Текст книги "КНДР вчера и сегодня. Неформальная история Северной Кореи"

Автор книги: Андрей Ланьков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

9. ОФИЦИАЛЬНАЯ ПРОПАГАНДА В КНДР: ИДЕИ И МЕТОДЫ

В современном мире трудно, если не невозможно, найти страну, которая могла бы соперничать с КНДР по интенсивности пропагандистской обработки населения. Пожалуй, в этом отношении Северная Корея, видимо, не имеет себя равных. Неоднократно провозглашавшаяся руководством КНДР ориентация на внеэкономическое (в первую очередь – идеологическое) стимулирование немало способствует такому развитию пропаганды в стране. Почти полностью подчинена пропагандистским задачам не только деятельность средств массовой информации, но и все корейское искусство и литература.

Цель настоящей статьи – вкратце рассмотреть основные тезисы и методы современной северокорейской пропаганды и познакомить с ними российского читателя. Речь здесь пойдет только о нынешнем состоянии пропагандистской работы в КНДР, так как за недостатком места мы не можем касаться таких любопытных тем как эволюция северокорейской пропаганды в последние десятилетия или ее деятельность за пределами страны.

Данная статья несколько необычна по использованному материалу, так как она основывается преимущественно на личных наблюдениях и материалах, собранных автором во время пребывания в КНДР и во время многочисленных бесед с северокорейцами. Разумеется, при ее подготовке до определенной степени привлекались и сведения северокорейской печати, равно как и южнокорейские публикации, но основой послужили именно личные впечатления. Автору казалось, что при таком подходе к отбору материала статья приобретет несколько большую целостность. Насколько правильно было это решение – судить читателю.

***

Характерная черта корейской пропаганды – это полная монополия официальных правительственных органов на информацию, не нарушаемая не только внутренними (легальная, полулегальная и нелегальная печать), но и внешними (иновещание, зарубежная пропагандистская литература) конкурентами. Для того, чтобы более эффективно вести пропаганду внутри страны и оградить население Северной Кореи от нежелательных воздействий извне, руководство КНДР проводит политику жесткой информационной самоизоляции. Хотя многие авторитарные режимы и пытались ограничить проникновение нежелательной информации из-за рубежа, мало кто может сравниться с Северной Кореей в этом отношении. Население КНДР находится в своего рода информационном вакууме и лишено возможности пользоваться какими-либо иными, кроме официальных, источниками сведений о внешнем мире. В определенном смысле КНДР является уникальным примером «герметичного» в информационном отношении общества. За исключением немногочисленной элиты, северокорейцы знают о внешнем мире только то, что им разрешает знать правительство, и отбор этой разрешенной информации проводится по жестким критериям. Именно благодаря этой информационной герметичности северокорейская пропаганда действует в совершенно особых условиях, она просто не имеет соперников.

В наше время наиболее «естественным» источником нежелательной информации может быть радио – простое, дешевое, портативное, способное к приему программ, передаваемых с очень больших расстояний. Поэтому контролю за радиовещанием северокорейские власти уделяют наибольшее внимание. При этом Пхеньян не стал следовать былому советскому примеру и глушить иностранные радиостанции. Власти Севера нашли более дешевое и, в то же самое время, более надежное решение этой проблемы: они просто запретили продажу радиоприемников со свободной настройкой. Те небольшие ламповые приемники, которые можно купить в корейских магазинах, имеют фиксированную настройку на волну официального пхеньянского радио. Разумеется, разбирающийся в радиотехнике человек мог бы переделать их без особого труда. Чтобы не допустить этого, органы безопасности время от времени проводят инспекторские проверки всех зарегистрированных приемников. Кроме этого, контроль за «правильным» использованием радиоприемников является важной задачей, которую выполняют главы так называемых «народных групп». ^[294] По некоторым рассказам, руководитель «народной группы» временами может ворваться в ту или иную квартиру среди ночи чтобы проверить, нет ли там незарегистрированного преемника. Правда, по меньшей мере один из моих северокорейских знакомых имел доступ к нормальному радио, однако такой доступ был, безусловно, связан с немалым риском.

