Текст книги "Дипломатия Святослава"

Автор книги: Андрей Сахаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

Для Н. П. Благоева время царя Бориса – это также время «нашествия и завоеваний», сначала со стороны Руси, затем со стороны Византии. Борис же мужественно боролся и с теми и с другими12. Ход событий, по Благоеву, выглядит следующим образом: сначала развивается болгаро-византийский конфликт, а с 968 года складывается болгаро-византийский союз, затем в 969 году начинается болгаро-русская война. Н. П. Благоев явно идеализирует болгаро-византийские отношения как в период 927–967 годов, так и в период осложнения русско-болгаро-византийских отношений13. На первом этапе событий Болгария выглядела жертвой перед лицом агрессора – Византии. После ссоры из-за венгерских вторжений Никифор Фока расторг договор 927 года, оскорбил болгарских послов, предпринял военный поход против Болгарии, захватил болгарские пограничные крепости. В ответ Петр не предпринял никаких враждебных действий. К тому же Византия через Калокира спровоцировала русское наступление, и Святослав якобы взял с посла обещание, что руссы сохранят за собой Болгарию в качестве «собственного владения». Но, как только измена Калокира стала известной в Константинополе, греки предупредили болгар о готовящемся русском наступлении, и начинается вторая фаза в образовании болгаро-византийского союза и развитии русско-болгарского конфликта14. Появление сыновей Петра – Бориса и Романа в Константинополе в 969 году (по данным Скилицы) автор объясняет тем, что они вели переговоры о совместной борьбе с руссами. После смерти отца Борис предпринял все возможные меры для отражения русской опасности, и «события скоро подтвердили, что страх болгар перед руссами имел все основания»15. А далее Н. П. Благоев рисует картину упорной борьбы болгар против руссов, в которой «приняли участие все болгары от всех областей Болгарии»16, хотя для такого вывода у Н. П. Благоева не было абсолютно никаких оснований.

По мнению автора, руссы завладели Болгарией, пленили Бориса, заставили сражаться болгар против греков, установили на болгарской территории режим террора17. С другой стороны, болгары оказывали всяческую поддержку Цимисхию: провели его через проходы в Балканах, сдали ему захваченную руссами Преславу, помогли в боях под Доростолом. Болгары, писал Н. П. Благоев, искренне верили, что греки освободят их от русских завоевателей18. Ни один из приведенных выше фактов, однако, не подкреплен данными источников.

В заключение автор сообщил, что Цимисхий жестоко обманул болгар в их ожиданиях и поработил страну 1Э. Те же тенденции отражены и в другой работе Н. П. Благоева20.

Единственным, пожалуй, кто попытался в те годы объективно подойти к сообщениям источников, был болгарский ученый П. Мутафчиев, чья статья, опубликованная в 1931 году в Праге, резко расходилась в этом вопросе как с болгарской официальной историографией, так и с работами русских, а также ряда советских ученых 20–30-х годов. П. Мутафчиев привел все данные Льва Дьякона и Скилицы относительно того, что Святослав якобы запугал болгар и заставил их при помощи террора подчиниться своей власти и участвовать в войне с Византией. Однако автор сумел выявить и факты другого характера в тенденциозных описаниях византийских хронистов. Полемизируя с Дриповым, он писал, что царь Борис вовсе пе находился в плену у Святослава, а, напротив, был на свободе, о чем сообщил Скилица. К тому же он сохранил за собой царские знаки отличия. Преславу вместе с руссами отчаянно защищали болгары21. Обратил внимание автор и на то, что, когда Борис находился в Преславе, Святослав был далеко от него, в Доростоле. Согласившись с тем, что захват добычи явился для руссов в Болгарии естественным делом и во время военных действий были допущены со стороны русского войска разрушения и насилия, П. Мутафчиев, однако, замечает, что не это составляло главную цель прихода Святослава в Болгарию22. К тому же п здесь П. Мутафчиев заметил в источниках факты иного свойства: сокровища болгарских царей остались нетронутыми руссами, их позднее захватил Цимисхий и отправил в Константинополь; Святослав щадил христианские храмы, однако их позднее разграбили единоверные болгарам византийцы23.

