Текст книги "Параметры риска"

Автор книги: Андрей Ильичев

Соавторы: Александр Шумилов,Леонид Репин,Виталий Волович,Юрий Рост,Сергей Лесков,Владимир Снегирев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

Когда они отправились в пять часов вечера, было безветренно. В этот раз, надев на себя все теплые одежды, они не могли идти быстро потому, что "стало жарко", как рассказывал Валиев. Но скоро ветер поднялся вновь, похолодало, и начало смеркаться. Полная луна, на которую было– столько надежд, все не выходила, скорость подъема упала, потому что по заснеженным скользким, скалам в наступившей темноте продвигаться пришлось; буквально на ощупь.

К тому времени, когда луне полагалось осветить путь началась пурга. У Валиева трижды подмерзала кисло родная аппаратура, приходилось останавливаться, снимать рюкзак, доставать баллон, надевать рюкзак… Каждая остановка казалась им короткой, но они, как каждый человек на этой запредельной для нормального существования высоте, не могли оценить быстроту своих действий. А если бы и знали, что все делают медленно, все равно не было у Валиева и Хрищатого сил двигаться быстрее. К тому же Хрищатый стал мерзнуть, особенно во время остановок…

Но они лезли и лезли вверх.

Одна из сильнейших двоек, несмотря на яростное сопротивление погоды, все же достигла вершины, потратив на подъем почти девять часов. Они взошли глубокой ночью. Попытались вызвать базовый лагерь, но рация безнадежно замерзла.

– База, база… – звали они с вершины. Был один час сорок семь минут ночи.

Найдя в темноте треногу, Валиев и Хрищатый оставили по традиции пустой баллон и в два часа ночи двинулись назад. Ни соседних вершин, ни дальних гор не видно. Путь вниз был сложнее, чем путь наверх. У Валиева заныл бок, каждое движение, каждый вдох причинял боль. Хрищатый мерз. Не мудрено – мороз достигал сорока градусов!

Во второй половине пути Гималаи наградили их за мужество рассветом…

Валиев говорил о спуске и, дойдя до этого места, замолчал. Потом осторожно, словно опасаясь спугнуть видение, рассказал о том, как в ночных Гималаях вдруг родился свет.

Сначала он не имел цвета. Потом вдруг словно миллиарды золотом горевших прожекторов осветили горы на фоне иссиня-черного неба, и само небо, опаздывая, стало золотиться. Свет набирал силу… Золото, быстро миновав зеленоватый оттенок, потом цвет спелого колоса, стало розоветь.

Я оглянулся на Хрищатого; он сидел опустив голову, словно глядя на землю, по которой с трудом теперь ходил. Его улыбка, такая же таинственная, как у Казбека, не принадлежала никому, кроме него самого. Я отвернулся, представив, как небо над ними полыхнуло отраженным рубиновым цветом и посветлело…"

Гималаи потребовали расплаты за открытую альпинистам красоту утра. На высоте 8650 метров у Валиева закончился кислород. Метров через тридцать опустел баллон у Хрищатого.

Измученные, томимые жаждой, промерзшие, без рации, которая, не выдержав испытаний морозом, ветром и ночью, молчала, они, еле передвигая ноги, спешили к пятому лагерю.

Не успел простыть на диком морозе след ушедшей двойки, как в палатку на 8500 вошли Ильинский и Чепчев. После перехода из четвертого лагеря они должны были отдыхать до утра, готовясь к своей попытке, но в азарте не думали об этом.

– Можно нам выйти вслед за ними? – спросил Ильинский.

Тамм, совершенно естественно, отказал.

– Тогда мы выйдем с утра пораньше.

– Подождите возвращения, выход обговорим завтра утром, – ответила база.

Это было законно. Как можно планировать завтрашний день, когда перед глазами Тамма был обмороженный Эдик Мысловский, вместе с Балыбердиным, Туркевичем и Бершовым вернувшийся в базовый лагерь.

