Текст книги "Замуж хотелось очень, или Шаманка Роутег"
Автор книги: Андрей Малицкий
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)
В театре была нереальная суета и столпотворение, и это, несмотря на то, что до начала еще четыре часа, а все эти бегающие, прыгающие, кричащие, нервно отключающие и включающие телефоны, передвигающие мебель и распутывающие провода люди были сотрудниками, которые занимались организацией этого мероприятия.
Гена приехал позже своих подчиненных минут на пятнадцать. Ребята уже принялись развешивать мониторы, протягивать кабеля и настраивать интернет. На пороге его встретил директор театра, Вениамин Александрович, невысокого роста мужчина с динамичной мимикой и большой блестящей плешью на голове, прикрытой зачесанными набок волосами, которые постоянно оттопыривались от ветра или поднимающихся бровей.
– Я так волнуюсь, – он схватился театрально за сердце и открыл Геннадию дверь. – Это такое событие, такое! Меня удар хватит.
Гена повернувшись к директору, улыбнулся, чтоб скрыть свое непонимание и отношение к происходящему.
– Ну что вы, не волнуйтесь, – он похлопал плотного мужчину по плечу. Директор так расчувствовался поддержкой самого Геннадия Олеговича, что отпустил дверь, которая, подтягиваемая тугой пружиной назад, этому Геннадию Олеговичу в лоб со всего размаха и въехала. Схватившись рукой за голову, Гена вскрикнул и отступил назад. В глазах резко потемнело, и на какой-то момент он выпал из реальности.
– Ох, как неловко, как неловко! – затрещал Вениамин Александрович, хватая Гену за руку и затаскивая в холл. – Женечка, – громко крикнул он куда-то в длинный коридор. – Лед, срочно! Человеку плохо!
Гена попытался вырвать руку и сказать, что человеку хорошо и ничего страшного, но, стремительно увлекаемый директором в сторону гримерок, не смог это сделать, так как тот все время орал.
Они пробежали по коридору метров десять, затем свернули налево и сразу направо. Вениамин Александрович без стука толкнул дверь и втянул за собой пострадавшего.
– Женечка, я же просил! – взвился он, но осекся. Гена выглянул из-за головы впереди стоявшего и увидел сидящую в кресле маленькую сморщенную женщину в странной раскраске и не менее странной одежде. Была ли это Женечка он не знал, но интуиция и ступор директора намекнули – вряд ли. Зачем Женечке так странно выглядеть? Хотя, может, у них в театре так принято. Выдохнув и собравшись выйти, чтоб скорее завершить все организационные и финансовые моменты, Гена почувствовал на руке пальцы, крепко сжимавшие его запястье мертвой хваткой.
– Может, вы меня отпустите, я уже хорошо себя чувствую, и время у меня… – тихо шепнул он куда-то в плечо Вениамина Александровича, но тот не шелохнулся.
– Он тебя не слышит, – проскрипела женщина. – В трансе. А вот ты мне как раз и нужен.
От скрипящего голоса Гена почувствовал неприятное покалывание в спине и попытался сделать шаг назад, но цепкая хватка директора не дала ему это сделать.
– Вы бабушка явно ошиблись, – промямлил он, но тут же осекся. Темные глаза собеседницы на слове бабушка сверкнули не по-доброму. – Женщина, – исправил себя Гена и сдулся еще больше, понимая, что облажался.
– Ты успокойся, – сказала она тоном, который не предполагал спокойствия, и взяла в руки бубен. В голове Гены пронеслись сразу все сказки о злых колдуньях, которые страдали каннибализмом и прибегали к попытке съесть своих жертв, и это напрягло Гену еще больше.
– Вы точно ошиблись, я тут случайно проходил. И как бы не собирался к вам. У нас тут работа, я не из театра, и вам точно кто-то другой нужен, – попытался ретироваться Гена, но женщина еще ярче сверкнула глазами, и он безнадежно обмяк, грустно повиснув на руке застывшего директора, устремил отрешенный взгляд в окно. Делать нечего, вырваться никак.
– Ничего я не перепутала, – женщина–бабушка подошла к нему. – Это же ты у нас умник неверующий. Все, значит, дураки верят, а ты нет.
