопнула входная дверь – вернулась Маринка. Чай был испит и теперь они прошли в комнату.
О-о-о, – протянула Маринка, – класс! Сразу видно творческого человека!
Да, все никак не разберусь с мусором.
Понятно. Может, помочь тебе прибраться? Что, Неля-то, совсем не помогает?
"Любовь здесь больше не живет!" – пропел в голове у Сашки слащавый Влад Сташевский и Сашка, как назойливую муху, отогнал эту мысль.
Мы больше не встречаемся с Нелей.
Вот как?
Да, так... У меня творческий отпуск.
Серьезно?.. – Сашка смотрел на Маринку и гадал, знала ли она о его разрыве с Нелей раньше, или это действительно стало для нее откровением только сейчас.
Надо, наверное, сказать что-то типа "сочувствую", – неуверенно проговорила Марина.
Ладно, – отрубил Сашка, – не об этом речь. Ты садись.
Ну нет. Давай-ка по-быстрому все же приберем тут.
Вдвоем работа спорилась и минут через сорок начало казаться, что это помещение использовали под человеческое жилье уже совсем недавно. Вдруг снова затрещал дверной звонок.
Вот видишь, как мы! Как раз!
Что как раз? – не понял Сашка.
Кухня подоспела! Иди открой дверь и возьми пакеты.
Сашка отправился выполнять Маринкино поручение. За дверью стоял рослый молодой парень. В руках он действительно держал два полиэтиленовых пакета. Он протянул их Сашке и сказал:
Примите заказ, пожалуйста.
Сашка перехватил пакеты и еще до того, как он успел сформулировать хотя бы один вопрос, парень развернулся и ушел. Сашка отнес пакеты в кухню, где обнаружил в них: две пиццы "American Big Cheese", двухлитровую бутылку кока-колы, батон белого хлеба, три пакетика герметично упакованных мясных нарезок и бутылку советского шампанского. Распихав все по холодильнику (это было не сложно), он вернулся в комнату к Марине. Та, как ни в чем не бывало, читала другие материалы из журнала "Выпь".
Что это было? – спросил он.
Это Мишка, с которым я собиралась в банк. Я когда выходила, сказала ему, что хороший человек с голоду помирает и попросила чего-нибудь организовать. И он организовал.
Надо было мне его пригласить тоже.
Ты хочешь этого? – Маринка посмотрела на Сашку.
Глубокие глаза.
Нет.
Ну, вот и молодец. Я осталась действительно для духовной пищи. Я знаю, у тебя есть много чего интересного, – она смотрела на него совершенно серьезно, не заигрывая и не кокетничая; Сашка вдруг с удивлением увидел на дне ее глазах вековую усталость. – Поделись этим со мной. Мне так этого не хватает!
Хорошо, – улыбнулся Сашка.
Он читал свои стихи Маринке весь вечер. И лирику, и социальные памфлеты, и стихи, построенные на игре звуков, и рифмованные юморески. Маринка слушала, смеялась, затихала, хвалила его, но больше молчала, хотя было видно, как жадно она заглатывает каждое слово, произнесенное им. К двенадцати они закончили бутылку шампанского и доели тягучие пиццы, которые Маринка приготовила особым образом, чередуя гриль, микроволновку и духовку обычной электроплиты.
А вот еще, – сказал Сашка. Он долго думал, читать или не читать это стихотворение. Оно было очень личное, касалось только его и Нели. Но он не читал его даже Неле. Тем не менее, сегодня он решился рассказать его. Чтобы не сбиться при чтении, он достал черновик этого стихотворения (он так и не переписал его набело, интуитивно опасаясь, что при переписывании что-то может исчезнуть из этих строчек), и, выдержав паузу, прочел.
Откуда это все идет,
откуда?
И как словами передать настрой
Не трепетного ожиданья чуда,
А веры, что оно уже со мной,
И не моментом, не секундной стрелкой,
Не каплей в Океане Всех Времен
А днями?
Больше быть не может мелкой
Удача.
Может я не так умен
Как должно, чтоб умел я адекватно
Воспринимать реальность за окном?
