Текст книги "Выбор Свездиго (СИ)"

Автор книги: Андрей Лапин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

– Понимаю,– тихо сказал Свездиго, прекратив раскачиваться. – Я просто задумался о своем, простите.

– Да ладно вам!– воскликнул Йо, нервно махнув рукой.– Понимает он, как же... А что это вы здесь распиваете, кстати?

Он указал рукой на бутылку виски "Старый лосось".

– Это местный тонизирующий напиток, – откликнулся Свездиго. – Не желаете? Хотя да – принимать не сертифицированную пищу ведь запрещено специальной инструкцией Галактосовета.

– Ох, не смешите меня! – воскликнул Йо.– Да кто их читает-то – эти инструкции? Их все прочесть – жизни цефалопода не хватит. А уж исполнять-то... плесните-ка чуть-чуть. Я сегодня с самого светового утра ничего не ел. Мотаешься целыми днями, понимаешь, по Универсуму, настраиваешь всех на гармоническое развитие, а у самого в это время основной сычуг к центральной хорде прилипает.

Свездиго вынул из картонного ящика глубокий дымчатый стакан и наполнил его до краев, а затем налил и себе двойную порцию.

– Ну, за Высший Разум, – сказал он и чокнулся с бокалом профессора.

– И за физо – универсальную Мать Всех Наук, – эхом откликнулся Йо, а затем очень ловко, одним глотком, осушил свою емкость. – О! Хорошо тонизирует. Даже лучше чем свезиреанский кофе, и колотунийские порошки. Никогда не пробовали? Я имею в виду – кофе и порошки?

– Не имел такого удовольствия.

– Странно, ведь в свое время нордиксы захватывали и Свезу и Колотун. В любом случае вы много потеряли, не испробовав тогда этих продуктов. Сейчас их уже не найти.

– Возможно, нам тогда было не до дегустаций.

Свездиго взял с пола литровую банку с маринованными грибами, большим пальцем сковырнул с нее крышку и протянул профессору. Тот с благодарным кивком принял банку и залпом влил ее содержимое внутрь защитного костюма.

Свездиго снова наполнил стаканы и вопросительно посмотрел на профессора.

– Не гоните ихтиозавров! – весело воскликнул тот.– Передайте-ка мне, пожалуйста, вот то – красненькое. Что это, кстати?

– Ветчина.

– Подходяще. А как у нас вообще с закуской?

– Это помещение забито ею от подвала до чердака.

– Чудесно, просто чудесно, я гляжу, местные ученые химики неплохо здесь поработали, – говорил профессор, заталкивая в рот куски ветчины прямо с упаковкой. – А признайтесь-ка, капитан, ведь нордиксы имеют к местной популяции в некотором роде очень даже прямое генетическое отношение? Не зря же вы тут без скафандров столько лет шастаете, а? Ха-ха!

Йо заговорщицки подмигнул Свездиго и раскатисто расхохотался, чуть при этом, не подавившись кольцом сырокопченой колбасы. Капитан вежливо похлопал его по спине защитного костюма и сказал:

– А чего тут скрывать? Имеем, да. Такие случаи в Универсуме бывают довольно часто. Вы же знаете на что способны генетические цепочки и какие они привязчивые, липкие.

– Вы только не подумайте, что я вас в некотором смысле осуждаю, – сказал Йо, вытирая руки о кружевную манишку, отчего та быстро потеряла форму и изменила цвет. – Учитывая проблему местного Изначального Существа небольшая генная коррекция пойдет им только на пользу. Мне и самому местные курочки очень даже понравились. Они очень миленькие, очень.

– Да, если не брать во внимание проблему Изначального Существа самих нордиксов, – капитан отбил о край тележки горлышко двухлитровой бутыли и сделал из нее долгий глоток. – Ведь неизвестно – какие монстры скрываются в базовых генетических цепочках самих нордиксов и какое наложение может произойти в результате всех этих шастаний...

– А вот тут вы ошибаетесь, – лицо защитного костюма профессора расплылось в широкой улыбке.