– Кто вам такое сказал? – Геннадий округлил глаза, пытаясь понять, кто мог слить информацию о его атеистической позиции этому странному персонажу. Точно, как Юлька и тут успела. – Я очень даже верю, во все верю, – не понимая, во что он должен верить, попытался улыбнуться.
– Веришь, говоришь, – тетка прищурила темные глаза и стукнула в бубен. Гена дернулся.
– А вот я проверю, как ты веришь. С данной минуты ты у меня под колпаком! – от этих слов Геннадий не только дернулся, но и сжался. Какой сумасшедший дом арендует помещение театра? – Выйти из-под него, – продолжала бабка, не обращая внимания на панику собеседника, – ты сможешь, когда тебе на голову упадет звезда, с неба слетит паук, и пуля шальная догонит. Спасешься – счастье будет, не спасешься – пиши пропало. Не верит он, ишь ботан-умник! – скрипнула она и, покрутившись вокруг себя, плюнула через плечо, оплевав его штанину, села на место. Гена решил не вникать в суть оплеванных брюк, так как одно желание – скорее вырваться на свободу из этого дурдома не на шутку пульсировало в голове. Но тут он почувствовал, как ослабла хватка директора и услышал его голос.
– О, милая Роутег, приношу вам свои извинения, что ворвался без стука и предупреждения, черти меня попутали, – он три раза поклонился и стал пятиться назад, неуклюже оттаптывая Генины замшевые туфли.
«Последний раз я согласился работать на таких мероприятиях!» – прошипел про себя Гена, и подталкиваемый директором, вывалился из гримерки.
Танька сидела в машине, названивая мне каждые пять минут с вопросом: «Ты уже скоро?». Я нервничала, отвечала: «Уже бегу», но не бежала, так как до сих пор не могла понять, в чем ехать. За праздники я набрала еще три кило, и теперь ни одна вещь из моего гардероба вообще не налезала на меня так, чтоб я чувствовала себя в ней хоть немного комфортно. Джинсы не сходились, кофты топорщились, платья не застегивались.
– Ну мы же опаздываем! – терпение подруги закончилось, и она влетела в мою квартиру. Я, стоя в нижнем белье, охнула и прикрылась свитером, который держала в руках. – Ты с ума сошла, начало через час, а ты голая! – взвилась она и выхватила у меня свитер.
– Ничего не налазит, – простонала я, увлекаемая к гардеробу.
– Жрать надо меньше, – отрезала Танька и открыла створку. Скудные ряды вешалок зияли пустотой своих плечиков, так как все, что на них совсем недавно висело, было сброшено на диван, пол и единственный стул в комнате.
– Тебе легко говорить, жрать меньше, а у меня на еде все удовольствия подвязаны, как только перестаю, сразу в депрессию впадаю. И это, кстати, – поспешила я опередить нервный комментарий подруги, – ваша Игнатьева мне сказала! А ты сама говорила, что она лучший психоаналитик в городе!
Танька перестала рыться в моих платьях, юбках и джинсах, повернулась ко мне и как всегда выпучила глаза. Я знала, что слова, собирающиеся в этот момент в ее голове, будут острее лезвия, приготовилась.
– А Игнатьева тебе не сказала, что с этим делать? – на удивление спокойно спросила подруга и потянула синий рукав кофты, изымая ее из вороха одежды.
– Она сказала, я сама до этого дойду, но путь долгий, надо в детство вернуться и все там переделать. А переделывать там, из ее слов, двести сессий минимум. И так как прием у нее стоит семьдесят долларов, – тараторила я, пока Таня присматривала одежду, – думаю, где-то годам к шестидесяти как раз и получу ответ на этот вопрос, потому что чаше, чем раз в три месяца, со своими доходами, посещать ее не могу.
– Так дела не решаются, и к психоаналитикам так, дорогая, не ходят, – с укором сказала она, понимая, что мой бюджет на психов не рассчитан. – Ладно, надевай это, и поехали. Оксана уже сообщениями меня закидала, нервничает.
Я схватила протянутый наряд, состоящий из черных брюк и синей туники.
– Они не застегиваются, – чуть не плача я протянула брюки обратно. – Уже пробовала.
