Текст книги "НИКОЛАЙ НЕГОДНИК(СИ)"

Автор книги: Андрей Саргаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Глушата не стал поддерживать щекотливую финансовую тему и перевел разговор:

– Видишь ту красавицу?

– Конечно вижу, – хмыкнул волк. – Она там одна. Или этого огузка тоже в красавцах числишь? Или виды имеешь? Учти, нетрадиционная ориентация у нас быстро излечивается – осиновым колом.

– В сердце?

– Зачем, они же не кровососы какие… По протоптанной дорожке.

– Не-е-е, я не из таких, я только из гастрономического интереса. Посмотри, какой толстый. И вкусный, наверное. Да, – спохватился черт, – о чем это мы? Точно, о красавице. Она мне еще у самых ворот подозрительной показалась. Вот скажи – какая дура попрется через лес к бабушке по доброй воле? Вот ты бы пошел?

– У меня нет бабушки!

– Вот! А к моей только посылают, сами никто…

– Тихо! – оборотень выглянул и с досадой стукнул лапой о землю. – По-моему они уже разбегаются. Чертяка поганый, из-за тебя самое интересное пропустили.

– Брать нужно обоих, – посоветовал Глушата.

– Учить меня будешь, – проворчал фон Эшевальд. – Арестами заканчивать дело нужно, а не начинать. Давай, дуй за Вечканом, только без фокусов, а я за нашей красоткой прослежу. Встречаемся вечером в корчме "Три поросенка".

– А почему… а почему… – задохнулся от возмущения черт. А почему это ты пойдешь за девушкой?

– Я начальник, – пояснил оборотень. – Поэтому все пряники должны быть поделены не поровну, а честно. Понял?

Рогоносец печально повесил пятачок, придумывая достойные возражения. Он всегда их находил, только природная сообразительность и обостренное чувство самосохранения не позволяли озвучить это вслух. А вот еще одна появилась – сказать?

– Слушай, Август, а чего нам в душной корчме весь вечер сидеть, чужие портянки нюхать? Давай лучше шашлычки на свежем воздухе организуем, а?

– Из Вечкана Чечевиковича? – догадался оборотень.

– Ага! Под водочку.

– Заманчиво, но нельзя.

– Это почему?

– Я же крещеный.

– И я.

– Да ты чо?

– Три дня уже как. Иначе на должность не утверждали – пятый пункт, говорят, подкачал.

Минут через двадцать Август крадучись, мелкими перебежками и заметая следы хвостом, сопровождал красавицу-шпионку. Хотя мог бы и не прятаться – девушка шла ровно, не оглядывалась, лишь время от времени запрокидывала голову, пытаясь разглядеть звонких жаворонков в выцветшем от полуденной жары небе.

Жара. Даже – жарища! И кто ее придумал? Поймать бы мерзавца, да на несколько часов выставить на солнцепек с непокрытой головой. Август как можно шире распахнул пасть и высунул язык в тщетной попытке хоть немного остудиться. Да где там, это у обычных волков летом шерсть короткая и тонкая, с линялыми проплешинами, а тут… Вот она, расплата за красоту. И какой черт дернул оставить узел с одеждой в Алатыре? Нет, понятно какой, но зачем послушался совета?

Черноволосая шпионка пробиралась к городу по широкой дуге, оврагами обходя видимые издалека дозоры кочевников. А где знаменитое – мышь не проскочит? Да тут слона можно протащить. Да что слона – были бы живы мамонты, и они промчатся незамеченными в колонну по три. Обленились потрясатели вселенной, мух не ловят. А ведь стражи городские ворота даже настежь распахнули, соревнуясь в любезности перед девушкой.

Август слегка отстал и прошмыгнул в уже закрывающийся проход, едва не защемив хвост. И сразу замер, не отводя глаз от сверкнувших перед носом копейных наконечников.

– Коли волчару, Михалыч! – закричал кто-то из караульных.

– Я тебе дам, бля, коли! – оборотень окутался прозрачным маревом и принял человеческий облик. – А в рыло?

