Текст книги "Гражданская война"

Автор книги: Андрей Корбут

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)

Я все же рискнул... и, спрыгнув с ограды, прижался к газону, словно страус, зарывшийся головой в песок, не смея поднять взгляд. Обошлось – они слишком увлеклись разговором. Прячась за кустами роз, я подобрался к дереву, что должно было мне помочь, вскарабкался по нему на карниз, еще немного – и осторожно открыл окно пошире. Вновь донесшийся снизу смех заставил меня вздрогнуть. Я отпрянул от окна, наверное, слившись со стеной здания. Но размеренный гул голосов успокоил меня.

"Ну же!" – подтолкнул я себя...

Отправляясь туда, вряд ли я подчинялся какому-либо конкретному плану, скорее, все произошло спонтанно. Фонаря не оказалось под рукой, и мне пришлось довольствоваться слабым светом с улицы. По-видимому, я оказался в кабинете Томашевского, то есть там, где, как писала утренняя пресса, нашли обезображенный до неузнаваемости труп. На какие-то секунды мною даже овладели сомнения: "Что это? Ловушка, случайность или чья-то беспечность?" Разглядел тяжеловесный письменный стол, на нем – лампу. Опустил светонепроницаемые шторы и включил свет.

Это был кабинет и лаборатория одновременно. Помещение занимало по меньшей мере тридцать квадратных метров: помимо стола здесь находились два открытых стальных шкафа, стеллажи, заставленные пробирками, колбами, холодильники, барокамеры и многое другое, о предназначении чего оставалось только догадываться. Я взял из шкафа стопку журналов документации и внимательнейшим образом, страница за страницей, обратился к мыслям Томашевского. Наверное, с моей стороны наивно было полагать, что полиция окажется менее дотошной, нежели Морис Де Санс. Но словно кто-то подсказывал мне – нашли они далеко не все. Очень скоро я получил тому подтверждение.

Когда я уже отчаялся что-либо найти, в коридоре послышались торопливые шаги. Я бросился к лампе, потушил свет и едва успел спрятаться за шторами.

Открылась дверь. Метнулся по занавескам красный тонкий луч. Кто-то уверенно пересек комнату, остановился у окна. Я услышал тихий щелчок, а затем те же шаги, но теперь удаляющиеся ...

"Кто это? Хорошо ли он знает дом? Наверное. Но кто это? И как он попал сюда?" – задавался я вопросами.

Самое время было обернуться, посмотреть вниз. Один из полицейских, опустившись на порог, прислонился к дверям, другой – завалился набок тут же, на ступеньках; они, казалось, уснули... Из особняка вышел мужчина с кейсом в руках, в широком плаще, простоволосый; в крайней спешке направился к мосту, откуда пришел и я.

Все тот же путь: окно, карниз, дерево...я даже успел бегло осмотреть полицейских. Слава Богу, они были живы. Думаю, причиной их сна был нервно-паралитический газ. Затем я бросился вдогонку за неизвестным.

Впервые мне приходилось за кем-то следить, но почему-то я не сомневался в том, что делаю это вполне сносно. Впрочем, он оглянулся лишь однажды (и опять я не сумел разглядеть его лица), когда садился в свой "роллс-ройс", припаркованный, как выяснилось, всего в ста метрах от моей машины – в тот момент меня выручил покинутый всеми автофургон, я успел за ним спрятаться. "Роллс-ройс" рванулся с места, будто застоявшийся в стойле жеребец, столь стремительно промчавшись мимо, что я едва не потерял его из виду, прежде чем сам сел за руль. Только интенсивное движение в районе площади Дефанс вынудило неизвестного сбавить скорость, какое-то время ползти в медленно растекающемся потоке машин, растеряв таким образом все свое преимущество.

Я вел его, наверное, с полчаса, не меньше. В стороне остались Кубервуа, Нантер. Затем он свернул на юго-запад. Но за Рюэй, у поворота на Роканкур, когда Париж пригородами своими, все более и более растворяясь в полях, уже дышал легко и свободно, – неизвестный, воспользовавшись пустынной трассой, оторвался от меня без особых усилий.