В тот момент, когда Ильинский с Чепчевым, собранные наконец к выходу, сообщили торопившему их Тамму, что выходят наверх, за тонкими стенками палатки раздался крик. Это не был крик о помощи. Это был сигнал. Кричал Валиев, чтобы его услышали и поняли, что все в порядке. Он кричал издалека. Ему казалось, что с криком легче дышать…

Ильинский и Чепчев надели Валиеву маску, но он не мог вдохнуть живительный кислород. Они увеличили подачу до двух литров. Потом до трех, до четырех… Казбек приходил в себя медленно. Ввалился Хрищатый, вымученный до крайности.

Полчаса до следующего сеанса прошли мгновенно.

База вызвала пятый лагерь в девять утра 8 мая.

– Обморожения есть? – спросил Тамм.

– Есть, незначительные, – ответил Ильинский. Тамм еще спрашивал, решение пока не пришло, но

зрело. Страшное для Ильинского и Чепчева решение… Только вчера в базовом лагере встретили первую двойку, и перед глазами руководителя экспедиции стояли обмороженные руки Мысловского…

Он знал, что все пальцы Эдику спасти не удастся, что потребуется ампутация нескольких фаланг. Теперь, Валиев с Хрищатым… Почти шестнадцать часов непрерывной работы в дикий мороз! Шестнадцать часов из них несколько – без кислорода.

Ильинский уловил в голосе Тамма готовящееся решение и попытался предотвратить его.

– Ну, – сказал он будничным голосом, – пальцы на руках незначительно. Ну, волдыри. Изменений цвета нет.

Эрик не сказал базе об общем состоянии Валиева и Хрищатого, надеясь, что они, надышавшись кислородом, попив горячего и поев, быстро придут в себя. Ему очень хотелось на вершину! И Сереже Чепчеву тоже. Они прошли все муки отбора. Все тяготы подготовительных работ. Они находились совсем рядом с целью их альпинистской жизни!

Никогда Ерванд Ильинский не был так близок к вершине своей судьбы. И никогда не повторится для него этот великий шанс, момент!

Как часто мы замечаем его лишь тогда, когда он проходит. Как сильны наши желания возвратить мгновения, чтобы правильным, единственно верным поступком увенчать его. Обогащенные опытом несделанного, мы готовы, если случится точно такая же ситуация, избрать правильный путь.

Но она не случается, и опыт новых потерь, обогащая нас мудростью утраты или поражения, лишает счастья победы.

– Эрик, Эрик! – услышали Ильинский, Чепчев, Валиев и Хрищатый. – Значит, э-э… (Тамм искал форму, которая не обидела бы Ильинского, но исключила бы иносказание), – э-э… задерживаться там не нужно, в пятом лагере. Спускайтесь все вместе, вам двоим сопровождать ребят вниз.

Он запрещал. Решение созрело.

И были еще два человека, к которым подходили восходители с сочувствием. Владимир Шопин и Николай Черный готовились к выходу ("зашнуровывали ботинки"), когда Тамм не дал «добро» на их восхождение, так как пришла телеграмма, в которой от Тамма требовали исключить всякую опасность и больше не выпускать на восхождение никого "в связи с ожидающимся ухудшением погоды".

Думаю, что Тамм, как ни жаль ему было Володю и Колю, почувствовал некоторое облегчение. Ему было трудно по своей инициативе запретить попытку Шопину и Черному. А попытка эта была бы, возможно, хлопотной. Дело в том, что по временам она приближалась к границе (весьма зыбкой) муссонного периода.

Вот так Володя и Коля – люди, достойные вершины, – не увидели ее.

Днем 8 мая базовый лагерь вышел на связь с Катманду. Тамм спокойно, будничным голосом сказал представителю Спорткомитета Калимулину, что двойка Валиев – Хрищатый была на вершине и идет вниз, что Ильинский и Чепчев их подстраховывают, хотя те в полном порядке, что вчера вся шестерка – Балыбердин, Мысловскй, Бершов, Туркевич, Иванов и Ефимов – вернулась в базовый лагерь, что состояние упавшего в трещину Москальцева улучшается.

Калимулин поздравляет Тамма и передает приказ Спорткомитета о присвоении альпинистам звания заслуженных мастеров спорта.

