Текст книги "Замуж хотелось очень, или Шаманка Роутег"
Автор книги: Андрей Малицкий
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
Замуж хотелось очень, или шаманка Роутег
Знаете, вопрос «Ну когда уже?», если он задан в контексте моего замужества, с учетом, что мне тридцать лет, напрягает. Особенно, когда его задает мама, при всей родне, собравшейся за круглым столом в новогоднюю ночь. Ну неужели нет других тем? Например, почему так мало на улице снега или почему так сложно жить? Я даже согласна обсудить политические взгляды на реформы, которые, как правило, не сходятся у присутствующих и вызывают скандалы, крики, а порой даже драки, но не мое замужество, которое никак не случится.
Еще больше угнетает мамин вздох на тему – «как же хотелось внуков, но вряд ли успею». В этот момент чувство вины поднимается с коленок, преодолевает желудок и поселяется возле горла, после чего ни один салат со стола туда не влезает.
Ко всему, эту тему подхватывает тетя Зина, радостно подталкивая меня в бок (из-за чего каждый раз я проливаю на брюки шампанское) говорит, что не все потерянно. Ведь Людка, ее дочь, вышла в тридцать пять за самого настоящего англичанина и теперь живет в Лондоне припеваючи. Я неуклюже улыбаюсь, что еще больше подбадривает родственницу, и она принимается перечислять мне названия сайтов, где эти англичане водятся. Я уныло киваю, делая заинтересованный вид.
– И мамке помогать сможешь, – как всегда завершает она, делая громкий акцент на том, как ей повезло с дочерью, в отличие от моей родительницы. Я тушуюсь еще больше, и в этот момент появляется безумное желание свернуть салфетку, выйти из-за стола и убежать домой, но я держусь.
Удерживает меня еще и дядя Коля, который важно подвигается ближе, берет меня за локоть, постоянно подергивая, когда я отворачиваюсь, возвращая так мое внимание себе, и шепчет в ухо, что, мол, не слушай баб – и так жить можно.
– Расслабься, – со знанием дела бросает он. – Значимость брака сильно преувеличена, а мы твари одинокие, – переходит он в философствование. – Сами рождаемся, сами умираем! Ячейка общества, этим же обществом и навязана. Какой в ней прок? Носки стирай, сопли вытирай, несчастной себя ощущай, – продолжает он с достоинством выполнять миссию психотерапевта, так как в браке уже двадцать пять лет и знает, что говорит. Я понимаю, что, если все это не завершится в течение минуты, вылью ему на лысину лимонад, но, как правило, до этого не доходит. В тот момент, когда я уже готова плеснуть сладкую жидкость в родственника, его перехватывает мой отец, который крайне несогласен с таким мнением. Он принимается по кругу уже который год, рассказывать о стакане воды в старости, который кто-то обязательно должен подать. Между мужчинами начинается спор, с отстаиванием своих взглядов. В этот момент я таки выползаю из-за стола, ухожу на балкон глотнуть свежего воздуха и спрятаться от доброжелателей.
– Зачем ты на них реагируешь? – каждый раз, третьего числа, когда я возвращаюсь на работу и делюсь своим горем, удивленно задают этот вопрос Оксана и Таня, подруги и коллеги.
– Не знаю, реагирую и все, – не меняя ответ, каждый раз отвечаю я.
В тридцать без штампа в паспорте чувствуешь себя не особенно комфортно, тем более – в стране, где этот штамп появляется в начале второго десятка. Я прибегаю к успокоительным реверансам на тему, что в других странах в тридцать пят только думать об этом начинают, но не действует. Я не в других странах, а посему чувство неполноценности с каждым годом растет.