И как раз в этот момент обернулась привлеченная шумом шпионка. Ого! Нет, даже – ОГОГО! Какой мужчина! Мечта! И совершенно голый. И у него… хм. Да соседка Мойра просто лопнет от зависти, когда узнает о пропущенном зрелище. Она же себе все усы выщиплет с досады! Ах, какой же он… А если…

– Поймали лазутчика? А почему он без штанов?

Только караульные собрались открыть рты для ответа, как фон Эшевальд закричал, показывая пальцем вверх:

– Смотрите, кирпич по стене ползет! И еще один! Да там у них гнездо.

А когда стражи обнаружили обман и захотели нанести задержанному несколько уточняющих вопросов, перед воротами уже никого не было. Только хитро улыбалась внезапно растолстевшая вдвое черноглазка, а из-под ее подола почему-то выглядывали четыре ноги. Наваждение, не иначе. Или голову напекло. Проклятая жара!

Глушате было значительно легче, даже не пришлось слишком уж маскироваться, с такой физиономией он вполне сошел за своего. А что, не все же в войске Пету-хана были узкоглазыми, всяких хватало. Только рога прикрыл лохматым малахаем – вылитый наемник из неведомой Шамбалы. Оттуда порой появлялись воины и более диковинного облика.

Проблемы появились немного позднее, когда черт преспокойно прошел почти половину вражеского лагеря, не упуская из виду спину бывшего славельского боярина. Уже и ханская юрта показалась вдалеке, как Глушата неожиданно нос к носу (пятачок к пятачку) столкнулся с собственным отражением. От удивления он отпрыгнул назад, осеняя себя крестным знамением. Отражение скопировало прыжок с преувеличенным испугом.

– Это что за хрень творится? – черт недоуменно почесал за ухом.

Жест повторился, только с небольшим запозданием. Ага, вот оно чего! У всякого нормального черта рога небольшие и растут аккуратно на макушке, а у этого прямо изо лба лезут. Муфлон. Или джейран. Глушата еще раз почесался и плюнул под ноги. Конечно же, не себе.

– Ты кто такой, харя?

Незнакомец удивленно вытаращил глаза:

– Блюбардак кул дуды двебалды хрякоед? – кажется, это был вопрос.

Но оскорбленный рогоносец не стал вдаваться в подробности, а ухватил двойника за ворот грязного халата:

– Ты кого хрякоедом обозвал, морда козлиная?

– Цулувай хренанны! – попытался оправдаться полузадушенный оппонент.

Такого не стерпел бы даже ангел. Разозленный Глушата профессионально ударил под дых, а когда иноземный бес согнулся в три погибели, добавил по затылку кулаком. Вражина упал пятаком в землю и жалобно заблеял:

– Требуха натрикутак. Моя твоя не понимая и бояться…

Видимо, педагогические таланты армейских дедушек берут свое начало в глубине веков – на обучение непонятливого было потрачено всего три минуты и двенадцать крепких затрещин. Замечательный способ.

– Не бей меня, господина! Моя слишком мелкая шайтана для кулак такой большой насяльника!

Черт не купился на грубую лесть и еще добавил по рогам. Потом подумал и закрепил вбитые знания промеж рогов. К его удивлению, добавочная порция знаний значительно поправила произношение мелкого шайтана, и в жалобных причитаниях явственно проступило знакомое славельское оканье. Глушата не стал более выслушивать вопли, просто ухватил бедолагу за шкирку и поволок в ближайший овражек. Многочисленные свидетели инцидента сопроводили обоих одобрительным ржанием. Вполне нормально, с их точки зрения, разумеется, что десятник или сотник проучил нерадивого воина и сейчас тащит в укромное место, чтобы справить противоестественную надобность в стороне от посторонних глаз. Или просто голову отрубить. А то и то и другое вместе, даже не обязательно именно в такой последовательности.

В овраге шайтан вжался спиной в крутой склон и молитвенно сложил руки на впалой груди:

– Не убивай меня, добрый господин.

– Я похож на добряка? Отвечай быстро! Имя, звание, номер части, фамилии командиров, расположение ракетных баз и дислокация стратегической авиации!

Бедолага сильно побледнел и закатил глаза:

– Я… я…

– Что я? – нахмурился Глушата. – Ты из бошецких земель будешь?

