Текст книги "Беглец (СИ)"

Автор книги: Андрей Никонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Сани с запряжённой в них лошадью стояли метрах в сорока за посадками. Невысокий пожилой мужичок сидел на облучке и ел, словно ничего вокруг не происходило. Увидев Травина, он подслеповато прищурился, на правом глазу у мужика светлело бельмо.

– Федька, где шлялся так долго? Что там, кто палит?

Сергей, ни слова не говоря, уселся рядом.

– Ты не Федька, – запоздало догадался мужичок, от него несло самогонным перегаром и чесноком.

– А ты Герасим?

– Агась.

– Поехали отсюда, Герасим, да побыстрее. Федька помер, Лукич тоже, и парня вашего, что в лесу ховался, прикончили. А чего пулемёт-то не притащил?

– Так ведь ломаный он, пулемёт-то, – Герасим щёлкнул вожжами, лошадь лениво зацокала по краю насыпи, – заржавел весь, я-то в войну пулемётчиком был, пока не ослеп, штуку эту как пять пальцев знаю, но техника важная, абы как не починишь. А ты кто будешь, мил человек?

– По торговой части я, как твои начали стрелять, сбежал. Вот Федька мне помог, тулуп свой отдал. Ты подгони кобылу, а то плетёмся еле-еле.

– Лукич точно мёртв?

– Точно.

– Это хорошо, – возница неожиданно повеселел, щёлкнул кнутом, – а то грозил мне, что прикончит, если не дождусь. Он моего кума свояк, с Конопельки, а я, значит, с Дятлово, денег я ему должен, вот и батрачу иногда. Ох и лихой человек Лука Лукич, кто ж спорить с ним будет, а тут, видишь, окочурился, земля ему пухом. Федьку жалко, хороший парень, завсегда с уважением, мол, как здоровье, Герасим Кузьмич, спросит вежливо. Так значит, всех порешили?

Лошадь свернула на укатанный зимник, здесь снежный наст лежал сантиметров на пятьдесят ниже уровня целины, скорость немного прибавилась. Травин обернулся – их пока никто не преследовал. Дорога шла за лесополосой, а потом поворачивала налево, под углом к железнодорожным путям. Он приложил ладонь к прострелянному боку, вытащил – та была в крови. Болело, но не так, чтобы сознание терять.

– Вроде всех, я не приглядывался. Так говоришь, деревня здесь рядом?

– Тут, мил человек, деревни-то везде в наличии, тебе какая нужна?

– Мне бы переночевать.

– Это мы могём. Токма, – Герасим почмокал губами, – спрашивать будут, чего это я с Лукичом уехал, а приехал с тобой. Милиция заинтересуется, зять-то мой, Андрейка – милиционер, в Убинском живёт, ох и въедливый, чуть что, сразу за наган.

– А ты выдашь?

– Как есть. Вот приедем в Дятлово, и выдам, у нас и сельсовет в наличии, и машинно-тракторная станция, и церква есть. И лавка скобяная.

Травин задумался. Герасим или настолько хорошо владел собой, или действительно был, как сказал бандит Федька, юродивым, судя по мимике и расслабленным рукам, не ловчил и не врал. Убивать его не хотелось, попадаться местной милиции – тоже.

– Город тут есть поблизости?

– Как не быть, – возница стащил варежку, начал загибать пальцы, – только нет. Село есть, Убинское, там мы в лавке покупаем что есть из мануфактуры, дочка у меня там проживает с мужем и ребятишками, только это в обратную сторону, опять же село Александровское, там лавка побогаче, и станция есть. А города нет.

– А Чулым? – подсказал Сергей.

– Чулым есть, только до него не доберёшься, сто вёрст, считай.

– Может, Барабинск? Он ближе.

– Нет, туда ход тоже дальний.

– Далеко Дятлово твоё?