Но счастлив я своим сознаньем ватным,
Что дарит мне спокойство перед сном
И в теле зуд, когда я просыпаюсь;
И убежденность в правоте суждений,
О том, в чем я не слишком разбираюсь,
Но должен, как и всякий мелкий гений;
И знаменитым музыкантам братом
Вдруг позволяет ощутить себя;
И слиться вдруг со стариком Арбатом,
Гитары тихо струны теребя;
Вдруг материальное – не так противно,
Хотя живет сознанье суеты
Того, что тленно, грубо и фиктивно,
Как пошлые бумажные цветы,
Но Бог такою, значит, создал Землю.
И поднятый над этой суетой
Я вдруг Его словам негромким внемлю
И сладко возвращаюсь к милой Той,
Что ждет и ничего взамен не просит.
Возможно, где-то скрежет тормозов
Машины, что меня к Нему подбросит
Уже звучит... Или визгливый зов
Случайной пули, что, конечно, дура,
И потому не писан ей закон...
А я в конце очередного тура
В который раз поставлю все на кон
Ва-банк.
Да, я дурак. Ду-рак.
Возможно,
Я не отсюда. Я случаен здесь.
Так не сердитесь, если только можно,
Но уж такой я есть.
Такой я весь.
Он дочитал до конца, и только тут увидел, что Марина по-кошачьи на четвереньках проползла к нему по дивану, на котором они сидели. Сашка снова почувствовал ее дыхание – пахло шампанским – и увидел прямо перед собой два бездонных глаза. Марина несколько бесконечно долгих секунд смотрела не Сашку этими бездонными глазами, а затем обняла его и стала целовать в губы, медленно заваливая на спину. Сашка поддался ее порыву, обнял Марину и, прижав к себе, стал нежно поглаживать ее спину. На секунду она оторвалась от его губ:
Я останусь у тебя?
Тебя не будут искать?
Я же на банкете... К тому же я взрослая девочка, ты же сам сказал...
Очень, очень взрослая... – ответил Сашка и его рот снова накрылся влажным Марининым поцелуем.
В эту морозную зимнюю ночь им обоим хотелось простого человеческого тепла, и табу рухнули.
Они не спали часов до четырех утра. 13
Когда Сашка проснулся полдевятого утра, Марина еще беспечно спала, и он не знал, что делать. В десять у него уже была встреча со Скорцевым, а туда надо было еще доехать. К счастью, Марина очень скоро проснулась сама.
За окном шел плотный снег. Они мало разговаривали утром, позавтракали остатками вчерашнего ужина и разбежались, каждый по своим делам. Журнал свой Маринка забыла.
Скорцев прогуливался взад-вперед возле черной "Волги" с невыключенным мотором и с кем-то переговаривался по мобильному телефону. Он был в черном пальто, перехваченном поясом. Увидев подбегающего Сашку, он спрятал телефон в карман, приветливо замахал рукой и улыбнулся.
"Кто бы мне рассказал, во что я с ним ввязываюсь! – болталось в голове у Сашки. – Сейчас кто-нибудь снимает все это на любительскую видеокамеру, а потом будут показывать моим знакомым с комментариями, будто я стремился стать поэтом-песенником!"
Скорцев быстро пробежался по бумаге.
То, что надо, – сказал он коротко и, протянув Сашке пятидесятидолларовую купюру, сел в машину и улыбнулся. – Я скоро позвоню вам, Александр. Не пропадайте. Спасибо, что не опоздали после тяжелой ночи!
Машина тихо тронулась и, быстро набрав скорость, скрылась в снегопаде.
Сашка стоял неподвижно. После тяжелой ночи?! Снег прилипал к лицу, таял и стекал холодными каплями под шарф. Неужели, Маринка все это придумала? Не может быть!... Да, но только она знала о том, что произошло. Еще этот парень, Миша... но он уехал вечером и не знал наверняка, что будет ночью. Неужели, все-таки, Маринка?
Зачем?!
Тогда все сходится. И информация о Сашкином телефоне, и деньги у нее вроде есть. И про то, что Сашка стихи пишет, она знает, и про его борьбу с попсой...
Стоп!
Она не знает о других публикациях.
Стоп! Стоп!
СТОП!!!
Сашка протер рукавом пальто лоб: то ли пот, то ли растаявший снег... Не-е-ет, все вопросы только лично к Скроцеву.
Черт! Он даже не дал своего телефона!
Но если Скорцев действительно тот, за кого себя выдает, может Гарик что-нибудь про него знает?
Сашка прибежал домой и набрал телефон Гарика. К счастью, тот был дома.
Гарь, тебе что-нибудь говорит фамилия Скорцев?