В КНДР полностью запрещено распространение любых иностранных газет и журналов. Конечно, они поступают в спецхраны крупнейших библиотек, но и там доступ к ним чрезвычайно ограничен, ими, как правило, не могут пользоваться даже специалисты-филологи. Из зарубежных книг в открытых отделах библиотек находятся только технические справочники и издания по естественным наукам, художественная же и общественно-политическая литература вся поступает в спецхран. Не являлись исключением и издания других социалистических стран, так как даже в 1970-е гг. официальная советская (а уж, тем более, польская или, скажем, венгерская) печать подвергалась куда меньшей цензуре, чем печать корейская.

Возможности получения какой-либо нежелательной информации через посредство личных контактов с иностранцами у северокорейцев тоже отсутствуют, так как несанкционированное общение с иностранцами категорически запрещено, а нарушение этого запрета может закончиться крупными неприятностями. Те немногочисленные иностранные граждане, которые живут в Пхеньяне, могут иметь дело только лишь со специально обученными и тщательно проверенными людьми, которые, как можно предположить, в своем большинстве являются либо кадровыми сотрудниками, либо агентами спецслужб.

Разумеется, практически не ездят корейцы и за границу. Некоторое количество северокорейских студентов, правда, обучалось в разное время в СССР, Китае, некоторых других странах, но, конечно, ни о каком туристском обмене не может быть и речи. За границу имеют возможность ездить только некоторые представители элиты, да и то не слишком часто. Исключением, правда, являются северокорейские лесорубы, которые с конца шестидесятых годов работают на российском Дальнем Востоке. Однако и там их контакты с местным населением всячески ограничиваются властями. Лесорубы живут в специальных поселках, которые скорее напоминают лагеря, под неусыпным наблюдением сотрудников северокорейских спецслужб. Правда, ситуация несколько изменилась в 1997–2000 гг., когда десятки (или даже сотни) тысяч северокорейских беженцев пересекли китайскую границу и нашли убежище в китайской Манчжурии. После того, как стало ясно, что южнокорейские власти не только не стремятся использовать этих беженцев, но и всячески препятствуют их въезду в Южную Корею, власти КНДР также стали смотреть на подобные переходы границы сквозь пальцы.

Все это изоляция, так сказать, пространственная. Но ведь противоречащие официальным установкам идеи, как и факты, ставящие под сомнение эти установки, могут проникать в умы не только из-за границы, но и из старой литературы, из изданий прошлых лет. Человек может в какой-нибудь старой книге или журнале прочесть что-нибудь лишнее или о деятельности партизан, или о советской помощи, или еще о чем-нибудь. Чтобы не допустить этого был найден простой (и вполне в духе Оруэлла) выход: вся литература, вышедшая более чем 10 или 15 лет назад, находится в спецхране и выдается только специалистам с особого разрешения «компетентных органов». Это не распространяется лишь на техническую и справочную литературу. ^[295]

В результате всех этих мер деятельность северокорейского пропагандистского аппарата протекает в весьма своеобразных условиях. Монополия на информацию в КНДР носит абсолютный характер, официальной пропаганде не приходится иметь дело не только с внутренними, но и внешними соперниками. Нет никакой необходимости в ведении контрпропагандистской деятельности. Рядовые граждане страны получают лишь ту информацию, которую считают необходимым довести до них официальные органы. Таким образом, создаются практически идеальные условия для формирования в умах северокорейцев того образа мира, который выгоден правящему слою.

Другой характерной чертой корейской пропагандистской системы является то, что она без каких-либо принципиальных изменений существует уже около пяти десятилетий. Нынешний северокорейский режим в общем и целом сформировался уже к середине 1950-х годов. Конечно, не следует думать, что он был неизменен все эти десятилетия: перемены происходили, и порою достаточно существенные, но тем не менее, они не носили принципиального характера. Касается это и северокорейской пропаганды. Основные ее положения (величие Ким Ир Сена и его семьи, чучхейский национализм, атаки на США и, особенно, на Южную Корею) оставались неизменными. В результате в Корее уже два-три поколения людей выросли под интенсивнейшим воздействием одних и тех же пропагандистских постулатов.

Стенд с антиамериканскими плакатами, 1952 г.

Сочетание этих трех факторов: чрезвычайной интенсивности пропаганды, стабильности ее основных тезисов на протяжении десятилетий и информационно-пропагандистской изоляции страны – делает корейскую пропаганду, да и вообще идеологическую жизнь в КНДР явлением в своем роде исключительным и в силу этого достаточно интересным.

