Текст книги "Выбор Свездиго (СИ)"

Автор книги: Андрей Лапин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

От нахлынувших воспоминаний у капитана начали слезиться глаза, и на него напала сильная икота.

– Скажу вам прямо, дорогой капитан, – между чудовищными порциями "Абсолюта" продолжал витийствовать профессор Йо. – Многие установки Галактосовета на гармоничное развитие слаборазвитых цивилизаций мне не ясны до сих пор. Вот, например, что это такое: "Важнейшим признаком правильного развития любой цивилизации является ее стремление и последующий выход в Космос, а также непреодолимая тяга к освоению сначала своей отцовской планетарной системы, а затем и других планетарных систем в радиусе сорока световых лет, в среднем по родной Галактике или другим галактикам местного скопления как мирным, так и военным путем". Каково, а? Сразу виден стиль бюрократов просто таки галактического масштаба, и такой же галактической глупости. О, да – виден, и еще как! Вот скажите – ваши местные курочки хотят выйти в Космос? Стремятся они туда? Хотят они туда попасть?

– Местные курочки точно туда не стремятся, а как по-другому? – удивился Свездиго.– Больше-то им выходить как бы некуда все равно.

– Простите, старина, но вы рассуждаете слишком уж прямолинейно, как все военные, впрочем. А я, как ученый, скажу вам так: а зачем в него вообще выходить? В этот Космос?

– То есть?– не понял Свездиго.

– Ну, чего в нем такого? Особенно хорошего? Злобная черная пустота. Иногда летишь месяцами и приличного астероида не встретишь. А космическая пылища, которая набивается во все щели? А вечная холодрыга? А радиация, от которой постоянно нарастают лишние щупальца?

– А еще – черные дыры, – вставил Свездиго.

– Верно. А эти ужасные квазары? А если где-нибудь под боком неожиданно рванет сверхновая? А? Что тогда? Где тогда будет ваше развитие вместе со всеми вашими щупальцами? Где оно тогда будет, я вас спрашиваю?

– Верно, они всегда взрываются неожиданно. Я уже давно подметил, что сверхновые словно бы поджидают ваш корабль, а затем взрываются в самый неподходящий момент.

– Ну, вот вам, – кивнул головой профессор. Его камуфляжный костюм уже давно поплыл и теперь через постоянно открытый рот были видны толстые и короткие щупальца нижнего дыхала. – Вы же и сами все отлично понимаете. И хорошо еще, если в Галактике не идет какая-нибудь глупая и разрушительная звездная война между цивилизациями, которые сумели выйти в этот самый Космос и уже успели сцепиться там друг с другом, одна Наука знает из-за чего.

– Да, – согласился Свездиго. – В любой, самый неожиданный момент, можно сделаться свидетелем какого-нибудь отвратительного галактического кровопролития или еще того хуже – грандиозной галактической бойни. Уж мне ли не знать?

– И вот, представьте себе, что мы прилетаем на какую-нибудь милую планетку, которая живет себе вдали от всего этого, с позволения сказать, цивилизованного космического веселья и в ус не дует. И что мы там видим?

– Да – что мы там видим?

– А видим мы там абсолютно недоразвитых и счастливых аборигенов, которые во всю данную им эволюцией прыть наслаждаются своей жизнью, и ни в какой Космос выходить даже и в самых страшных снах не собираются. Вот скажите – разве они без нас скучали? Разве они приглашали нас к себе в гости? Разве Бездонная Черная Бездна звала их? Приглашала она их войти в себя? И тут, когда очередной безобразный пир находится в самом разгаре, в самой своей высшей точке, откуда ни возьмись, появляются бюрократы из Галревкома, они кладут на местные праздничные столы свои ноги в покрытых космической пылью ботинках военного образца, быстренько осматриваются по сторонам света, и заявляют: "Так-так, фу, какое безобразие, а ну-ка ребята, отрастите-ка им хвосты, чтобы жизнь медом не казалась, и пусть-ка они быстренько выходят в Космос". Не один безобразник лишиться чувств после такого заявления, а? Не на одной гармошке лопнут тогда меха, да?

