Текст книги "Воспоминания о людях и событиях моей жизни"

Автор книги: Андрей Левицкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

Поздней осенью, наверное, в октябре, гуляя вечером по Москве, мы оказались в сквере Самотечной площади. Народу почти не было, мы сидели на скамейке, тесно прижавшись друг к другу, смотрели на Садовое кольцо, по которому шел поток машин, и у нас начался серьезный разговор о нашей дальнейшей жизни. Мы были едины в том, что очень любим друг друга, хотим жить одной семьей, т. е. решили пожениться. Жить решили у меня, так как у нас будет отдельная комната. Зарегистрировать брак мы решили в ближайший праздник – годовщину Октябрьской революции, 7 ноября – так было принято в то время. Свадьбу организовать мы не могли, так как у нас не было денег, а решили в этот день пойти в гости к Симиной подруге, а возвращаться из гостей уже ко мне. Наши договоренности мы скрепили долгим поцелуем.

Такое решение пришло к нам после большой взаимной любви и желания жить самостоятельно. Меня, наверное, к женитьбе на Симочке подтолкнула еще мамина болезнь с очень трудной обстановкой дома. Симе, очевидно, хотелось уйти из их общей комнаты в отдельную, а также от отца, который возражал против ее выхода замуж за меня. Кроме того, он был очень сложным человеком в быту: мог неделями ни с кем в семье не разговаривать. Надо отдать должное Симиной силе воли пойти против желания отца. К тому же, я действительно тогда был неважнецким женихом – бедным студентом с больной матерью. О том, что Израиль Маркович не хотел нашего брака мне сказала много лет спустя близкая Симина подруга Аня Дыбовская, надо заметить, что Сима мне об этом никогда сама не говорила.

Мы пошли в ЗАГС на Метростроевскую (ныне Остоженка) улицу и подали заявление на регистрацию. Нас поставили в очередь на 14 ноября. В первые ноябрьские дни я провел генеральную уборку и некоторую перестановку мебели в наших комнатах. К 7 ноября все было готово к тому, чтобы в комнаты, в которых я родился, пришла Симочка.

В тот год 7 ноября выдался ясным солнечным днем с легким морозцем. В полдень мы пошли к Бруссерам и Симочка собрала самые необходимые для себя вещи: одежду, учебники и, главное, любимую подушку. С ней подмышкой мы важно прошли по нашим переулкам. Все остальное время этого дня в моей памяти не осталось. А помню только конец дня, когда мы вернулись домой и оказались в одной постели – настал великий праздник.

Симочка была изумительной ласковой женщиной и верной надежной женой. В минуты интимной близости она говорила такие слова, от которых я растворялся в блаженстве, таких слов я никогда и нигде больше не встречал. Их я не хочу публиковать, пусть они останутся между нами. Сима тоже многократно отзывалась на мои ласки. Я старался называть ее только нежными именами. Так из Симы она превратилась для меня в Симуленьку, Леконьку и Лекушку. Так я называл ее всю нашу совместную жизнь. Она всегда была для меня праздником. Думаю, что и она также ценила нашу с ней жизнь. Нам всегда было вместе хорошо и легко.

С тех пор день 7 ноября мы называли "день свадьбы "де факто", а 14 ноября, когда мы расписались в ЗАГСе, день свадьбы "де юрэ". Мама подарила Симе золотое кольцо с золотистым топазом. Сима его любила, всегда носила и тщательно чистила. Теперь его носит внучка Оля. Девочки из Симиной студенческой группы, с которыми она была очень дружна, подарили чайный сервиз в красно-желтых тонах. Он до сих пор весь цел. У нас дома состоялась небольшая студенческая вечеринка с моими друзьями из техникума: Юрой Крутовым, Сеней Бумажным, Машей Тарасовой и Галей (моей двоюродной сестрой). Анна Ефимовна в их большой комнате тоже устроила прием своих сестер и племянников по случаю замужества Симочки. У моей Гали осталось в памяти, что она танцевала с Мишей Зеликиным – двоюродным братом Симочки.