– Вёрст пять, – Герасим почесал шею, – налево будет поворот. Сперва Конопелька, а через три версты Дятлово.

– А если прямо дальше ехать?

– Прямо Кондугловка, в пятнадцати верстах, село большое и справное, там тракт проходит ажно до самой Москвы. Там чего только нет, и трактир, и магазины со всяким барахлом, и лампочки электрические ночью как днём светят.

– Довезёшь? Пять целковых дам.

Герасим кивнул, прикрикнул на кобылу, та прибавила ход. Травин поплотнее закутался в тулуп, прикрыл глаза, задумался. Пока до поезда доберутся путейные бригады, пока освободят и тот доедет до Кожурлы, пройдёт часа три, не меньше. Потом его, Сергея, начнут искать. В эти три-четыре часа он никак не успеет оказаться, например, в Чулыме, и сесть на поезд в Читу, да ещё подстреленный. Значит, надо переждать день-два, и лучше в каком-нибудь глухом месте, заштопаться, отлежаться, а там уже по обстановке действовать.

Бейлин почти повторил путь, по которому шёл Сергей. Сперва он нашёл агента Марочкина – собака при виде чужака зарычала, но не кинулась, Митя забрался на щебёнку, потрогал жилку на шее. Марочкин был жив, хотя и без сознания. Решив, что за несколько минут агент не помрёт, Бейлин добрался до следующего разрыва между вагонами, где обнаружил три трупа бандитов, а ещё через вагон – машиниста с обрезом. Оружие ходило ходуном в руках пожилого работника желдороги.

– Ты, батя, поосторожнее, – Митя сел рядом с ним на корточки, – вроде как кончилось всё. Ты мне скажи, мужик тут пробегал, здоровый такой, он чего сказал?

– Что дальше пойдёт, а ещё подстрелил вон ихнего, – машинист ткнул обрезом под вагон, – стонал, а сейчас затих.

– А всего их сколько, грабителей?

– Четверых видел, да один в лесу.

– Ага, – Митя кивнул, судя по всему, нападать на поезд было больше не кому, – ты давай, беги обратно, да не бойся, скажешь Сидорчуку, милиционер там такой, что их начальник лежит отсюда на щебёнке раненый, пусть позаботятся. А я вперёд пройдусь, посмотрю, вдруг кто ещё остался. Иди с другой стороны.

Не дожидаясь ответа, он вылез на пути, и побежал по ходу поезда. Кровь Бейлин нашёл возле третьего вагона – несколько крохотных капель, а вот тела не было. Зато были следы на примятом снегу. Митя слез с насыпи, и чуть не наступил на Липшица.

– Покойник, да не тот, – пробормотал он.

Травин сбежал, и был он живой, раз так бойко двигался, но Сидорчук не промазал – следы крови тянулись, подсказывая, куда улизнул приятель Лапиной. Бейлин обшарил карманы Липшица, бумаг не нашёл, забрал его служебное удостоверение, снял с руки часы. Потом проделал путь вслед за Травиным, только не полз и на четвереньки не вставал. А когда выбежал за лесополосу, то ничего не увидел, кроме свежих лошадиных яблок. Значит, надо было искать повозку, которая здесь стояла.

– Конечно, дурак, – сказал Митя сам себе, – бандиты же не пешком пришли. Эх, и допросить-то некого, хоть бы этот, под вагонами, был жив. Где теперь этого подлеца искать? И как быть, Викеша-то не отпустит. Эх, была не была.

Он достал нож, оттянул кожу на животе вместе с рубашкой, кольнул, провернул лезвие, расширяя рану. Кровь тут же намочила ткань, хотела было капнуть на снег, но Бейлин не дал – подставил ладонь, подождал, пока наберётся достаточно красной жидкости, и приложил её к рубашке. Пятно увеличилось и выглядело гораздо существеннее. Поверхностная рана в начале обильно кровила, зато довольно быстро заживала, только с виду от глубокой никак не отличить.