Танька испепелила меня взглядом, швырнула брюки обратно и наугад достала первую попавшуюся вещь.
– Ты уверена, что это лучшее сочетание? – я удивленно подняла глаза на подругу, пытаясь понять, не шутит ли она, удерживая передо мной длинную в пол юбку.
– Нормально, – махнула та рукой и направилась в коридор обуваться. – Все равно, что не выбери, не налезет, а ты будешь недовольна. И все почему? – она повернулась ко мне с видом учительницы младшей школы.
– Потому, что не принимаю себя, такой как есть и не люблю, – отчеканила я выученную наизусть фразу и натянула на голову тунику.
– Да! – Таня подняла вверх палец. – И жрать надо меньше. – Не смогла промолчать она.
Как я не пыталась научиться любить себя, по совету подруг, психологов и прочих умных людей, не получалось. Как только я становилась на путь любви к себе, тут же находилась уйма недостатков, перекрывающих успех в конце мероприятия.
Бока, свисающие над брюками, угнетали и тыкали мне на мою лень, волосы, вечно собранные в хвост – в неумение за собой ухаживать, одежда, которая болталась в гардеробе, покупалась не ради удовольствия, а, чтоб спрятать недостатки, и была скорее похожа на чехлы для автомобилей, нежели на платья для девушки. Моя стеснительность, вызывала у меня легкую ненависть к себе же, мое неумение отстаивать свое мнение, бесило меня и, вообще, в этом списке ухватиться я могла только за свой нос, который был красивой и правильной формы. Но, поверьте, на весах любви к себе его веса было мало.
Закончив процесс облачения, я подошла к зеркалу и поняла – не фонтан. Знаете, в интернете есть статьи с фотографиями – как надо с зеленой галочкой и как не надо с красным крестиком. Суть понятна? Так вот я сейчас была одним сплошным красным крестиком. Длинная туника заканчивалась ниже бедер, подчеркивая еще больше их округлые формы, из-под нее как-то нелепо вываливалась юбка, собранная туникой в неправильные складки, уходя куда-то вниз бесформенным мешком. И без того плохое настроение, от мысли, что мне надо ехать на какую-то шаманку, и провести там несколько часов, которые я могла потратить на чтение замечательной книжки или в край порисовать столь любимые мной наряды, испортилось еще больше от увиденного в зеркале, но голос Таньки вывел меня из печали своей интенсивностью:
– Саша, если ты сейчас же не выйдешь, я уеду сама!
«Капец, испугала!» – подумала я, и радужная мысль – не выйти, спрятаться, замереть, мелькнула в голове, но понимая, что потом будет хуже, я решила не рисковать.
Столпотворение в театре было нешуточное. Люди сплошной массой плавали по холлу, портеру и буфету. В буфете было больше всего. Наверное, измененное сознание способствует лучшему усвоению шаманизма.
Я, пытаясь не оторваться и не потеряться, болталась за подругами, отталкиваемая людьми, которым так хотелось изменить судьбу, вылечить радикулит, найти спутника жизни и увеличить свой доход. Таня и Оксана, пробиваясь к стойке, были полны надежды купить коньяку. Я же смотрела на всех присутствующих, пытаясь понять, на что рассчитывали эти люди в такой толпе, потратив на билет по сто зеленых денег.
– Эта Роутег, что, новый Кашпировский, который одним махом весь зал исцеляет? – злорадно шепнула я в спину Оксане. – Или, может, Алан Чумак, и надо было взять воду? – опять хихикнула я, довольная своим остроумием, но тут же осеклась, увидев проходящую мимо пышную женщину с высокой прической и трех литровой банкой воды. Стало грустно.
Спустя минут пятнадцать мы все-таки выпив коньяку, уселись в третьем ряду по центру. Перед нами возвышалась пустая сцена, на которой стоял шалаш, а точнее – его имитация, сделанная из одноместной палатки, которую украшали бутафорские ветки из поролона.
– Блин, за такие деньги не могли, что ли, сделать декорации нормальные? – шепнула я, чем привлекла внимание рядом сидящей очень серьезной женщины, которая держала в руках стопку фотографий. Она смерила меня взглядом, недовольно фыркнула и отвернулась.
