Текст книги "Ещё о женЬщинах"

Автор книги: Андрей Ильенков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 15 страниц)

– Ротов! В чём дело, Ротов?! Я не поняла, Ротов! Почему в ресторане?! Работать надо, Ротов!

Подруги со смехом объяснили ей, что она ошиблась, но всё равно, всякий раз, когда спина лже-Ротова попадала в её поле зрения, она с ещё большим возмущением кричала: «В чём дело, Ротов?! Работать надо!»

Но дело на этом не кончилось. Кто-то, уходя, оставил открытой дверь в зал, а дело было в декабре, и посетители скоро стали зябнуть. Один из них поднялся и закрыл дверь. По иронии судьбы им оказался лже-Ротов, а поскольку сказочница до этого видела его только со спины, то, когда он проходил мимо их столика, она не узнала его и на сей раз приняла за официанта. Но он этого не понял и решил, что с ним кокетничают (а сказочница, надо сказать, была молода и хороша собой). Состоялся следующий диалог:

– Молодой человек! Почему у вас так холодно?

– Не знаю. Я как раз дверь закрыл.

– Ну молодчинка! А теперь вытрите у нас со стола.

– Не буду.

– Как не будете? Нет, уж вытрите!

– А вы меня поцелуете?

– Нет, не поцелую.

– Тогда я не буду вытирать.

– Почему это не будете? Вытирайте!

– Не буду!

– Быстро вытирайте!

Они препирались довольно долго, потом ему надоело и он, повернувшись, направился восвояси. Сказочница же, увидев его со спины, радостно всплеснула руками и закричала:

– Готов! Работать надо, Ротов!!!

* * *

Был такой анекдот, как встречаются двое новых русских в новых же одинаковых галстуках, и один другого спрашивает: «За сколько купил?» – «За сто баксов». – «Ну ты лох! А я – за двести»!

Это часто понимают как иллюстрацию тупости новых русских, но анекдот на самом деле касается куда более глубинных слоёв русского менталитета. Это то самое, о чём граф Толстой писал: «…Мне хотелось посильнее измучиться, помогая ему». Это то самое, о чём говорил красноармеец Сухов: «Лучше, конечно, помучиться». Конечно, на самом обывательском уровне, но то же самое стремление пострадать. Заплатить двести баксов, где все платят сто.

Вот я в своё время ходил в студенческую столовую. Там можно было перекусить всего за двадцать копеек. За сорок копеек можно было, пусть и скромненько, но пообедать. За семьдесят можно было пообедать уже вполне прилично. А вот я однажды пообедал на рубль двадцать! Как мне это удалось, я уж сейчас не помню. То ли я выбирал всё самое дороге в меню, а то ли просто взял всего по две порции. Представляете, как я пострадал во втором случае? В общем, рекорд состоялся и товарищи меня зауважали.

Но вскоре я разговорился с одним человеком о профессии грузчика. Он рассказывал об их нечеловеческой силе и сообщал, что уважающий себя грузчик обедает в столовой на три рубля. Мой собеседник был правдивым человеком, я не мог не верить ему. Я очень загрустил. Мне стало стыдно за моё бахвальство по поводу рубля двадцати.

Прошло много лет. Рубль подешевел. И сейчас можно в столовой худо-бедно пообедать за сорок рублей и очень неплохо – за семьдесят. И я недавно пообедал за сто двадцать. Легендарные грузчики былых времён вымерли, и я думал, что теперь некому будет меня затмить. Но вот мне сообщают, что одна женщина пообедала в столовке за триста с лишним рублей.

Разумеется, я не поверил, потому что это невозможно. Потому что за двести рублей можно взять в приличном кафе графинчик водки, маринованные грибы и две порции блинов с красной икрой. Потому что за триста рублей, уверял меня такой специалист по общепиту, как О. Дозморов, можно поесть в ресторане. Правда, всухомятку (без спиртного), что очень вредно, так что эта сумма носит чисто умозрительный характер. Но всё же в ресторане.