***

Главная тема северокорейской пропаганды – это, конечно, Ким Ир Сен, его жизнь и заслуги перед страной. «Воспитание любви к Вождю» (или, иначе говоря, насаждение культа личности Ким Ир Сена) во всех официальных документах рассматривается как важнейшая задача пропаганды. Методы этого воспитания были некогда заимствованы из СССР, но нынешняя северокорейская пропаганда оставила далеко позади сталинские образцы. О масштабах, которые приняло «воспитание любви к Вождю» можно судить и по печати, в том числе и по тем материалам, которые попадает за границу, но в полной мере размах деятельности по «воспитанию любви к Вождю» тем, кому не довелось побывать в КНДР, трудно даже представить. С конца 1970-х годов большое внимание уделяется и пропаганде личности Ким Чжон Ир – сына Ким Ир Сена, который официально провозглашен его преемником и «продолжателем великого чучхейского революционного дела». Не только средства массовой информации, но и кинематограф, театр, литература неустанно подчеркивают, что уже с ранней юности Ким Ир Сен стал Великим Вождем корейского народа, который обязан ему всем. Как поется в одной из наиболее часто исполняемых в КНДР песен:

Кто дал нам счастье сегодняшнего дня?

Его дала нам партия, его дал Вождь.

По пути, указанному Великим Вождем Маршалом Ким Ир Сеном,

Мы будем идти, не щадя своей жизни!

И у Ким Ир Сена, и у Ким Чжон Ира есть четкая титулатура, список почетных прозваний. Например, у самого Ким Ир Сена есть, среди прочих, следующие титулы: «Великий Вождь нашей партии и народа, Маршал могучей республики, Солнце нации, Железный всепобеждающий полководец, Выдающийся руководитель международного коммунистического и революционного движения, Впервые появившийся в пятитысячелетней истории нашей страны легендарный герой». С 1970-х гг. к большинству этих титулов часто добавляется и слово «отец». Вообще, патерналистские идеи о «правителе – отце народа», столь популярные в конфуцианстве, обычны и в северокорейской пропаганде. Ким Ир Сен обычно изображается как мудрый и заботливый отец, не оставляющий своим вниманием всех своих подданных. В одной истории он останавливается, чтобы подвести в своем лимузине встреченную на дороге старушку, в другой – лично руководит лечением раненного во время аварии на заводе молодого рабочего, в третьей – лично интересуется состоянием быта ветеранов-инвалидов. Некоторые из историй не просто являются откровенно конфуцианскими по своей идеологии, но и просто представляют из себя перелицовку известных сюжетов корейской и китайской конфуцианской мифологии. Например, всем жителям Северной Кореи хорошо известна история о том, как в 1945 г. Великий Вождь, занятый государственными делами, дважды проезжал мимо родной деревни, но так и не заехал туда, ибо не хотел тратить ни одной минуты своего драгоценного времени на что-либо, не связанное с заботой о народе. Только в третий раз он, после настойчивых уговоров, наконец согласился посетить Мангендэ. Любому человеку, знакомому с дальневосточной традицией, этот сюжет известен более чем хорошо. Точно такое же предание рассказывалось о знаменитом корейском полководце Ким Ю Сине (VII в.), однако первоначальным источником, скорее всего, является притча о китайском мудром императоре Юе.

Ким Чжон Ира же в свое время, когда его возвышение только еще начиналось, именовали странноватым на наш слух термином «Центр Партии», но в конце концов за ним закрепился титул «Любимый руководитель». Даже если само имя Ким Ир Сена или Ким Чжон Ира не упоминаются в статье или радиопередаче, каждый кореец отлично знает, к кому только приложимы те или иные титулы, и никогда не спутает, например, «Великого Вождя» (то есть Ким Ир Сена) с «Любимым Руководителем» (то есть Ким Чжон Иром). ^[296] Установлены специальные слова и даже грамматические формы, которые могут употребляться только по отношению к Ким Ир Сену или Ким Чжон Иру. Их имена всегда набираются в северокорейских печатных изданиях специальным жирным шрифтом. Более того, северокорейцев уже в начальной школе учат «правильному» построению фраз с упоминанием имени вождя и его сына. Эта, так сказать, «придворная грамматика» предписывает следить за тем, чтобы ни одно из этих двух священных имен не оказалось, упаси господи, в середине и конце фразы, а обязательно бы находилось в ее начале.