– А теперь, – говорит Калимулин, – запишите телеграмму из центра: "В связи с ухудшении погоды в районе Эвереста и полным выполнением задач экспедиции необходимо прекратить штурм вершины…"

Это означало, что Тамму предлагалось вернуть из-под вершины тройку Хомутова. Новое осложнение… В последние дни судьба ставила перед ним задачи, одну занятнее другой, словно испытывала его человеческие качества.

Вот сейчас он сказал Калимулину, что тройка Хомутова надежна и что она может достичь вершины. Но тот не в силах отменить телеграмму, а значит – решить за Тамма проблему, которая встала перед ним: возвращать Хомутова, Пучкова и Голодова или вопреки приказу, даже неведомо кем данному из центра, разрешить нм штурм?

Он ушел от палаток и бродил по леднику, определяя свое отношение к делу, которое он затеял и которое достойно хотел довести до конца. "Имею я право принять свое решение или должен слепо подчиняться приказам, основанным… На чем могло быть основано запрещение? Только на желании, чтобы все завершилось без жертв. На вершине уже было восемь человек. Все живы. Хватит. Ура! А кто там еще пойдет вверх и чем это кончится – неведомо".

В этот вечер радио, телевидение, а наутро газеты сообщили, что в связи с ухудшением погоды в районе Эвереста в экспедиции отдана команда: "Всем – вниз!"

А команда отдана не была. Возвращаясь в лагерь после своих раздумий, Тамм встретил Юрия Сенкевича.

– Надо спускаться, Евгений Игоревич, – сказал Сенкевич. – Выполнять приказ.

Тамм покивал головой, думая о своем.

На пятичасовой связи он передал Хомутову в четвертый лагерь текст телеграммы. Подчеркнув, что это приказ, пересказанный Калимулиным, а не решение руководителя экспедиции. Тамм сказал, что он не возражает, если они продолжат подъем, и предложил Хомутову самому подумать, что предпринимать.

По существу, это было «добро» для восхождения хомутовской тройки. Тот сообщил, что еще не подошел Голодов. Ему нужно время, чтобы обсудить ситуацию. Следующую связь назначили на восемь часов.

В восемь часов вечера 8 мая Тамм вызвал по рации Хомутова. Совещание у них в верхах (выше восьми тысяч!) было моторнее и приняло решение к исполнению, потому что Хомутов беседовал с базой уже не из четвертого лагеря, а с пятой веревки по пути в пятый лагерь. (Впрочем, у Евгения Игоревича не было твердой уверенности, что это не "военная хитрость" Хомутова.)

Хомутов тем не менее спешил сообщить:

– Идем вверх. В четвертом лагере мы даже кошек не снимали. Скоро выглянет луна, и думаю, в пятом лагере будем часов в десять вечера.

Утренняя связь 9 мая застала их в полутора часах пути от оставленной ими палатки…

– Поздравляем с праздником, – сказал Хомутов. – Мы прошли рыжие скалы. Часов до одиннадцати можете выключить рацию.

– Молодцы, сукины дети! – крикнул Тамм.

Тройка шла вверх, а руководитель экспедиции передавал в Катманду, что Ильинский с товарищами спускается из третьего лагеря и все чувствуют себя нормально. Затем Тамм передал Калимулину содержание приказа по экспедиции от 9 мая. Приказ этот содержал два пункта и постскриптум. В первом пункте – поздравление с праздником Победы. Второй был сформулирован приблизительно так: в соответствии с радиограммой Калимулина и рекомендацией собрания сегодня, 9 мая, прекратить восхождение и всем спуститься вниз.

Постскриптум состоял из одной лукавой фразы: последний пункт приказа опоздал, поскольку группа Хомутова уже на подступах к вершине.

Это была чистая правда – тройка спокойно и напористо шла вверх. На полдороги к вершине они оставили на горе по одному полному баллону кислорода (на обратный путь) и продолжали движение.

У шедшего первым Валерия Хомутова был соблазн точно в одиннадцать, как обещал, выйти к цели. Но он решил не форсировать события. Спустя тридцать минут после назначенного Тамму часа он вышел на связь:

– База, база, ответьте вершине!