Однако история про женщину – чистая правда. Вот как это было. Она пришла в столовую с папкой. Держа папку под мышкой, взяла поднос и стала набирать кушанья. Папка упала и, подхваченная восходящими с кухни потоками тёплого воздуха, как планёр на бреющем полёте, врезалась в поднос с компотом и опрокинула все стаканы. Часть из них разбилась. Те, что не разбились, попадали на стоящий внизу поднос с салатами, причём тоже частично разбились, разбив также часть тарелок. Все оставшиеся салаты были залиты компотом. Некоторые тарелки с салатом упали на пол. Часть из них разбилась. А уже после всего этого женщина взяла себе сосиски и чай. Общая сумма, которую ей насчитали, заметно превысила триста рублей.

По сравнению со страданиями этой женщины лох и я, и оба новых русских из анекдота.

* * *

Короче, жили сёстры, Катя и Даша. Они очень любили друг друга, а со временем обе вышли замуж и стали сильно любить своих мужей, хотя и друг друга продолжали любить по-прежнему. Только у Даши муж был больше за красных, а у Кати больше за белых. Ну там народились кое-какие дети, всё как у людей. Но когда распался СССР, Катин муж сразу засобирался и вскоре эмигрировал с семьёй в объединённую Германию, а Дашин муж, соответственно, остался в России и педантично голосовал за Зюганова и ему подобных. Но на почве политики семьи не рассорились, а регулярно переписывались, созванивались и приезжали друг к дружке в гости.

Вот в очередной раз Катя с мужем приезжают в Россию. И видят – а что-то на родине не так всё страшно. Ни гражданской войны, ни голода, ничего обещанного. А что-то в эмиграции тоже не больно хорошо. Конечно, денег побольше, но всё и подороже. Притом Дашин муж как работал инженером, так и работает, а нашему белоэмигранту пришлось хлебнуть. Конечно, дом у них большой, а у Даши только трёхкомнатная квартира, но она приватизирована и всё, и за свет Даша платить не спешит, а им за дом ещё лет пятьдесят отдавать рассрочку. Им в Германии, конечно, доступны все блага цивилизации, но только самые дешёвые. И как здесь, в гостях, дома уже не помоешься, ибо вода дорога. Конечно, тут побестолковей в смысле организации труда и досуга, и магазины без туалетов, но за много лет жизни там никто из них не воспользовался магазинным туалетом. И у кур местных по четыре крыла в суповом наборе, а у немецких только по два. И вообще ностальгия.

Тут как раз приходит Дашина дочка Настенька. Такая хорошенькая девушка, глазки такие нарисованные, она вообще смышлёная была. Платьице причём на ней такое гендерное, туфельки. В Германии такие платьица и туфельки бывают только на участницах ролевых игр в принцессу, а так-то чисто унисекс, у всех одинаковые майки, шорты и кроссовки. Настенька разувается, летящей походкой бежит целоваться, а тётя Катя говорит: «Да не спеши так, хоть тапочки надень». А тётя Даша машет рукой и говорит: «Да она и по улицам босиком ходит».

Вот тут-то дядю совсем перекосило. Думает: как это – по улицам? Прежде такого не было! Но, однако, думает, и церквей прежде столько не было, и товаров по магазинам. Дворянских собраний не было, казаков не было, крестных ходов – ничего не было! А теперь есть. И по улицам ходят пригожие девушки в гендерных платьицах и туфельках, а то и вовсе босиком. Небось, ещё и в кокошниках! Эх, думает дядя, а ведь Россия-то, матушка, которую мы потеряли, кажись, вернулась, а мы-де там, на гнилом Западе… И, выпив, всплакнул и даже хотел остаться, но куда ж: там дом в рассрочку, работа. Так и уехал весь мокрый от слёз.

А Настенька действительно ходит босиком по городу, хотя никто не знает, как трудно было её к этому склонить. Но потом ей понравилось: она этакая вообще артистка, а тут всё время в центре внимания, она и зажигает. И скучные российские бюргеры в одинаковых майках, шортах и кроссовках долго глядят ей вслед.

