Текст книги "Отравители змей"

Автор книги: Андрей Печенежский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

поводу пыток в домашних условиях?..– м-м-м... страшнее страшного... м-м-м...– опять он вмешивается! Аниста, обуздай его! подсказка же, нарушение правил, результат аннулируется! – что вы, что вы, я сражалась столь самозабвенно, столько всяких жутиков припомнила, пережила как впервые, да я скорее с балкона выкинусь...– понял, Курицын? ты, брат, вникни и не кукай, не будешь кукать – избежишь неприятностей, будешь кукать – не избежишь, так что выбирай, что тебе ближе: доморощенная твоя посказочка – или Аниста собственной персоной, над пропастью... кстати, о доморощенном, я тут про пытки не договорил, набегут мерзавцы, руки-ноги опутают и пускают в ход утюги с паяльниками, что попало, такие вот мероприятия – разве не боязно? -... а я, Постулат Антрекотович, скажу последнее: страшно так-таки и не узнать, что оно такое – настоящее светлое счастье, большое, человеческое, неразменное... жизнь промелькнет, как ласточка за окнами, только и заметишь, что хвостик у нее раздвоен – ага, значит, ласточка была, не воробей, не коршун, ласточка так ласточка, и больше ничего – ни что у нее под перышками, ни кому она песнь свою понесла... вот что мне страшно, страшнее даже, чем лезвие в кошельке, только-только за деньгами полезешь – а тебе по пальцам, по фалангам, по маникюру... я победила, Постулат Антрекотович, и сообщите, что положено, Валентину, пусть, в конце-то концов, знает...

Отстоякин (бросает хлопать резинками, поднимает руки). Победила, Анестезийка, победила! Все, Курицын, продулся ты до винтика! Твои страхи оказались самыми жеванными, тебе вон всего лишь повестка припорхнула, фитюлька на оберточной, а ты и раскис! Проиграл – имей мужество признаться, выбрасывай белое полотнище, тащи контрибуцию!..

Курицын. М-м-м... страшнее страшного – измена...

Отстоякин. Hе смеши людей, Валентин, после драки не машут, озаботься контрибуцией по полной программе: с огурчиком, селедочкой, сальца копчененького не забудь, в тонких ломтиках, чтоб аж светилось! Я люблю – чтоб аж светилось, и чашек не бери, из чашек свинье хорошо хлебать, а человека хрусталь благородит. Давай, Вельямин, по-благородному возлакаем, из хрустальных!

Анестезия. (очень серьезно). Никогда и ни с кем не было мне так беззаботно, Постулатик. И это сущая правда...

Отстоякин. Ты чего это, Владлен? Ты это брось... побалагурили, повеселились на сон грядущий...

Анестезия (очень-очень серьезно). Сущая правда – никогда, ни с кем...

Курицын (набычившись, с леденящим огоньком в глазах). Слишком долго, желая убедиться, до каких границ простирается наглость и наплевательство... проклятая любознательность – едва не погребла меня под обломками... но всему приходит конец! Теперь я говорю: довольно! Довольно же, говорю я и знаю, что меня поддержали бы и Лев Николаевич, и Алексей Максимович, сам Юрий Васильевич стоял бы сейчас на моей стороне: довольно, сказали бы мы дуэтом,– довольно хлопать резинками и делать вид, что ничего не происходит!

Отстоякин (с ноткой нервозности в голосе актера Ефремова-старшего). Экий ты впечатлительный, Владленчик, предупредил бы что ли, дураков тут нет, все подобрались понятливые... сама по себе впечатлительность – грех не великий, в чистом, так сказать, выражении... но применительно к конкретным обстоятельствам... Прости, брат, за конкретику и послушайся дядю Отстоякина: нельзя, понимаешь ли, подключаться в сеть напрямую! Без трансформатора-стабилизатора, напряжение прыгает, предохранители слабенькие, схема на соплях...

Курицын (привыкая к новому вкусовому ощущению – словно пожевал он дубовой коры, вкусил неразбавленной терпкости). Довольно! Я вам не брат, а вы мне не дядя! И что это за манера – "тыкать" взрослому человеку на каждом слове? Я с вами коров не пас и девок не портил! Прошу оставить в покое мой дом – мою крепость, меня и мою супругу!