– Нет! – вздрогнул от обвинения восточный бес. – Просто я не знаю что такое ракетная база.

– Ах, да… это все базекины побасенки… Про подводные лодки и штаб тоже можешь ничего не рассказывать. Но в остальном давай по порядку и без моих наводящих вопросов. Жить хочешь?

Жить шайтан очень хотел, так что колоться начал моментально:

– О, мой господин, послушай печальную историю недостойного раба твоего о деяниях, случившихся в дивные времена, когда еще…

– Ты, придурок, давай без этой… как ее там… без пахлавы со шербетом, а то подташнивать начинает от подобных витиеватостей. Шахерезада доморощенная, твою за ногу!

– Господину известно мое недостойное высоких ушей имя? – пленник расплылся в заискивающей улыбке.

– Я много чего знаю, – черт сделал умное лицо. – Но тем не менее…

– Слушаю и повинуюсь, о величайший! Я простой шайтан из рода Цулувай Хренанны – хранителей сказок, преданий и историй, что уже несколько тысяч лет…

– Понятно – мышь архивная.

– Да, господин. Имя мое – Шахи Ерезад.

– Забавно.

– Это грустно, господин. За малое прегрешение и небольшую кляксу на послании к повелителю Шамбалы меня били бамбуковыми палками по копытам, накручивали хвост на раскаленную кочергу, а потом отправили сюда, сопровождать Пету-хана и описывать его победы.

– Ага, сняли бронь и на фронт. И теперь прислуживаешь кочевникам? Ты, представитель древней цивилизации, и на побегушках у дикарей? Не понимаю…

– А что делать?

– Вредить, пакости устраивать, – пояснил Глушата. – Или ты не шайтан?

Восточный бес расплакался, шмыгая пятачком:

– Но я же ничего больше не умею. Вот если только…

– Ну? Договаривай.

– Чужой облик принять могу и держать не меньше месяца.

– Любой? И Вечкана?

– А кто это такой?

– Есть одна сволочь, пойдем, покажу. Заодно и первое задание получишь. Ты же хочешь стать настоящим вольным чертом на службе князя Николая?

– Конечно! – обрадовался шайтан. – Если кормить будут. А можно я этого Вечкана потом съем?

– Оголодал? – Глушата скептически осмотрел тощую фигуру архивного беса и великодушно разрешил: – Да кушай на здоровье, жалко, что ли?

Глава 21

С вывески корчмы посетителям мило улыбались нарисованные в натуральную величину три аппетитно зажаренных поросенка. Талант неизвестного художника был очевиден, но он слишком уж буквально понял название фирменного блюда заведения – «поросенок с хреном». А может быть, именно из-за этого кухня старого Акакия пользовалась в Алатыре определенной популярностью у мужской части населения. Вечерами многие не отказывали себе в удовольствии пропустить чарочку другую в обществе приличных людей или нелюдей. Правда из последних сегодня присутствовали только прибывшие инкогнито черт и оборотень – остальные либо ушли добровольцами в действующую армию, либо сидели по домам, опасаясь редких попыток степняков забрасывать через стены зажигательные стрелы.

Глушата появился поздно утром и сразу поспешил за столик к оборотню, приветливо махавшему рукой. Перед Августом громоздилась груда костей, из которой сиротливо торчали недогрызенные ножки.

– Ты как насчет пожрать? Или дальних родственников в пищу не употребляешь? – фон Эшевальд смахнул на пол объедки и благодушно кивнул на них местным собакам. Те вежливо покачали головами, но приближаться опасались – чувствовали мощный волчий дух. – Уважают, заразы. Где шлялся столько времени? Я чуть было с голоду лапы не протянул.

– Заметно, – согласился черт и уселся напротив.

– Серьезно спрашиваю.

– Потом объясню. Да и время выжидал – зачем народ пугать?

– А сейчас?

– Сейчас совсем другое дело. Посмотри на эти добрые и открытые лица.

– Это точно, уже похмелились, а то бы гонять начали, приняв за галлюцинацию.

