Текст книги "Отряд"

Автор книги: Андрей Посняков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 53 страниц)

Вот в этом направлении и стали теперь размышлять. Естественно, для начала нужно было собрать подробные сведения обо всех имеющихся в Кане узилищах, на что и ушел почти весь день. Собственно, тюрем-то в городе имелось немного, всего три, но ведь каждую нужно было осмотреть, хотя бы издали, составить, так сказать, общее представление.

Немного подумав, Прохор выбрал для себя небольшую каторжную тюрьму на Иль-Сен-Жан, расположенную совсем недалеко от дома зеленщицы Жермен, Митрию досталось узилище для городских недоимщиков, что напротив церкви Сен-Этьен-ле-Вье, ну а Ивану – самое трудное – замок, шато.

Вечером встретились, обменялись впечатлениями. Первым выслушали Прохора, описавшего каторжную тюрьму с ухмылками и частым пожиманием плеч. Было от чего и пожимать, и ухмыляться – по мнению молотобойца, тюрьма для каторжников даже названия-то такого не стоила, «тюрьма», и представляла собой обычный амбар, правда, с крепкой дубовой дверью, охраняемый добродушным пожилым стражником самого мирного вида. Узников Прохору тоже удалось рассмотреть – их как раз к вечеру привели из каменоломни, всего-то пять человек, правда – все в кандалах. Как пояснил охотно распивший с Прохором кувшинчик вина тюремщик, кандалы предназначались вовсе не для предотвращения побега, а служили в целях лучшего собирания милостыни, являющейся, пожалуй, основной составляющей тюремного бюджета. Закованных в кандалы узников жалели больше, соответственно и подавали.

– В общем, не тюрьма, а богадельня, – с усмешкой заключил Прохор. – Оттуда только ленивый не сбежит.

Нечто подобное сквозило и в рассказе Митрия, с той лишь разницей, что недоимщики кормились не только подаянием сердобольных горожан, но и передачами родственников. А так – все один к одному: и ветхое помещение, и ленивая стража, которую с узниками связывали – даже можно сказать – вполне приятельские отношения. Ну, правильно, и те и другие ведь были горожанами Кана, соседями.

– Да. – Выслушав друзей, Иван покачал головой. – Похоже, что только мне повезло, если это можно назвать везением. В замок я не попал, но где расположена тюрьма, узнал. Место неприступное, охраняется строго – кроме тюремных стражей еще и солдатами замка, а уж те службу свою туго знают – мышь не проскользнет. Даже мост подвесной, и тот на ночь поднимают.

– Что ж, совсем нет никакого слабого места?

– Не знаю.

– А Жан-Поль? Он там?

– Тоже пока не вызнал. Но если он в узилище, то точно в шато! Интересно, кто только его туда закинул? Ведь эта тюрьма – для особо опасных государственных преступников.

– Значит, наверное, в ней. Ты придумал, как вызнать?

Иван пожал плечами:

– Так, есть кое-какие мысли. Караул сменяется раз в сутки, вечером, после чего часть отстоявших смену стражников идет в ближайшую корчму. Но гуляют своим кругом – никого чужого за стол не пускают. Видели бы вы их жуткие рожи! Настоящие висельники! – Юноша поежился и вдруг улыбнулся. – Хотя нет, был среди них один вполне приятный и веселый человек, да и тот – палач.

– Палач?!

– Ну да. Завтра вот с ним и встречаюсь. Я ведь там, в корчме-то, громко себя вел: кричал, что студент, вагантов читал… Думаю, раз самому к стражам не подойти, так пусть хоть ко мне кто-нибудь интерес проявит.

– Ну и что, проявили?

– Да проявили… Я ж вам и говорю – палач, – усмехнулся Иван. – Зовут – мэтр Огюстен мне представился как стихотворец, это уж потом, как уходил, кто-то шепнул – палач, мол, это палач. Вот с этим Огюстеном и встречаемся завтра в таверне на рю Эзмуазин, прямо рядом с мостом – вина попьем, стихи почитаем. Как сказал мэтр – очень ему приятно будет пообщаться с ученым человеком.

Выслушав, Прохор покачал головой:

– Ой, боюсь я за тебя, Иване. Не с простым человеком встречаешься – с палачом!

– Ничего, – расхохотался Иван. – Чай, на виселицу он меня сразу-то не потащит!