– В каком смысле? – Свездиго осторожно поставил пустую бутыль на пол и с тревогой посмотрел на Йо. – Вы нашли его? Вам удалось обнаружить окаменелости Изначального Существа нордиксов?

– Приблизительно два астрономических года назад, – кивнул костюм. – И должен вас сразу успокоить – генетическая коррекция ни в коем случае не угрожает ничем плохим местной популяции. Да вот взгляните сами...

– Нет! – неожиданно для себя самого воскликнул Свездиго, закрываясь руками и отворачиваясь от профессора. – Нет! Я не хочу на это смотреть. Не хочу. Кроме того, я не достоин на это смотреть. Ведь это секретная информация, и ее секретность находится на уровне "совершенно сакрально", а может быть и выше! Я же всего лишь простой флотский офицер.

– Бросьте, капитан, – довольно захрюкал Йо. – Бросьте заниматься чепухой. Ведь вам же хочется узнать. Хочется, я вижу. Ну же, взгляните. Откройте глаза. Покажите себя отважным космическим капитаном.

Свездиго медленно повернулся к профессору и осторожно убрал руки от лица, затем он открыл сначала один глаз, потом второй. А потом его лицо вытянулось из-за слишком сильно открытого рта. Вытянулось так, что стали видны не только нижние, но верхние вторые ряды зубов.

В воздухе перед профессором вращалась голограмма белого пушистого существа. У существа были огромные синие глаза, большие круглые уши и едва заметный, утопающий в белом меху розовый носик. Его мохнатые лапки были скрещены внизу круглого мягкого живота, словно бы они хотели прикрыть или защитить что-то там – внизу, а невероятные голубые озера глаз буквально поглощали, засасывали в себя. Капитан тут же почувствовал сильное желание поддаться этому засасыванию, ему вдруг сильно захотелось войти в эти озера и утонуть в них, а еще он ясно различил в них свое отражение и тут же почувствовал свою глубинную связь с ними.

– Впечатляет, правда? – спросил профессор. – Мы назвали его "Подхвойным Искателем". Хотя я лично настаивал на "Подхвойном Мечтателе", да ретрограды из Ученой Инквизиции зарубили это название. На нашем лабораторном арго его сейчас называют просто – Подхвойном.

– Как? – потрясенно воскликнул капитан. – Как это может быть?

– Вот – представьте себе, – закивал головой Йо. – Мы сначала и сами не поверили.

– А что это он прикрывает верхними конечностями? – спросил Свездиго, чтобы хоть как-то скрыть свое потрясение.

– У него там сумка.

– Сумка? Какая сумка?

– Ну, такой как бы большой, спрятанный под мехом кожаный карман.

– Карман? Зачем ему этот карман? – глупо моргая глазами, спросил капитан.

– Мы думаем, что ваш Подхвойн когда-то прятал в него различные нужные ему предметы – еду, детенышей, разные щепочки, перышки и все такое. Видите, как он пытается его защитить автоматическим жестом, без сомнения выработанным для него самой Эволюцией? И это при том, что само это существо было когда-то абсолютно беззащитно перед другими участниками эволюционной гонки на вашей родной планете, капитан. Если честно, я до сих пор не могу понять – как оно смогло в ней победить. С такими бездонными голубыми глазами, с такими крошечными размерами, с этим своим белым мехом и вместе со своей кожаной сумкой.

– Действительно – как?

– Здесь может быть только одно объяснение – невероятная скорость размножения. Голубые глаза и такая вот сумка тоже могут иногда оказаться решающим фактором победы в эволюционной гонке, капитан. Да, еще как могут. Где теперь все эти страшилы с чудовищными зубами? С уродливыми кривыми когтями? Где их горящие жаждой выживания глаза, перекошенные злобой, сложно устроенные пасти? Их больше нет. А Подхвойн живет и здравствует до сих пор. Он живет в вас, капитан, и во всех остальных нордиксах тоже. Такая вот гримаса развития.

