Текст книги "Беглец (СИ)"

Автор книги: Андрей Никонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 4

28/03/29, чт

– Говорю же вам, Митя, у него больше ничего нет. Может быть, в багаже?

Лукин обыскал купе Крутова тщательно и не торопясь. От той дозы снотворного, что он насыпал, командировочный должен был проспать минимум до утра. Здесь, в поезде, у Крутова не было жены, которая начнёт разыскивать мужа, задержавшегося на ночь глядя, или сослуживцев, требующих компании. Или близких знакомых – ими Лёва, судя по всему, обзавестись не успел. Даже соседа по купе, и в этом отношении мужчина был одинок. Лукин достал с багажной полки чемодан и два свёртка, в чемодане лежали верхняя одежда, пара ботинок фабрики «Скороход» и книги, а в свёртках – костюмы и рубашки. Важные вещи именно в такие места и прятали, Лукин ощупал все швы и подкладки, в одном месте даже подпорол бритвой, вытащил стельки из ботинок. Под одной из стелек в ряд лежали золотые червонцы, сорок пять штук, под другой шестьсот восемьдесят американских долларов. Потом обшарил храпящее тело, в заднем кармане брюк обнаружил бумажник, а в нём почти полторы тысячи рублей. Во внутреннем кармане пиджака у Крутова нашлись личные документы – служебное удостоверение наркомата внутренней и внешней торговли, командировочный лист, билет в купе, доплатная квитанция и паспорт. На портфель Крутов навалился, прижав к стене, и Лукину стоило больших усилий его вытащить.

В портфеле лежали синяя кожаная папка с золотой застёжкой, перьевая ручка Паркер с золотым пером, несессер с бритвенными принадлежностями и фотография в деревянной рамке. Фотограф запечатлел некрасивую женщину и мальчика лет десяти с выпученными глазами, они сидели на стульях, а Крутов стоял за ними, положив свои лапищи на спинки. Папку с золотой застёжкой Лукин отнёс Мите, предварительно убрав все остальные вещи на место, и разложив свёртки и чемодан именно так, как они до этого лежали. Портфель пришлось бросить на пол, подсунуть его обратно не получилось. Митя взял папку, приказал появиться через час, и ушёл. Можно было проследить, кому он её понёс, но Лукин боялся подельника, для того зарезать человека ничего не стоило.

Митя принёс папку обратно ровно через шестьдесят минут, как и обещал. За это время Лукин успел сходить в вагон-ресторан, поужинать, освежиться в уборной, и даже прогуляться по перрону на очередной остановке. Его давний знакомый был мрачен и недоволен.

– Плохо искал, – твёрдо сказал Митя, – нет ничего. Клиент спит?

– Как убитый.

– Обыщи ещё раз. В портфеле смотрел?

– Именно там и взял.

– Нет, идиот, в самом портфеле. Потайной шов, или фальшивое дно, что-то должно быть. Бумаги очень важные, он мог их припрятать хорошенько. Не смотрел?

Лукин виновато развёл руками, действительно, портфель он осмотрел только поверху, стенки у того были жёсткие, из воловьей кожи, и прощупать что-то не давали.

– Подкладку порежь, если там есть что, заберёшь. Всего листов шесть или семь, мог куда угодно засунуть. Говоришь, бумажник у него?

– Да.

– Возьми, будет тебе как вознаграждение. Всё равно ночью исчезнешь, а там тебя не найдут, ищи-свищи. Не найдут ведь?

– Нет, что вы, документы липовые, да и усы я снова отращу. А пальчиков моих в богадельне нет.

– Ладно, – взгляд Мити смягчился, – но бумаги всё равно надо будет убрать, чтобы этот фраер не заподозрил чего, пусть лучше думает, что обокрали. Так что иди, найди, а потом ещё раз сходишь и вернёшь.