В те минуты я подумал, что пора расслабиться и спокойно добираться домой, в Сен-Клу, скорее по инерции продолжая двигаться все в том же направлении, рассчитывая возвращаться через лес Марли. Однако я проехал дальше, наверное, азарт не оставлял меня, углубился в лес Сен-Жермен и уже твердо решил повернуть назад, как увидел на встречной полосе брошенный на произвол судьбы "мерседес". Проводил его долгим взглядом... И бешено дал по тормозам... Машину швырнуло на передние колеса, но она пронеслась еще метров двадцать, прежде чем встала, чуть развернувшись боком. Я же едва не вышиб головой лобовое стекло. Не обращая внимания на кровь, от которой тотчас слиплись волосы, я выскочил из автомобиля и побежал назад. У обочины, совсем недалеко от "мерседеса", стоял изрешеченный пулями "роллс-ройс": боковые стекла, осыпавшиеся мелкой дробью частью на бетон, частью в салон, и вздыбленный капот – жалкое зрелище...

Салон был пуст... Лес! Только лес мог спасти его! Я недолго раздумывал.

Безоблачное небо и огромная луна – согласитесь, неплохое подспорье в поисках наугад: на открытых участках видно, словно днем, а шаг в сторону, в тень, – и тонешь в ночи; впрочем, небезопасное занятие. Прислушиваясь к каждому шороху, я решительно продвигался в глубь леса, пока не вышел на опушку. Передо мною возникло нечто среднее между заросшим прудом и еще несостоявшимся болотом. Однако не успел я решить, куда повернуть теперь, как справа послышался нечаянный всплеск.

Почти бесшумно я подкрался ближе. Болотом двигались двое мужчин. Опасаясь выдать себя, идти следом я не решился; осмотревшись, пробрался через кусты, какое-то нагромождение деревьев, все более удаляясь от берега, наконец стремглав бросился вокруг пруда и почти оббежал его, когда услышал хлопки выстрелов... Мог ли я догадываться, что сценарием в разыгравшейся драме мне уготована главная роль...

Итак, представьте себе мизансцену: покосившийся сарай, у стен его лицом вниз лежит мой неизвестный, а трое человек чуть поодаль "делят добычу". Один из них роется в кейсе, помогая ему, второй светит фонарем, третий настороженно посматривает вокруг.

Все дальнейшее происходило, словно в замедленной съемке...

Из-за сарая вышла Элизабет! В руках она сжимала пистолет, на вытянутых руках; она и подняла его, трижды спустив курок...

Упали двое. Третий, с кейсом, прыгнул на землю, перекатился, выхватывая оружие... Опережая выстрел, ломая ветки кустарника, я метнулся из укрытия к своей жене – и тем отвлек его на себя: пуля просвистела совсем рядом, коснувшись волос, оцарапав ухо. До Элизабет было метров десять. Она стояла, не опуская пистолета, будто окаменев... Я несся, не чуя под собой ног, словно по раскаленным углям, и все равно мне показалось, что бежал я целую вечность: не слыша выстрелов, в полной мере не осознавая действительности, я видел только свою жену, холодея от ужаса, когда смерть вырастала за ней, ожидая повеления свыше...Не иначе рок помешал убить нас обоих. Лишь повалив Элизабет на землю, я почувствовал обжигающую боль в левом боку.

На какие-то секунды все провалилось в никуда, а затем пришло оцепенение – когда Вы не в силах превозмочь себя, заставить себя даже не поднять, просто повернуть голову, взглянуть в лицо врага... Я так ясно представил, как он медленно встает, перебегает к сараю, крадется вдоль стены... и уже в двух шагах...

Пистолет! Он попался мне на глаза, стоило лишь протянуть руку... Ниспосланный то ли ангелом-хранителем, то ли дьяволом...

Я опрокинулся на спину и всадил ему пулю в живот. Он и на самом деле был в двух шагах.

Мир снова поплыл перед глазами, зашатался и провалился в бездну.

7.

Сознание возвращалось ко мне медленно... было очень холодно, левый бок онемел, хотя боль ушла, и я слышал чью-то речь...

– А, что сержант, те парни, которых увезли в больницу, они из спецслужб?

– Наверное, иначе зачем бы примчался этот полковник.

– Однако ж, круто он с шефом обошелся...

