Текст книги "НИКОЛАЙ НЕГОДНИК(СИ)"

Автор книги: Андрей Саргаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

– Каннибалы? – удивился Шмелев. – Вот только людоедов для полного счастья не хватало.

– Не-е-е… Выражение такое, крылатое.

– Блиа-а-а, они еще и с крыльями? Срочно вызывай Годзилку!

Кот вскарабкался Николаю на плечо и проорал прямо в ухо:

– Началось! Орда идет!

Князь поставил на траву кружку с недопитым кофе и аккуратно снял Базеку:

– Да понял я, понял что началось. Кричать-то зачем?

– Дык ведь это… идут уже. Только что закончили переправу через Сурову, лишь обозы еще на том берегу остались. Разреши у Лешакова добровольцев взять на предмет осмотра и изъятия материальных ценностей?

– Ты в милиции протоколы не составлял? – поморщился Шмелев. – Нет? А похоже. Скажи прямо и честно – пограбить?

– Я? Да ни в коем разе. Трофеи же…

– Обойдешься. Еще что нового?

– Да нормально там все – тысяч двадцать переправилось, тыщи полторы утонули вместе с конями. Раков нынче в Сурове будет… Водяным не меньше чем по медали надо, а русалке твоей – орден.

– Ладно, – Николай поднялся на ноги, – обойдутся и те и другие. Не за ордена служим.

– Но все же…

– Разберемся. Ну что, Васек, пойдем встречать гостей?

Часом позже князь выглядывал из небольшого овражка, прикрытого густыми зарослями ежевики, и недовольно ругался вполголоса, вспоминая разговор с командиром охранной сотни. Тот ни в какую не хотел отпускать Шмелева одного и ссылался на обязательный к исполнению «Воинский артикул». В конце концов, устав препираться, Николай попросту смылся, прихватив с собой Базеку. И сейчас они изображали храбрых разведчиков, наблюдая за приближающимся передовым отрядом барыгов. Степняков было немного, не больше сотни, и шли они уверенно и целенаправленно, будто всю жизнь здесь прожили.

– Узнаешь проводника? – зашептал в ухо кот, привычно занявший место на плече. – Классного я им Сусанина подогнал, да?

– Есть что-то знакомое. Кто это?

– Богатым будет. Смотри внимательней.

Всадники тем временем приблизились настолько, что можно было разглядеть лица, и Николай узнал привязанного к лошади проводника. Август фон Эшевальд, волк-оборотень, почти политический эмигрант из Бошецкой империи. Барон еще, вдобавок ко всему. Как он здесь оказался? Мохнатый конек под Августом, внешне напоминающий помесь ишака и кавказской овчарки, чуял волчий дух и отказывался идти с таким седоком на спине. Кочевники скалили зубы и подкалывали бедную животину остриями копий, лошаденка ржала, порой переходя на визг, а оборотень матерился сквозь зубы. Но барыгов не смущал жуткий акцент, появляющийся у фон Эшевальда в минуты сильного волнения и опасности. А чего смущать – в Бошеции Орда еще не бывала.

– Вот стервец, хорошо ведет, – похвалил Базека. – В точности на передовой полк. Как раз к утру там и будут.

– Не говори гоп, – Шмелев покачал головой. – Толку-то от того, что приведет одну сотню. А остальные?

– Да куда нахрен денутся? – удивился кот. – Или мы зря столько времени на составление планов потратили?

– Твоими бы устами…

– Ачоа? Стой, а чего это он?

Всадник в богатых доспехах, скачущий рядом с проводником, вдруг остановился и поднял руку.

– Засекли что ли, гады? – тихо удивился Базека. – Надо сматываться.

– Успеем, – Николай потянул из кобуры огнестрел, один из трех, висевших на поясе. – Сейчас я кое-кому по рогам настучу.

– Ты дурак? – зашипел кот. – Ты князь или конь в пальто? Чай не княжеское дело – лично мечом размахивать. Ну, пусть не мечом, а пистолем здоровенным. Не пущу!

– Отстань, животное!

А со стороны степняков вдруг донесся громкий вой и испуганные крики. Фигура проводника расплылась, окуталась туманом, изменила очертания, вот уже тонкие волчьи лапы поджались, освобождаясь от пут, и прямо с седла прыгнувший матерый бирюк рванул горло командиру барыгов. Тот вскинул руки к шее и сквозь побелевшие пальцы на блестящий доспех сначала закапала, а потом ручьем побежала кровь.