– Это уж точно. Не на одной скрипке тогда лопнут струны.

– Многие барабаны тогда умолкнут навеки.

– Да о чем здесь вообще говорить? Понятно, что как только пыльные сапоги военного образца лягут на праздничные столы, внизу разом полопаются все медные трубы. А уж когда им начнут отращивать хвосты...

– А что делать? Приходится отращивать. Зачастую по нескольку раз за световой день. Проклятая грязная работенка!

После этих слов профессора в мозгу Свездиго что-то громко щелкнуло, и он тут же встрепенулся.

– Так что же это выходит? – сказал он ровным трезвым голосом.– Получается, что вы и не собирались здесь никого уродовать? Простите, я хотел сказать – развивать и отправлять в Черную Бездну?

– Нет, это вы простите, – возмутился профессор.– По-моему, вы о нас, ученых, думаете совсем уж...

– Я же извинился.

– Да ладно. Мне все время прямо на костюм поступают ваши переговоры с этим вашим вторым капитаном. С одноглазым.

– Да, вышло неловко...

– А, – Йо махнул рукой. – Ерунда. За свою карьеру я наслушался и не такого, уж поверьте.

– Если честно, профессор, я никак не могу понять – кому могла прийти в голову идея именно такого вот ускоренного развития? С непременным, быстрым и обязательным выходом в Космос? Откуда взялась вся эта космическая гонка и спешка?

– О, это все интриги нашего Генерального Академика. Видите ли, он очень стар, стар настолько, что своими глазами видел не только последний Хлопок, но и предпоследнее Схлопывание. Естественно, что за последние квадрильоны астрономических лет в Академии появилось много молодых и весьма энергичных ученых, которые только-только разменяли свой первый десяток миллионов и хотели бы занять достойное место в нашей Академии. То есть место Генерального Академика. А он отбивается от них, постоянно выдумывая новые теории развития для недоразвитых популяций.

– А кто у нас сейчас Генеральный Академик? Он цефалопод? Млеколак? Мирмикон? Серпент?

– Увы ни то, ни другое, ни третье. Наш Генеральный Академик – очень древний балован. Настолько древний, что сейчас все зовут его Бал-Ованом.

– Это серьезно?

– Да, и заметьте – все галактические балованы таковы. Их с места и системными разрушителями не сдвинешь. Если уж балованы где-то обоснуются, то все – сушите циркониевые стержни. Очень скоро все это место будет кишеть балованами и буквально лопаться от их научных теорий. И нужно же было именно балованам так прочно обосноваться в Галактосовете. Это настоящая беда, капитан, причем – космического масштаба. Вы со мной согласны?

– Согласен. И что же этот Бал-Ован выдумал на этот раз?

– Видите ли, конкретно этот вот древний Бал-Ован считает, что во всем Универсуме идет постоянная борьба между живой и неживой материей. Отсюда он делает вывод, что все Хлопки и Схлопывания являются происками неживой материи, которая таким образом, раз за разом губит все положительные эффекты, наработанные живой материей за предыдущий ход Космического Маятника. Раз за разом погружает ее обратно в свою косность, так сказать. Причем – с удручающим постоянством и упорством механической колотушки.

– А он довольно основательно ко всему подходит, этот ваш Бал-Ован, – заметил Свездиго. – Обвинить неживую материю в косности. Вот это я понимаю – научный подход и размах. Это вам не запасы темной материи по отдаленным углам подсчитывать.

– Да уж, ему палец в пасть не клади, – согласился Йо. – Как, впрочем, и другим ученым балованам тоже.

– Но при чем здесь все эти ускоренные выходы в Космос?

– А при том, что он хочет как можно скорее заполнить весь Универсум живой материей. Не только поверхности планет с подходящими газовыми оболочками, а вообще – все, даже межпланетное и межзвездное пространство. Чувствуете настоящий балованский размах?

– О да. Вот только – зачем?

– Якобы тогда неживая материя отступит, колотушка сломается, Маятник остановится и все эти Хлопки и Схлопывания прекратятся.

– А при чем здесь скорость?