– Невероятно, – прошептал Свездиго. – Но ведь это... ведь это открытие... полностью меняет Галактическую Историю...

– Да. И еще как меняет. Я рад официально сообщить вам, капитан третьего ранга Свездиго, что Галактосовет снял с цивилизации нордиксов все обвинения в развязывании Последней Галактической Войны. Кроме того, с вас лично, а равно и с членов вашего экипажа сняты все обвинения в тяжких военных преступлениях. Информация об открытии "Подхвойного Искателя" уже отправлена в Главный Штаб нордиксов. Как оказалось, они сами ничего о нем не знали, хотя очень искусно делали вид что знают. Военные...

– Но ведь нами уничтожено столько планет! Замечательных планет с прекрасными естественными биосферами.

– Ну и что? – защитный костюм профессора махнул рукой. – Космос бывает злым, очень злым, а уж космическая эволюция иногда способна на такие штуки, что дух захватывает даже у бывалых ученых из Галревкома. В общем – забудьте обо всем. Вот вам мой совет. Забудьте обо всем, что случилось в нашей галактике за последние триста тысяч галактических лет, как о кошмарном сне. Особенно об этой ужасной битве при Драговегу.

Голос профессора дрогнул, глаза костюма быстро забегали и капитан сразу насторожился.

– А вы? – спросил он.

– Что?

– Ведь вы участвовали в той битве, не так ли?

Глаза защитного костюма профессора забегали еще быстрее, и капитан понял, что случайно попал в точку. В ту самую точку.

– Постойте, – сказал он, как бы очнувшись. – Да это не вы ли произвели тот роковой выстрел по "Фенри"?

Голова защитного костюма профессора упала на его грудь.

– Да, это был я. И поверьте – сейчас я очень рад, что произвел тот выстрел почти наугад, без предварительной накачки связывающего поля, нарушив тем самым все мыслимые и немыслимые инструкции...

Глаза Свездиго заволокло прозрачным туманом. Он вдруг вспомнил синие капли коу-плазмы, стекающие по передней плите боевого скафандра, вспомнил искалеченное лицо Бендиго, вспомнил огромную дыру в борту носовой орудийной платформы, вспомнил разбросанные по палубе, как бы вывернутые страшным взрывом наизнанку тела нордиксов из артиллерийского расчета. Тела этих бедняг. В сущности – тела тех самых древних Подхвойнов. "Жестокий Космос, – молотками стучало в голове капитана. – Мертвый Космос".

Ситуация была нестерпимой до тошноты, до зубовного скрежета и все же Свездиго сумел справиться с собой. Как и тогда – на развороченной прямым попаданием палубе, он сумел взять себя в руки.

– Да, – сказал капитан. – Космической Эволюции не откажешь в чувстве черного юмора. И в изобретательности ей тоже не откажешь. Хоть иногда все это выглядит слишком уж невероятно и жестоко. Жестоко через чур, как говорят местные безобразники.

– Верно! – воскликнул профессор. – Правильно! Так и надо, капитан, так и надо. Гоните это от себя, гоните!

– И все же я не могу понять – чем была вызвана та вспышка военной экспансии нордиксов, которая привела к ужасной войне на полное уничтожение. Ведь, как оказалось, внутри мы такие белые...

– А! – костюм профессора снова махнул рукой. – Мало ли чем? Вспышкой сверхновой, например. Или искривлением гравитационного поля. Или каким-нибудь неизвестным вирусом. А скорее всего – самой обычной вспышкой рождаемости, они всегда и повсюду оканчиваются ужасными войнами. Хотя, с научной точки зрения, войны вызванные вспышками рождаемости есть ни что иное, как проявление космического Принципа Родительской Заботы о жизненном пространстве для своего многочисленного потомства. Но что же делать? Такова наша космическая жизнь. Да мало ли чем еще могла быть вызвана та вспышка военной экспансии нордиксов? Не берите в голову, говорю я вам. Сейчас важно то, что нордиксы в итоге оказались очень милыми существами, а битва у Драговегу теперь считается не благородным актом высшей галактической самозащиты, а ужасным избиением. Мне жаль, что я лично участвовал в этом. Очень жаль. Примите мои искренние соболезнования, капитан. Да, и если бы я тогда не забыл применить связывающее поле, то сейчас мы бы с вами не разговаривали. Я думаю, что этот факт меня извиняет, хотя бы отчасти.