* * *

Под шум полозьев Сергей задремал, когда открыл глаза, оказалось – прошёл почти час. Лошадь всё так же мерно тащила сани по дороге, только ход замедлила. Голова немного кружилась, бок тулупа пропитался кровью.

– Четыре версты проехали, – доложил Герасим, увидев, что пассажир проснулся, – лошадку покормить надоть, ещё добавь, а? Да и захромала она, плетётся еле-еле, может, подкова сбилась.

Сергей вытащил из кармана бумажный червонец, поморщившись от боли, показал вознице.

– Хватит?

– Угу. Ты, мил человек, может, передохнуть хочешь?

– Не мешало бы.

– Так через версту будет поворот на Камышинку. Сельцо худое, но церква стоит, и башня, из которой воду прямо в дом льют. Глухое место, как степлеет, не пройти, болота кругом, токма зимой и добраться, да желающих нету, народец себе на уме. Зато лекарь там знающий, враз на ноги поставит.

– Далеко до него? У до Камышинки?

– Аккурат поворот будет скоро, а там две версты.

Травин потрогал бок, тот при прикосновении стрельнул болью. Загибаться где-то в глуши, в дороге не хотелось.

– Ладно, давай туда, – согласился Сергей. – А чего там за народец живёт?

Герасим кивнул, огрел кнутом кобылу, та чуть поддала ходу, но не на много.

– Как есть обычный, – сказал он, – только нехристи.

– Бандиты, что ли? Ну лихие люди?

– Почто бандиты? Говорю же, нехристи. Вот поворот-то, тут, смотри как замело.

– Точно две версты? – Травин с сомнением посмотрел налево.

От накатанной дороги через лес уходила просека, судя по всему, пользовались ей нечасто.

– Как есть, не больше.

Герасим тронул кобылу, та послушно повернула с накатанной дороги, минут десять они ехали молча. Когда за деревьями показался флюгер, повозка остановилась. Дорогу им преграждало бревно, лежащее поперёк. Между зарослями и бревном расстояние было метра два, Ствол с обрубленными ветками был не очень толстым, в нормальном состоянии Сергей бы его подвинул.

– Дальше не проеду, – сказал возница с сомнением, – смотри, загородку поставили, не стащить. Сам дойдёшь.

– Ладно, – Сергей спрыгнул осторожно с саней, отдал деньги, – только ты, отец, услугу мне окажи, не говори, где высадил, а если спросят, скажи, до тракта довёз. А за это я никому не скажу, что ты Лукичу не помог. Договорились?

– А что с Лукичом?

– Помер.

– Да ты что, вот беда-то какая, а Федька где?

Травин внимательно посмотрел на Герасима, тот вроде не придуривался. Или вот такой самородок жил в глубинке, на уровне лучших ленинградских артистов.

– И Федька тоже.

– Вот беда какая, – горестно повторил Герасим, – а ты кто?

– Попутчик я, из Кандугловки.

На лице Герасима отразилась нешуточная работа мозга, он, видимо, пытался понять, как здесь оказался.

– Вот ведь какой крюк сделал. Так я поеду домой? Лошадь-то худая, плестись будет, – наконец сказал он, и, не дожидаясь ответа, дёрнул за вожжи, разворачивая сани.

Сергей посмотрел вслед уезжающей повозке, вдохнул поглубже, и сделал неуверенный шаг. Бок сильно саднило, похоже, рана оказалась серьёзнее, чем он думал. Подтаявший снег расплывался под ногами, от солнца резало глаза, дорога петляла, обходя невысокие заросли, и вывела к лавке, закрытой на ржавый висячий замок, а от неё – к церкви, обнесённой кованой оградой. Травин поднял глаза, увидел вместо креста красное знамя, бьющееся на ветру в ореоле солнечных лучей, и потерял сознание.

