Текст книги "Шкатулка и странники (СИ)"

Автор книги: Андрей Хочанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

–Вы пришли за советом или решением проблемы -сказал я, когда он подошел.

–Да

–Он касается сегодняшней миссии. Вы сомневаетесь в своих силах

–Нет– ответил он и я удивился такому развитию нашего разговора. Зачем он тогда пришел ко мне? О чем хочет узнать мое мнение?

–Это не касается моего провала. -сказал он и глубоко вздохнул, набирая внутренние силы– я не сомневаюсь в своих силах, я сомневаюсь в нашей кооперации.

–А я сомневаюсь в этом месте – сказал я, понял, что сболтнул лишнего и перевел разговор в шутку.

–Согласен с вами– сказал Андра и я понял, что я не единственный, кто сомневается в ситуации.

Время шло. Или нам так казалось. Миссии сменялись миссиями, и я начал уставать.

Трудно не отметить насколько избирательна и неточна человеческая память. Она задерживает в себе только начало и конец всякого предприятия. Все остальное исчезает в небытие. Лишь только сильные перемены и совсем неожиданные события способны выцепить человека из цепких рук рецессивной амнезии.

Таких событий не было. Я уже смутно помню вторую миссию. Требовалось достать кусок мрамора из круглой пещеры без входов и выходов. У Пульхерии вскрылась клаустрофобия, переросшая в истерику. Броссер вырубил ее и Андра тащил ее до конца миссии. В конечном счете я и Никдол нашли нашу цель и закончили миссию.

Дальше в моей памяти находится странный провал, в котором нет ничего.

Есть обрывки воспоминаний о наших бесконечных спорах, о природе бытия и цели наших приключений. Вначале я еще пытался участвовать в дискуссиях, но очень быстро потерял интерес ко всему этому. Во мне нарастала растерянность.

Быть может, ее причиной было то, что я не видел никакого смысла в том, что делал. Я потерял его задолго до того, как был нанят кураторам, еще в прошлой жизни.

И миссии, убегающие от моего понимания, не могли дать мне смысла, в который я перестал верить в период между яркой молодостью и будничной зрелостью.

Нам говорили о каком-то экзамене, после которого нас переведут на новую ступень. Я не очень интересовался этим, пытаясь восстановиться после каждой миссии. Но обрывки разговоров в столовой указывали на то, что группы, выполнившие большое количество заданий, переводятся в другое место и начинают участвовать в совершенно другой оперативной деятельности.

Я не помню ни экзамен, ни то, что предшествовало ему. В моей памяти есть лишь тяжелое утро и Броссер, стоящий надо мною и сказавший "Пошли".

Я знал, что настало время переезжать. При переходе мы прощались с другими группами и сдавали вещи нашим последователям. Но я сохранил один артефакт еще из старой жизни. Затем был белый туннель.

III. Неверность Оскара Уайльда

Что чувствует каждый человек при исследовании окружающего мира? Лично у меня это всегда был риск и награда. Все мои миры имели в себе и радость и горечь, но всегда под конец становились невыносимыми по тем или иным причинам. И в конце всего я понимал, что ничего так и не понял.

В детстве я любил сбегать из загородного дома и искать приключения в лесу. Родителям это не нравилось. У них на это были свои причины – прошла лишь пара лет с момента окончания великой войны, и леса были еще полны совсем новых артефактов, оставшихся от нее. Старые снаряды, бункеры и почти новые траншеи окружали мой дом, как какую-нибудь крепость. К тому же я был мулатом, а это могло вызвать непредсказуемую реакцию у местных крестьян. Тогда я еще не понимал этого факта и все принимал за данность. Лишь позднее жизнь твердыми ударами научила меня держаться тише и не высовываться.

Когда я чуть освоился в новом штаб-мире, мне сразу вспомнилось мое детство. Это был мир одной нескончаемой холодной войны между несколькими совсем мутными нациями.

Каждый из нас заселился в одну из стран и интегрировался в ее общество, а на задания выходил лишь только тогда, когда наш отряд разбирался в методе активации точки входа.

Кураторы нам говорили лишь только цель задания и координаторы точки входа. И если раньше у нас было по заданию в день, то на этом уровне они могли длиться по несколько недель, а сами цели стали гораздо запутаннее. Их я уже забыл окончательно.