Лукин вздохнул, забрал папку, и стараясь не попасться на глаза проводнику, отправился обратно в купе к Крутову. Тот всё так же храпел, привалясь к стенке, даже положения не поменял. Двойного дна в портфеле не оказалось, как и тайника между кожей и подкладкой, резать её Лукин не стал, но тщательно прощупал, прислонив к уху. Ему пришла в голову мысль, что Крутов мог хранить бумаги в чемодане, там устроить тайник было куда легче. Боря засунул кожаную папку в портфель, аккуратно достал с багажной полки чемодан, положил рядом с Крутовым, и начал тщательно обыскивать, ощупывая пальцами стенки и дно. Внезапно он почувствовал, как что-то тяжёлое упало на его плечо и сдавило. Лукин дёрнул головой – Крутов проснулся и смотрел на него полупустыми глазами.

– Ты что делаешь, гад? Воруешь?

Лукин рванулся, но Крутов держал крепко.

– Споить решил, сволочь? – командировочный говорил глухо, слова выдавливались с трудом, – сейчас я тебя сдам, скотина. В друзья набивался, гад.

Вторая рука Крутова схватила толстыми пальцами Лукина за горло, в глазах у того потемнело, в отчаянии вор взмахнул бритвой, которую держал в руке, и полоснул по первой попавшейся части тела. Крутов захрипел, обмяк, что-то вытолкнулось из него в сторону Лукина. Боря наконец отпрянул – из распоротого горла жертвы ограбления выплёскивалась кровь.

Дальше вор, а теперь ещё и убийца, действовал решительно, крови он не боялся, и видел много раз. Правда, до сих пор сам он ещё не убивал, а вот подельники его – не единожды. Стараясь не испачкаться в натекающей луже тёмно-красной жидкости, он вытащил из кармана Крутова бумажник, червонцы и доллары из ботинок, хотел было снять часы, но те так впились в толстое запястье, что браслет не расстёгивался. Пришлось довольствоваться Паркером. На пол полетело покрывало, прикрывая кровь, тело Крутова он кое-как подпихнул на диван, прикрыл одеялом, а горло – полотенцем. Со стороны, если не приглядываться, казалось, что командировочный спит. Потом Лукин занялся собой. Кровь попала на пиджак, но на тёмном фоне смотрелась, как обычное пятно, таких на ткани, застарелых, было несколько. Дюжина капель оказались на манжетах, их Лукин перевернул тыльной стороной, как и манишку. К счастью, жилет и брюки не пострадали, а с лица кровь убралась салфеткой. Наконец Боря вышел, тщательно закрыв дверь, и решил, что Митя подождёт – сперва надо было привести себя в порядок и подумать, что делать дальше. С одной стороны, нужные бумаги он не достал, и двух тысяч ему Митя точно не заплатит, а с другой, Лукин имел, как он считал, право рассчитывать хотя бы на половину, потому что рисковал. Не его вина, что нужного в купе не оказалось, он так или иначе свою работу сделал.

Попутчика не было на месте, видимо, ужинать ушёл. Книжка американского автора валялась на столике рядом со словарём и папиросами. Лукин хотел было и вещи соседа обшарить, но потом ему в голову пришла отличная идея. Он достал из кармана бумажник Крутова, оставил там несколько червонцев, и запихнул подальше под диван, туда же бросил окровавленную бритву, оттерев на всякий случай свои отпечатки. Положил в свой портмоне деньги покойника, протёр полотенцем столик, рукоятки кресла и ручку двери купе. Несессер с принадлежностями забрал с собой, теперь в помещении не оставалось его вещей, на которых могли бы найти отпечатки.

Митя стоял там же, где и сговорились – в тамбуре седьмого вагона, и курил. При виде Лукина он недовольно нахмурился.

– Чего так долго?

– Обстоятельства, – Боря развёл руками, стараясь унять внезапно возникшую дрожь, и сбивчиво, путаясь в словах, рассказал Мите, что случилось.

Тот выслушал спокойно, даже взгляд как-то потеплел.

– Точно мёртв?

– Мертвее некуда, – заверил его Лукин, – там столько кровищи вылилось, ух.

– Ладно, всё равно до утра никто не хватится. А тебе скрыться надо, вдруг кто видел. Вещи свои взял?

– Да какие там, портфель только пустой, оставлю здесь. Попутчик у меня подозрительный, раньше времени чтобы не взволновался.

– Оставь, – согласился Митя и посмотрел на часы, – скоро станция, там сойдёшь. Раз ничего не нашёл, больше пятидесяти червонцев не дам. И всё, не спорь! В Ишиме стоянка двадцать минут, у меня там человечек есть свой на вокзале, я тебя ему передам, он обратный билет устроит. Заплатишь сверху червонец, больше не давай. Но смотри, что сделал – молчок, ни одна душа живая узнать не должна. Ясно?