Таверна называлась незатейливо – «У моста». Небольшое, но вполне уютное заведение: три стола, прилавок, на стенах – золоченые канделябры меж расписных тарелок. Когда Иван заглянул туда, мэтр Огюстен уже сидел за дальним столом и, увидав вчерашнего знакомца, приветливо помахал рукой. Канский палач казался человеком приятным – не высокий, но и не низкий, не худой, но и не сказать чтобы толстый, лицо красивое, круглое, тщательно, до синевы, выбритое, нос слегка вздернут. Высокий чистый лоб с тонкою ниточкою бровей, густые черные кудри – что характерно, ни единого седого волоска, несмотря на возраст: лет тридцать пять – сорок. Блестящие тепло-карие глаза смотрят открыто и прямо, улыбка прямо-таки дышит обаянием. Что еще? Одет добротно, даже с некоторой изысканной небрежностью: камзол темно-синего бархата, крахмальный отложной воротник, расстегнутые на груди – чтобы было видно кружевную сорочку – пуговицы. Нет, определенно – приятнейший человек, весьма и весьма приятнейший.

– Рад с вами встретиться, господин студент! – с искренней радостью приветствовал мэтр. – Мне очень и очень приятно, что вы пришли, клянусь святым Николаем. Садитесь же, выпьем вина, оно здесь очень недурное, смею вас уверить. Сейчас закажу кувшинчик. Эй, Николя! Трактирщик!

Заказ был выполнен очень быстро, причем лично самим хозяином – сухоньким, чрезвычайно подвижным старичком с молодо блестевшими глазами.

– Пейте на здоровье, почтеннейший мэтр Огюстен, угощайтесь. Осмелюсь рекомендовать к вину тушеное с шафраном мясо с овощами.

– Что ж. – Месье Огюстен добродушно усмехнулся. – Неси, дядюшка Николя, попробуем, что у тебя за мясо.

– Рекомендую к мясу чесночную подливку.

– Подливку, говоришь? Так-так… А к подливке наверняка посоветуешь еще что-нибудь недешевое, уж я тебя знаю. Ладно, не обижайся, неси.

В таверне было довольно людно, но Иван для себя отметил тот факт, что к их столу никто не подсаживался. Входившие посетители, заметив мэтра, раскланивались с ним весьма почтительно, однако близко не подходили, видать, все ж таки брезговали или боялись.

– Не меня они боятся, друг мой, – перехватив взгляд Ивана, усмехнулся палач. – А того, что называют общественным мнением. Уважают – да, но ни за что не подойдут, не сядут за один стол – зазорно.

В словах мэтра юноше почудилась тщательно скрываемая горечь.

И как раз в этот момент в таверну заглянул еще один посетитель – здоровенный бородатый малый, судя по походке – моряк. Увидав его, посетители тут же притихли, как показалось Ивану – испуганно. Лишь один мэтр Огюстен как ни в чем не бывало продолжал есть мясо. То же самое делал и Иван, лишь иногда кидая кругом любопытные взгляды.

А верзила, подозрительно оглядев зал, направился именно к ним. Среди посетителей пролетел испуганный шепот.

– Здравствуйте, мэтр. – Остановившись перед палачом, здоровяк почтительно поклонился.

– А, это ты, Жак, – подняв глаза, улыбнулся мэтр. – Садись, выпей.

Верзила покачал головой:

– Не имею времени, месье Огюстен, спешу. Вот услыхал, что вы здесь, и зашел поблагодарить… Вы знаете за кого.

Палач молча кивнул.

– Разрешите пожать вашу руку, мэтр! – с неожиданным чувством произнес Жак и протянул свою широкую ладонь, больше похожую на огромную клешню краба. Пожав палачу руку, он еще раз поклонился и тихо сказал: – Если у вас когда-либо будут проблемы, мэтр… просто шепните Черному Жаку. И я приду.

Мэтр Огюстен улыбнулся, а Черный Жак, быстро повернувшись, вышел, окинув на прощание сидящих в таверне людей быстрым подозрительным взглядом. В дверях его поджидал такой же верзила с жутким рваным шрамом через все лицо. Неприятный тип. Вернее, типы. Те еще…

– Занятный господин, – глотнув вина, улыбнулся Иван. – И его, кажется, не остановило никакое общественное мнение.

– Еще бы. – Мэтр подвинул бокал поближе. – Что бывшему пирату до общества?

– Пирату?!