Зверь лютовал. Насколько Август был спокоен и даже вежлив в человеческом облике, настолько страшен сейчас. От него не спасал и кожаный доспех с нашитыми металлическими пластинами – уже четыре порванных трупа упали в траву, растаптываемые взбесившимися конями. На это ушло меньше времени, чем Шмелеву на первый прицельный выстрел. А потом волчий вой смешался с непрерывным грохотом огнестрела. И только кот матерился не по-кошачьи, заряжая запасные револьверы неприспособленными к этому лапами.

Прореженные кочевники поначалу смешались, но тут же нашелся кто-то опытный и смелый, принявший командование. Хаотичные и бестолковые метания сразу приобрели некоторую осмысленность.

– Сваливаем? – с надеждой в голосе предложил Базека.

– Да погоди ты, – Шмелев палил с двух рук, вымещая на барыгах и тяжесть бессонных ночей над картами, и тревогу за руководившую боевыми пловцами Яну, и за многое другое, о чем не мог сказать словами, а только чувствовал в глубине души.

– Порубают же в капусту, – кот тянул за рукав, сбивая прицел. – Тебе пофигу, как Кощею Бессмертному, а я еще и не пожил толком. Детишки малые… двенадцать, нет, восемнадцать… четыре жены…

Чисто и громко затрубил невдалеке рог, оборвав на полуслове базекины причитания. Вслед за звуком в спину степнякам полетели арбалетные стрелы, и тут же из перелеска выскочили самые настоящие рыцари, уже склонившие длинные копья для таранного удара.

– Кавалерия из-за холмов! Наши? – предположил кот.

– Сомневаюсь, – Николай привстал на цыпочки, чтобы за поворачивающимися к новой опасности кочевниками разглядеть атакующих. – Наши все умытые, а эти будто только что из печки вылезли. Трубочисты, мать их…

Неожиданные союзники врезались в ряды кочевников словно городошная бита в зубы зазевавшегося зрителя и завязли в общей свалке. Многие побросали ненужные более копья, застрявшие и частью сломавшиеся при сшибке, и взялись за мечи. Лишь один, в испачканных чем то черным латах но без шлема на голове, орудовал моргенштерном на длинной цепи. Вот еще мгновение и удача, по своему обыкновению, улыбнулась храбрецам – барыги дрогнули, метнулись в сторону, где их встретил грохот княжеских огнестрелов, и побежали.

Оборотень благополучно смылся в поднявшейся суматохе, избежав как кривых сабель так и рыцарских мечей, и сейчас шумно отпыхивался, сидя на пеньке в человеческом обличии.

– Я есть чуть мало уставайт, – объяснил он с все еще не прошедшим акцентом. – Нет постоянный практика.

– А если бы башку бестолковую снесли? – упрекнул Базека. – И приказ бы не выполнил, и вообще… Впрочем, ты его и так не выполнил. Но голову береги.

– О, яволь! – кивнул Август. – Я мог иметь дискомфорт. И даже немного быть сдох.

– Чего вообще волком оборотился?

– Там есть быть сильный шаман, он вас… нюхать, да! Найн, иметь почуять. Я его сам есть поиметь.

– Понятно, – Шмелев остановил порывавшегося продолжить допрос кота. – А рыцарей откуда взял?

Фон Эшевальд развел руками:

– Никогда не знайт эта железяка.

А предводитель рыцарского отряда, тот самый, без шлема, уже спешился и подошел к Николаю почтительно склонив голову:

– Смею ли я надеяться, что имею честь разговаривать с Его Величеством Императором Татинским, Славельским и ближних с дальними окрестностей?

– Э-э-э… вроде мои титулы скромнее.

– Сам Господь устами ангела своего повелел нам принести мечи наши на службу твою! – рыцарь проговаривал заученную роль напыщенно и пафосно, а возражений и отговорок просто не слышал. Потом изящно преклонил колено. – Я, маркиз ди Мьянетта, вручаю судьбу и честь в твои руки, государь! Размер жалованья оговорим позднее.

– Надо же, – восхитился Базека, – как гладко по-нашему чешет. Специально учился что ли?