– Сиди тихо, – менторским тоном сказала Таня. – Людей расстраиваешь. Нормальная декорация. Мы ж не на «Гамлете».
– Лучше б на нем, – вздохнула я, достала телефон и стала листать ленту фейсбука, рассматривая картинки.
– Слушай, ну чего ты бухтишь, – из-за Таньки высунулась Оксана. – Тебе же надо, мы стараемся, а ты все недовольна.
Я посмотрела на нее, но промолчала. На сто долларов их стараний я столько могла сделать: долги раздать, джинсы новые купить, на размер больше, чтоб ходить в чем было. Тяжелый вздох попытался вырваться наружу, но я его сдержала, чтоб не продолжать разговор.
Вдруг со всех сторон резко раздался стук барабанов, и зал наполнился неимоверным шумом. Я дернулась и упустила телефон, который слетел на пол и покатился под первый ряд.
– Черт, – выругалась я и потянулась ногой вперед, пытаясь нащупать потерю. Телефона не было. Все присутствующие затаив дыхание смотрели на сцену, и мне было крайне неловко совершать свои телодвижения. Поерзав на стуле, я как можно незаметнее съехала вниз и еще раз поводила ногой под креслом впереди себя, но наткнувшись на ногу впереди сидящего мужчины, резко выпрямилась и уставилась на сцену, сделав максимально заинтересованное лицо. Мужчина повернулся, смерил меня взглядом, и отвернулся обратно. Я почувствовала приближение паники и глубоко вдохнула, пытаясь упокоиться. Но как?! Телефон новый, недавно купленный в кредит на двенадцать месяцев без переплаты. А если наступят, а если раздавят или заберет кто-то? Что потом, деньги в холостую платить? Мамочка, что же делать?!
Съехав максимально вниз, зацепившись затылком за спинку своего кресла и удерживаясь руками за сидение, я стала ворошить ногами пространство впереди, в надежде нащупать и подцепить столь ценную потерю, но все мои попытки разбивались, как снежный ком о стену. Удерживаясь коленками за спинку переднего кресла, я стала въезжать обратно, на ходу думая, как быть. Но вероятно мои колени опять помешали впереди сидящему и уже изрядно нервничавшему мужичине, от чего он резко выпрямился, и тот сантиметр спинки который меня удерживал под тяжестью его тела тоже выпрямился, а я, потеряв опору, полетела с грохотом на пол. Меня, конечно, спасли барабаны, все еще постукивающие в колонках, и шум произведенный мной их не заглушил, но ближайшее население всколыхнулось.
– Ты чего? – испугано гаркнула Танька и потянула меня вверх.
– Ничего, упала, – усаживаясь на место и глупо улыбаясь, сказала я.
– Сиди тихо, все пропустишь, – шикнула она и уставилась на сцену.
Сиди тихо, легко сказать. Телефон бы достать, а там можно и тихо. Я посмотрела на сцену, по которой прыгала странного вида старушка, обмотанная шкурой какого-то диковинного зверя. Раскраска меха, который был на ней, не предполагала ни одного из имеющихся в природе. Красные круги перетекали в синие и окантовывались черными. Ворс торчал странными сосульками в разные стороны. На голове у нее болтались три пера, одно сломано, в руках большой бубен, который все время перевешивал и тянул ее в сторону.
Оторвавшись от странного шоу, я вернулась к телефону. Цель поставлена, но не достигнута. Незаметно, чтоб не привлекать внимание подруг я заглянула под кресло – не видно, наклонила голову чуть больше – не помогло, сдвинулась еще ниже – тщетно. Так, пытаясь нащупать взглядом потерю, я не заметила, как практически легла сидящей рядом девушке на колени, которая так была увлечена действом на сцене, что, слава богу, тоже не заметила мой выпад. Свет мелькал, снижая видимость. Я покрутила головой, щуря во всю глаза, но ничего не заметив, собралась вернуться в исходное положение, как вдруг почувствовала, что печень встрепенулась и стала втягивать меня обратно судорогой.
– Только не это, – прошептала я, и резко легла обратно на колени соседке, на сей раз заметившей, и, скажу более, ощутившей мое странное движение.