После того, как мы поженились, Симочка водила меня по своей родне – весьма обширной. У ее мамы Анны Ефимовны было три родных сестры и два брата, а кроме того, несколько единокровных сестер от отца. Самой близкой двоюродной сестрой для Симочки была Сима Жаркова, тоже врач-педиатр. Они любили и дружили друг с другом всю жизнь.

У второй Симиной тетки, Гинды Ефимовны, сын – Володя Зарецкий после войны, будучи военным, служил в Саратове. Там он женился на девушке Наташе, у них родилась дочка Оля. Сам Володя пошел по партийной линии и стал вторым секретарем Саратовского горкома партии. Впоследствии он был переведен на работу в Москву – председателем Российского комитета по стандартизации. Я с ним всегда был в хороших отношениях. Володя сейчас очень болен и почти не встает с кровати, его две дамы за ним ухаживают.

С Симиным родным братом Мариком мы были очень близки. Он женился на Вале, с которой и Сима, и я всегда очень дружили. О них речь пойдет в следующих главах, но здесь я хочу привести только небольшую выдержку из Валиных воспоминаний:

"Симочка не дожила полгода до золотой свадьбы. Она была однолюбка и умела черпать счастье в своей семье. Андрюша был ее единственной любовью, они были неразлучны, всегда все решали и делали вместе, у них были общие интересы и друзья..." [12].

Молодожены Левицкие Сима и Андрей, Москва, 1949 год

Студенческая свадьба Левицких (слево направо) сидят: Юра Крутов, Галя Каптель, Сима и Андрей Левицкие, Маша Тарасова,стоят Игорь, друг Маши и Семен Бумажный, Москва Большой Могильцевский пер., 1949 г.

Студенческая практика на Коломенском паровозо-строительном заводе (слева направо) сидят Валя Кабанов, Павел Акулов, Серей Воробьев, Андрей Левицкий,стоит крайний справа Олег Елисеев город Коломна, 1949 год

Студенческая практика в паровозном депо слева направо Левицкий Андрей, Фаликзон Семен, станция имени Тараса Шевченко Одесской ж.д., 1950 год

Елена Николаевна Малиновская, подруга М.М.Левицкой, Москва, 1950 год

Профессор МЭМИИТа Александр Яковлевич Тихонов, Москва, 1951 год

Елена Алексеевна Андреева, подруга Левицких, Москва, 1949 год

Андрей Андреевич Елшин (дядя Андреевой Е.А.) Москва 1949 г.

ЧАСТЬ IV. ТРУДОВАЯ МОЛОДОСТЬ (1952–1962)

Глава 13. Рождение сына

В предыдущей главе я писал о нашей женидьбе с Симочкой, теперь перейдем к повседневной жизни молодоженов. Мы не переставали наслаждаться близостью друг друга, постоянным общением и совместным решением возникающих проблем. Когда мы поняли, что Симочка беременна, мы не знали радоваться этому или огорчаться. Сима пошла за советом к своей маме, а та решила обратиться к мудрой сестре Евгении Ефимовне. У нее никакого совещания не получилось, а был устроен большой праздник по поводу беременности Симы. Симочкина тетка жила вместе со своими дочерьми Симой (большой, как ее называли в семье) и Мурой, внуком Юрой и сестрой Гиндой Ефимовной в коммунальной квартире в Зачатьевском переулке, недалеко от станции метро «Дворец Советов» (теперь «Кропоткинская»). Комнаты, в которых они обитали, также добыла ее сестра Гинда в первые годы Советской власти. Они были очень оригинальными, в них был лифт для подъема еды из кухни, которая была этажом ниже. Еще у них стояла очень красивая дубовая мебель, доставшаяся им от бывших хозяев этой огромной квартиры.

После решения главного вопроса потекли опять счастливые дни нашей совместной жизни. Наверное, на пятом месяце беременности у Симы воспалился аппендицит. Начались консультации с различными врачами. Одна очень знающая врач-хирург, у которой Сима училась, Анжелина Абрамовна сказала, что надо удалять аппендицит и взялась сама сделать эту операцию. Опять все волновались, но, к счастью, операция прошла хорошо, и на плод, то бишь Сашу, она никак не повлияла.