– Эка невидаль, – отмахнулся Шмелев. – Рыцарь – это переходная стадия от обезьяны к человеку, так что ничего удивительного, если кто-то из них умеет говорить.

– Мы все умеем, – заверил маркиз. И уже деловито осведомился: – Мы уже на службе?

– Угу, – подтвердил Николай. – А остальные что, не хотят?

– Повелением пославшего нас Великого и Могучего Змея, они полностью под моим командованием и ответственностью, так что права слова не имеют. Я сразу за всех… С благословения горнего ангела, он нас, кстати, тоже послал.

Базека мяукнул, потом, исправившись, хихикнул:

– Эти двое пошлют так пошлют! Ну чо, волонтеры, пошли и мы? Стройся в колонну по три, мать вашу!

Глава 16

Все великие битвы, ну, или сражения – тут уж как кому нравится, рекомендуется начинать рано утром, чтобы более ни на что в течение дня не отвлекаться. Вот и сегодняшняя не стала исключением из правил, установленных древними мудрецами. Оказывается, и они иногда бывают кое в чем правы. Хотя да, отсталый народ эти Тациты с Плутархами и ни черта в современной тактике не понимают. Вот Ганнибал, тот голова был…

Утренняя дымка быстро сползла под лучами жаркого солнца, слегка задержавшись в низинах и оврагах, и открыла плотную конную толпу, накатывающуюся со стороны восхода. Видимо всю ночь не спали, торопясь успеть к разграблению богатых Славеля и Татинца. А как же иначе? Ведь не просто так пропали несколько посланных в разведку сотен? Опередили всех и сейчас забивают добычей бездонные мешки. Или хурджины? А без разницы, хрен им в котомку!

– Стрелкам приготовиться! – отдал команду Юрий Всеволодович и на всякий случай продублировал жестами. Авось и поймут.

Подкрепление в передовой полк пришло неожиданно, когда все просьбы о ветеранах разбились о непреклонность Шмелева. Но вот буквально два часа назад князь расщедрился и направил сюда пару сотен лучников. Белоглазые и невозмутимые данники новоградцев из северных лесов молча, без всякого указания, разместились на деревьях, устроив веревочные гнезда, что выдавало привычку к подобным засадам. На упрек в том, что до противника будет не менее тысячи шагов так же флегматично пожали плечами и попросили выдать лопаты, намереваясь пересадить столетние дубы поближе. Еле-еле удалось уговорить их занять отрытые заранее окопы.

– Расчеты готовы?

– Так точно! – донеслось в ответ.

– Запускайте боевых големов!

Школяры сноровисто закрутили рукояти диковинных механизмов, заскрипели деревянные шестерни, и из окопов и траншей поднялось и перегородило поле блистающее доспехами войско. И неважно сколько было потрачено трудов на чистку ржавого и помятого хлама, но результат – вот он. Воины с красными щитами сделали шаг вперед, еще один, еще… Все быстрее поворачивались колеса и тележки с наряженными чучелами грозно двинулись навстречу не менее грозному врагу. Дубовые рельсы, положенные с небольшим уклоном, заранее смазали салом и безмолвная рать все ускорялась и ускорялась.

Со стороны степняков, не ожидавших от пешего противника подобной прыти, затрубили рога, призывно и тревожно. Ударили барабаны, отдавая приказы.

– Пошли, пошли родимые! – обрадовался старый князь атаке барыгов. – Эй, чухонцы, можно начинать!

Белоглазые лучники все так же неторопливо сделали первые выстрелы через остановившееся перед пригорком чучельное войско. И с той же ленцой продолжили, поддерживая в воздухе по пять-шесть стрел.

К большой радости Юрия Всеволодовича потери не смутили авангард Орды, а лишь раздразнили и разозлили. С воплями, временами переходящими в визг, конница врубилась в пеший строй боевых големов. Желтые, белые, черные, коричневые лица с выпученными от ярости глазами и перекошенными в злобе ртами… Пестрые халаты, отороченные мехом малахаи, шлемы с развевающимися конскими хвостами…

– Ваня, давай, теперь наша очередь, – старый князь кивнул школяру, яростно накручивающему рукоятку, торчащую из большого деревянного ящика. – Нажимай, что ли…

– Всем в укрытие! – дисциплинированный паренек убедился в выполнении команды и ударил кулаком по красной кнопке.

