Текст книги "Ещё о женЬщинах"

Автор книги: Андрей Ильенков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

В общем, затея оказалась самым провальным проектом отечественного книгоиздания, сами книжки долго ещё горели, мокли и гнили на городской свалке, и не смеялся над этой историей только ленивый, хотя Чёрная Книга была самая настоящая, и я бы очень хотел знать, где и у кого спрятаны остальные двадцать три экземпляра.

Он наконец нашёл её среди всяческого хлама, как то: старых фотоаппаратов, радиоприёмников, магнитофонов, битых банок, мятых кастрюль, среди вороха невероятно замызганных и обспусканных женских платьев, юбок, халатиков, блузок, колготок и туфель. Он раскрыл Книгу и вслух прочитал:

– О приготовлении порошка Ибн Гази. Возьми три части праха с могилы, в которой тело пролежало не менее двухсот лет. Ладно, похожу по кладбищу, поищу такую. Возьми две части порошка амаранта, одну часть толчёного листа плюща и одну часть мелкой соли. Смешай все компоненты в открытой ступке в день и час Сатурна. Ик! Когда ты пожелаешь наблюдать воздушные манифестации духов, дунь на щепотку этого порошка в том направлении, откуда они являются. Не забудь совершить при их появлении Старший Знак, иначе душу твою оплетут тенёта тьмы. Круто-круто!

Он выпил водки, закурил это дело сигаретой и, швырнув книгу на пол, возопил:

– Я-а-а! Злая колдунья Бастинда-а-а!

И далее, беспрерывно повторяя «я Бастинда! я Бастинда! я Бастинда!», начал кружиться по комнате, срывая с себя одежду. (А я выше написал «Гингема»? Да нет, Бастинда, конечно.) Он распахнул шкаф и, быстро перебрав висящие там брошенные женою одеяния, выбрал самое длинное, которое доходило у неё до самой земли, сорвал его с плечиков и, треща шёлком, с трудом натянул. У него оно тоже лишь слегка открывало лодыжки. И это было круто! Я Бастинда! Ем кишки и кровь я пью, всё равно тебя убью! Он схватил нож и, приподняв подол, стал пороть его на полоски, быстро превратив невинное летнее платьице в настоящие ведьминские лохмотья. Закружился на месте, любуясь, как лохмотья разлетаются в стороны. Выпил водки. Благодарствуйте, я никогда не закусываю, я Бастинда. Вот разве что немного крови! И он вспомнил про курицу. Если её разморозить, с неё потечёт кровавая водичка, и я буду её пить! Курицу он положил в тазик и установил на двух кирпичах над плитой, так должна оттаять быстро. Ура!

Нет, не ура. Почему? Потому что я, блядь, великая и ужасная Бастинда! А этого пока не видно.

И он сбросил платье и открыл дверцу печной трубы. Посыпалась сажа. Он засунул руку в ещё горячий дымоход и, выгребя пригоршню сажи, размазал себе по лицу. Второй пригоршней обмазал уши и шею, остатки растёр по рукам до локтей и выше. Третья горсть пошла на бёдра и колени, четвёртой, уже с трудом наскобленной ногтями по сусекам дымохода, он обмазал голени, щиколотки и подъёмы ступней, справедливо полагая, что подошвы испачкаются естественным способом, и после этого снова надел платье. Потрогал курицу. Она только-только согрелась снаружи, стала слегка влажной, и влажные ладони он вытер о живот, оставляя на платье страшные чёрные отпечатки. Выпил водки, благодарствуйте, я никогда не закусываю. Поставить музыку! Но руки слишком грязные, а мыть нельзя, ведь я Бастинда! Он поплевал на ладони и тщательно обтёр о лохмотья подола. Достал «Коррозию металла» и запустил в космос. Сумасшедший дом во мне, санаторий Сатаны!