Саша родился благополучно и начал свой жизненный путь 27 апреля 1952 года. Кстати, точно в этот же день в 1937 году арестовали моего отца, Сашиного деда. Я считаю, что Господь рождением Саши компенсировал мою потерю пятнадцать лет назад. Теперь внимание всех членов нашей семьи сосредоточилось на Саше. Рос он довольно сложно, плохо засыпал и кто-то из нас должен был сидеть около него, пока он не заснет. Но Сашенька крепчал и вместе с нами радовался жизни.

Летом 1953 года выехали на дачу в дом моего начальника в техническом отделе депо Петра Дмитриевича Разинкова. Его дом стоял между Ярославским шоссе и сортировочными путями станции Лосиноостровская, но там был хороший сад, и близость транспорта почти не ощущалась. Это место еще не входило в Москву, а называлось городом Бабушкиным. В памяти осталось, что Саша все время норовил вылезти из коляски, которую нам дала Веточка, моя двоюродная сестра. У него это получалось, так как коляска была старая и рваная. Но все обошлось благополучно, и все-таки мы жили летом не в центре Москвы, а за городом.

В последующие годы летом Сима работала в пионерских лагерях и детских садах, которые выезжали из Москвы в Подмосковье. С собой она брала Сашу и бабушку Марию Михайловну. Там ей давали очень приличное помещение, где они жили, обеспечивали всех питанием и платили заработную плату. Но работать там ей было очень трудно и беспокойно: то какой-то отряд объелся неизвестно чем и не выходит из уборных, то кто-то из ребят свалился с дерева и сильно расшибся. Симочке всех надо было вылечить, уладить и успокоить родителей. Она, безусловно, была талантливым педиатром и со всеми медицинскими проблемами справлялась. Но она еще была очень ответственным человеком, и эта работа требовала от нее большого нервного напряжения. Я к ним приезжал каждую неделю, но помочь ей мало чем мог. Поэтому спустя четыре года она отказалась от такой работы, и мы стали снимать дачу, чтобы Саша и наши родители имели возможность летом жить за городом.

В детский сад ходить зимой Саша не любил и всячески отлынивал от него. Моя мама записывала "необычные" высказывания внука и одним из них было: "В детском саду хуже. Дома можно побаловней дела делать". Надо заметить, что рождение внука очень хорошо подействовало на бабушку Марию Михайловну. Ее жалобы на здоровье, слабость и прочие недуги заметно уменьшились. Она очень помогала Симе в Сашиных делах и, когда он был маленьким и потом, когда начал ходить в школу. Думаю, что кое-что из того хорошего, что есть у Саши, он почерпнул у бабушки.

Во дворе дома, в котором мы жили в Москве, Саша очень любил гулять, играть в мяч и другие игры со сверстниками. Много лет у него был приятель Сережа, с которым у него было очень много общих дел. Я с ним любил путешествовать по Москве, ходили на демонстрацию по праздникам, были в депо, в котором я работал, и Саша даже залезал на паровоз.

В школу Саша пошел в 1959 году. Это была обычная московская школа в Островском переулке с неплохой учительницей начальных классов. Учеба у него шла хорошо, без всяких осложнений. Во многом ему помогала мама, особенно в английском языке. После шестого класса, летом 1965 года нам позвонили наши друзья Шматковы и сказали, что в средней школе № 444 очень хорошо преподает математику учитель Вайсбург. Они предложили подумать, не перевести ли Сашу в эту школу, и помочь, так как Артур был знаком с этим преподавателем. Мы, конечно, загорелись этой идеей и общими усилиями удалось перевести Сашу из обычной московской в школу № 444 с математическим уклоном. Она располагалась на Первомайской улице и ездить приходилось довольно далеко, но овчинка стоила выделки. В первый год обучения в новой школе Саше было очень трудно. Ребята в его классе подобрались очень сильные в математике. Многие из них в будущем стали докторами наук – Женя Рахманов, Миша Шаталов, Миша Бургин, Толя Лысак. Саша выдюжил, и тоже стал доктором наук, но об этом я расскажу в двадцать четвертой главе.