Отстоякин (поворачивается к Анестезийке, ищет в ней поддержку, и непредсказуемая, с отсутствующим выражением лица, вдруг извлекает из-под подушки маленькую губную гармонику, пробует звучание; похоже, что в репертуаре своенравной наличествует вальс "Амурские волны"). Обожди, Владлен! Дай музыкой насладиться!.. (Hо Курицын подскакивает к жене, выхватывает у нее из рук гармонику и швыряет в угол, за телевизор, что никак не влияет на качество демонстрируемой помехи). Вон ты какой!.. Я ему – семьями дружить, хлеб делить, про вертолеты рассказывать... Я, может вертолетами сызмальства интересуюсь, болен ими, Валериаша...

Курицын (жестко). Hе надо ничего делить, гражданин Отстоякин, и кончайте перевирать мое имя. Меня зовут: Курицын Владлен Купидонович. И убирайтесь к чертям собачьим. Более того – уж теперь-то я дозвонюсь Васьпану...

Отстоякин (недоверчиво). Безвестного человека тревожить...

Курицын (наслаждается). Трудно говорить, во рту немеет, но я скажу: шестьдесят семь, шестьдесят семь, шестьдесят семь...

Отстоякин. Нет, Курицын, нет!

Курицын. Да, Постулат Антрекотович. Что да – то да...

– Нет и еще раз нет,– отрицает Отстоякин, но вдруг тяжело переваливается на бок, сползает с ложа, пробует ступнями коврик на полу, трудно пытается стать на ноги и распрямить себя. При этом взгляд его блуждает, то находя, то теряя Курицына, который со своей стороны никак не может решить, чего же в глазах Отстоякина больше: заискивания или праведной требовательности, смущения или притворства, немого укора или готовности разразиться подзаборной бранью; помимо этого, в глазах Постулата Антрекотовича мерцали в совокупности: желание понять, осознать и предотвратить нечто совершенно неприемлемое, тоска, отчаяние, порыв укрыться с головой и уже потом – отмахнуться, младенческая беззащитность, уголек неугасимой ненависти, зеленца романтической сонливости, целеустремленность стервятника, скука непризнания и всепрощенчество глубинного пошиба, и что-то еще, что-то такое, отчего и лет через сто швырнуло бы в жар любого, кто отважился бы восстановить это "что-то" в памяти,– словом, то был взор уходящего. Курицын же, судя по всему, вот-вот произнесет последнюю фразу этой отвратительной ночи: а вообще-то, Постулат, я тебе сейчас морду набью,но почему-то тянет-затягивает паузу, и тогда Отстоякин не выдерживает, хватается за сердце, мгновенно бледнеет и валится навзничь. А повалившись, откидывает голову, и многозначительные глаза его закатываются, начинают мерцать белками, в то время как с посиневших губ поверженного срывается скверная хрипотца: со мною нельзя так... непоправимая ошибка, Владлен... некому будет просветить и надоумить... поздно... теперь уже – все, эпилог... трагический в своей необратимости...– а потом, с дрожью в голосе, Отстоякин сообщает следующее: папа, мама и я – учащаяся семья. Необычная встреча состоялась в театре "Эра". Сюда пришли семьи, все члены которых учатся. Первокласник 8-й средней школы Алеша Бондаренко старательно подготовился к уроку, который состоялся здесь же, перед зрителями, и получил, как в школе, "отлично". Hа "хорошо" и "отлично" учится и его сестра, шестиклассница Оля... Что такое? – обалдело спрашивает Курицын непредсказуемую.– Да вот,– отвечает ему своенравная, заливаясь слезами,– вот, хороший человек покидает нас... Отец Алеши и Оли, Петр Иванович,– продолжает покидающий их хороший человек и сосед по лестничной клетке Постулат Антрекотович Отстоякин,– токарь-расточник производственного объединения "Новокраматорский машиностроительный завод", ударник труда, учится на четвертом курсе Краматорского индустриального института. Мать Екатерина Ивановна – плановик этого же объединения – повышает свой политический уровень в сети политпросвещения. Взрослые рассказали, как учеба помогает им в работе и крепкой дружбой связывает всю семью. По материалам члена юнкоровского клуба "Гайдаровец" Алены Гончаренко... молодец Аленка, что тут скажешь, а ты, Владлен, учиться наотрез отказываешься,– хрипит уходящий, ворочая жуткими белками в полуприкрытых глазницах,– ты у нас – семи пядей о трех головах, все постиг, ничто тебе не в диковинку, а ведь рядом с тобой, бок о бок,– люди... человеки рядом, Владлен... одно неосторожное движение... случайно сорвавшееся слово, да помысел даже – и...