Я помню лишь только самое первое задание. Кураторы дали нам цель и точку входа. Она находилась в старой библиотеке в столице одной из самых затухлых стран. Как мы все проникли в эту столицу я описывать не стану, скажу лишь то, что мне весь процесс напомнил мне старые книги о доблестных разведчиках. Только в нашем случае никаких благородных поводов защиты Родины у нас не было.

Уже по прибытию в библиотеку мы поняли, что нам делать. Она была построена на пепелище и, согласно старому пророчеству должна была вернуться в него. Мы поступили просто-сожгли ее дотла. Пожар мы пережили в ее подвале, страдая от жары, и присосавшись к баллонам с кислородом. Когда огонь утих, мы поднялись наверх и обнаружили себя посреди красной пустыни. Воздух в ней оказался непригоден для дыхания, но, к счастью, у нас еще был некоторый запас кислорода. Мы выполнили задание, расставив местные камни в особую, сравнительно простую комбинацию. Затем мы отправились в горы к западу и ушли в заранее указанную нам Кураторами пещеру. Там, прямо в скале, мы нашли простую деревянную дверь с потрепанной ручкой. Мы вошли в нее и оказались в старом доке на другом конце штаб-мира. Мои товарищи уже собрались расходиться, когда я решил проверить дверь и обнаружил, что она была простой рамой и дверью, прислоненной к стене. Броссер запретил мне ее брать, но я тайком открутил ручку для дальнейшего изучения. С другой стороны ручки не было и мне показалось, что с обеих сторон в разных мирах мы сталкивались с одной и той же стороной двери.

Кураторы все меньше следили за нами и поэтому я стал тайком организовывать лабораторию в подвале своего дома. Паранойя, царящая в обществе, помогала мне выкачивать из туземных служб средства для получения оборудования. Параллельно я использовал подложные документы для того, чтобы стать главой местного института по разработке химического оружия и средств защиты от него для той страны.

Я решил во что бы то ни стало понять, что происходит и какова истинная цель наших миссий. Что касается моих коллег, они просто прекрасно устроились в том мире и получали удовольствие от пребывания в нем, периодически с негодованием отвлекаясь на миссии. Пульхерия стала главой фонда по экспроприации культурных ценностей, Никдол дошла до руководителя комитета по цензуре, Константин купил себе фальшивое дворянство в своей монархической стране и завел себе гарем, а Броссер стал генералом в самой агрессивной из противоборствующих сторон. Лишь только Андра так и остался потерянным и стал скитающимся фокусником, впрочем, довольно посредственным.

Эта ситуация затягивала всех, даже меня, и поэтому почти сразу я попытался изучать артефакты, которые я тихо забирал с каждой миссии. К сожалению, изъятие артефактов пришлось прекратить. Кураторы дали мне замечание о недопустимости сбора вещей из других миров и довели тяжесть моего проступка до всей команды. Я пообещал ничего подобного более не делать и стал более аккуратным в сборе информации и образцов. Мне удалось привлечь к этому Андру. Судя по всему, Кураторы так и не догадались о продолжении моего поиска, уже более дистанционного, но не менее обнадеживающего

Через год он начал приносить первые результаты, и я стал больше понимать пока еще не связанные факты о природе наших миссий.

Ручка странной двери, моего первого трофея была уничтожена мною самим по приказу наших Кураторов. Но до этого я успел изучить ее изотопный состав. Она содержала на себе пыль другого состава, нежели почвы этого мира-базы. Я предположил, что мы вошли и вышли через одну и ту же сторону той двери. Затем я стал изучать другие способы возвращения из миссий в штаб, и моя догадка подтвердилась: все предметы через которые мы проходили были одним и тем же на обеих сторонах. Моя интуиция говорила мне, что эти предметы не принадлежали изначально этим мирам и были присовокуплены перед началом миссий. Вскоре мои наблюдения показали, что и наш вход в миссии подчинялся тем же законам. К сожалению Кураторы следили за тем, чтобы никто из нас не приближался к месту входа в уже выполненные миссии. Я боялся манипулировать предметами переброски, так как это могло привести к совершенно непредсказуемым результатам. В конечном счете я переключился на анализ самих заданий. Они отличались от наших первых миссий. Нам почти не приходилось изымать предметы и передавать кураторам. Все чаще нашими целями было манипулирование с предметами во время миссий. Выход не появлялся раньше выполнения заданий и иногда мы застревали в мирах довольно надолго. Они не были слишком агрессивными или странными, но эти случаи быстро показывали все противоречия в группе. Никдол по-прежнему ненавидела Броссера.