А ведь я Бастинда! Он взглянул на себя в зеркало, и член, дрогнув, стал напрягаться. Бросился в шкаф, достал губную помаду и лак для ногтей, подмигнул отражению и взглянул на свои чёрные ногти. Коротковаты для ведьмы! Эх, накладные бы! Но ничего, мы, Бастинды, за ценой не постоим. И он неуклюже и очень долго мазал алым лаком ногти на руках и ногах, а затем губы и ресницы, но уже губной помадой. Посмотрелся в зеркало. Страшное дело!

Скоро на плите зашипело. Курица в тазике наполовину оттаяла, снизу уже стала подгорать, и он налил на сей раз полный стакан водки и, залпом выпив, вонзил зубы в несчастную птицу, точнее, не птицу. Хотя как сказать, вот по-древнегречески курица и птица будет как раз одно слово, птерос, так что можно поспорить. Тёплая снаружи, ближе к костям она оставалась мёрзлой, но он стал рвать зубами шкуру, затем откусил и разжевал небольшую, но жирненькую гузку, и та оказалась очень вкусна. Теперь покурить! Бастинда, как эскимосская ведьма, будет курить трубку… да, кстати! Он понял подтекст! Бастинда-то эскимоска, потому-то и боится воды! Значит, страна Оз – круто, страна ос! – это Аляска! Да, о чём это он? Да, он будет курить трубку с крепчайшим табаком, который он выпотрошил из двух высушенных «Беломорин», утрамбовал и поджёг. Первая же затяжка пробрала так, что он понял – сейчас обгадится. Не я, а эта мерзкая тварь Бастинда обосрётся, уточнил он, грозя пальцем в пространство, и, затянувшись вторично, пулей вылетел из избы.

Он успел сделать только один шаг в сугроб, и вот ему дно-то прорвало! Как ещё успел присесть? Плохо успел присесть, голой жопой в сугроб, не говоря уже о босых ногах, но ничего, сейчас согреемся, выпил полстакана, не очень удачно закусил мёрзлой курицей, а трубка дымилась, ещё затянулся.

– А жопу подтереть не хочешь?

– А Бастинда бы не стала!

– Ну Бастинда бы не стала, а ты же не Бастинда.

– Ни хуя себе, а кто же я?! Я Бастинда, блядь!

– Ну ты, дура, хочешь, чтобы у тебя весь подол был в говне?

– Хочу-у!

– Да, и стулья, и кровать?

– Да-а-а!

– Ага. А тебе, чувак, это понравится?

– Вот ещё не хватало!

– Ну так скажи ей, пусть подотрётся.

– Эй ты, слышала? А ну, бегом!

– Хорошо. Но только страницами из Священного Писа-а-ания!!!

– Обломайся, блядь, у него только одна библия.

Бастинде пришлось обломаться обычной туалетной бумагой, но за это она выпросила ещё рюмочку и погрузилась в чтение.

Один из ритуалов – Дхо-Хна – позволял спуститься в запредельную бездну, где обитал бесформенный владыка С'ньяк, вечно размышляющий над тайной хаоса. Это нимало не прикалывало старую, но по-прежнему вздорную волшебницу. Она терпеть ненавидела вот таких умников, любила персонажей, которые сначала сделают, а уж потом, на пенсии, подумают, и раскаются, и напишут книгу, в которой режут правду и матку, а сама предпочитала пытать счастье: сначала сделать, а уж потом сделать другое, и только потом сделать третье, но и после этого не думать.

Ещё хуже было заклинать великого Ктулху. Это позволяет познать тайны глубин, но на фига ей-то, ленивой и нелюбопытной, а ещё узнаешь невесть что лишнее про себя самое, так мало не покажется.