– Ну как же, – Йо разорвал банку со шпротами и вывалил ее содержимое в нижнюю глотку. – Я же вам говорил, что он очень стар и, по всей видимости, не желает переживать еще одно Схлопывание. Как говориться – не можешь пережить, уничтожь. Вот поэтому мы по Галактике и мечемся. Ну ничего, есть еще уголки, до которых даже наш Генеральный Академик не скоро дотянется. Если вообще дотянется. Поверьте, Свездиго, в Галактосовете полно здравомыслящих и энергичных молодых ученых, которые приложат все силы, что бы этот Бал-Ован и не смог до них дотянуться. Им всем нужно только собраться с мыслями и разработать правильные контр-тезисы к теориям Бал-Ована. И я – один из них. Мы, цефалоподы, тоже повидали здесь кое-какие Хлопки. И потом – нельзя же так держаться за кресло Генерального Академика. Ведь фактически он хочет остановить не Маятник, а перетекание энергии через Мембрану. Перетекание энергии, понимаете?

– Да. Я только не могу понять, как вообще можно пережить Схлопывание?

– Пережить его как раз очень легко, трудно до него дожить.

– Но ведь сразу после Схлопывания жить, наверное, совсем не просто?

– Первые микросекунды – да, а потом привыкаешь.

– А как это выглядит.

– Это выглядит так, будто вас вместе со всем остальным Универсумом быстро вывернули наизнанку. Прощай, Вселенная, здравствуй Антивселенная, так сказать. Очень быстро меняется местами буквально все – полюса магнитов, добро и зло, сухое и мокрое, материя и антиматерия, белое и черное. Даже имена собственные выворачивает наизнанку. Если вам доведется дожить до очередного схлопывания, пройти сквозь Мембрану и попасть в Антивселенную все выжившие будут звать вас Огидзевсом.

"Ну такое можно пережить и без всякого Схлопывания", – подумал Свездиго. – "Или оно уже было, а я просто его не заметил?"

– Кстати сказать, всех существ, которым уже доводилось переживать Схлопывания, можно легко распознать по именам собственным, – говорил Йо, прикладываясь к бутылке "Абсолюта", – Эти имена всегда симметричные, потому, что сразу после прохода через Мембрану они изо всех сил пытаются зацепиться хотя бы за что-нибудь и часто цепляются там за имена собственные и другие симметричные слова. Если вы повстречаете какого-нибудь Всесва, Карака, Торота или Муддума, знайте, что перед вами одно из таких древних существ. Кстати, нашего нынешнего Генерального Академика зовут Такикатом. Но это строго между нами. Кстати, с точки зрения успешных путешествий через Мембрану у вас не очень подходящее имя. Советую вам подумать над его изменением.

– "Диго", это всего лишь приставка. Такое как бы почетное военное звание, в переводе оно означает "меткий стрелок".

– Все равно, советую вам подумать над своим именем. А вдруг у вас получится дожить до очередного Схлопывания? Вы ведь теперь ученый, а многие ученые доживают.

– Это вряд ли.

– Но ведь вам совсем нетрудно будет сделаться каким-нибудь Свевсом или Звевзом, всего одна буква, а какие перспективы. Подумайте.

– Обязательно подумаю об этом на досуге, – улыбнулся Свездиго. – А вы, если доживете до Схлопывания, сделаетесь там профессором Ойем?

– Нет, "Йо" это мой научный псевдоним. На самом деле меня зовут Ё. С точки зрения удачного прохода сквозь Мембрану подобные имена практически безупречны. Если бы вас звали "С" или "З", то вы могли бы навсегда забыть об этой проблеме. Как видите, я хорошо подстраховался на всякий случай. Ё я и останусь, а вот на счет профессора не уверен. Как бы мне не сделаться там полным и окончательным идиотом. Но вам это не грозит, не волнуйтесь. Сделаетесь там ужасно миролюбивым скидроном и будете себе командовать каким-нибудь Поездом Милосердия, или одним из его вагонов, а ваше Изначальное Существо сделается ужасным монстром. Только и всего.