Глава 9

29/03/29, пт

– Так ты, значит, по спичечным делам служишь? – молодой парень, назвавшийся милиционером, держал в руке карандаш, но ничего не записывал.

– Да, – Сергей поёрзал, простреленный бок тянуло, но терпимо. А вот с головой была беда, клонило в сон, и круги перед глазами вспыхивали, хотя ей он не ударялся.

– Это как же ты Кандугловку с нашей артелью перепутал?

– Да я уже говорил тебе, что не перепутал, возница, Герасимом зовут, сказал, что лошадь устала, и что сюда ближе будет, чем ещё двадцать вёрст ехать. Думал. до Кандугловки не дотерплю, уж больно много крови потерял, вот и попросил его здесь высадить. Так он свернул, часть пути проехал, а потом, как я из саней вышел, взял, и удрал.

– Герасима я знаю, он как войны контуженый вернулся, так с придурью, но места здешние как пять пальцев знает, до тракта тут и вправду не меньше пятнадцати, только почему на дороге высадил, не пойму. Видать, не показался ты ему, или надумал себе чего.

– Бревно там валялось, – вздохнул Травин, цепляясь за реальность и стараясь не отключиться, – так что, сможет меня кто в Кандугловку довезти, как оклемаюсь? Деньги есть, я заплачу, не обижу. Может дня через два.

– Про деньги мы осведомлены, – кивнул собеседник, перед ним на столе лежали бумажник Сергея, удостоверение, томик Хэммета, обрез и револьвер, – ну а как соберётесь, найдём кого-нибудь. Да ты не беспокойся, успеешь ещё.

– Ничего, я не тороплюсь, – Сергей широко зевнул. – Заканчивай уже с вопросами, по второму кругу идём. Будь человеком, дай отдохнуть.

Человека в фуражке звали Григорий Гринченко, или, как он сам себе назвал, Гриша, и милиционером он не был. Милицейский участок находился в Кандугловке, однако, как сказал Гринченко, при нужде оттуда было не дозваться, и народ поручил ему быть местной милицией. Поэтому Лавр носил армейскую фуражку и наган, а ещё сам назначил себе помощника, который обходился красной ленточкой, приколотой к вороту линялой гимнастёрки, и двустволкой. Допрашивал он Травина бестолково, но видно было, что Григорий своим положением гордится и очень старается соответствовать.

Сергей прекрасно понимал происходящее с точки зрения местного жителя. Из леса появляется человек с оружием, в пропоротом тулупе, с раной в боку, который по документам всего лишь спички заготавливает. Чужаков не любят нигде, особенно тех, кто что-то замышляет, поэтому такой пришелец неизбежно вызовет подозрение. Сергей скрывать большую часть правды не стал, рассказал, что сбежал с поезда, на который напали грабители, увидел сани, заставил возницу себя отвезти подальше, а поскольку до ближайшей станции ехать далеко, то решил, что по тракту до того же Убинска быстрее доберётся, а там уже восстановит плацкарту, благо старая осталась. И ехали они с Герасимом в Кандугловку, только с лошадью проблемы вышли, и Травин почувствовал себя совсем худо, так что решил в ближайшее селение свернуть. Выходило более-менее гладко, по крайней мере, Гринченко недоверчивым выглядел только поначалу, а потом успокаивался.

Будь здесь окружной город, например, Барабинск, с подотделом милиции и окружной прокуратурой, а него, Сергея, уже взялся бы следователь, но в обычных деревнях никаких милиционеров и прокуроров не было, один участок обслуживал десятки, а то и сотни квадратных километров. Новости о попавшем в засаду поезде эти участки получат уже завтра утром, телефонограммой или по телеграфу, вместе с его, Травина, описанием. В первую очередь станут искать на железнодорожных станциях и в больницах, пока найдут Герасима – пройдёт ещё три-четыре дня. То, что искать будут, Сергей не сомневался, как-никак, возле поезда валяется убитый чекист, и ещё один – в самом поезде, а милиционеры, те, которые его подстрелили, и свидетель-проводник подскажут, кто это сделал.