После того, как в 1958 году я перешел на работу в ЦК профсоюза, у меня появились возможности получать недорогие путевки во многие города СССР. Кроме того, я познакомился с техническими инспекторами, которые работали на всей сети железных дорог, они с удовольствием приглашали меня с семьей погостить у них во время отпуска. Еще я имел право на бесплатный проезд в хорошем вагоне по всем железным дорогам для себя и сына. Поэтому летом во время наших отпусков мы стали втроем ездить в разные интересные места нашей страны.

В 1962 году мы жили в пансионате "Бугас" под Одессой и несколько дней провели в самом городе в квартире моего хорошего товарища Франца Иосифовича Заблоцкого и его жены Регины. Впечатлений было масса: море, порт, город, лестница к морю, театр и т.д., принимали нас очень радушно, спустя некоторое время мы постарались ответить тем же, когда Франц Иосифович приезжал в Москву.

В следующем году мы были в Крыму, жили в пансионате в Мисхоре. Оттуда ездили на экскурсии в Алупку, Воронцовский дворец, Севастополь и Ялту. Опять была масса незабываемых впечатлений и, наверное, самое главное – купание в Черном море. Лето 1964 года провели на Рижском взморье в хорошей компании: Вали и Марика, Шматковых, Гали, Ляли и других добрых друзей и родственников.

В конце этой главы хочу отметить необыкновенную любовь (можно сказать, обожание) Симы к Саше с первых же дней его рождения. Любовь к нему у нее была какая-то особенная, возвышенная. Может быть, поэтому он очень мягкий и умный человек. Я никогда не ревновал Симу к Саше, мне тоже доставалось от нее много теплой и ласковой любви. И вместе мы всегда любили нашего сына и гордились им.

Глава 14. Смерть тирана

В январе 1953 года ТАСС опубликовало сообщение о разоблачении врачом Тимощук «гнусной шайки шпионов и убийц», в основном, врачей-евреев, которые были связаны с международной еврейской организацией «Джойнт». Их целью было умерщвление советских людей. Тут же были арестованы врачи-профессора Коган, Фельдман, Этингер, Вовси, Гринштейн, Гинзбург и другие. По радио передавали, как советский народ с гневом клеймит преступную банду убийц и их иностранных хозяев, которые убили Жданова, Щербакова и других видных деятелей партии и государства.

Во время гремевшего дела врачей-убийц Симочка решила поступить на работу. Согласитесь, что эта пора для приема в поликлинику Симоны Израилевны была не очень подходящей. Но не все были трусами. Главный врач 30-й детской поликлиники Мария Александровна Рогачевская, поговорив с Симой, приняла ее на работу. Даже для человека, пользующегося уважением в районе, это был мужественный шаг. И Сима ее не подвела. Она была, как говорили ее коллеги, "врачом от Бога". Все, кто лечил у нее своих детей и внуков были довольны и благодарны Симочке. Она помогала всем, кто к ней обращался, ставила ребятишек на ноги.

Одновременно с акцией "врачей-убийц" в стране готовилась еще одна антисемитская акция. О ней мне тогда рассказала моя теща Анна Ефимовна, которая об этом узнала "по секрету" от работника домоуправления. Чуть позже об этом же мне говорил Ершов – заместитель начальника вагонного депо Лосиноостровская. Ему было поручено готовить вагоны для перевозки евреев на восток страны. Информация об этом действии была опубликована в газете "Вечерняя Москва" от 20 января 2001 года в форме беседы с профессором Я.Я.Этингером.

