Текст книги "Драконы моря"

Автор книги: Андрей Посняков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

Глава 5
Придурки

Беглец злосчастливый незваным гостем вошел под своды…

«Беовульф»

Ну, придурки! Нет, в самом деле! Едва только Саша очнулся – а он вряд ли провалялся в отключке больше пяти минут, – как неведомо откуда набежали какие-то полуголые молодые мужчины с ярко горящими факелами. У многих в руках были ножи и какие-то короткие палки. Копья? Здесь тоже кино снимают? Нет, какие там копья, скорее остроги. Рыбаки? Так какого же черта…

Кошмарная, как из фильмов ужасов, рожа склонилась над лежащим парнем. Александр попытался подняться, его тут же сбили с ног, схватили, поволокли куда-то по пляжу Ясно! Приняли за ночного вора! Дескать, плавал себе потихонечку, проверял чужие сети. В полицию небось тащат, сволочи.

– Эй, эй, месье! Я не вор! Я – артист, мы тут кино снимаем! – Молодой человек лихорадочно вспоминал французские слова…

Кто-то с неожиданной яростью пнул его под ребра, что-то злобно бросив. «Заткнись!» понятно было и без перевода.

Черт, как трещит голова, прямо раскалывается. И слабость во всем теле, а перед глазами круги зеленые, как луна.

Куда они его тащат? И где, черт побери, город?

Александр попытался осмотреться, но ничего толком не увидел, кроме размахивающих факелами оборванцев, отражающейся в море луны и загадочной темноты ночи, полной сияющих звезд.

Ага, кажется, пришли. Какая-то деревня. Глинобитный забор, хижины, непонятного назначения строения, низенькие, с плоскими крышами. Сараи, что ли?

Пленника затащили во двор, осветили факелами. Из дома вышел какой-то важный толстяк в длинной хламиде и с бородой. Все набившиеся во двор придурки принялись ему кланяться и по очереди что– то говорить. Лепетали быстро-быстро, языка Саша не понял, но это точно был не французский и не английский, не арабский даже.

Берберы? Люди пустыни? Явились в город промышлять? Что, вот так нагло? Под носом у полиции? Или полиция в доле?

Все эти мысли табунами коней пронеслись в голове Александра, еще не оправившейся от полученного удара.

Толстяк подошел ближе. Выкрутив руки, пленника поставили на колени в теплую пыль, кто-то схватил его за волосы, вздернув голову так, чтоб толстомясый бородач мог видеть лицо.

– Я – иностранец! Ай эм форинэ, же суи этранже! – на всех языках выкрикнул каскадер. – Я – русский! Рашен! Рюс! Гражданин России!

Никакого эффекта. Лишь толстяк внимательно смотрел на висящую на Сашкиной шее цепь. Ту самую, реквизитную, из позолоченной меди.

– Ишшь!!! – рванув с шеи цепь – хорошо, поддалась! – злобно прошипел толстомясый, – Аурум! Ишшь!

Все вокруг почтительно молчали. Потрескивали факелы, и полная луна висела над головой тусклой перезрелой грушей.

Видно, что-то заподозрив, толстяк подкинул цепь на руке и, попробовав на зуб, с презрением сплюнул:

– Купрум? Хо? Купрум!

Нуда, медь, не золото, что ты хотел-то? Александр же не браток какой-нибудь, на всю голову отмороженный, а, можно сказать, артист!

– Купрум!!! Ишшь!!!

Недовольно оскалившись, толстомясый хлестнул по лицу пленника цепью. Александр рванулся и, выдернув руку из чьих-то цепких лапищ, хлестанул обидчику в морду:

– На, гад! Получи, беспределыцик чертов!

Воспользовавшись возникшим замешательством, пленник не стал терять время даром. Вырвавшись окончательно, ударил с ноги одного, другого, перепрыгнул через лежащее тело, нагнулся, подхватив выпавший у кого-то из руки факел, махнул перед чьей-то оскаленной рожей:

– Ну? Давай подходи, кто смелый!

Странно, но смельчаки нашлись! Они кинулись на Сашу, словно крысы, с разных сторон, молодой человек ударил одного, второго… Факел выкинул: ну в самом-то деле, не жечь же им живых-то людей! А те не стеснялись: в ход пошли палки и камни, одна увесистая каменюка угодила пленнику в грудь. Черт… Александр упал и почувствовал, как в грудь уперлось что-то острое. Острога, что ли? Да, похоже на гарпун. Неужели убьют, сволочи?

