Текст книги "Семенов-Тян-Шанский"

Автор книги: Андрей Алдан-Семенов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

Глава 30
ОСУЩЕСТВЛЕННАЯ МЕЧТА

Тридцать лет мечта о Всероссийской переписи населения не давала ему покоя. Сколько раз он хлопотал перед правительством, просил, требовал, умолял – все напрасно!

Многие из друзей удивлялись, а зачем, так ли уж необходима перепись населения в Российской империи?

– Научное познание народной жизни и хозяйства народного невозможно без переписи, – обычно отвечал Петр Петрович. – Но перепись нужна и для разверстки податей, учета хлебных посевов и урожаев, людей, занятых на заводах, фабриках, промыслах, людей, подлежащих воинской повинности. Перепись необходима для того, чтобы виден был рост населения по губерниям и краям России. Перепись покажет, как усиливается колонизация русских окраин.

Статистика поземельной собственности, торговли, промыслов, строительства железных дорог, развития городов, поселков, уездов, волостей не может существовать без переписи. А государственная статистика без точного числа, состава и размещения живущих немыслима.

Петр Петрович прекрасно сознавал трудности Всероссийской переписи. При чьей помощи, кроме государственной, он сможет осуществить ее? Он знал, какое колоссальное дело затеяно им, – ведь за всю тысячелетнюю историю России ни разу не переписывалось ее население.

Когда он задумывался над всей сложной механикой переписи, кругом шла голова. Неисчислимые препятствия, непредвиденные обстоятельства опять встают на пути.

Попробуй-ка перепиши ненцев в Архангельской губернии, якутов в сибирской тайге, чукчей на берегах Берингова моря, киргизов на Тянь-Шане.

Перепиши попробуй охотников-бурят, рыбаков-орочей, гольдов и нанайцев, кочующих в дебрях Уссурийского края.

Поди-ка перепиши безграмотных татар, башкир, марийцев. Поубеждай ветлужских раскольников, алтайских староверов, беглых каторжников, монахов и монахинь, скрывающихся от мирской суеты в онежских скитах.

А как переписать вологодских, вятских, костромских мужиков, чурающихся всяких сведений о своей жизни? Понимающих такие попытки как причину для новых налогов. Или, что еще хуже, мужики почтут переписчиков за учеников дьявола, ставящих на христианина каинову печать.

А волжские бурлаки, странствующие богомольцы, ссыльные Нарына, Нерчинска, Барнаула?

Где, наконец, набрать армию толковых, самоотверженных переписчиков? Таких, что согласны в метель и дождь плыть на лодках, забираться в горы, блуждать по лесам и степным далям? Переписчиков, владеющих иноязычным словом, умеющих столковаться с грузинами, армянами, черкесами, с жителями Камчатки и жителями Туркестана?

Перепись в городах еще не представляла особых затруднений. В городах Петр Петрович рассчитывал на добровольных помощников. На энтузиастов-любителей. И все же он был готов преодолеть любые препятствия. Всероссийскую перепись отвергали, высмеивали, откладывали в долгий государственный ящик – он терпеливо ждал. И снова возвращался к ней.

Десятилетиями ждал он этой переписи, и желанный день наступил. 28 февраля 1897 года по всей России была осуществлена его идея.

Со всех концов империи на стол председателя Главной переписной комиссии ложились тысячи опросных листов, телеграмм, писем. Любой человек на месте Петра Петровича утонул бы в этих бумажных волнах. Он же чувствовал себя на седьмом небе. Он даже шутил, что сегодня у него «именины сердца».

Петр Петрович одолел еще один горный перевал жизненного пути. Его возраст, казалось, исчерпывал все возможности дальнейшей плодотворной работы. Но это только казалось. Ни сам он, ни члены Географического общества не представляли, что ему можно уйти на покой. Уже шестой раз Петр Петрович избирается на пост вице-председателя. Все так же неутомимо продолжает он свою деятельность. Все так же к нему обращаются за советами, за помощью. Двери его дома открыты для всех.

Авторитет его незыблем, популярность огромна, доброжелательность вошла в поговорку.