Акция предусматривала массовую депортацию всех евреев в Сибирь и на Дальний Восток. Для этого к Москве и другим крупным городам было направлено несколько сотен железнодорожных составов. По всей стране в отделах кадров предприятий и домоуправлениях составлялись списки евреев для переселения на восток страны. Существовало два вида таких перечней: чистокровные евреи и полукровки. Первые должны были быть эвакуированы в первую очередь, а вторые некоторое время спустя. В это же время в Сибири и на Дальнем Востоке строились барачные комплексы по типу концентрационных лагерей для размещения депортированных евреев.

Безусловно, что такая крупная акция готовилась с ведома Сталина. Им было назначено время начала ее осуществления – 5 марта 1953 года. Однако, видно, все-таки существуют высшие силы, которые не дали осуществить эти злодеяния. 27 февраля Сталин уехал на дачу и больше не возвращался в Кремль.

Возникает вопрос, для чего Сталин готовил депортацию евреев, очередную чистку в руководстве страны и новый конфликт с западными странами? Ответ на этот вопрос есть в книге Радзинского "Сталин" и он, на мой взгляд, правильный: "Весь этот террор был нужен вождю для того, чтобы начать новую большую войну – войну с Западом, чтобы окончательно сокрушить капитализм" [5].

Сталин умер 5 марта 1953 года. На следующий день страна узнала о смерти вождя. По радио гремела траурная музыка. Гроб с телом Сталина поставили в Колонном зале Дома Союзов. Многие москвичи и приезжие ринулись прощаться с ним. Началась давка, иногда давили насмерть. Особенно страшно было на Трубной площади. Там вдоль прохода людей были поставлены грузовые машины, нагруженные песком и гравием (чтобы их не переворачивали). Это только усугубило опасность быть раздавленным у машины.

В этот же день 5 марта 1953 года умер еще один известный человек – композитор С.С.Прокофьев. Он написал оперы "Любовь к трем апельсинам", "Война и мир" и другие произведения. Смерть его прошла совершенно не замеченной. Вдова даже не смогла купить цветы для похорон: все магазины были закрыты.

Во главе государства после смерти Сталина встали: Н.С.Хрущев– генеральный секретарь ЦК КПСС, Г.М.Маленков – Председатель Совета министров СССР и его два заместителя – Л.П.Берия и В.М.Молотов. Их силы были примерно равны. Поэтому, чтобы стать единовластным хозяином в стране, Н.С.Хрущев взялся за дело. Первой его жертвой стал Берия, которого с помощью армейских генералов удалось арестовать (под носом генералов КГБ), обвинить в контактах с западными разведками и в июле 1953 года расстрелять. Этот шаг Никиты (как звали Хрущева в народе) был встречен с одобрением. Уж очень много миллионов людей Берия погубил вместе со Сталиным. Потом, в 1955 году пали Маленков, Молотов, Каганович и примкнувший к ним Шипилов. Так Никита Сергеевич стал единственным полновластным хозяином в стране.

Вскоре после похорон Сталина правительство объявило об амнистии заключенных. На свободу были выпущены в основном уголовники, а из людей, осужденных по 58-й статье Уголовного кодекса, освобождались только те, у кого срок заключения был до 5-ти лет включительно. Таких было лишь 1–2% из всех заключенных по этой статье. Таким образом, на свободу, по существу, вышли только воры и бандиты.

В феврале 1956 года Н.С.Хрущев решился развенчать правление Сталина. Для этого был созван XX съезд КПСС, на котором Никита Сергеевич выступил с докладом "О культе личности и его последствиях". Вот как описывает А.Н. Яковлев реакцию зала на этот доклад: "Заседание съезда было объявлено закрытым. Никого из приглашенных на него не пустили, кроме работников аппарата ЦК КПСС...

... В зале стояла гробовая тишина. Никто не смотрел друг на друга – то ли от неожиданности случившегося, то ли от смятения и страха, который, казалось уже, навечно поселился в советском человеке.

Я встречал утверждения, что доклад сопровождался аплодисментами: не было их... Особый смысл происходящего заключался в том, что в зале находилась высшая номенклатура партии и государства. А Хрущев приводил факт за фактом, один страшнее другого. Уходили с заседания, низко наклонив головы. Шок был невообразимо глубоким. Особенно от того, что на этот раз официально сообщили о преступлениях "самого" Сталина – "гениального вождя всех времен и народов". Так он именовался в то время.

