Текст книги "Послесловие к мятежу.1991 2000. Книга 2"
Автор книги: Андрей Савельев
Соавторы: Сергей Пыхтин
Жанры:
Политика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 63 страниц)
В последних словах усматривается попытка уклониться от ответственности и заболтать свою прогайдаровскую, проельцинскую позицию. Мол, "на хозяйственной платформе" пребывал и ведать ничего не ведал. Ложь! Все ведал и сотрудничал с Кремлем, с самым отвратным ворьем, с душегубами и клятвопреступниками как никто – в этом была "философия московской власти" под руководством Лужкова.
* * *
В дебилизированном обществе чиновникам демонстрировать свое невежество, оказывается, вовсе не стыдно. В этом деле номенклатура проявляет даже какое-то особое обаяние. Лужков вовсе не одинок в своих попытках положить на бумагу собственное тщедушное жизненное кредо. У него есть последователи и конкуренты в этом деле.
Так, лужковский префект Брячихин (из бывших партийцев районного уровня) все-таки стал доктором экономических наук, не имея за душой никаких научных работ. Формальным основанием для присвоения степени формально стала абсолютно пустая книжка "Сколько власти нужно власти", реальным – должностное положение и распоряжение громадной собственностью Западного административного округа Москвы.
В начале 1995 года Брячихин выпустил еще одну двухсотстраничную пустышку "Власть в городе". По всей видимости, это "фундаментальное исследование механизмов городского управления" послужит поводом для присвоения академического звания. Ведь в книге сделаны фундаментальные открытия!
Во-первых, открыта принципиально новая система местного самоуправления, которая должна, согласно Брячихину, формировать условия для развития и обострения конкуренции. Как и Лужков, Брячихин не понимает, что обострение конкуренции вовсе не оптимизирует экономику, а самоуправление надо держать от конкуренции подальше. Последнее необходимо в силу того, что смешение самоуправления с конкуренцией дает в виде неизбежного результата коррупцию. Именно таким образом сложилась "философия власти" в Москве, и именно ее Брячихин, сам не ведая того, оправдывал.
Во-вторых, Брячихин полагает, что "в нынешних условиях управленческая деятельность должна приобрети черты некоммерческого предпринимательства".
Это что еще за околесица? – спросит непосвященный читатель. О, это – «мудрость», «философия» московского чиновничества, пытающегося выдавить из себя хоть каплю чего-то нового! Тщетно, тщетно и уже немало лет без всяких надежд на успех очередной попытки. Практика подтверждает полную творческую недееспособность этих «философов». Уж лучше бы они плагиатом занимались, как Лужков, который сделал себя автором пчелиного улья, автором дорожной развязки, автором булочки особой формы и т. д. Вранье – да, но не отъявленная же глупость…
Дофилософствоваться можно и до такого: "Религия – это прежде всего вера. Я могу сказать, что верю в трудолюбие, добро, справедливость. Мне не нужен никакой посредник между верой и мной. Религия – это не опиум для народа, это просто поддержка человека, который не может самостоятельно себя духовно содержать" ("Кто есть кто" № 4, 1999). Надо понимать, что Брячихин – может. Потому и обходится без Бога, пробавляясь социальными и либеральными благоглупостями.
Глупость-то на деле оборачивается бедой. Действительно, параллельно со своими умалишенными изысканиями Брячихин проводит эксперимент по обслуживанию жилья частными фирмами в своем административном округе (МП 11.08.94), а его супрефекта (бывшего депутата Моссовета) берут с поличным при получении крупной взятки (Ъ-daily, 21.10.94). Так что, номенклатурная «наука» с номенклатурной практикой идут рука об руку по пути абсурда.
Номенклатурные эксперименты традиционно на руку разным пронырливым личностям. Настолько пронырливым, что даже Лужков не вытерпел их наглости и в феврале 1994 создал специальную комиссию по поводу «экспериментов» в Западном административном округе Москвы. По результатам ее деятельности были арестованы взяточники из числа супрефектов и замначальника одного из управлений префектуры. Взятки брали за предоставление помещений под офисы, махинации со строительством гаражей и прочее.
Российский министр внутренних дел А.Куликов как-то раз обнародовал факт, что 70 % площадей, занимаемых госучреждениями, сдается ими в аренду. Деньги в бюджет при этом никто перечислять не собирается, а разница между коммерческой и льготной ставкой аренды зачастую кладется в карман чиновником. И это самый распространенный бизнес московской бюрократии. Ведь наиболее обширный фонд служебных помещений расположен в Москве.