Русские ученые оставили о нем свои восхищенные отзывы. Из этих отзывов, написанных в разное время, встает цельный, ясный, обаятельный образ человека, служившего всеми своими силами народу и России:

Путешественник Г. Е. Грум-Гржимайло: «Петр Петрович более всего содействовал славе Пржевальского – этого орла среди путешественников.

И Потанина – этого несравненного описателя неизвестных земель.

С их именем, как с именами многих последующих путешественников-исследователей, связано имя Петра Петровича. Их слава отчасти и его слава, их заслуги отчасти и его заслуги. Область науки безгранична, и в этой области только великие сердца способны подняться на ту высоту, где успех других вселяет чистую радость и дает мужество прославить этот успех».

Географ и геолог П. А. Кропоткин: «Петр Петрович Семенов – отец современной географии в России и любимый вдохновитель ученых работ».

Географ Л. С. Берг: «В представлении нашем Географическое общество и Петр Петрович – понятия нерасторжимые. Это почти что синонимы. Трудно даже представить себе наше общество без Петра Петровича. Петру Петровичу принадлежала великая роль вдохновителя и организатора».

Ботаник В. Л. Комаров: «Как ученый, географ, путешественник, натуралист, знаток и поклонник художественного, наконец, как благотворитель, Петр Петрович стяжал себе выдающееся положение и доброе имя не только у наев России, но и за границей».

Геолог С. Я. Эдельштейн: «В блестящей армии путешественников, завоевавших для науки сокровеннейшие уголки Центральной Азии, он работал с одинаковым рвением и беззаветностью и как рядовой воин и как вождь».

Статистик А. А. Кауфман: «Имя Семенова не умрет в истории статистики, как одно из ее крупнейших имен, как не умрет оно в благодарной памяти тех, кто когда-либо имел с ним научное общение».

Географ Ю. М. Шокальский: «Люди воспитываются не проповедями и не нравоучениями, а примерами. Жизнь же Петра Петровича есть блестящий пример того, какую огромную пользу приносит человек непосредственным своим трудом».

Петр Петрович не тщеславен, не самолюбив, но он по-детски доволен, когда отмечают его заслуги. Он гордится, что Берлинское географическое общество присуждает ему золотую медаль имени Карла Риттера. По статуту риттеровская медаль должна быть серебряной. Для Петра Петровича в виде исключения немецкие географы выбили единственную – золотую.

В память двадцатипятилетнего вице-председательствования Семенова Географическое общество учредило золотые и серебряные медали его имени: «Для поощрения трудов преимущественно русских путешественников и ученых по географическому, в обширном смысле слова, изучению России, стран с нею сопредельных, а равно и тех из более отдаленных стран, которые имеют отношение к России».

Уже шестьдесят шесть академий, университетов, научных обществ всего мира избрали Петра Петровича своим почетным членом. В честь его названы гора на острове Шпицберген, и горный хребет на Аляске, и ледник на Тянь-Шане. Над Мустагом возвышается пик Семенова, а «Семенов-баши» – над горного Тебердой. Путники пробираются по «семеновскому мосту» через Боамское ущелье, географы работают в районе «семеновского хребта» у озера Куку-Нор.

Петру Петровичу еще предстоит дать свое имя проливу в северо-восточной части Карского моря, новому пику рядом с великой вершиной Хан-Тенгри.

А профессор Сапожников, путешествуя по монгольскому Алтаю, назовет открытую им гору «Петр Петрович».

– Всем понятно, в честь кого я назвал эту вершину, – телеграфирует профессор в Географическое общество.

Горные вершины, ледники, морские проливы его именем называют географы. Но не меньше их признательны Петру Петровичу ботаники, орнитологи, энтомологи. Они присвоили семеновскую фамилию девяносто одному роду и виду животных и растений на всей планете.

Его имя стало легендой, но он по-прежнему живой, простой, работящий человек.

Петр Петрович пережил трех императоров. Четвертый – недалекий, неумный – еще недавно был почетным председателем Географического общества. Теперь Семенову приходится докладывать императору о делах общества, как «августейшему покровителю». При встречах с царем он испытывает неловкость и смущение.

Неловко потому, что приходится отвечать на нелепые вопросы царя, за которыми нет ничего, кроме равнодушного любопытства. Смущается же Петр Петрович из-за того, что надо вымаливать «монаршую милость» – скромные средства на очередную экспедицию.