Лежащий на дне окопа Юрий Всеволодович явственно ощутил как вздрогнула земля, а потом над головой пронеслась горячая волна. Он выждал немного и выглянул. Красиво, да! Если только можно назвать красотой разбросанные шагов на двести в обе стороны части человеческих и конских тел, кое-где дымившиеся и мерзко воняющие. Труп врага не всегда хорошо пахнет.

Самоходные чучела кроме взрывчатки драконьего производства начиняли рубленным медным и свинцовым хламом, мелким щебнем, да к поражающему действию добавились разлетевшиеся в клочки старые доспехи. Вот только каким образом удалось передать команду одновременно всем саламандрам во взрывателях, старый князь так и не смог понять. Ученый кот что-то говорил об электричестве, пересылаемом на расстояние, но в это верилось плохо – молнии вон какие большие, попробуй их засунь в такой тонкий проводок. Это ведь не пьяную саламандру шилом тыкать. Волхование, не иначе.

– Эй, белоглазые, отходим к Лешакову!

На окрик обернулся ближайший лучник, выцеливающий малейшее шевеление в образовавшейся баррикаде:

– Кута тарапицца?

– Я вот те дам, куда! Марш отседова!

Скопившаяся перед завалом вражеская конница не обращала внимание на сыплющиеся дождем стрелы, а сзади напирали все новые тысячи… Еще чуть-чуть и барыги преодолеют преграду, и тогда две сотни стрелков и несколько десятков школяров будут просто втоптаны в землю. Досадная помеха на пути, не более того.

– Отходим, сучьи дети!

И в этот момент в забуксовавших на месте барыгов ударила артиллерия. Сброшены ветки, маскирующие деревянные пушки, и выпущенная в упор картечь смяла передние ряды степняков. Еще один дружный залп заставил их попятиться.

– Покажи им кузькину мать! – неизвестно откуда появившийся рядом с волхвом Базека в азарте колотил по земле разношенным лаптем. – Загоняй их на косогор!

– Чем, хреном твоим загонять? – огрызнулся Серега. – Чуть не половина орудий при втором выстреле развалилась.

– Но ты же…

– Отстань, лохматый, пришибу. Всем уцелевшим – огонь по готовности!

Пушки выплюнули заряды вразнобой и еще несколько минут доносились гулкие бабаханья растянутой на пару километров цепи. Но вместо того, чтобы отбросить степняков на заранее приготовленные ловушки и минные поля, последние выстрелы произвели прямо противоположное действие – барыги оставили попытки штурмовать позиции передового полка и бросились на артиллеристов. Видимо изрыгающие огонь колдуны показались меньшей опасностью, чем колдуны, разрывающие себя на мелкие кусочки.

Атакующую лаву встретили залпами ручных пищалей и барабанных огнестрелов. Вот только их было слишком мало, несмотря на работавшие всю зиму мастерские. Не хватало железа, и на переплавку шли даже старые топоры да ржавые дверные петли. Даже кочерги были изъяты в фонд обороны дотошными домовыми. Сейчас выручала скорострельность, но не всегда и не везде – в нескольких местах кочевникам удалось прорваться на линию пушек и артиллеристы несли первые потери.

– Куда потащил? – прикрикнул волхв на Базеку, вытаскивающего картуз из зарядного ящика развалившегося орудия. – Взорвешься нахер!

– Не твое собачье дело! – кот ухватил мешок двумя лапами и попросил: – Подожги, а?

Так и не дождавшись ответа забрал тлеющий фитиль и исчез в неизвестном направлении. Чуть поодаль грохнуло и Базека появился опять, немного опаленный, но с довольным блеском в глазах.

– Давай еще!

Волхв дал коту пинка, выбивая из-под воткнувшегося в землю копья, и выстрелил в лицо желтолицего всадника в доспехах из бамбуковых дощечек.

– Привет Конфуцию, бля!

– Предупреждай в следующий раз, – Базека опять материализовался на зарядном ящике. – Задница не казенная.

– Поберегись! – Серега встретил следующего барыга с опустевшим барабаном огнестрела и попросту двинул кулаком в конскую морду. Мохнатая лошаденка завалилась набок, придавив верещащего всадника, которого тут же добил кто-то из артиллеристов.