– У вас все нормально? – задала она естественный вопрос, глядя на меня сверху, на что я как можно естественней ответила:
– Да, все хорошо, страшно очень, – улыбаясь снизу сказала я, и махнула непринужденно рукой, показывая, что я, если что, с миром.
Девушка подозрительно посмотрела, но промолчала. Я попыталась разогнуться, но печень, сказав мне до свидания, скрутила еще больше. Если б я не была такой дурой и подумала раньше, конечно же, согнулась бы в сторону Таньки, но дело сделано – и надо выходить из воды сухой, так как отдыхать на коленях незнакомки крайне неловко. Сжав в кулак всю волю, я резко выпрямилась и, еле сдержав крик, улыбнулась опять повернувшемуся с переднего кресла мужчине.
– Да вы угомонитесь, в конце концов?! – злобно шикнул он и резко отвернулся.
– Вы меня извините, – набралась я чрезмерной наглости и ткнула его в плечо. От этого движения он чуть не воспламенился, но, сдержавшись, повернулся ко мне.
– Ну что еще?! – прошипел он.
– Подайте, пожалуйста, телефон, он куда-то упал, туда к вам.
Мужчина фыркнул, но нырнул под кресло. Весь ряд опять всколыхнулся и повернул в нашу сторону головы. Я же, как ни в чем не бывало, уставилась на сцену, делая вид, что это все он, не я. Вдруг барабаны замолчали, и в зале воцарилась гробовая тишина. Старушка на сцене замерла в нелепой позе, повторяя какой-то странный звук: что-то вроде дзын или кабзын. Не знаю, что это значило, но все притихли, и только неуклюжий мужчина все никак не мог достать мой телефон. Волнение росло. Под ложечкой дергало и заставляло напрягаться. И не зря.
Вы знаете, что такое закон подлости? Вот я точно знаю. Старушка, напевшись вдоволь своих песен, наконец замолчала и подошла к краю сцены осматривая присутствующих. Прищурившись, она смотрела так, как будто кто-то из зала должен ей крупную сумму денег. Все, конечно, напрягись, но я больше всех. Мужчина все еще пыхтел под креслом, и мое чувство вины, что он сейчас пропустит самое интересное, росло в геометрической прогрессии. Но когда в этой тишине (лучше б барабаны) запела мощным голосом Адель песню «Hello», (да – это мой телефон, да, это моя грустная мелодия на звонке, да, она очень смысловая и качественно отображает мою жизнь, и я каждый раз ответственно чувствовала себя героиней этой песни, когда ее слушала), но сейчас мне было не до героини. Я не то, что напряглась, я мысленно стерла себя с лица земли, успев, правда, извиниться перед подругами и впереди сидящим, а точнее: ползающим под креслом мужчиной.
Роутег тут же метнула свой зоркий взгляд в нашу строну и побежала по сцене на звук. Остановившись напротив, она вперилась в меня взглядом. Я сделала вид, что наблюдаю за мужчиной, сетую на такое бесцеремонное поведение и даже попыталась посмотреть шаманке в глаза и поцокать языком, раскачивая головой, мол – ай-ай-ай, какой кошмар и как не стыдно. Но, не понимая моих сигналов, старушка вдруг крутанулась вокруг себя, стукнула в бубен и выкрикнула что-то нечленораздельное. Зал прислушался, я напряглась. Тут где-то из-за кулис раздался нормальный женский голос переводчицы, которая четкой поставленной речью выговорила:
– Третий ряд, одиннадцатое место, поднимитесь на сцену.
По залу пополз шум. Все стали вытягивать шеи и поднимать зады, чтоб увидеть этого счастливчика. Я, повторяя движения толпы, тоже начала крутить головой, но тут резкий толчок в бок Танькой выбил меня из ступора.
– Ты чего тупишь?! – гаркнула она и стала вытягивать меня из кресла. – У тебя одиннадцатое, иди давай.
Опешив, я вжалась всеми порами в кресло и стала ногами в распорку.
– Не пойду! Я не хочу, я не готова и вообще не в том виде, чтоб по сценам ходить, – затрещала я.