Пульхерия и Константин начинали страшно злиться, если миссии затягивались. В то же время, во время наших редких встреч между миссиями оба они были довольны и безмятежны. Я завидовал им, ибо каждую минуту моего бытия пропитывало тягучее уныние.

Моя база находилась в старинном здании посредине старой улочки одной из столиц. Всякий раз, когда я подходил к нему, я представлялся себе этаким Фаустом, идущим по своему безмятежному Штайфену. Те же узкие улочки, зажатые между соборами и крепостями. Блеск наружи, а спустя пару сантиметров внизу начиналась преисподняя. В моем случае это был не ад в христианском понимании, а скорее бесконечный хаос возможностей. А я, как и сам доктор Фауст, осмелился попытаться понять его и вырваться из замкнутого круга.

Я очень быстро убедился в том, что это будет очень трудная задача. Все миры, в которых я появлялся, были слишком сложны, чтобы быть понятными сразу.

Первые месяцы я фанатично накапливал все научные знания, доступные в этом мире. В сердце моей базы, хорошо скрытом подвале выросла огромная гора книг, которые я пытался прочесть. Я тщательно прочел первую пару, в поисках зацепок и потратил на это три недели. И не нашел ничего.

Затем я стал просматривать их быстро, дабы успеть между миссиями. Тот же результат. Гора бумаги росла, а понимания не прибавлялось.

В конечном счете я понял, что коплю лишь бесполезные факты и впал в уныние. Физические законы этого мира, тем более в несовершенном переложении в виде книг не указывали на причину, по которой я оказался в нем и тем более ничего не говорили о природе моих тюремщиков.

Месяцы соединялись в годы, а годы наползали друг на друга, грозя слиться в десятилетия. Я очень сомневался в том, что мою жизнь можно как-то продлить.

Свободное время я посвящал наблюдениям. Это помогло мне сохранить память о моей старой жизни и давало надежду.

Я помню тот вечер, когда первая искорка понимания упала на меня.

Я ужинал у себя, находясь, в привычном унынии. Вечер наползал на город, оставляя лишь свет уличных фонарей и фар редких проезжающих автомобилей. На следующий день предстояла миссия. Как ожидалось, довольно легкая. Кураторы приказали нам выстрелить из петард по демонстрации каких-то "светлячков". Броссер накупил то ли дешевых петард, то ли артиллерийских снарядов и пообещал принести к миссии еще чего-нибудь более взрывоопасного.

Я медленно доедал курицу в сливовом соусе, когда в двери появился мой слуга, Курьё. Этот добродушный лысеющий толстяк нес бутылку белого вина как любимого ребенка. На ней проступал конденсат, и мне показалось, что от нее даже шел легкий пар. Слуга был в замешательстве.

–Сударь, вы совсем забыли вино! – сказал он

–Уж точно, похоже, и ты про него забыл-

Курьё поставил бутылку на стол. Она оказалась запечатанной. Обычно слуга приносил ее уже открытой.

Он увидел это и воскликнул, затем вскинул руки, и убежал за штопором и бокалом.

Я остался один на один с бутылкой. Это была роскошная бутылка ручного производства с белым вином самого лучшего качества, разлитым задолго до того, как я прибыл в этот мир. Подарок от властей за мою службу. Я наблюдал за ней, смотрел как играют блики от огня на стекле. В памяти всплыл мой школьный приятель Сергей, который был художником. Я помню, как прибежал к нему домой одним вечером более 20 лет назад и застал его с пустой бутылкой.

–Тоже сокровище– сказал он с чувством важности и промаршировал в свою комнату. Там он повесил занавеску перед стеной, поставил бутылку на табуретку перед ней и стал рисовать бутылку и кусочек гнилой табуретки, на которой расположил свое вожделенное стеклянное сокровище. Я помню это как вчера – немного кисловато-ржавый запах его комнаты, теплый и приглушенный цвет от 50 ватной лампочки и скрип мольберта. Вначале мы весело болтали, но затем он углубился в рисунок. На его лице проявилось сначала замешательство, а затем он начал прикусывать губу от раздражения. Как он сам объяснял, бутылка не получалась, хотя, по моему мнению, рисунок был абсолютно точной копией натуры.

Столько смысла в пустой бутылке! Для него в тот момент она была единственной реальной вещью в этом мире.