– Башку пригни, воевода, мать твою за ногу! – откуда-то сзади высунулось длинное и толстое копейное древко.

Волхв оглянулся – вот она какая, кавалерия из-за холмов, о которой так долго говорил князь. Латная конница, неслышно подошедшая в шуме битвы, действовала по старинке исключительно холодным оружием, без всякого огнестрела. Но этого хватило для того, чтобы степняки дрогнули и откатились назад, разорвав дистанцию. Отступающих били в спину уцелевшие артиллеристы, отвечая десятком пуль чуть ли не на каждую выпущенную стрелу.

Двухметровый детина с длинными усами и бритым подбородком легко спрыгнул с коня и подошел к Сереге:

– Принимай пополнение, воевода. Берестецкий полк прибыл в твое распоряжение.

– А-а-а… а ты кто?

– Тоже воевода, – богатырь протянул руку. – Казимир Бартош из Берестья.

– И чего? У меня приказ – отходить к Лешакову.

– А как же мы?

– Тебя кто прислал? – вмешался Базека.

– Сами пришли, чего такого-то? С похода сразу в сечу – любо! А что, не нужно было?

Волхв мысленно плюнул и так же мысленно схватился за голову. Черт побери, из-за этих добровольцев-энтузиастов постоянно путаются все тщательно продуманные планы. Неужели не хватило времени, чтобы как порядочные люди придти заранее в Татинец, организованно занять позиции на поле боя с четкой и конкретной задачей? Так нет же, считают себя храбрее и умнее прочих и прутся прямо сюда. Многие даже на голодный желудок. Но не прогонять же теперь? С уверенностью можно сказать, что такие полки будут прибывать и после битвы – Савва в своих пастырских поездках был на диво красноречив. А задержки… для задержек наверняка есть уважительные причины. Кого местный князь долго не пускал, руководствуясь мутными соображениями высшей политики, а кто-то просто шел кружной дорогой, не желая прорубаться мечом через земли негостеприимных соседей.

А берестецкий воевода, насколько можно судить по его честной и открытой физиономии, пришел явно не за славой. Нет, конечно, от нее не откажется в качестве приятного дополнения к богатым трофеям, но и только. Сереге не раз приходилось сталкиваться с жителями западных княжеств, постоянно воюющих то с Пшецким крульством, то с хунгарийцами или Лабуссией, и он твердо усвоил одно – для хозяйственного берестчанина добычи слишком много не бывает.

– Казимир, ты карты читать умеешь?

– Что я, неграмотный ни разу? – обиделся Бартош. – Я при штурме Кракийского замка лично библиотеку ихнего круля поджег. И дедушка дважды – это у нас наследственное.

– Ага, – волхв развернул на земле пергамент, пробитый в двух местах вражеской стрелой, и ткнул пальцем в устье Трезвы. – Вот где-то здесь у степняков обоз. На десятую часть согласен?

– А остальное?

– Подоходный налог.

– Походный?

– Вроде того.

– Годится, согласен. Твою долю куда принести?

– Не мою, княжескую.

– А он…

– Нет, даже не надейся, тариф окончательный и обжалованию не подлежит. Высочайшее утверждение, не хрен собачий!

Но даже жестоко избиваемые со всех сторон, барыги представляли еще грозную силу. Время от времени у кого-то из военачальников получалось собирать вокруг себя не совсем растерянных воинов и бросать их в отчаянные атаки. Одна из них и столкнулась лоб в лоб со спешащим к обозу Берестецким полком.

Воевода с трудом отмахнулся от налетевшего степняка обломком меча, разлетевшегося в предыдущей схватке, и встретил нового противника ударом огромной булавы. Смяв еще двоих, Казимир раззадорился и как-то незаметно оторвался от своих. Постепенно его вытеснили далеко в сторону, и когда первоначальный запал прошел, возвращаться было уже поздно – вокруг мелькали чужие лица, непонятно отчего недружелюбные, а щит трещал от сыплющихся ударов. Бартош пришпорил коня и, разбрасывая более легких степняков, попытался прорваться. Барыги разлетались, но на место одного павшего вставал сразу десяток и всем хотелось достать зарвавшегося воеводу.