– То-то и оно...

– Чего ж этого сразу не забрали?

– Нет ничего проще, вот увидишь: к полудню и заберут...

Я через силу разомкнул, словно свинцовые, веки: наручники,.. автомобиль, полицейский рядом, полицейский впереди за рулем...

– А, дьявол! – выругался в этот момент водитель. Огромный грузовик, обогнав нашу машину, неожиданно сбросил скорость: не позволяя обойти себя, он ушел влево и вернулся вправо, снова влево...

Сержант приказал остановиться. Грузовик, будто нашаливший ребенок, выпустив клубы черного дыма, протяжно просигналил, рванулся – и тут же скрылся за лесным поворотом.

– Напился, сволочь... Ты не приметил номер?

– Грязью был замызган.

– Ладно, Жан Клод, поторопись,.. – разговаривали полицейские.

Затем водитель почему-то вдруг осипшим голосом произнес:

– Он возвращается...

– Влево!!! – рявкнул сержант... Но было поздно...

Грузовик, уже развернувшись, урча мотором, вылетел из-за деревьев нам навстречу. Он врезался в нас на полном ходу, протащил метров сто по шоссе, корежа и сминая в гармошку, превратив автомобиль в груду изуродованного металла. И то, что я уцелел, – чистое везение. Навалившийся на меня сержант спас мою жизнь, отдав за нее свою. О водителе не приходится и говорить -его стерло в порошок.

Мотор машины-убийцы заглох. Кто-то выпрыгнул из кабины на бетон, подошел к делу рук своих. Увы, я видел лишь затылок сержанта и часть салона.

– Ты перестарался, Руз, – произнес где-то снаружи спокойный и тяжелый голос, – как мы теперь возьмем документы?

– Главное, чтобы они не достались им,.. – отозвался голос потоньше, юношеский, извиняющийся.

– А если их там вообще нет... Парис будет недоволен. И времени, как назло, нет. Неси канистру...

Послышались торопливые шаги, потом вновь тяжелый голос:

– Обливай...

Поверьте, мне стало все равно, пристрелят меня или переедут грузовиком, – все лучше, чем сгореть заживо... Но крик застрял у меня в горле...Я услышал, как чиркнула спичка, увидел, как вспыхнуло пламя, взвилось к небу...

Когда понимаешь, что конец твой близок, дышишь даже не страхом, -отчаянием и надеждой. Тем отчаянием, что способно задушить надежду, той надеждой, что обретает плоть через отчаяние... Ох, уж эта надежда, если б не она, можно было бы спокойно, без лишней суеты ждать смерти. Ну разве не самая большая несправедливость, когда Его Величество Случай дает вам шанс, а у последней черты, в последний миг, под гомерический смех (вашим внутренним голосом) его отнимает?

И, если я остался жив, не злая ли это шутка случая, – подумалось в тот миг.

С трудом освободившись из-под грузного тела сержанта, я нашел у него на поясе ключ и открыл браслеты... Вообразите, что Вас поставили к стенке и сказали – помилуют, если успеете прочесть от начала до конца "Отче наш..." между двумя ударами сердца...Почти мгновенно накаляющийся металл и воздух сотворили вокруг меня огнедышащую печь. Дверь не поддавалась. Окна сузились до размера бойниц. Я заметался и уже не владел собой. Грузовик и в самом деле сотворил с нашим джипом нечто невероятное: местами он выглядел, будто израненный зверь, оттого и пол подо мной был вспорот, словно ножом. Я замер, вдруг обнаружив эту зияющую дыру. Но было ли у меня время на размышление... Ломая ногти и пальцы, я принялся расширять этот единственный мой путь к спасению; и в те секунды, наверное, именно отчаяние придало мне силы – я на удивление быстро добился своего, но, увидев бетон, понял – слишком тесно, не развернуться, не бежать, не спастись...Потом понял – Ложь! И превратился в змею, не иначе: извиваясь, просунулся сначала ногами, затем, содрав кожу с мясом на бедрах, туловищем, и, наконец, – плечами и головой. Заметил придорожный столб, который едва не разрубил автомобиль, схватился за него и, вытащив себя, – одежда на мне, изорванная в клочья, горела,– скатился в кювет, в лужу и грязь. Обессиленный, я упал головой в дочерна замутненную воду, глотнул ее, заскрипел на зубах песок; но, приподнявшись, придавленный прогремевшим взрывом, упал вновь.