Скорцев? – Гарик оживился. – А зачем тебе?
Да, понимаешь, он мне как-то позвонил...
Скорцев В.К.?
Да, Владимир Константинович.
Он тебе позвонил?! – голос Гарика взлетел на высокие частоты. – Слушай, это же такая удача! Ты держи его не отпускай! Это Судьба! Это куда круче, чем Матвиенко! Зашибись! Это такой матерый человечище...
Да кто он такой-то?
Э, брат! Через его руки так или иначе прошли судьбы практически всех наших популярных исполнителей от и до. Скорцев – это Создатель, понимаешь? Он разрабатывает концепции, сводит воедино нужных людей. Говорят, он великолепный музыкант, но никогда не играет на публике.
Чем он знаменит-то?
В том-то и фишка, что он не знаменит. О его отношении к тому или иному проекту все только говорят, но документально это никогда не бывает зафиксировано. Он, например, находит автора и исполнителя, сводит их. Но всегда нужен первый толчок, знаешь, чисто как свечи в машине должны искру дать, чтобы все закрутилось. И он делает им первый номер. Иногда второй. Запускает в эфир. Проект закрутится, и он его бросает: все, типа, жизнеспособный организм. При этом он никогда не светится. Любые упоминания его фамилии из прессы вырезаются. Один раз, говорят, был случай, главный редактор одной из центральных газет то ли отказался править материал, где Скорцев был упомянут, то ли просто не успел... Короче, в ту же ночь сгорела типография со всем тиражом газеты, а через две полторы недели – сама редакция, прикинь? Может, это совпадения, а может, гнилой базар, но я точно знаю, что меньше, чем через месяц после пожаров этого главного редактора сковырнули.
Прикольно, – Сашка слушал Гарика и все думал, на кого же он наткнулся. – Но что-то в этом всем есть нелогичное.
Это несущественно! Ты, главное, за него держись. Он из тебя такую звезду сделает – полный песец! Еще внуки твои будут золото с личных вертолетов рассеивать!.. Ладно, чувак, мне надо бежать, у меня репетиция скоро. Но мы с тобой обязательно к этой теме поподробнее вернемся. Может, ты меня как-нибудь со Скорцевым сведешь. Он же как неуловимый "летучий голландец" для нас, музыкантов!
Сашка попрощался с Гариком. Все, что говорил Гарик, казалось не вполне правдоподобным. Да и с чего бы этой информации выглядеть правдоподобно, если вся она базировалось на слухах и сплетнях, любое подтверждение или опровержение которых, опять же, если верить Гарику, старательно вырезалось из прессы?
С другой стороны, в Сашкиной руке была скомкана пятидесятидолларовая купюра – самая настоящая, "зеленый Грант". И было не похоже, что ее придется вернуть. Самое время обменять деньги, немного пополнить холодильник и расплатиться с долгами, слава богу, они пока еще не так велики. Еще баксов пятнадцать останется на черный день. Который, впрочем, наступит завтра-послезавтра, если ничего не изменится.
Сказано – сделано. Через три часа Сашка снова сидел за телевизором со стаканом кока-колы, как в старые добрые времена, и смотрел подборку клипов по одному из дециметровых каналов. С окончанием последнего клипа зазвонил телефон. Это был Скорцев.
– Здравствуйте еще раз, Александр!
– Добрый день, Владимир.
– Я слышу, вы продолжаете заниматься вашей темой, – сказал Скорцев, хотя клипы уже кончились, и по телевизору шли новости, – молодец!
Сашку передернуло, и он перешел в мягкое наступление:
– Владимир, как вы узнали, что я смотрел клипы?
– Как говорит один из моих любимых персонажей, элементарно, Ватсон! В помещении, где я нахожусь, телевизор показывает тот же канал, что и у вас. Я сам только что смотрел клипы.
Сашка почувствовал себя параноиком.
– Ясно.
– Александр, я вас понимаю. У вас смешанные чувства в отношении меня. Я обязательно открою вам все свои карты и достаточно скоро.
Сашка промолчал. Он ничего такого не говорил. Это все слова Скорцева, пусть он за них и отвечает.
– Я, Александр, прежде всего хотел извиниться за то, что не смог уделить вам достаточно времени утром. И, я надеюсь, вы не обиделись за размер гонорара, что я заплатил вам?
– Никаких проблем.