– Конечно, – кивнул Лукин, он слегка обиделся, что даже половины обещанных денег не получит, но потом подумал, что Крутов, так сказать, сам за свою смерть расплатился. – А документы?

– До утра пролежит твой Крутов, никто его не хватится, так что я сам ещё раз всё осмотрю.

Десять минут они стояли молча, Митя курил, а Лукин думал, куда ему податься. В Омске оставались нерешённые дела, но они могли подождать, а то и вовсе обойтись. Заехать на день, вытащить из схрона припрятанные ценности, и на юг – там его ищи свищи, Харьков или Одесса, а лучше Киев, в большом городе затеряться легче. За маленьким окошком появились огни станции, а потом длинный одноэтажный вокзал оранжевого кирпича с башенками.

– Выходим, – распорядился Митя, – на улице холодно, я быстро с тобой пробегусь, дальше сам.

– Да, да, – часто закивал Лукин.

Заскрипели тормоза, паровоз дал гудок, и платформа замедлилась. Не дожидаясь, когда появится проводник, Митя распахнул дверь, выпрыгнул на надвинувшийся перрон, за ним, чуть не упав, последовал Лукин. Поезд продолжал двигаться, замедляя ход. Эта часть перрона не освещалась, последний вагон останавливался метрах в пятидесяти от того места, где они выпрыгнули.

– Видишь сторожку? – Митя показал рукой на крохотный домик с тускло освещённым окном, – там Савельев. Запомнил?

– Да, Савельев, – Лукин снова с готовностью кивнул, и тут почувствовал, как в тело между рёбрами, чуть ниже сердца, входит что-то острое и холодное.

Он хотел закричать, только воздух почему-то не желал выходить из лёгких, Митя схватил за волосы, и не давая вырваться, зашёл сзади, полоснул по горлу, а когда Лукин перестал дёргаться и обмяк, аккуратно опустил тело на заиндевевшие доски.

– Всё приходится делать самому, – сплюнул, спрыгнул на пути и зашагал к поезду, обходя его слева.

Сергей к отсутствию попутчика отнёсся спокойно. Тот весь день старался не попадаться на глаза, видимо, злился за свой проигрыш. Может быть, планы мести вынашивал, так что Травин готовился провести полусонные несколько часов до Омска, где Лукин должен был сойти. То, что шулер до сих пор в поезде, подтверждал его портфель, лежащий на верхней полке под подушкой. Однако сам попутчик, похоже, обходил собственное купе стороной. Только зашёл ненадолго, когда Травин ходил ужинать, и не дожидаясь возвращения Сергея, снова исчез.

– Обдирает, небось, других бедняг, – хмыкнул молодой человек, усаживаясь в кресло.

Полный желудок приятно согревал тело, проводник принёс чай, в который раз удивился, что пассажир не пьянствует, не то что остальные, и напомнил о том, что после Омска Травин снова окажется в купе один. Скорее всего, до самой Читы. Пейзаж за окном сливался в сплошное тёмное пятно, изредка прерываемое скупыми огоньками, от Ишима до ближайшей станции, Мангута, предстояло ехать почти два часа. Сергей достал последний лист из тех, что получил в Москве, аккуратно, слово за слово, вписал его содержание в книгу красным грифелем. Тот, кто решился бы прочитать перевод Хэммета в изложении Травина, был бы удивлён – как странно переводятся некоторые английские слова. Наконец, послание, которое Сергей должен был передать сотруднику ИНО, полностью переместилось на страницы романа, Травин скомкал лист бумаги и сжёг в пепельнице.

На этом чтение книжки можно было бы закончить, но молодой человек не остановился, и провозился с иностранным текстом до половины первого ночи, помечая нужные слова точками и ещё раз проверив, не стёрлись ли предыдущие отметки. За это время поезд успел остановиться в Мангуте, заправиться водой, и добраться до города Сибирский посад, большого по местным меркам поселения с тремя тысячами жителей, электрическим освещением и водонапорной башней. До Омска оставалось всего три часа пути, а сосед так и не появился. Равно как и желание спать.