Лежал я недолго. Мозг лихорадочно работал: "Быстрее, быстрее... Уходи отсюда!" Я пополз. Полез на коленях. На ногах – от дерева к дереву. Пошатываясь, побежал. Сторонясь дорог и машин, домов и людей. На рассвете вышел к Сене. Очень кстати нашел телефон и в который раз за сутки позвонил Скотту. Он оказался дома.

– Мне необходима твоя помощь, Вильям, – без предисловий сказал я.

– Морис? Что случилось? Пять утра,.. – голос его казался обеспокоенным и слабым.

– Где Элизабет?

– В клинике... разумеется...

– Ты уверен?

– Я ничего не понимаю...

– Прошу тебя, приезжай немедленно, я у железнодорожного моста у Ле-Пек, на левом берегу. Я сам к тебе выйду...

Повесив трубку, я вдруг ощутил слабость и головокружение; опустился на пол телефонной будки; только теперь осмотрел кем-то заботливо и надежно наложенную на рану повязку, от души поблагодарил его про себя; в полузабытьи просидел, наверное, с полчаса, затем поднялся и побрел к мосту...

Может быть, в унисон моему настроению, мост в те утренние часы был одинок и тосклив. Я глядел в убегающую подо мной воду реки, а на душе "скребли кошки". Я не фаталист, но посудите сами – не окажись Элизабет замешанной в эту историю, просто уверен: провидение не толкнуло бы меня на авантюру с посещением дома Томашевского, и цепь событий не выстроилась бы в том нелепом порядке.

Занятый своими мыслями, я скоро дождался Скотта. Держался он настороженно и неуверенно. Мы поехали в клинику Рикардо. Дорогой я поведал Вильяму обо всех моих злоключениях, и он слушал очень внимательно, ни однажды не перебив меня, ничего не спрашивая...

– Ты здорово влип, Морис, – после того, как я замолчал, тягуче растягивая каждое слово, произнес Скотт.

– Где, по-твоему, сейчас Элизабет?

– Может быть, в полиции... Не знаю. Прежде всего нужно заявить в полицию о ее побеге из клиники.

– А если мне сдаться?

– Ты бредишь, Морис?! Если те, с кем ты связался, в кого стрелял, действительно из спецслужб... Да они сделают из тебя козла отпущения... Нет, только не это... За Элизабет душа болит, где она?

– Знать бы...

– Тебе потребуются новые документы. Я займусь этим, достану через друзей. До той поры пересидишь в клинике, кстати, подлечишься с больными, некоторые из них тоже мнят себя Мегрэ, Шерлок Холмсами...

Я пробыл в клинике Рикардо две недели. Сюда же на третий день полиция вернула Элизабет. Судя по всему, в ту ночь, к моменту приезда стражей порядка, ее уже не было на месте преступления. Мою жену нашли на станции Ашер спящей в мусорном контейнере. Раздувать шумиху по поводу случившегося кому-то очень не хотелось, лишь телевидение в коротком репортаже в двух словах обмолвилось о погибших в результате автокатастрофы полицейских. К исходу сего срока здоровье мое поправилось, благо пуля прошла навылет; Скотт между тем держал слово: он вскоре передал мне документы на имя Артура Малса, американца по происхождению.

8.

Мой дальнейший путь лежал в Сидней. Я добрался до него без проблем, и, наверное, это принесло с собой ту успокоенность и наивное благодушие, за которое я чуть было не поплатился. Огромный полис встретил меня привычным городским шумом, тридцатиградусной жарой и свежим ветром с океана. Я с истинным наслаждением прошелся по набережной, полной грудью вдыхая морской воздух, вглядываясь в сверкающую на солнце рыбьей чешуей океанскую гладь; пляж, усеянный человеческими телами, отнюдь не всегда достойными восхищения, – единственное, что стоило бы стереть в этой картине. Однако последнее обстоятельство, признаюсь, ничуть не помешало мне на протяжении месяца с раннего утра, оставив гостиницу, отправляться туда же, зарываться в песок, лениво потягивая холодное пиво, пытать самого себя палящими лучами солнца, а потом, уступая зною, врезаться с разбега в обрушивающуюся на берег волну... Словом, я превратился в настоящего праздного туриста, что, замечу, меня нисколько не тяготило. Скорее наоборот, я принимал это с радостью, отрешаясь тем от навязчивых воспоминаний о недавнем прошлом.