– Тише, тише, мой друг. Я же сказал – бывшему. Он давно раскаялся.

Иван ухмыльнулся – уж кем-кем, а раскаявшимся Черный Жак вовсе не выглядел, скорее наоборот.

– Интересно, за что он вас благодарил?

– Вам действительно интересно? – поднял глаза палач. – Что ж, извольте. Примерно месяц назад я по приговору королевского суда казнил одного из их шайки. Отрубил голову.

– И за это он вас благодарил?!

– Именно. – Мэтр Огюстен плеснул из кувшина вина в оба бокала.

Выпили.

– Знаете, как приятно сидеть за столиком не одному, а с кем-нибудь, – неожиданно признался палач. – Особенно со студентом Сорбонны.

– О, вы делаете мне честь, мэтр.

– Ничуть… Вы тоже не боитесь чужого мнения?

Иван философски пожал плечами:

– Я гость в вашем городе. Всего лишь гость.

– И тем не менее приятно… – Палач посмаковал вино и прищурился. – Вы полагаете, отрубить человеку голову так уж легко?

– Кх-х. – Юноша едва не поперхнулся. – Н?нет, наверное, не так уж.

– Оно, конечно. Со стороны кажется – махнул топором или, там, двуручным мечом, всего-то и делов. А на самом-то деле… Неопытный палач человека мучает, совершенно без нужды мучает, ведь несчастный чаще всего уже подвергался пыткам в ходе следствия – зачем же добавлять ему еще и мучительную смерть? Нет, надо ударить так, чтобы приговоренный не испытал напоследок никаких мучений. Чтоб – раз! – и все… Не у всех так получается, далеко не у всех, друг мой.

– А у вас, значит, получается? – шепотом осведомился Иван.

Палач усмехнулся:

– Недаром же меня называют – мэтр! Впрочем, что мы о грустном? Давайте-ка почитаем стихи. Вот вы вчера, кажется, читали Вийона? Сейчас… ммм… вспомню… Ага, вот.

Лишь для забот нам отдых нужен,

Лишь от врага придет покой,

Лишь ворох сена – лучший ужин,

Лишь спящий – верный часовой, -

с выражением продекламировал мэтр.

Иван тут же продолжил, хотя вообще-то к стихам относился равнодушно, но вот Вийона знал:

К добру приводит лишь измена,

Лишь трус – заведомый смельчак,

Всего незыблемее пена,

И лишь влюбленный – не дурак.

– Замечательные стихи, – одобрительно кивнул месье Огюстен. – Люблю Вийона и вообще вагантов, хотя дочери мои говорят, что они уже давным-давно устарели и… Как это они выразились-то? Ага, «не отражают современного мира», вот!

– У вас есть дочери? – осведомился юноша.

– Да, целых три, – с гордостью промолвил мэтр. – Старшая, Колетт, правда, уже замужем. Осталось еще двух выдать. Вы давно учитесь?

– В общем-то, да.

– И, верно, посещаете поэтические салоны? Ах, как я мечтаю об этом!

– А вы, мэтр Огюстен, наверное, и сами пишете? – с улыбкой поинтересовался Иван. – Прочли бы хоть что-нибудь, а?

– Гм… – Мэтр несколько сконфузился. – Видите ли, я ведь только еще начинающий поэт… Впрочем, если хотите…

По небу плыли злые тучи,

Но солнце было в вышине,

Лучами к осени зовущее…

Иван не очень-то прислушивался к чтению мэтра, все думал, как бы половчей перевести разговор на темницу и узников. И в этом ему неожиданно помогли появившиеся в таверне девицы, судя по манерам и одежде – с обширными декольте блузам, – явно из какого-нибудь лупанара.

К удивлению юноши, девицы первым делом подошли к палачу, разом поклонились, а уж потом, дождавшись милостивого кивка, подсели за соседний столик, где уже порывались петь песни.

– У них вы тоже казнили родственников? – полюбопытствовал Иван.

Мэтр улыбнулся:

– Как раз нет. Эти девушки были приговорены к битью кнутом. Знаете, друг мой, можно ведь ударить по-разному – перешибить позвоночник или так, слегка погладить. Ну, разве ж я могу причинить боль столь юным созданиям, пусть даже и не очень порядочным?

– А часто… – Иван откашлялся, взглянув прямо в глаза палача. – Часто вам приходится… перебивать позвоночник?