Разумеется, биография Ким Ир Сена (точнее, ее официальный, весьма далекий от истины вариант) – это один из важнейших предметов, изучающихся в северокорейской школе. С 1980-х гг. к ней добавилась и биография Ким Чжон Ира. Школьники должны не только заучивать бесчисленные истории о реальных или (чаще) вымышленных подвигах Ким Ир Сена, но и знать наизусть всю его родословную. С цитаты из произведений Ким Ир Сена должна начинаться не только любая статья или книга, но и лекция в институте или университете. Порою эти цитаты имеют отдаленное отношение к содержанию статьи. Например, сборник по фармакопее начинается такой цитатой из Великого Вождя: «В биологии самое важное – добиться эффективного использования существующих ресурсов». Статья (вполне научная) о структуре корейских гласных открывается следующим откровением: «И в языкознании необходимо установить чучхе и систематически развивать наш язык, чтобы люди, используя его, испытывали чувства национальной гордости и достоинства». ^[297]

С начала 1970-х гг. все взрослые корейцы обязаны носить значки с изображением Ким Ир Сена, а его портреты расположены над входом и выходом любой, даже самой маленькой железнодорожной станции, у многих учреждений, проходных заводов. Часто сверху над портретами есть даже небольшие козырьки, защищающие их от дождя (подобные козырьки можно было увидеть над иконами в средневековых монастырях). Портреты Ким Ир Сена висят в каждой комнате любого учреждения, в каждом цехе, классе или аудитории, наконец, даже в вагонах метро и поездах. В жилых комнатах частных домов портрет Ким Ир Сена с начала 1980-х годов неизменно соседствует с портретом его сына-преемника Ким Чжон Ира.

Естественно, что эти портреты являются в Корее объектами почти религиозного культа. Когда автор учился в университете Ким Ир Сена и жил в общежитии, то там запрещалось вешать на ту стену комнаты, на которой находился портрет, какие-либо посторонние изображения. Каждое утро портреты чистятся специальной щеткой. Для хранения щеток и иных принадлежностей по уходу за портретами существуют специальные ящики, отношение к которым самое трепетное. Повреждение портрета, даже неумышленное, может кончиться очень печально. Один из наиболее известных северокорейских перебежчиков 70-х годов – бывший начальник 9-го отдела Управления политической охраны государства по г. Кэсону (северокорейская служба безопасности) Кон Тхак Хо бежал в Южную Корею после того как случайно испортил портрет Ким Ир Сена и был застигнут коллегами на месте преступления. По-видимому, он по своему опыту хорошо знал, чем грозит такой поступок. ^[298]

По всей стране разбросано великое множество памятников Ким Ир Сену. Фактически Ким Ир Сен и члены его семьи – это единственные люди, памятники которым можно увидеть в КНДР. 16 апреля, в день рождения северокорейского руководителя (а этот день является главным праздником КНДР) эти памятники становятся местом обязательного паломничества местного населения. Все корейцы обязаны в этот день придти к той статуе Ким Ир Сена, что расположена поблизости от их дома и, совершив перед ней несколько поясных поклонов, возложить к ее подножию букет цветов.

Еще одна своеобразная форма памятников Ким Ир Сену и Ким Чжон Иру – это массивные каменные стелы, количество которых огромно, ведь они устанавливаются едва ли не на любом месте, где хоть раз побывал Великий Вождь или его наследник. Заботливо сохраняются даже скамейки и камешки, на которых отдыхал Ким Ир Сен во время своих поездок по стране. Помнится, как-то гуляя по парку Моранбон хорошим осенним днем, я увидел небольшую деревянную скамью. Своей явной старомодностью она была очень непохожа на те маленькие каменные скамейки, что иногда встречались в парке, и, вдобавок, сияла ослепительно новой голубой краской. Впрочем, ее особенности этим не ограничивались. Вокруг скамейки была натянута никелированная (или хромированная?) цепь, а рядом красовался небольшой обелиск с надписью: «Такого-то числа такого-то месяца такого-то (кажется, 1956 – А. Л.) года Великий Вождь присел отдохнуть на эту скамейку». Часто на этих стелах выбиваются оды в честь Великого Вождя, но иногда на них можно прочесть высказывания, которые Ким Ир Сен сделал, побывав в данном месте. Так, на одной из обзорных площадок в знаменитых своей живописностью горах Кымгансан можно увидеть весьма солидный монумент с надписью: «О, какие красивые горы! Ким Ир Сен». Только в Кымгансане установлено 22 подобных монумента. ^[299] В Корее любят сообщать о весе этих грандиозных сооружений из монолитного камня. Так, стела у входа в подземные бункеры, где во время войны размещался Генеральный Штаб северокорейской армии, весит 400 тонн. Впрочем, ей далеко до других грандиозных сооружений, построенных в честь Ким Ир Сена в Пхеньяне: его статуи высотой 22 м, 170-метрового Монумента идей чучхе^[300] и грандиозных Триумфальных ворот. Всего же на территории КНДР находится 35 тысяч разнообразных памятников Ким Ир Сену. ^[301]