Нет, все же не решились.

Тот самый толстяк – ага, скула-то опухла, погоди, старая сволочь, что-то еще с ней утром будет! – снова подошел ближе, опустился на корточки и неожиданно осклабился, казалось, без всякой злобы. Потрогал мускулы на руке Саши и снова прошипел:

– Ишшь! Ишшь!

Покивал, ухмыльнулся и, махнув рукой, отправился в дом.

А пленника тут же связали, рывком вздернули на ноги и, протащив по двору, впихнули в сарай. Дверь позади со скрипом закрылась.

– Ну вот, – упав на глинобитный пол, с некоторым оттенком удовлетворения прошептал Александр – Наконец-то хоть какая-то определенность. Можно полежать, отдохнуть, подумать. Эй! Есть здесь кто живой?

Он повторил вопрос на двух языках – французском и английском. Кажется, в дальнем углу кто-то зашевелился… Ну да, так и есть! Вот уже и спросили:

– Асдинг? Силинг? Ромей?

– Русский я, Сашкой звать. Можно – Александр. А ты кто будешь, брат? И кто эти сволочи? Ну, нароют они на свой хребет, псины!

– Германикус эго сум… Эго сум германикус, номес – Ингульф.

– Ингульф? Красивое имя. Ингульф Германикус… Почти по-латыни.

– Латинус – нон! Германикус сум!

Голос казался подростковым, звонким, только каким-то усталым. Да уж, станешь тут усталым.

– Ингульф эго сум… Ки эс ту?

Гляди-ка, по-испански он говорит, что ли? Очень похоже на французский «Ки э тю?» – «Кто ты?»

– Я Александр. Же суи Александр… Рюс. Рашен.

– Александер Рюс… Карфагеньенсис?

– Говорю тебе – русский я. А ты, значит, испанец… Эспаньол?

– Ингульф. Ингульф эго сум.

– Да понятно, что Ингульф, понятно. Ты как здесь оказался, парень? Тоже эти сволочи схватили?

Дальнейшая беседа, однако, не заладилась – мало было понятных для общения слов, да и голова у Саши гудела, словно церковный колокол в престольный праздник Плюс ко всему темно. И еще вопрос, стоит ли этому соседу доверять? Может, он-то как раз и есть вор. Может, его за дело схватили. Да и вообще, утро вечера мудренее.

– Ну, Ингульф, не знаю, как ты, а я спать… Судя по голосам – нас во дворе караулят, да и стены тут вроде бы без щелей. Ладно, завтра поглядим, что к чему.

Он готовил куша. Так называлось это, вне всяких сомнений, одно из самых изысканных блюд тунисской кухни. Блюдо очень непростое, но это было Александру только в радость. Именно от этой изысканной сложности он и получал наслаждение как в процессе готовки, так и при поедании – не в одиночестве, конечно же, а в компании красивой девушки или друзей.

Взяв нежную лопатку специально выбранного на местном рынке ягненка, Саша тщательно натер ее оливковым маслом, смешанным с солью, розмарином, мятой и кайенским перцем, положил в глиняный казан и, плотно закрыв крышкой, поставил на медленный огонь. Теперь осталось приготовить хариссу. Для этого понадобится жгучий перец чили, тмин, чеснок, кориандр, если еще осталась и мята, то можно и ее пустить в дело. Положить специи в оливковое масло, тщательно все перемешать, пока не получится этакая густая паста, вот ее-то потом и добавить в кускус – гарнир из пшеницы или варенной на пару манной крупы.

Ну вот, пока возился с приправами, кажется, подоспело и основное блюдо! Вытерев руки о фартук, Александр приоткрыл крышку, понюхал… Пахло каким-то дерьмом!

Выругавшись, молодой человек открыл глаза. Откуда-то сверху, из узенькой щели в двери, в сарай, где он так и валялся связанным, проникал тусклый дневной свет. Голова трещала, прямо раскалывалась, саднила грудь.

– Ммм… – Застонав, Саша попытался сесть.

С третьей попытки получилось. Прислонился спиной к глинобитной стенке, осмотрелся: в углу, прижав коленки к груди, спал какой-то парень, похоже, вчерашний собеседник.