– Один раз пришлось, – тихо отозвался мэтр. – Когда злодея, насиловавшего и убивавшего детей, приговорили лишь к битью кнутом. Всего лишь…

– И много в замковой тюрьме подобных злодеев? – еще тише поинтересовался Иван.

– Сейчас – нет.

– А кто же там сидит?

– Государственные преступники, друг мой! – Палач хохотнул.

– Преступники? – нарочито недоверчиво хмыкнул юноша. – Да какие у вас, в Кане, могут быть преступники? Украл кто-нибудь пару куриц – вот и весь злодей.

– Не скажи… – Палач огляделся. – Сейчас вот сидит один. Совсем молодой парень, из местных, кстати, – тоже студент. Говорят, он участвовал в покушении на короля!

– Да вы что!

– То-то!

Иван заволновался, даже, неловко потянувшись за бокалом, опрокинул, разлив вино по столу:

– И что, его скоро казнят?

– Нет, – помотал головой мэтр. – Повезут в Париж для дальнейшего следствия. Кто его знает, может, парень-то и не виноват вовсе? У нас там многие так считают. Все же свой, местный, нормандец, не какой-нибудь там бретонец или пикардиец.

– Вы говорите – студент… – Не замечая того, юноша поставил локти в вино. – Так, может, я его знаю?

– Может, и знаешь. – Месье Огюстен пожал плечами. – Вроде бы парня зовут Жан. Или – Поль. Или – Жан-Поль.

– Жан-Поль… – шепотом повторил Иван.

Мэтр Огюстен проводил своего слегка опьяневшего собутыльника почти до самого дома, где и откланялся, уговорившись встретиться завтра, только уже не в таверне, а на свежем воздухе – прогуляться вдоль реки, мэтр обещал потрясающий по красоте закат.

– Ну, как? – Митрий с Прохором еле дождались, когда их припозднившийся приятель поднимется по лестнице. – Узнал что-нибудь?

– Да, узнал, – устало улыбнулся Иван. – Вы что, уже спать собрались?

– Так время-то…

– Ну, уж нет, не спать – поработать нужно. Впрочем, это касается только тебя, Митрий.

– А чего сделать-то?

– Да пустяк – всего-то к завтрашнему дню стихи сочинить.

Митькины стихи – которые, Иван, естественно, выдал за свои собственные – мэтру Огюстену понравились, особенно строчки про «сорочьи гнезда омелы» и люцерну, зреющую на «изумрудноглазых полях». В свою очередь, и сам господин палач не преминул прочесть парочку собственных творений, конечно же удостоившихся весьма лестных эпитетов со стороны «восторженного парижского сочинителя». Вообще-то если честно – то половину того, что с таким вдохновением читал мэтр, Иван просто не понял – не настолько хорошо еще знал язык, – что отнюдь не мешало ему бурно восхищаться красотой рифмы и слога.

Обещанный мэтром Огюстеном закат и в самом деле оказался изумительным по своей красоте. Оранжевое, купающееся в золотисто-палевых облаках солнце, как в зеркале, отражалось в спокойных водах реки, средь черного кружева акаций и ивы. И облака, и небо, и солнце, и росший у противоположного берега камыш удивительно спокойно гармонировали друг с другом, создавая впечатление легкости, надежности и покоя.

– Очень, очень красиво, – улыбаясь, кивал головою Иван. – Нет, не зря вы меня сюда привели! Вы случайно не пишете картины, месье Огюстен? Нет? Напрасно… А то запечатлели бы всю эту красоту. Клянусь, она этого достойна.

– Картины? – На лице мэтра появился легкий налет задумчивости. – А что? Может, и вправду стоит попробовать? В конце концов, не так уж и дорого стоят краски и кисти.

– Вот-вот, – одобрил Иван. – Попробуйте. У нас в Сорбонне, кстати, многие рисуют, очень многие…

Иван специально завел разговор об университете: поговорил о науках, о профессорах, о студентах… и тут же, словно бы невзначай, вскользь поинтересовался тем самым студентом, что томится сейчас в замковой тюрьме.

– Как бишь его? – Юноша щелкнул пальцами. – Жан-Пьер, кажется.

– Жан-Поль, – поправил мэтр. – Недолго уж ему осталось томиться – в пятницу повезут в Париж. Да не как-нибудь, а в карете, под особой охраной, словно какого-нибудь пэра! Весь замок об этом судачит.