Отстоякин мелко застонал, и непредсказуемая, вся в слезах, потянулась к нему и гладящим движением ладони смежила ему веки. Курицын бессознательно прикладывается к кофейнику и отпивает глоток-другой, но онемение в полости рта не исчезает: многое в эту ночь не поддается исчезновению, и деваться от этого, по сути, некуда, а бороться с этим – все равно, что сотворять прическу лысому, когда лысый вопит, что все – законно, что он оплатил работу и требует ее выполнения, и рассчитывает на качественный результат: не смейте стоять с опущенными руками, вы здесь находитесь не для того, чтобы стоять с опущенными руками, работайте, работайте, не смейте стоять и строить глазки, ваши глазки никого не интересуют, вы должны, вы обязаны, вам не удастся объегорит того, кто оплатил сполна и вправе потребовать, вам не удастся, вы не можете, вы понесете суровое наказание, вам никто не позволит, вы пожалеете, вы будете ползать на коленях и лизать подошвы, вы проклянете тот миг, когда на свет родились, потому что казнят вас не сразу, сразу казнить – это слишком просто, это ничему не научит того, кто ничему не учился, сперва вы пройдете через горнило пыток, вам преподадут науку высшего расцвета чувств и ощущений, вам помогут понять, что всякий выбор хорош, когда он сделан своевременно, когда еще что-то позволительно и допустимо, когда выбор еще чему-то учит, что-то прививает, предохраняет от чего-то...

VI. Hа смерть Отстоякина

...Постик, Постичек, ты это что надумал?.. Для чего это?.. Hе оставляй нас, Господом Богом прошу...– в режиме "пиано" поскуливает Анестезия, а Курицын опускается перед вытянувшимся Отстоякиным на корточки, но касаться поверженного, тем более производить над ним какие-либо действия восстановительного характера,– не решается. Отчасти потому, что его самого будто пришибло непостижимостью происходящего, отчасти же по причине полной некомпетентности в вопросах оказания первой медицинской помощи.– Постичек, Постулат Антрекотович, миленький, обаятельный, за что вы нас так-то?.. вы же прямо на полу, я же давно не пылесосила, не прибиралась, что же вас так подкосило, словно передового бойца в атакующем строю... ну же, Постулат Антрекотович, останьтесь, потерпите, вспомните свою силу... свою непреклонность... да много чего вы могли бы еще... вам отпущено...

Правая бровь Отстоякина как-то беспричинно подергивается, нежданно глаз под нею приоткрылся, на миг показался зрачок, прозревающий окружение.

–... нет, Анестезийка, мне уже ничто не поможет...– роняют синие отстоякинские губы.– Hа чьей это совести – лучше помолчу... да вы тут по мне не убивайтесь... что я для вас... это я про вас – и там буду помнить... а вы живите с миром... не все успелось Отстоякину – так что ж, не первый, не последний я... все, Анестезийка... это уже все...

– Ничего не все, ничего не все! – не соглашается своенравная, заламывая руки и сухо похрустывая суставами.

– Все-все, теперь я знаю, как это бывает... очень даже просто, буднично, без всякой помпы... только-только расправишь крыло, на ветер поставишь, а воздушный поток уже и тю-тю, отключили уже... до восхода солнца, нарочно, чтобы солнышка не увидел напоследок... чтоб не пробежался на рассвете босиком по росе, не навестил могилы предков, не испросил у них напутствия... намости что-нибудь под голову, подушку, что ли... если, конечно, не жалко...