– Да чтобы вас черти побрали! – выругался в сердцах Казимир. – Прибьют ведь, нахрен!

Неимоверным усилием роняющий пену конь вклинился в небольшой разрыв между кочевниками, сшиб барыга, некстати оказавшегося на пути, и рванулся во всю прыть, не обращая внимания на гневные окрики седока. Пущай поорет – лошадиная жизнь и так коротка, а если вовремя не сделать ноги, то и вовсе…

– Извини, воевода, ты не мог бы скакать помедленнее? А то я не успеваю, – прокричал кто-то рядом.

– Дурак, это конь скачет, а я на нем сверху сижу, – огрызнулся Бартош и повернул голову на голос.

Слева, отставая на половину корпуса, верхом на черной козе (или козле?) мчался настоящий черт. С рогами, копытами и свиным пятачком в придачу. Он лихо правил своим средством передвижения держась за рога. Козлиные, естественно. У седла скакуна болтались в ременной петле трезубые вилы с деревянной рукояткой, а сам черт был одет в кожаные штаны с заплатками на вывернутых назад коленках и жилетку, усыпанную мелкими железными заклепками. Концы повязанной на голове алой косынки победно трепетали на ветру.

– Ты кто таков будешь? – грозно, но удивленно спросил Казимир.

– Как это кто? Черт я.

– Нечистый?

– Сам дурак, – обиделся попутчик.

– А от кого убегаешь?

– Не от кого, а с кем. Просто вот с тобой за компанию, прикольно же! Кстати, просьба всех побрать – точно не шутка?

Впрочем, рогоносец ответа дожидаться не стал, сунул два пальца в рот и свистнул, отчего козел под ним встал на дыбы, а конь воеводы рухнул, перекатившись через голову. А погоня остолбенела – всадники замерли вместе с лошаденками в тех позах, в которых их застал чертовский свист.

Бартош поднялся, потирая ушибленный в падении бок, и тут же в испуге отпрыгнул в сторону. Земля под ногами задрожала и пошла широкой трещиной, откуда как горошины из стручка выскочили мелкие чертенята с вилами наперевес.

– Вон тех дикарей быстренько побрать, нам организовать выпить и закусить, – отдал распоряжение черт-наездник. – Пошевеливайтесь!

Чертенята сноровисто перекидали барыгов в трещину. Воевода только поморщился, когда не помещавшихся туда утаптывали копытами и трамбовали откуда-то взявшимся большим бревном. Сделав свою работу, рогатые попрыгали следом, и разлом затянулся, оставив на поверхности маленький столик с бутылкой водки, двумя стаканами и одним огурцом.

– Ты за моей душой пришел? – спросил Казимир и крепко сжал рукоять булавы.

– Зачем мне она?

– Но ты же черт.

– Я русский черт! – рогоносец гордо вздернул пятачок.

– И?

– И ни хрена! Своих не трогаем.

Воевода снял шлем и почесал затылок. В его голове не укладывалось – как это черту и не нужна человеческая душа.

– Как хоть зовут-то тебя?

– Всяко… в основном матерно, – тяжелый вздох и вдруг погрустневшие глаза. – А так да, Глушатой Преугрюмовичем кличут.

– Еще раз…

– Папу Преугрюмищем звали.

– А-а-а… а я Казимир, – Бартош кивнул в сторону столика. – Угощаешь?

– Таки да, за знакомство.

– Да вроде на службе…

– Мы помаленьку, – успокоил Глушата. – Если только еще за победу, за боевое сотрудничество, за посрамление врагов. И за здоровье князя Николая в обязательном порядке.

– Искушаешь?

– Издержки профессии. Но выпить нужно.

– По глоточку?

– Думаешь, не хватит? – черт привычно сковырнул когтем пробку и налил по полному стакану. – Гонца зашлем, у нас такие вопросы мигом решаются.

Бартош лихо опрокинул свою емкость и застыл с выпученными глазами и открытым ртом. По побагровевшим щекам покатились слезы. Но наконец закашлялся, смог вздохнуть и потянулся за булавой:

– Отравить хочешь адовым зельем?

– Тю! – ухмыльнулся Глушата. – Это же "Годзилковая особая" местного производства. Выпускается с благословения Патриархии.

– И ты…

– Пьем и ее, чо! Качество и у нас ценится.