– С какой стати? Гоняют зеленых и маленьких, а я большой и черный. К тому же из меня настолько реальная галлюцинация, что могу в рыло заехать, – Глушата подмигнул ближайшему соседу. Тот испуганно икнул и поспешил к выходу, оставив на столе несколько мелких монет.

– Чего людей пугаешь? – укорил Август.

– Из вредности – натура прет.

– Понятно, давая, докладывай.

– Сначала пожрать, – черт поискал взглядом хозяина корчмы. – Эй, почтеннейший, тут бараны имеются?

Старый Акакий подошел, вытирая о передник мокрые руки и, наклонившись к уху, доверительно сообщил:

– Вам молоденького или постарше? Знаете, мой сосед хоть и в годах, но вполне себе в теле. Прикажете позвать?

– Э-э-э…

– Не беспокойтесь – натуральный баран, тупее Амвросия во всем городе никого не найти. Вы таки его живьем скушаете, или приготовить? Могу пожарить на конопляном масле.

– Не-е-е… – растерялся Глушата. – Мне бы обычного, травоядного.

– Ягненочка?

– Двух.

– Это мы мигом! – Акакий бросился прочь, но буквально сразу же появился снова, но уже во главе процессии из трех поварят. Двое несли большие деревянные подносы, а у третьего в руках позвякивала содержимым объемистая корзина. – За счет заведения!

Черт с недоверием посмотрел на хозяина корчмы и полез в карман жилетки за кошельком.

– Что вы, что вы! – почти испугался корчмарь. – Как же я могу взять деньги с такого гостя, почти родственника? Таки это мне придется доплатить за удовольствие лицезреть вашу персону. И ни за что не уговаривайте! И как потом смотреть в глаза дочери, когда она узнает о моем насквозь неблагородном поступке?

Глушата в недоумении посмотрел на Августа:

– Слушай, он точно не больной?

Оборотень неопределенно пожал плечами и смущенно опустил взгляд. Акакий же ораторствовал не переставая:

– Так что даже не напоминайте про восемь, а если считать с вином, то и все двенадцать серпянок.

С чего такая невиданная щедрость? С других деньги тоже не берешь?

– Как это не беру? – искренне удивился хозяин. – Разве можно обижать странными обвинениями бедного старика? Вот эти самые ягнятки неоднократно пытались разорить меня непомерными аппетитами, и только появление лучшего друга моего горячо любимого зятя спасло несчастного Акакия от нищеты и позорной смерти под забором. Разве можно великое благодеяние сравнить с какими-то пятнадцатью, нет, восемнадцатью монетами, если считать вино?

Корчмарь даже слезу пустил, бия себя кулаком во впалую грудь одной рукой, а другой ловко откупоривая бутылку. Повисло тягостное молчание, прерываемое бульканьем, которое первым нарушил Глушата:

– Не, я чего-то не понял… какой еще друг горячо любимого зятя? Август?

– Так это… – пробормотал оборотень. – Помнишь вчерашнюю красавицу?

– Шпионку? – уточнил черт.

– Она не такая! – фон Эшевальд стукнул кулаком по столу. – И я требую… хм… да! Короче, такое дело вот… как честный человек, бывший барон и настоящий боярин…

– Ага, – Глушата прищурил один глаз. – Таки да?

– Ну… и… вот! Знакомься – это ее родной папа.

– Да ты чо?

– А чо такого? Любовь с ней, а не с ним. Так что кушай бесплатно, в счет приданого пойдет.

– Давайте забудем про какие-то жалкие сорок серебряных серпянок, – жалобно протянул хозяин корчмы. – В них ли дело?

– Действительно, – согласился рогоносец. – Только какое отношение имеет любовь к нашей работе?

– Самое непосредственное, – заверил оборотень. – Сейчас расскажу.

Оказалось, что контрразведчики невзначай натолкнулись на целый заговор, во главе которого стоял местный резидент ордена Бафомета, он же по совместительству сосед корчмаря, румийский купец Амвросий. Хитрый грекос рассчитывал, что Вечкан, задолжавший в свое время Акакию немалую сумму, сможет подвигнуть последнего… Нет, даже не подвигнуть, а совратить обещаниями будущих благ на банальное предательство. Требовалось всего лишь указать тайный ход, через который ушлый хозяин доставлял в осажденный город свежие продукты, а остальное уже дело техники. Барыги ночью проникнут в город, перережут охрану на воротах, и откроют их в нужный момент.