Совсем другой коленкор – возобладать всеми земными наслаждениями! Земные наслаждения, – это тру. Тем более сказано же «всеми», а не только теми, которые дозволены хоббитской моралью и уголовным правом. Это надо обращаться к Шаб-Ниггурату Чёрному. И она принялась за дело. Для начала следует подобающим образом установить камни…

О нет! Для начала следует как следует подкрепиться, и она предусмотрительно, пока ещё держалась на ногах, сбегала в лавку за дополнительной водкой и закуской. Кроме того, она вспомнила, что водка без пива – деньги на ветер, а ещё часть пива можно разлить и потом размазать по столу, чтобы локти прилипали, это же очень трушно. Но нельзя было бегать в своём настоящем виде, следовало вначале обратно преобразиться в лирического героя, а то ведь ментологи моментально на цугундер или побьёт население.

И что же, умываться ей прикажете?! Приказываю тебе умыться! «А вот это видал?!» – воскликнул дребезжащий голос, и лирический герой увидел в зеркале, как она повернулась к нему задом, раздвинула лохмотья и, выставив голый зад, с некоторым напряжением пукнула ему, герою или зеркалу, из фразы непонятно, в лицо. Но после недавнего беганья в сугроб звук выдался жалкий и ничуть не убедительный. Пришлось умыться.

Слава КПСС, что была зима, и злая фея ограничилась лёгким ополаскиванием своей страшной рожи и смазыванием её остатков о полотенце. Лицо получилось, как у лирического героя, даже немного лучше, что значит практическая магия! Все остальные открытые места он закрыл ей перчатками, шарфами, опущенными шапочными ушами и, стараясь не пошатываться, направился в лавку. И главное – не вступать в разговоры с кем бы то ни было, а то можно познакомиться, пойти в гости, и тогда её все увидят, главное – удержаться от разговоров.

Вот мы вернулись с подарками, немного продышались на морозце, даже ещё не раздеваемся. Итак, на чём мы остановились? Ага, для начала следовало подобающим образом установить камни, затем правильно использовать знаки, а после этого в нужном месте произнести верные слова, и дело в шляпе. То есть следует, когда солнце вступит в знак Овна и наступит ночь, обратить своё лицо к Северному Ветру и громко продекламировать; «Йа! Шаб-Ниггурат! Великий Чёрный Козёл Лесов, я призываю тебя!» Затем надо опуститься на колени, сказать: «Отзовись на крик твоего слуги, ведающего слова силы!», и совершить знак Вур.

Стоп-стоп. Чувиха-то типа не врубилась. Ладно, ночь наступила, хотя и не факт, что в знаке Овна. Но как понять, что обратить к северному ветру, а если ветер будет, как всегда, западный? Может, имеется в виду вообще обратиться к северу? И потом, неясно – а где установлены камни, когда они нигде не установлены?

Чувиха с головой ушла в мудрёную книгу, и оказалось, что всё сложнее. Надо сперва установить камни, один из которых, в частности, и носит название «Северный Ветер». Вот каковы эти учёные маги – словечка в простоте не скажут!

Одиннадцать камней. Сперва четыре главных камня, которые укажут направления четырёх ветров, каждый из которых дует в свою пору. Это, кажись, поняла. «На Севере воздвигни камень Великого Холода, который станет Вратами для зимнего ветра, и вырежь на нём знак Земного Быка».

Стоп-стоп-стоп! Во-первых, чем это «вырежь», на камне-то? А ты дурочку-то не валяй! Ты же в краю умельцев-камнерезов! Ладно, ладно, а вот «знак Земного Быка» – это как? Ну для начала попробуй просто вырезать быка. Земного. Может, сойдёт. Да, но ты же и рисовать не умеешь. Ну ничего, я уж постараюсь, срисую, переведу через кальку, в общем, ты сам дурака не валяй, неужели не нарисую, если постараться?! Ладно.

«Камень Вихрей надлежит поставить на Востоке, где происходит первое равноденствие. Вырежь на нём знак того, кто поддерживает воды».

Вот ни хера себе! А я совершенно без понятия, кто поддерживает воды! Кто поддерживает воды?

Эта проблема была из разряда тех, с которыми без бутылки не разобраться. Бутылка-то вот она, тута. Она приложилась, а пока перекуривала… Э, не понял, а почему сигарета? Бастинда же курит трубку! Ну ладно, пусть это будет не Бастинда, пусть это будет пока он. А разве он не Бастинда? Пока они так препирались, про поддерживающего воды было, конечно, напрочь забыто.