К исходу четвертой недели пребывания в Сиднее мне уже стало казаться, что все напрочь забыли о неком канувшем в лета Морисе де Санс, но приезд Филидора вновь все вернул на круги своя.

Я возвратился с утренней пробежки, когда со слов консьержки узнал, что некий господин, назвавшийся моим другом, ожидает меня в баре. Встревоженный, я описал ей сначала Скотта, затем Филидора и, немного успокоившись, немедля зашел в бар гостиницы.

Велье сидел у стойки; увидев меня, бросил смятые деньги за виски и стремительно двинулся навстречу. Я даже не успел как следует разглядеть его. Филидор хлопнул меня по плечу и, шепнув быстро: "У нас минуты!" – потянул за собой.

Мы почти ворвались в мой номер.

– Твой самолет через сорок минут, – огорошил меня старый друг. Филидор встал у окна за занавеской и, наблюдая за входом в гостиницу, все поторапливал:

– Скорее, скорее, Морис...

– Черт возьми! – неизвестно на кого разозлившись, вдруг возмутился я, захлопывая несобранный чемодан, – кто на этот раз? Полиция? Снова...

Но мое возмущение оборвал стук в дверь. Мы замерли. Я заметил, как побледнел Филидор. Стук, все более настойчивый, повторился. Я было направился в прихожую, однако Филидор остановил меня за руку, вышел вперед.

– Кто там? – Спросил он.

– Сэр, Вам срочная почта, – услышали мы услужливый мальчишеский голос.

– Оставьте под дверью...

– Слушаюсь, сэр.

Это было письмо на имя Артура Малса.

Филидор поднял конверт без почтового штемпеля, без обратного адреса, повертел в руках, даже принюхался, пожал недоуменно плечами. Письмо и мне не внушало доверия, но растворяющиеся во времени минуты до самолета словно подстегивали... Я, не мешкая, вскрыл его и обнаружил несколько строк следующего содержания:

"Господину Артуру Малсу.

Будьте сегодня в 9.00 утра в баре гостиницы.

К Вам подойдет человек и назовет ВАШЕ ИМЯ.

P. S. Пожалуйста, не злоупотребляйте нашим расположением к Вам. Отложите Ваш рейс на любое другое удобное Вам время. И последнее: не тревожьтесь – Вас ждет всего лишь интересное и выгодное в финансовом отношении предложение."

– Морис, я полный идиот! Я привел их прямо к тебе,.. – пробормотал Филидор.

– Думаю, это случилось бы рано или поздно... Есть какие-нибудь мысли? – спросил я.

– Тебе лучше поменять гостиницу и отсидеться... А к ним пойду я, -мой старый друг был готов пожертвовать собой.

– Нет, дружище... Давай наконец поставим все точки над "i", мне надоело бегать неизвестно от кого и непонятно почему. Если это спецслужбы и они ищут то, что кто-то, заметь, не я, а кто-то забрал из дома Томашевского, тогда нам не о чем говорить, это нелепая ошибка... Я не имею к этому никакого отношения. Если же меня собрались убрать или похитить, все равно кто, то к чему им выдавать себя с головой.

– Значит, идешь?

– Да, – я был настроен очень решительно.

Хотя до назначенной встречи оставался еще час, мы спустились в бар. С утра здесь почти никого не было, и лишь один пожилой, но могучего телосложения господин с одутловатым лицом за столиком у входа читал газету. Мы расположились у стойки, заказали виски. Бармен с огромной, как две тыквы, головой мутанта и сколь огромными, столь и прекрасными голубыми глазами молча кивнул, подал бутылку, наполнил бокалы и, не смея мешать нам, отошел как можно дальше.

– Теперь рассказывай, – обратился я к Филидору.

Он, по своему обыкновению, пожал плечами.