Петр Петрович все чаще ловил себя на чувстве снисходительности к недостаткам людей. «Что это со мною? Я стал похваливать всех людей без исключения. Каждый человек кажется хорошим, умным, талантливым. Может, это от старости? Старости свойственна снисходительность».

Он боролся со старостью, отдавая себя работе. «Труд меня молодит и возвращает к юности. Ученый, избегающий молодежи, – живой труп».

Он был личностью в самом полном смысле этого слова. Русский, он тонко понимал национальные особенности других народов, населяющих империю.

В конце XIX века в разных странах открывались различные выставки. Правительство, прежде чем принять в них участие, обращалось к Петру Петровичу.

– Для Колумбовой выставки в Чикаго надо издать альбом о Сибири. Для Всемирной выставки в Париже – сборники «Окраины России» и «Россия в конце XIX века», – предлагал он и принимался за дело.

В этих альбомах и сборниках он стремился показать не только природные богатства, но и жизнь, и быт, и национальные особенности народов России. Народы изменяют лик природы, повторял он часто.

Как представитель России, он присутствовал на открытии Всемирной выставки в Париже. Принимал деятельное участие в организации знаменитой Нижегородской выставки. Сибирский и Средне-Азиатский отделы в Нижнем, устроенные им, отличались особенным богатством экспонатов. По его же инициативе была устроена кустарно-промышленная выставка в Петербурге. Не только иностранцы, но и русские люди увидели тогда, как богата страна талантливыми умельцами, своеобразен и красочен кустарный промысел.

Он упорно, настойчиво добивался, чтобы в университетах хорошо преподавалась география. По этому вопросу совет создал особую комиссию; ее председателем был Петр Петрович. Комиссия составила записку «О постановке преподавания географии в российских университетах».

География в университетах преподавалась двумя курсами: первый – география общая, второй – специальная. «Характеристику частей света и отдельных, с точки зрения, их природных условий и культурной жизни их обитателей» областей Семенов выделял в специальную географию, страноведение.

Он настаивал, и все согласились с ним, что, кроме страноведения, необходимо ввести преподавание отечествоведения. С этой же целью он задумал новый труд:

РОССИЯ.

ПОЛНОЕ ГЕОГРАФИЧЕСКОЕ ОПИСАНИЕ НАШЕГО ОТЕЧЕСТВА.

Настольная и дорожная книга для русских людей.

Первоначальная идея «России – нашего отечества» принадлежала его сыну Вениамину Петровичу, ставшему видным географом. Вениамин Петрович мечтал создать новый хороший путеводитель. Отец иначе подошел к начинанию сына. Петр Петрович решил свести в одно целое результаты всестороннего географического изучения России.

Этот монументальный труд (к сожалению, из 22 томов вышло только 11) должен дать представление о всех местах России.

К работе над первым томом «России – полного географического описания нашего отечества» Семенов приступил в 1898 году. Второй том был посвящен Среднерусской черноземной области.

На титульном листе второго тома было указано, что его составили В. П. Семенов, И. П. Семенов, П. П. Семенов, А. П. Семенов, О. П. Семенова, Д. П. Семенов под общим руководством П. П. Семенова и академика В. И. Ламанского.

«Россия – полное географическое описание нашего отечества» наравне с «Землеведением Азии», географическо-статистическим словарем и «Полувековой деятельностью Русского географического общества» – крупнейший вклад Семенова в науку.

Семенов называл географию самой народной из наук. Вся его долгая жизнь ушла на обогащение русской географии новыми материалами и новыми идеями. Современники не случайно называли его и вождем географической школы и рядовым ее работником. Первый исследователь Небесных гор, он был и создателем русской школы комплексных исследований. Его статистические работы помогли становлению экономической географии. Огромно его значение как творца книг по истории русской географии.

Поколения географов учились по трудам Семенова искусству географических характеристик, историческому методу исследования, умению «связывать географические исследования с практическими потребностями страны и прежде всего народа».