Официальной идеологией КНДР являются так называемые «идеи чучхе». Выдвижение этих идей в качестве противовеса «импортному» марксизму началось в середине 1950-х гг., когда Ким Ир Сен стремился освободиться от советского влияния. Подробное рассмотрение этой эклектической политико-философской доктрины далеко выходит за рамки нашей статьи, но надо подчеркнуть, что самими корейцами идеи чучхе воспринимаются как простая совокупность трудов Ким Ир Сена и Ким Чжон Ира. Эти труды издаются огромными тиражами, неустанно комментируются и изучаются всем населением страны от мала до велика на обязательных собраниях по «изучению идей Вождя». Главная форма изучения этих произведений – заучивание их наизусть. По моим наблюдениям, у студентов Пхеньянского Университета имени Ким Ир Сена на это зазубривание уходит примерно треть всего учебного времени. Для лучшего изучения идей Ким Ир Сена в большинстве учреждений и предприятий существуют специальные «комнаты изучения идей Вождя» (явное влияние советских «ленинских комнат» в их первоначальном, сложившемся еще в 1930-е годы, виде). Большое распространение имеют цитатники, традиция составления которых попала в Корею из Китая времен «культурной революции». Однако если в Китае в те приснопамятные времена был лишь одна общая для всех «маленькая красная книжечка», то в Корее выпущено много таких книжечек (всегда маленьких, но не всегда красных), каждая из которых предназначена для той или иной группы населения. Мне удалось увидеть два таких цитатника (оба – Ким Чжон Ира): для молодых рабочих и для студентов университета, причем на последнем красовался гриф: «Для внутреннего пользования». Студенты периодически сдают зачеты по знанию этих цитатников.

Изучение биографии Ким Ир Сена начинается уже в детском саду. Мне несколько раз приходилось бывать в «образцово-показательных» детских учреждениях и видеть, как на практике осуществляется постижение этой науки. Зрелище это, надо сказать, достаточно впечатляющее. В каждом детском саду есть специальная комната, в самом центре которой – большой макет Мангендэ (родной деревни Ким Ир Сена), на стене – картинки о детстве «Вождя-Отца» и его традиционный портрет. Все дети и воспитательница перед началом занятий трижды в пояс кланяются портрету, повторяя при этом нараспев: «Спасибо, Маршал-Отец!». После совершения этого обряда начинается сам урок. Воспитательница по очереди вызывает детей и те, показывая на макете указкой, тонюсенькими детскими голосами, но забавно пытаясь подражать «взрослой» интонации и жестам, начинают рассказывать: «Вот здесь Отец-Маршал играл в войну, готовясь к борьбе с японскими империалистами» или же «Вот здесь Отец-Маршал вместе с господином Ким Хен Чжиком (отец Ким Ир Сена) закалял себя, занимаясь спортом». Малыши пытаются говорить тем же патетическим тоном, какой они обычно слышат по радио и телевидению, так же угрожающе или восторженно размахивать руками, но у них ничего не получается: язычок заплетается, жесты же странно напоминают движения заводных игрушек, так что без улыбки смотреть на них невозможно. После еды все малыши также должны хором благодарить Ким Ир Сена за заботу о них.

Когда малыш переходит из детского сада в начальную школу, он снова начинает изучать «историю Великого Вождя», по следующему кругу он проходит ее в средней школе и, наконец, четыре семестра читается все та же «революционная история Великого Вождя» в институте. С восьмидесятых годов к «революционной истории Великого Вождя» добавилась и «революционная история Любимого руководителя».