– Морис, Морис... До сих пор не могу понять, как тебя угораздило...

О, Филидор мог бы сойти за проповедника, так он любил читать нравоучения. Я попросил его избавить меня от них... Он только усмехнулся, сделал глоток виски... и начал...

– Скотт связался со мной сразу после того, как Вы расстались. На следующий день я вернулся в Париж и узнал уже все в подробностях. Затем Скотт неожиданно исчез, а когда появился через несколько дней снова, ничего не объяснив, стал меня всячески избегать. Примерно тогда же я заметил, что за мной следят. Вначале не придал этому значения. Потом – два обыска у тебя в Сен-Клу, и в тот же день у меня. Все вверх дном перевернули... Позавчера меня попытались похитить. Случай выручил. А вчера вечером – звонок. Он не назвал себя. Сказал, что тебе угрожает опасность, что найду тебя в Сиднее в этой гостинице... Скотту было известно твое местонахождение?

– Трудно сказать... Вряд ли. Скотт брал мне билет до Канберры.

– И все таки... еще не поздно избежать встречи.

– Нет, а возможно, уже и поздно...

Я принялся расспрашивать его о Патриции, о Элизабет, о Париже... За разговором мы, казалось, забыли о том, зачем пришли сюда.

– Без пяти,.. – посмотрел я на часы.

Посетителей в баре немного прибавилось. Недалеко от господина с одутловатым лицом за столиком скучала блондинка лет двадцати, а в темном углу напротив нее устроился молодой человек, почти мальчик, не сводивший с красавицы взгляда.

Ровно в девять вошел сухопарый, долговязый старик в дорогом костюме, с тростью, с массивным дорогим перстнем на правой руке, которая эту трость несла. Однако к нам он, как мы того ждали, не подошел, а сразу подсел к блондинке. Очевидно, они были знакомы. Молодой человек в темном углу разочарованно отвернулся и, окликнув официантку, попросил бренди.

В 9.05 на пороге показался моложавого вида господин лет пятидесяти, по-видимому, только что с теннисного корта: судя по взмыленной спине, играл он достаточно долго. Но, выпив у стойки апельсинового сока, он тут же ушел.

– Они не пунктуальны, – проводив теннисиста взглядом, заметил Филидор.

В это время господин с одутловатым лицом отложил свою газету...

– Прошу прощения,.. – приблизившись, обратился ко мне он.

Я покосился на него, не потрудившись повернуться к нему лицом.

– Если не ошибаюсь, Морис де Санс... – не думаю, чтобы кто-нибудь, кроме меня и Филидора, слышали его речь.

– Мое имя Артур Малс, – так же тихо и спокойно ответил я, по-прежнему не изменяя своей позе.

– Да, да, конечно... Нам лучше бы поговорить, если не возражаете, на свежем воздухе. Здесь, знаете ли, душно...

Мы вышли из гостиницы, направились вдоль набережной. Филидор следовал за нами в десяти шагах.

– Мсье де Санс, или мистер Малс, если Вам угодно, позвольте представиться: Роберто, просто Роберто, сотрудник ИНТЕРПОЛа...

– Вы арестуете меня?

– Нет, это не входит в мои инструкции.

– Что же Вам от меня надо?

– Правду... Итак, когда Вы впервые познакомились с профессором Томашевским?

На его первые вопросы ответы мои были скупы, но чем больше мы говорили, тем большее расположение к нему чувствовал Ваш покорный слуга. В сущности, я ничего от него не скрыл и рассказ свой закончил словами:

– Вот, кажется, и все,.. Так о каком предложении шла в письме речь?

– Неужели Вы еще не догадались, что письмо принадлежало не мне? -сказал Роберто и поджал губы.

– Дьявол ! – вырвалось у меня, я не ожидал такого ответа. – Но почему тогда эта встреча не состоялась?

– Уверен, они и сейчас наблюдают за нами.

Я механически оглянулся по сторонам, назад, и вновь обратился к Роберто.

– Может быть, теперь Вы удовлетворите мое любопытство?

– Если смогу...

– Вы не собираетесь меня арестовывать – почему?

– Может быть, потому, что мы разобрались в Вашем деле лучше остальных... к тому же тот, в кого стреляли Вы, – жив...