– Это, собственно, и не гонорар, а так – маленький аванс. На эти деньги можете не смотреть. Считайте, что вы нашли их у себя дома, как старую фотографию между страниц заброшенной книги. Сам гонорар я готов передать вам при более основательной встрече, когда вам будет удобно. Заодно попробую ответить на некоторые ваши вопросы. Вы, кстати, не возражаете, если я использую ваш текст без вашего имени? У меня есть на примете одна очень славненькая девочка, которая могла бы все это исполнить. У нее, в принципе, есть неплохой текстовик, но я бы им рекомендовал начать именно с вашего номера. Он, в отличие от текстов ее постоянного автора, выстреливает, понимаете? Но тандем разбивать не хочется, этот текстовик должен стать ее автором для слушателей – такова концепция проекта. Нам бы только поставить под ваш текст его фамилию. Все уже на мази. Ждем только вашего разрешения. Так как, вы не против?
Сашка в первый момент не хотел соглашаться, но быстро сообразил, что ему самому будет неудобно увидеть свое имя под "этим".
– Конечно, нет, Владимир. Считайте, что это мой подарок вам, как внимательному читателю.
– Я ожидал от вас именно такой здоровой реакции. Вы молодец, Александр, в вас чувствуется реалист. И вы знаете, чего вы стоите!
В этот раз Скорцев пригласил Сашку на ужин. Скорцев сказал, что дней десять его не будет в Москве, и они решили встретиться через полторы недели в одном из ресторанчиков, где Скорцев обещал заранее забронировать места. После этого они быстро попрощались, и Сашка снова задумался о Скорцеве.
Объяснение Скорцева насчет канала ТВ, который помог ему узнать с большой степенью вероятности, что смотрел Сашка несколько минут назад казалось вполне логичным. Хотя Скорцев сам признал, что вполне может казаться Сашке "темной лошадкой" и обещал дать пояснения. Значит, что-то с ним все-таки не так.
Что-то еще в том, что рассказал Гарик про Скорцева, настораживало. Что-то казалось нелогичным...
Так или иначе, это все меньше и меньше походило на чей-то розыгрыш.
Так, если Скорцев действительно продюсер, действительно сводит заинтересованных друг в друге творческих личностей вместе, то он, казалось бы, должен быть заинтересован в том, чтобы его имя чаще мелькало в прессе. Причем, чем больше людей он знает (а, следовательно, и эти люди знают его), тем легче ему составить из них идеальную творческую пару. Зачем тогда ему скрываться, а порой, если это, конечно, правда, даже совершать или организовывать преступления? Ведь поджог типографии – это очень серьезно, одной ссоры с редактором, даже с главным, недостаточно для того, чтобы разумный человек, каким кажется Скорцев, мог доказать самому себе оправданность подобных действий.
Потом, вот еще что нелогично. Скорцев покидает "жизнеспособный организм" в самом начале его коммерческого взлета. Почему? Логичнее было бы тянуть деньги из удачного проекта так долго, как он будет их приносить. Скорцев, опять же если Гарик ничего не путает, фактически отдает потенциальную прибыль своему преемнику на продюсерском кресле. Что это: альтруизм, столь противоречащий самому смыслу института продюсирования? Больше похоже на безграничную глупость, и если бы Сашка лично не встречался со Скорцевым, он бы решил именно так.
И отсюда еще одно: откуда у Скорцева деньги? Нет, не те пятьдесят баксов, что он сунул Сашке утром – это, конечно, мелочь. Но рестораны, одежда, стиль, машина, кажется, личный шофер? Кто-то должен платить за все это! С другой стороны, трудно представить, чтобы импозантный Скорцев полностью был в чьей-то власти и делал именно то, что ему говорят, даже получая очень неплохие деньги. В Скорцеве чувствовалась какая-то внутренняя независимость и, как это ни банально, "уверенность в завтрашнем дне". Он скорее был похож на работодателя, чем на наймита.
Наконец, оставались вопросы об информированности Скорцева насчет всех Сашкиных дел. Если Скорцев способен собирать такие досье на любого человека, он бы мог легко зарабатывать состояния, работая предсказателем. Может быть, его прогнозы и не всегда бы сбывались, но было бы достаточно поразить человека знанием его прошлого так, как Скорцев за это короткое время уже несколько раз проделывал с Сашкой, чтобы получить свои законные пятьдесят процентов предоплаты.