Что бы ты себе не говорил, чувствовать себя полноценной не получается, особенно, когда со стороны ты постоянно видишь сострадание, переживание и вопросы – как же так? Отсутствие статуса жены автоматически обозначает наличие дефектов, если не внешних, так точно внутренних. Объяснять, что, мол, не очень хочется, устаешь. Не верят. Ну как же не хочется, если надо. В какой-то момент начинаешь верить этому «надо» и еще больше чувствовать себя ущемленной, несчастной и ущербной. Ведь нормальные женщины к этому времени уже обзавелись спутником жизни, который, конечно же, подаст им стакан воды в старости, а если не он, то это обязательно сделают дети, которых к этому сроку минимум два, иначе, зачем они вообще рождены. В этом глобальном водовороте тема: «А если пить не захочется?» не действует, так как бум о засухе в старости начинает не на шутку пугать.
Коротко о себе. Как уже сказала, я одинокая тридцатилетняя барышня, с двадцатью килограммами лишнего веса, с которыми веду бесконечную борьбу, потому как считаю именно их виновниками в своем одиночестве, но постоянно им проигрываю. Со мной вечно случаются какие-то неприятности и казусы, потому что я неуклюжая, стеснительная и неловкая. У меня не ахти какая работа и зарплата. Главная портная – звучит, конечно, гордо, но каждый раз, когда меня просят заполнить в какой-нибудь конторе графу «профессия», начинаю ерзать на стуле, глупо улыбаться и пытаться написать другую профессию. Каждый раз осознавая этот бредовый порыв, сдуваюсь и пишу, как есть.
В восемнадцать лет, когда я решила стать модельером и поступить в институт, умея хорошо рисовать, мама схватилась трагично за голову, потом театрально за сердце, выкрикивая странные фразы – как же ты жить с такой профессией будешь, там же все наркоманы и проститутки – отправила меня в швейное училище. Сопротивлялась я не сильно в силу мягкого характера и боязни наркоманов. Статус главной портной ничем не отличает меня от рядовых сотрудниц, кроме разницы в зарплате десять долларов и большего количества тычков от начальства.
Живу я в маленькой однокомнатной квартире рядом с центром. Квартира досталась мне дешево и случайно, хотя это все равно подбивает мой месячный бюджет в сто пятьдесят долларов. Хозяйка квартиры Вероника Павловна, старая милая женщина, уехала по настоянию сына к ним, так как стала теряться в реальности, а я вовремя подвернулась как квартиросъемщик. Мама, конечно, регулярно сетует, на то, что я трачу деньги в пустую, и говорит, что в любой момент могу вернуться в «свою комнату», но я не ведусь, знаю, пробовала. Уже на второй день моего пребывания в «своей комнате», я слышу советы, как надо жить и что надо делать. Так что лучше лишаться куска денег и терять на маникюре с косметологом, которых я себе и так никогда не позволяла, чем слышать постоянные нравоучения от мамы.
У меня две подруги, Оксана и Таня, с которыми мы дружим с детства и по роковому стечению обстоятельств работаем вместе на фабрике по пошиву роб. Они обе несут ответственность за мою личную жизнь. Позиции у них разные, но смысл один – выдать меня замуж.
Оксана работает менеджером по сбыту, и пятнадцать лет находится в браке, имея двоих, как она говорит, спиногрызов, но каждый раз поправляется, вспоминая, что их трое. Это она о муже.
Виталий, муж Оксаны, горе-бизнесмен, запустивший уже штук двадцать проектов, каждый раз провальных, надежды не теряет. Верить в то, что не его дело бизнес, не собирается, и Оксану слышать не слышит. Взять для примера страусиную ферму, Виталий мечтал устраивать бега, зашибать деньги с тотализатора, а после собирать яйца и задвигать их по выгодной цене. Но яйца страусы отказались давать сразу, так как заводчик, не разобравшись, купил одних самцов. Бегать птицы тоже не захотели, как не старался хозяин их уговорить. Виталий, недолго думая, решил зарезать бедных животин на мясо, чтоб хоть как-то вернуть деньги, но не успел, потому что все страусы в один день померли сами. Не опуская рук, Виталий тут же начал заниматься пчеловодством, но при первой выгулке насекомых в поле, просрал, ой, извините, проспал всех пчел вместе с уликами, которые сперли умные люди. А нечего спать на работе, прописная истина.