Судя по виноватому виду Акакия, так бы оно и произошло, не вмешайся в его судьбу счастливый случай в лице оборотня. Так уж получилось, что Август, спрятавшийся под подолом его дочери, вдруг почувствовал… нет, ощутил… Впрочем, какая разница! И наутро растроганный отец не решился противиться выбору единственной наследницы, особенно после того, как узнал про высокую должность фон Эшевальда. Благородное происхождение роли не играло, так как у жениха оно было с рождения, а у невесты вполне компенсировалось приданым и будущим наследством.

– Так что не говорите мне за те сорок четыре монеты, – напомнил корчмарь.

– Восемь, – уточнил Глушата. – Вино я еще не пил.

– Таки не буду спорить, – согласился корчмарь. – Можете не отдавать эти десять монет. Но я точно знаю, что Амвросий купит косточки с вашего стола не меньше, чем за сотню крестовиков.

– Сколько? – не поверил черт. – Вот это деньжищи! И зачем ему мои кости?

– Ваши не надобны, во всяком случае, не сейчас. А вот над объедками будут проведены сложнейшие колдовские процедуры с мерзкими плясками и попсовыми песнями с намерением подчинить вас своей власти. Еще вчера просил, как только узнал о приезде в город…

– От кого? Да какая разница, все равно – бред!

– Я это знаю, вы это знаете, Август это знает… Но согласитесь, к чему загружать покупателя совершенно не нужной ему информацией?

– Тебя побьют, – выдал прогноз на ближайшее будущее оборотень.

– За что? За предельную честность? При продаже заклинания я сразу предупредил… Кстати, не желаете копию недорого? Так вот, при чтении заклинания нельзя ругаться, зевать, клевать носом, ворчать, пыхтеть и прочее. А самое главное – нельзя прерываться!

– И чего такого? – недоуменно спросил Глушата.

– Да видел я это заклинание, – пояснил фон Эшевальд. – Двенадцать листов мелкими иероглифами – завещание катайского императора Фу-Чу из династии Шунь в подлиннике. И с дарственной надписью автора.

– Не жалко раритет?

– За такие деньги? Да моя Фира за ночь еще три штуки нарисует. Если время останется, – ответил оборотень и покраснел.

– Жулики вы оба, – справедливо заметил черт. – Но я в доле?

Август сопоставил в уме здоровый аппетит друга, возможную прибыль, согласился.

Там же. Вечер следующего дня

Уже далеко за полночь в той же самой корчме собрался альтернативный совет обороны города. Из чувства здоровой конкуренции между ведомствами армейцев на него решили не приглашать и вообще провести операцию в глубокой тайне. Знают двое – знает и свинья. Так выразился оборотень, и поэтому в уединенном кабинетике присутствовали четверо. Корчмарь с дочерью, Эсфирией Акакиевной, собрали поздний ужин, но кроме только что вернувшегося из вражеского лагеря Глушаты, к еде никто не притронулся. Рогоносец же скромно примостился во главе стола и сметал с него все, до чего дотягивались длинные руки.

Тихо кашлянув для привлечения внимания, Август фон Эшевальд коротко доложил обстановку:

– Итак, что мы имеем… Сегодня под утро наши противники решительно и бесповоротно идут на штурм. Эй, обжора, у тебя точно все готово? Шайтан этот не подведет?

Глушата энергично помотал головой, не раскрывая набитого рта. Ну неужели нельзя обойтись без глупых вопросов? И так устал как собака, бегая несколько раз из города в стан степняков, а тут еще поесть нормально не дают. Зря, наверное, отказался от шашлыков, предложенных восточным бесом. Весьма неплохо выглядели и пахли, хотя в костре догорала знакомая красная шапочка бывшего боярина Вечкана, воняя не меньше самого шайтана. Правда под черный кумыс могли бы и не пойти.

– Нормально он справится, не переживай, – черт прожевал остатки запеченного на углях барашка и с сомнением посмотрел на полное блюдо пирожков. – Куда нафиг денется?