Уже только за одну эту весть я был благодарен Роберто.

– И он действительно агент одной из спецслужб.

– Стало быть, это они столь живо интересуются моей скромной персоной?

– И они, причем совершенно независимо от нас, у них свои версии, своя игра.

И мы, не забудьте,.. но есть еще третья сторона. Я говорю о Парисе. Вероятнее всего, что от его людей Вы получили сегодня письмо. Дорогой Артур, волею обстоятельств Вы втянуты в скверную историю и ни на йоту не отдаете себе отчета в том, насколько это затрагивает интересы многих и многих людей... Большего я Вам сказать не могу, не имею права...

То, что я услышал из уст полицейского, заставило меня по-иному взглянуть на происшедшие события;.. Роберто же продолжал:

– Но, думаю, мы сможем Вам помочь... Мы хотим позаботиться о Вашей безопасности.

"С какой стати?" – подумал я.

– ...Со мной документы на имя Роберто Ленурье и контракт на два года, подписанный с компанией "NN".

– И чем она занимается, эта компания? – недоверчиво спросил я.

– Ей принадлежит некая глубоководная лаборатория. У нас нет возможности спрятать Вас под землей, так сделаем это под водой. Ну, а что касается непосредственно Вашей будущей работы, то она соответствует Вашей специальности, и, поверьте, это выгодный контракт, хотя дело, как Вы понимаете, не в этом... Ну же, держите...

– Кажется, я не давал согласия сотрудничать с ИНТЕРПОЛом.

...Отвратительно осознавать, что ты не более чем марионетка в чужих руках...

– Ровно через сорок восемь минут, – Роберто посмотрел на часы, – у Вас самолет в Гонконг, там Вас встретят и сопроводят уже на другом самолете в Токио.

– Ваше начальство так печется о моем благе,.. – полный сарказма, произнес я.

Казалось, только теперь Роберто понял, что с его предложением отнюдь не согласны, он даже пришел в некоторое замешательство.

– Вы правы... Это не банальная благотворительность, – он говорил, взвешивая каждое слово, – но нам от Вас требуются лишь две вещи: чтобы Вас никто не нашел и чтобы Вы остались целы и невредимы... Вас что-то не устраивает?

– Я просто хочу понять...

– Зачем?..– он уже полностью контролировал ситуацию, – Думаю, Вы догадываетесь: чтобы направить всех по ложному следу... В конце концов у Вас нет выбора.

Выбора у меня действительно не было.

– А Вашего друга отошлите знаком. Надеюсь, его они оставят в покое.

9.

Так я попал на "Большой Джо".

"Большим Джо" назывался стационарный подводный исследовательский центр. Находился он на глубине многих сотен метров. Мне говорили – снаружи центр напоминает полусферу, прилепившуюся к морскому дну... Не видел, не довелось.

Из безвестного рыбачьего поселка на восточном побережье Хоккайдо мы вышли на быстроходном катере в море. Очень скоро нашли судно, принадлежащее "NN", которое держало курс в район Центра.

Еще не взойдя на корабль, я узнал, что моими спутниками на станцию будут трое господ. Во время плавания у меня было время познакомиться с ними.

Начну с Ежи Стовецки. Про себя он сказал, что недавно окончил Кембридж по специальности инженер по радиоэлектронике. Он был неширок в плечах, худощав и ростом выше среднего, длиннолицый; его лицо ваяла молодость, высокий лоб прикрывала тяжелая светлая прядь волос, черные глаза смотрели насмешливо, не задерживаясь на собеседнике, и эта насмешливость странным образом сочеталась в нем с вызывающим и холодным высокомерием аристократа.

Вторым был Жорж Дудинкоф, мой коллега, однако нейрохирург: беловолосый, с лицом, словно сморщенная мочалка, с колючим взглядом. Если бы не фигура атлета, он вполне мог бы сойти за столетнего старца. Подстать его внешности был и характер – когда он говорил, мир словно обретал лишь темные и мертвые краски. И с первых минут искренне испытывая к Жоржу расположение, я старался ни в чем не спорить с ним.