Вагон-салон, несмотря на позднее время, был почти полон. Официант бегал от диванов к столикам и креслам, разнося напитки, полная чернокожая женщина перебирала клавиши пианино фабрики Беккер. Её лицо Травин раньше видел на афишах – женщину звали Коретти Арле-Тиц, и она жила в Ленинграде.

– You do something to me, something that simply mystifies me, – негритянка запела негромко, но отчётливо, почему-то, как показалось Сергею, глядя прямо на него.

– Решил развлечься? – послышался знакомый голос/

Варя сидела неподалёку от входа, рядом с ней в кресле устроился смуглый мужчина лет сорока, с круглыми очками в золотой оправе, с усами и пышными бровями. На Травина азиат смотрел доброжелательно. Ещё одно кресло стояло свободным, Сергей в него уселся, достал папиросы, закурил.

– Удзяку Акита, – представила Варя своего спутника, – знаменитый писатель из Токио, пишет о жизни в СССР. И про тебя может написать.

– Да, – закивал японец, одалживая у Сергея папиросу, – очень интересно.

На японца Акита похож не был, скорее на жителя Средней Азии, по-русски говорил с явным акцентом, но уверенно. За полтора года он проехал страну Советов от Владивостока до Ленинграда, и теперь возвращался обратно. Об увиденном Акита не мог говорить без волнения, размахивая папиросой так, что пепел летел во все стороны. Японца восхищало всё – и новые стройки, словно грибы, выросшие по всей стране, и школы, и театры, и соревнования, а главное, народный энтузиазм. Почти все, с кем он встречался, прямо-таки горели желанием изменить что-то к лучшему. Или просто изменить. Удязку Акита хватило на полчаса, потом он, третий раз взглянув на часы, ушёл, не поклонившись, как большинство его соотечественников, а крепко пожав Травину руку.

– Забавный тип, – сказала Варя, глядя ему вслед, – похоже, он о нашей стране знает больше, чем мы с тобой. Давай что ли шампанского выпьем, а то настроение паршивое. Так ты куда едешь, в Читу? Может и мне с тобой, ну его, этот Китай. Вместе изменим жизнь, круто повернём.

Травин не успел сообразить, как бы из этой ситуации выкрутится, его спасло появление Дмитрия Бейлина. Порученец семьи Пупко был чем-то встревожен, Варя поднялась, подмигнула Сергею.

– Ты пока подумай, а у меня дела.

И ушла.

Негритянка за фортепьяно всё так же играла, негромко напевая модный фокстрот, два молодых человека сидели рядом, загораживая её от Травина, они развернули стулья спинками вперёд, и смотрели на пианистку четырьмя влюблёнными глазами. Остальные пассажиры потихоньку разбредались по своим купе, оставалось не больше десятка человек. Спать Сергею всё ещё не хотелось, он наконец нашёл, как возразить Варе против её планов совместно жизни, заодно представив, что вышло бы, если они поселятся вместе в Чите. В теории выходило так же нехорошо, как и в действительности – идиллии у них не вышло бы ни при каких условиях. Мысли о Варе всколыхнули воспоминания ещё об одной женщине, оставшейся навсегда в 1918-м году в Выборге, головная боль вспыхнула и почти сразу утихла, унеся с собой обрывки того, что сохранялось в памяти. Прошло четверть часа, но Лапина так и не вернулась, возражать было некому. Травин поднялся, и ушёл в купе.

Митя перерыл купе Крутова сверху донизу, документы он так и не нашёл. Наверное, Лукин всё же был прав, и бумаги лежали в багажном вагоне где-нибудь среди книг, статуэток, штор и прочего барахла, которое тащат с собой люди, переезжая на новое место. У Крутова было две багажных зелёных квитанции, на чемодан и коробку. Мертвец потихоньку коченел, двигать его с места на место становилось всё труднее. Бейлин в юности он работал на кожевенном заводе в родном Толочине, таскал тяжеленные кипы спилка, и на недостаток физической силы не жаловался, но командировочный весил не меньше восьми пудов.

– Бегемот проклятый, – Бейлин заехал ботинком по трупу, поправил в кармане пиджака мешавший браунинг. – Куда же ты пакет дел, сволочь?