Затем Виталий был челноком, торговал носками, но при первом выходе на рынок, его повязала налоговая, чем и закончила порыв. Слесарем, делал шкафы-купе, но дальше своего коридора не ушел, так и не доделав там шкаф, за который Оксана по сей день его пилит. Еще он был кафелеукладчиком, но я не буду рассказывать о том, как рухнул кафель в их ванной, чуть не прибив Оксану, потому что это отдельная длинная история с большим количеством нецензурной брани.
После провала на всех бизнес-поприщах, он попытался заняться грузоперевозками, но быстро понял, что на купленной «копейке», за последние отложенные Оксаной пятьсот долларов, много не увезешь. Перекинулся на YouTube, где создал свой канал и стал гордо называть себя модным словом блогер. Он записывал видео на тему, как готовить есть, а точнее – как мужику не умереть с голода, если жена не кормит. Опыт у него был, так как Оксана раз в месяц перекрывала ему кислород, а точнее – доступ к холодильнику с криками – где деньги?
В подписчиках была я, соответственно – Оксана и еще пару знакомых, которые чисто по дружбе подписались на канал и больше туда, я уверена, не заходили. На канале болталось два видео – как сварить пельмени и пожарить яичницу, под которыми были честные два лайка. Оксана продолжала пилить мужа: «Денег нет, и ты задолбал со своими идеями…», но Виталий не терял блогерского духа, продолжая думать, на какую тему еще записать видео, так как идеи из личного опыта закончились.
Татьяна была другой. Работала она главбухом, управляя почти всеми деньгами нашего предприятия. В ее опыте был громкий развод с дележкой имущества и устойчивая позиция: «За мудака больше замуж не выйду». Вокруг нее было много поклонников, которых она вертела как перчатки, присматриваясь и выбирая, чтоб не мудак. Оксана злилась, громко фыркая: «Довыбираешься!», я же тихо завидовала и не понимала, где можно найти такое количество особей мужского пола и окружить ними себя так плотно и так, с их стороны, покорно. Правда, у Тани были в колоде три козыря – модельное личико, длинные ноги и упругая грудь. Даже ее стервозный характер терялся в длине ее ног и упругости груди.
– Ты слишком мягкая, – говорила она мне. – И мямлишь вечно. С ними надо четко и конкретно. Не нравится – в сад!
Но если б у меня были такие ноги, как у нее, я бы тоже всех в сад отправляла, но с моими ногами отправлять было некого, хотя слушала я Таньку с открытым ртом.
Как я уже сказала, у девочек была идея фикс найти мне жениха. Периодически они устраивали мне выползки по магазинам с лозунгом: «Сейчас мы тебя оденем, сразу женихи набегут!», но даже после купленных ярких, обтягивающих мои складки на животе кофт и модных джинсов, женихи не появлялись, и тогда подруги дарили мне сертификаты к модному косметологу, психологу или тренеру по устройству личной жизни.
– Все в нашей голове, – твердили они, выпихивая меня на очередной семинар, где я честно вникала в суть сказанного и конспектировала данные советы, а потом отрабатывала дома задания, которые выдавали строгие учителя. Улыбалась себе в зеркало каждое утро по полчаса, регулярно опаздывая из-за этого на работу, разыскивала с лупой свои достоинства, училась держать ровно спину, тренировала томный взгляд, пыталась говорить из матки грудным голосом. Сложно, скажу, было, сложно, но я старалась. Закидывала на люстру красные трусы, писала на листах желания и отправляла их самолетами во вселенную, сжигала такие же листы со своими обидами, даже как-то на курс по подкачке вагинальных мышц попала. Но быстро эту затею оставила, после того, как, извините, у вагинального яйца, которое нужно было удерживать мышцами (сами понимаете – какими), а потом вытягивать за ниточку – эта ниточка и оборвалась. Паника была жуткая. Идея провести остаток жизни с каменным яйцом внутри не устраивала, поэтому, как только я его выплюнула, потратив два часа времени и изойдя семью потами, эту идею и отложила. Многое я перепробовала, но все равно ничего не менялось.