В свое время Моссовет пытался взять под контроль предоставление этих площадей в аренду, наполнить платежами бюджет. Лужков не дал – предпочел наполнять карманы чиновникам-ворюгам. Вот и вся "философия".
* * *
Каждый раз когда читаешь «размышлизмы» Лужкова, становишься свидетелем продукта «образованщины» – попытки излагать поверхностно усвоенные или просто случайно подслушанные мысли – в силу своей индивидуальной должностной специфики и поставленной бюрократической задачи. В этом случае так и хочется сказать: "Сударь, вы невежа!".
Лужков, за два года до того, популяризующий самый примитивный и радикальный либерализм, к 1997 году стал патриотом-державником. Вот и в своем выступлении на российско-белорусском форуме (РФ № 5, 1997) он начинает оправдывать "имперские замашки" тем, что наш менталитет никогда не согласится на существование в маленькой стране на задворках Европы. Обрушивается Лужков и на Запад, и на либерал-демократов, ангажированных Западом, и на СМИ, которые по убеждению Лужкова (вот какое открытие!) не сделали ни одной ошибки в служении силам расчленения страны.
Более того, Лужков вдруг признает, что подавляющее большинство граждан России сожалеет о распаде СССР, а принятая в 1991 году схема СНГ никого не устраивает. (Заметим, что даже принятая тогда схема усилиями таких политиков, как Лужков, была провалена. На ее месте возникло нечто другое – убогое и уродливое «содружество» со строной-обрубком во главе.)
Возникает вопрос, с чего бы это мэр города, который (город, да и мэр) сам более всего кормился с рук Запада и жирел, когда страна приходила в упадок, вдруг бросился осваивать ранее чуждую ему риторику? Что за пружина сработала в «органчике», уже несколько лет говорившем на другом языке?
Ответ прост. Лужков, стремящийся к президентскому креслу, интуитивно почувствовал, что для успеха избирательной кампании надо совершить подвиг. Вот и прикипел московский мэр к интеграционным инициативам президента Белоруссии Лукашенко. А заодно выболтал и свою тайную стратегию.
Суть стратегии состоит в том, чтобы добиться диктаторских полномочий, перенеся московский эксперимент на всю Россию. Внешне формулируется вполне благовидная цель – снижение числа «субъектов» Федерации до 10–12 (тоже, кстати, уворованная мысль – теперь у Конгресса русских общин, несколько лет кряду до того требовавшего того же).
С точки зрения управления это вполне логичный шаг. В других руках и других мозгах он мог бы стать благотворным для страны. Но тут Лужков вспоминает как извел 33 московский района, заменив их 10 префектурами. Вроде тоже положительное действие в целях совершенствования управления. Только за этой внешней стороной, есть еще и истинное содержание – не совершенствование, а слом всей машины управления с целью рассадить по доходным местам своих людей и установить фактическую личную диктатуру. Вот и для России предлагается «укрупнить» субъекты федерации, а по сути – ликвидировать любое народное представительство, как это сделано в Москве. Иначе говоря – воспроизвести номенклатурную систему в самом отвратительно ее виде. Потом на ее месте вырастут, как в Москве, новые ступеньки номенклатурной иерархии – московским (лужковским) 130 райончикам найдется соответствие и на просторах России.
Стоит ли говорить, что лужковская схема государственного управления чудовищно неэффективна, с точки зрения экономики, предельно антидемократична, да еще лишена и всех преимуществ жесткой диктаторской власти, особенно эффективной в ситуации кризиса для преодоления этого кризиса. Не будучи круглым дураком, Лужков пропагандировал бред, имея целью обмануть, протащить под благовидным предлогом и прикрытием патриотической лексики предельно либеральную схему, уничтожающую последние остатки государственности. Распространяя свой способ правления на Россию, он стремился распространить на нее и все прелести московской экономики – повязанной Западом и насквозь коррумпированной.