Сволочь не отвечал. Запоздало Митя подумал, что Крутова надо было сначала допросить, а уже потом убивать. Затем вспомнил, что убивать его никто не собирался, во всём был виноват этот дурак Лукин, тоже уже мёртвый. С трупов какой спрос, а вот с Бейлина спросят, ещё как. Появилась трусливая мыслишка сбежать, выпрыгнуть из вагона и удрать подальше. Вот только с его нынешними хозяевами такой номер не пройдёт, из-под земли достанут.

Викентий Пупко крепко спал, храпел так, что поезд сотрясался от паровоза и до последнего вагона, Варвары Алексеевны рядом с ним не было, её молодой человек нашёл в салон-вагоне, в компании с её знакомым. Тот посмотрел на Бейлина равнодушно, без интереса, да и вообще, не его забота, какие у замужней женщины могут быть дела. Псковский почтальон Диме не нравился, слишком большой и сильный. Тяжеловесы обычно ходили медленно, движения их были ленивы и неспешны – этот двигался легко и уверенно, возможно, даже драться умел. На всякий случай Бейлин прикинул, что он мог бы противопоставить, случись прямое столкновение, и решил, что со здоровяком вполне справится. Знакомый Лапиной ехал до Читы, они до Харбина, и скорее всего, больше не встретятся, но Митя привык просчитывать даже самые невероятные ситуации.

– Ничего не нашёл, – сказал он Варе, отведя её в тамбур.

Та не стала уточнять, всё ли он перерыл, не пропустил ли чего, спокойно кивнула.

– Наверное, всё же в багаже.

– Ты уверена, что это именно тот человек?

– Да. Номер купе и вагона именно такие.

Бейлин спросил так, на случай. То, что они оказались в одном поезде с нужным человеком, не было совпадением, те, кто оформлял проездные документы, всё учли. Кроме того, что бумаг при жертве не окажется.

– Что будешь делать? – требовательно спросила Варя.

– До Омска никто не хватится, утром я постараюсь, чтобы труп нашли. Тогда милиция довезёт его до ближайшего крупного города, это Ново-Николаевск, там тело выгрузят. До тех пор в багажном вагоне никто рыться не будет, да и потом – тоже, квитанции я забрал. Спокойно получу багаж через два-три дня, как всё уляжется. Передай, всё идёт по плану.

– Я сама решу, что передавать, – Лапина фыркнула, – ты много на себя берёшь. Потребуй багаж как можно скорее, тянуть не надо.

– Хорошо.

Митя посмотрел вслед ушедшей Варе, в который раз полюбовавшись её фигурой и походкой, представил, как бросает её на кровать, раздетую и покорную. Нет, лучше одетую и сопротивляющуюся, так он сможет сам сорвать с неё одежду и заставить делать то, что до сих пор заставлял лишь в своих фантазиях. Потом одёрнул себя – дело прежде всего.

Глава 5

29/03/29, пт

Травин проснулся в половине девятого, потянулся, посмотрел в окно – состав притормаживал, подъезжая к очередной станции. На перроне стояли двое мужчина и женщина, при виде поезда они поспешили к краю платформы, и махали руками, словно пытаясь остановить поезд. Но тот не послушался их почему-то, а на небольшой скорости проследовал мимо, Сергей только надпись на небольшом деревянном одноэтажном здании прочитал – Чаны.

Попутчик так и не объявился, его портфель лежал на верхней полке, Травин выглянул в коридор и увидел проводника Михалыча, тот куда-то спешил.

– Эй, – позвал его Сергей, – тут товарищ свои вещи забыл.

– Простите, не до вас, – отрезал проводник, но всё равно остановился, – такие события происходят, что ужас берёт. Вы что хотели?

– Да портфель, – повторил Травин, – попутчик мой сошёл, а вещи оставил.

– Покойник у нас, – не обращая внимания на его слова, Михалыч закатил глаза и руками всплеснул, – вот уж повидался я всего, но такого… Сила Прохорыч-то из шестого вагона утром сегодня шёл, и прямо ногой вляпамшись.

Видно было, что проводника распирает от желания рассказать новости.

– Что за покойник? – помог ему Сергей.