* * *

Известно, что бедность вообще и нищета в частности нередко толкает людей на разные очень неблаговидные поступки. Они начинают в лучшем случае попрошайничать, а то идут на панель, а некоторые вообще доходят до грубой уголовщины. Разумеется, общественность их осуждает, и справедливо, но понять их всё-таки можно. До чего может довести материальное неблагополучие, я могу рассказать на своём собственном примере. Нет, я никого не грабил, телом не торговал и милостыню не просил, но всё-таки в одном вопросе смошенничал. Вот как это было.

Просыпаюсь я однажды в состоянии ужасающей нищеты. Ужасающей, подчёркиваю. То есть у меня не только абсолютный ноль в кармане, но и в отношении чего покушать дома хоть шаром покати, и нечего курить. И плюс такой неблагоприятный фактор, как день недели, который воскресенье. То есть нет возможности занять у коллег по работе. Конечно, у меня много знакомых в городе, я мог бы прийти к кому-нибудь на дом. Я мог бы заехать к родственникам. Не думаю, что мне бы отказали в одолжении, тем более что меня вполне спасали рублей тридцать или даже двадцать.

Но даже для этого мне нужны деньги. На проезд. Потому что живу я на самой далёкой окраине города, откуда пешком хоть три года скачи, ни до какого государства не доскачешь. Мне позарез нужны семь рублей, которых нет.

Ну и что делать? Воровать или грабить я не приучен, а что касается проституции или попрошайничества, то для этих двух занятий я совершенно бесперспективен. И я решил начать с того, что пойду на пункт приёма стеклотары сдавать бутылки. Для этого нужны как минимум две вещи – бутылки и сумка. Сумка нашлась быстро, а вот с бутылками пришлось попотеть. Дело в том, что я их выбрасываю. Но, обшарив весь дом, чулан, чердак, сарай и огород, я всё же что-то там нашёл и, короче, такой иду.

Я иду к уличной палатке. Вокруг неё ящики с бутылками, рядышком вывешен прейскурант, изучив который я с радостью убедился, что на проезд хватит, а в самой палатке спит приёмщица. Прямо на полу. Уморилась, видимо.

И вот я бужу приёмщицу. А она не будится. Второй раз – то же самое. Третья попытка оказалась удачной, и тут со всей очевидностью возник тот факт, что приёмщица не столько уморилась, сколько пьяна – окончательно и бесповоротно, в стельку и в драбадан. Разговаривает с трудом, всё роняет, но стеклотару принимать не отказывается. Вот посчитала она бутылки, что-то в уме прикинула, пробормотала «восемь сорок» и стала расплачиваться. Достаёт из кармана кучу десяток, отсчитывает восемь штук и подаёт мне. Я аккуратно их сворачиваю, кладу в карман и стою. Она говорит: «Чего ещё?» Я напоминаю: «Сорок копеек». Она выдала мелочь, и, по-моему, весьма недовольно. Обсчитать, видно, хотела, зараза! Не выйдет! Я свою копеечку блюду! Прикольно было бы тут же устроить ей по этому поводу скандал, но я человек не скандальный, вообще смирный. Ссыпал мелочь в другой карман и безропотно пошёл восвояси.

Конечно, никуда ехать уже не было необходимости. Что же касается угрызений совести, то они были.

* * *

Старушка тут одна. Чудеса творила.

Захожу на днях в кулинарию, никого не трогаю. Хотел, может быть, купить что-нибудь. Типа пельмени. А старушка там стоит у кассы. Старенькая такая, с палочкой. И пока я оглядываю прилавки, она от кассы отошла и стоит посреди помещения. И на меня смотрит. Ну, думаю, сейчас денег попросит. А одета она – не сказать чтобы плохо, но как-то странно. Шуба на ней вроде приличная, но на голове меховая шляпка с огромными бумажными цветочками. Подвязанная под подбородок розовой ленточкой. В руке ридикюль. В общем, от такой старушки можно чего угодно ожидать.

Ну и, натурально, она прямо на меня идёт и говорит:

– А подскажите пожалуйста, где тут банк?

Я быстренько соображаю и начинаю что-то объяснять, но она не слушает. Она говорит:

– Мне нужен Сбербанк России.