– Курицын, подушку!..

Владлен Купидонович в точности исполняет указание.

– Только проследите, чтобы иглы в ней не оказалось,– просит умирающий Отстоякин.– Хочется уйти безболезненно... хоть я и терпеливый...

– Курицын, не стой! Делай же что-нибудь! Он уходит, уходит...– обессиленно взывает Анестезия.

Владлен Купидонович снова опускается на корточки, спрашивает Отстоякина: вы нас не разыгрываете? Вы это серьезно?

– Более чем,– синими губами отвечает тот.– Эх, ты, друг, товарищ и брат... не было печали мне тут перед вами помереть шутя...

– Погодите,– растерянно озирается Курицын.– Есть же какие-то способы... лекарства, хирургия, воздействие биополем...

– Есть-то есть,– говорит синегубый Отстоякин,– только где оно все? Что-то не видать пока...

– Что-то надо предпринять,– говорит Владлен Купидонович непредсказуемой.Он и правда не шутит!

– Вот и прояви себя,– говорит Анестезия.– Покажи, на что ты способен, ты же взрослый человек, помоги умирающему...

– Hе надо,– говорит Отстоякин.– Пустое это... слишком поздно...– на глазах у ошеломленных хозяев гость вытягивается, виски его вздуваются фиолетовыми венками, скулы делаются острее.– Так-то, братцы... что поздно – то поздно... побудьте просто со мной...

– Валидол! – говорит Владлен Купидонович.– Дадим ему валидолу!

– Мертвому припарка,– всепрощающе хмыкает Отстоякин.– Может, кому-то и помогло бы, кто землю под собой двумя ногами чувствует, а я одной ногой уже там, за чертой... не ходите никуда, не ищите бесполезного... мне сейчас важнее слово последнее высказать... чтоб донеслось оно, чтоб услышалось...

– Молвите, Постулат Антрекотович,– просит умирающего своенравная.– Для меня оно свято...

– Спасибо,– вздыхает, морщась, Отстоякин.– Сердечная ты, Аниста... как тебе минувшая ночка показалась? Последняя для меня... Извела она тебя? Притомила?... меня вот и вовсе доконала, а я тем не менее – веришь ли? рад-радехонек, есть же что вспомнить...

– Помилуйте, Постулат Антрекотович, как у вас язык поворачивается говорит про себя такое? Да мы еще с вами...– непредсказуемая обливается слезами, слезинки сыпятся у нее с подбородка сказочными горошинами, успевают лишь сверкнуть и угаснуть в отсветах мерцающего помехой телеэкрана.– Да мы еще с вами, да вы еще...

– Hе-ет, девочка,– мямлит безнадежный Отстоякин.– Отбегал свое Постулат Антрекотович, честь по чести отбегал... не тоскуйте чрезмерно, всему свой срок... единственно о чем я сейчас сожалею с удовольствием, так это о том, что не все успелось, что было задумано... Выношено, выстрадано, вымечтовано... Такие пути приоткрывались, такие высоты голову клонили... и про коньяк не рассказал Валентину, и рецептик от прусачков собирался дать, и еще – по мелочам, по мере сил и возможностей... не сложилось, полсотни лет,– а как одно мгновенье... я бы сказал – только и жить-то начал... не убивайтесь, ненаглядные мои... как сон, как тень от облака, как искра короткого замыкания...– казалось, вот-вот Отстоякин закостенеет, но прежде – сверкнут последним проблеском зеницы уходящего, и что-то далекое, видимое лишь ему одному,– полыхнет от этой жаринки, точно пересохшая солома на сиротливых полях. И во всем честном мире вдруг станет чуточку теплей и просветленней, и чьи-то нелегкие дороги и судьбы обогреются от зажженного им огня.– Hе хнычьте надо мной...– проникновенно, опадающим голосом велит Отстоякин свидетелям своего ухода.– Давайте прощаться, как подобает верным спутникам жизни... не в том заслуга, чтоб покропить вокруг горючими слезами, но в том, чтоб не выронить древко, не попустить стремена, на порцию котлет не разменяться...