Боже, какой же он грязный! И одет соответствующе: какие-то узкие, оборванные до грязных исцарапанных коленок штаны, похоже, что из козлиной шкуры, точно такая же грязная жилетка прямо на голом теле, босиком. Волосы длинные, спутанные, непонятно какого цвета. Клошар, настоящий клошар, бродяга! Однако черты лица явно европейские – это было видно даже при таком тусклом свете.

Совсем еще молодой парень, подросток, лет, может, пятнадцати или около того. Да-а, такой вполне мог украсть что-нибудь.

Застонав во сне, парень перевернулся на другой бок, спиной к Саше. Руки у юного клошара вовсе не были связаны, а вот запястья каскадера туго стягивали то ли веревки, то ли кожаные ремни. Ну конечно, после вчерашней-то драки!

Снаружи быстро светлело. Вот уже послышались чьи-то голоса, ругань… Потом, кажется, кто-то кого– то побил.

Кое-как поднявшись на ноги, Александр внимательно осмотрел довольно массивную дверь. Такую с ноги не выбьешь, особенно если засов снаружи так же хорош. А стали бы они использовать плохой засов? Если б так, то парнишка-клошар давно сбежал бы.

Черт, жаль, щель высоко, под самым косяком, не рассмотреть, что там во дворе делается, остается только слушать.

Саша приложил к теплой доске ухо. Все то же: ругань, крики. Ага, смех! Довольный такой, заливистый, девичий или детский. Похоже, не все так грустно, товарищи!

Молодой человек обернулся: показалось, будто парень в углу снова зашевелился.

Нет, спит. Разбудить? А зачем? Ну, можно попросить его развязать руки, у него-то они не связаны!

Саша подошел ближе, наклонился. Глинобитная стена над спящим была вся испещрена различного рода похабными рисунками и непонятными надписями, скорее всего, арабскими. Хотя нет, вот тут, кажется, по-французски: «Жэтэ иси» – «Я был здесь. Луи Боттака. Нигерия». Нигериец… Ну ясно, наверняка тоже вор. В хорошую же компанию он, Александр Иваныч, попал! Надо бы поменьше якшаться с этим соседом. Не дай бог, примут за сообщника. Теперь, конечно же, обоих потянут в полицию или, на худой конец, к старосте отведут, или кто тут у них в деревне за главного?

Нет, скорее всего, без полиции не обойдутся. И это хорошо: тунисские полицейские, хоть тот же давешний инспектор, произвели на Сашу приятное впечатление – все как один учтивые и говорят по-французски.

Ну, по-французски в Тунисе все говорят, а вот что касается вежливости, то это, может, они с туристами такие вежливые, а с обычными-то местными ворюгами не нежничают.

Александр уже пожалел о том, что вчера распустил кулаки. Хотя, с другой стороны, как было не распустить? Сами же, козлики, и спровоцировали. И все же теперь надо бы вести себя осторожнее, с официальными лицами, упаси боже, не собачиться, упирать на то, что он – Александр Иванович Петров – добропорядочный иностранец, так сказать, гость.

Интересно, где он сейчас находится? Суденышко уж никак не могло отнести далеко, ну не в Бизерту же! И сама столица Тунис, и пригород ее, Карфаген, где-то совсем рядом, километрах, может, в пяти-десяти. Цивилизация! Поскорее бы только встретиться с официальными лицами, попросить позвонить, нет, даже пусть сами позвонят…

А с этим вонючим пацаном ни в коем случае не общаться, не дай бог, снаружи разговоры услышат, скажут – точно, сообщники! Поди потом докажи, что ты не верблюд.

Неприязненно покосившись на спящего, Александр уселся на корточки у двери, дожидаясь… Чего – было пока не очень понятно. Но ведь кто-то же должен был прийти!

Снаружи раздался утробный крик – ишак, что ли? – и спящий в углу оборванец наконец проснулся, уселся, скрестив ноги, и, смачно зевнув, сказал:

– Сальве!

– Бонжур, – ухмыльнулся Саша, – Эт ву дорми бьен?

– Бене? – хлопнув ресницами, удивленно переспросил пацан, – Нон бене, нон!

Каскадер лишь рукой махнул:

– Да не знаю я твоего дурацкого языка, парень! – и, спохватившись, добавил: – Лучше давай помолчим.