Решению пропагандистских задач подчинено все школьное образование, причем не остаются в стороне даже такие, казалось бы, заведомо аполитичные предметы как арифметика. Чтобы показать, как это делается, процитирую лишь пару задач из соответствующего северокорейского учебника: «3 бойца Корейской Народной Армии уничтожили 30 американских солдат. По скольку солдат уничтожил каждый из них?» После того, как ребенок может подсчитать количество умерщвленных империалистов, ему может быть предложена и такая задача: «Великий Вождь-Отец Ким Ир Сен в детстве получил 9 яблок. 3 он отдал деду, 2 – бабушке, 1 – отцу, 1 – матери. Сколько всего яблок он отдал и сколько у него осталось?». ^[302]

Следует отметить, что произведения Маркса, Энгельса, Ленина в КНДР не только не изучаются, но и, по большей части, фактически запрещены. Их произведения, равно как и иностранные работы по марксистской (не чучхейской) философии хранятся в специальных отделах библиотек и доступны только специалистам (по особым разрешениям). Для студентов издан, правда, небольшой сборник отрывков из работ Маркса, Энгельса, Ленина, который, больше всего напоминает обычный цитатник. Нет нужды говорить, что цитаты подобраны только такие, которые не противоречат идеям чучхе и нынешней «линии партии». Учитывая роль, которую неисправленный Маркс сыграл в формировании советской диссидентуры в 1960-е гг., нельзя не признать, что действия корейских властей, которые приравняли Маркса к подрывной литературе, нельзя не считать мудрыми.

Любопытно организовывалось пропагандистское обеспечение возвышения Ким Чжон Ира, который еще в 1980 г. был официально провозглашен преемником своего отца. Оно проводилось так, чтобы этот процесс выглядел стихийным, идущим снизу, неофициальным и как бы чуть ли не противоречащим желаниям самого Ким Чжон Ира. Не случайно портреты Ким Чжон Ира первоначально, до конца 1980-х гг., вывешивались только в частных домах, его произведения и его «революционная история» поначалу изучались в вузах «неофициально» (якобы потому, что такова было стихийное желание студенчества, которое и организовывало занятия в – формально – неучебное время).

Часто упоминают Ким Чжон Ира даже тогда, когда речь идет об антияпонском партизанском движении – несмотря на то, что во времена этого самого движения Младщему Вождю было, от силы, три года. В связи с этим с начала восьмидесятых годов северокорейская пропаганда, которая до середины девяностых не признавала того факта, что Ким Ир Сен во время войны служил в Советской Армии, стала утверждать, что Ким Ир Сен в 1941–1945 гг. находился в тайном партизанском лагере на у китайской границы. Там, в этом лагере, и был, дескать, рожден Ким Чжон Ир. Разумеется, лагерь тут же был «реставрирован» (то есть, конечно же, построен) и открыт для обязательного организованного паломничества. Подтекст всей версии о Пэктусане ясен: лидер националистического режима по определению не мог быть рожден на иностранной земле.

Обязательное паломничество в «лагерь на Пэктусане» не прекращается в любую погоду (зимы на плоскогорье Пэктусан вполне сибирские, среднеянварская температура -15)

Корейская пропаганда иногда даже утверждает, что двух или трехлетний Ким Чжон Ир каким-то образом ухитрился участвовать в боях с японцами. В этой связи стоит напомнить, что он родился в 1942 году, то есть к концу войны ему было три годика. В этой связи мне запомнилась картина, которую я видел в Музее железных дорог: на ней изображена Ким Чжон Сук – жена Ким Ир Сена, которая в окружении еще нескольких партизан, сжимая в одной руке пистолет, а в другой – будущего «Любимого Руководителя», отстреливается от японцев. При этом стоит заметить, что славная героиня в изображении художника держит сына так, как будто она собирается использовать его в качестве живого щита от японских пуль. Гид объяснила нам, что здесь изображено «боевое детство Ким Чжон Ира».