– И вы так спокойно рассуждаете о таких захватывающих вещах?

– А, – махнул рукой Йо. – Антивселенная кажется удивительной до тех пор, пока с ней не познакомишься близко. Знаете, наша дорогая Эволюция, как могла, конечно, готовила многострадальные разумные виды нашей Вселенной к этим Схлопываниям (это ведь здесь оно – Схлопывание, а там – самое настоящие Выпячивание). И именно по этой причине у нас столько симметричных органов, но есть ведь и несимметричные? Что вы почувствуете, если ваш нос переедет вдруг на затылок? Или на лоб? Или еще куда-нибудь? Сочтете ли вы тогда все это захватывающим?

– Нет. Уж лучше никогда не переживать такое.

– А Такикату приходится. Причем – раз за разом, а потом снова и снова.

– Представляю, что случается там с Такикатом... В какие неожиданные места переезжают раз за разом его несимметричные органы.

– Да. Сразу после очередного Выпячивания он превращается в самое глупое, несчастное и слабое существо во всей Антивселенной. В такого как бы серого и ничем не примечательного наволаба. А потом ему приходится проходить все ступени развития по очереди и в самом конце этого пути снова становиться Генеральным Академиком. А когда это, наконец, случается, приспевает время нового Схлопывания. Теперь вы представляете себе его ситуацию?

– Да, – кивнул головой Свездиго. – Раз за разом выворачиваться наизнанку только для того, чтобы опять и опять становится Генеральным Академиком. Кошмар. Его, наверное, постоянно и сильно тошнит от всего этого.

– Наверняка. Но останавливать из-за этого Маятник все равно не дело. А что если в результате такой остановки наступит тепловая смерть Вселенной? Что если она наложится на Антивселенную и аннигилирует вместе с нею? Тогда, пожалуй, все действительно может ужаться до точки, которую выдумали ваши безобразники. Но ведь тогда вместе со всем остальным Универсумом пропадут не только наши с вами усилия, но и абсолютно все научные смыслы, а настоящие ученые с этим безобразием никогда не смиряться. Вы слышите меня – ни-ког-да! Теперь вы понимаете – какие игры идут у нас наверху? А вы говорите – ракеты, газовые камеры, геноциды. Какие геноциды? Вы вообще о чем?

– Это не я, это мой кок.

– Вот-вот. Лучше бы эти коки занимались своими котлетами. Знаете, сейчас в нашу галактическую науку лезут все кому не лень. Прямо нашествие галактических идиотов какое-то. Попомните мои слова – через несколько эонов все это доведет нас до окончательного Схлопывания. Схлопывание произойдет, а Выпячивания уже не будет. Просто потому, что выпячивать будет уже нечего. Вот тогда и получится точка, которую выдумали местные безобразники Точка всему, ха-ха. Кажется, я начинаю понимать их логику. Или это до сих пор действует меланж?

– Примите еще "Абсолюта".

– Да, верно. Сейчас.

– Но что же со всем этим делать?

– Как что? – глаза костюма профессора слегка округлились. – Бороться, конечно. Или вы хотите, чтобы наша Вселенная аннигилировала из-за глупой прихоти какого-то древнего Бал-Ована? Который все никак не может расстаться с местом Генерального Академика? Маятник ему захотелось остановить, видишь ли.

– Нет, я имел в виду конкретно это место, и что с ним делать? Делать дальше.

– На счет этого места не волнуйтесь, наблюдайте за ним и дальше. В конце концов, у вас неплохо получается это делать. Вон вы уже и Младшего Лаборанта получили. Так, глядишь, и до Доцента дослужитесь, а там и до кресла Генерального недалеко. А? Ха-ха!

Йо рассмеялся пьяным визгливым хохотом. Свездиго сразу понял, что даже несмотря на весь принятый "Абсолют" меланж безобразных шаманов до сих пор не оставил организм профессора. Или это груз тяжкой научной ответственности за продолжение колебаний Космического Маятника давил на него? Свездиго мысленно поздравил себя с почти полным непониманием всех этих проблем, которые никак его не волновали и не занимали его воображение ни раньше, ни теперь. Ну а если вдруг придется ими заняться, что же делать? Запасы меланжа у него еще оставались, нужно было просто расходовать их рационально, разумно.