За несколько дней он отлежится, оклемается, рана-то пустячная, да и крови вытекло не так чтобы много, и тогда доберётся до тракта, только не до Кандагуловки, а где-нибудь рядом – двадцать вёрст, это три часа быстрой ходьбы, плюс ещё время, чтобы в темноте село миновать. По Сибирскому тракту наверняка движение оживлённое, путь ещё не развезло, документов, как на железной дороге, никто не требует, вот там он и найдёт попутку, а на ней доберётся до большого города. Например, до Ново-Николаевска, где живёт полторы сотни тысяч человек, там затеряться – пара пустяков. Ну а уж оттуда до нужного места он доедет, хоть на перекладных. И пусть это будет не так быстро, как на курьерском поезде, время у него, Травина, ещё есть, целых две недели.

То, что он очнулся живым – уже удача, без сознания Сергей провалялся минут пятнадцать, за это время вполне могли прикончить и обобрать, но нет, в себя пришёл, когда его заносили в каменный дом возле церкви, немногословные мужики, рослые и крепкие, положили Травина на лавку в выбеленной комнате с двумя окнами и шкафом со стеклянными дверцами, ещё через некоторое время пришёл врач, точнее, тот, кто на селе исполнял обязанности лекаря, вытащил пулю, засевшую неглубоко, и аккуратно Сергея заштопал. В движениях эскулапа чувствовалась сноровка, вопросов лишних он не задавал, сделал своё дело, и ушёл. А ещё через час, когда Травин немного поел и даже подремал, пришёл Гриша со своим допросом.

– Так что мне, здесь переночевать? – Сергей похлопал ладонью по лавке. – Я привычный, без претензий.

– Нет, найдём тебе место попригляднее, – Григорий пододвинул в его сторону бумажник, удостоверение и книжку, – оружие пока себе оставлю, потом сдам куда следует. То, что вы, товарищ, бандитов не испугались, это хорошо, только сам знаешь, нельзя без разрешения.

Травин мог бы возразить, что у самого Григория на револьвер разрешения наверняка нет, но делать этого не стал – ссориться с самозванным представителем власти из-за такой мелочи он не хотел. В комнату заглянул тот самый врач, что его штопал, при виде него народный милиционер подтянулся. Ростом лекарь был не ниже Травина, и в плечах почти такой же, массивный подбородок был гладко выбрит, на носу блестели круглые очки в золотой оправе.

– Вот, закончили беседу, дядя Петя, то есть Пётр Лаврентич, товарищ всё рассказал, от бандитов спасался, пулю ухватил, а теперь вот отлежится денёк, и по своим делам, – доложил Григорий.

– Это хорошо, – врач подошёл к Сергею, оттянул ему веко на левом глазу, потрогал лоб, пощупал пульс, – организм крепкий, молодой, на фронте с такими ранами в атаку шли и германцев на куски рвали. Вам, товарищ, повоевать довелось?

Сергей кивнул.

– Значит, привычные. Давай-ка, Гриша, как встать сможет, его к Сазоновым, скажи, чтобы накормили товарища Добровольского, и бельё чистое дали, а в баню ему пока нельзя, шов разойдётся. И передай Мухину, что у нас новый едок, крови много потерял, печёнки ему надо полфунта, пусть пришлёт. У Сазоновых дочка в войну за ранеными ухаживала, медсестричка, знает, что делать. Только, Сергей Олегович, гостеприимство, оно вещь хорошая, да заплатить придётся, люди за труд должны вознаграждение получить.

– Сколько? – Травин внутренне усмехнулся, похоже, тут на незваных путешественниках наживались. Но, похоже, ошибся.