– Доверяешь?

– Нисколько.

Вот за что Глушата совершенно не беспокоился, как это за лояльность Шаха Ерезада – сам лично закрепил на нем пояс верности, состоящий из бурдюка со святой водой, ходиков с чугунным утюгом вместо гири, и пары хитрых проволочных конструкций. Они должны были обозначать дистанционные взрыватели, и хотя таковыми не являлись, но должное впечатление произвели. К тому же для пущего контроля, проследил за тем, чтобы шайтан наизусть заучил текст передаваемого Пету-хану сообщения. И сопроводил до юрты правителя.

Планировалось, что барыги будут пробираться одновременно в четырех местах – Акакий не стал жадничать и сообщил будущему зятю о наличии подземных ходов собратьев по ремеслу, которыми и сам порой пользовался втайне от хозяев. Вышеозначенные собратья, они же конкуренты, сидели сейчас под домашним арестом, а набранные втихаря бригады каменщиков заканчивали некоторую модернизацию подземелий. Срамота и народное творчество, конечно, но одно мероприятие свежая кладка должна выдержать, а других больше не ожидалось.

– Кто поведет лазутчиков, не говорили? – уточнил Август.

– Какая разница? – отмахнулся Глушата. – Чай Пету-хан не сам под землю полезет.

– А хорошо бы.

– Да уж… Ну ничо, там его родственников целая куча будет – Манга, Байдар, Кардан и Бастырь. Братья двоюродные.

– До чего же имена поганые, – плюнул корчмарь.

– А чего ты хотел от дикарей, Акакий Хиппогрифоньтьевич? – фон Эшевальд на мгновение оторвал взгляд от плана города. – Там слишком много народу живет, чтобы на всех человеческих имен хватило.

– Оно и верно, – согласился оборотнев тесть. – И вы таки не представляете, как тяжело мне было от них принимать тот поганый мешок с золотом. Просто себя пересиливал, так брать не хотелось.

– Поосторожней в высказываниях! – черт мельком глянул на кучу монет, небрежно вываленную в углу. – Это же я его принес.

– Таки да! Только из уважения к вам, Глушата Преугрюмович, и взял.

– Ладно, потом поделим! Закончили! – прикрикнул Август. – Фирочка, дорогая моя, достань из подвала еще дюжину гишпанийского, нам тут долго сидеть придется.

Тремя часами позднее

Великий властелин барыгской Орды Пету-хан аэп Обраэм бухты Алексун сегодня сам вышел провожать отборные отряды, назначенные для тайного проникновения в непокорную крепость длинноносых шайтанов. Не совсем сам вышел – его вынесли на белой кошме шестеро здоровенных носильщиков, и хан произнес торжественную речь, постукивая в такт словам золоченой плетью по сапогу. Почетную должность сапога занимал старый нойон Абер-ад-дин, на лысине которого яркими красками был нарисован отпечаток ноги повелителя.

– Воины мои! – обычный фальцет Пету-хана поднялся до немыслимых высот. – Назад дороги нет! Мы не покроем позором тень великого предка, завещавшего дойти до последнего моря! Только вперед! Нас ждут великие победы и великая добыча, путь к которым идет через этот жалкий городишко! Богатые страны лягут пылью под копыта наших коней, мы разорим вражеские жилища, убьем их баранов, овладеем их несметными стадами. Три раза овладеем! Э-э-э… я хотел сказать, что юные девственницы станут украшением наших шатров, и каждый сможет вытирать жирные руки об их длинные светлые волосы! Так окуем же чужим золотом мечи нашей доблести!

Речь была воспринята со сдержанным восторгом – бурные выражения чувств у барыгов не приветствовались. Лишь немногие военачальники, преимущественно двоюродные братья, знавшие Пету-хана достаточно близко, промолчали, пряча усмешки в жидких усах. Уж не повелителю Орды, известному мужским бессилием, упоминать о юных девственницах. Хотя… в его гареме любая будет в гораздо большей безопасности, чем в родительской юрте под присмотром строгого отца и старших братьев. И зачем только таскает за собой целых двенадцать кибиток, полных этими сонными, толстыми, вечно что-то жующими созданиями? Может быть, чтобы другим не достались? Да никто и не позарится – внук Божественного Потрясателя Вселенной, имя которого запретно, выбирает настолько страшных, что хочется бежать от них, ухватившись покрепче за стремя товарища. Оттого и зовут ханских наложниц стремными девками.