И еще учились они мастерству описаний. Петр Петрович умел создавать незабываемые картины природы и человеческой деятельности. Географический лик страны вставал со страниц его книг живой, цельный, глубоко значительный. Вот как выглядит в описании Семенова Среднерусская черноземная область: «Это была то непролазная лиственная чаща, напоминающая, вероятно, современную сибирскую „чернь“ с ее подлеском из кустарников и папоротников, то лощины, сплошь заросшие веселым густым орешником. Изредка встречались в этой чаще, окруженные многовековыми развесистыми дубами, лесные поляны с богатой травяной растительностью, с чудным ковром лесных незабудок, анемон, ирисов и пр. – поляны, или „переполянья“, как их звали в старину…

К югу поляны становились все обширнее, превращаясь в целые поля, как, например, Рясское, Куликово, а также обширная поляна, занимавшая весь бассейн Польного Воронежа, на которой останавливался Батый. На южных склонах этих полей местами появлялся уже ковыль, и, наконец, степь брала на юге области решительный перевес над лесом, оттеснив его в лощины, балки и речные долины. Здесь уже была иная картина – „дикое поле“…»

Ясная живопись слова отличала географические произведения Семенова. Из них русские впервые узнавали или еще такие неведомые им страны, как Тянь-Шань, или же собственную землю.

Глава 31
ТЯН ШАНСКИЙ – ОТНЫНЕ И НАВСЕГДА…

Была весна 1906 года.

Зеленый ветер с Невы продувал Васильевский остров. В старом доме шелестели листьями араукарии, спокойно цвели драцены. Красные чаши тюльпанов освещали затемненные уголки, азалии покачивались у картин.

Петр Петрович, шаркая туфлями, переходил от картины к картине, останавливался, склонял набок голову, любуясь своей коллекцией. Шестьдесят лет собирал он эти картины по всем антикварным лавкам и аукционам Европы. Теперь его коллекция «маленьких голландцев» считается лучшей в мире. Она уступает лишь коллекции нидерландской живописи, хранящейся в Эрмитаже. Но Петр Петрович собирал картины таких голландских мастеров, которых нет и в Эрмитаже. На французском языке уже вышел каталог его картин под названием «Семеновской коллекции». Иностранные музеи и коллекционеры зарятся на его коллекцию. Подсылают агентов – может быть, продаст.

Он отвергал все соблазнительные предложения.

– Моя коллекция принадлежит России…

Его не интересовала баснословная цена, предлагаемая иностранцами. «Моим картинам пора перебираться в Эрмитаж», – думал он, заканчивая осмотр. «И Рембрандта, и Рейсдалей, и Ван Гойена, и Темпеля, и Гальса-Младшего – всех без исключения в Эрмитаж. Но сегодня у меня особенный день».

Сегодня у него действительно особенный день – пятидесятилетие путешествия на Тянь-Шань. Географическое общество назначило на сегодня торжественное собрание своих членов.

Да, неудержимо протекло время! Ему уже стукнуло восемьдесят лет, из них большую половину он отдал Географическому обществу. Подумать только, пятьдесят лет назад, в такой же зеленый день, он приближался к Тянь-Шаню. Был молод, здоров, силен. Был обуян любовью к жизни и творчеству.

Петр Петрович подошел к зеркалу. Совершенно снеговая голова, такие же бакенбарды, густая сеть морщин на лице. Впалые щеки, желтый от возраста лоб. Он поднимает перед зеркалом руку, растопыривает пальцы. Пальцы мелко дрожат – не от болезни, от старости. И лишь одни глаза – черные, ясные – сохранили молодой блеск. Он устал стоять перед зеркалом, опустился в кресло. Опять посмотрел на дряблые руки. Десятки тысяч книг, документов, рукописей перевернули бедные старые руки.

Он прямо с креслом повернулся к столу. Огромный ворох приветственных телеграмм, писем, визитных карточек. Поздравления идут уже несколько дней, и нет им конца. Как будто ему сейчас очень нужен этот поток хвалы. Петр Петрович взял первое попавшееся письмо. На конверте – томский штемпель, знакомый почерк. Григорий Потанин.

От чистосердечного Потанина можно ожидать только светлых слов. «Мне всегда приятно вспоминать, что мои надежды когда-нибудь увидеть берега Куку-Нора вырастали в вашем кабинете. Кусочек вашей азиатской программы вы предоставили и мне».