– И не…

– Сушняк только по утрам да колокольный звон в башке, а так ничо. Да ты закусывай, Казимир, закусывай! Повторим?

Вторую порцию воевода употребил, следуя инструкции многоопытного черта. Выдохнул резко, занюхал кольчужным рукавом и удовлетворенно крякнул:

– Хорошо пошла. Смотри-ка, друг, это не твои показались? Зови к столу.

Глушата глянул на приближающихся всадников и помотал головой:

– Мои такими грязными не бывают. И тем более не крестятся слева направо.

– А как они крестятся? – оживился Казимир.

– Вообще никак, – пояснил черт. – Не умеют. Погоди… это же вроде рыцари?

– Такие грязные? И каким чертом их сюда занесло?

– Я не заносил.

– Верю.

Бартош подождал, когда всадники приблизятся, и спросил, тщательно выговаривая слова вдруг ставшим непослушным языком:

– Вы за кого, за наших? Чо? Почему грязные? И какого хрена вообще?

Командир отряда коротко поклонился, не слезая с коня:

– Я маркиз ди Мьянетта, а это мои люди. Мы видели, как ты бросился в одиночку в погоню за многими тысячами…

Воевода приосанился и гордо погладил свисающие чуть не до груди усы.

– И вижу, что подоспели вовремя, – продолжил маркиз. – Тебя искушает дьявол!

– Да? Глушата, ты дьявола тут не видел?

– Нет, а что?

– Говорят, он меня искушает.

– Зачем?

– Не знаю. Маркиз, зачем ему это нужно?

– Не знаю,– растерялся ди Мьянетта. – Но вот же он перед нами.

– Попрошу без оскорблений! – обиделся черт. – В зеркало давно смотрел?

– Тихо! – прикрикнул Казимир. – Никаких споров между союзниками! Маркиз, водку пить будешь?

Ди Мьянетта согласился, потому, как уже три дня чувствовал себя руссом, и скомандовал отряду привал. Только вот мирного отдыха не получилось – послышался топот неподкованных копыт, и градом посыпались стрелы. Первая же разбила вдребезги бутылку. А вторая воткнулась в погрызенный огурец.

Спешившиеся рыцари встретили барыгов в мечи, благо большинство из них было ростом выше сидящего на лошади кочевника. А рассерженный черт ухватил с седла свои вилы и бросился врукопашную. Вот он увернулся от брошенного копьеца и засадил острия в бок сморщенному как урюк халифатцу, неведомо как затесавшемуся в Орду. Сидел бы дома под финиковой пальмой, доил бы верблюдов с верблюдицами, и живым мог остаться. И так… извини, личное! Вот Глушата вкрутился винтом между двумя всадниками и захлестнул хвостом ногу ближайшего коня, потом чуть дернул задницей и пришпилил к земле упавшего противника. Второго в прыжке достал копытом в лоб, сам не удержался, и покатился кувырком, уходя из-под ударов.

Черт так увлекся боем, что не заметил брошенного шипастого шара на тонкой цепи. Метательный снаряд со звоном стукнул по затылку и срикошетил прямо в лицо подбирающемуся сбоку барыгу. Красная косынка слетела, обнажив розовую лысину, а сам Глушата недоуменно почесал ушибленное место.

– Наших бьют! – братья де Биле первыми бросились на выручку.

Пусть рогатый, пусть с пятачком и хвостом, пусть одет в сущее непотребство, но это наш черт, и обижать его можно только самим! В благородной ярости рыцари добивали остатки набежавшей сотни и не обращали внимания на попытки сдаться в плен. Но вот уже мечи перестали звенеть о чужие шлемы, и наступила блаженная тишина, нарушаемая только дальними выстрелами пищалей и частыми взрывами на минных полях.

– Казимир, ну нет нам покоя, – пожаловался Глушата, цепляя вилы к седлу боевого козла.

– А что делать? Война…

Черт наморщил лоб, о чем-то задумавшись, и предложил:

– А давай мы их всех победим?

– Дело хорошее, – одобрил воевода. – Но тебе-то, зачем нам помогать?

– Точно, – с грустью в голосе согласился Глушата. – Моя натура требует вредить, а не помогать.

– Это неправильно…

– Да, но такова жизнь… я обязан делать неправильно, иначе помру.