– В общем, не переживайте за местное развитие, – сказал Йо отсмеявшись. – Здесь я на вашей стороне. И потом – сразу после Схлопывания все ваши безобразники сделаются такими зайками, что любо-дорого будет на них посмотреть. Если доживут, конечно. А какими они будут умненькими и сообразительными, у-у. Одним словом, я их сейчас и одним своим щупальцем не трону.

– А Инквизитор Шо? – осторожно спросил Свездиго. – Его реакция на некоторые элементы моего камуфляжного реквизита настораживает и тревожит меня.

– Не волнуйтесь на этот счет, – махнул рукой Йо. – Дело в том, что капрал-Инквизитор Шо очень религиозен, как и все Инквизиторы, впрочем, и поэтому подвержен периодическим вспышкам мерцающей морали. Это очень полезное свойство, позволяющее выживать в эволюционной гонке всем религиозным сущностям. Одним словом – на него тогда просто накатил очередной приступ мерцающей морали.

– И часто они на него накатывают?

– О да. Довольно часто. Да и как по-другому он смог бы стать частью нашей дорогой Инквизиции? И не просто стать, а дослужиться в ней до капрала. Кроме того, ему никогда не удалось бы соединить свою врожденную трупобоязнь с вынесением обвинительных приговоров другими способами. Считайте, что это у него служебное.

– А во что он верит?

– Шо Узи верит в Добрую Черную Дыру. Якобы она где-то существует и если до нее добраться, то тогда можно будет воспользоваться чудовищным притяжением, забраться вовнутрь и обрести в ее недрах полное и окончательное успокоение. И еще – бесконечную защиту от всех этих Схлопываний и Выпячиваний. Наивно, конечно, но все носители мерцающей морали таковы. Кстати, а как обстоят дела с мерцающей моралью у ваших безобразников?

– С этим у них полный порядок, – не задумываясь, ответил Свездиго. – Она у них не просто мерцает, а буквально скачет и при этом переливается всеми красками как видимого, так и невидимого спектров.

– И это замечательно! – воскликнул профессор Йо. – Ведь все носители прямой и жесткой морали рано или поздно оказываются на чьих-нибудь торговых лотках, и лишь счастливые обладатели мерцающей могут с оптимизмом смотреть в глаза Космической Эволюции. Я уверен, что мерцающую мораль изобрела сама Эволюция, ведь она чудесно ложится на все паттерны нашей постоянно волнующейся, почти волновой Вселенной. Прямая и жесткая мораль хороша только для черных дыр, капитан, ха-ха.

– А ведь до всего они дошли своими умами, – заметил Свездиго. – Все эволюционные преимущества мерцающей морали были усвоены ими почти инстинктивно.

– Это резко повышает их шансы на выживание в наших космических гонках, – кивнул головой костюм профессора.

– А вы верите в Добрую Черную Дыру?

– Ну что вы, я не настолько религиозен. К тому же я уверен, что все черные дыры нашего Универсума мегафригидны. Их чудовищное притяжение является лишь имитацией доброты, проявлением такой как бы звездной мерцающей морали. К тому же сразу после очередного Выпячивания все они становятся Белыми Коноидами и начинают излучать сверхмощные отталкивающие поля. Я говорил об этом Инквизитору Шо, но он не захотел меня слушать. Хотя как ученый все отлично понимает.

– Мерцающая мораль?

Профессор Йо молча кивнул.

– А вы сами? – спросил капитан. – Вы во что-нибудь верите?

– Я верю только в Галактическую Науку и в свою Железную Звезду, – профессор вздохнул. – Надеюсь, что она окажется золотой.

Свездиго вскочил на ноги, быстро поднял руки к потолку супермаркета и воскликнул:

– Кила Силай!

– Силай Кила, – руки костюма Йо чуть приподнялись и сразу, словно бы не в силах преодолеть страшную усталость, опустились обратно. – Садитесь, прошу вас. Сейчас совсем не обязательно демонстрировать свою мерцающую мораль. Я знаю, что у вас она есть, и этого знания с меня довольно.