«Врата Ураганов должны отметить точку крайнего Запада (на расстоянии пяти шагов от камня Востока), где Солнце умирает по вечерам и возрождается ночь. Укрась этот камень эмблемой Скорпиона, хвост которого достигает звёзд».

Легко! По этому поводу ещё налито и выпито. И стало жарко и прекрасно.

В общем, посрать, какой такой алтарь, обычный алтарь из костей и валежника! И посрать, посрать на него не забыть, он же типа чёгт, чёгт, посгать, батенька, агхинепгеменно! О ты, пребывающий за Сферами Времени, услышь мою мольбу. Йог-сотхотх, слуга Твой призывает Тебя! Явись! Я называю слова, я разбиваю Твои оковы, печать снята, пройди через Врата и вступи в Мир, я совершаю Твой могущественный Знак и заклинаю могущественными Именами Азатота, Ктулху, Гастура, Шаб-Ниггурата и Ньярлатхотепа! Говорю тебе, восстань из своей опочивальни и явись с тысячью Своих двурогих слуг! Я совершаю знаки, я называю слова, которые открывают дверь! Пройди по Земле ещё раз! Явись, Йог-сотхотх! Явись!

Её окончательно развезло, и она заявила, что больше не может без живой крови. Для храбрости она приняла целый стакан и полоснула лезвием по руке. Удар был удачным, и кровь потекла довольно обильно, тут она и кончила, хотя и не по-женски, и струйка спермы потекла по ноге, и она уже без особой охоты попила крови, с грехом пополам смазала грязную окровавленную руку йодом и завязала салфеткой, а минут через пять отрубилась прямо на полу.

Ну а поутру, как всегда, оказалось, что ни шиша, как всегда, не оказалось. И что если кто-то и отрубился, то это был лирический герой, а вовсе, наоборот, не Бастинда. Потому что баба завсегда хитрее. Не очень болел порез на руке, с той разницей, что их было семь. Спал он в нормальной кроватке, в люлечке, в санешечках, где угодно, но никак не на полу. На котором валялся испачканный калом измятый листок, на котором коричневыми расплывающимися буквами было написано: «ЖИЛ ГРЕШНО УМЕР СМЕШНО». А был ведь и лифчик, дамские трусики, две сиськи из-под пива и какие-то невероятно грязные бабские одежды.

Кроме того, трудно было не заметить безобразия на столе. Там друг напротив друга стояло одно зеркало со вписанной губной помадой в знак Сатурна козьей мордой и лежали осколки (причём очень мелкие, поэтому непонятно, с чего изображением на них той же губной помадой) другого зеркала. О котором Земля забыла. Кроме того, лирический герой, по-прежнему грязный и раскрашенный, обнаружил листок бумаги, на котором коричневыми расплывающимися буквами было написано:

 
Бастинда, Бастинда, Бастинда, Бастинда,
Бастинда, Бастинда, Бастинда моя!
Бастинда моя, не тебя я люблю, а
Тебя не люблю я,
Бастинда моя!
 

Между тем наличествовало Прощёное воскресенье. Опохмелившись, он позвонил всем своим малознакомым и попросил пощады, потом сбегал в кулинарию за блинами (сам не пёк, потому что и вообще-то руки неверно приросли, да ещё спьяну, всякий, блин, комом!) и прочими припасами.

Поставил на стол водки, коньяку, грибки, селёдку, кильки… кильки, я должен вам сказать, поражающие. Зернистая икра, и, кажется, недурная! На сковородке грелись блины. С маслом и сметаной. И с икрой, добавьте.