Подавляющая часть чиновников аппарата ЦК доклад Хрущева встретила отрицательно, но открытых разговоров не было. Шушукались по углам. Не разобрался Никита. Такой удар партия может и не пережить. Под партией аппарат имел в виду себя. В практической работе он с ходу начал саботировать решения съезда" [3].

Это событие также прокомментировала в своих воспоминаниях народная артистка СССР – певица Галина Павловна Вишневская:"В феврале 1956 года открылся XX съезд партии. Никто никаких новостей не ждал, думали, просто очередная говорильня, и вдруг поползли по Москве слухи, да какие! Культ личности Сталина... массовые расстрелы невинных... уничтожение всей армейской верхушки... пытки в тюрьмах ... доносы. Все это выложил Хрущев в своем докладе на закрытом заседании XX съезда партии перед изумленными делегатами. Изумленными не столько самим сообщением – ибо они-то почти все это знали, сколько тем, что впервые за все годы Советской власти с этой партийной трибуны слышали вслух произнесенные слова правды.

Слухи расползались, обрастая чудовищными подробностями пыток, именами замученных в тюрьмах... Сталин – палач!... По вине Сталина сотни тысяч безоружных советских солдат в первые же дни войны попали в плен... Сталин в страхе прятался, не принимал участия в решениях Военного Совета... Сталин – трус... Сталин – преступник! Культ личности... Сфабрикованное Сталиным "дело врачей"... Сталин – маньяк. Культ личности...

... Доклад вызывал чувство отчаянья и унижения за себя, за свой народ. Очнемся ли мы наконец от духовной спячки, от апатии, позволившей нам покорно, привычно принимать потоки циничной, гнусной лжи?...

... В те годы все эти сообщения породили во мне чувство собственной ничтожности, моральной неполноценности. Что мы за народ такой? Неужели мы совсем лишены чувства достоинства, чести, задавлены низменным страхом, коль позволили сотворить над собой такое? Нет, русский народ не труслив... Нет, это не страх, а гораздо хуже – это безнадежность" [13].

Очень правильные слова и оценки Галины Павловны. Недаром ей потом пришлось уехать из России вместе с мужем М.Л. Ростроповичем.

В апреле 1956 года Центральный Комитет партии обратился с письмом ко всем членам партии, в котором излагались основные положения доклада Хрущева о преступлениях Сталина. Это письмо также обсуждалось в партийной организации депо, в котором я работал. Так же, как на самом съезде партии, так и в первичной организации депо члены партии в основном помалкивали, очевидно, рассуждая так – надо подождать, посмотреть во что обернется это дело. В воспоминаниях Хрущева он признал, что за три года после смерти Сталина: "... мы не смогли разорвать с прошлым, мы не могли набраться мужества заглянуть, что же кроется за тем, что было при Сталине, что мы сами видели, были скованы своей деятельностью под руководством Сталина, еще не освободились от его давления" [14].

С высоты прошедших лет можно отметить следующие главные преступления, совершенные Сталиным в нашей стране за 30 лет его "царствования" (с 1922 по 1953 годы):

установление однопартийного, диктаторского режима, без какой-либо демократии, свободы средств массовой информации;

провозглашение несбыточного курса построения социализма, а затем – коммунизма в одной отдельно взятой стране, и во всем мире, что стало главным фактором возникновения холодной войны между СССР и западными цивилизованными странами;

нарушения конституции страны, узурпирование всех трех ветвей власти: законодательной, исполнительной и судебной; отсутствие честных выборов в органы государственной власти;

проведение насильственной коллективизации крестьянских хозяйств, уничтожение наиболее работящих крестьян, что привело к голоду и смерти миллионов людей;

инициатива массового террора в стране, обвинений без суда и следствия ни в чем не повинных людей, вынесений приговоров к расстрелу и отбыванию длительных сроков в концентрационных лагерях, в которых было погублено несколько миллионов человек;