– Конечно, профессор, – Свездиго опустился на перевернутую тележку и взял в руки тяжелую упаковку плавленого сыра.

Йо одобрительно кивнул головой и поднес к ротовому отверстию костюма безобразно раздутую тушу анаболической индейки.

Некоторое время в зале стояла тишина нарушаемая лишь глубокими вдохами, шелестом упаковки и позвякиванием бутылочного стекала.

– Значит, Инквизитор Шо не представляет угрозы для ваших... для наших планов эволюционного невмешательства в местное развитие? – покончив с сыром, спросил Свездиго.

– Никакой, – быстро сказал Йо. – Ему изрядно надоела вся эта возня с остановкой Маятника. Вы только представьте себе – а если завтра кто-нибудь из наших выдающихся ученых заявит, что разделение на живую и неживую материю ложно, и выдвинет постулат о сущностной неделимости всей материи. Что тогда будет? Кого в таком случае нам прикажете выводить? А главное – куда? Или прикажете нам мотаться по всей Галактике в обратном порядке? Отменять вынесенные ранее приговоры? Отрывать все выращенные ранее хвосты? Отрезать всем своим подопечным молодые когтистые лапы? А что прикажете делать с теми, которых наши системные разрушители уже успели вычеркнуть из потока Эволюции? Прикажете возводить им мемориалы и рыдать на их ступенях? Но ведь для этого придется включать свою мерцающую мораль на полную, так сказать, мощность, а это может привести к ее необратимому перегреву. Кому и зачем это нужно? Мне? Нет. Вам? Тоже нет. Инквизитору Шо? Да ни в коем случае. Во всем этом может быть заинтересован только Такикат со своими теориями и его подручные балованы. Ну, качается Маятник, и пусть себе качается дальше. Что же делать, если так все устроено? Когда наступит время "О" для всего нашего Универсума, он остановится и сам без помощи разных напыщенных балованов.

– Отличное научное рассуждение, профессор.

– Вот видите, – Йо кивнул головой и выплюнул на пол горку чистых и белых как снег индюшачьих костей. – Конечно, Такикат попытается не допустить подобных открытий, удушить и зачистить их в самом зародыше, просто чтобы продавить свою теоретическую линию в Галактосовете. Но скажите мне капитан – разве можно удушить и зачистить Материю? Разве можно зачистить Энергию, зачистить Время? Или можно зачистить Пространство?

– Нет. Этого сделать нельзя.

– А ведь некоторые пытаются. А кое-кто даже достигает на этом пути некоторых успехов.

– Они глупцы.

– Вот и я так думаю.

– Так вы изначально не планировали отращивать здесь хвосты?

– Чтобы я своими щупальцами начал уродовать таких хорошеньких курочек? Чтобы я своими действиями навсегда прекратил исследования местных хими? – Йо махнул рукой камуфляжного костюма в сторону отдела спиртных напитков. – Да никогда! Зачем мне это? Да и хороши бы они были с этими уродливыми хвостами, да? Как прыгнут на вашу грудь прямо из темноты! Собьют с ног, придавят шею тяжеленным хвостом, а затем как попросят у вас автограф. И ведь не откажешь, вот в чем дело! Разве можно отказать в такой мелочи, когда кислота из раскрытой пасти капает прямо на вашу манишку? А-ха-ха! – вдруг профессор оборвал смех и грустно сказал. – И потом – музыка... Ведь здесь повсюду эта безобразная музыка, которая одним своим существованием доказывает тонкую психическую организацию всех местных безобразников...

– Так, – встрепенулся Свездиго.– Так. Предлагаю тост – за местную безобразную музыку.

– Охотно поддержу, – тут же откликнулся Йо. – Охотно.

Стаканы, да и сам сервиз уже давно затерялись где-то в огромной горе мусора, поэтому компаньоны теперь просто отбивали горлышки бутылок и пили прямо из них, высоко поднимая импровизированные бокалы над головой чтобы не порезаться об острые стеклянные сколы. Свездиго влил в себя полтора литра виски, отбросил очередную пустую емкость в мусорную кучу, и с аппетитом взялся за комбинированные салаты.