Петр Петрович отложил письмо Потанина. Вот и Григорию за семьдесят лет, а не стареет. Что еще принесла почта, кроме поздравлений? Юбилейные поздравления похожи на похоронные речи. Покойник был человеком, таланты и добродетели которого… Из массы писем он вытаскивает узкий длинный конверт. Осторожно разрезает его костяным ножом.

Письмо от московского богача Федора Павловича Рябушинского. Рябушинский предлагает снарядить на его средства географическую экспедицию на Камчатку. Интересное предложение. Надо использовать деньги богача на Камчатскую экспедицию. Еще в прошлом году в Географическое общество обращался молодой ботаник Владимир Леонтьевич Комаров. Просил послать его для исследования Камчатки. У общества, как всегда, не было средств, пришлось отказаться от предложения Комарова.

Забыв про свой юбилей, он садится за письмо московскому богачу. Рассказывает Рябушинскому об истории Камчатки, о необходимости изучать этот примечательный, своеобразный край земли русской. «Камчатскую экспедицию должен возглавлять умный, знающий человек. Такой человек есть – ботаник Комаров. Приезжайте в Петербург, милостивый государь, мы быстрехонько договоримся по всем деталям путешествия».

Петр Петрович доволен. Предложение Рябушинского – славный подарок Географическому обществу. Сам Рябушинский собирается участвовать в экспедиции как охотник. Ему хочется пострелять диких гусей в камчатской тайге. Пусть стреляет. Общество не может отказаться от его неожиданной помощи.

Утренний свет переливается на голландских картинах. Смутно поблескивают стеллажи с насекомыми, шкафы с книгами. Портрет Пржевальского словно призывает к новым странствиям. «Не щадите ни сил, ни здоровья, ни самой жизни, если потребуется послужить науке и славе дорогого отечества». Так написал Пржевальский на портрете, подаренном когда-то Петру Петровичу.

Он глубоко вдыхает утренний воздух. А славно жить на земле, даже когда тебе восемьдесят! Еще можно кое-что сделать. Многое можно еще сотворить. Организовать Камчатскую экспедицию, например. Построить новый дом Географического общества хотя бы. Дописать свои мемуары. Чем больше вспоминается незавершенных дел, тем неотложнее и важнее они. Жизнь не признает старости, она требует постоянного действия. Труда и душевной радости требует жизнь. В голове прозвучала поэтическая строка: «Признаю тебя, жизнь, принимаю. И приветствую звоном щита!» Умирающие гладиаторы звенели щитом в честь буйной жизни Рима. Это по преданиям древней истории. Поэт же говорит о каждом человеке, уходящем из жизни и приветствующем новые поколения.

Неслышно входит Елизавета Андреевна. Кладет перед ним новую почту. Целует в лоб, строго журит:

– Ты бы хоть сегодня отдыхал.

– Я и так ничего не делаю, Лиза.

Они смотрят друг на друга и понимающе смеются. Жена уходит, он бегло просматривает приветственные телеграммы, письма: «Эко сыплют поздравлениями. Что тут еще?»

Со славным пятидесятилетием путешествия на Тянь-Шань поздравляют своего почетного члена Российская академия наук и Академия художеств.

Своего почетного члена в этот день приветствуют Московский, Петербургский, Юрьевский, Киевский университеты, Лондонское, Венгерское, Мадридское, Итальянское, Нидерландское, Румынское, Женевское, Бременское, Антверпенское географические общества.

Шлют поздравления своему почетному, действительному, непременному члену Московское общество испытателей природы и Международный статистический институт, Болгарское энтомологическое дружество и Шведское общество антропологии и географии, Американское географическое общество и Петербургский ботанический сад, Географический комитет Португалии и Общество изучения Амурского края, и Русское горное общество, и прочие, и прочие..

Сегодня почему-то грустно лауреату многочисленных премий, кавалеру отечественных и иностранных орденов, старейшему русскому сенатору, всемирно известному географу. Может, оттого грустно, что он на пороге девятого десятилетия своей жизни.

Он поднимается из-за стола и во фраке, при всех регалиях, похожий на золотой иконостас, идет к стеллажам.