– Ты что, дура?! – продолжала шипеть подруга. – Это твой шанс. Знаешь, сколько у нее стоит личная консультация?! Тысячу долларов. Тебе повезло, в программе указывалось, что будет индивидуальная работа с одним человеком из зала. Саша, тебя из всей этой толпы на полторы тысячи выбрали, иди давай! – и она силой вырвала меня из не очень мягкого, но очень родного кресла и толкнула в проход, который вел на сцену. Я посеменила вперед, путаясь в длинной юбке, все время пытаясь упасть. На ступеньках у меня почти получилось это сделать, но галантный мужчина с первого ряда успел подать мне руку, за которую я схватилась, как за спасательный круг. Я так жалобно глянула ему в глаза, вкладывая в этот взгляд мольбу о спасении, но он меня не понял, подтолкнул на сцену и радостно улыбнулся.
Вылетев на ярую освещенную плоскость с торчащей по центру палаткой, я осталась один на один с этим монстром в перьях и бубне. По телу пробежала мелкая противная дрожь. Свет ламп слепил глаза, я не видела ничего вокруг кроме низкой, разукрашенной дамочки. Ее темные глаза то и дело сверкали в искусственном свете, шаря по мне сверху вниз. Закончив осмотр, она прыгнула ближе, обежала вокруг три раза и дотронулась холодной ладошкой ко лбу.
– Вот такая ты, значит, – проскрипела она мерзким голосом. Я закрыла глаза. «Интересно, что значит это ее «вот такая ты?» Ей кто-то что-то про меня уже наплел? Она меня знает? Может, это шутка Таньки и Оксаны, они это сделали?». Я судорожно листала в голове мысли, пытаясь найти подходящую, чтоб ухватиться за нее, пока эта чокнутая вытанцовывала вокруг меня свои танцы.
– Много груза прошлого у тебя на плечах, много, – вдруг она стала рядом и стукнула меня бубоном по голове. Глухой звук вибрирующей ткани наполнил пространство. – Сбросить груз надо, сбросить.
«Больная, что ли, зачем по два раза повторять? Или меня тупой считает?» – пролистнула я следующую партию мыслей.
– Не сбросишь, пока все тропы не пройдешь, пазл жизни соберешь и свою тропу найдешь. У всех есть выбор! У тебя есть выбор. Много троп! Судьба многогранна. Но ты плыть по течению привыкла, не строить сама, не брать ответственность. А теперь придется выбрать, свое выбрать. Ответственность на себя натянуть, друзей спасти, себя вылечить, найти то, что ищешь. Тогда и меня найдешь и поймешь, как счастливой быть, иначе беда тебе, беда…
Шаманка резким движением достала что-то из кармана и сунула мне в руку. По ощущениям это был плотный глянцевый лист. После этого она стала ко мне спиной, что-то нашептывая себе под нос.
Я повернулась в зал в поисках поддержки, в надежде увидеть подруг, но поняла, что это невозможно, так как свет слепил со всех сторон, перекрывая видимость. Сдувшись окончательно, я стояла посреди сцены, ни черта не понимая в происходящем, сгорая от стыда за свой внешний вид и за весь процесс в целом. Нормальная консультация?! И за это шутку баксов?!
Тут шаманка закончила причитать своим мерзким скрипучим голосом, обернулась вокруг себя, плюнула через плечо, оплевав мне юбку, и скрылась в палатке, не прощаясь. Я, ошарашенная происходящим, сжимая в руках лист, стояла как вкопанная, не зная, что делать дальше. Все? Или ждать продолжения Марлезонского балета? На мое спасение за кулисами раздался голос уже знакомой переводчицы, которая указала мне, что я могу вернуться и объявила перерыв на пятнадцать минут, объяснив это тем, что Роутег восстанавливается после столь сложной работы.
– И что это было?! – залпом выпив коньяк, я стукнула бокалом о стол. – Вы зачем меня в этот цирк притащили?! Лучше б в настоящий пошли, и дешевле и удовольствия больше!
– Санек, ну ты чего? – Оксана взяла меня за плечо, но я дернулась, не давая ей меня успокоить.