Ах, нет, был один случай, когда Танька таки устроила мне свидание вслепую со своим десятиюродным братом, который неожиданно прилетел к ней в гости из далеких стран и оказался в свои тридцать четыре не женат.
– Тебе он точно понравится, – шепнула мне в трубку Танька и хихикнула, чувствуя близость победы. Ну то, что он понравится мне, в этом она оказалась права, но понравлюсь ли я ему, тут она не просчитала.
Василий, так звали брата Тани, был очень статный и видный мужчина. Он стоял в холле ресторана, на нем был черный костюм, лаковые туфли, приталенная белая рубашка и черные запонки. Увидев меня в дверях, он как-то странно скользнул взглядом и уставился куда-то дальше на улицу. В этот момент я точно поняла, что мое описание Таней не совпало с реальностью. Но деваться было некуда, пришлось подойти и, не обращая внимания на его явное разочарование, пройти вверх по лестнице в зал, увлекая удивленного Васю за собой. Нет, ну а что? Пришла, так хоть поем. Правда, это я сейчас так уверенно говорю, тогда я очень нервничала и конфузилась, от чего свалила на входе вазу, пролила на жениха соус и чуть не упала со стула. Васи хватило на полчаса, после чего он стал извиняться, ссылаясь на незавершенные дела по работе. Я, конечно, сделала вид, что поверила, провела его взглядом и осталась заедать горе, недоеденным пудингом и столичным салатом. Чего добру пропадать?
Не знаю, что он там навешал Таньке, но злая она была на меня жутко. Весь следующий день фыркала и спрашивала, могла ли я не испортить свидание. Я растерянно разводила руками и предлагала ей в следующий раз описывать меня более реально, чтоб ее братья сразу были готовы.
От мамы я вышла в начало четвертого утра. Новый год встречен, салаты съедены, нравоучения выслушаны, даже бумажка с желанием: «Найти мужа», которое меня заставила написать тетя Зина, а потом съесть вместе с шампанским, съедена.
Мама уговаривала остаться, но я была непреклонна. Вызвав такси, я поцеловала родных в щеки, махнула рукой дяде Коле и выпорхнула на свободу.
Машина журчала по ночному городу, и я, прислонившись к окну, рассматривала огни фонарей, орошающие улицу желтыми пятнами, периодически проваливаясь в дрему, а потом выныривала из нее, когда мы останавливались на светофорах.
– Ой, мне надо в супермаркет, – уже практически возле дома крикнула я. – У меня кошка без еды. Заедем?
– Заедем, – не поворачиваясь, сонно протянул водитель и перестроился в левый ряд.
Возле магазина толпились люди, все еще празднующие наступление нового года и не желающие идти домой спать. Кто-то пил шампанское из бутылки, кто-то кричал тосты, кто-то играл в снежки мягким, не липким снегом, который разлетался на хлопья, как только отталкивался от ладошки.
Я выскочила из машины и, минуя ликующую толпу, ринулась в здание. При виде меня двери мило разъехались в сторону, открывая проход. Сонные продавцы устало сидели за кассами, наблюдая за праздничной суетой через окна, то и дело пробивая новые бутылки с шампанским и хлопушки.
Ловко лавируя между рядами я побежала туда, где были корма для животных, подхватив два пакетика: один с треской, другой с бараниной, ринулась обратно к кассе.
– Вы потеряли?! – вдруг услышала сзади. Притормозив, обернулась и увидела мужчину, который держал в руках карточку. Молодой, худощавый, в пуховике на размер больше, небрежно свисающем по бокам не застегнутом на молнию. Я посмотрела по сторонам, рядом никого нет. Значит, мне. Открыв кошелек, который я удерживала в руке, подняла глаза и утвердительно кивнула. В том месте, где всегда была моя карта, почему-то ее не оказалось. Я подошла ближе:
– Спасибо, вы меня спасли, – протягивая руку за потерей, пробормотала я и опустила глаза. Такой симпатичный мужчина, и я… Мне стало за себя стыдно, и я еще больше стушевалась.