– Неужто – в карете? – похлопал глазами Иван. – Ну и ну! И не боятся где-нибудь застрять? Ведь карета-то далеко не везде проедет.

– Да не застрянут, не впервой. – Палач улыбнулся. – Почтовым трактом поедут, через Лизье. Там дорога хорошая. А стража будет не наша – парижская.

– Ага… – прошептал юноша. – Через Лизье, значит… В пятницу…

Осталось три дня.

Всего три дня.

Целых три дня!

Весь следующий день друзья посвятили разработке нового плана. Думали долго, до хрипоты спорили и даже ругались. Прохор с ходу предложил, не мудрствуя лукаво, просто-напросто подстеречь тюремную карету где-нибудь в тихом и безлюдном месте да, разогнав стражу, освободить пленника.

– Ага, разгоним мы стражу, как же! – тут же засомневался Митрий. – Мы ведь даже не знаем, сколько их там будет, стражников. Наверняка где-то около десятка, а может, и побольше. Все на сытых конях, с оружием. А нас всего трое… К тому же стражники могут иметь приказ стрелять без предупреждения во всякого, кто подойдет слишком близко.

– Очень даже может быть, – поддержал Иван. – Нет, с наскоку тут ничего не выйдет, и говорить нечего. Посмотрим-ка еще раз: что мы имеем? Карета – раз, стража – два… Стражники. Между прочим, не местные, из Парижа прибыли, так что в случае осложнения обстановки палить будут в каждого встречного-поперечного – ни родственников, ни друзей у них здесь нет.

– Как и у нас, – нахмурился Прохор.

Митрий тут же насмешливо вскинул глаза:

– Кто бы говорил! Ладно…

– Между прочим, Прохор совершенно прав. – Иван задумчиво покачал головой. – Таких друзей, кому бы можно было довериться без оглядки, у нас здесь и в самом деле нет, ну, не считая самого Жан-Поля. А люди нам понадобятся, причем именно местные, хорошо знающие округу.

– Откуда ж мы их возьмем?

– Возьмем, – неожиданно улыбнулся Иван. – Есть одна мыслишка.

– Ну-ка, ну-ка! – разом посмотрели на него Прохор и Митрий.

– Для начала нам понадобится хорошая дорогая бумага, ну, знаете, на которой принято писать официальные отчеты, жалобы и все такое прочее.

– Бумага?!

– Ну да… Митя, ты ведь умеешь красиво выписывать буквы?

Отрок кивнул:

– Не беспокойся, напишем. Изобразим в лучшем виде. Только вот что писать-то?

– Что – это как раз понятно. Не понятно только, куда потом отсылать. Это-то как раз и нужно вызнать. Адресок одного человечка… – Иван неожиданно усмехнулся. – Думаю, это не столь и сложно – его здесь каждая собака знает. Ну, почти каждая…

Записной модник и бретер Анри Жан Антуан Мари-Жо д’Эстрем, маркиз де Полиньяк поднялся в этот день поздно и долго никак не мог сообразить – где он? Какая-то комната, обитая голубыми шелковыми обоями, портрет пожилой дамы в узорчатой рамке, цветущая герань в распахнутых окнах. Кровать широкая… О-ба! Это кто еще здесь? Девчонка! Грудастая, толстопопая, ух – кровь с молоком! А, да это же Жаннет! Ничего не скажешь, хорошо вчера погуляли.

Сев на кровати, Анри потеребил спящую девушку за плечо:

– Эй, Жаннет, просыпайся.

– А что такое? – бесстыдно перевернувшись на спину, улыбнулась девчонка. – Что, уже вечер?

– Да нет. – Накинув на плечи батистовую рубаху, маркиз подошел к окну. – Судя по всему – день. Солнце-то – ишь, сверкает.

– Лучше уж солнышко, чем дождь.

Жаннет в чем мать родила встала рядом и, ничуть не стесняясь, выглянула из окна. Даже показала язык проходившим мимо прохожим, после чего обернулась и, обняв молодого человека, с нешуточной страстью поцеловала в губы. Затем усмехнулась:

– Ну, так и будем стоять?

Подхватив девушку на руки, маркиз де Полиньяк проворно унес ее в постель…

Домой он явился уже к обеду. Еще издалека увидев хозяина, по дому забегали слуги: кто принялся рьяно драить медные ручки дверей, кто – выбивать матрас, кто – чистить кастрюли. Впрочем, большинство слуг лишь имитировало бурную деятельность, бестолково суетясь и размахивая руками.