– Чего? Того! Груза у меня много! Подумаешь, глаза открыла! Я сама знаю, что его много, и не только на плечах, а еще, на руках, ногах, боках, заднице и роже! Сбросить надо! – шипела я, не в силах остановиться. – Легко сказать. Если б я знала, как его сбросить, давно б сбросила!
– Жрать меньше надо, – как всегда вставила цинично Танька, но Оксана так громко шикнула на нее, что за соседним столом диалог тоже прекратился. – И вообще, – не обращая внимания на шиканье подруги, продолжала Татьяна. – Может, она о другом грузе, ты не подумала?
– Не успела! Уж слишком чокнутое действие было, – не сбавляя обороты сипела я. – Больше никогда, слышите, никогда с вами никуда не пойду и ни на одну авантюру не подпишусь. Надоело, достало по самое не могу. Моя жизнь – это моя жизнь! И она вас больше не касается! Мне и одной нормально! И хватит тянуть на себя ответственность за мое счастье. У меня может на роду написано – одной быть! Понятно?! – крикнула я, и за соседним столом утвердительно кивнули.
– Санек, – Оксана опять протянула ко мне руку, но я поднялась и выскочила из-за стола.
– Не надо меня трогать! И Саньком называть не надо! Я ухожу! И больше не собираюсь участвовать в этом цирке! – резко развернувшись, я направилась к выходу, зацепив стул, который с грохотом полетел на пол.
– Да ты что! – ахнула Юлька, потягивая вино из большого бокала. – Вот так прям к ней в гримерку и попал?
– Да, – буркнул Гена и тоже глотнул вино.
Они сидели в большом ресторане возле самого театра. После столь крупного заказа необходимо выпустить пар. К столу подошел Толик, держа в руках рюмку с текилой.
– Ох, и устал я, – выдохнул он и плюхнулся в кресло. – Так что там она тебе сделала, – одним махом опустошив рюмку, он скривился и посмотрел на Гену.
– Заколдовала она его, – засмеялась Юлька, и Гена метнул на нее недовольный взгляд.
– Слушайте, ребят, хватит уже, – застонал он. – Бред это все, ну честное слово. Не о чем больше поговорить? Расскажите лучше, как пятый участок сработал, после того как кабель сорвали.
– Да нормально сработал, – отмахнулась Юлька. – Ты с разговора не спрыгивай. Неужели не понимаешь, как все серьезно?!
– Что серьезно? Бред старой маразматички, которая мне брюки оплевала? И я не могу понять, у нее это что, коронный выход? Тетеньке на сцене она тоже на юбку плюнула, я как раз за кулисами стоял, видел.
– Так это же и есть ее колдовство. Ты думаешь, я шучу? – Юлька нервно дернула головой, отчего ее белокурые волосы всколыхнулись волной из стороны в сторону. – Что она тебе сказала, ну пожалуйста? – Она сложила ладошки перед лицом и надула, как всегда, губки.
– Я тебе уже говорил – звезда упадет, паук с неба слетит, пуля догонит. Ну чушь, Юль?
– Чушь, говоришь? А как она узнала, что ты не веришь? А как она заколдовала директора, что он не двигался? – Юля еще глотнула вина.
– За то, что не верю, ты, наверное, наплела, – Гена лукаво посмотрел на собеседницу.
– С каких это?! – Юлька удивленно вскинула брови.
– Ну не знаю, ты везде успеешь. Да и вообще, а что она такого сказала? Мое детство поминутно описала? Подумаешь, не верю, да таких миллионы, попасть в точку не трудно!
– А директор? – не унималась Юлька.
– Не знаю, что с директором, может, это у них отработанный номер, – Гена махнул рукой и повернулся к Толику, чтоб обсудить проведенную работу, учесть ошибки и избежать их в следующий раз. Крупные заказы были не редкостью, и нужно постоянно повышать квалификацию. Юля молча потягивала вино. Выпитый алкоголь расслабил нервы и выровнял дыхание.
– Ну что, восьмого на работе? – Гена вложил в книжечку деньги и встал из-за стола.
– Ты домой? – Юлька выпрямилась и взяла его за руку. – Меня подкинешь? Я выпила, не хочу за руль.
Гена утвердительно кивнул и направился к выходу. Толик, оставшись сидеть, провел их взглядом и подозвал официанта:
– Еще текилы, – бросил он.