На секунду Сашка подумал, что Скорцев мог бы быть агентом спецслужб, но тут же отмел эту мысль, так как был уверен, что не представляет ни для одной разведки никакого информационного интереса.
Это неправильные пчелы, которые делают неправильный мед.
Мысли насаживались одна на другую, словно кусочки мяса на бесконечный шампур, уходящий в темноту неизвестности. Было уже поздно, после вчерашней ночи Сашка чувствовал себя более вымотанным, чем обычно в это время, и глаза его вскоре начали слипаться. Он еще какое-то время перебирал факты и домыслы, скакавшие вокруг образа Скорцева, словно монах четки, и сам не заметил, как провалился в глубокую воронку иной реальности, где время и пространство легко могут поменяться местами, и казаться при этом вполне привычными. 14
В ожидании встречи со Скорцевым дни тянулись унизительно однообразно. Сашка проводил их дома за телевизором, оправдываясь тем, что каждый выход из дома неминуемо приведет его к дополнительным денежным тратам, а это, несмотря на обещания Скорцева, в сложившемся экономическом положении недопустимо. Справедливости ради надо сказать, что Сашка уже несколько раз пробовал заставить себя найти новую работу, но попытки эти ни к чему не привели.
Он разослал свои резюме в несколько десятков адресов, специально обзвонил столько же телефонных номеров, которые он разыскал в свежих номерах газеты "Работа для вас" – благо, на юристов спрос все не падал. Но ни один из вариантов до конца не устраивал либо фирму, либо Сашку. Причем, в разговорах Сашка был не очень щепетилен насчет размера оплаты труда, он больше обращал внимание на возможность заработать вообще и гибкость графика, которая была ему необходима для продолжения работы с "темой". Вариант устроиться на неквалифицированную работу не по профессии Сашкой просто не рассматривался.
Один раз – впервые после их бурной встречи – позвонила Марина. Они поговорили ни о чем минут десять, она рассказала, что Дуров возглавил отдел валютного регулирования в каком-то крупном коммерческом банке, и у Сашки осталось устойчивое ощущение, что те слова, ради которых звонила Марина, не были произнесены ею. Или им.
Совершенно неожиданно объявился Серега. Он пришел без звонка, какой-то повзрослевший и даже поздоровевший, чего Сашка никак не ожидал от человека, исполнившего свой мирный ратный подвиг и отдавшего-таки Родине все долги сполна.
Он завалился с бутылкой водки, торчащей из кармана тулупа с такой искренней радостью, словно Сашка был его если не единственным, то, по крайней мере, самым близким другом. Как узнал Сашка в последствии, Серега после возвращения "на гражданку", бегал с бутылкой по всем близким и дальним своим знакомым, и всюду пил. Не ясно, научили ли его так закладывать за воротник в части, или это лезла наружу его истинная природа, но все сходились в другом: Серега набирал нормального человеческого общения, которого ему так не хватало в течение тех нескольких месяцев, что он провел в Подмосковье.
– Ну как вы тут, москвичи-юристы? – с порога зашумел Серега. Похоже, Сашка был уже не первый, кого радостный дембель посещал за сегодняшний день.
– Заходи, заходи, – пригласил его Сашка, пятясь назад, – гостем будешь. Вернулся?
– Да, помогли мне, – Серега снял тяжелые зимние ботинки и скинул тулуп, достав из кармана непочатую бутыль "Пшеничной". – Я же, вишь че, должен был и уйти раньше, и демобилизоваться позже. Шеф помог – меня так по бумагам и провели, от и до. Я, ведь, если документам верить, до сих пор служу. Так-то!
Они сели на кухню. Кроме черного хлеба Сашка ничего предложить не мог, но Сереге было и этого достаточно. На столе появились два классических граненых стакана – мерила мужской дружбы. Сделав по два стограммовых захода они остановились, и разговор потек свободно и непринужденно.
Серега рассказывал о своих буднях в части, о строевой службе, о дедовщине, которой Серега, к счастью, толком и не повидал, то ли потому, что все же привирают журналисты, то ли потому, что служил он не сначала своего положенного срока и не до конца. Вспоминались какие-то смешные эпизоды, которые почти все заканчивались, впрочем, нарядами вне очереди. Изрядно досталось офицерам, которые гоняли срочников по плацу немилосердно. Вспоминал Серега и как помог разобраться с частными квартирными вопросами командиру своего подразделения, после чего жизнь его в казарме стала приобретать все больше гражданских черт, вызывая при этом, растущее недовольство серых народных масс. Вспоминал как к концу срока перестал возвращаться домой к родителям на выходные, чтобы лишний раз не тревожить своих сослуживцев. Как, наконец, однажды, командир вызвал его к себе утром, сразу после подъема, и велел собирать вещи. В целом, рисовался достаточно радужный образ нескольких месяцев военной службы.