Внизу радостно удивились точности расчетов тройки. Они взошли в одиннадцать тридцать, и было солнце. Из рюкзаков достали фотоаппараты и флажки вымпелы СССР, Непала и ООН. Ребята развернули их на высоте 8850 метров: всего на два метра подняв флаги над последней, над крайней перед небом, точкой земли.

Оки стояли на вершине, держа на вытянутых руках трепещущие на ветру символы нашей Родины, родины Сагарматхи и организации, созданной людьми, чтобы этот мир сохранить…

Одиннадцать советских альпинистов с 4 по 9 мая 1982года по сложнейшему маршруту поднялись на высочайшую точку планеты. Советская экспедиция в Гималаях выдержала испытание Эверестом!

2. Операция «Кратер»(Сергей Лесков)

Кому не известна житейская мудрость: не ошибается тот, кто ничего не делает? Справедливо и другое: риска избегает тот, кто бездействует. В худшем случае лентяй транжирит драгоценное время, тратит свою жизнь попусту.

На пути человека увлеченного, страстного, решившего шагнуть в сторону от проторенной дороги, неизбежно возникают препятствия, порой опасные. Преодолевая их, этот человек рискует.

Доля риска многократно возрастает, когда вызов бросают необузданной стихии. Что там говорить, силы человеческие ограничены, стихия всемогуща, ее порывы зачастую непредсказуемы.

Вулканы… Это не только огнедышащие горы, грозящие разрушительными извержениями. Вулканы – латинское имя Гефеста, бога огня, который ковал в преисподней железную руду. Вулкан, по преданию, был правой рукой и первым советником мрачного Плутона, всесильного властелина подземного царства.

Древние не без основания считали: если есть на Земле место, где можно повстречаться с дьяволом, то искать его надо у этих беспокойных отдышин – там, где огненная масса прорывается через тонкую скорлупу земной коры.

Предания – в прошлом. Но и сейчас даже у записного остряка при виде чутко вздрагивающей горы пропадает желание отпускать на ее счет шутки, а в душе появляется вполне серьезное желание унести подальше ноги из этих небезопасных мест.

Сомнения нет и в том, что сердце самого отчаянного смельчака предательски сжимается, когда кратер вулкана выпускает черные клубы дыма и из гудящего чрева взлетают тонны пепла, магмы, многопудовые камни…

Да, вулканы принято обходить стороной. Однако то, что кажется большинству непреложной истиной, подвергается сомнению со стороны ученых.

Исследования вулканов ведутся уже полторы сотни лет, бессчетное число раз вулканологи решались на отчаянный шаг – в минуту затишья спускались в преисподнюю, в кратер вулкана.

А что делать? Без изучения образцов вулканических минералов, проб газа, лавы немыслимо проследить, как зарождаются извержения, значит, нельзя и своевременно подготовиться к ним.

В наши дни достижения научно-технической революции коснулись самых старомодных сторон жизни. Что говорить о вулканах – на штурм их тайн ученые, вооруженные современнейшей аппаратурой, ринулись буквально приступом.

Можно поздравить рыцарей науки: они добились немного. К примеру, по показаниям сверхчувствительных датчиков, которые прикрепляются к стенкам кратера и фиксируют едва заметные колебания почвы, научились улавливать дурное настроение вулкана задолго до того, как он даст об этом знать.

В "Стране вулканов", на Камчатке, построена даже единственная в мире диспетчерская, откуда ведется внимательнейшее наблюдение за наиболее опасными источниками извержений. Недалеко от Петропавловска-Камчатского, на горе с ласковым названием Мишенька, не вполне, признаемся, соответствующим ее предназначению, сооружены лазерные установки, контролирующие пространство в сто километров вокруг. От всевидящего лазерного «ока» не скроется самое затаенное желание хитрейшего из вулканов!

Одна незадача – чувствительные радиодатчики, которые ученые «прописывают» в кратере осенью, в зимнюю непогоду частенько выходят из строя. Перепад давлений, температур, сильные ветра – и показания приборов вводят в заблуждение лучшие ученые умы, пульс вулкана уже не прослушивается.