– А-а, Сбербанк! Ну вот вы это, того, пройдите вот два квартала…

Но она не слушает. Она достаёт из ридикюля потрёпанную сберкнижку, открывает и показывает мне адрес отделения:

– Вот мне куда нужно! А подскажите, пожалуйста, где этот банк?

Я говорю:

– Так не обязательно туда. Можно в другом отделении…

– Нет, в другом мне не дадут! А в этот банк мне как доехать?

Ну я понял, что спорить не приходится. С грехом пополам объяснил, как пройти на трамвайную остановку. Старушка поблагодарила и медленно направилась к выходу.

Я купил свои типа пельмени и тоже выхожу. А старушка-то ходит медленно, она тут как тут, совершенно меня не узнаёт и спрашивает, как пройти на трамвайную остановку. Я объясняю. Она благодарит и медленно уходит.

Я, обгоняя её, тоже иду восвояси, но вспоминаю, что типа пельмени-то я купил, а про, скажем, горчицу забыл начисто! Пришлось зайти ещё в один магазин. А там самообслуживание, и вляпался я. В огромную очередь к кассе. Насилу отстоял, аж вспотел весь, расплатился. Выхожу и вижу вышеупомянутую старушку. Она за то время, пока я стоял в очереди и расплачивался, как раз до магазина-то и дошла. И старушка прямо на меня смотрит и уже открывает рот, чтобы задать известный вопрос. А я – шмыг за какую-то толстую-претолстую женщину, да и был таков! И иду дальше.

И вспоминаю, что забыл заплатить за телефон. А надо. А тут как раз салон связи по пути. Ну я туда захожу и типа как бы расплачиваюсь. И выхожу было. А только как стал я выходить, так и увидел, что старушка наша как раз к салону связи постепенно приближается. Я сразу заскочил обратно. Стою, рассматриваю телефоны на витрине. Продавщица, ясно, сразу ко мне пристала – чем, дескать, могу вам помочь? А чем она мне может помочь, смешно, ей-богу.

Наконец выхожу. Старушка продолжает двигаться, причём в совершенно правильном направлении, которое я ей подсказал ещё в кулинарии. Мысленно проследив траекторию её движения, я убеждаюсь, что она железно попадает на трамвайную обстановку. Вздыхаю в том общем смысле, что старость – не радость, а также – что и смех и грех. Иду домой. Напоследок оглянувшись, вижу, как старушка на трамвайной остановке, раскрыв ридикюль, показывает какому-то мужику сберкнижку с адресом.

* * *

Одна женщина-садоводка звонит из сада своей дочери и спрашивает, когда та наконец приедет с любимым мужем и заберёт свои два ведра яблок, которые уже давно стоят на веранде и только зря занимают полезную площадь? Дочка охает и говорит, что сегодня никак не может. И завтра никак. И послезавтра тоже очень занята. Вот разве что в четверг вечером. На что мама отвечает, что в четверг обещают дождь и она поэтому из сада уедет, а приедет только в пятницу. Так что если в четверг, то пускай они едут и яблоки забирают, ключ под ковриком, только смотрите там, Муську из дома не выпускайте, а то она там дров наломает, мало не покажется. А маме кошку ради одной ночи домой таскать неохота. Удовольствие-то это так себе – кошек таскать.

Ну вот, дочка с любимым мужем приезжают в сад в четверг вечером. Заходит дочка в домик первая, а Муська тут как тут. То есть шмыг между дочкиных ног, да на веранду! Дочка истошно кричит мужу: «Муську держи!» Муж оказался не промах, то есть не промахнулся и Муську моментально схватил за шкирку. Отдал её жене (той, которая дочка), сам взял вёдра с яблоками и потащил в машину. Дочка Муську швырнула в самый дальний угол домика, быстренько захлопнула дверь и тоже пошла в машину. И вдруг видит, что эта сволочь, то есть Муська, как ни в чём не бывало идёт по лужайке. Она говорит мужу: «Смотри, конь, Муська как-то выбралась!» Муж отвечает: «Так надо было её в самый дальний угол швырнуть и моментально дверь захлопывать, а ты там пока сопли жевала, она у тебя опять между ног проскользнула!» Дала бы дочка мужу по башке, да некогда – надо Муську ловить. С двух сторон они её окружили, умильными голосами покискали, схватили за хвост, дали тумака, зашвырнули в домик, моментально захлопнули дверь, сели в машину, завели мотор. Вдруг смотрят: Муська по забору идёт. Муж спрашивает: «Это что?» Дочка говорит: «Муська». Муж спрашивает: «А как это?» Дочка отвечает: «Не знаю. А-а, знаю! Через отдушину в подполе!» Поймали они Муську, приоткрыли дверь, забросили внутрь, захлопнули дверь. Засунули в отдушину полено. Сели в машину. И поскорее уехали.