– Бездельники! – поднимаясь по лестнице, вполне справедливо обозвал их маркиз и, погрозив кулаком, добавил: – Вот, погодите, скоро всех вас повыгоняю! Найму других. Эй, кто-нибудь! Скажите, чтоб накрывали на стол, я сейчас спущусь… Да, и покличьте Симона, пусть подойдет в столовую залу.

Быстро переодевшись, Анри де Полиньяк с удовольствием посмотрел в большое зеркало – ярко-желтый камзол с красными шелковыми лентами (желтый и красный были родовыми цветами Полиньяков), накрахмаленный воротник, манжеты, голубые подвязки, рейтузы цвета первой весенней травы – да, было на что посмотреть, было чем гордиться – немалых денег стоило это убранство. Хотя, конечно, – пыль в глаза. Восемь-десять тысяч ливров годового дохода, получаемого в основном за счет сдачи в аренду земель, – не так уж и много, есть люди и побогаче, куда как богаче! В Париже, уж конечно, умер бы с голоду, но здесь, в провинции, этих денег вполне хватало на жизнь и удовольствия. Даже более того: позволяло содержать уйму друзей-приятелей – мелких нетитулованных дворянчиков – экюйе, – чей годовой доход вряд ли превышал тысячу ливров. Вот эти-то точно ходили бы голодными, если б не маркиз Анри де Полиньяк!

– Здравствуйте, господин маркиз. Звали?

Секретарь, Симон Сарди, пожилой, седовласый, с длинным худым лицом и уныло повисшим носом, поклонился, прижимая к груди какие-то бумаги.

– Что это у тебя там, Симон? – небрежно кивнул на бумаги маркиз. – Опять какая-нибудь муть?

– Да как сказать…

– Ладно, ладно, заходи, посмотрим. Надеюсь, они уже успели накрыть на стол?

В столовой зале вовсю шла суета – туда-сюда, от стола на кухню – сновали с подносами слуги. Анри покрутил носом, уловив запах мясного бульона и жареной на вертеле курицы. Неплохо будет пообедать, совсем неплохо!

– Ну, давай, Симон, докладывай. – Отхлебнув налитое в высокий бокал вино, маркиз махнул рукой.

Подойдя ближе, секретарь почтительно остановился, не доходя трех шагов до стола.

– Напоминание от фискальных служб, список тех арендаторов, что еще не уплатили налоги в королевскую казну…

– И какого черта они мне его присылают? – возмутился де Полиньяк. – Уж лет триста как крепостных нет! Я за своих арендаторов не ответчик – все они свободные люди, сами себе головы. Вечером кинешь это письмишко в камин, Симон.

– Так и поступлю, сударь. – Секретарь вновь поклонился и продолжил: – Уведомление из торговой палаты – по поводу закупок вина.

– Тоже туда же!

– Письмо от сельского кюре, месье Лакруа. Просит помочь с ремонтом колокольни.

– В камин… Впрочем, постой. Поможем. Сотни ливров, думаю, ему вполне хватит. Завтра же отправь с нарочным. Следующее!

– А тут и вовсе странное послание, – неожиданно улыбнулся Симон. – Написано – от помощника парижского бальи. Я не стал распечатывать.

– Правильно. – Маркиз снял с серебряной супницы крышку и с наслаждением вдохнул горячий бульонный пар. – Ах, нектар, нектар… Так что там с письмом? Давай его сюда… Нет, прежде распечатай.

Сломав восковую печать с тремя королевскими лилиями, секретарь с почтением протянул письмо господину.

– Бумага хорошая, дорогая, – вскользь заметил тот. – Ну, что пишут? «Вам надлежит немедленно явиться…» Совсем с ума сошли судейские! Мне?! Надлежит?! Да еще и немедленно! Нет, ты слышал, Симон?

Секретарь кивнул:

– Согласен – беспрецедентная наглость. Но, думаю, она неспроста.

– Ты полагаешь, выплыли дела с английской шерстью? Этот сопляк Мердо проболтался? Хм, не должен бы, он производит впечатление вполне сообразительного и весьма предусмотрительного типа, несмотря на свой юный возраст. Ведь так, Симон?

– О, да. Молодой Мердо – человек серьезный. С ним можно иметь дело.