– Так вы котлеток хотите? – обнадеженно спрашивает Анестезия.

– Прости, Аниста, отхотелось. А главное – отмоглось... мне и говорить-то нелегко, а кушать – так и вовсе...

– Надо, надо что-то делать,– говорит Владлен Купидонович.– Может, горчичники сгодятся? Или банок ему наставить?

–... отмоглось,– говорит умирающий со вкусом, смакуя каждое слово, каждый звук, выкатывающийся у него изо рта.– Отмечталось, отдумалось, отработалось, отлюбилось, отсиделось-отпрыгалось, отвиделось, отлеталось, отпечалилось, отмоталось, отхрапелось, отсопелось, отмочилось, отнюхалось...

– Электрошок,– перебирает возможные варианты Владлен Купидонович, Аниста же почему-то хранит гробовое молчание, лишь покачивается над умирающим, истекая слезами.– Массаж грудной клетки, укол внутривенно – одноразовым, с первого попадания, желательно – с первого... Переливание крови, хирургическое вмешательство...

–... отпелось, отплясалось, отъездилось, откружилось, отругалось, отпокупалось, отдышалось, отсморкалось, отболелось... опять же, хочется особо отметить: отлюбилось, отпрыгалось, отмоталось, отсопелось, откушалось, отболелось...

– Водные процедуры? – спрашивает Владлен Купидонович.– Или прогулки на свежем воздухе?

– Искусственное дыхание, рот в рот,– подсказывает непредсказуемая, клонится над отдышавшим, жадно припадает своими ярко-алыми устами к синюшным губам Отстоякина; оба застывают, Курицын беззвучно делает языком "ала-ала", пытаясь согнать с него навязчивую терпкость. Процедура искусственного дыхания по методу "рот в рот" венчается мощным захлебом Постулата Антрекотовича и краткосрочной приостановкой его же сердечной мышцы.– Ничего не помогает,– в отчаянии говорит запыхавшаяся Анестезия.– Он уходит, уходит...

– Надо бы воды ему дать,– говорит Владлен Купидонович.– Обычно вода способствует выздоровлению, желательно – кипяченая...

– Сходи и принеси,– насилу отвечает своенравная.– Ты же видишь – горе утраты совсем подавило меня, я с места не сдвинусь...

– Все валят на инфаркт,– мертвенные губы Отстоякина и его же правый глаз снова приходит в движение.– Чуть что – инфаркт, инфаркт... но существует же масса, казалось бы, второстепенных расстройств, которые, однако, ведут к тому же печальному результату... живой пример: о существовании поджелудочной железы в народе знают вообще очень мало, а между тем сок ее оказывается важнее всех других в пищеварительном отношении – так писал великий русский физиолог И.М.Сеченов... действительно, панкреатический сок (панкреас – по-гречески поджелудочная железа), вырабатываемый железой, содержит ферменты, без которых нормальное пищеварение невозможно. Если по каким-либо причинам количество панкреатического сока уменьшается, переваривание и всасывание питательных веществ сразу нарушаются, возникают различные функциональные расстройства. Часто после приема пищи мучает изжога, появляется тошнота, аппетит снижается, стул становится неустойчивым, может быть вздутие кишечника...

–... кишечника,– эхом отзывается Анестезия.

– Кто знает, не страдал ли я все эти годы вышеизложенными симптомами?..мужественно вопрошает умирающий.– И если да – то какого еще финала я мог ожидать с этих дел? Ведь поджелудочная железа не только одна из основных пищеварительных желез – она действует и как орган внутренней секреции... гормоны, которые она вырабатывает, поступают непосредственно в кровь и принимают активное участие в обмене веществ и прежде всего – углеводов... Да вы меня совсем не слушаете!..

– Слушаем, слушаем,– заверяет уходящего Владлен Купидонович.

– Владлен, пощупай меня, не побрезгуй,– просит полумертвый Отстоякин.– Hе случилось ли вздутие кишечника... любопытно все же знать напоследок...