На другой день мама дочке звонит и в ужасе сообщает, что приехала в сад, а там в домике сидят три кошки! Все забились в разные углы, друг на друга шипят, кошмар какой-то! Как забрались?! Дочка на этот вопрос ничего не отвечает. А мама продолжает: «И как, главное, теперь узнать, которая из них Муська?» Дочка слегка опешила: «Ты что, Муську от чужой кошки не отличаешь?» Мама говорит: «А, эти сиамские для меня все на одну морду!» Дочка призналась: «Для меня тоже». Мама говорит: «Что делать-то мне теперь, вот ведь ума не приложу!»

Думали, думали, наконец придумали. А именно: выгнать к чертям собачьим из домика всех троих. Авось-либо настоящая Муська вернётся, а самозванки по домам пойдут. Так мама и сделала.

* * *

История эта может показаться слишком экстравагантной, но в основе сюжета лежит истинное происшествие.

Короче! Такой мужик один! Просыпается! В полной темноте! Со страшной головной болью и дурнотой! Голый! И ноги у него связаны! Ни фига себе начало, да? Но это ещё цветочки.

Он вокруг себя щупает и понимает, что лежит в ванне. И ему холодно, и выбраться нет никакой возможности. Он истошно кричит: «Помогите! Выпустите меня! Где я?! Что со мной?!» А в ответ тишина и темнота. Он стал вспоминать и пришёл в ужас. Вчера познакомился в кафе с каким-то мужиком. Они выпили что-то много. После этого – вот. Куда он попал? В руки сексуального маньяка? Или его выкрали чеченцы? Или торговцы внутренними органами?!

Мужик стал медленно ощупывать ноги. Брякнула пряжка ремня. Нет, это не кандалы, это его собственные брюки. Он потянул их и снял. Нет, к счастью, не связан. Он медленно встал и ощупал руками стены. Осторожно перешагнул через край ванны и медленно пошёл вперёд. Нащупал ручку на двери и осторожно повернул. Уф! Дверь открылась…

Он находился в незнакомой квартире. Вдруг сзади скрипнула половица. Мужик обернулся и попятился – на него шёл незнакомец с топором, хрипя:

– Ты кто? Что ты здесь делаешь?!

– Не знаю! Кто ты? Где мы?

– Я-то дома, а вот ты что здесь делаешь? Как сюда попал?

– Не знаю, честное слово! Не убивайте меня, пожалуйста!

Незнакомец опустил топор и сказал:

– Фу, мать твою, ну и напугал ты меня! Я и забыл про тебя совсем. Здорово мы вчера нарезались! Тьфу ты дьявол, совсем про тебя забыл! Пошли на кухню, поправимся.

Мужик перевёл дух и натянул штаны.

Они прошли на кухню со следами вчерашней пьянки. Там было ещё всего много, они поправились, и мужик стал вспоминать, что вчера, поддав в кафе, они поехали продолжать. И всего-то! А он тут со страха чуть не умер! Да и хозяин тоже! Хе-хе! Посмеялись, налили ещё по одной. И с каждой рюмкой память возвращалась, и они даже припомнили, из-за чего так нарезались и отчего вдруг такая нежная дружба. Оказывается, у обоих жёны вот-вот родят, и они вчера, друг про друга это узнав, как товарищи по счастью, конечно, наклюкались, тем более надо успевать, пока жёны в роддоме. Так всё и получилось. Ха-ха-ха! Они продолжали выпивать, и память продолжала возвращаться.