– Он вас почти извиняет, – кивнул головой Свездиго. Ему кое-как удалось справиться с переполнявшими его чувствами, и теперь он говорил очень спокойно, и прозрачный туман больше не застилал ему глаза. – А вот скажите мне, только честно – ваше Изначальное Существо вам известно?

– Известно, – просто ответил Йоххо. – Отлично известно.

– И?

– Лучше не спрашивайте, – костюм профессора повторил опцию безнадежного взмаха рукой. – Ужасный монстр. Его официальное название "Лиловый Каракат". Это огромное существо с тремя глотками и чудовищными ороговевшими клювами. Одних основных желудков – восемь штук, представляете? Кроме того, на всех его щупальцах имеются очень острые костяные когти. Одним словом – ничего хорошего. Это настоящее космическое чудовище, капитан. Да ведь я уже сказал вам, что битва у Драговегу теперь официально считается избиением невинных нордиксов. И эта точка зрения основывается на доказанных научных фактах.

Свездиго больше не хотелось ни о чем говорить с этим существом, но посадочный протокол требовал от него хотя бы внешнего проявления вежливости. И ему пришлось сделать над собой еще одно чудовищное усилие.

– У вас есть ко мне еще что-нибудь? – спросил он. – Я имею в виду – что-нибудь официальное?

– Да. Есть. Кроме снятия обвинений в военных преступлениях и за совершение вами своевременного открытия Изначального Существа местной популяции, а также за решение так называемой "обезьяньей проблемы" Галактосовет единогласно постановил принять вас в галактическое научное сообщество и присвоить вам звание Почетного Младшего Лаборанта. Все положенные знаки отличия и регалии, а также Бронзовый Респиратор, Почетная Белая Шапочка и Защитный Синий Балахон будут вручены вам в ближайшее посещение штаб-планеты Галактической Ревизионной Комиссии. Сообщение о награждении уже отправлено нами в Главный Штаб Флота нордиксов. Разрешите поздравить вас с этим высоким званием, капитан. Что до меня, то за успешное решение "обезьяньей проблемы" местной популяции я дал бы вам не Младшего, а сразу Старшего Почетного Лаборанта.

Еще совсем недавно Свездиго счел бы подобное заявление утонченным оскорблением, но сейчас, после того, как он лично заглянул в бездонные синие глаза Подхвойна и увидел в них свое отражение, ему было наплевать на все Бронзовые Респираторы, Почетные Шапочки и Синие Балахоны.

***

Предложенное им решение так называемой «обезьяньей проблемы» местной доминантной популяции вообще было в некотором роде недоразумением, и он просто не понимал, почему его так высоко оценили ученые Галактосовета.

Дело было в том, что Свездиго ужасно не любил писать разного рода научные отчеты, да и полученные им в Высшем Космическом Училище Штурма и Торпедной Стрельбы знания были явно недостаточными для такой работы. Кадетам этого заведения никто не объяснял – как правильно наблюдать за галактическими популяциями, там их учили совсем другому. Кроме того, все это было ужасно скучно. Но Галревком требовал регулярной подачи годовых научных отчетов и это требование никак нельзя было игнорировать. Шутки с Галревкомом всегда оканчивались очень плохо.

Поэтому капитан и обязал писать эти отчеты всех членов своего экипажа – один раз в год, по очереди. В прежние времена его экипаж насчитывал семь тысяч отборных космических вояк, а теперь он сократился до четырех с половиной тысяч, и поэтому раз в четыре с половиной тысячи астрономических лет капитану все равно приходилось браться за бортовой интерлингвический компилятор лично. Все это занятие было для него не просто неприятным и тяжелым, а буквально мучительным.