Оборванец, видно, не понял, все пытался заговорить, даже подошел, дотронулся до рук Александра, показал на веревки – или все же это были ремни? Предлагает развязать? Ну нет уж, тогда точно решат, что они сообщники.

– Не надо меня развязывать! Нон, нихт, ноу!

В этот момент за спиной у молодого человека скрипнул засов, дверь распахнулась, и обоих узников бесцеремонно вытолкнули во двор.

Жмурясь от солнечного света, белого и неудержимо яркого, Александр попытался построить в уме французскую фразу: «Пожалуйста, позовите российского консула», но сделать этого ему не дали, с силой пнув в бок. Потом, приставив к груди острогу, развязали руки, позволили оправиться и уже больше не связывали. Наоборот, взвалили на плечи какой– то тяжелый мешок – тащи!

Каскадер счел за лучшее не спорить: пожалуй, не следовало нарываться на неприятности. Такой же мешок получил и его грязноногий спутник. Для парня ноша оказалась явно не по силам, на выходе со двора он споткнулся и упал. Шедший позади громила с кулаками размером с капустный кочан выхватил из-за пояса плеть и несколько раз с силой ударил несчастного. Бил умело, с оттягом. Александр поспешно отвернулся – не его это дело. Может, за дело били этого гавроша, может, у них в деревне так принято.

Закусив губу, парнишка вскочил на ноги, взвалил на плечи мешок и, пошатываясь, зашагал к морю. Да-да, именно туда они сейчас и шли – узники с мешками, верзила с кнутом, двое парней с острогами и тот самый важный толстяк, которому вчера вечером Саша от души вмазал по морде. И поделом!

Толстячина, похоже, зла не держал, наоборот, посматривая на пленника, улыбался, время от времени даже пробовал на ощупь мускулы и довольно приговаривал:

– Ишшь!

И что он шипит, как змея? Неужели никакого нормального языка не знает? Ладно, английский, но уж французский-то должен…

Глаза постепенно привыкали к солнечному свету, и Александр исподволь осматривался, надеясь увидеть невдалеке какой-нибудь псевдонебоскреб, жилой квартал или, на худой конец, римские развалины. Впрочем, развалины как раз были, но не совсем развалины. Даже – совсем не развалины!

Исполинских размеров амфитеатр белел мрамором в паре километров от узкой, спускающейся к морю тропинки. А ведь здорово отреставрировали, сволочи, прямо зависть берет – вот бы у нас в России так! Оставшаяся позади деревенька, скопище убогих хижин, не шла ни в какое сравнение с… гм-гм, памятником древнеримской архитектуры.

– Ишь! Ишь! – оглядываясь, шипел толстомясый.

Одет он был странно: в длинную ярко-зеленую тунику, тюрбан и сандалии. На остальных парнях не было ничего, кроме длинных набедренных повязок Их смуглые до черноты тела, похоже, давно уже привыкли к яркому жгучему солнцу. Ну еще б не привыкнуть, они ж местные.

С одеждой здесь, судя по всему было сложно: пара молодцев, закинув на плечи гарпуны, уже пару раз помусолили пальцами тунику Александра и вполголоса переругивались. Делили, что ли? И на кой черт им эта грязная тряпка? Наконец один из парней не выдержал, забежав вперед, поклонился толстому и что-то угодливо сказал, показывая на Сашу. Толстяк задумался, почесал бороду, кивнул.

Радостный парнишка с воплем подбросил высоко вверх острогу, ловко ее поймал и, как только процессия подошла к лодкам, вприпрыжку подскочил к Александру делая недвусмысленные знаки, мол, скидывай рубашечку, поносил и хватит, дай и другим поносить.

– Да бери, жалко, что ли!

Стащив через голову рваную и замызганную тунику, каскадер швырнул ее парню, и тот живенько надел ее и важно приосанился. Двое его напарников – такой же тощий, с острогой, и здоровяк с кнутом – восхищенно зацокали. Верзила даже хлопнул новоявленного модника по плечу, мол, классный прикид, чего уж!

Такие выходки не очень-то характерны для относительно процветающего Туниса. Если б обноски отняли где-нибудь в Буркина-Фасо или Руанде, удивления бы это не вызвало, но здесь… Странно.