– Да из шестого, толстый такой, один ехал, Сила, значит, идёт утречком, вот буквально полчаса назад, и ногой прямо в лужу крови бац! Я вам скажу, совершеннейшее убийство, вот как есть. Тут слухи, значитца, распускают, что голову отрезали, так вы не верьте, полоснули только, но кровищи натекло, ох святые угодники. Не желаете ли чего?

– Толстый – это из шестого вагона, молодой такой, высокий?

– Он и есть, – закивал Михалыч, – ведра два с него натекло, не меньше. А вы знакомы с ним?

– Нет, видел в ресторане.

– Вот как, вот как. Какие дела творятся, прямо при народе, так сказать, в людном месте, и раз – нет человека. Побегу, скоро милиция заявится, в Барыбинске, уже сообщили. А до тех пор, велено, чтобы не останавливались ни под каким предлогом. Ни за что.

Михалыч решительно махнул рукой, и убежал. Травин вернулся в купе, надел перчатки, достал портфель попутчика с верхней полки, вытряхнул содержимое на одеяло. Точнее, упали только полотенце и две запечатанные колоды карт – других вещей в портфеле Лукина не оказалось. Сергей положил портфель обратно на полку, и решил, что сам он Лукина всё равно найти не сможет, а вот когда милиция сядет в поезд, то всё им расскажет. Здесь, в купе, должны были остаться отпечатки пальцев, и если это Лукин пришил работника наркомата внутренней и внешней торговли, то наверняка такие же отпечатки милиция найдёт в купе убитого, и сможет их сопоставить. И это будет большой удачей – хотя преступники пока мало уделяли внимания тому, чтобы не оставлять свои пальчики на месте преступления, и работники уголовного розыска часто их находили, только так же часто это ни к чему не приводило. Бандит должен был, во-первых, до этого где-то уже отметиться, а во-вторых, лучше всего, в том же городе, потому что получение отпечатков из других городов было той ещё проблемой.

Вагон-ресторан был набит битком. Несмотря на то, что покойника нашли совсем недавно, слухи успели расползтись по всему составу, все обсуждали утреннее происшествие. То там, то здесь вспыхивали споры, но спорящие старались говорить тихо, почти сквозь зубы, атмосфера в вагоне-ресторане стояла гнетущая. Травин огляделся, ища, куда бы присесть – и увидел Варю вместе с мужем и их ординарцем.

– Сюда, – Лапина вскочила, схватила Сергея за руку и почти насильно приволокла за стол, – ты слыхал, что произошло?

– Убили кого-то.

– Кого-то, – поперхнулся Викентий, он, похоже, был настолько взволнован, что даже не протестовал, когда Травин к их компании присоединился. – Товарища из наркомвнутвнешторга зарезали как барана, куда только транспортный отдел смотрит. В соседнем вагоне, а могли и до нас добраться, представляете! Варенька, ты нашла товарища из ОГПУ? Куда он делся? Я должен знать.

Он засунул в рот кусок омлета, и закашлялся.

– Не волнуйся, Викеша, тебе вредно, – Варя похлопала поперхнувшегося мужа по спине.

– Нашла?

– Нет, и не собираюсь, уверена, этот бандит уже сбежал.

– Ага, как же, держи карман шире, небось прячется среди нас, – не унимался Пупко, он ткнул вилкой в сторону Травина, – вот вы, товарищ, где вы были ночью? Это может быть любой. Любой.

Сергей только головой покачал. Похоже, многие думали так же, как Викентий, потому что смотрели на окружающих с подозрением.

– А вы? – спросил он. – Где вы были ночью?

– Вы меня подозреваете? – Пупко схватил салфетку, ожесточённо натёр губы до красноты, – да я спал, я из комиссариата внутренних дел, между прочим. У меня свидетели есть. А у вас есть свидетели?

– Нет.

– Вот! – Викентий поднял нож, торжествующе посмотрел сначала на Варю, потом на Дмитрия, невозмутимо жующего, – что и требовалось доказать. У него нет свидетелей.