А зимой забраться на обледенелую вершину, да еще затащить туда хрупкое сооружение ученым – ГТО а помощь, но не альпинисты же они! – вряд ли по силам. Но не только в датчиках проблема. В студеную пору столь ценных для науки проб газа, лавы, минералов никто до сей поры из жерла камчатских вулканов не брал.

Кто знает, что надумает вулкан за то время, пока он предоставлен сам себе? Известны случаи, когда вулканы просыпались, словно по звонку будильника. Как же быть, как установить за беспокойными вершинами контроль и в зимнее время?

Безвыходных ситуаций не бывает. Нетрудно представить, как заскрипел бы зубами хромой кузнец Гефест, узнай он о намерении ученых и спортсменов из Петропавловска-Камчатского. Они решились проникнуть в жерло действующего вулкана Авачинский поистине вызывающим путем – в декабре месяце прыгнуть туда с парашютом. Не желают, значит, карабкаться по крутому и скользкому склону, идти на поклон горе своим ходом, как приходилось делать поколениям старых добрых вулканологов…

В наш век всеобщего рационализма любая идея проверяется прежде всего с точки зрения сухих соображений целесообразности. Итак, прыжок в кратер действующего вулкана. Экзотика… Сенсация… Не будем лукавить, что-то такое в этой затее ощущается – больно уж она необычна!

Но это не самое главное. Так, первое, а потому и обманчивое впечатление. Доказательством тому – хотя бы горячий интерес к "сенсационному прыжку" строгих кабинетных ученых, людей по своей сути чуждых всякому ажиотажу вокруг их работы. Прибавились и другие «за». Это, к примеру, проверка возможности срочной высадки «десанта» для оказания медицинской или технической помощи попавшим в беду людям.

Как часто бывает, побочные соображения дали ощутимый результат, ибо в скором времени были проверены на практике. Но не будем забегать вперед, ведь в момент организации экспедиции «Кратер» ее успех казался некоторым делом почти фантастическим. Но так уж получилось, что первые роли здесь играли люди, любящие мечтать и бороться за свою мечту.

Прежде чем перейти к рассказу о самой экспедиции, не имевшей аналогов в научной и спортивной практик? представим одно из главных действующих лиц нашеq истории. Правда, за время повествования этот герой – вулкан Авачинская сопка – не совершил ничего заметного. Хотя мог бы и совершить. С начала XVIII века за регистрировано тринадцать извержений Авачи. Самое сильное случилось почти сорок лет назад – и, кстати, зимой.

…25 февраля 1945 года разбушевавшийся вулкан уничтожил всю растительность на много километров вокруг– лиственницы, березы, ели. Концентрация ядовитых газов была так велика, что в окрестностях сопки погибло все живое – не спаслись даже мелкие грызуны, не успели подняться в небо птицы. Над вулканом сверкали молнии, а в радиусе 20 километров наступила непроглядная мгла. В самом Петропавловске-Камчатском целая пригоршня наполнялась всего за минуту горячим пеплом!

Для полноты картины добавим, что и внешне и по многим другим признакам Авача сильно напоминает печально знаменитый Везувий. В 79 году нашей эры извержение этого грозного вулкана привело к гибели цветущих городов – Геркуланума и Помпеи. Кстати, до той поры Везувий жил тихо-мирно, безмолвствовал по крайней мере 800 лет. Вот и верь после этого вулканам…

Словом, Авача, расположенная из всех 29 камчатских вулканов ближе всего к Петропавловску-Камчатскому – каких-то 30 километров, – требовала контроля. И чем чаще и длительнее он будет, тем лучше.

В декабре 1981 года на Камчатку приехал известный фотомастер, корреспондент журнала "Советский Союз" Май Васильевич Начинкин. Задание от редакции он имел несколько расплывчатое: подготовить материал об экономике северного края.

Но можно ли объять необъятное? Углубляясь в проблему, Начинкин приходил к убеждению: надо сузить тему, остановиться на чем-то более конкретном.

Как человека, прибывшего из областей, далеких от стихийных потрясений и бедствий, его более всего поразило влияние вулканов едва ли не на все стороны жизни Камчатки. Строительство зданий, заводов, ГРЭС в сейсмической зоне – это понятно.