Каждый из его обветренных радиоактивными космическими ветрами вояк упражнялся с этими проклятыми отчетами как мог, они буквально высасывали их из своих пальцев, несли в них чушь, чепуху и околесицу, а иногда придумывали для них откровенные научные сказки. Все это безобразие с отчетами длилось и длилось целыми эпохами, и казалось, что ему не будет ни конца, ни края, и закончилось оно, строго говоря, только в текущем астрономическом году. В этот проклятый год очередь как раз дошла до судового кока, и он воспользовался удобным моментом для подачи в Галревком своего доноса.

В прежние же времена все это отчетное безобразие отлично проходило в Галревком, так как было похоже, что тамошних бюрократов интересовали главным образом объем и оформление отчета, а не его содержание. Поэтому вскоре все они решили, что эти проклятые отчеты вообще никто не читает, и совсем обнаглели с их сочинением. Каждый из них раз в четыре с половиной тысячи лет садился за сочинение нового отчета и писал туда что хотел. Некоторые просто описывали местную погоду, день за днем, час за часом, минуту за минутой, другие описывали свои сексуальные фантазии и похождения на поверхности, кто-то вспоминал какие-нибудь забавные или ужасные случаи из своей теперешней жизни, а кто-то и вовсе вставлял в отчет огромные куски из незамысловатых научных трудов нижних безобразных ученых, полагая, что галактическая наука стерпит все.

Так как их никто никогда не одергивал, не отчитывал, не запугивал различными мерами, не грозил арестом, судом, распылением или глокированием, они и решили, что все эти отчеты – полная чушь, ерунда, идиотские забавы и игры ученых галактических бюрократов, один из способов имитации ими какой-то непонятной научной деятельности. И вот вам – пожалуйста.

Отчет по "обезьяньей проблеме" Свездиго сочинял, покачиваясь в гамаке на берегу теплого океана в компании сразу четырех прелестных безобразниц, которые ему тогда помогали справиться с этой неприятной обязанностью. Да, написать этот проклятый отчет ему помогли четыре безобразные курочки и еще невероятное количество прекрасного рома. Случалось, что какой-нибудь член его экипажа, проходя мимо гамака вместе со своими безобразными курочками или собутыльниками из десантной группы поверхностного прикрытия, по дороге от бунгало к пляжу или обратно, подходил к Свездиго и пытался вставлять в этот дурацкий отчет свое крепкое и меткое пьяное слово. Так они вносили тогда свой посильный вклад в ненавистную им всем галактическую науку.

Эти дурацкие и нудные отчеты Свездиго всегда, во все времена предпочитал сочинять на каком-нибудь теплом пляже, за бутылкой крепкого местного тонизирующего напитка и в обязательной компании очаровательных местных курочек. Он поступал так потому, что с безобразными курочками можно было свободно говорить на абсолютно любые темы, они всегда, во все времена и эпохи относились к этим разговорам очень легко и весело, вероятно, принимая их за замысловатый подкат, кадреж или хохму, а еще они почти сразу забывали об их содержании. Кроме того выслушивать суждения нижних курочек по различным вопросам галактического масштаба было очень забавно, и вообще – все это было очень весело.

А уж как они все тогда веселились, сколько всего они тогда выпивали, сколько омаров и крабов тогда расстались со своими панцирями прямо на пляже, сколько кокосовых орехов бывало ими тогда разбито. А сколько пустых бутылок из под крепчайшего рома тогда бывало разбросано ими по всем пляжам нижнего мира, на которых Свездиго так любил заниматься сочинением этих дурацких отчетов. Этими пустыми бутылками можно было вымостить прямую дорогу к звездам, так он сказал однажды одной из своих прелестных курочек, валяясь рядом с нею на пляже после очередного купания в ласковых водах теплого океана и рассказывая ей о висящих над ними созвездиях.

В общем, работа над отчетом по "обезьяньей проблеме" шла у них тогда очень легко, весело и нужный объем набрался довольно быстро.