Соответственным образом строит Лужков и свои представления о формировании системы власти. Он ее видит примерно так. Самоуправляющиеся сообщества делегируют более высокому уровню власти те полномочия, которое хотят. Причем не навсегда, а до тех пор, пока это выгодно. Это называется системой корпоративного интереса. (А на самом деле – всего лишь грубо перелицованная теория "общественного договора", попытки внедрения которой хорошо видны в плачевном состоянии современной России.) К этой системе примыкает принцип функционирования власти, изобретенный Лужковым, – принцип конкурентного платного служения. Мол, тогда власть не рассматривает общество как источник доходов, а всего лишь находится на службе, на которую ее нанимает общество. Попытки внедрения такого понимания власти мы видим вместе с результатами в условиях коммунистического правления, измучившего страну застоем, а потом уступившего ее по сходной цене наглым и жестоким разбойникам.
Вместе два принципа, изобретенные Лужковым, создают гремучую смесь, призванную взорвать мозги запутавшегося в своих пристрастиях избирателя. Он должен узнать здесь и нечто демократическое, и нечто патриотическое одновременно, а значит – поддержать Лужкова, который, якобы, будет находиться на службе в условиях конкуренции с другими чиновниками. Дудки! При Лужкове никогда и никакой конкуренции не возникало! Ни в экономике, ни в политике.
Кончено все эти теоретические измышления московского бюрократа – бред чистой воды. Но бред вполне осознанный. Лужков осознает, что невежество становится в его руках оружием борьбы за охмурение избирателя и обман политической элиты. Тут Лужкову, пожалуй, нет равных.
Чтобы закрыть тему – картинка, достойная пера. Это Лужков-изобретатель – о чем мы поминали выше. На международной выставке он представил какое-то колесико неясного назначения, объявил себя автором и тут же получил премию. Только между делом мы узнали, что колесико мэр изобрел в составе "большого творческого коллектива". Ну и еще. Лужков, как оказалось, изобрел и круглый улей. Ему невдомек, что медовые колоды испокон века делались круглыми. Теперь, правда, лужковский улей сделан из пластика и пенопласта. Вероятно, за производство этой пропахшей фенолом продукции фирма-изготовитель щедро отблагодарит московского мэра. И за пирожки-расстегаи, которые каждая толковая хозяйка умеет печь, тоже кто-то глубоко поклонился Лужкову. И в карман тоже не забыл конвертик положить.
Выдать свои гнусные изобретения в качестве рецепта спасения – это высший пилотаж! Доказать рабам, что они абсолютно свободы – блестящий ход номенклатурного пройдохи! Не зря многие академии домогаются членства у них московского мэра. Такой талант пропадает…
* * *
А вот еще – свеженькое. Образца 1999 года. Когда мэр метил в президенты. И надо было ему показать что-то «свеженькое» – чтоб народ понял и восхитился, признал за своего. Ельцин показывал с ноги ботинки «Скороход» и раз проехался в троллейбусе. А Лужков стал лекции читать – в народном духе. И рассказики пописывать – в том же духе.
Лужков-писатель – это неисчерпаемый кладезь для того, чтобы раздеть эту персону, оборвать с нее фиговы листочки и показать публике действительную натуру.
Наверное самое важное его признание – блатной образ мысли, который будущий московский градоначальник впитал в своем детском дворе. В его память врубились «понятия» воровской среды – до такой степени, что сам того не ведая, Лужков всегда и жил по этим понятием.
Вот в своих воспоминаниях о студенческой работе в одной башкирской «зоне» Лужков передает воровскую «феню». Неподготовленный читатель с трудом уловит смысл, которым сам Юрий Михайлович просто упивается. Он пишет, что с детства "понимал блатнячок", но сокрушается, что все это – "отдельные слова, а не умение думать на жаргоне". Для нас, сирых, блатное сочинение-изложение бесед с тюремным паханом – и есть проявление определенного мировоззрения, "умение думать на жаргоне" и даже желание так думать.
Лужков лишь в конце рассказа пытается ставить себя в оппозицию блатной среде. Но это только в той части, где он говорит о методах теле-войны против его персоны в 1999 году. Все это он объявляет партийно-блатной коалицией против него. А до этого в словах пахана (который на Лужкова произвел вовсе не отталкивающее впечатление), он видел альтернативу режиму, где нет истинной свободы. И отлито это в неслучайную в устах Лужкова фразу, запавшую ему в душу от пахана: "вор – дело фартовое. Тут не бабки важны, философия".
Вот где была смущена душа Лужкова, вот где затаилась страсть к не связанному ничем произволу: "воры не идут ни на какой сговор с властями, не участвуют в социальной жизни, не признают государственной и партийной машины. Они держат свое сообщество, отгораживаясь правилами и запретами, жаргоном и ритуалами. Они существуют как бы в параллельном мире, в другой системе координат, со своим кодексом чести и «правильными» понятиями".