создание сети концентрационных лагерей, что давало стране огромную массу бесплатной рабочей силы для производства всех видов вооружений, необходимого для завоевания Европы;

наказание целых народов – их депортация в места с неблагоприятными погодными условиями;

провозглашение и внедрение политики борьбы с религиями, разрушение церквей и мечетей, уничтожение духовенства;

ошибки в подготовке к войне с фашистской Германией, потеря управления войсками в первые дни войны, что привело к потере нескольких миллионов бойцов и командиров (убитых и взятых в плен);

отправка всех военных, которые были освобождены из плена в конце войны, в концентрационные лагеря СССР [1–7,13–16].

Признав ошибки Сталина в осуждении ни в чем не повинных людей, Хрущев избавил миллионы людей от нахождения в концентрационных лагерях и дал им возможность быть реабилитированными. Он разрешил целым народам вернуться на родину. Его заслуга и в том, что крестьянам стали выдавать паспорта, как всем другим гражданам СССР. Еще при Хрущеве был сделан шаг к взаимопониманию и сотрудничеству на международной арене. Появились первые, пусть не очень большие, но все же пробоины в "Железном занавесе".

Как всегда, в каждом периоде жизни есть положительные и отрицательные стороны. Были они и в бытность у власти Хрущева. Он прожил долгую жизнь под пятой Сталина, и это крепко удерживало его сознание в политическом рабстве сталинизма. Примеров можно привести много: события в Новочеркасске, подавление восстания в Венгрии, караибский кризис, попытки выращивать кукурузу в северных областях СССР, разгром выставки художников-авангардистов и другие.

После XX съезда партии органы прокуратуры и суды стали принимать заявления от граждан, которые были репрессированы, но выжили, а также от родственников, чьи мужья, жены, родители были расстреляны или умерли в лагерях. Сотни тысяч людей просили реабилитации. Мы с мамой тоже подали заявление и в конце 1956 года получили из Прокуратуры СССР письмо, в котором нам сообщили, что они подали протест в Верховный Суд СССР на предмет прекращения дела, по которому Левицкий Л.К. был осужден в 1937 году. В конце декабря 1956 года мы получили ответ из Верховного Суда СССР. Вот его текст:

"СПРАВКА

Дана в том, что определением Судебной Коллегии по уголовным делам Верховного Суда СССР от 15 декабря 1956 года постановление Особого совещания при Народном Комиссаре внутренних дел СССР от 10 июля 1937 года в отношении Левицкого Льва Касьяновича, 1895 года рождения, отменено и дело о нем производством прекращено за отсутствием состава преступления.

Зам. председателя Судебной Коллегии по уголовным делам Верховного Суда СССР

И. Аксенов"

Это была реабилитация. Печально, что посмертная, но все-таки государство признало невиновность отца. Я и мама перестали быть членами семьи изменника Родины. Мама получила право на пенсию по случаю «потери кормильца». Пусть маленькую пенсию, но все же она была довольна. Нам даже заплатили небольшую денежную компенсацию. Мы долго обсуждали, на что потратить эти деньги и мама настояла, чтобы я сшил себе новое пальто. Я это сделал, пальто получилось шикарное, и я много лет в нем щеголял.

Здоровье мамы после реабилитации отца, получения небольшой пенсии, жизни рядом с внуком стало улучшаться. Приведу ее запись в книге Бажова "Малахитовая шкатулка" на 105-й странице от 30 декабря 1957 года.

"Прошло 10 лет! И благодаря тебе, Господи, все прошло со мной, и жизнь стала опять счастливая. 27 апреля 1952 года родился мой драгоценный внук Сашенька, который вернул меня к жизни и сознанию собственного достоинства. И все мои дорогие со мной, и я им всем помогаю, сколько могу, и так радостно стало жить.