Машина журчала по заснеженному городу, освещенному гирляндами. Людей было мало, на улице ночь.
– Ну что, к тебе? – Юлька провела рукой по плечу.
– Нет, Юль, поздно, – не отрываясь от дороги сказал Гена и сбавил скорость. Такая игра длилась уже около года, Юля открытым тестом намекала ему, что она лучшая из женщин и только с ней он будет счастлив. Гена же, в свою очередь, очень вежливо, но настойчиво делал вид, что не понимает, о чем она. – Устал. Уже начало первого, надо поспать, завтра важная встреча.
– Гена, – Юля повысила голос, – завтра выходной! Какая важная встреча?! Нельзя все время работать. Посмотри вокруг, в жизни есть еще что-то кроме работы! Ты же так с работой в обнимку и умрешь.
– Юль, – тихо сказал Гена, глядя на дорогу. – Посмотри внимательно на Толика, ну сохнет же по тебе мужик, неужели не видишь? Хорошая партия, он на руках тебя носить будет.
– А ты не будешь? – резко спросила Юля.
Но Гена ничего не ответив, еще сбавил скорость. Впереди стояла полиция, перегородив дорогу красной лентой. Знака «Объезд» не было, так как объезжать было некуда.
– Гена, ну услышь меня! – взвилась спутница, но он кивнул вперед, и она повернулась.
– А что тут такое? – удивленно спросила она, глядя на закрытую дорогу.
– Не знаю, сейчас спрошу, – он отстегнул ремень и припарковался на обочине. – Ребят, что случилось? – крикнул Гена, выходя из машины и направляясь к стоявшим в форме. – Проехать можно?
– Нет, – молодой парень крикнул в ответ и пошел навстречу. – Тут елка в аварийном состоянии, основа треснула, в любой момент может упасть, не положено. Разворачивайтесь и в объезд.
– Но у меня дом через тридцать метров, – растерянно махнул рукой в сторону елки Гена. – В объезд никак. Только по этой дороге можно.
Сержант почесал затылок под шапкой и посмотрел на напарника.
– Витя, слышь, – крикнул он. – Тут эта, проехать надо, дом вон за поворотом, другого подъезда нет, что делать?
– Не положено, – выкрикнул заученную фразу Витя.
– И? – Гена посмотрел по сторонам, пытаясь выстроить в голове план – как добраться домой. А домой хотелось. Горячий душ, тридцать грамм виски и спать – все, о чем он сейчас мечтал. – Ребят, может, я быстро проскочу, и все? – с надеждой в голосе спросил он.
– Не положено, аварийная ситуация. Вам елка на голову упадет, нам что потом делать?
– Так мы уже пять минут говорим, я проехать успел бы.
– Что такое? – к Гене подошла Юля, натягивая варежки. – Холодно, домой охота, рябят.
– Не положено, – зудел молодой сержант, не меняя интонации.
– Нет, ну я понимаю, но нам что делать? – Юля попыталась набрать обороты и перейти на капризно-истеричный тон, но Гена, зная эту особенность, отодвинул ее, понимая, что так будет только хуже.
– Хорошо, – он подошел к сержанту. – Давайте я подпишу бумагу, что беру на себя полную ответственность и проеду?
Тот опять почесал под шапкой и посмотрел на напарника.
– Бумагу подпишите, но проехать не положено, а вот пройти можете.
– А с машиной что? – удивленно развел руками Гена.
– Ничего, тут постоит, мы все равно до утра караулить будем, присмотрим, за вознаграждение.
Гена тяжело вздохнул, понимая, что делать нечего и соглашаться на условия надо.
– Ладно, сколько за присмотр?
– Сколько не жалко.
– Сколько не жалко, – повторил он и полез в карман за портмоне. – Столько хватит? – он протянул пару купюр, которые тут же исчезли в кармане сержанта. Тот молча зачем-то отдал честь и указал рукой на проход под красной лентой.
– Только быстро и аккуратно, а то скрипит елка, вот-вот слететь может.
– Да понял я, – Гена достал из машины сумку, подхватил Юлю под руку и потянул под ленту.