Но сюда же – влияние продуктов извержений, которые содержат практически все минеральные удобрения, на урожаи и производительность скота. Сюда же – маршруты миграций промысловых рыб, которые питаются рачками-дафниями, простодушно считающими, что лучшее лакомство – соли вулканического пепла.

Кроме того, поправки к лоциям судов и самолетов… И еще многое и многое другое, вплоть до изменения содержания цинка в крови, который входит в состав гормона инсулина, регулирующего уровень сахара в крови…

Так возник интерес к вулканам. А скоро корреспондент познакомился с виртуозами-парашютистами Вячеславом Федоровым, Львом Желонкиным, Виктором Уздиным, Виктором Шелапугиным, Валентином Дмитриенко. Их послужной список выглядел внушительно: каждый «перевалил» за тысячу прыжков, а Уздин – тот вообще «подбирался» уже к гроссмейстерскому рубежу – три тысячи.

Но дело даже не в количестве прыжков. Каждый из новых знакомых московского спецкора был человеком творческим, наделенным стремлением в деле совершить что-то свое, новое, неизведанное другими. И прыгали они не просто так: их полеты в воздухе специалисты относили к категории ультра-си – архисложнейших. Сама специфика парашютного спорта такова, что человек просто изначально поставлен в условия, где ему надо изобретать, оригинальничать, придумывать свои «фирменные» варианты прыжков.

Не в укор футболу, к примеру, будет сказано – там победа куется в борьбе с соперником, у которого игра на игру не приходится: сегодня он сильнее – завтра слабее. В парашютном же спорте побеждает тот, кто побеждает себя. И каждый день надо быть хоть чуточку мощ-222

нее, чем вчера. Иначе познаешь всю горечь поражения. Слово за слово, оказалось, что парашютисты мечтают о невиданном доселе прыжке – в кратер вулкана. Начинкин загорелся идеей и предложил: "Давайте пробивать вместе". Пошел на прием к директору Дальневосточного института вулканологии, члену-корреспонденту Дальневосточного отделения АН СССР, председателю Всемирной ассоциации вулканологов Сергею Александровичу Федотову.

Титулов много, а человек он оказался простой, что называется, душевный, не признающий псевдонаучного снобизма. Федотов сразу понял всю ценность для науки задуманного прыжка – это как раз то, что так долго искали ученые! Обещал всяческую поддержку и даже дал – для любого директора это невиданная откровенность и доверие – номер своего прямого телефона.

Тот, кто хоть однажды пытался «пробить» какое-то неординарное дело, никогда не забудет, каких усилий это стоит. Необычное предложение – как айсберг. Когда свершенное позади, шесть седьмых усилий остаются "под водой": они незаметны, рассказывать о них – скучнее истории не придумать. Но без этой черновой работы, лишенной всякого налета романтики, одна седьмая вызывающая всеобщее восхищение, часть айсберга – > невозможна.

Сколько их – ведомственных барьеров, косности отдельных бюрократов, отписок и отговорок… Вряд ли все эти преграды были бы преодолены, если бы не участие Станислава Владимировича Захарова, секретаря обкома партии. При его активном содействии к намеченной экспедиции были подключены многие службы и организации. Он же оказался и ее "крестным".

Название подобрали звучное, чтобы врезалось в память крепко: камчатская научно-спортивная экспедиция «Кратер». Пост начальника экспедиции предложили занять Маю Васильевичу Начинкину.

Назначение неожиданное и, что там скрывать, ответственное. Не за тем Начинкин ехал на Камчатку, Чем еще все это обернется?

Но очень уж интересное задумано дело… Малодушничать, осторожничать в такой ситуации как-то неуместно. И Начинкин твердым голосом, как будто только и ждал такого предложения, ответил: "Согласен".

Ему еще предстояло узнать все об отважных людях, решившихся на прыжок в кратер дымящегося вулкана. Да, они сразу почувствовали симпатию, доверие друг к другу… Без умения расположить к себе любого человека фотомастеру не обойтись – это у Начинкина профессиональное.

Но что скрывается за внешней доброжелательностью, приветливостью участников экспедиции? Ясное дело, характеры у столь отчаянных людей непростые. А в экспедиции возможно всякое – здесь товарища надо знать от и до.