Этот нигилизм врос в сознание предперестроечной номенклатуры: "Бог устроил мир не по вашим законам, а "по понятиям"". Потому и рухнул закон, а за ним – страна.
В общем, Лужков прав: "блатная культура, выпестованная в зоне, была затребована именно властью". Только он заметил это когда телекомментатор, разоблачавший его, "шестерил как типичный сявка". Мы же увидели то же самое со стороны самого Лужкова и ельцинской шайки, в которую он входил", уже в 1991 году. Именно тогда с участием Лужкова началась "война новых законников за блатную утопию. Мечта устроить власть "по понятиям". Сделать зону образцом общественного устройства".
Ложь стала для Лужкова частью натуры. Он даже не замечает, как вываливает на бумагу откровенную чушь: "однажды в конце девяносто второго года в мой кабинет вошла старушка с авоськой в руке". Кто бывал в указанный период в указанном месте, знает, что никаких старушек там и в помине быть не могло. И не только старушек. К Лужкову не мог бы попасть и депутат, для которого мандат народного избранника открывал множество дверей.
Не зря Лужков назвал свой рассказик «Мистика». Ему померещилось – что-то такое было, но что – мы уже не узнаем. Какая-то «муза» спустилась с потолка мэрского кабинета и нашептала ему судьбу – строить Храм Христа Спасителя.
Все вранье, все! И утверждение Лужкова, что к 90-м годам бассейн «Москва» представлял собой развалины и свалку, и то, что никто не собирался воссоздавать Храм. Дискуссии на эту тему шли не один год, а в начале 90-х у бассейна постоянно шли молебны и крестные ходы. Сам же Лужков тогда планировал восстанавливать не храм, а бассейн. И только мощное движение верующих его остановило. А решение строить храм возникло в голове мэра лишь в 1995 году. И не так, чтобы "как-то вечером" "напроситься на прием к Патриарху", будто бы и не ведающему о планах такого строительства. Боже мой, до какой же степени нужно потерять голову, чтобы рассказывать публике, как ты убеждаешь Патриарха строить храм да еще расспрашивает о подробностях – будто бы сомневаясь в разумности затеи!
Да, видно была какая-то мистическая «старушка», чтобы помочь Лужкову в речи на открытии Храма призвать ее в свидетели, заставить вручить невесть откуда взявшуюся старинную Библию Патриарху и ввести публику в "ошеломление, экстаз, восторг".
Не забудем, что весь этот «пиар» состоялся на излете 1999 года, и был запланирован именно на этап президентской избирательной кампании. Вот там как раз и ужен был экстаз. Ни Храму, ни Церкви экстаз не только не нужен, эта душевная разгоряченность театрализованной сценой им претят, а для зараженных горячкой душ – просто вредна.
Следующий фрагмент "философии Московской власти" открывается для нас с новой стороны предисловием академика Велихова, который, как говорили в свое время умудрился "использовать атом не в мирных и не в военных, а в личных целях". На этот раз физик-академик признался, что "путь науки в таких условиях слишком долог и тернист", "а действовать приходится немедленно". И таким образом дал карт бланш Лужкову, который в своей "народной смекалке" никогда не полагался на науку. Ему ближе другие методы. Как отмечает Велихов, "Жванецкий объяснял больше, чем экономические науки". Вот и Лужков туда же – к своим "Российским законам Паркинсона".
Позвольте, но при всем этом, Лужков ссылается на Макса Вебера, прочитать которого не всякому гуманитарию дано – не то что выпускнику «керосинки»! Да дело в том, что "научная харизма" все равно оказывается нужно, и литературный негр вставляет имя немецкого социолога в текст, а Лужков его произносит перед аудиторией.
Вот что точно от Лужкова – это хамская строка подонка Губермана против тютчевской, славящей Россию. Лужков сладострастно цитирует Губермана: «Давно пора…три точки… мать, умом Россию понимать». Это родное – от собственного номенклатурного «менталитета».
Лужков пытается выявить "национальные особенности" – в смысле "свойств среды, социального целого". Вот когда выявим – тогда, по Лужкову, поймем (умом! – как говорит Лужков, а не верой, как завещал Тютчев) причины неудачности наших "реформ".