В частности, незнакомец даже припомнил, что, кажется, у кого-то из них она даже уже родила вчера. Но у кого – он не помнит. И не уверен, что родила, что, вероятно кто-то из них то ли звонил в роддом, а то ли ему оттуда звонили, а то ли вообще ничего такого не было, а они только собирались звонить.

Тут наш герой опять побледнел. И сказал: «Если это была моя – мне кранты! Она – настоящая пила! Она меня за пьянку живьём съест, а если не приеду поздравить – тем более». Он посмотрел на часы, на которых было без четверти восемь, и сказал: «Регистратура открывается через пятнадцать минут. За это время мы должны установить истину! У нас пятнадцать минут на всё, а иначе…»

Но «Пила-2» будет в другой раз.

* * *

Однажды я чуть не сделал доклад на научной конференции. Ещё, небось, в сборнике научных трудов напечатали бы! Вот это было бы круто. Хотя и не особенно.

Вот как это было. Однажды зашёл я в бар на вокзале. Захожу себе, никого не трогаю, ан глянь! – а там критик Гудов сидит. Перед ним на столике всё очень прилично: стакан обезжиренного молока и большой кусок черничного пирога. Ну мы поздоровались, сколько лет, сколько зим! Я заказываю большой стакан апельсинового сока и булочку с голубикой. Чокнулись, выпили. Повторили. Разговорились.

А он к тому времени уже деканом стал. И говорит, что тут намечается одна симпатичная научная конференция. Так, мол, поехали съездим. На озере Балтым, там пансион очень приличный, стол, все дела. На три дня. Я спрашиваю: «А как насчёт клубнички?» Это я чисто в шутку. Гудов руками развёл: «Ну о чём ты спрашиваешь?! Там же две трети участников – студентки и аспирантки».

Я говорю: «Ну не знаю… Так-то заманчиво. Но ведь надо что-нибудь написать. Какая тема-то хоть?» Он отвечает: «Да фигня! Гендерные проблемы. Ты, главное, название придумай, чтобы в программе обозначить, а там напишешь чего-нибудь». Я пообещал подумать.

Вот думал я, думал, да как придумал! Звоню Гудову и говорю: «Слушай, я, кажись, придумал. Доклад будет: „Гендерное позиционирование в школьном учебнике математики для первого класса“».

Гудов в трубке, слышу, стал ржать и биться. Да, а что? А что, учебник математики – не литература?! Литература, да ещё какая! Всенародная! И я сел писать.

Учебник для малышей, много картинок. Два сквозных персонажа – Маша и Миша. Поглядим.

«Догадайся, как называются эти фигуры?» Миша глупо улыбается и молчит. Маша: «Я знаю, это лучи!» «Оля выше Нади, а Надя ниже Светы (заметим, что объектами внимания автора являются именно девочки). Кто выше: Оля или Света?» Маша: «Я думаю, выше Света. Это видно на рисунке». Миша: «А на моём рисунке выше Оля». Конечно же, права Маша.

Вот что-то они складывают. Каких-то двух рыбок с тремя конфетами. Миша долго откладывает деления на числовом луче и, понятно, ошибается. А Маша просто посчитала. Так позиционируется важнейший гендерный стереотип: тупой мужской рационализм и мудрая женская органичность. К концу учебника Маша берёт совсем менторский тон. Миша: «Но ведь однозначных чисел всего десять, а двузначных так много! Разве запомнишь название каждого двузначного числа?» Маша: «Это совсем нетрудно, если разгадаешь правило, по которому называются десятки».

То, что Миша дурак, а Маша умная, уже понятно, но это ещё не всё. А вот кто из них кому дарит воздушные шарики? Конечно, девочка – мальчику, иначе это была бы пропаганда мужского шовинизма. Я уже не говорю о том, что Маша всегда симпатично одета, а на Мише вечно самые дикие сочетания цветов. В общем, как говорил Жеглов, доказательств хватит на десятерых.

Жаль, отвлекли меня срочные дела, доклад я не закончил. А то бы дал я бой феминизму! И на конференции, и после неё!