– Кстати, капитан, а как называется эта замечательная планета? – спросил Йо, неумело отлавливая в трехлитровой банке огромный и скользкий маринованный огурец.

– ШЬ?КЙЛ.

– Нет, я имею в виду – по-местному.

– Терра, – ответил Свездиго. – А если совсем по-простому – Земля.

– Зем-ля, – повторил Йо, мечтательно прикрыв глаза камуфляжного костюма (его правый глаз уже почти не функционировал, верхнее веко опустилось вниз слишком сильно, оно теперь как бы наползало на нижнее). – Как бы я хотел послать подальше свою мерзкую службу, взять академический отпуск, и осесть здесь, пусть не навсегда, а лишь на время. Сделаться полным зе-мля-нином, так сказать. Как бы я хотел днями напролет сидеть на берегу какого-нибудь теплого водоема и играть, играть на вот этой вот самой скрипочке... Скажу вам по секрету, дружище, в последнее время ко мне в снах являются все те, кого я своими щупальцами отправил в Космос, все кого я вытолкнул в эту Бесконечную Черную Бездну. Они стоят на ее краю, протягивают ко мне свои когтистые лапы, щупальца и клювы, шипят, ревут и клекочут так, словно бы пытаются мне что-то сказать. Иногда мне кажется, что они проклинают меня. Конечно, в этих снах мой универсальный переводчик молчит, но я все равно понимаю – о чем они рычат, шипят и клекочут.

– И о чем же?– с любопытством спросил Свездиго.

– О, это всего лишь одно единственное слово – "Зачем?", – Йо вынул из нагрудного кармана фрака грязный кружевной платок, встряхнул его, а затем высморкался, промокнул лоб и быстро протер глаза камуфляжного костюма. – Вот поэтому я и подумал о том, как прекрасно было бы отойти от всей этой науки хотя бы на пару тысяч астрономических лет, прилететь сюда и провести эти тысячелетия на этой трогательной далекой планетке, среди запасов местного "Абсолюта", ветчины, замороженных рыбопродуктов, дивной музыки и преданных поклонниц. Этих очаровательных безобразниц. Кроме того, мне нужно в спокойной обстановки обдумать контртезисы к теории Такиката, чтобы как следует подготовиться к нашей с ним Последней Дискуссии. Угостите меня еще одной специальной папироской?

– Это была последняя... крайняя, – быстро поправился Свездиго. – Но я обязательно достану вам еще, только позже.

– Жаль. Они отлично прочищают мозги. Вот – еще один отличный довод провести здесь отпуск.

– А что вам мешает так поступить? – осторожно удивился Свездиго. – Добро, как говорится, пожаловать на нашу Терру.

– Вы серьезно? – встрепенулся Йо.

– Абсолютно.

– Но как мне здесь обустроится? – как бы в нерешительности сказал Йо, искоса глянув на Свездиго через полуприкрытые веки камуфляжного костюма. – Служебный мнемонический излучатель у меня отберут сразу после предоставления академки. Не придется ли мне сразу по прибытии жить здесь в каком-нибудь подводном гроте и своими щупальцами охотится на представителей местных недоразвитых видов в земных океанах, озерах и реках? Боюсь, что за время службы в Галревкоме я несколько подутратил врожденные охотничьи навыки своего вида, даже несмотря на постоянный шепот Лилового Караката.

– Профессор, – сказал Свездиго с озорной улыбкой, – вы нас недооцениваете. Да мы вас поселим в самом огромном дворце, на берегу самого теплого океана. Купим вам белую яхту, размером с авианосец и живите себе в свое удовольствие! Да с такими талантами, как у вас, вам и помощи никакой не понадобится, ну, разве только на первых порах. Со своей волшебной скрипочкой, вы здесь в самых шикарных бассейнах купаться будете. Вместе с целым полком самых преданных безобразных поклонниц. Какие озера, профессор? Какие реки? Оформляйте академический отпуск и ни о чем не беспокойтесь. Мы вас отлично обустроим. Я уверен, что здесь – у нас вы выработаете замечательные контртезисы и не позволите Такикату остановить Маятник. Вы ведь понимаете, что Мембрана должна колебаться в любом случае, она должна вибрировать несмотря ни на какие теории, доводы, тезисы и хотелки даже самых заслуженных Академиков. Давайте скажем Такикату наше решительное "нет!", профессор. Скажем вместе. Меланжем я вас обеспечу.