Он готовился разыграть весёлую сценку – импровизированную инсценировку рассказа Аверченко «Широкая масленица», где жадный хозяин налегает на водку под кильки, а бесцеремонный гость – на коньяк, закусывая его столовыми ложками икры, но это показалось ему неинтересно. Гораздо интереснее разыграть не так, как было в рассказе, а проследить возможную бифуркацию событий. Что было бы, если бы сработали обе модели поведения – и хозяина, и гостя?

Вот он входит и, слыша: «Водочки перед блинками, а? Хе-хе-хе!», не просит коньяку, а покорно пьёт водку, кушает тающую во рту селёдку, блины с маслом и сметаной и так далее. А потом проделывает всё по второму кругу в соответствии со вкусами гостя.

К середине первого круга он уже окосел, потому что в тексте было указано три вида дешёвых холодных закусок, что потребовало трёх рюмок. Затем подали блины, от которых одной рюмкой не отделаешься, а ведь в желудке надо было оставить место и для второго круга бифуркации событий. В круге втором, по его замыслу, хозяин, видя, как безжалостно гость расправляется с коньяком и икрой, решает не отставать и пошиковать хоть за свой счёт и, соответственно, тоже жрать икру ложками и коньяк по пол гранёного стакана зараз.

И что?! И почему всё так плохо?! Он же любил её и страдал. Да, он типа не хотел детей. А ты уверен?

А зачем тогда ты искал всегда последней близости? Не только в переносном, сексуальном смысле, а в прямом – полной физической близости. Для чего ты с упорством, достойным (хотя едва ли) лучшего применения, хотел непременно спать с ней, носить одну одежду – футболки, трико, носки, шарфы, свитерки, шлёпанцы, джинсы, что там ещё есть унисексуального, слишком мало. Мало спать с ней в одной постели по разные стороны стены. Нужно спать, тесно прижавшись и переплетясь, даже когда спиной к спине, всё равно прижаться затылками. Ладонь на ладонь, ступня к ступне, и чтобы обязательно перепутались волосы. Непременно нужно есть и пить с ней из одной посуды, пользоваться одной расчёской, одним полотенцем, одной зубной щёткой! Разгрызать для неё скорлупу и кормить орехами! Ты же никогда не жуёшь жевательную резинку! За единственным исключением – если она уже не пожевана ею. Ты же не ешь ничего сладкого, кроме конфет, побывавших уже у неё во рту.

И даже выделения. Нет, не даже, а в особенности! Секс в сауне – это утомительно и вообще беспонтово во многих отношениях. Кроме одного – нигде не сливается в таких количествах ваш пот. Смешно это или наоборот, но признайся, что тебе доставляет смутное удовольствие помочиться с ней в одну ёмкость. Признаюсь.

А тебе не кажется, что ты всё это время хотел ребёнка? Но ты же хотел полного неразличения тел, а ребёнок – это оно и есть. Да ты гонишь. Да не гоню я, Стёпочка.

Ты думал, зачем дети? Чтобы хотеть жену, больше незачем? Она должна младенца выкормить, а потом ты должен его проглотить и начинить её новым, чтобы всегда-превсегда была она босиком беременная на кухне. Затем, что так она тебе мила. И значит, ты её любишь, ты же – цель, воплощённая гармония, а гармоничный человек немыслим без любви. И она должна любить тебя, а не какого-то маленького уродца! Да, думаешь ты, так и было в трушные времена, когда крестьянка или дворянка всегда зачинала, носила и кормила и всегда была мужу желанной, а дети от украдки пухли и дохли. Вот потому тогда мы совершали безумные поступки и залазили к женщинам в окна.

А хорошо ли всё это? Мёртвая река – это безобразие, потому что дети должны быть. Тут разность потенциалов, между которыми проскакивает чёрная молния. Между потенциалами серафической девушки, которая на самом деле лишь подросшая реинкарнация маленькой девочки, и страшной всемогущей женщины, то есть по-нашему, по-фрейдовски, между твоей матерью и дочерью.