В резком противоречии с предшествующей историографией трактовал П. Мутафчиев проблему болгаро-русских союзных отношений. В частности, он первым высказал мысль о борьбе за Болгарию уже на первом этапе русского нашествия между Русью и Византией и о стремлении Никифора Фоки предотвратить возможный союз болгар и руссов. Отсюда предложение болгарам дружбы и союза против руссов24.

Автор говорит о складывании болгаро-русского союза, но не отвечает на вопрос о его причинах. Он лишь высказывает предположение, что это могло быть и оскорбление болгарских послов при константинопольском дворе, и нападение греков на болгарские пограничные города, и инспирирование греками русского нападения. Однако все эти предположения, на наш взгляд, не позволяют П. Мутафчиеву вскрыть истинные причины русско-болгарского сближения, так как они исходят из случайных факторов, имеющих преходящее значение, между тем как автор оставляет в стороне причины долговременные, общеисторические, весь ход развития русско-болгаро-византийских отношений в конце IX-X веках.

П. Мутафчиев корректирует мнение болгарских ученых о том, что союза с Византией искал Петр, и указывает, что не болгары, а в первую очередь греки стремились восстановить прежние отношения, о чем говорит миссия в Болгарию Никифора Эротика и епископа Евхаптского, которую автор относит к концу 969 года25.

П. Мутафчиеву, несмотря на ряд интересных наблюдений, тем не менее не удалось преодолеть концепцию «единой Болгарии», которой противостояли и Русь и Византия. В свете этой концепции автор делает вывод, что на первом этапе борьбы за Болгарию верх взяла Византия, так как Святослав, захватив болгарские земли, грозил ликвидировать болгарскую государственность, а империя на первых порах обещала поддержку в борьбе с руссами.

Так наметившаяся, с нашей точки зрения, правильная линия автора на признание дифференцированного подхода к Руси в болгарском обществе исчезает, уступая место концепции о существовании единого, в основном провизантийского, направления во внешней политике страны. В дальнейшем, по мнению П. Мутафчиева, Византия бросила Болгарию на произвол судьбы. Начинается поворот болгар в сторону Руси, складывается союз двух стран, в процессе создания которого Святослав пошел болгарам на уступки, и в первую очередь сохранил власть за болгарским царем. Итак, в Болгарии, по П. Мутафчиеву, оказалось «два государя». Это Борис – «беспомощный фигурант», «воплощение фикции» и Святослав – «повелитель и воин». Последний в ходе второго похода в Болгарию появляется там «не для того, чтобы разорять, а чтобы создать новую державу, русско-болгарскую империю». Какие же аргументы приводит историк в пользу этой точки зрения? Во-первых, ответ Святослава, предложившего Цимисхию уйти из Европы, во-вторых, сведения «Повести временных лет» о намерении Святослава сделать Переяславец «середой» своей земли26. Оба аргумента вряд ли выдерживают критику, так как предложение Цимисхию уйти в Малую Азию, судя по Льву Дьякону, было сделано в запальчивости и никак не говорит о наличии продуманного плана у Святослава. Что касается «середы» Святославовой земли, то факт, приводимый «Повестью временных лет», говорит как раз об обратном – о том, что Святослав довольствовался контролем над устьем Дуная и не претендовал на большее. Поэтому параллели с политикой Симеона, которые проводит в данном случае П. Мутафчиев, представляются надуманными.

В 1930 году точку зрения о завоевании руссами Болгарии и насильственном удержании болгар в качестве своих союзников в борьбе с Византией поддержал английский византинист С. Рэнсимен27.

Позднее в зарубежной историографии сходные позиции нашли отражение в работах Г. Пашкевича, Ф. Двор-пика, А. Боука, А. Власто28. А. Боук, например, утверждал, что Святослав намеревался создать огромную империю, захватить Константинополь29. А. Власто еще раз повторил старую концепцию внешней политики Святослава, отметив, что его правление было ознаменовано «военными походами в старой манере викингов». По мнению А. Власто, Святослав был намерен завоевать Болгарию (о чем юворит перепое им столицы на Дунай) и захватить императорский трон30, хотя на этот счет в источниках пет никаких свидетельств.