– Да что вы, – тихим, грудным голосом, несоответствующим его худобе, сказал мужчина и улыбнулся. – С Новым годом.
– Спасибо, – скомкано сказала я, засунула спешно кошелек в карман и побежала, не оглядываясь к кассе, чувствуя на себе его взгляд.
Мужчина, кажется, хотел сказать что-то еще, но не успел. Слова, которые я уже не слышала, слетели с губ, столкнулись с пустотой и нечленораздельными буквами упали на пол.
Геннадий вышел из супермаркета, вдохнул зимний прохладный воздух и соединил болтающиеся концы молнии, потянув «собачку» вверх. Итак, еще один год позади, еще один год впереди. Новые проекты, новые возможности.
В ресторане, из которого он уехал полчаса назад, остались его друзья и коллеги, продолжая бурно отмечать приход нового этапа, что и ему настойчиво предлагали. Гена неуклюже соглашался, каждый раз пытаясь тихо слиться в гардеробную, но каждый раз, Юлька, его зам, давно положившая на него глаз, как на завидного жениха, удерживала перед самой готовностью к побегу. Ничего не оставалось, как вяло улыбаться и возвращаться в эпицентр праздника, ожидая следующей возможности ретироваться.
Но кто стремится, тот добивается – это Гена знал точно, поэтому, когда Юлька увлеклась танцами с Толиком, финансовым директором компании и правой рукой Гены, он тут же воспользовался удачным стечением обстоятельств, оплатил все счета и по-английски исчез.
Перед возвращением в пустую большую квартиру нужно было заехать купить на утро еды. Нина, домработница и повар, на выходных, в холодильнике кроме колбасы и сыра ничего нет.
Большую часть жизни Гена проводил на работе, погрузившись в нее с головой. Дома бывал только по ночам. Семьи нет, никто не ждет, что там делать? Темные стены, туго обтянутые модными обоями, угнетали. Холодильник, как правило, наполняла заботливая Нина, и то редко, потому как большая часть пропадала несъеденной. Но сейчас долгие выходные, и есть придется.
Неординарный ум Геннадия с детства приклеил к нему прозвище «ботан» и убрал из детства друзей, но помог в сознательном возрасте выйти на уровень и обойти своих одноклассников, когда-то центровых заводил, вызывавших у мальчика детскую зависть и желание быть принятым. Общение в детстве сводилось к просьбам списать контрольные, которые Гена щелкал как семечки, и дальше этого не шло. Поэтому в десять лет, подаренный на день рождения компьютер, очень обрадовал Гену. Он закрылся у себя в комнате и перестал искать признания во внешнем мире. Мальчик не на шутку увлекся программированием и компенсировал этим все внешние удовольствия. Быстро разобравшись в бейсике, алгоритмах и паскале, уже в четырнадцать лет он заработал свои первые сто долларов, продав программу для магазина игрушек, которым управлял его дядя. Пытаясь просто поддержать племянника, вскоре дядя понял, что программа рабочая, ко всему, профессиональная и очень удобная в использовании простыми смертными, умеющими тыкать на клавиатуре только в Enter и двигать мышкой. Слух о молодом программисте и низких ценах быстро побежал по рядам бизнесменов, и на Гену, как снег на голову, посыпались заказы. Днями и ночами мальчик осваивал все большие возможности и в день своего совершеннолетия решил открыть фирму. Он снял маленькую однокомнатную квартиру на окраине, перевез туда компьютер, зарегистрировал себя официально директором и позвал Толика, единственного друга, такого же ботана, поехавшего на цифрах, заниматься финансами.
С тех пор прошло семнадцать лет, и маленькая темная однокомнатная квартира на окраине плавно переросла в светлый офис из трех комнат, затем в офис из пяти комнат, а потом в отдельно стоящее шестнадцатиэтажное здание в центре города. Фирма разрослась, подтягивая все новые направления и услуги. Всем этим заправлял Геннадий Олегович, он же Гена, он же «ботан», а рядом был надежный, незаменимый Толик и еще полторы тысячи сотрудников в подчинении.