Вячеслав Федоров. Начальник спасательно-парашютной службы авиапредприятия, мастер спорта. Сложения богатырского, но добродушием, мягкостью, свойственным многим силачам, не отличается. Привык быть лидером, привык руководить. Ревностно относится к попыткам посягнуть на его самостоятельность.

Начинкин понял: такой человек – или первый помощник, или неуступчивый соперник даже в мелочах. Чтобы избежать конфликтов, придумал «под» Федорова должность – тренер экспедиции. Уже потом выяснилось, что чисто тактический шаг оказался совершенно необходимым. Тренироваться пришлось больше, чем они полагали первоначально. И без тренера им бы не обойтись! Да еще без такого знающего, твердого, придирчивого, как Федоров.

Привык быть первым и Лев Желонкин, тоже мастер спорта. Сами интонации его голоса – спокойные, наставительные – подчиняли собеседника, заставляли уверовать в непоколебимую правоту Желонкина. А как без этого школьному учителю физики, руководителю юношеской секции парашютизма ДОСААФ? Известно, какой ученик нынче пошел…

Но за внешней невозмутимостью проглядывало чуткое, отзывчивое сердце. В минуту волнения Желонкин забывал о менторских нотках, вел себя как самый обычный, не обремененный необходимостью быть на страже своего авторитета человек.

Впервые Начинкин взглянул на Желонкина по-другому, когда они всей экспедицией пришли посмотреть на первые парашютные прыжки шестнадцатилетних воспитанников Желонкина. "Нет, такой человек всегда будет переживать за других сильнее, чем за себя", – подумал Начинкин в те минуты. Не случайно именно Лев стал капитаном экспедиции. Между прочим, пост тоже видный, самолюбие, если уж оно имеется, согревающий.

Виктор Уздин – человек, покоряющий воображение с первой минуты знакомства. Причем впечатление такое создавалось даже у тех, кто не знал подробностей удивительно богатой яркими событиями жизни Уздина, и в минуту безмятежного покоя в нем чувствовалась безграничная энергия и отвага, наполнявшая сердца первопроходчиков и пионеров-мореплавателей.

Нет, он не произносил громких фраз, он вообще избегал красочных эффектов, и не было в нем этакой демонической загадочности. Но каким-то образом всякий, едва сошедшийся с Виктором человек понимал: его судьба необычайна.

Ветер странствий и приключений наполнял сердце Уздина – так он оказался на Камчатке, на краю Земли, так стал пограничником, парашютистом и считался среди этих не робкого десятка спортсменов редким смельчаком. Он, кажется, сам искал опасностей и перед их лицом проявлял поразительное хладнокровие.

На Камчатке Начинкину приходилось слышать восторженные рассказы об Уздине от совершенно незнакомых друг другу людей. В составе ограниченного контингента советских войск он принимал участие в оказании интернациональной помощи народу Афганистана. Как-то вместе с товарищами Виктор выбросился в узком горном ущелье. Снайперски точно приземлились, заблокировали проход и несколько часов до подхода наших основных сил сдерживали атаку банды басмачей, численностью превосходившей десант в 20 раз. Уздин был награжден орденами боевого Красного Знамени, Красной Звезды, медалями.

Да, опасности, трудности он презирал. Но в то же время, не задумываясь, готов был отдать товарищу последний глоток воды.

Нарушим хронологию – без этого рассказ о Викторе Уздине останется неполным. Друзья удивлялись, что Виктор словно махнул рукой на личную жизнь, советовали ему остепениться. "Надо мужику свой угол иметь, – говорили ему сверстники, отцы семейств. – Сейчас ты какой-то неприкаянный. Женишься – будет где отогреться, родная душа появится".

Тихий семейный уклад не соответствовал, конечно, бурной жизни Уздина, и не уговоры повлияли на его решение. Вскоре после окончания экспедиции «Кратер» встретил хорошую девушку, полюбил. Назначили день свадьбы. Но словно не дано было отважному парашютисту обзавестись своим очагом… Словно другая, беспокойная судьба была уготована ему…

Накануне свадьбы Уздин отправился в очередной вылет. А в пути случилось непредвиденное. Вертолет, внезапно затрясло так, что Уздин выпал из хвостового отсека. В последний момент успел схватить кусок брезента, расправил его и планировал, как с парашютом.