Однако в отдельных работах западных историков в послевоенный период стал просматриваться и иной подход к проблеме Они отошли от прежней оценки внешней политики древней Руси, в частности походов Святослава как «грабительских». Так, в 1948 году Г. Вернадский в своей книге «Киевская Русь» высказал мысль о том, что в данном случае историк имеет дело с определенной государственной политикой31.

Французская исследовательница И. Сорлен в своей работе о русско-византийских договорах X века отметила масштабность завоевательных походов Святослава, с которыми не могли сравниться военные предприятия его предшественников, их новую политическую и экономическую направленность. Русь хотела занять на Балканах место Византии32.

Но подлинную революцию в истории вопроса на Западе произвели статьи английского историка А. Стоукса, опубликованные в начале 60-х годов и посвященные походам руссов на Балканы в 60–70-х годах X в.33

Очевидна близость работ А. Сгоукса к исследованиям П. О. Карышковского.

В первой своей статье «О причине и хронологии балканской кампании Святослава Игоревича» Л. Стоукс полностью преодолевает русофобские концепции зарубежных буржуазных авторов, хотя еще отдает дань некоторым взглядам прошлого. Он пишет, что «война была в природе Святослава», однозначно рассматривает внешнюю политику Болгарии и вслед за В. Н. Златарским и С. Рэнсименом считает, что в основе событий, ареной которых стала Болгария, лежало ее общее военное и политическое ослабление, усиление там влияния Византии. О без– защитности Болгарии в это время, по мнению автора, свидетельствуют и рейды угров через ее территорию34. Автор придерживается точки зрения о единой внешнеполитической линии Болгарии, которая вступила в союз с Византией против руссов. Инициативу в заключении этого союза проявила, однако, не Болгария, а Византия, стремившаяся обезопасить себя от соседства со Святославом, направившая посольство в Преславу и встречавшая в июне 968 года болгарских послов в Константинополе35.

А. Стоукс, так же как и П. О. Карышковский, считает правильной летописную дату первого похода Святослава в Болгарию – 967 год.

По его мнению, русско-венгерский союз еще не сложился в 968 году, так как для этого не было времени, хотя угры были готовы к такому союзу с Русью36.

В статье «Балканские походы Святослава Игоревича» А. Стоукс, повторив некоторые свои мысли относительно ослабления Болгарии к началу 60-х годов X в. и причин болгаро-византийского конфликта 966 года, более определенно формулирует политические цели Византии, подчеркивая, что действия Никифора Фоки были частью общего плана по сокрушению Болгарии37. А. Стоукс вслед за некоторыми советскими и болгарскими историками считает, что Никифор Фока, обращаясь к Святославу, преследовал цель во что бы то ни стало отвлечь Русь от Крымских владений империи38. И именно Калокир принес в Константинополь сведения об опасной для империи ситуации, складывавшейся в Причерноморье, и просил помощи против руссов. Автор обратил внимание на сообщение Яхьи Антиохийского, что Никифор Фока заключил мир с Русью, с которой находился в состоянии войны, и получил согласие руссов вторгнуться в Болгарию. Об этом же, по мнению Стоукса, говорит и обязательство Руси не атаковать Херсонес и другие византийские владения в Крыму, сформулированное в договоре 971 года39.

А. Стоукс пишет о существенном дипломатическом просчете Никифора Фоки, получившего опасного соседа в непосредственной близости от своих границ. А затем автор делает ответственный и нетрадиционный для западной историографии вывод: Византия имела дело не с обычным «варваром», интересующимся прежде всего захватом добычи, и Святослав не являлся инструментом в руках византийской дипломатии, а действовал в соответствии с государственными интересами Руси. Это стало видно, по мнению А. Стоукса, после того, как русский князь, одержав первые победы над болгарами, изменил свою политику по отношению к ним и попытался опереться на их поддержку40.

Одновременно автор критически оценивает попытки некоторых ученых преуменьшить византийскую инициативу в этих событиях и выявить гегемонистские устремления Руси во время второго похода в Болгарию. Английский исследователь утверждает, что никакой огромной империи во время второго похода Святослав создавать не собирался41.