В свои тридцать пять Гена был доволен карьерой, которую он сделал, но вот с личной жизнью у него так и не сложилось. Первая и единственная любовь в десять лет к милой девочке из параллельного класса так и осталась безответной, а точнее – не выявленной. Потом понеслась работа, карьера, и, в общем-то, голову поднять было некогда.
Конечно, вокруг такого завидного жениха плавало много золотых рыбок с челюстями акул, мечтающих вгрызться в его капиталы, но, как ни странно при стеснительном и тихом нраве Гены, ни одна так и не смогла заполучить ни его сердце, ни его тугой электронный кошелек. Гена стеснительно всем улыбался, но сливался по-английски, так же, как и с праздника в новогоднюю ночь.
Я открыла глаза, в квартире темно. Борис лежит как всегда на голове, придавив меня своими почти десятью килограммами. Боря – это мой кот, наглый британец, считающий себя центром земли. Сколько я не пыталась ему объяснить, что моя голова – это моя голова и на нее ложиться не стоит, так и не понял и продолжает нагло каждую ночь придавливать меня своим пузом.
Моя идиотская привычка вставать рано особенно бесит в праздничные и выходные дни. Тот момент, когда все спят, а ты как дурак проснулся и уже не в силах лежать, сползаешь с кровати, изо всех сил пытаясь двигаться тихо, что никогда не удается. Всегда из рук вырвется какая-то тарелка, скрипнет никогда не скрипящая половица или хлопнет притянутая сквозняком дверь, но сейчас тихо вести себя не надо, я одна, вокруг никого нет.
Спихнув Бориса на подушку и услышав недовольный рык в свой адрес, я сползла с кровати, накинула халат и пошла на кухню. Итак – семь утра, первое января, что дальше?
Первый день нового года меня всегда угнетает. Часто задаю себе вопрос: «Почему?», но не нахожу ответ. Может, потому, что после бурного предновогоднего движения замирание вызывает спазм мозга и панику. А может, какая-то не проходящая вера в чудо, что после наступления двенадцати часов что-то резко изменится и в твою жизнь внесется Дед Мороз с дюжиной снеговиков, которые забросают тебя чудом по голове – крутит в ожидании тошнотой по телу. Ведь сколько бы тебе не было лет, и как бы ты не корчил из себя взрослого серьезного человека, а на вопрос – верите ли вы в сказки? Отвечал – вы что, какие сказки?! Все равно эта вера никуда не девается и даже подавленная и спрятанная глубоко за пазухой продолжает жить. Но вот это осознание, что ничего кроме новой цифры, которую ты будешь писать теперь на документах, по началу забываясь и путаясь, не изменилось, и подмывает изнутри неприятным ощущением. Некой смесью разочарования, печали и обиды на Деда Мороза.
В одиннадцать должны заехать Таня с Оксаной. Во всяком случае, обещали. Оксана точно сдержит слово, потому как отмечала дома и, значит, спать легла рано. Таня была где-то в ресторане, но если Оксана сказала – в одиннадцать, то Таню она разбудит в любом случае, не важно, во сколько та заснула.
Я достала из холодильника яйца, залила их кипятком и поставила на огонь. Надо приготовить оливье к приходу подруг и успеть сделать торт. Не спеша нарезая колбасу, я слушала льющуюся из радио музыку, периодически сменяющуюся рекламой или новостями.
«Спешите! – вдруг слишком громко раздался с динамика хорошо поставленный голос диктора. – Впервые в нашем городе урожденная шаманка Роутег, ведунья в третьем поколении, поможет вам решить любые проблемы с деньгами, в отношениях, в здоровье и любви. Спешите! Всего два дня…»
Я, недослушав рекламу, дернула плечом и переключила волну. Шаманка – ведунья, что за бред?! Кто на это ведется и верит?
Ровно в одиннадцать, как и обещала Оксана, моя дверь распахнулась, и подруги внеслись, чуть ли не кубарем, перекрикивая одна другую. Я, успев к этому времени приготовить поесть, но, не успев накраситься, застыла в коридоре с пуховкой от пудры, пытаясь разобрать хоть слово.