– Да? – с надеждой спросил Йо. – Правда? Тогда я, пожалуй, здесь – у вас еще и женюсь. Внесу, так сказать, свой посильный вклад в совершенствование местного доминантного генотипа. Кто знает? Может, он им когда-нибудь пригодится.

Свездиго чуть не поперхнулся консервированным ананасом. Он внимательно посмотрел на Йо и спросил:

– Хорошее дело, конечно, но как... то есть, я хотел сказать – каким образом? В смысле...

– Ха-ха-ха, – залился беззаботным меланжевым смехом профессор. – На этот счет не беспокойтесь – нашими учеными уже давно разработаны специальные костюмы именно для таких вот случаев.

– Ну, если так, – смущенно сказал Свездиго, – тогда я вообще не вижу никаких проблем. Вот только...

– Что?

– Как бы нам поаккуратнее, так сказать, завершить вашу миссию, а затем составить правильный научный отчет для бюрократов из Галревкома?

– Вы все еще на счет тотальной зачистки беспокоитесь? – деловито осведомился Йо. – Боитесь, что ваших безобразников заменят дельфинами? После чего вы уже не сможете пользоваться своим фенотипом?

– Да, – так же деловито ответил Свездиго. – Если честно ваш младший капрал-Инквизитор внушает мне некоторые опасения на этот счет.

– Это Подхвойный Искатель. Он уже не шепчет, а буквально кричит в вас.

– Возможно.

– Шо я беру на себя, а вы лучше позаботьтесь о своем писателе-коке. Вам крупно повезло, что его донос попал в мягкие щупальца цефалоподов, а не в железные челюсти балованов, капитан. В противном случае вас бы уже давно размазали по поверхности за все ваши художества. Ну нельзя же так безответственно относится к научным отчетам!

– Это просто, – сказал Свездиго.– Считайте, что он больше не умеет писать... и даже читать. Короче говоря, у нас на судне теперь новый кок.

– Ну что же, – Йо поставил на тележку две литровые бутылки "Абсолюта". Одну он протянул Свездиго, а у второй ловким ударом отбил горлышко. – В таком случае я предлагаю выпить за абсолютное понимание между разумными видами.

– За понимание между Подхвойными Искателями, Лиловыми Каракатами и Трехзубчатыми Безобразами.

– И безобразницами.

– За это – отдельным тостом, профессор.

Будущие соседи по планете осушили бутылки и весело расхохотались. Свездиго уже совсем отошел от треволнений прошедшего дня. Он чувствовал себя почти счастливым, а в проходящей пирушке ему теперь чудилось даже нечто лихое, гусарское. За широкими окнами "Универсума" уже было совсем темно, но вставать из-за импровизированного стола ему не хотелось.

– А я ведь раньше думал о галактических ученых совсем плохо, – говорил Свездиго, раскуривая обычную папиросу. – У нас, у нордиксов, знаете, учеными детей пугают. Мне бабушка часто говорила: "Свездиго – говорила она, склоняясь над моей колыбелькой – если ты будешь трусить в бою, если ты будешь плакать и плохо кушать, к тебе ночью придут ученые. Они укусят тебя за шейку и ты станешь точно таким же, как они – ужасным ученым, навечно, во веки веков". Если честно, даже сейчас, когда я вспоминаю эти слова бабушки, мне становится немного не по себе, хоть я и стал теперь Младшим Почетным Лаборантом. Моя милая бабушка, кстати, до сих пор жива и командует нашим тридцать шестым вспомогательным флотом в секторе "Нордикс – Надир". А вы, ученые, оказывается славные ребята.