Не согласен автор и с М. И. Тихомировым относительно существования договоренности между Византией и Русью о том, что последняя возьмет под свой контроль Подунавье. Если бы это было действительно так, пишет А. Стоукс, то в источниках должны были отложиться сведения о посольских переюворах на этот счет, русские послы непременно появились бы в Константинополе и т. д.42, то есть автор считает, что подобные переговоры должны были бы проходить с соблюдением всех дипломатических формальностей. Этот подход делает позицию А. Стоукса весьма уязвимой, так как подобного рода соглашение могло и, по-видимому, должно было быть секретным.

А. Стоукс считает, что истинной целью балканских походов Святослава являлось увеличение территории Руси за счет завоевания «по меньшей мере части Болгарии»43. И здесь вновь мы встречаемся с уже знакомой традиционной концепцией, влияния которой не смог избежать и этот вдумчивый исследователь.

В связи с этим известия летописи о том, что Святослав брал дань с греков, автор считает ошибочными и полагает вслед за В. Н. Златарским, что речь должна идти о дани, взимаемой с болгар44.

Однако в дальнейшем А. Стоукс все дальше отходит от традиционной концепции единой болгарской политики и все ближе подходит к пониманию того, что внутри Болгарии 60–70-х годов X в. происходила борьба двух политических тенденций, определявшихся наличием провизантийской и прорусской группировок в болгарской верхушке. Автор утверждает, что в ходе второго русского похода на Балканы большая часть болгар перешла на сторону руссов, а ненависть к Византии была в этой стране традиционной45. Вместе с тем А. Стоукс убежден, что те болгары, которые перешли на сторону Руси, просто выбирали из двух зол меньшее.

Большое внимание уделяет А. Стоукс дипломатии сторон в период 970–971 годов. Он говорит об образовании нового союза руссов с уграми и печенегами и высказывает предположение, что это могли быть печенеги, пришедшие к Киеву46. Отмечает он и синхронность таких явлений, как русское нападение на Византию, раскол Болгарии на Западную и Восточную, активизация арабов в Сирии, восстание Варды Фоки и убийство Никифора47. Обращает он внимание также на дипломатические шаги Цимисхия, стремившегося с помощью переговоров и обещаний предотвратить русский поход на Константинополь, выиграть время.

И вновь А. Стоукс отходит от едва намеченной им линии на признание того факта, что в Болгарии действовали противоречивые силы, принимавшиеся в расчет как Цимисхием, гак и Святославом. Автор, ссылаясь на Скилицу и Асох'ика, пишет о том, что на втором этапе войны болгары выступали в качестве союзников Святослава. Причем А. Стоукс вслед за П. Мутафчиевым имеет в виду «формальный союз», который был заключен вскоре после поражения болгар под Переяславцем.

После ряда поражений руссов болгары частично перешли на сторону Византии48. Автор, к сожалению, не поясняет, о каких именно болгарах идет речь.

Окончательный вывод автора имеет прямое отношение к нашей теме. А. Стоукс подчеркивает, что Святослав победил Болгарию с помощью дипломатии, в основном политическими средствами, хотя порой шла и «обычная борьба», допускались репрессии, применялась грубая сила (в Филиппополе, Доростоле)49.

Проявив некоторую непоследовательность, А. Стоукс тем не менее, на наш взгляд, нарисовал во многом объективную картину развития событий.

В 60-х годах на Западе появилась еще одна любопытная работа, связанная с изучением балканских походов Святослава. Мы имеем в виду статью американского историка И. Шевченко «Святослав в Византии и славянские миниатюры».

Изучив миниатюры, содержащиеся в мадридском манускрипте хроники Скилицы, автор установил, что 21 из них посвящена событиям русско-византийской войны, а пять – непосредственно изображают Святослава.

Придерживаясь норманнистских теорий, автор настойчиво старается доказать, что внешне руссы, изображенные на миниатюрах, напоминают варягов, хотя их вид (усы, бритая голова с прядью волос) скорее соответствует внешности славяно-руссов-язычников. Материалы, приводимые И. Шевченко, имеют большое значение для изучения дипломатической стороны походов Святослава. Две из этих пяти миниатюр отражают сюжеты посольских переговоров. На одной Святослав принимает византийское посольство. Он сидит на троне из резного дерева с высокой спинкой. Эта миниатюра живо напоминает нам сообщение Устюжского летописного свода о приеме русским князем византийских послов по всем канонам тогдашнего дипломатического церемониала. На другой миниатюре Святослав изображен беседующим с Цимисхием50. Обращение к этим миниатюрам дает дополнительные возможности для изучения дипломатической деятельности русского князя.