– А ну прекрати, – тихо и властно сказала Лапина. – Перестань дёргаться, как болванчик, смотреть стыдно

Слова подействовали на Пупко как ушат холодной воды, он вздрогнул, поник, и уткнулся в тарелку, исподлобья бросая на Травина взгляды, полные ненависти и страха. Из всей четвёрки только Дмитрий за всё это время не проронил ни слова, он, казалось, вообще не волновался о том, что в поезде кого-то убили. Травин не стал рассиживаться, допив компот, вежливо попрощался с негостеприимной компанией и отправился в шестой вагон.

На месте преступления стоял проводник Сила Прохорович, переминаясь с ноги на ногу. Дверь в купе была распахнута, труп Крутова лежал на диване, накрытый простынёй. Редкие пассажиры старались как можно быстрее проскочить это место, но стоило Травину остановиться, как рядом тут же прибились несколько человек. Видимо, присутствие здоровяка давало им какое-то ощущение надёжности, потому что разговор тут же пошёл на повышенных тонах, низенький человек в косоворотке и с бритой головой начал доказывать всем, что это дело рук белогвардейцев, другой возразил, что наверняка постарались иностранные шпионы, и спор быстро перерос в перепалку. Трупа никто не стеснялся, Сергей, пользуясь тем, что на него перестали обращать внимание, бочком протиснулся в купе. Проводник ничего на это не сказал.

Убитый перед смертью выпивал, на столике стояли четыре пустые кружки и почти пустая бутылка коньяка. На полу что-то темнело, Сергей наклонился и поднял кусок плотного блестящего материала, таким отделывали изнутри чемоданы. Он положил ткань на простынь, ещё раз осмотрелся, вбивая в память обстановку купе, и вышел наружу. Спор всё ещё продолжался, но тоном пониже.

– Барабинск через десять минут, – громко сказал проводник, которому перепалка надоела, – товарищи, паапрашу разойтись! Высадки не будет!

Пассажиры, только что махавшие руками, тут же успокоились и начали расходиться.

– Надо бы закрыть, – Сергей кивнул на дверь купе, – так каждый может зайти, а милиция потом не разберётся, где чьи следы.

– Не беспокойтесь, товарищ, я слежу, – проводник прищурился, – да это же вы, с ним должны были ехать.

– Да.

– И вас так могли.

– Нет, – не к месту улыбнулся Травин, и подумал, что, если бы не попросился в другой вагон, покойник мог бы остаться в живых. – Скажите, вы приносили пиво?

– Какое пиво? – проводник сначала не понял, потом заглянул в купе, – нет, не я. Наверное, в салоне взял, вот ведь скаредная личность, лишнего гривенника жалко заплатить. Ох, что же я так о покойнике-то. Думаете, убийца принёс?

– Ага.

– Вот оно что.

– Не спрашивал никто пиво ночью?

– Нет. Днём много берут, нет чтобы пройтись, лень им, видите ли, ну а мне какой никакой, а прибыток. Днём ох как много, а ночью спят все. Смотрите, – и он ткнул в окно, – вон милиция с собакой. Надо бы вам, товарищ, отседова тоже уйти. А то товарищ из транспортного отдела ругаться будет.

И кивнул в сторону человека в сером пиджаке и бежевых брюках, лет двадцати пяти, черноволосого, небольшого роста, худого, с нездоровым румянцем на лице, который подошёл к ним и остановился.

– А что это вы, гражданин, интересуетесь? – спросил черноволосый.

Травин вопросительно на него посмотрел.

– Транспортный отдел ОГПУ на Транссибе, помощник уполномоченного Тимофей Липшиц, – черноволосый показал удостоверение, кашлянул, болезненно поморщившись. – Так в чём дело, товарищ?

– Дверь в купе не закрыта, – объяснил Травин, – а тут отпечатки могут быть, потом путаница возникнет.

– Разберёмся, – пообещал сотрудник ТО ОГПУ, – а вы идите по своим делам, спасибо за участие.

Проводник, маячивший неподалёку, стоило черноволосому перевести на него взгляд, тут же угодливо улыбнулся и поклонился.

– Чего он хотел? – спросил Липшиц у проводника, когда Сергей скрылся в тамбуре.

– Вынюхивал что-то, – быстро заговорил проводник, вытирая пот со лба, – прицепился, мол, почему кружки пивные стоят, и не спрашивал ли покойник пива.

– Спрашивал?

– Никак нет.

– Взял что-нибудь?