– Еда-то у нас, почитай, общественная, при нужде всегда делимся, за это не возьмём, да и грех путника не накормить. А вот Сазоновы постирают вам, одёжку починят, опять же, уход нужен какой-никакой, дадите за день три рубля, и будет с них. Не жалко денег-то?

– Для хороших людей и за дело – никогда, – кивнул Сергей, и тут же пожалел, голова закружилась до тошноты. – Вам сколько за труды?

– Помогать страждущим – моя обязанность, – строго сказал дядя Петя, – Советское государство конституцией определило бесплатную медицинскую помощь всем нуждающимся. Отдыхайте, а как

Встать он смог через полтора часа, и то с помощью Гриши. Солнце за окном клонилось к закату, подсвечивая тающий снег, людей на улице не наблюдалось, зато, когда они вышли в коридор, за закрытыми дверьми по соседству слышалось пение.

– Детишки занимаются, – пояснил милиционер, – на круг ребятни с полсотни наберётся, три дня в неделю по семьям помогают, а четыре – учатся, учительница у нас новая, из города прислали, старается. Да вот она.

Им навстречу шла черноволосая совсем ещё молодая женщина в красной косынке и белой рубахе. Свободного покроя юбка почти не закрывала колени, на ногах у учительницы были короткие валенки. При виде незнакомого человека девушка вскинула глаза, чёрные и большие. Сергей мог поклясться, что видел её раньше, причём не где-нибудь, а в Пскове, перед отъездом, только тогда она была одета в цветастые юбки, и на шее монетка одинокая болталась.

– Товарищ вот к нам забрёл, Анна Ильинична, – вылез вперёд Гриша, – бандиты ранили.

– Откуда тут бандиты? Что вы мне сказки сочиняете?

Голос у учительницы был низкий и чуть хрипловатый, и вообще, Травин присмотрелся, и уже сходства с цыганкой не находил – и возрастом женщина оказалась была старше, лет тридцати, и скулы не такие высокие, и вообще, из общих черт только цвет волос да глаза оставались. Словно наваждение накатило, и спало.

– Ничего не сочиняю, – милиционер обиделся, – да сами вот Сергея спросите. Глядите, идёт еле-еле, качается, бок ему прострелили. К Сазоновым веду, стало быть, прямо соседями будете.

Учительница равнодушно пожала плечами, распахнула дверь, выпустив звуки хора наружу, и скрылась за ней.

– Она тоже у Сазоновых живёт, – Гриша от встречи с учительницей раскраснелся, – что с них взять, лавочники, пережиток, вот и комнаты сдают. Ох и боевая девица, я тебе скажу, по всему своё мнение имеет, слова не скажи, сразу поперёк. Но детишкам нравится, песни с ними поёт, истории рассказывает, ещё счёту и письму учит.

Сергей мог бы добавить, что Грише она нравится тоже, но влезать в чужую личную жизнь он не хотел. И не любил.

Сазоновы жили в просторном деревянном доме с флигелем, с виду зажиточное домовладение потихоньку приходило в упадок, и стены кое-где повело, и дранка валялась, видимо, сорванная с крыши, и забор покосился. Возле дома стояла будка, в которой лежала лохматая собака, при виде чужака она вскочила и залаяла что есть мочи, бросаясь насколько позволяла цепь. Таких собак Травин не опасался, брехливые – они разве что облают, тихие намного опаснее. В сенях их встретила пожилая женщина с крючковатым носом и косым левым глазом, на шее у неё белел бинт. Женщина беспрестанно вытирала красные руки о передник и молчала.

– Приютить велено, – важно сказал Гриша, старательно артикулируя, – вот товарищ заплутал, а ещё ранен, так Пётр Лаврентич распорядились, чтобы в баню не водить и постирать, а харчеваться он у вас будет, продукты я занесу после. Да ты, Серёга, не тушуйся, она немая. Слышить не слышит, и говорить не может, какой-то недуг у неё, но по губам понимает. В общем, тётя Сима ейное имя, или по чинному, Серафима Прокловна. Ты располагайся, у них места полно, трое сыновей было, в войну и сгинули все, только дочка осталась. Тётя Сима, проводи гостя в комнату.