Значительный вклад в пересмотр прежней концепции внешней политики Святослава внесли болгарские историки-марксисты, которые критически использовали отечественное историографическое наследие по данному вопросу, а также внимательно изучили новейшие советские исследования.

Государственный характер этой политики отмечал в 1950 году в обобщающей работе И. Снегаров51. В 60 – 70-х годах новая точка зрения болгарских историков нашла широкое отражение в обобщающих работах – «Истории Болгарии», «Истории Византии» Д. Ангелова, в университетском курсе X. Коларова, в отдельных статьях. На первый план в этих работах вынесены мотивы древних и глубоких экономических, политических и культурных болгаро-русских связей, которые в конце 60 – начале 70-х годов X в. нашли яркое выражение в военном антивизантийском болгаро-русском союзе. Однако названным работам, на наш взгляд, присущи некоторая идеализация этих отношений, прямолинейность в оценке сложных и быстроменявшихся событий на Балканах в тот период.

В «Истории Болгарии», в согласии со старой болгарской историографией, справедливо отмечается ослабление Болгарии со второй половины X века. Но этим ограничивается общее в подходе болгарских историков послевоенного периода и, скажем, В. Н. Златарского. В этом труде говорится о том, что Византия сделала все, чтобы в создавшихся условиях сокрушить своего старого врага – Болгарское царство. Никифор Фока, использовав проход угров по болгарской территории как предлог, обрушился на Болгарию и, стремясь одновременно отвлечь руссов от Крыма, уговорил их предпринять поход на Дунай. Русские заняли земли нынешней Добруджи (по этому вопрову болгарские историки солидарны с М. Н. Тихомировым). В Преславе продолжал править Петр52. А далее в «Истории Болгарии» говорится, что Святослав стремился «привлечь болгарское население на свою сторону», чтобы вместе с ним осуществлять политику расширения своих территорий на юге, в пределах Византии.

Этот тезис страдает существенным недостатком. Авторы умалчивают о том, что же собирался сделать Святослав с болгарской территорией, которую он занимал, приближаясь к византийским владениям, как на это реагировало болгарское население.

Высказав исторически обоснованное положение о том, что Византия, а не Русь была главным врагом Болгарии в те годы, авторы «Истории Болгарии» тем не менее, как и ряд их предшественников, согласились с мнением о единой Болгарии, противостоящей Византии, о том, что политика киевского князя нашла отзвук среди болгар, которые хотели с помощью Руси оградить себя от византийских угроз, о «крепком боевом содружестве» между Болгарией и Русью в течение двух лет53. Вместе с тем здесь отмечается стремление Цимисхия привлечь на свою сторону часть болгарского боярства, недовольного твердой политикой Святослава, который приказал в Доростоле наказать «изменившую ему аристократию»54.

Слабость подобной точки зрения заключается в том, что она исходит из метафизического подхода к событиям. Получается, будто союз руссов и части болгар, как и провизантийские настроения болгарской знати, проявились неожиданно в ходе войны. Между тем эти настроения были связаны с давними прорусскими и провизантийскими тенденциями, обозначившимися в болгарском обществе едва ли не со времени смерти Симеона, а возможно, и в период его правления.

Подобная же точка зрения нашла отражение и в «Истории Византии» Д. Ангелова. Он также отметил стремление Византии в 60-х годах X в. наконец-то сокрушить ослабленную в военном и финансовом отношениях Болгарию и под этим углом зрения рассматривал все события на Балканах в то время, считая, что русский союзник был привлечен именно с целью полного подчинения Болгарии. Однако Святослав занял лишь часть Болгарии – нынешнюю Добруджу и не пошел внутрь страны55. Поворот Византии к союзу с Болгарией был вызван собственными устремлениями Руси в районе Дуная. Обострение противоречий между Русью и Византией привело к войне, руссы продвинулись в глубь болгарской территории, но, по мнению Ангелова, Святослав не имел намерения покорять Болгарию. Цель его состояла в том, чтобы привлечь «болгарского царя и болгарское население на свою сторону» и с их помощью продвинуться к Константинополю, однако под Аркадиополем руссы были остановлены56. Так в этом сочинении вновь прозвучала концепция единой, на этот раз прорусской, политики Болгарии. Д. Ангелов считает, что аркадиопольская битва закончилась поражением руссов.