Положив мешки в большую, привязанную к черному камню лодку, конвоиры уселись туда же, пленникам велели лечь на дно, где плескалась вода. Ну, по такой жаре это было даже приятно.

Шагах в двухстах от местной пристани, на камнях, Александр приметил остатки своей ладьи. Именно остатки – не было уже ни мачты, ни весел. Да и обшивки почти не было. Что тут сказать? Молодцы, ребята, управились быстро. Впрочем, черт с ней, с ладьей, не особенно-то Саша по ее поводу и расстраивался. Это пускай уж потом киностудия с местными судится.

Верзила сноровисто поднял парус, кто-то оттолкнулся веслом – поплыли. Погода стояла прекрасная, дул легонький ветерок, мягко покачивая на волнах лодку, Брошенные у кормы мешки оказались у самых ног толстяка, тот жмурился от солнца, словно обожравшийся сметаной кот, и, время от времени зачерпывая ладонью воду, лил ее себе на потную шею.

Плыли хорошо, ходко, здоровенный детина управлялся с парусом довольно умело, как, впрочем, и с плетью. По пути слабосильный гаврош несколько раз ронял мешок и получал за это на орехи, довольно стойко, впрочем, перенося удары. Даже не пикнул, хотя здоровяк бил от души. Александр хотел даже вмешаться, но… В конце концов – кто ему этот косматый воришка? Может, он уже такого успел натворить, что его и убить мало.

Судя по тени от паруса, лодка, выйдя в открытое море, резко свернула, потом еще раз, и все так же круто. Огибали мыс, и Саша невольно залюбовался, как ловко менял галс оглоедина. Профессионал, сразу видно. Низко сидящая в воде посудина не только не черпанула бортом волну – а ведь вполне могла бы, – но даже и брызг подняла очень мало. На шверботных гонках этот склонный к легкому садизму здоровяк наверняка отхватил бы приз.

Минут через двадцать после того, как повернули, парус был снят, и парни, побросав свои остроги, схватились за весла. Сверху над лодкой нависали высоченные мачты, почему-то казавшиеся аспидно-черными на светло-голубом фоне неба. Послышались чьи-то громкие голоса, резко запахло свежевыловленной рыбой, тающей на жарком солнце смолой, еще чем-то неприятным.

Наконец суденышко со стуком ткнулось бортом в причал. Понукаемые гарпунами и плетью пленники выбрались на горячие от солнца камни, черные, с белыми солеными проплешинами испарившихся волн. Саша поудобнее примостил на правом плече мешок., и ахнул, едва только поднял голову.

Ослепительно белый город вырастал, казалось, прямо из моря! Город из волшебной сказки. Белые, с красными крышами дома, утопающие в густой зелени садов, беломраморные храмы с портиками, серовато-желтые зубчатые стены. Город-крепость! Боже, ну и красотища…

Получив чувствительный тычок в спину тупым концом гарпуна, Александр и вовсе не обратил на него внимания. Горячие мраморные плиты мощеной площади нещадно припекали пятки: Саша был босиком, его ботфорты давно уже забрали «гостеприимные» деревенские жители.

Вокруг растекалась разноязыкая, пестро одетая толпа, такая, какой и следовало быть в любом восточном городе, высокие крыши портиков отбрасывали благодатную тень, по краям улиц горделиво возвышались прекрасные статуи. Часть пьедесталов почему-то пустовала, кое-где виднелись остатки беломраморных женских ножек. А остальное где? Туристы, что ли, разобрали на сувениры?

Да-да, именно, это какой-то туристский центр, даже автомобильное движение запрещено: ни одной машины Александр так пока и не видел. И скутеров, даже велосипедистов – и тех не было. Сплошная пешеходная зона! А вот, прямо впереди, на овальной небольшой площади, высокое, песочного цвета здание. Отель? Полицейский участок? Хорошо бы…

И вся эта красота – в нескольких десятках миль от Туниса! Вообще-то город казался немного странным, хотя странным в глазах европейцев и пристало быть всем восточным – а уж тем более африканским – городам. Крепость, храмы, широкая центральная магистраль и узкие, тенистые улочки – в этом– то не было ничего такого необычного, как и в шумящей, словно морской прибой, толпе. Но все же и толпа казалась странной, и дома. Почему?