– Что-то есть,– говорит Владлен Купидонович, производя требуемые манипуляции.– Hо точно подтвердить не решаюсь, это парафия опытных специалистов...

– Hа все воля Божья,– соглашается полумертвый Отстоякин.– Количество панкреатического сока, вырабатываемого железой, с течением жизни уменьшается... сравните: железа молодого человека в сутки вырабатывает от 1200 до 2000 миллилитров сока, а железа пожилого – около 500-600 миллилитров... такая возрастная недостаточность пищеварительной функции поджелудочной железы не ведет к нарушению пищеварения, если соблюдать правильный режим питания... но стоит, как говорится, позволить себе лишнее, есть много жареного, жирного, увлечься копченостями или сладостями, как появляется отрыжка, изжога, тяжесть в поджелудочной области... наполовину снижают секрецию поджелудочной железы и крепкие алкогольные напитки... поэтому людям пожилым даже в дни праздников, семейных торжеств лучше ограничиться кружкой пива, бокалом сухого вина... что касается низкосортного пойла, запах которого до сих пор преследует меня, то тут двух мнений быть не может... не может быть, Владлен... все остается, как было, только уже без меня... молчи, молчи... не надо лишних слов, не тирань мне душу... горечь безвременного ухода захлестнула меня, члены мои отказываются подчиняться воле моей, рассудок отказывается быть... Что ты скажешь близким моим, когда подоспеет минута прощания? Кого утешат твои нелепые оправдания? Смертный луч пронзил мое тело, а таких, как я, безглазая лупит влет! И падают они сраженными птахами и бьются об острые камни безводных бассейнов, где, по самым скромным прикидкам, должно плескаться лазурным водам с подогревом... молчи, Владлен, пробуждайся к пониманию, если в тебе хоть что-то еще теплится... тебя ли тронет предел людской? Тебе ли горевать о безвинных? Ты ли останешься на этой земле, когда все мы, кто раньше, кто позже, оставим бранные поля, до конца израсходовав запас прочности?.. Во что ты веришь, если не веришь Сеченову, Отстоякину?.. Прощай, Владлен... прощай Анестезийка...

Постулат Антрекотович судорожно дернул ногой и замер.

– Усоп,– Анестезия опять закрывает усопшему глаза, монотонно оповещает Курицына: полагается обмыть, переодеть, пока не закоченел... одевают во все чистое... бедный-бедный Постулатик... ты, Курицын, по кухням мотался, матрешек подслушивал, а Постулат мне душу изливал, задумками делился... такой широты воззрений, таких глубинных чувств тебе и не снилось... трудиться и учиться для блага, готовиться стать защитником, активным борцом за мир, другом всех трудящихся, равняться на одних, стать другим, вести за собою третьих... дорожить честью своего подъезда, этажа, лестничной площадки, быть правдивым и смелым, ловким и умелым, читать и рисовать, играть и петь, быть надежным другом, товарищем и братом, старших уважать, о младших заботиться, всегда поступать по совести... закаливать себя в горниле физкультуры и спорта, совместные походы в кино, театр, по местам трудовой славы – с последующим обменом впечатлениями... впечатлениями обменяться – это вещь, говорил Постулат, и был прав: это действительно вещь, теперь и я понимаю... еще он призывал активнее строить планы на будущее, верил, что оно у нас есть, у нас и у него... планировать трезво и широкоохватно, не мелочиться, не привередничать, податься прямиком в прорабы жизни: довольно прозябать в подручных на растворе, стариться на неквалифицированных работах... а послушал бы ты, как он отзывался о досуге! тут и вылазки на природу, и совместная обработка садово-огородных участков, металлолом с макулатурой собирать, возрождать народные промыслы, например, резьба по дереву, выжигание... увлекаться разными делами и делать их хорошо... не забыл он и про дружеские вечеринки до упаду, собирался искренне порадоваться взлетам наступающих поколений, поскорбеть о его ошибках и падениях... да мало ли что еще...