– Я нашла! Это шанс! – кричала Таня. Ее отталкивала Оксана и кричала еще громче, что это изначально ее идея и это она первая нашла. Я, медленно продолжая водить пуховкой по носу, ошарашено смотрела на них, пытаясь понять, что же они нашли. Нет, суть я понимала, такой вихрь эмоций вызвала не иначе как новая идея устроить мою личную жизнь, но что на сей раз, в спектре пройденного, понять было сложно.
Вдруг у меня в кармане завибрировал мобильный, и девочки резко замолчали.
«Слава богу» – подумала я, но достав телефон и увидев, что звонила мама, таки вздохнула.
Пока я беседовала с родильницей, а точнее слушала о своих планах на выходные – заехать забрать холодец, позвонить бабушке Маше, навестить тетю Люду и купить ей вышитые салфетки, подруги устроились на кухне, подъедая мой торт в прикуску с кофе, который быстро сварила Оксана.
– И что вы такого нашли? – я зашла к ним, укладывая телефон на место.
– Шаманка Роутег, всего два дня в нашем городе! – крикнула Таня и достала из сумки три яркие бумажки. – Мы все идем, ты тоже, – она помахала билетами перед моим носом, от восторга закатывая глаза.
– Вы с ума сошли?! – охнула я, опускаясь на стул.
Тяга к паранаукам и мистике у подруг была всегда. Я же их рвение не разделяла, но сильно и не высказывалась. У каждого свои мысли, но я если честно побаивалась всех этих магов, колдунов и экстрасенсов. Не дай бог, мою карму нарушат, что потом? И так не мед. Да и не верила сильно в это все. Честно соглашалась на психологов, коучей и разного рода спикеров, пытающихся трансформировать мое сознание, но шаманка Роутег – это уж слишком.
– Ты, что! – Таня уставилась на меня, округлив до предела свои зеленые глаза. Они стали напоминать фарфоровые блюдца с темной каемочкой. По ее возмущенному и выразительному взгляду, я поняла, что сказала какую-то оплошность и сразу ушла в замешательство. Уходила я в него регулярно, когда моя точка зрения не совпадала с окружающими. Огромной проблемой для меня было то, что отстаивать это мнение я не умела. В замешательстве это вообще не получалось, и, как правило, возвращалась я из него, ведомая собеседником в нужном ему направлении. Но на сей раз я, решив остаться при своем, потому что шаманы – это плохо и неестественно для нашей местности, тоже округлила глаза, повторяя за Танькой.
– Ты не понимаешь, это шанс, второго не будет! – глаза подруги стали еще больше, и у меня включился азарт, кто победит в этом негласном соревновании по округлению глаз, и приложив усилия, я еще больше увеличила диаметр своих.
– Ты говорила, второго не будет, – не моргая и не снижая интенсивность растягивания век, возмутилась я. – Когда вы заставили меня на католическое Рождество, ночью закопать перед домом два яйца, на привлечение потенциального жениха с потенцией! Со мной теперь тетя Валя с пятого этажа не здоровается. Все в окно увидела. Ходит в ЖЭК, анонимные записки пишет, что, мол, в доме ведьма, и надо принять меры.
– Но мы же не знали, – подхватила Оксана. – Что в три часа ночи есть ненормальные соседи, которые не спят!
– Ну да, а закапывают яйца в заледеневшую землю в три часа ночи нормальные?! – не сдавалась я.
– Санек, милая, успокойся, – тут же сбавила обороты Оксана и взяла меня за плечи. Это был ее коронный ход, которому я не могла противостоять. Я напряглась, обещая себе не сдаваться. – Ты пойми, Роутег шаманка в третьем поколении, она очень известная, и я не понимаю, почему ты не рада. Мы с таким трудом достали билеты, ведь к ней не пробиться! А сколько известных людей у нее обслуживалось? Сама Арина Беляева была, и какие крутые перемены у нее в жизни потом были, помнишь? Ну что, может, пойдем?