"Обезьянья проблема" популяции нижних безобразников возникла в результате выдвинутой одним из безобразных ученых псевдонаучной гипотезы согласно которой все они произошли от какой-то древней обезьяны. Теория была чрезвычайно глупой, так как основывалась только на относительном внешнем сходстве, да еще некотором совпадении самых поверхностных генетических цепочек. Местные ученые поклонники этой теории уже много лет копали почву в разных частях планеты, пытаясь обнаружить останки своих мнимых предков и по ним проследить путь превращения своего вида в местную доминанту.

Особенно рьяно они искали какую-то древнюю обезьяну, с которой, якобы, все и началось. Однако никаких следов этой загадочной древней обезьяны обнаружить им так и не удалось, зато им постоянно, повсюду и в огромных количествах попадались останки ужасных ящеров. Казалось бы – посмотри внимательно, сравни и осознай уже, наконец, очевидную истину, так ведь нет. Эти безобразные ученые умники продолжали искать свою заветную обезьяну, эту свою воображаемую бабушку с потрясающим упорством, так присущим всем узколобым, напыщенным и недалеким ученым существам. И это при том, что их настоящие бабушки уже много лет красовались своими ужасными челюстями в их же музеях разбросанных по всему глобусу и про них было снято столько вполне достоверных и страшных фильмов их же безобразными режиссерами.

Естественно, что такое положение вещей угнетало всю местную доминантную популяцию в целом (за исключением тех – твердолобых ученых) и сильно сказывалось на многих аспектах ее развития. И это было понятно – ведь теперь они все считали себя в некотором роде пусть и развитыми, но обезьянами. Особенно остро все это проявлялось во время посещения зоопарков, в которых, как в тюрьмах, рядом с представителями других, недоминантных видов, томились их мнимые предки. Конечно, смотреть на своего предполагаемого предка, который целыми днями сидит за стальными прутьями, давится гнилыми бананами из ближайшего супермаркета, ищет блох, мастурбирует, испражняется, совокупляется и занимается еще массой естественных, но не очень приглядных дел, бывает очень и очень тяжело. Ведь хочешь – не хочешь, а все это автоматически примеряется и прикидывается безобразным наблюдателем на себя и это побуждает к мрачным размышлениям, порою на весьма отвлеченные темы. Да еще это проклятое внешнее сходство, которое буквально бросается вам в глаза прямо на входе в любой зоопарк, в эту устроенную нижними безобразниками тюрьму для недостаточно развитых видов.

Конечно, здесь есть от чего впасть в уныние, а угнетенное психическое состояние целой доминантной популяции – это вам не шутки. Придя в сильное доминантное возбуждение такая популяция обычно начинает издеваться над биосферой – уничтожать другие виды, гадить в реки, озера и океаны, дымить в атмосферу, заражать радиацией почву, развязывать войны. Дескать – пусть мы и обезьяны, но за то какие. Захотим и сделаем все, что угодно, нам на все наплевать, на наш обезьяний век хватит, а после нас хоть убейтесь, хоть задохнитесь, сами вы обезьяны. Все это безобразие и получило в итоге название "обезьяньей проблемы" и именно за нее тогда взялся капитан.

В своем отчете, написанном при помощи четырех курочек, очень крепкого рома, пальм, океана и свежего соленого ветерка, Свездиго выдвинул довольно смелую и прогрессивную встречную теорию. Он утверждал, что древние, как и современные обезьяны не имеют к местной доминанте никакого отношения, что и доказывает находка останков их Изначального Существа. Скорее всего, писал Свездиго в своем отчете, здесь мы имеем дело с наглой и неприкрытой игрой Генетической Мимикрии, а из этого следует, что местные эволюционные дела обстоят как раз наоборот – это местные обезьяны инстинктивно развили в себе соответствующий фенотип, чтобы хотя бы внешне походить на местную доминанту, и таким образом обеспечить себе наилучшие шансы на выживание, как бы неосознанно выдавая себя за ее предков или родственников, пусть и дальних. Что, впрочем, помогло им не очень, добавлял капитан, так как численность планетарной популяции обезьян стремительно сокращается и многие виды уже или вымерли, или стоят на грани полного исчезновения.