Интересно, как повернулся ум Лужкова, когда он взял в руки машинописную копию "Законов Паркинсона" – "трижды перечитал текст и запомнил на всю жизнь. Он, можно сказать, изменил мой взгляд, дал угол зрения на ситуации, с которыми сталкивался почти ежедневно". Вот, оказывается, откуда "научная харизма" в сочетании с народной смекалкой! Тут невольно поймешь, что на образование надо "наплевать и забыть". Паркинсон – вот гений современности, подобный Копернику и Ньютону. ""Законы Паркинсона" – нечто аналогичное квантовой революции в физике". Именно Паркинсон, по мысли Лужкова, должен заменить либеральных авторитетов Хайека с Фридманом. Этих можно читать. Но по методу Лужкова исключительно после Паркинсона. А все потому, что он ближе к нашей «ментальности», к нашим пословицам. Слушайте Лужкова, господа ученые – доценты с кандидатами! По пословицам надо жить и пословицами управлять – надо, чтобы "подобные истины стали фактом поголовной грамотности, вошли в школьные учебники". А если не поймут – по матерком их в три этажа.
Но дальше-то, дальше что! Лужков просто про себя, да про себя (хотя вроде как про кого-то другого): "чем больше капитализма и рынка по рецептам Фридмана и МВФ, тем больше российского феодализма на деле. Строили рыночную экономику, а получили «блефономику». Делали свободную конкуренцию, а построили систему, где главная прибыль извлекается не за счет успеха на рынке, а за счет распределения "властной ренты", умения ладить с авторитетами, жить по понятиям и так далее".
Да, нет – все-таки про себя. Потому что Лужков вовсе не критикует безобразия, он их оправдывает «ментальностью». Так, мол, было у нас всегда. Просто это надо понять, а поняв – начать управлять. В смысле "такого управляемого хаоса", где все воруют и, как указывает нам Лужков, получают от этого удовольствие. Это про нас – про всех! (Может спутал автор чего – своих с чужими смешал? Его «свои» – точно крадут все, что плохо иль хорошо лежит.)
Весь свой жизненный опыт, жизненное кредо, опыт участия в ельцинской команде Лужков сконцентрировал в описании такого общества: "Идеальное состояние подобной системы – чтобы был царь, который плохо соображает, которого надо хвалить, опутывать, подсовывать разные кризисы и вообще всеми способами выводить из строя. Чтобы он за все отвечал и не мог сообразить что делает. А под крышей у этого царя-вождя-кумира заниматься своими делами, не по закону, а по понятиям, то есть законам неписаным, которые воплощают единый принцип российского общежития: "Живи и жить давай другим"". Лужков знает, что говорит. И мы знаем. Мы знаем, что они (и он) так живут и так жить хотят.
Вообще лужковские умствования, если говорить серьезно, любого русского человека должно просто оскорблять. Одно дело, когда народ в пословицах высмеивает самого себя, свои пороки (которые вовсе не есть "менталитет"), когда эти пороки (вовсе не распространенные сплошь) смехом и иронией бичуются, другое дело, когда наглый чинуша делает народную мудрость половой тряпкой для своей нечистоплотной «аналитики». У Лужкова по всему получается, что дело не в разорительных реформах, а в русском «менталитете» – мол, не могли реформ при таком народе пойти нормально, и это надо были видеть наперед. Вот лишь в чем упрек Лужкова гайдаро-чубайсам – не видели наперед, что народ – дрянь: надеется на авось, манну небесную, ленив, вороват и страну свою не любит.
Все-таки Лужков на последок своей лекции успел шаркнуть ножкой: мол, не народ плохой, а страна плохо управляется. А что такое "управляется хорошо"? Лужков прямо-то не говорит. Но проговаривается, формулируя закон тунеядца: "отстроить систему, где все бы работало само собой, почти без вмешательства власти". То есть, чтобы все у нас было и ничего нам за это не было. Но это в перспективе, пока есть опасность ответственности. А до того – закон держиморды и "белокурой бестии": "в нужный момент волевым усилием поперек всего поворачиваешь тенденцию, изменяешь направленность, и люди, оказавшись в таком волевом поле, начинают действовать". А бутерброд уже не падает маслом вниз. На это способны только «центристы». И запишите себе в блокнотик, как делает мэр: "Главное заблуждение науки об управлении – будто вообще есть такая наука". Так сказал Лужков. Хау!