– В отличие от его идиота папаши! Нет, Мердо не должен ни проболтаться, ни донести – ему же самому потом хуже будет. Я все же – дворянин, а он – внук торговца навозом. Кому, в случае чего, петля светит? Ну, ясно, не мне. Однако ж, что с письмишком делать? Каков наглец этот помощник парижского бальи! Ну, попадись он мне где-нибудь в безлюдном местечке… Ох, ну и соус! Нектар, нектар! Умм…

– Так что с письмом?

– В камин! В камин! Куда же еще-то? Нет, ну это оскорбление – всякому судейскому выскочке разговаривать со мной в таком тоне!

Вечером все трое друзей – Иван, Митрий и Прохор – вышли прогуляться. Ласковое солнышко заливало лучами широкую площадь у собора Сен-Пьер, было многолюдно – горожане прогуливались после напряженного трудового дня.

– Эй, месье Мериго, вас ли вижу? Купили новый камзол? Вам очень идет.

– Как торговлишка, Рене-Жак? Матиас-плотник передавал тебе поклон.

– Куда так спешишь, Жан-Клод?

– Да так, дела. Не видал нигде этого прощелыгу Жака Мериго?

– О, правильно ты его назвал – прощелыга! Видал, проходил только что. Новый камзол себе купил – вот умора! Он ему идет, как курице лошадиный хвост.

Анри де Полиньяка приятели углядели еще издали. Тот, в окружении прихлебателей, стоял у моста, заигрывая с проходившими мимо дамами.

– Добрый вечер, господин маркиз! – раскланялся Иван. – Шел мимо, смотрю – вы. Как поживаете?

– О, месье Жан? Как там Жан-Поль, не объявился еще?

– Да нет, знаете ли.

– Объявится, всенепременно объявится.

– Ваши бы слова… Может, пропустим по бокалу вина?

– Хорошая мысль! Мы как раз тоже собрались. Идемте же, Жан. Ваши друзья – с нами?

– А как же, а как же, маркиз! Провести вечер в обществе веселого и остроумного человека – что может быть лучше?

Всей компанией – шумной, молодой и задиристой – завалили в расположенный неподалеку кабачок «У моста».

– Вина! – едва войдя, закричал маркиз. – На всех! И – самого лучшего.

– Есть красное бордосское, принести?

– Тащи, тащи, трактирщик! Да не забудь про закуску – спаржу, сыр, салат!

Выпили, пошла беседа – если было можно так назвать поднявшийся всеобщий гвалт, впрочем частенько прерываемый тостами за здоровье маркиза.

Улучив момент, Иван подсел к нему ближе и завел разговор о судейских чиновниках, пожаловавшись на произвол, который они творят, не считаясь ни с титулом, ни с древностью рода.

– Вот-вот, совсем обнаглели! – с азартом поддержал тему де Полиньяк. – Совсем краев не видят, сволочи. Так они и тебя успели достать, дружище?

– Ничего. – Иван сжал кулаки. – Я тоже их скоро достану, есть одна задумка.

– Ну-ка, ну-ка? – Маркиз явно заинтересовался. – Признаться, и я всю жизнь мечтал насолить судейским.

Ага, мечтал, как же! – про себя усмехнулся Иван. Говори, говори… Судя по содержанию письма, ты сейчас еще и не такие песни петь будешь!

– Вот что. – Он со всей серьезностью посмотрел на маркиза. – Послезавтра, в пятницу, насоливший мне помощник парижского бальи уезжает восвояси. Не один – везет преступника, какую-то важную птицу. Вот бы устроить так, чтоб эта птичка вылетела из клетки! Тогда уж судейскому – полный каюк! Не будет больше ни наглеть, ни допекать солидных людей разными гнусными вопросами.

– Хорошая идея, клянусь святым Николаем! – с жаром поддержал де Полиньяк. – Только вот как ее выполнить? Не хотелось бы стрелять в стражников – это уже чистым разбоем попахивает.

– А стрелять ни в кого и не надо! Слушай сюда… Есть у тебя знакомые продажные девки?

Судейский чиновник месье Ален Дюпре, сидя на облучке рядом с возницей, предвкушал будущую победу. Да-да, победу, ибо только он один – один! – смог ухватить ниточку заговора, ведущего страшно подумать куда! Тюремная карета – вполне надежный приземистый экипаж на стальных осях – неторопливо переваливалась на ухабах. Впереди скакали шестеро всадников из ордонансной королевской роты и столько же ехало позади, вдыхая поднимавшуюся из-под колес и копыт дорожную пыль. Жарко. Проклятое солнце. И проклятая пыль.