Мне 62 года, но хочется еще долго жить, работать и видеть все достижения будущего. Сынок мой дорогой, горячо любимый, какое счастье, что мы с тобой опять так дружно живем, и спасибо тебе за все твое внимание, все заботы обо мне, за то, что ты такой хороший... Будь всегда счастлив и благополучен, мой родной".

Мама опять стала собирать открытки (благо, они стоили очень дешево). Некоторые из них вместе с дореволюционными фотографиями и вырезками из газет и журналов она приклеивала в альбомы и сопровождала надписями. Она стала ездить на дачу, в Куйбышев, к своим теткам: Марии Михайловне и Софье Михайловне, в гости к Елшиным-Андреевым и другим своим подругам.

К сожалению, здоровье ее восстановилось не полностью и через несколько лет опять возникли трудности, необходимость лечения. Но это вообще удел всех старых людей.

Глава 15. Паровозное депо Лосиноостровское

С назначением на работу в депо Лосиноостровское, полученным в Управлении Московско-Ярославской железной дороги, я пришел к начальнику депо В.Р.Каткову. Он встретил меня радушно. Я попросил его направить меня на работу на паровоз, чтобы наездить недостающие километры, необходимые для допуска меня к экзамену на машиниста паровоза (часть этих километров я уже наездил на студенческой практике). Начальник одобрил мою просьбу и сказал, что для того, чтобы работать помощником машиниста, тоже надо сдать экзамен, и назначил время его проведения.

У меня не было никаких сомнений, что такой экзамен я сдам "запросто", но не тут-то было. Экзаменовать меня пришли два машиниста-инструктора и присутствовал сам начальник депо. Экзамен проводили на знание "Правил технической эксплуатации железных дорог", "Инструкции по сигнализации" и "Инструкции по движению поездов". Машинисты-инструкторы В.И. Рудюк и Е.П. Кайманаков знали эти документы блестяще, а я очень поверхностно и начал "засыпаться" на этом экзамене. Что ни вопрос, то ответ либо неправильный или неточный. Вопросы они, конечно, задавали непростые: у экзаменаторов, кроме начальника депо высшего образования не было. В результате экзамен закончился моим позором, полным провалом и начальник депо назначил повторный экзамен, но пока все проходило достаточно дружелюбно по отношению ко мне.

Мне пришлось хорошенько проштудировать инструкции, связанные с безопасностью движения поездов, а также пункты, по которым было больше всего вопросов. В назначенный срок я опять явился на экзамен и успешно его сдал. Надо заметить, что экзаменаторы были ко мне снисходительны. Они добились своего во время первого экзамена – показали, что они, практики, лучше знают дело, чем молодой инженер. Но это действительно так!

Первые несколько дежурств на маневровом паровозе я был дублером, а потом стал работать самостоятельно, т.е. вдвоем с машинистом. Фамилия его была Басистый. Работали мы на самой станции Лосиноостровская по подаче вагонов на разгрузку и погрузку, а затем – по их формированию в состав. Смена продолжалась 12 часов: с 8-ми утра до 8-ми вечера (дневная) и с 20-ти часов до 8-ми утра – ночная. Работа была грязная, так как паровоз работал на угле. Иногда смена кончалась в отдаленном от депо районе станции, и идти в душевую депо не хотелось: я ехал домой в чистой куртке, а под ней все было грязное. Сима приходила в ужас от этой грязи, но как хорошая жена подавала мне горячую воду на кухне, где я и мылся. В квартире в Большом Могильцевском переулке ванны не было.

Для моего ознакомления со всеми станциями, которые обслуживало наше депо, нарядчик периодически назначала меня на разные паровозы. Так я знакомился с машинистами, сериями паровозов и районами маневровой работы. Кроме маневров были еще грузовые перевозки от Москвы до Александрова и некоторых других станций. С большинством машинистов я быстро входил в контакт и старался работать добросовестно. Дольше всего я работал на маневрах на станции Москва пассажирская по подаче и уборке багажных и почтовых вагонов от пассажирских составов. Некоторое время работал на паровозе серии Серго Орджоникидзе (СО), которые перевозили составы по окружной железной дороге.