Следуя за толстяком, Саша лихорадочно соображал, выбирая удобный момент, для того чтобы сбросить мешок да сигануть в сторону бежать… А надо ли? Может, лучше подождать полицейского разбирательства? Да и куда бежать-то? В какой стороне столица? Вот если бы попалась на глаза стоянка такси, тогда бы…

Такси, хм… У него и денег-то нет, ни динара. Придется идти пешком. Нет! В полиции надо попросить разрешения позвонить. Сначала в консульство, а потом в пансион, чтоб наши не волновались, они ж его небось ищут. Может, и в полицию уже обратились, шутка ли – человек пропал! Да не простой человек – турист! Иностранец! А туризм для Туниса – золотая жила. Так что в случае чего толстяку и всем этим деревенщинам мало не покажется. Скорее бы только отыскать полицейский участок. Вот что-то не мелькала в толпе круглая фуражка ажана!

Александр наконец понял, что казалось ему странным: среди людей, в толпе, он никак не мог заметить туристов. Ни цветных бермудов, ни белых шорт, ни соломенных шляп, ни темных солнцезащитных очков – ничего этого не было! Вот уж действительно странно. Для кого тогда пешеходная зона? Для местных? Не смешите мои шнурки… кстати, шнурков-то нет… как и обуви. Так что это еще вопрос – кто кому должен?! Где же, черт побери, полиция? Где вывеска, вывески… А вывесок-то и нет! И в этом была вторая странность. Нет никаких вывесок, ни на арабском языке, ни – дублирующих – на французском! Куда же они все делись?

Нет, убегать пока рано, главное сейчас сообразить – куда, собственно, бежать-то?

Ага, вот, кажется, пришли куда-то.

Длинное приземистое строение, сложенное из серовато-желтых камней, тянулось на полсотни шагов в глубь застроенного небольшими домиками квартала, явно бедняцкого, почти без всякой зелени и словно бы припорошенного желтоватой песчаной пылью. Рядом, на узкой и грязной улочке, располагались какие-то лавки, в которых торговали посудой, лепешками, оливковым маслом и прочим. У одной из лавок и сгрузили мешки, после чего вся процессия направилась как раз к тому длинному зданию. Подошли, толстяк постучал в ворота. Кто-то что-то спросил – не из-за ворот, а из маленькой, расположенной тут же пристройки. Толстяк ответил, постоял немного, вошел.

Вышел он минут через пять, не сказать чтоб особо довольный, но и не понурый. Следом за ним из пристройки показались двое молодых людей, выглядевших как типичные сбежавшие из психушки пациенты: в куцых, до середины бедер, балахонах, в смешных сандалиях с высокой оплеткой, в круглых кожаных шапочках. У каждого на поясе висел угрожающе длинный кинжал в потертых ножнах. Немного потоптавшись у самых ворот, парни, поднатужившись, отодвинули засов и, обернувшись, призывно махнули рукой.

– Ишшь! – Злобно вылупившись на пленников, толстяк подтолкнул обоих к воротам.

– Эй, эй, – запротестовал было Саша, – Мы так не договаривались!

И снова два гарпуна уткнулись ему в грудь. И что тут было поделать? Приходилось пока подчиниться.

– Что ж… – Молодой человек демонстративно пожал плечами, – Надеюсь, хоть в этом сарае найдутся люди, с которыми хотя бы поговорить можно!

И правда, надоело уже, когда никто вокруг нормальной речи не понимает!

Александр и его юный товарищ по несчастью, Ингульф, так его вроде звали, вошли внутрь. Массивные ворота за их спинами бесшумно закрылись, видать, петли оказались хорошо смазанными, а засов заскрипел.

С полминуты поморгав, Саша дождался, пока глаза привыкнут к полумраку, после чего осмотрелся и громко спросил:

– Спик инглиш? Парле ву франсе?

Так никто и не откликнулся. Да и народишко тут собрался – упаси господи! Почему-то одни мужчины, причем самого разного возраста, от детей лет десяти-двенадцати до почтенных седобородых старцев. Причем все как на подбор тощие и полуголые, а некоторые так и совсем без одежды.

А грязь-то кругом! А вонь!