И тогда понимаешь, что ни матери тебе, ни дочери не надо, потому что это мёртвые потенциалы, а надобно живую разность, вот именно примерно такую молодую и прекрасную, ангелическую, но одновременно животную женщину. И я тут не про потенциалы, а таки про разность! Ну ладно, это ты не поймёшь, я и сам-то не понял, что сказал.

Но ведь согласен же ты, если не сознанием, то телом, что настоящая женщина – это только беременная и кормящая? Согласен, уж я-то знаю. Я вижу это невооружённым взглядом. И если нет в жизни счастья, то только потому, что нельзя иметь женщину одновременно беременную и кормящую.

Но лично ты ещё более несчастен. Потому что ты, так боясь детей, не можешь иметь этого даже по отдельности. У тебя никогда не будет кормящей женщины, и ты не узнаешь, как на самом деле прекрасна на ощупь непраздная грудь под халатиком с засохшими пятнами молока. Не узнаешь, хотя всю сознательную жизнь это воображаешь. Ты сдохнешь, и на твоей могиле аршинными английскими буквами будет высечено: «HERE LIES MAN WHO NEVER SCORED A PREGNANT».

Известно, что великого императора Александра Вильбердата при виде ребёнка тут же начинало рвать, но это нисколько не мешало ему быть очень хорошим человеком. Однако нигде не сказано, что он был хорошим мужчиной, тем более – гармонической личностью, осуществившейся целью истории. Склонность к детям почти то же, что склонность к зародышу, а склонность к зародышу – почти то же, что склонность к испражнениям. С этим не поспоришь, но у лирического героя в этом смысле всё было в порядке, он испытывал склонность и к тому, и к другому, и к третьему. Классик сказал: «О детях я точно знаю, что их не надо вовсе пеленать, а надо уничтожать. Для этого я бы устроил в городе центральную яму и бросал бы туда детей. А чтобы из ямы не шла вонь разложения, её можно каждую неделю заливать негашёной известью». Классик неправ, как распоследняя нутрия. Во-вторых, чтобы не париться с ямой, да ещё с почему-то негашёной известью, хотя достаточно простой хлорки, детей достаточно поедать. А во-первых, хлеба к обеду в меру бери, хлеб – драгоценность, им не сори! Потому что жизнь без детей – это не жизнь. А полуголодное существование. Котёнок. Был один котёнок, хвостик тонок. Очень хорошенький, даже почти не блохастый. Он умильно тыкался мордочкой в блюдце с молоком, и герой с умилением наблюдал за ним. Но потом пришла жена и решительно потребовала забрать эту дрянь обратно, иначе она просто выкинет его на помойку или утопит в сортире. В ответ же на упрёк в жестокосердии она расплакалась и закричала, что она не может ребёночка родить, а тут будет всяких котят холить и лелеять! Пусть его лелеет его драная кошка, а она могла бы найти лучшее применение своей любви и нежности! И муж прекрасно понял чувства жены, и она уже не казалась ему злой мегерой.

Правда, он считал, что лучшее применение её любви и нежности уже найдено, но промолчал. Разумеется, любое бесполезное домашнее животное есть эрзац ребёнка. И неспроста так любят животных бездетные люди, не зря же убеждённый холостяк Фрэдди Крюгер разводил котов десятками, а потом душил, душил! То же самое относится к Малышу, который хотел поиметь собаку. На самом деле он, конечно, хотел поиметь младшего братишку. (Малыша, кстати, совершенно напрасно изображают мальчишкой: разумеется, это девочка.) Правда, он обрёл Карлсона, который живёт на крыше, а это, уж поверьте, более чем полноценная замена. Карлсон запросто заткнёт за пояс любого братишку или даже сынишку, причём непосредственно через рот. Маме Малыша повезло, что у неё было уже трое детей, а то Карлсон прилетел бы к ней. В равной степени это относится и к папе, потому что Карлсону, предупреждаю сразу, совершенно безразлично, ему лишь бы это шевелилось.