Я вспомнил это так как не мог оторвать своих глаз от бутылки. Моя интуиция, дремавшая все эти годы, отчаянно кричала о том, что в этой бутылке тоже есть смысл. Не в многотомных учебниках физики, не в памфлетах и брошюрах. В бутылке.

Курьё влетел в комнату, с суетливой нелепостью почти поставил бокал на стол. Яркий, сочный звон отразился в темных окнах. Он достал штопор и с важным видом зафиксировал бутылку.

–Господин, вы никогда не видели, как, я открываю их.

–Да уж

–Между прочим, штопор есть великое изобретение– сказал он, воткнул его в пробку и начал его крутить.

–В природе есть много вещей, похожих на него– сорвалось у меня с уст.

–Какие вещи, сударь? – спросил слуга, вбуравливаясь в пробку все глубже.

–Спираль ДНК, например. И вся вселенная тоже как спираль вкручивается в нарратив мироздания... И наши жизни есть тоже движение сквозь в пространство-время.

–Ну не знаю– покачал слуга головой со скепсисом -По-моему, все просто ходит по кругу.

–Это иллюзия – сказал я – То, что мы считаем кругом на самом деле лишь еще один виток спирали, просто очень-очень большой. И с каждым поворотом она двигается вперед.

–Может быть– сказал Курье. Послышался легкий хлопок.

–Voila! – просиял слуга, налил вина в бокал и стал удаляться.

–Курьё

–Да, сударь?

–Обычно я оставляю вам, слугам, пятую часть вина. Но в этот раз оставьте мне половину бутылки на завтра, остальное разделите между собой.

–Почему, сударь?

–Вы могли мне решить одну проблему.

Ночью я выбросил книги из подвала. В старой библиотеке здания мне хватило пары книг по истории и трех тезисов историографии, чтобы подтвердить свою догадку. История этого мира действительно шла кругами, в то время как, должна была идти спиралью. Но никакой тепловой смерти не наблюдалось. Бесконечно повторяющееся прошлое не могло дать ответов на мои вопросы.

В следующую миссию меня ранили. Светлячки оказались дровосеками со свиными головами вместо масок, и, несмотря на то, что у нас было оружие, их было слишком много. Патроны почти сразу оказались на исходе, и мы стали отступать к выходу, кидаясь гранатами Броссера. Один из уродов замахнулся на меня огромным топором, и я выстрелил из винтовки наугад. Все кончилось переломом мое руки. Я плохо помню последовавшие события, в памяти осталось лишь четкое указание Кураторов не выходить на миссии пока все члены группы не будут находиться в идеальной физической форме. Таким образом у нас появились несколько свободных месяцев, пока моя рука не срастется. Каждый из нас занялся тем, что хотел более всего.

Броссер развязал войну в одном из отдаленных участков этого мира. Пульхерия втянулась в бесконечные интриги приютившего ее королевского двора, Никдол завела себе гарем из самых привлекательных мужчин, Константин повторил ее поступок, а Андра решился помогать мне в поиске ответов на неприятные вопросы.

Мир, в котором мы обитали был циклическим, но миссии был лишь обрывками чего-то большего.

Среди целей были и прямые убийства, подготовка и осуществление революций в мирах, мало отличимых от нашей базы, а также обыкновенное строительство. Но бывали и совсем странные задачи. Одна миссия заключалась в том, что нам следовало перейти 400 км по выжженной степи, чтобы просто потоптать поле маков. Когда мы сделали это, на нас откуда-то кинулся ястреб размером с автомобиль. Когда мы все-таки прикончили его, у него из внутренностей посыпались алмазы.

Отряд кинулся собирать хотя бы пару горстей на каждого. Все, кроме меня. Богатства бесполезны в царстве абсурда. Затем был переход на 100 км к горной гряде, в ходе которого отряд чуть не поколотил меня. Все-таки алмазы очень мешали переходу под палящим солнцем я своим безмятежным видом раздражал своих товарищей. Я шутил, рассказывал анекдоты и постоянно отклонялся от маршрута. В конечном счете отряд дополз до выхода и выяснилось, что при переходе алмаз превращаются в графит. По ту сторону мои товарищи с воплями проклятий бессильно повалились на землю, а я, не устав вовсе, ушел в ресторан поблизости и съел огромный ростбиф. Никто из них, кроме Андры, не прислал мне и телеграммы в ближайшие 6 месяцев, впрочем, я не настаивал

Я размышлял о миссиях и заметил одну особенность. Задачи миссий становились все более абсурдными, а сами миссии все более длинными. Это компенсировалось тем, что интервал между ними мог достигать нескольких месяцев. В первом цикле миссий у меня бывало мало времени, чтобы размышлять. Во втором цикле меня иногда стало настигать старое знакомое чувство-скука.

