Текст книги "Семенов-Тян-Шанский"

Автор книги: Андрей Алдан-Семенов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

Но, как и прежде, самое значительное место в научной деятельности Семенова занимают перевод «Землеведения Азии» и дополнения к нему.

Дополнения к труду Карла Риттера давно уже стали самостоятельным географическим произведением. Научные представления об Азиатском материке и расширились и углубились благодаря работам вице-председателя.

Одно за другим стираются «белые пятна» Азии с географических карт земли. Знаменитые экспедиции Пржевальского, Потанина, Певцова, братьев Грум-Гржимайло, Громбчевского, Валиханова и самого Семенова выдвигают Русское географическое общество в первый ряд мировых научных центров.

Члены общества выступают на международных конгрессах, участвуют в разработке географических вопросов, имеющих международное значение. Устройство полярных станций, определение первого меридиана земли, карта земного шара – эти вопросы мировой географии теперь просто немыслимо решать без русских ученых.

Европейские географы и путешественники предлагают свои услуги обществу. По приглашению вице-председателя в Россию приезжают Норденшельд, Нансен, Амундсен, Свен Гедин, Шеклтон, Бонвало. Они читают доклады о своих экспедициях, научных достижениях, сотрудничают в изданиях общества.

Своей изумляющей и блистательной деятельностью Географическое общество обязано целому созвездию талантливейших ученых. Но душой всех дел являлся вице-председатель. Его энергия и направляющая мысль чувствовались во всем.

Петр Петрович Семенов и Географическое общество в глазах современников становились понятиями неразделенными и неразделимыми.

Глава 24
ЗОВ ПРИРОДЫ

Как быстро растут сыновья!

Давно ли он был озабочен покупкой игрушек, а теперь говорит с сыновьями о выборе жизненного пути, о судьбах России, о науке. Они спорят с ним, не соглашаются. Иногда ему кажется, что он читает в глазах сыновей: «Ты, отец, человек неплохой, но время твое прошло». Известная подозрительность стареющих отцов. А все-таки как незаметно и устрашающе течет время! Старший сын Дмитрий уже заканчивает университет. Средний, Андрей, видно, унаследовал частицу отцовской натуры: он решил посвятить себя энтомологии.

Петр Петрович доволен выбором Андрея. Сам он тоже любит науку о насекомых. Живопись и энтомология – два увлечения, которым он отдал уже много лет жизни.

Третий его сын, Вениамин, собирается стать географом. Измаил и Валерий ходят в гимназию, Ольга – в музыкальное училище. Самый младший, Ростислав, обещает быть талантливым художником. Его пейзажи выразительны и впечатляющи. Они живописны и дышат русской природой. Что ж! В роду Семеновых будет и художник.

После разнообразнейших дел в Географическом обществе Петр Петрович отдыхает дома. Он, как и жена, не любит парадных приемов и выездов в свет. В редкие свободные часы он систематизирует свою энтомологическую коллекцию.

А коллекция чешуекрылых растет с необыкновенной быстротой. Старый просторный особняк на Васильевском острове заполнен стеллажами – в сотнях ящиков насекомые России и Азии. А новые экземпляры все поступают.

Северцев подарил целое «собрание» среднеазиатских жуков.

Из Монголии шлет свои подарки Потанин, с Кавказа энтомолог Комаров. Пржевальский собирает для него насекомых в Центральной Азии, Певцов – на Южном Алтае, Регель – в горной Бухаре.

Энтомологические коллекции Петра Петровича представляют огромную территорию от Сахалина до Кавказа, от Урала до Гималаев.

В первые годы петербургской жизни Петр Петрович выезжал на дачу за город, но слишком многолюдно и шумно было в Царском Селе. Скоропостижная смерть Заблоцкого-Десятовского – его друга и тестя – заставила Петра Петровича перевезти семью в маленькое поместье Гремячку.

Гремячка, расположенная на берегу тихой Рановы, стала его постоянным летним местожительством. Урусово он продал.

Семья собиралась в деревню задолго до отъезда, шумно, весело, хлопотливо. Особенно радовался сам Петр Петрович.