Пальцы немели от напряжения, ветер рвал ткань из рук. Но Виктор не отпускал ее: это был последний шанс на спасение. До земли четыреста метров, двести, сто, пятьдесят… Казалось, в очередной раз Уздин чудом выкарабкался с того света. Но кусок брезента не парашют, управлять им невозможно. Виктор не смог миновать острых веток ели.

Впрочем, тогда все члены экспедиции были молоды. А кто в молодости страшится будущего? Даже, если занимается таким рискованным делом, как они?

Четвертый в группе – Виктор Шелапугин, прапорщик, инструктор-парашютист. Он был моложе товарищей и, как положено по возрасту, все их решения подвергал сомнению, предлагая взамен свой собственный вариант. Споры, вызванные «несоглашательством» Шелапугина, касались даже самых незначительных деталей экипировки. Что же говорить о буре, возникшей вокруг проблемы выбора парашюта! Все хотят прыгать на одном, Шелапугин на другом. И доводы приводит по-своему разумные.

Хотя мнение коллектива всегда брало верх, «нигилизм» одного из участников экспедиции был весьма полезен – не давал уверовать в собственную непогрешимость, заставлял еще строже взвешивать правоту каждого решения.

Это, конечно, объяснения несколько отвлеченные. И вовсе не из-за абстрактной пользы многоопытные асы парашютизма относились к Шелапугину с симпатией. Весельчак, шутник, что называется, рубаха-парень, без которого компания серьезных, но несколько хмурых людей просто скиснет. Ну можно ли на такого обижаться? К тому же парашютист Виктор отменный, полет для него – родная стихия.

С некоторым опозданием к этому квартету присоединился Валентин Дмитриенко, кандидат в мастера спорта по парашюту и мастер – "золотые руки", когда надо что-то смастерить, подремонтировать, разобраться в устройстве сложного прибора.

Валентин внес в общую атмосферу свой вклад, частицу своей души. Дмитриенко по натуре – молчун, предпочитал не вмешиваться в бурные дебаты старейших и олицетворявшего "дух сомнения" Шелапугина.

Однако, когда споры заходили слишком далеко и стороны уступать ни в какую не хотели, Валентин умел найти слово, которое успокаивало и устраивало всех. Вывод: такие дипломатические способности пригодятся в любом деле.

Ну, и наконец, начальник экспедиции – Май Васильевич Начинкин. Как часто даже самые смелые люди в «большом» кабинете во время принципиального разговора мельчают, малодушничают, отступают. А вот Начинкин, человек в общем-то далекий от интересов вулканологов и парашютистов, загорелся их смелой идеей, без колебаний взвалил на свои плечи нелегкую ношу по координации всех служб экспедиции. Это тоже риск, тоже мужество. Говорят, удача в совпадении счастливых случайностей. Что ж, тогда первая из них – командировка на Камчатку корреспондента Начинкина.

Конечно, мечтать о прыжке в кратер 55-летнему журналисту, который до этого видел парашют только в прямоугольнике своего объектива, не приходилось. Но ограничиться добросовестным администрированием, не испытать – хотя бы в малой степени – того, что предстоит совершить его новым друзьям, Начинкин считал себя не вправе. Почему-то вбил себе в голову, что чисто по-человечески это не совсем красиво: отсиживаться в тепле, когда другим трудно. К тому же и неутомимое профессиональное любопытство влекло его к неизведанным впечатлениям. И он решился прыгнуть с парашютом, хотя подобного намека Маю Васильевичу никто и не думал делать: в его-то возрасте, согласитесь, осваивать этот вид спорта не рекомендуется. И не единожды прыгнул – так, зажмурив глаза, для очистки совести, – а прошел с участниками экспедиции весь курс тренировочных испытаний. Начинкин совершил тринадцать прыжков с двух-, трехкилометровых высот. А однажды рискнул – и прыгнул на узкую снежную кромку вулкана.