Но почему-то мои товарищи всегда выкладывались по полной. Они никогда не могли отрешиться от выполнения задач настолько, чтобы расслабиться.

Только Андра, следуя моим советам, мог иногда освобождаться. Мы вдвоем сформировали свои круг по интересам и тайно наблюдали за окружающим миром. Конечно же это не понравилось остальным, и они стали смотреть на нас с опаской и недоверием. Впрочем, Андра предложил устроить пару показных конфликтов между нами и, к моему удивлению, они сработали и вернули доверие группы.

Наша группа редко собиралась вместе. Каждый находил себе официальное занятие, и я, в общем-то, не переносил присутствия тех, кто знал его или ее тайну. Но судьба решила, что для раскрытия очередной грани правды мне пришлось встречаться со своей командой

Я помню, как Пульхерия однажды собрала нас всех на празднование своего дня рождения и отвела нас в роскошную оперу. Мы сидели в ложе, обитой бархатом и шелком и наблюдали за представлением. Пульхерия обсуждала с Броссером свои планы о убийстве какого-то царька, Никдол дремала, Константин страстно писал письмо в свой гарем, а я наблюдал за представлением из тени. В этом есть свое удовольствие быть невидимым наблюдателем и смотреть за потоком времени и жизни.

Я считаю, что время живо само по себе. Время – это поток, идущий из одного источника в неизвестность. И оно не просто течет, как течет река или двигается газ, нет. Время – это последовательность событий, которое выстраивается в один большой паттерн при взгляде целиком, совсем как молекула ДНК превращается в целый организм при трансляции информации, заключенной в нее, на белки и РНК-ферменты.

Пьеса или опера заключена в тонкой или толстой тетради. Там заключен весь ее поток. И он закольцован, ибо информация не может идти дальше, чем заканчивается последняя страница, и начаться раньше первой страницы. Она становится шире только в разуме того, кто читает, в представлении стороннего наблюдателя, который может дать ей оценку.

Во время оперы на сцене играет маленький замкнутый мирок. Он ограничен декорациями и невидимой 4-ой стеной, а события в нем развиваются согласно сценарию. И лишь пара сотня пар глаз смотрят на действо из тьмы.

И существуют ли еще зрители у той оперы, в которой оказался я? Между картонными декорациями и невидимой стеной, вместе со спутниками, которые давно уже забыли, что это всего лишь игра, я играл свою роль, но потерял свои слова и опустился до бесконечной импровизации.

После представления мы попрощались и разошлись. Я сел на поезд и поехал домой. В пути страшно хотелось спать, и я постоянно приваливался в дрему. Мне почему-то всегда снилась бутылка вина, которая привела меня к идее о закольцованности мира. Иногда я просыпался и, чтобы не спать более, смотрел в окно на проносящийся ночной пейзаж. Это было мельтешение деревьев и городов. От скуки я стал наблюдать за этим и подмечать последовательность появления всяких ориентиров. Например, депо всегда появлялись перед крупными станциями, на которых состав делал остановку, замедление хода состава указывало на приближение очередной промышленной зоны из которой исходят и в которую приходят товарные составы. Через некоторое время уже мог предсказывать все, что проносилось перед окном. Я взглянул на огни у горизонта и в полудреме подумал, что было бы замечательно, если бы можно было предсказывать развитие городов и наций по наблюдаемым закономерностям. Мелькнула мысль: а что если экстраполировать этот принцип на весь мир? Он все равно был цикличным и не менялся, совсем как сценарий скучной и предсказуемой оперы. Ответы на вопросы могли лежать не в прошлом, а в настоящем. Сомневающиеся люди часто обращаются к гаданию, но информация, которую они получат уже находится на картах на момент вопроса. Что если вытаскивать частицы настоящего как карты и искать закономерности в них?

Шарлатанство, эзотерика? У меня не было выбора, зато было время.

Поезд медленно подходил к платформе, окруженной летней глухой тьмой. Я выполз из вагона на ватных ногах, качаясь от усталости, но с улыбкой на устах. Я понял, на что надо было смотреть.