Такая же фигня случилась с Вересаевым на крыльце, где кухарка крапивой порола курицу, чтобы та не смела садиться на яйца, а курица по-прежнему садилась и садилась, а кухарка её порола и порола. Может быть, неохотно допустил он, дети нужны не только для украшения женщины в его глазах. И даже это именно так.

А утром Чистого понедельника, когда, как всегда, не хотелось жить, он встал, надел бумажную курточку с продранными локтями и, принципиально не опохмеляясь, начал бороться за чистоту.

Но ни в коем случае не подметать пол. Потому что если его подмести, то и никакой борьбы не получится, а ведь хотелось измучиться не только похмельем. Нужно взять большую сексуальную тряпку, но не сексуальное ведро, а помойную лохань, чтобы всё было трушно. Лохани нет, пришлось воспользоваться старым эмалированным тазом, а чтобы он стал помойным, слить туда воду из-под умывальника, выплеснуть заварку из чайника, вытряхнуть пепельницу и помочиться. А теперь окунуть тряпку в лохань и, не отжимая, плюхнуть на замусоренный пол. А после этого хлопнуть себя мокрой рукой по лбу, вспомнив, что пол мыть следует в последнюю очередь.

Снять занавески, чтобы комнату залил голый, холодный и скучный великопостный свет. А теперь… О, ёб твою мать! Теперь же надо выкуривать Масленицу, а единственный в хозяйстве таз уже опрометчиво превращён в помойную лохань!

Приходится слить лишнюю часть помоев на огород, остальные вернуть в умывальное ведро на потом и таз вымыть. Положить в него раскалённый на плите кирпич, пучок сушёной мяты и поливать уксусом, чтобы шипело и поднимался кислый священный пар. Где она тут, Масленица-жирнуха? Мы её выгоним!

Он елозил тряпкой по полу и думал, что они (черти) стерегут, чтобы ухватить душу, а душа трепещется и плачет: «Увы мне, окаянная я!» Думал он, да. Вот и индюк тоже думал. Да уж они ухватили, ухватили! Уж она чёрт знает где! Это тоже он думал. Так размышлял по ходу целый день, а вечером надел длинную рубаху кающегося грешника, отыскал в соответствующей книге соответствующий текст и, встав на колени, зашептал: «Моли Бога о ней, святая угодниче Елена…» Проделав всё это двенадцать раз, успокоенный, лёг спать.

Ну и, конечно, сон ему приснился тот же самый, но по большому счёту это фигня, потому что девочки у неё получились довольно хорошенькие, между прочим, тройняшки.

А вот лирический герой, тот действительно спился от угрызений совести и, в основном, моральной распущенности и безнаказанности и однажды удавился-таки на одной из тех странных инсталляций, которые свисали у него с потолка в самом начале нашей истории.

Но тоже не без форса. Есть такая книжка «Морские узлы» Л.Н. Скрягина (Москва: «Транспорт», 1984), так там на 72-й странице посмотрите, у кого имеется. Лирический герой долго выбирал между затягивающейся удавкой и эшафотным узлом, последний подкупал названием, но удавка была гораздо красивее. Завязав узел, он прикрепил пеньку к крюку из-под люстры, отошёл и полюбовался получившейся инсталляцией. Затем намылил верёвку и проверил, легко ли затягивается. Но висело слишком низко, он встал на собственный стул, продел голову в петлю, осторожно затянул и посмотрел, насколько удлинилась при этом верёвка. Удлинилась более чем достаточно. Вылез, перевесил повыше, опять затянул, но стул как раз хрустнул и повалился. «Ну кто бы сомневался, что мы именно сейчас сломаемся!» – саркастически подумал он. Затем следовало испугаться, но уже не успел.

Так что если с моим стулом не произойдёт такой же фигни, в дальнейших моих текстах будет фигурировать уже не лирический герой, а лирический персонаж, что даже ещё гораздо хуясе.

«Я хотел рассказать что-то благородное, героическое, а вышло – озорство… Тут пропущены детали, вот в чём дело… Детали – это иногда самое главное…»

М. Горький, «Жизнь ненужного человека».