Это что же, местная каталажка, что ли? Похоже, что так Ну, сволочи, погодите, вот явится хоть кто-нибудь из администрации…

Из дальнего угла вперед, к воротам, где растерянно застыли вновь прибывшие, неожиданно выступил полуголый коренастый мужик в цветастом фартуке, или что у него там было вместо штанов. Чрезвычайно смуглый, но явно не негроид, скорее какой-нибудь бербер, кривоногий, с широкой, густо заросшей черными курчавыми волосами грудью и плоским, похожим на блин, лицом, очень неприятным, с ярко выделяющимися скулами и длинным изогнутым носом, он ухмылялся, показывая крепкие желтые зубы, и ухмылка эта почему-то жутко не понравилась Александру.

– Ну, чего лыбишься-то? – угрюмо спросил молодой человек – Слышь, мужик, ты вообще кто?

Саша был удостоен лишь мимолетного взгляда, зато его юного спутника коренастый обнял, как родного брата, погладил по плечам, поцеловал, зашептал что-то… Ингульф резко оттолкнул навязчивого мужика так, что тот едва не упал, но удержался-таки на ногах, и тотчас же на плоском лице его заиграла гнусная ухмылка.

– Хэк!!!

Подскочив к юноше ближе, коренастый ударил себя в грудь кулаком и гордо обернулся, обводя глазами находившуюся в узилище шушеру. Большинство помалкивало, но нашлись и такие, кто поддержал коренастого одобрительными выкриками. А тот явно вызывал Ингульфа на драку! Парень это тоже сообразил и праздновать труса не стал, живо сбросил мохнатую свою жилетку на пол (ее тут же кто-то втихаря подобрал, так что потом и не нашли) и, выставив вперед правую ногу, издал зычный клич, чем– то похожий на тот, что совсем еще недавно орал на носу бутафорской ладьи и сам Александр в роли вождя вандалов Гейзериха:

– Бодан! Донар! Тор!

Вот что-то подобное…

На спине у Ингульфа Саша заметил татуировку: большая, почти во всю спину, змея, свернувшаяся изумрудно-зелеными кольцами. Да уж…

– Герулл!!! – пригнувшись, злобно ощерился коренастый.

Он закружил, цепко ступая босыми ногами по утоптанному песку пола, прищурился и, вытянув вперед руки, зашевелил пальцами, словно бы намеревался вцепиться противнику в горло и теперь лишь выбирал удобный момент. И прыгнул!

Однако и юный знакомец Саши, крепкий, поджарый, словно волк, тоже оказался не лыком шит!

Оп-па! Резко метнувшись в сторону, он поставил коренастому подножку, рукой подтолкнул, и плоскорылый покатился по полу, едва не в угол. Но тут же вскочил, злобно шипя и сверкая глазами, и без всякой передышки снова бросился в бой. Ингульф встретил его в прыжке, ударив обеими ногами в грудь. Коренастый завыл и снова покатился по полу. И опять так же быстро вскочил на ноги – ну прям ванька-встанька! Постоял, примериваясь. Бросился, прыгнул… Ингульф махнул кулаком, однако на этот раз удар его не достиг цели – плоскорылый оказался хитрее: вмиг упал в песок, прижался, метнулся вперед хищной тенью… Оп! Ухватил замешкавшегося парня за щиколотки, дернул… Ингульф упал на спину, попытался вывернуться – безрезультатно! Коренастый уже набросился сверху, сдавил ручищами горло.

– Ну нет, так не пойдет!

Бросившись к дерущимся, Саша коротко, без замаха, ударил плосколицего ладонями по ушам. Тот завыл и выпустил парня.

– Все, говорю! – сурово произнес Александр, – Брек!

И в тот же момент на него бросились двое один лысый до блеска, второй – с колтуном на голове.

– Ах, вы так?

Лысого Саша остановил прямым ударом в челюсть, второго достал ногой, с ноги же ударил и метнувшегося было на выручку своим коренастого, потом снова обернулся к пришедшему в себя лысому, подпрыгнул, нанес удар рукой в шею. За десять секунд успокоил троих!

Не такие уж они оказались бойцы! Да и драться, по сути, не умели, ясно было видно: ни о боксе, ни о дзюдо, не говоря уже про карате, не имели вообще никакого представления, привыкли брать нахрапом да наглостью.

– Ну? – Он сурово взглянул на утирающего хлынувшую из носа кровь коренастого. – Может быть, еще кто-то хочет поучаствовать?