Серафима кивнула, крепко схватила Травина за руку, и потащила за собой, особой радости от появления постояльца в ней не чувствовалось. Коридор из сеней вёл в флигель, разделённый на четыре комнаты и крохотную кухоньку и примусом, комнаты разделялись узкими печами, одна из них топилась. Тётя Сима ткнула пальцем в примус, потом – в дальнюю из дверей, покачала головой, показала пальцем на смежную комнату, кивнула. Травин понял, что примус лучше не трогать, и с хозяйкой насчёт выбора жилья согласился, видимо, две остальные комнаты стояли пустыми, чего их понапрасну топить.

Внутри было тесно, на стене с пёстрыми обоями висела фотография молодого парня лет двадцати с небольшим, в полный рост, в кавалерийской форме и с саблей. На кровати лежали три подушки и ситцевое одеяло, рядом с кроватью стояла тумбочка, накрытая полотенцем, а у двери – стул. Серафима смахнула рукой пыль, отцепилась от Сергея, и ушла. Травин пошёл за ней, тулуп следовало оставить в сенях, и туалет не мешало бы найти. Только хозяйки уже в доме не было, дверь хлопнула, Травин выглянул в окошко – женщина семенила по тропинке к калитке, возле которой стоял дощатый нужник. Стоило Сергею выглянуть наружу, собака снова зашлась лаем.

* * *

– Собачку отведите, – фельдшер с опаской смотрел на добермана.

Тот сидел рядом с носилками, на которых лежал Марочкин, и отходить отказывался, правда, агрессии не проявлял, только врач ни в какую не желал лечить раненого с собакой. Добермана удалось уговорить только Бейлину, который притащил из вагона-ресторана мозговую косточку, но и после этого пёс смотрел на лекаря с подозрением.

Помощь прибыла неожиданно, со стороны Убинска, на паровой дрезине. Грузовой поезд, задержавшийся на два часа, обеспокоил тамошнее начальство, вдобавок курьерский не прошёл мимо в положенное время, ему навстречу была выслана ремонтная бригада и на всякий случай – двое милиционеров. Увидев столкнувшиеся составы, а рядом с ними – своих коллег из Барабинска, милиционеры разделились. Один тут же укатил на дрезине в Александровское, а другой остался на месте, и больше мешал расспросами, чем помогал.

Митя как раз закончил допрашивать Прохора, застрявшего под вагоном, мужик выложил всё как на духу, и поэтому смерть его была лёгкой и быстрой. Бейлин, подсунувшись рядом с колесом, перерезал ему горло, заодно обнаружил рядом с грабителем пулю, попавшую, видимо, в рельс или тележку. Пулю Митя обжег зажигалкой, бросил в снег, потом, морщась, воткнул в свежую ранку. Версия о том, что его подрезали, поменялась – подстреленного Бейлина уж точно не потащат с собой. Прохор рассказал, как найти Герасима, хозяина саней, который жил в Дятлово, и Митя был уверен, что именно там разыщет Травина, а заодно и шифровку.

Как ни странно, Пупко был совсем не против того, что его помощник отлежится в местной больнице с неделю, а потом догонит их в Харбине. Воспротивилась Варя, она начала говорить, что рана несерьёзная, и что Митя вполне может вытащить пулю у доктора, и ехать с ними. Бейлин не стал спорить, улучив момент, перехватил Лапину в коридоре.

– В чём дело? – прямо спросил он.

– Я боюсь, – ответила женщина, – в Харбин послали тебя, а я приеду туда первая. И что мне делать?