Анализ деталей как частей замкнутой системы, а также динамики отношений в нашей группе показал наличие настолько неизбежной тенденции, что воображение рисовало в голове картинку всесильного рулевого, который направлял нас в нужном ему направлении. В гадании этот компонент, ведущий все за собой, зовется Сигнификатором. Я же нашел пока не понятную, но четкую цель нашей работы.

Я стал анализировать наши поступки, наше окружение и отмечать любые изменения в окружающем мире. Мелкие изменения переходили в тенденцию, тенденция в правила, а правила в закон, который раньше казался предрассудком. Все это происходило и во время миссий и между ними. События, кажущиеся случайными, происходили незадолго до выдачи миссий, кураторы появлялись только в определенных местах, а группа держалась вместе, хотя должна была распасться годы назад. Мое гадание работало – я смог создать алгоритм поиска сначала просто приближения, а потом и точного времени выдачи очередных заданий и, в конечном счете, момента, когда количество перейдет в качество, и нас переведут на другой уровень. Он должен был случиться через 14 месяцев после посещения оперы. Я намекнул об этом Андре и заставил его держать язык за зубами и вести себя так, как будто бы ничего не происходило. Кураторы не должны были знать.

Я насладился этим миром, закончил в нем свои дела и просто ждал. Курье уехал к посетить племянницу в далекую страну и оказался заперт в той стране, оказавшейся в состоянии войны.

В предсказанный расчетами срок ко мне пришла телеграмма от правителя о том, что меня вызывают в столицу одного нейтрального государства дабы дать награды за секретную службу. Я понял, что произойдет скоро и потому отдал все деньги слугам, допил вино и отправился в путь.

В той столице посреди парка я увидел своих удивленных товарищей и Куратора. Новый уровень ждал нас. Я изобразил удивления и с трудом прятал ухмылку.

IV. Решимость Македонского

Как жить в простом мире? Это просто или сложно? Конечно же простота предлагаемых вариантов решений дает предсказуемость и отсутствие сомнений, с другой стороны, если ты окажешься в тупике, способов выхода из него может и не оказаться.

Наш новый мир-база как раз был очень простым. Его можно было охарактеризовать одним словом-война. Война на пустынной планете, которой не повезло оказаться ареной противостояния между двумя нациями. Солдат посылали сюда без надежды на возвращение.

Бесконечные пыльные пустыни, степи и каменистые плато, покрытые военными базами, руинами военных баз и старыми полями битв, вот что из себя представлял наш дивный новый мир.

Каждый из нас должен был выбрать сторону и прятаться среди бесчисленных орд обреченного пушечного мяса.

Я стал главой генетической лаборатории флота Эскобы, одной из воюющих сторон.

Эскоба были мастерами межпланетных путешествий и маневровой войны. Бесконечные орбитальные верфи собирали огромные корабли на орбите их столицы и посылали прямо к нам. Там посудины входили в атмосферу и участвовали в боях вплоть до неизбежного уничтожения. Возможности вернуться на орбиту у этих кораблей уже не было. На геостационарно орбите планеты находилась орбитальная станция, на которой обитали командующие данной операцией адмиралы, никогда не спускавшиеся на выжженную землю, щедро политую кровью тех, и кого они посылали на верную смерть. Иногда из материалов разрушенных кораблей возводились наземные базы для добычи ресурсов, которые, несмотря на свой масштаб, никогда не стояли дольше пары лет.

Ванг, их противники, были другими. Они не вкладывались в путешествия от планеты к планете через космос. Вместо этого они построили мощные телепорты на своей планете и забрасывали войска и базовые материалы в сеть пещер, находящуюся под большей частью поверхности. Им служили могучие автономные машины для рытья тоннелей, добычи материалов и строительства автоматических заводов по производству оружия. Большая часть их баз находилась под землей, но на южной полюсе, недоступном для орбитального удара со станции Эскобы, была расположена гигантская крепость. Эта крепость, ставшая, возможно, единственным более или менее постоянным сооружением на этой планете, была объектом самых диких слухов для солдат обеих сторон. Там находилось командование силами Ванг.

Война никогда нигде не меняется. Планета стала местом бессмысленной мясорубки, причиной которой была погребена под толстым слоем времени.

Перед переходом Куратор-привратник сообщил то, что миссии будут длиться намного дольше, чем раньше, и теперь нам придется самим расшифровывать задачу каждой миссии. С другой стороны, учитывая особенность нового мира-базы, некоторые миссии становились неплохим отдыхом от ужасов бесконечной войны.