Посчитав миссию по воодушевлению воинов законченной, повелитель вяло махнул носильщикам, и те, осторожно ступая, отнесли драгоценную ношу в юрту. Там его с поклонами встретил вечно улыбающийся шаман, присланный благодетелями из страны на берегу последнего моря – тощий, в черном бесформенном балахоне с веревкой вместо пояса, и с выбритой на затылке плешью. Проклятый обманщик! Ведь именно он утверждал, что у руссов слишком мягкие для меча руки и победа сама упадет в подставленные вовремя ладони. И где оно, то время? Злой городок и не думает сдаваться оружию, пришлось отправлять на приступ груженого золотом осла.

Золото… шайтанское золото… Конечно, оно помогло в борьбе за ханскую кошму, усесться на которую удалось прямо перед носом менее расторопных соперников, но никакое богатство не смоет позора поражения. А как иначе назвать долгую осаду крепости с труднопроизносимым названием Алатырь? Глорхи-нойон наверняка уже захватил обе вражеские столицы и сейчас посмеивается над собственным повелителем, не способным приманить прихотливую и ветреную удачу. Скорее всего, так оно и есть, не зря же хитрый одноглазый багатур так и не прислал ни одного гонца. Добычу, небось, делит, старая скотина, а про хана совсем позабыл. А если и вспомнит, то только с сожалением, что придется делиться.

Золото… опять это золото… За него приходится покупать верность полководцев, мудрость лекарей, обещавших вернуть мужскую силу, храбрость воинов… Просто утекает сквозь пальцы, а потому приходится улыбаться черному шаману в ответ, стискивать зубы, и делать вид, будто выполняешь все его пожелания. Но в самом ближайшем будущем придется обязательно намотать на шеи этих благодетелей их собственные кишки. Потом… а пока цели Орды и Ордена совпадают.

– Не угодно ли повелителю услышать последние новости? – опять почтительно склонился черный шаман.

– Последняя? – моментально вскипел хан. – Ты мне пророчишь скорую смерть?

– Прости, великий!

"Я подарю негодяю медленную смерть", – решил Пету-хан и откинулся на подушки.

– Говори.

– Наш Великий Магистр шлет тебе привет и пожелания благополучия.

– И это все?

– Да, повелитель!

Владыка барыгов нахмурился – слова, опять одни слова. Да и тех становится все меньше. А нужно золото – много золота и серебра. Проклятье… война, которая обычно кормит себя сама, сейчас пожирает все, до чего может дотянуться. Казна пуста, хотя еще недавно буквально ломилась от несметных сокровищ, захваченных в Хабаре, Коканде и Бабиллее; даже простые воины могли пить кумыс из драгоценных чаш, а рабыни сравнялись по стоимости со старым облезлым верблюдом. Но ничего, уже половина мира лежит под копытами его коней, а скоро и закатные страны содрогнутся от тяжелой поступи не знающих страха туменов. Содрогнутся… или уже начали?

Земля под ногами Пету-хана тяжко застонала и заходила ходуном, будто там, в глубине, вскрикнул и заворочался неведомый великан. А потом небо обрушилось на юрту, смешав яркие звезды с грязью и кровью. Сквозь громадную прореху в войлочной стенке ворвался свежий ночной ветерок, раздувая льющееся из упавшей на спину повелителя лампы горящее масло. Только хан уже ничего не чувствовал – с бесформенным месивом вместо головы вообще трудно что-то почувствовать.

Немного позднее. Алатырь.

– Бля, что это было? – Годзилка почесал набитую упавшим бревном шишку на макушке и принялся выбираться из-под развалин рухнувшей башни. – Нас атакуют?

– Не кричи, а? – Никифор сидел под чудом уцелевшим столом и покачивался, обхватив руками контуженую голову. – Сейчас башка взорвется к чертям собачьим.