– Н-но, милые. – Возница подогнал лошадей.

– Быстрее, – приказал Дюпре. – Мы должны быть в Лизье затемно.

– Будем, господин помощник лейтенанта. Н?но!

Скакавшие впереди всадники удалились от кареты на вполне приличное расстояние, но командовавший ими капрал, оглянувшись, велел придержать коней.

– Чего встали? – когда карета подъехала ближе, недовольно осведомился судейский.

Капрал весело блеснул зубами:

– Думаю, не слишком ли быстро едут мои парни?

– Нет, не быстро, – отмахнулся Дюпре. – Держитесь лишь на дистанции видимости. И повнимательней поглядывайте по сторонам. От местных уродов можно всего ожидать.

– Слушаюсь, господин помощник.

Почтительно кивнув, капрал махнул своим, и охранники быстро умчались вперед, подняв тучу пыли. Собственно, пыль-то и являлась основной причиной недовольства Дюпре – что за радость скрипеть ею на зубах? Поехал бы впереди, да вот беда, не слишком-то умело судейский держался в седле – боялся насмешек. Потому и притулился тут, на облучке вместе с возницей, якобы в целях наилучшей охраны преступника. Не простой был преступник – ниточка! Обращаться с ним следовало вежливо, во-первых – дворянин, а во-вторых – кто знает, как оно еще все там, в Париже, обернется? Разрешит ли государь подвергнуть преступника пыткам? Или просто сгноит в казематах какой?нибудь крепости от греха подальше, а то и вообще отпустит, решив проявить показную милость. С таким государем, как славный король Анри, всего можно ожидать. Говорят, этот бывший гугенот несколько раз менял веру! «Париж стоит мессы!» – не зря ведь приписывают ему эти слова. О, святой Николай! Устрашившись собственных мыслей, чиновник перекрестился на шпиль деревенской колокольни.

Дорога тянулась посреди ровной изумрудно-зеленой равнины, с тучными пастбищами и полями, засеянными пшеницей и люцерной. Повсюду, насколько хватало глаз, виднелись разноцветные цветы – нежно-синие колокольчики, васильки, фиалки и – почти повсеместно – желтые одуванчики и пылающе-красные маки. Пейзаж успокаивал – уж в этой-то пасторали трудно было себе представить таящихся в засаде разбойников. Да и негде им таиться было – кругом поля, луга да резкие полоски вязов. Правда, впереди, примерно в двух лье, синел небольшой лесок – как раз в нем-то и скрылись передовые всадники охраны. Ну и правильно, нечего тут пылить перед самым носом!

Капрал – дядюшка Оноре, как звали его солдаты, – несколько приотстал по причине насквозь житейского свойства: заворотив в подходящие кусты коня, спешился, развязал гульфик…

И тут же услышал нарастающий топот копыт – видать, возвращался кто-то из своих. Тьфу ты, черт! Неужто случилось что?

– Ну? – Застегнув штаны, капрал хмуро взглянул на солдата. – Что там у вас, Франсуа?

– Осмелюсь доложить – девки, господин капрал.

– Девки? – Капрал распушил усы. – И чего они делают?

– Осмелюсь доложить, косят сено. Наши там все стоят.

– А чего стоят, девок не видели?

– Так они того, господин капрал. Осмелюсь доложить – голые.

Дядюшка Оноре удивленно вскинул глаза:

– То есть как – голые?

– Да так, как есть, безо всякой одежки. Там, рядом с лугом, река, девки-то, видать, в ней и купаются – жарко ведь. Ну и чтоб по сто раз на день одежку на себя не натягивать…

Капрал уже не слушал, вмиг вскочив в седло.

И в самом деле на лугу оказались девки. Правда, в одежде – рубахах да подоткнутых юбках, обманул Франсуа, стервец! Девки уже не косили траву, а, похоже, любезничали с солдатами. Нет, это безобразие, по уставу надо было срочно прекращать!

– А ну, разойтись! Немедленно по коням, мать вашу!

– Ого! – Девчонки дружно засмеялись. – Это и есть ваш строгий капрал? Не поможете ли нам вытащить из болотца телегу? Застряла, и ни туда, ни сюда.

– Мы при исполнении!