Не будем же слишком строги к несчастным обезьянам из-за какого-то там непреднамеренного акта Генетической Мимикрии, ведь, если вдуматься, он сыграл с ними очень злую шутку, добавлял Свездиго, и, отложив в сторону интерлингвический компилятор, отправлялся со своими курочками плескаться в бассейне. Вернувшись, и зарядившись хорошей порцией рома, он продолжал работу над своим отчетом.

Свездиго писал: для того, чтобы решить "обезьянью проблему" окончательно следует организовать масштабные поиски Изначального Существа всех современных обезьян, но в данный момент это невозможно, так как его экипаж занят решением куда более важных задач. Да это и не имеет смысла, добавлял он, поскольку уже сейчас совершенно понятно, что "все они тоже произошли от каких-нибудь крокодилов". Эту фразу подсказала Свездиго одна из курочек, которая загорала рядом с его гамаком, нежась голышом на бархатном океанском песочке. И они тогда хорошо развили эту мысль, валяясь вместе под сверкающим вверху созвездием Козерога, которое из-за выпитого ими рома как бы наползало тогда всеми своими звездами прямо на созвездие Девы. Заканчивался отчет небольшим стихотворением, который они все вместе сочинили в насмешку над заскорузлыми бюрократами Галктосовета.

В кружении дронов

И полете пуль,

В шипеньи газовых баллонов,

В мелькании сапог штурмовиков,

В удушливых дымах костров благочестивых,

Составленных в стремительном порыве,

Из дров наспех украденных, сырых,

В багровых грибовидных облаках,

Последнего иль крайнего заката,

Мне чудится твой безобразный рык,

Направленный в безоблачное небо,

Такое светлое, такое голубое.

На этом – все.

Пысы,

Оставьте обезьян в покое!

Да, тогда они хорошо повеселились, сочиняя этот дурацкий отчет для далекого Галревкома, и вот вам, пожалуйста – теперь он Младший Почетный Лаборант.

Все это не укладывалось в голове Свездиго, и поэтому он чувствовал себя сейчас "не в своей тарелке" как выразилась тогда другая курочка, когда они на другой день после грандиозной попойки проснулись в ее гамаке без купальных костюмов. Вокруг тогда валялось множество пьяных нордиксов из группы прикрытия и еще больше курочек, и все это выглядело очень забавным из-за причудливых поз, сложных татуировок на тему Последней Войны и битвы у Драговегу. А еще кучи пустых бутылок, плавающая в бассейне кокосовая пальма с так и не снятыми орехами, надувные матрацы на крыше бунгало, голова закопанного в песок официанта, барбекю из павлинов... Он тогда рассмеялся и заметил что "это дико, но по крайней мере, обезьянья проблема теперь решена" и что "дурацкий отчет можно теперь отправить", и что "теперь-то они имеют полное право, как следует отдохнуть от тяжких научных трудов". А та курочка рассмеялась в ответ и пообещала наградить его престижной научной премией прямо сейчас – в этом вот гамаке, и прямо здесь вручить ему свой самый престижный приз. И она сдержала тогда свое обещание, и ту далекую церемонию награждения он до сих пор вспоминал с теплотой.

И вот что в итоге из всего этого вышло. Получалось, что их отчеты не только читали все это время, но еще и аккуратно подшивали к чему-нибудь. К какому-нибудь Окончательному Отчету. Здесь было от чего почувствовать себя не в своей тарелке. И или даже попасть в чужую.

***

– И это еще не все, – продолжал Йо, не замечая, или не обращая внимания на подавленное состояние капитана.

– Не все? – хмуро удивился Свездиго.