От пропаганды заслуг Ким Ир Сена и Ким Чжон Ира неотделима и другая тема – прославление экономических и политических успехов КНДР: ведь корейская печать неустанно подчеркивает, что все эти успехи стали возможными только благодаря мудрому руководству Великого Вождя и его преемника. Как указывается в одной из множества теоретических статей на эту тему, выходящих в КНДР: «Главное – при любых условиях и в любой обстановке безоговорочно выполнять указания вождя, безусловно осознавая, что он является величайшим человеком, играющим решающую роль в руководстве массами и революцией». ^[303]

Корейцам постоянно внушается, что Корея – «страна образцового социализма», «страна чучхе и Чхоллима» является одной из самых развитых и богатых стран современного мира, а счастливая и изобильная жизнь ее граждан вызывает повсюду зависть. Любопытно, что инструментом этой пропаганды стали даже корейские деньги. На купюре достоинством в 1 вону написан один из самых распространенных корейских лозунгов «Не завидуем никому на свете!».

Широко используются в пропаганде националистические (и шовинистические) мотивы, причем после распада социалистического лагеря, их значение заметно возросло. События давней истории активно используются в пропаганде, причем изображаются они очень модернизаторски, дела давно минувших дней, подвиги средневековых полководцев и древних царей описываются в совершенно газетных выражениях. Разумеется, на страницах корейских учебников истории во время войн Корея всегда обороняется и всегда успешно, ну а если все-таки терпит неудачу, то лишь по вине бездарных правителей. Если же корейские войска действуют за пределами страны, то это либо «борьба за возвращение исконных земель», либо же «удары по базам агрессии». Особое внимание уделяется княжеству Когуре, существовавшему в северной части Корейского полуострова в первые века нашей эры. Эпохе Когуре посвящена заметная часть тех немногих исторических исследований, которые выходят в современной Северной Корее. Это подчеркнутое внимание становится понятным, если вспомнить, что столицей Когуре был Пхеньян. Именно эта идея «Пхеньян – традиционный центр страны» звучит во всех книгах по истории, Сеул же упоминается там по возможности мимоходом.

В газетах и книгах постоянно цитируются указания Ким Ир Сена о том, что в первую очередь необходимо изучать свою историю и культуру. В школах не преподается история и литература других стран, в период с середины 1960-х до начала 1980-х годов иностранная литература не издавалась вовсе. В последние полтора десятилетия, правда, на прилавках стали изредка появляться (и тут же расходиться) переводы западной литературы, но в целом картина особо не изменилась: корейцы почти ничего не знают не только о современном положении в других странах, но и об их истории и культуре. Так, проведенный мной импровизированный опрос показал, что примерно 3/4 студентов столичного университета никогда не слышали о Великой французской революции и не могут назвать ни одного имени зарубежного западного писателя.

Вторая по значению тема пропаганды – это «объединение Кореи». В газетах и по радио нищета и страдания южан постоянно противопоставляются изобильной и счастливой жизни их северных сограждан. Когда речь заходит о Южной Корее, пропаганда постоянно формирует образ бедной и угнетенной страны, а южнокорейское правительство изображается в буквальном смысле слова кликой маньяков, подверженных всем мыслимым порокам. Если верить корейским газетам, подавляющее большинство южан питается отбросами на помойках, ходит в лохмотьях, подвергается жутким пыткам в полицейских участках и при этом горячо завидует счастливой и богатой жизни северян. Противопоставление «ада» – Юга «раю» – Северу стало постоянным мотивом пропаганды КНДР. Не случайно одна из недавно вышедших в Пхеньяне книг, рассказывающая о перебежчиках с Юга, названа «Из ада – в рай».

Часто идут в Корее фильмы об ужасах жизни на Юге, о стремлении южан жить также, как северяне. Типичный фильм этого рода – «Судьба Кым Хи и Ын Хи», вышедший еще в 70-е годы, но популярный и поныне. Его сюжет прост и прямолинеен. В 1945 году родились две девочки-близнецы. Вскоре они осиротели и одна из них волею обстоятельств попала на Север, где стала знаменитой певицей, а другая – на Юг. Несчастная южанка голодала, ходила в рваном тряпье, потом пела в дешевом кабаке джазовые песни (джаз – это, конечно, символ разложения и разврата), чуть не попала в публичный дом и, в конце концов, стала инвалидом. Ее же сестра тем временем счастливо жила на Севере, пела и танцевала в ансамбле «народной музыки чучхейского типа» (гибрид традиционной корейской музыки с советской эстрадой тридцатых-сороковых, эпохи Дунаевского), жила в прекрасной квартире, носила изысканные наряды. Фильм завершается тем, что героиня плачет от счастья у подножия статуи Ким Ир Сена на холме Мансудэ.