Третьим и последним был Эди Кадо – молчаливый, замкнутый господин, державшийся все время особняком. Плотный, приземистый, с пробивающейся лысиной, большелобый, с крупный мясистым носом и по-жабьи выпученными глазами.

О месте и целях нашей будущей работы мы почти не говорили, наверное, потому, что сведениями располагали весьма скудными. Знали только, что "Большой Джо" – частная собственность компании и что круг исследований здесь не ограничен какой-либо конкретной областью науки.

Надо сказать, что путь наш был недолог, а по его завершению всех четверых ожидало путешествие на батискафе.

После того, как батискаф оказался внутри подводного саркофага, вновь прибывших поместили в так называемую дезинфекционную камеру, продержав в ней полных два часа. У выхода из нее нас встречал внушительных размеров чернокожий мужчина лет сорока, с красивым лицом, в облегающем могучую фигуру серебристом комбинезоне.

– Здравствуйте, господа, – оценивающе оглядел он каждого, – Добро пожаловать на "Большой Джо".

– Это что еще за обезьяна, – шепнул мне Ежи.

– Майкл Шелтон – ваш шеф, – чернокожий слегка склонил голову.

Я выразительно посмотрел на Ежи – он ничуть не смутился, только лукаво улыбнулся.

– Пойдемте, господа, – Шелтон повел нас за собой, уже на ходу продолжая вводить в курс дела.

– Я покажу Вам ваши каюты. Сегодня вы отдыхаете, к работе приступите завтра. Тогда и получите дальнейшие инструкции. Обедать можете у себя или в столовой... впрочем, чувствуйте себя как дома, думаю, во всем остальном, касающемся мелочей, разберетесь сами... А вот и Ваша каюта, господин Ленурье... Недолго думая, поблагодарив шефа, я удалился в свои апартаменты.

Громко сказано – "апартаменты": пенал крупного сечения два на четыре метра, где, однако, нашлось место для койки, стола, кресла, бара и компьютера.

Вдруг безумно захотелось спать, и в том не было ничего удивительного -все эти перелеты меня порядком измотали. Мне не составило бы труда уснуть, но, как только я сомкнул веки, раздался бесцеремонный стук в дверь. Не на шутку рассердившись, я все же потянулся к пульту у изголовья – люк бесшумно ушел в стену, впуская двухметрового великана, немногим моложе меня, с открытым и чистым лицом, и в том же комбинезоне: право, этот пенал был рассчитан явно не на него.

– Привет старик! – пробасил мой незваный гость, ставя на столик бутылку виски и присаживаясь на койку, – Боб, инженер первого уровня... Выпьем? – подмигнул он.

– Роберто Ленурье... Боб, дружище, извини, чертовски устал, – как можно мягче попытался сказать я.

– Роберто! Да здесь пить нечего! – улыбался во весь оскал зубов Боб.

Он почти заставил меня наполнить бокал, но едва я прикоснулся к нему, как Боб живо обернулся на шаги в коридоре и воскликнул:

– Эй ты, урод!!!

Через открытый люк я увидел мутанта. У него был выпирающий массивный лоб, глубоко посаженные и умные глаза, но вновь две головы, что сидели на толстых сильных шеях одного широченного короткого прямоугольного туловища, у которого были две руки и четыре ноги, кривых и тонких.

– Урод!!! – Боб закипел от ярости, – я же сказал, не попадайся мне больше.

– Господин Брайтон! – оборвал его карлик-мутант и продолжил надтреснутым неприятным голосом одной из своих голов, подчеркнуто с презрением выделяя каждое слово, – Господин Брайтон, это переходит все границы.

И ту же секунду он неожиданно обратился ко мне:

– Собственно, я к Вам, господин Ленурье.

Боб не дал ему договорить.

– Что?! – вскричал верзила.

Боб Брайтон, бурей ворвавшийся в коридор, схватил карлика повыше пояса, поднял над собой, а затем, бросив его о стену, нанес всего один, но убийственный удар куда-то под дых. То, как все четыре глаза вдруг синхронно округлились, едва не выскочив из орбит, со стороны, может быть, и выглядело забавным, но у меня это вызвало лишь чувство жалости. Каждый рот его широко раскрылся, пытаясь поймать воздух, но тут же ртом и носом хлынула кровь.