Я не помнила, какие крутые перемены были у Арины Беляевой, и, если честно, я не помнила саму Арину Беляеву и вообще не понимала, кто это такая. Но под мягким давлением подруги стала чувствовать, как по сине пошло тепло, а внутри стало появляться согласие. «Вот так всегда!» – я мысленно топнула от досады ногой на свою слабохарактерность и утвердительно кивнула.
Телефон зазвонил так резко, что рука непроизвольно дернулась и чашка выпала на пол. Гена чертыхнулся и поднес аппарат к уху.
– Слушаю, – как всегда коротко сказал он.
– Ты куда делся с праздника, беглец? – возле уха, со свойственным Юльке придыханием, мелодично понесся ее голос.
– Устал, поехал спать. Вы долго еще были? – он присел и стал собирать рассыпавшиеся возле ног осколки свободной рукой.
– Нет, без тебя скучно, – хихикнула Юлька. – Там по мониторам звонили, – ее голос тут же изменился, опустился на полтона и приобрел серьезный оттенок.
– В смысле? Не понял.
– Звонят с театра, просят поставить еще два монитора на балкон, чтоб и там видно было. Сказали, на полторы тысячи человек двадцать мониторов мало. Я звонила Юре, чтоб тебя не трогать, но он, наверное, еще спит после праздника.
– Конечно, какой нормальный человек после Нового года о мониторах думает, – протянул Гена и сбросил остатки чашки в ведро.
– Ну спасибо, – наигранно обидевшись, пропела Юлька. – То есть, по-твоему, я ненормальная.
– Ты нормальней всех нормальных, – ретировался шуткой Гена. – Я сейчас поеду в офис, займусь этим вопросом. Обзвони всех ответственных, на час совещание, чтоб к двум были готовы к старту. И никаких – спит. Все, праздники закончились. Масштабное мероприятие, надо работать. Хотя, если честно, вообще не понимаю, полторы тысячи человек по сто долларов за вход, и куда? На ведунью шаманку? Которая на сцене театра выступает. Еще и третьего января. Что только не придумают.
– Ты что! – Юлька аж крикнула, от чего засвистело в ухе. – Это же сама Роутег! Ты разве не слышал, какая она крутая?! Я лично с удовольствием пойду. Она же прям судьбу изменить может.
– Юль, – протянул Гена, понимая, что объяснять не стоит, но ум, переполненный информацией, требовал. – Ну, о чем ты говоришь. Ты вообще понимаешь, что такое шаман? Если верить религиозным верованиям, а точнее Википедии – это человек, способный в состоянии транса общаться с духами и излечивать болезни. Юль, с духами, ну разве не смешно? Двадцать первый век на улице. Но если на то пошло, ты знаешь, что такое камлание?
– Нет, – тихо протянула собеседница.
– Камлание, это ритуал, в силу которого душа шамана покидает тело. Мне почему-то казалось, что это должно происходить на природе, где-то далеко от цивилизации. Не знаю, может, это мое мнение, но в театре оперы и балета шаман ну как-то не очень смотрится. Да и какие вообще шаманы? Юль, где они, а где мы? Это все развод чистой воды. Я не верю во всю эту белиберду – духи, транс, ритуалы, предвидение и исцеление. Таблетки тебе в исцеление. Шоу на такое количество людей вообще вызывает много вопросов. Ну это же обычный сруб денег, неужели ты не понимаешь?!
– Не понимаю, – не отпуская наигранную обиду в голосе, сказала она, и Гена мысленно увидел, как Юля надула свои пухлые, всегда красные губки. – Я верю, а ты зануда и ботан!
– Ну веришь – и ладно, – согласился он с первым и вторым. – В час в офисе! Без опозданий.
Гена отключил телефон и непроизвольно улыбнулся. До чего же смешные люди. Его аналитический ум программиста не позволял это понять. Но заказ масштабный, платят отлично, работа – она и в Африке работа, а деньги – они и в Африке деньги, и неважно от Роутег или президента Пенсильвании.