–... мало ли что еще,– внезапно оживает Постулат Антрекотович, повергнув в замешательство чету Курицыных.– Действительно, аптеки освобождены от приема у населения стеклянной посуды. И вот почему. Неоднократные проверки, проводившиеся органами и учреждениями санитарно-эпидемиологической службы здоровья страны, показали, что бывшая в употреблении аптечная посуда, как правило, загрязнена бактериальной микрофлорой. Даже тщательная дезинфекция не гарантирует полного уничтожения болезнетворных бактерий, а это может стать источником загрязнения лекарств микробами... кроме того... мытье и обеззараживание возвращенной населением посуды в аптеках и даже централизованно требуют... значительно больших затрат труда... и средств... чем изготовление новых флаконов...

– Господи, он жив! – освобождается от замешательства непредсказуемая и теплой рукой берет холодную руку Владлена Купидоновича.– Я знала – просто так он не сдастся. Hе из таковских он...

–... однако это вовсе не означает, что использованную аптечную посуду надо выбрасывать...– продолжает свой рассказ едва не умерший.– Пункты "Вторсырья"... принимают от населения стеклянную тару из-под медикаментов... либо для поставки предприятиям бытовой химии... либо как стеклобой...

– Еще можно помочь ему,– говорит напористо Курицын.– Мы не сделали и сотой доли того, что могли бы... чем старше ребенок, тем больше он требует внимания, но зато тем разнообразнее и интереснее родительские заботы и обязанности. Больше, конечно, становится дела и для папы. Hа десятом-одиннадцатом месяце дети уже в состоянии бодрствовать 3-3,5 часа подряд. Во многих семьях все это время ни на минуту не оставляют малыша одного, не спускают с рук, беспрерывно забавляют. Это не только трудно, но не нужно и даже вредно... я почему-то был уверен, что похоронных хлопот не миновать, но я ошибся. Нельзя, непростительно для взрослых людей в такие минуты предаваться растерянности. Надо действовать, действовать и еще раз действовать, а ребенок – ребенок может и должен иногда оставаться "наедине с собой". Ему доставляет большое удовольствие, например, вставать и садиться, держась за барьер манежа, переступать вдоль барьера или, сидя, складывать маленькие игрушки в коробочку и вынимать их из нее, открывать и закрывать матрешку, катать мяч... Мы совсем упустили из виду такое действенное средство как клизма! Кроме того, никто, и не дернулся сбегать и вызвать "скорую". Правда, телефон безнадежно поломан, но есть другие аппараты – у кого-нибудь из соседей, на улице, в конце концов...

–... в конце концов,– подает голос насилу живой Отстоякин.– Исследование гигиенистов показали... что если телевизионные передачи смотреть непрерывно в течение 2-3 часов, то возникает утомление... оно объясняется отнюдь не какой-то спецификой телевидения... а слишком длительным просмотром без соблюдения необходимых условий... расстояния от экрана, освещенности комнаты... Викториан, Викториан... вот если бы моя жизнь... жизнь простого Отстоякина действительно зависела от тебя... ты решился бы сделать все возможное и невозможное?.. невозможное меня интересует больше... возможное это что, это само собой... я ведь из кожи лез, чтоб у тебя все было... правильные предчувствия – вот наш поводырь по этой ниточке... пока не оборвалось, пока не сошел с дистанции... вот как я, твой явный доброжелатель... Бог тебе судья, что ты собрался кому-то там звонить... какому-то Васьпану... и позвони, коли нужда припекает, дело-то хозяйское, но сперва ответь тому, кто уже заглянул в роковую бездну... невозможное – ты мог бы решиться?.. пожертвовать, так сказать... я ведь о чем мечтал при жизни... когда мечталось... чтобы любой за любого... в огонь и в воду, в лепешку, вдрызг...

– Да мог бы, мог бы,– кивает непредсказуемая.– Вы только намекните...

– Боюсь, не успеется... или не дойдет... вот чего я всю жизнь опасался... всю свою короткую, чересчур коротенькую, может, даже кем-то укороченную... а, Владлен?.. осознанную необходимость ощутить как свободу... слабо?.. или как?..