– Шифровка важнее, – сказал Митя, – надо разыскать её. Твой приятель здесь бегает где-то поблизости, милиционер его подстрелил, но не до конца. У чекиста бумаг не было, в портфеле – тоже, значит, они у этого, как ты говоришь, Травина, который Добровольски. Не беспокойся, несколько дней, и я вас нагоню, даже вещи не успеете распаковать.

Лапина с сомнением на него посмотрела.

– А ранение точно не тяжёлое? – спросила она.

– Пустяк, напоролся на нож, потом себе пулю туда засунул, чтобы поверили, – не стал скрывать почти ничего Бейлин, – заштопают, и завтра уже буду как новенький. Времени нельзя терять, Варвара Алексеевна, не терпит наше дело проволочек, и по головке за провал не погладят. Как приедешь, ни с кем в контакт не вступай, обязательно меня дождись.

– Может, Липшиц спрятал куда?

– Мёртвый он, шею свернули. Травин, небось, и постарался, чтобы никто не узнал, потому и сбежал, концы в воду. Мне его, понимаешь, кровь из носу надо найти раньше, чем это угрозыск сделает, а милиция считает, что это он Марочкина подстрелил, и вообще, с бандитами в сговоре, поэтому искать начнут со всей сурьезностью. Только не знают они пока, куда он поехал, дня три пройдёт, пока выяснят, за это время я из этого голубчика всю душу вытрясу, будь уверена.

– А с ним что сделаешь?

– В расход.

– Поступай как знаешь. И береги себя, – неуверенно сказала Варя, погладила Митю по щеке и ушла обратно в купе.

Машинисты обследовали место столкновения, пришли к мнению, что дальнейшему пути ничего не угрожает, и первый состав потихоньку закипал, поднимая давление пара. Пассажиры вполне оправились, самые бойкие успели сфотографироваться на фоне мёртвых бандитов и живого милиционера Сидорчука, в вагоне-ресторане официантка сбивалась с ног, разнося бутылки. Поезд задержался совсем ненадолго, почти из графика не выбился, а остановку теперь рассматривали, как неожиданное, но очень интересное приключение. Митя пробрался через толпу спорящих путешественников, вылез наружу.

В санитарную дрезину, прибывшую из Кожурлы, как раз грузили Марочкина в сопровождении собаки. Туда же положили шведа, укутанного в смирительную рубашку, тот порывался освободиться и твердил санитарам про какого-то Хийси.

– С ранением вам в медпункт надо, – заявил фельдшер, осмотрев Бейлина и ловко вытащив кусочек свинца, – в Александровском я буду только вечером, сначала товарища милиционера в город отвезу, а когда вернусь, могу рану обработать и зашить. Или, если хотите, езжайте с нами в Барабинск.

– Ничего, я думаю, до вечера ничего не случится.

– Дело ваше. Любопытно, как вы эту пулю подцепили.

– Рикошетом отлетела.

– Да, я тоже так подумал, деформирована, и неглубоко засела. Вроде пустячок, но рану испачкали, тут повязкой не обойтись, вскрывать и промывать нужно, иначе может гангрена начаться. Дело нешуточное, попрошу со всей ответственностью отнестись, обязательно сегодня же в медпункт, он на Советской улице находится, по-старому – на Свято-Александровской, рядом с церковью, вам любой покажет.

Когда дрезина притормозила перед стрелкой на железнодорожной станции Кожурла, Бейлин подхватил саквояж и спрыгнул на землю.

– Спасибо, доктор, до вечера. И собачку не обижайте.

– Да кто бы эту шавку забрал, – бросил один из санитаров, – даром что милицейская, так того и гляди цапнет.

С собаками Бейлин всегда хорошо ладил, даже со злобными псинами, казалось, ненавидящими людей в принципе, а тут ещё доберман посмотрел на него вроде как жалостливо. Митя свистнул, не дождавшись реакции, повернулся, пошёл по тропинке к вокзалу. И только когда дрезина тронулась, собака выпрыгнула вслед за ним.