Его радужное настроение нарастало, когда тарантас катился по зеленому проселку. Июньское утро встречало его торжествующим великолепием, свежестью красок, запахами рязанских полей. Свежела душа, легко и свободно стучало сердце. Никогда он не видел такого мягкого переливчатого рассвета, нежного сияния луж, влажной духовитой полыни. Ястреб вылетел из-под колес и быстро-быстро махал красными от зари крыльями. В небе, тоже розовые, заливались жаворонки, по обочинам дороги распушилась хлопушка. Ее вздутые чашечки подмигивают из травы; ударь по чашечке, и она щелкнет, как пистолетный выстрел. По лесным опушкам темно-лиловыми островками замерли цветы иван-чая, в оврагах над родниками созревает ежевика.

Петр Петрович спускается в лог. Сочная осока скрипит под ногами, листья папоротника задевают лицо. Пестрая бабочка промелькнула над ним, он провожает ее пристальным взглядом. Сосны редеют, бор кончается обрывом.

Под ногами Петра Петровича лениво раскинулся синий плес Рановы.

Гремячинское лето он посвящает энтомологии, главным образом ей. Азарт в собирании насекомых заражает его милой жадностью. Он сообщает Андрею сенсационную новость: «Ко мне в кабинет залетела „кикинделла германика“». Советует сыну пойти на берег Рановы. «Там, в овраге, под плоским камнем живет семейство необыкновенных жуков». Расстроенная жена говорит, что в усадьбе поселилась норка и уничтожила дюжину цыплят. Он недоуменно смотрит на жену, оторвавшую его от коллекции насекомых. «Норка ворует цыплят? И вы до сих пор не поймали? И не поймаете. Она непобедима, как буры в войне с англичанами».

По вечерам он закрывается с сыном в кабинете. Со стеллажей снимаются ящики с хрупкими чешуекрылыми. Один, пятый, десятый.

Петр Петрович любуется прозрачной, словно сотканной из лунного света, болотной переливницей. На ее крылышках мерцают семь агатовых и четыре рубиновые точки. Рядом с переливницей полосатые зефиры, хвостоносцы Маака, индийские адмиралы, черно-красные махаоны, зеленые парусники.

Петр Петрович сидит неподвижно. Сын сменяет ящик за ящиком, осторожно ставя их на стол. Зрачки отца сверкают остро и твердо, в центре их – желтые искры. Его глаза умеют следить за букашкой, ползущей по стебельку медуницы, за куколкой, спящей в сосновой коре, за голубянками, рождающимися в тине болот.

– Эту красавицу прислали из уссурийских лесов, – подает Андрей бело-розовую, похожую на морскую раковину бабочку.

– Почти все красивые бабочки – вредители, – отвечает Петр Петрович. – Красота в мире чешуекрылых – опасная красота. Махаон уссурийский уничтожает укроп и морковь, а голубянка весенняя – бич бобовых. Хвостоносцы Маака злодействуют в ореховых лесах, альционы губят дубовые рощи. – Петр Петрович отодвигает от себя ящик. Продолжает тихо, зная, что сын – весь напряженное внимание. – Энтомология должна не просто классифицировать насекомых, ее обязанность – выяснять, какую пользу, какой вред приносят они природе. Знаешь ли ты, что хвостоносцы Маака спасают соевые поля от желтянки-авроры? Белянка, пожирающая барбарисовые листья, враждует с аргусом – вредителем огородных культур? В природе все закономерно. Многочисленные тайны ее ждут своих исследователей. Я уже стар и не успею что-нибудь сделать для энтомологии. Остается надеяться на молодых натуралистов, на тебя, Андрей…

Отец и сын продолжают созерцать свои сокровища. Уже давно наступил вечер. За окном настороженно шепчутся старые липы, воробьиное чириканье падает в тишину. А перед глазами Петра Петровича все мелькают и мелькают коллекции.

Густо-зеленые с розовыми узорами, желтые с перламутровыми брюшками, белые, озаренные синими огоньками, синие в белых искрах бабочки соединяются в одно причудливое бесшумное облако. И облако это незаметно растет, заполняя старый кабинет.

Петр Петрович отрывается от коллекций, глядит в окно.

В глубину Рановы опускается необыкновенный цветной ковер, сотканный из барбарисовых белянок, болотных переливниц, глазчатых бархатниц, южных лимонниц, коричневых аполлонов, индийских адмиралов, реликтовых мидорфий. Ковер трепещет, излучая свечение, касаясь воды.

Петр Петрович протер глаза – ковер исчез. Только тяжело чернела Ранова, а небо над ней было пепельным и пустынным.