– Проблема.

– Ага… А знаешь что, Казимир? Хрен с ней, с жизнью – помогу! Хоть это и неправильно.

– Как ты сказал?

– Ой… так я… да это же… а нам лапшу на рога вешали… Да я этим козлам рыло начищу!

Боевой козел возмущенно заблеял и черт успокаивающе потрепал его по морде:

– Не бойся, Харлам Давыдович, это не про тебя.

Глава 17

– Рыба! – Хведор смачно шлепнул доминушкой и радостно заржал. – Ну что, лезете?

После подсчета очков проигравшие лешие с недовольным ворчанием отправились под стол, решив про себя больше не связываться с командиром, считающимся непревзойденным игроком в домино. По слухам, только ученый кот мог выиграть у Лешакова. Но видеть ту игру не приходилось, а неизменный победитель вот он, перед глазами.

С чистого вечернего неба за развлечениями танкистов смотрели только несколько припозднившихся жаворонков. Они чуть видными черными точками висели в вышине, вознося хвалы Творцу. А иначе, зачем бы им там висеть?

Только одна из этих точек не захотела оставаться на месте – плавно описывая ровные круги, она снижалась и снижалась, пока не увеличилась в размерах. Над беспечно забавляющимися лешаками на бреющем полете пронесся Базека, развернулся, и приземлился прямо на стол.

– Спишь, старый пень? – кот сразу начал с упреков.

– Да ни в одном глазу, – заверил дважды полковник, довольный заботой друга. – У нас давно все готово.

– Смотри в оба, скоро гости у тебя появятся.

– Ждем не дождемся, даже соскучились. Кашу есть будешь?

– Некогда. Серега со старым князем у тебя?

– Там, – Лешаков показал пальцем за спину. – Окапываются на случай прорыва. А ты чо, Базека, летать научился?

– Это левитация, темнота! – ответил ученый кот и пропал с негромким хлопком.

Из записок Николая Шмелева.

"Сейчас, по прошествии нескольких дней, одно могу сказать точно – какого-либо сожаления или угрызений совести за то избиение не чувствую. Холодок по спине от воспоминаний иной раз пробегает, а более ничего. Разве что еще гордость за победу.

В жизни я не жестокий человек, но к гуманизму у меня отношение двоякое, особенно к гуманизму абстрактному. Можно сказать – двойные стандарты. И когда приходится выбирать между существованием своего народа и уничтожением чужого, нисколько не терзаюсь внутренними сомнениями и прочими колебаниями. Какое мне дело до слез невинного барыгского ребенка? Никто не просил его папашу брать в руки лук с саблей и переться за тридевять земель убивать и грабить моих подданных. Да каких подданных… считай – друзей. Так что не причем тут великодержавный шовинизм, я на самом деле считаю, что улыбка на лице славельского или татинского пацана гораздо важнее гипотетического плача кочевых недорослей. Нет, конечно, определенная благодарность Орде за разгромленный по пути сюда Халифат, она есть. Потому что в ином случае нам самим пришлось бы иметь дело с тревожно усиливавшимися арапцами. Или нашим детям. А так в тех краях еще лет двести даже трава будет расти неохотно.

Еще раз повторюсь – я не жестокий человек. И не буду спорить с теми, кто утверждает о ценности любой человеческой жизни. Думаете, мне иногда не хочется всех пожалеть? Хочется, но уж как-нибудь перетерплю. Только знаете… свои дети всегда кажутся самыми хорошими и красивыми. А княжество – почти та же семья. Мои дети, когда вырастут, будут сеять хлеб и строить города – так пусть делают это в мире. Они свои, а какую цену за это заплатят чужие – пофигу. Как говорится – от нашего орала по вашему! Чтоб неповадно было. Кому? А всем неповадно.

Да, я здесь пришелец из будущего и младше всех лет на восемьсот. Но это мой дом и мое настоящее. Тем более, иногда такое в голову лезет, что сам себе кажусь древним-древним. Просыпается память предков? Может и так, какая разница? Я, слава Богу, не гуманитарное образование получал, потому к излишним рефлексиям и самокопаниям не привык. Так… в меру. Что-то просыпается? Замечательно. Пользу приносит? Славно. И не только мне одному? Еще лучше.