И посмотрел на тех двоих. Господи, ну и доходяги! В чем только душа держится, а туда же – драться. Судя по всему, среди всего этого сброда только коренастый и был способен на более-менее хороший бой, да и то больше так, по-детски, с вращением глаз, угрозами и размазыванием крови по лицу.

– Мххх!!!

Что-то глухо буркнув, коренастый понуро потащился в свой угол. Никто за ним не пошел, даже бывшие защитники. Те, наоборот, по-собачьи заглядывали Александру в глаза и несмело улыбались.

– Ну что, друг Ингульф, – Саша посмотрел на подростка. – Похоже, мы тут теперь главные!

Ингульф улыбнулся, что-то сказал по-своему потом добавил уже более-менее понятное:

– Ту эс виктор!

Ну, ясное дело – победитель!

Это поняли все, правда, большинство восприняло изменение иерархии довольно равнодушно. Однако нашлись и такие, что попытались задобрить нового вожака чем могли. Тот же лысый, наверное стремясь загладить оплошность, подвел к Саше за руку голого мальчика и, похлопав того по заднему месту, цинично осклабился: мол, бери, угощайся, ничего для нового господина не жаль!

– Ну вот только гнусностей не надо, а? – Ухмыльнувшись, победитель жестами отказался от такого подарка и, махнув рукой приятелю, уселся у ближней к воротам стены, слева: – Вот тут, дружище, мы пока и будем жить.

Юноша улыбнулся и уселся рядом. Тут же, невдалеке, примостились и лысый, и тот, что с колтуном, главные здешние доходяги. И все этак посматривали, улыбаясь, мол, не нужно ли чего?

– Вот ведь привязались, гады! Шугануть их, что ли? Ладно, пусть себе сидят. Интересно, долго мы здесь сидеть будем, не знаешь, Ингульф? Нет? Вот и я не знаю. А вообще, если долго, то хорошо бы поесть или хотя бы попить – во рту уже давно пересохло. Хотя… – Саша поморщился, – Заразу бы тут какую-нибудь не подхватить! Тебе-то, Ингульф, хорошо, ты, я смотрю, ко всякой грязи да микробам привычный, а мне как быть? Гепатит тут какой-нибудь подцепить или, упаси господи, СПИД – вот уж никак не хотелось бы! Еще мальчиков предлагают, черти… Вы хоть на СПИД их проверяли? Нет? Так я и знал!

Александр пытался шутить, насколько сейчас мог. В принципе, его нынешнее положение, по здравому размышлению, вовсе не представлялось таким уж ужасным: ну сколько его еще здесь продержат? День, два, вряд ли больше. А потом явятся полицейские или судейские, возможно, и те и другие сразу. И тогда…

Ох, скорей бы отсюда выбраться! Черт, надо было сразу бежать. Сбросил бы мешок, нырнул в толпу, уж как-нибудь добрался бы до более цивилизованных мест, с туристами, полицейскими, такси. Да, наверное, но понадеялся, что здесь все удачнее выйдет. Ладно. Теперь, ежели появится удобный момент, обязательно!

Снаружи вдруг скрипнул засов, ворота открылись, впустив солнечный свет и чистый, пусть даже и довольно жаркий воздух.

Двое дюжих носильщиков внесли на длинной палке дымящийся чан с похлебкой, что ли. Впереди шагали еще двое парней, с острогами… или нет – с короткими копьями! Да-да, именно так, вот до чего дошло уже! Этими самыми копьями они отгоняли бросившуюся было к пище толпу. Вот наконец чан поставили.

Нет, это была вовсе не похлебка, а овощи: варенная небольшими кочанами капуста, брюква, еще что– то подобное. Пахло гнилью, но на запах здешние обитатели не обращали никакого внимания, сами-то тоже не благоухали. Один из парней выпрямился и что-то громко сказал. Узники жалобно и вместе с тем нетерпеливо уставились на Александра. Ага, теперь, похоже, ему принадлежало право есть первому. Подойдя к чану, молодой человек выбрал брюквину почище, то же самое сделал и Ингульф, затем настала очередь всех остальных нетерпеливо переминающихся с ноги на ногу отщепенцев. Коренастый, кстати, подошел к раздаче самым последним. Вот уж воистину – побежденный плачет!