– Чертям? – переспросил Змей Горыныч и заорал, не обращая внимания на страдания полковника. – Глушата! Кто видел Глушату? Я убью эту сволочь!

Тем временем упомянутый рогоносец растерянно метался по городу, пытаясь хотя бы примерно оценить масштабы устроенного разгрома. Во-первых, отсутствовали стены, сползшие в ров, и лишь кое-где торчал из земли покосившийся частокол. Еще уцелела церковь архангела Гавриила, единственное в Алатыре каменное строение, а дома мирных жителей и немногочисленные общественные здания пребывали в живописном беспорядке: съехавшие набок крыши, выбитые окна, совсем недавно блестевшие дорогущими новомодными стеклами. Ну а во-вторых… да много чего было во-вторых, и черт заранее хватался за сердце, представляя размеры будущих компенсаций.

И нельзя было сказать, что их с оборотнем хитроумный план не удался. Еще как удался – забитые взрывчаткой тайные ходы сработали как гигантские пушки, выстрелив одновременно по вражескому лагерю ошметками пробравшихся в подземелья барыгов, камнями, всевозможным хламом, включая несколько дюжин пустых бутылок из-под гишпанийского. Вот только с зарядом, скорее всего несколько переборщили. А все Август, решивший покрасоваться перед невестой! Кашу, мол, маслом не испортишь, говорил. Ага, каши там как раз и не было.

Не выдержала свежая кладка подземных камор, правда каменщики об этом и предупреждали. Да, жалко конечно, что не получится разделить вину с ними, как бы этого ни хотелось – грех, однако. Черт не так чтобы очень боялся грехов, наоборот, они сопутствовали и составляли цель всей его сознательной жизни, но нынешнее положение обязывало быть предельно честным со своими. С чужими – не обязательно.

Грустные размышления Глушаты Преугрюмовича прервал негромкий голос из развалин бывшей корчмы "Три поросенка":

– Насяльника… насяльника… Барыги уходят от города.

Черт ухватил Шаха Ерезада за ворот обгоревшего халата и выдернул из провала подземного хода:

– Куда уходят?

– Не знаю, господин. Совсем-совсем уходят!

Глава 22

Две недели спустя. Берег реки Лады.

За тонкой стенкой походного шатра опять послышались громкие голоса и лязг оружия – охрана снова кого-то не пропускала. Не то чтобы им было жалко или из вредности ограничивали доступ народа к своему князю, просто меру надобно знать. А то прутся в любое время дня и ночи, особенно ночи, днем, видите ли, не хотят отвлекать государя от важных государственных дел. А то, что он которую неделю выспаться нормально не может, так это всем пофигу. Не всем, конечно, вот охрана за покоем присматривает.

Шум разбудил не только Николая – на соседней, стоящей с противоположной стороны кровати, высунула нос из-под одеяла любопытная русалка:

– Это к нам?

– А ты здесь причем? – удивился Шмелев. – Если кого-то и не пускают, так это ко мне.

– А я?

– А ты спи. Все приличные русалки должны днем спать.

– Так ночь же…

– А по ночам хороводы водить под луной. Да, именно хороводы, а не пытаться пролезть в чужую постель.

– Буду неприличной! – заупрямилась Яна. – А постель я хотела согреть.

– Летом?

– Ну и что?

Русалка решила больше не спорить – молча подошла и присела на самый краешек княжеской кровати. Посидела, помолчала и, решительно выдохнув, забралась целиком, положив голову Николаю на грудь. Сквозь тонкую шелковую сорочку явственно чувствовалось бешено стучащее девичье сердце. Причем его удары отдавались у Шмелева где-то в районе печени. Рука сама машинально погладила длинные волосы, разметавшиеся на половину походного ложа. Яна тихонько всхлипнула, прижалась сильнее и подвинулась повыше, пытаясь найти в темноте губы любимого человека.

– Стоп-стоп-стоп! – Коля безуспешно боролся с искушением. – И не надейся!

– Почему?

– Да пох… Ой! – спохватился Шмелев – таких намеков он делать не собирался. – Я женатый человек. И однолюб. Понятно?