Большое внимание автор, как и другие болгарские историки, уделяет вопросу о закабалении Болгарии Византией после ухода из страны русского войска57.

О важном значении балканских походов Святослава для укрепления и развития болгаро-русского сотрудничества писал Е. Михайлов58.

В главе «Болгаро-русские отношения в средние века», в одной из последних обобщающих работ по истории средневековой Болгарии X. Коларова, большое внимание уделено многовековым торговым и культурным связям двух стран. На этом историческом фоне рассматривает X. Коларов русско-болгарские отношения X века59. В соответствии с общим направлением болгарской и советской историографии последних лет в исследовании этого вопроса он считает, что основная цель Святослава на Балканах заключалась в сокрушении Византии, хотя в известный период времени он являлся противником Болгарии, и это было делом рук византийских дипломатов, стремившихся уничтожить Болгарию как своего главного противника на Балканах60. X. Коларов повторил точку зрения советских и болгарских историков о том, что Византия, способствуя походу Святослава на Дунай, стремилась отвлечь Русь от Крыма и нанести удар по Болгарскому царству61. И лишь когда Никифор Фока понял, что его главным врагом является не ослабевшая Болгария, а усилившаяся Русь, он приступил к налаживанию союза с болгарами против руссов. В этих условиях именно болгары, считает X. Коларов, натравили печенегов на Киев62. Тем не менее благодаря гибкой политике в Болгарии, терпимому отношению к местному населению Святославу удалось во время второго похода привлечь болгар на свою сторону. Он сохранил царское достоинство Борису, и тот, видимо, обещал, что прекратит мирные переговоры с Византией и примет участие в совместном русско-болгарском походе на Царьград63. X. Коларов обходит вопрос о русских репрессиях в Болгарии, которые явно, как это отмечали ряд историков, указывают на наличие антирусских настроений среди части болгарской знати, и полагает, что Святослав имел дело с единой политикой болгарской верхушки.

Вместе с тем X. Коларов делает правильный вывод о невозможности для Болгарии этого времени проводить самостоятельную внешнюю политику и о ее колебаниях между Византией и Русью64.

* * *

Ознакомление с источниковедческими исследованиями отечественных и зарубежных историков по данной теме, а также с историографией показывает, что между учеными нет единства по ключевым вопросам трактовки источников, но коренным проблемам внешней политики древней Руси исследуемого периода, а также и относительно ряда немаловажных частных вопросов.

Спорными оказались едва ли не все известные в истории внешнеполитические шаги Святослава и общие результаты его деятельности.

До сих пор спорным остается вопрос о направлении, характере и результатах восточного похода Святослава. Поэтому совершенно неясно, какие дипломатические шаги могли быть предприняты Русью в связи с походом на Восток.

Не определена генетическая связь этого похода с предшествующими военными предприятиями времен Олега и Игоря, как и с последующей балканской кампанией Святослава.

Нет ясности в вопросе о причинах болгаро-византийского конфликта в середине 60-х годов и истинной роли венгеро-болгарских и болгаро-русских отношений той поры, развитие которых, согласно показаниям некоторых источников, привело сначала к болгаро-византийской, а затем и болгаро-русской войнам. А это значит, что до настоящего времени у нас нет прочных оснований для определения дипломатической линии Руси того периода по отношению к Византии, Болгарии, венграм.

Нет единства среди историков и в отношении миссии Калокира, о которой сообщили византийские хронисты и которая осталась неизвестной русским летописям; до сих пор не прояснен вопрос о состоянии русско-византийских отношений в середине 60-х годов X в., влиянии на развитие этих отношений восточного похода Святослава, появлении руссов в опасной близости от византийских владений в Крыму. Какова связь этих внешнеполитических шагов Руси, миссии Калокира с вторжением русского войска в Болгарию? На этот счет в историографии существуют весьма противоречивые мнения.