– Не стоит, значит, бояться армии так, как этого просят все эти газетные писаки? – предложил резюмировать Сашка, разливая остатки "Пшеничной".
– Тыловые крысы, – Серега опрокинул стакан, – из них почти никто не служил.
– Почему ты так думаешь?..
– Да потому, что не о том надо писать, о чем они пишут, – Серега вдруг изменился в лице; от его разухабистого настроения не осталось и следа. Он вылил остатки водки в стакан и опрокинул его в одиночку.
– Знаешь, по чему я действительно соскучился за время службы? По нормальным людям, по тем, кого интересует что-то еще кроме баб и водки. Вот ты, я слышал, публикуешься где-то. А ты думаешь, тебя кто-нибудь читает? Нет, кто-нибудь, конечно, читает. Но в том месте, где я провел последние несколько месяцев в казарме со мной собрались такие люди, которые не читают газет в принципе. Они вообще, кажется, ничего не читают. Даже порножурналы они их только рассматривают.
– Они же помоложе тебя, не все идут служить с высшим образованием...
– Помоложе? А не знать, кто такой Гитлер? Как можно служить в нашей армии, не зная таких вещей? Не знать не то, что была Февральская революция в России кроме Октябрьской, а вообще не знать, что случилось в 1917 году? Как тебе такое? У нас один парнишка был, из деревни какой-то в средней полосе России. Так он не знал, что такое электричество. Вот как тебе все это?
– Верится с трудом.
– Саш, я тебе не пересказываю, я говорю только про то, что сам видел. Если я тебе расскажу байки от командира части, который там провел побольше, чем я, ты объявишь меня провокатором, или вызовешь скорую помощь.
Он засунул в рот кусочек черного хлеба, прожевал и проглотил его. В тишине негромко работал канал МУЗ-ТВ.
– Тебе верится с трудом... А я, вот, понимаешь, жил в этом несколько месяцев. Ты вот это прикинь. Как остаться человеком? Я пять лет осиливал в институте теории возникновения государства, правовые школы, кодексы штудировал... Кому все это надо? Для кого мне использовать все эти знания? Сашка только сейчас заметил, что Серега превысил допустимую норму спиртного и совершенно пьян. – Ты скажи мне, умник, зачем мне все это? Жил бы себе в деревеньке, пас бы коров да баб трахал – чего еще-то?
Он затих и уставился в мелькание на экране маленького кухонного телевизора.
– Но есть же очень много нормальных умных людей с самыми различными интересами... – начал Сашка, но осекся, вспомнив припев из собственной песни: "Быдло обрыдло".
Они замолчали. На какой-то момент время остановилось. Они оба сидели потупившись, стараясь не смотреть друг на друга.
Вдруг Серега побледнел и стал хлопать глазами.
– Вот, блин, – пробормотал он, глядя куда-то сквозь Сашку, – говорили мне про "белочку", но чтобы допиться так скоро...
В первый момент Сашка испугался за Серегу, но потом понял, что тот уставился в экран стоящего за Сашкой телевизора. Тогда Сашка тоже обернулся и глянул назад через плечо.
– Скажи, Саша, – медленно спросил Серега, – ты видишь то же, что и я?
На экране шел клип, вроде бы ничем не обращающий на себя внимания. Сашка вполне мог бы такой пропустить – он был, что называется, малобюджетный, снятый не на кино, а на простую видеопленку. Пела довольно славненькая девушка в белом накрахмаленном парике с вьющимися локонами, облаченная в какое-то пышное пошловатое малиновое платье под старину, с сильно декольтированной грудью, пела более чем посредственно. Сашка прислушался к словам: "Ты королева из вчера, та, что всегда лишь "на ура", что не ложится до утра...". Что-то знакомое, подумал Сашка. Девушка тоже казалась знакомой.
Вдруг он понял, что так потрясло Серегу: в королевских нарядах на экране заламывала руки и строила глазки не кто иной, как Светка собственной персоной!