Новый, неизвестный вид муравья привлекает его внимание. Он бережно вынимает насекомое, но в кабинет входит Вениамин Петрович.

– Пора собираться на юбилейный вечер…

Рука с крошечным муравьем вздрагивает, почетный член 66 академий, университетов, ученых обществ мира падает на пол. Сын бросается к нему:

– Что с тобой, отец?

– Отойди в сторону. Я обронил ножку муравья…

О его страсти к коллекционированию знают не только родные и близкие. Про эту страсть сочиняются смешные анекдоты. Очевидцы рассказывают:

– С Петром Петровичем опять история приключилась. На аукцион, где картины продавались, он опоздал. Явился, когда там покрикивали:

«Кто больше? Два! Кто больше?..»

Петр Петрович, уверенный, что продают картину, набавляет цену. И получает египетский саркофаг…

– При всех регалиях, при андреевской-то ленте через плечо в базарной лавчонке по грязному полу ползает. Старые картины в лупу разглядывает.

– Что за картина?

Хозяин глаза отводит – картина скабрезного содержания. Петр Петрович краску ногтем поскреб.

– Беру эту вещицу. На вечную красоту пошлость наслоена, но я ее смою.

Знаток. Купил. Редчайшая, говорят, картина…

Его уже давно перестали называть по фамилии, величать вашим превосходительством. «Петр Петрович сказал», «Петр Петрович посоветовал», «Сходи-ка, сударь, к Петру Петровичу»…

Члены Географического общества, представители ученого петербургского мира приветствуют его на торжественном собрании. С трибуны раздаются слова восторга, перечисляются его заслуги.

– Наш дорогой, отзывчивый, удивительный, талантливый, – повторяют ораторы.

Он кусает губы, морщится, пытаясь скрыть недовольство. Слишком много слов в превосходной степени.

– Наш замечательнейший Петр Петрович обладает искусством пробуждать лучшие человеческие качества, укреплять веру в себя, находить свои пути. Петр Петрович открыл Потанина, Валиханова, Пржевальского, других выдающихся путешественников…

«О чем они говорят? – думает он. – Таланты открывают себя сами. Таланту можно только помочь. Куда там – открыл Пржевальского! Он бы и без меня стал Пржевальским».

– Петр Петрович любит и умеет выражать себя в учениках…

«Как же это понимать? – продолжает он думать. – Выражать себя в своих учениках?»

– Идеи Петра Петровича оплодотворили многих его последователей…

С высоты восьмидесяти лет он может усомниться в правде слов, произносимых ораторами. Ничего не скажешь, приятно, что современники славят его. Но нельзя же питаться одними пирожными. Вот если бы сбросить лет сорок с собственных плеч. И отправиться по горным тропам Тянь-Шаня. Дышать бы разреженным воздухом перевалов, любоваться сизой зыбью иссык-кульских вод. Висеть бы над бездонными ущельями. Путник, идущий над пропастями Тянь-Шаня, помни, ты лишь слеза на реснице…

Зал с напряженными лицами отодвигается. Перед ним возникают Киргизская степь, илийские густые, в рост человеческий, травы. Сотрясают землю табуны кобылиц и неисчислимые овечьи отары, на тугом песке следы тигров и кабанов. Цветут серебристые джиды, похожие на шатры, онемевшие в знойном воздухе. В небе плывет на распластанных крыльях беркут. Беркут видит и степь и далекую, еле уловимую снежную стену Небесных гор.

Небесные горы растут и приближаются – протяни руку, и прикоснешься к вечным вершинам…

А председательствующий читает царский указ, и голос его особенно торжествен:

– В честь пятидесятилетия со дня путешествия на Тянь-Шань отныне и навсегда к имени Петра Петровича Семенова присоединяется титул Тян-Шанский…

Зал взрывается аплодисментами. Раздаются приветственные Возгласы, вздымаются руки, сияют глаза. «Отныне и навсегда», – повторяет шепотом Петр Петрович и видит не бушующий зал, а Небесные горы с вершиной Хан-Тенгри. И зеленую ветку с красным огромным яблоком – символом зрелости и красоты тянь-шаньской природы…