Владлен Купидонович собирается что-то ответить, отмалчиваться у смертного одра негоже, неприятно и все тут, но умирающий в этот момент приподнимает указательный палец, требуя тишины и особой чуткости. Он словно прислушивается к звучанию потустороннего, внезапно приоткрывшегося для него. И это успокаивает, умиротворяет Отстоякина навсегда. Вот мы и потеряли его, Царствие ему Небесное,– глухо проговаривает Анестезия, закрывая усопшему глаза. Потом прижимается к застывшей груди щекой, удостоверяется в полной остановке сердца, начинает тереться ушком по волосяному покрову Отстоякина, приговаривая уныло: я ведь только-только собиралась рассказать ему про студень, даже связала себя обещанием, я обещала ему – выпадет свободная минута – тотчас расскажу... у человека должна быть какая-то отдушина, маленькие слабости, а студень как раз и принадлежал к числу его маленьких, быть может, врожденных слабинок... ну, слушай, милый, ты меня и оттуда расслышишь, правда же? Когда речь идет о таком блюде, как студень, который перед употреблением не подвергается тепловой обработке, особое внимание следует обратить на необходимость соблюдения санитарно-гигиенических правил и на недопустимость приготовления его впрок. Это надо зарубить себе на носу, так как студень – отличная питательная среда для развития микроорганизмов... Однако мало посадить малыша в манеж, набросать ему игрушек,– Владлен Купидонович не в состоянии более хранить молчание, когда Отстоякин действительно отправился в мир иной и, быть может, оттуда внемлет, критически приглядывается ко всему, что сейчас происходит вокруг его бренных останков; ведь при жизни он открыто ратовал за детство, мечтал иметь хоть матрешек, хоть ванек-встанек, словом, росточек своего, отстоякинского продолжения на грешной земле.– Одни дети активны, энергичны и сами начинают действовать, другим надо сначала показать, что делать с кубиками, пирамидкой, мячом. Готовят студень из телячьих, свиных ног или голов, а также из говяжьих ног,– продолжает Анестезия, прижимаясь к

бездыханному соседу,– голье сначала опалите, разделите на части, в течение двух-трех часов вымочите в холодной воде. Затем тщательно вымойте щеткой, сложите в кастрюлю, залейте холодной водой из расчета 1-1,5 литра на килограмм продукта и варите на небольшом огне 5-6 часов, периодически снимая сверху жир и пену. Как только мякоть начнет отделяться от костей,– а это вы определите вилкой,– предоставьте малышу развлекаться, а сами, сидя поодаль, спокойно занимайтесь своими делами: если манеж надежен, минут на 15-20 можно оставлять ребенка одного в комнате, но только если вы убедились, что он играет,продолжает Владлен Купидонович.– Молчание, тишина не всегда означает, что все благополучно, выньте и то и другое шумовкой и отделите мякоть,– выговаривается своенравная.– Кости сложите обратно в бульон, добавьте в него репчатый лук, морковь, петрушку, лавровый лист, соль, перец, поварите еще час-полтора, а после этого процедите; иногда, скучая в одиночестве, ребенок начинает сосать палец, воротник кофточки, отучить от этого потом очень трудно, и к тому же, стремясь познать окружающее, малыши изучают самый доступный объект – самих себя,-выговаривается Владлен Купидонович,– ребенок разглядывает свои руки, ноги, ощупывает лицо, уши, бывает и трогает половой орган – ощущения, возникающие при этом, иногда привлекают его внимание, мякоть мелко порубите, положите в процеженный бульон – в это же время добавить в него и мелко порезанный чеснок – и обязательно доведите до кипения, возможно, он попытается воспроизвести их и, за неимением других занятий, будет делать это часто и подолгу, подготовьте формы или глубокие блюдца, их надо тщательно вымыть, а затем обдать кипятком, онанизм, как и другие дурные привычки у маленьких детей,– порождение своего рода безнадзорности, а для нарядности – положите на дно формы кружочки яиц и фигурно вырезанной вареной моркови... Особенно сильно устают глаза, когда изображение на экране нечеткое, малоконтрастное, а кадры мелькают... поэтом