Выпали из поля зрения исследователей и такие важные факторы внешней политики древней Руси середины 60-х годов, как организация Святославом военного союза с печенегами, уграми, создание антивизантийской коалиции, ее роль в событиях на Балканах того времени, длительность ее существования и т. д. Особое значение в этой связи имеет вопрос о русско-болгарских отношениях после первого похода Святослава в Болгарию и в период второго балканского похода. Кем являлись болгары для Святослава – врагами или союзниками, каковы были отношения Болгарии с Византией? И правомерен ли вообще вопрос, как он поставлен в историографии, об изменении внешнеполитической линии Болгарии, которая сначала находилась в состоянии войны с Византией, затем заключила союз с ней к лету 968 года, далее вступила в союз с Русью и вновь, после первых побед Цимисхия над руссами в 971 году, возобновила союзные отношения с Византией?

Отсутствует единство среди ученых и относительно дипломатических переговоров Святослава с греками летом 970 года. Сколько раз предпринимались эти переговоры, каковы были их сюжеты, можно ли верить сообщениям русской летописи о дани как основном условии соглашений, заключенных с греками, каковы в связи с этим были истинные цели Святослава на Балканах: хотел ли он создать русско-болгарскую империю, захватить Константинополь или оставить за собой лишь район Переяславца, какова была в этой связи судьба Болгарии: становилась ли она завоеванной страной, сателлитом Святослава, или равноправным союзником? На все эти вопросы даются весьма разноречивые ответы.

Спор касается и содержания русско-византийского договора 971 года. Являлся ли он свидетельством военных поражений Руси или, напротив, был почетен для Святослава, как соотносится этот договор с прежними русско-византийскими соглашениями 907, 911 и 944 годов, в каком соответствии находится он с другими соглашениями, заключенными Византией с окружающими странами во второй половине I тысячелетия? Эти вопросы также остались в историографии до конца не проясненными. Не были достаточно аргументированы и оценки итогов внешнеполитических усилий Святослава, и, таким образом, нет определенного мнения относительно того, насколько успешной была русская дипломатия той поры.

Вновь выдвигаемые в спорах гипотезы зачастую строились без учета всего историографического наследия, что приводило к такому положению, когда эти гипотезы порой сосуществовали с неопровергнутыми прежними предположениями, порой являлись лишь повторением точек зрения старых историков.

Историографический обзор показывает, что историки в исследовательском плане интересовались в основном каким-то одним направлением внешнеполитической деятельности Святослава – будь то его восточная политика или балканские кампании – и не рассматривали их в комплексе. В историографии еще не было дано комплексного анализа дипломатии Руси этого периода, ее роли в решении масштабных проблем внешней политики.

Наконец, и это особенно важно отметить, внешняя политика Святослава рассматривалась, как правило, фрагментарно, изолированно от предшествующих внешнеполитических усилий древнерусского государства, от внешнеполитических шагов сопредельных стран, и прежде всего тех, кто был связан с Русью давними политическими отношениями: Византии, Болгарии, Хазарии, печенегов, венгров.

Все это, на наш взгляд, является достаточным основанием для того, чтобы еще раз обратиться к дипломатии Святослава Игоревича, чья внешнеполитическая деятельность представляет собой важную страницу в истории древнерусской государственности.

3. Дипломатия Святослава

Восточный поход Святослава

Военные предприятия Святослава, согласно русской летописи, начались с его похода на Оку и Волгу в 964 году.

Для того чтобы понять истинный характер восточной политики древнерусского государства, определившийся к 60-м годам X в., следует еще раз обратиться к прежним восточным походам Руси, а также к русско-византийскому договору 944 года.

Каковы были результаты походов русских войск в Закавказье? Координируя свои действия с Византийской империей, руссы неоднократно в X веке проникали в этот район, но к середине X века так и не смогли там закрепиться. Это объяснялось не только отдаленностью захваченных ими в Прикаспии территорий и враждебностью окружающего мусульманского населения, но и постоянно враждебным отношением к русскому движению на Восток Хазарского каганата. Направляясь в Закавказье в 912 году, руссы были вынуждены просить хазар о пропуске их по Дону и Волге, а на обратном пути большая их часть полегла под ударами хазар, волжских булгар и буртасов. Следующий поход (945 г.) руссы, учитывая враждебность к ним Хазарии и ее сателлитов на Оке и Волге, совершили в обход хазарской территории, по сухопутью через Северный Кавказ.