Но несмотря на все обстоятельства, моя собственная миссия продолжалась. Долгие вылазки в другие еще более враждебные миры тянулись одна за другой, а на той пустой планете, где была только война мы пытались лишь просто выживать.

Андра не смог принять новый мир. К моему удивлению, он почему-то не захотел участвовать в боях.

Броссер, как и следовало из особенностей его характера, стал свирепым лидером отряда, охотящегося на дезертиров. Я в тайне надеялся, что эта работа убьет или тяжело ранит его и это событие позволит мне изучить нашу ловушку лучше, но он оказался еще более ловким и удачливым, чем я думал.

Пульхерия стала чем-то вроде главы агентства по пропаганде и поэтому тут же втянулась в интриги среднего командования.

Никдол и Константин оказались по одну сторону баррикад и стали разработчиками тайного и очень опасного оружия, которое, в конечном счете, оказалось лишь уловкой.

Солдат, набранных из заключенных, посылали без права возвращения домой, их всех ожидала гибель в течение нескольких лет. Ванг появлялись из-под земли и сжигали по ночам базы противника, загоняли в каньоны корабли и сбивали их из тщательно замаскированных орудий. А войска Эскобы сжигали все, что высовывалось на поверхность при помощи орбитальной станции, устраивали налеты на входы в пещеры и иногда уничтожали их при помощи отрядов самоубийц с бомбами. Южная крепость Ванга была окружена 5 кольцами обороны и наземные силы Эскобы не могли ее взять, а у самих Вангов не было оружия, способного достать орбитальную станцию Эскоба или перехватывать входящие в атмосферу крейсеры. Это война давным-давно стала самоподдерживающимся процессом. Нет более эффективного избавить свой социум от самых беспокойных и асоциальных индивидуумов, нежели сжечь их в горниле войны.

Я смог проникнуть в иерархию Эскоба и стать главой генетической лаборатории научного корвета под названием "Бархатный Сон". Его целью было создание биологического оружия.

Наши миссии продолжались. Нам приходилось самим определять точку и метод входа на миссии. В этом чемпионами стали Пульхерия и Константин. Они обладали паранормальной способностью находить подсказки и интерпретировать их. Никдол и Броссер занимались похищением оборудования и оружия для миссий, в то время как Андра заметал за нами следы, ибо часто мы были по разную сторону фронта. Что же касается меня, то я только делал вид, что помогаю отряду, так как был целиком занят расчетами и анализом всего того, что с нами происходило. Результаты расчетов были явно необнадёживающими.

С точки зрения статистики, наш отряд должен был неизбежно прийти к фатальному внутригрупповому конфликту через несколько месяцев. Задания и состояние мира-базы находились за пределами того, что мы могли выдержать в течение сколь угодно длительного срока. Так же невозможно было игнорировать чрезвычайно опасную обстановку вокруг нас, война могла убить в любой момент. Я приготовился к худшему, мы были обречены на гибель самим мирозданием.

Через полгода после моего прибытия, в самую обычную ночь, при перемещении флотилии, команда диверсантов Ванг каким-то образом оказалась на ее флагмане и взорвала его. Взрыв был таким мощным, что уничтожил большую часть судов. Остатки флота были добиты ошеломительным зенитным огнем замаскированных ранее орудий.

Я попытался сбежать на поверхность, использовав спасательную шлюпку капитана, но пути бегства оказались перекрыты: на корабль забралась абордажная команда и через пару десятков минут отчаянного боя убила всех, кто был на борту: солдат, ученых и техников. Я спрятался от них в вентиляционных ходах. Они, конечно же, ожидали это и, покидая судно, оставили газовую бомбу. Меня спас специальный противогаз, разработанный от скуки еще в предыдущем мире-базе и созданный из аномального материала, собранного мной на миссиях. Я сделал его в тайне от Кураторов, зная, что у меня тоже должен быть свой туз в рукавах на случай подобного развития событий.

Корабль был обездвижен и затоплен в огромном океане песка. Но я смог пробраться в капитанскую рубку и навел удар орбитальной базы Эскоба на не ожидавших это оппонентов. Лазер уничтожил их и превратил песчаную ловушку в стекло. Через несколько часов я аккуратно вывел судно из-под него и спрятал в одной из гигантских пещер, координаты которого мне незадолго до этого передал Андра.