– Не знаю, вроде как внутрь протиснуться хотел, но я не позволил, как вы велели.

– Темнишь ты, – Тимофей внимательно посмотрел на пожилого мужчину, – давай, выкладывай как есть. Мне твои делишки неинтересны, но, если скроешь что, смотри, по всей строгости.

Проводник помялся, но выложил, что здоровяк, заинтересовавший Липшица, сперва должен был ехать в одном купе с Крутовым, но потом почему-то передумал, и перешёл в другое, классом повыше.

– Денег небось тебе дал. Сколько в карман положил, пятёрку, или червонец? – усмехнулся Липшиц. – Смотри, доиграешься. Если убийцу прикрываешь, вместе с ним под монастырь пойдёшь.

Бледный проводник чуть на колени не рухнул.

– Богом клянусь, всё по расценкам, честь по чести, и квитанция имеется, извольте проверить. Сказал, мол, тесно будет в одном купе.

– А то верно, – Липшиц смягчился, – вон какой гиппопотам разлёгся, один всё место занял. Ладно, беги, смотри, чтобы ни одна душа из вагона не вышла. И дверь в купе запри, довольно насмотрелись, дальше я сам.

Когда Травин дошёл до своего купе, поезд тормозил, останавливаясь у длинного перрона. Состав снова не принял к себе пассажиров – такой в Барыбинске оказался один, с совсем ещё юный, с копной рыжих волос и фотоаппаратом на груди. Рыжий не растерялся, тут же бросился снимать милицию, собаку, проводника, открывшего дверь в первый вагон, и начальника поезда. Милиционеров в форме было трое, четвёртый, в кожаной куртке, держал на поводке добермана. Липшиц высунулся с подножки, и залез обратно только тогда, когда состав уже трогался. До этого он следил, чтобы никто не выпрыгнул из поезда в последний момент.

– Агент третьего разряда Марочкин, – представился человек с собакой, – с чего начнём?

– Давай двоих в конец состава, а мы пока по пассажирам пройдёмся, – распорядился Липшиц, – народ волнуется, собака их успокоит. Как зовут?

– Султан.

Агент потрепал добермана по голове, тот недовольно заворчал

– Молодой ещё, – объяснил Марочкин, – но справится. Что искать будем?

– Вот, – Липшиц достал из кармана носовой платок, перепачканный в крови, протянул Марочкину.

– Сидорчук, Гулькин, бегом выполнять, – распорядился агент, поднося платок к носу собаки, – хоть одна морда попытается сбежать, стрелять без раздумий. Вы, товарищ помощник уполномоченного, уже подозреваете кого?

– Всех, – честно сказал Липшиц, провожая взглядом двух милиционеров, которые бросились бежать по коридору, – мог и сбежать гад, но носом чую, здесь он. Пройдёмся по составу, на реакцию людей посмотрим, опять же, иностранцы едут, им новые впечатления.

В первых двух вагонах, егоровских, никаких проблем не возникло, люди послушно выходили из купе, стояли в коридоре, пока собака обнюхивала их вещи и спальные места, а потом возвращались обратно. Сложности начались в пульмановском третьем, там ехали иностранцы, многие из которых не знали русского языка, Липшиц, правда, кое-как говорил по-немецки, но, когда на него обрушились волны французской, английской и венгерской речи, растерялся. Он работал в ОГПУ меньше года, придя туда из после юридических курсов, и в международном поезде ехал второй раз.

– Позвольте я вам помогу, – раздался женский голос.

Липшиц обернулся, и почти утонул в глубоких тёмно-зелёных глазах. Невысокая худощавая женщина средних лет, с брызгами веснушек на лице, несмело улыбалась.

– Скажите, что нужно перевести, – сказала женщина, – я знаю польский, немецкий, французский, а ещё немного английский и испанский.

С её появлением дело пошло на лад. Иностранцы, услышав родную речь, тут же успокаивались, дисциплинированно выполняли то, что им скажут, и так же безропотно возвращались в купе. Впрочем, Липшиц не надеялся, что убийца окажется среди них, и проверял иностранцев больше для порядка. Только один раз собака задержалась, заворчала, глядя в сторону тощего молодого человека в клетчатом пиджаке, но потом, словно разочаровавшись, отвернулась.