– Вам, как первооткрывателю даровано исключительное право назвать Изначальное Существо местной популяции своим именем. Это давняя научная традиция и все Изначальные Существа всех галактических цивилизаций записываются в Галактический Физиогномический Атлас под славными именами их первооткрывателей. Полное название вашего Подхвойна, например – Подхвойный Искатель Патсуикетта, а полное название Лилового Караката – Лиловый Каракат Кирхсо. Таким образом, всем первооткрывателям Изначальных Существ предоставляется право увековечить свое имя в астрономически обозримой перспективе. Итак, капитан, как бы вы хотели назвать местное Изначальное Существо? Не стесняйтесь, ведь именно вы извлекли его из слоев безвременья и тем самым как бы воскресили и познакомили с ним всю остальную Галактику, а возможно, что и весь Универсум. Вы имеете полное право дать ему свое имя, как любой отец имеет право поименовать свое дитя.

– Если честно, вы меня не только озадачили, но и смутили, профессор...

– Ну же, капитан, смелее! Покажите себя ученым достойным высокого звания Младшего Почетного Лаборанта.

Свездиго задумался. За бесконечно долгий период своего пребывания здесь он повидал слишком многое. Многое и разное. Перед его мысленным взором быстрой вереницей пробежали образы множества отдельных индивидов из местной популяции. Все эти сонмища напыщенных мелюзговых тиранчиков с замаранными кровью руками, хитрых менял с тусклым желтым блеском глазных оболочек, полубезумных ученых, хохочущих во мраке своих лабораторий над экспериментальными образцами ракет, пулеметов и бомб. А ведь многие из них ни капельки не страдали выдумывая все это, а иные из них буквально упивались своими схемами и принимали от своих мелюзговых покровителей различные награды и идиотские почетные звания. Многих из них он прозевал, иных упустил намеренно ради хорошей игры в бортовом казино, или ради ставок на эволюцию военного типа (в этом его кок был полностью прав), и поэтому он чувствовал сейчас угрызения совести из-за личной ответственности за наступившее безобразное настоящее. Но ведь были среди них и вполне приличные музыканты, и ловкие акробаты, и искусные массажисты, и гениальные танцовщицы кордебалета, и отличные официанты, и веселые клоуны, и просто выдающиеся повара. Конечно, всех нижних безобразников нельзя было смешивать друг с другом, нельзя было сваливать их в одну кучу, но сейчас они почему-то смешались, свалялись сами, слились в чудовищный образ того – древнего ящера. И этот ящер вдруг возник совсем рядом с перевернутой супермаркетной тележкой, он глянул на Свездиго горящими, глубоко посаженными красными глазами, разинул страшную пасть с тремя видами ужасных зубов словно бы демонстрируя их всей Вселенной и гордясь ими перед нею, а потом сам, сам проревел ему прямо в лицо свое название для Галактического Физиогномического Атласа...

Капитан помотал головой, отгоняя от себя это видение, и ящер сразу исчез, словно бы растаял в воздухе, а перед ним снова возник улыбающийся камуфляжный костюм пятого заместителя Председателя Галревкома по теплокровным популяциям.

– Итак? – спросил Йо. – Что вы решили?

– Я хочу назвать его Трехзубчатым Безобразом, – тихо, но твердо сказал капитан и после этих слов его рука сама потянулась к початой бутылке "Абсолюта".

– Трехзубчатый Безобраз Свездиго, – медленно проговорил Йо, как бы пробуя новоиспеченный научный термин на вкус. – А знаете, мне нравится. Решено, такими их и запомнит Галактика.

– Знаете, профессор, а ведь я чувствую вину за все то безобразие, что творилось здесь у меня на глазах все эти бесконечные тысячи лет.

– Это чувствуете не совсем вы, дорогой Младший Лаборант, – печально заметил Йо. – Это звучит у вас в голове тихий голос Подхвойна, он до сих пор живет и говорит в вас. Все правильно. Так и должно быть. Именно этот голос всегда удерживал вас от слишком скорых решений, от слишком быстрых и решительных действий. Удерживал все эти тысячелетия. Вот чего не мог знать ваш кок, когда писал свой донос в Галревком.