Ночью, когда в доме полная тишина, он при пальмовой свече продолжает работу, подготовляя к изданию новый том «Землеведения Азии». Пишет к нему свои добавления о Восточной Сибири – озере Байкале, прибайкальских странах, Гобийской пустыне.

Иногда, вперемешку с научными трудами, ведет дневники. Тогда воспоминания детства обступают его. Он опять видит себя маленьким мальчиком. Он вспоминает: «Манили меня к себе крутые скалы и обрывы глубоких ложбин и оврагов… Мне казалось, что я открыл на окраине нашего поместья местность, никем не виданную и никому не доступную». Красота скромной русской природы кажется ему лучше самых ярких тропических ландшафтов. И русская весна, и таяние снегов, и апрельские эфемерные воды, и зеленая дымка лесов ни с чем не сравнимы. «Деревья начали быстро, не по дням, а по часам одеваться: одни светлой зеленью, а другие белоснежными бледно-розовыми цветами… Все это уносило меня, одинокого и безотрадного, в какой-то чудный поэтический мир…»

Он улыбнулся в сивые бакенбарды, потянулся до хруста в костях. Долго ходил по кабинету. Перебирал на столе рукописи, корректурные листы, журнальные вырезки. Открыл окно в июньскую ночь. И опять могучий зов природы послышался ему в глубине, июньского сада.

Он вылез через окно в сад.

Серая мгла еще стелется между березами и липами, от цветочных клумб несет острыми запахами.

Гремячинский сад так же огромен, как сад проданного Урусова. Яблони, парники, виноградные лозы, многочисленные клумбы. Широкая липовая аллея рассекает сад на две половины и упирается в мостик через Ранову. С правой стороны сад обрезают канавы, заросшие крапивой, слева поле помещицы Дарьи Дмитриевны. Поле все в васильках и полыни – у помещицы некому обрабатывать землю.

Петр Петрович топчет полынь и васильки. Он их любит, но только не в поле. Как бесполезно пропадает земля! Он оглядывается на собственный дом. Крыша белеет сквозь зелень. Строился дом добротно, на постройку шли могучие сосновые бревна, двери похожи на подъездные ворота. Можно подумать, что дом строил незабвенной памяти Собакевич. Словно по его грубой фантазии, к дому притулились два крыльца, одно высокое, с многочисленными ступеньками, другое – низкое, без ступенек.

Через ржаное поле он идет в заливные луга Рановы. «Трава по пояс, скоро косить». Озеро в белых и желтых лилиях пузырится и почмокивает – на отмелях кормятся сазаны. «Надо побаловаться удочкой». На ветке старого дуба что-то блеснуло ярко и жирно, как золотой самородок. «Жужелица. Великолепный экземпляр из рода „карабюсе сестрешери“». Он прячет жужелицу в спичечный коробок. Луга переходят в чернолесье – береза, осинник, заросли лесного ореха. Всюду сухостойник, сгнившие деревья. Этот лес тоже принадлежит помещице, он гибнет на корню, но помещица запрещает собирать дрова. Сутяжница и сквалыга замучила мужиков штрафами за потравы, за рубку дров.

Брезжит заря. Тихо. Тепло. Просторно.

В запахе подорожника чудится все тот же неистребимый всепокоряющий зов природы.

На живую и мертвую природу Петр Петрович смотрел прежде всего как ученый. Страсть коллекционирования насекомых стала научной целью. Постепенно его коллекции превратились в грандиозное собрание. Семьсот одна тысяча экземпляров этого ставшего знаменитым «семеновского собрания насекомых» были подарены его сыном Андреем Петровичем Зоологическому музею Академии наук.

А пока же Петр Петрович жадно и весело ищет жуков и бабочек. Он пишет краткое руководство по их сбору. Всем уезжающим в экспедиции он дает энтомологическое снаряжение и советует, как собирать насекомых. Расходует личные деньги на поездки молодых энтомологов по России. Устанавливает связи с энтомологами Европы и Азии, приобретает у них новые коллекции.

Русские и заграничные ученые пользуются его коллекцией для своих работ. Коллекция становится необходимой каждому, кто изучает российскую и азиатскую фауну. По общему признанию ученых, с «семеновским собранием» не могли соперничать самые богатые коллекции европейских и американских зоологических музеев.

Русское энтомологическое общество избирает Семенова своим президентом.

Семенов добивается от царского правительства денежных субсидий для общества. По его инициативе выходит «Русский энтомологический вестник».

Четверть века деятельность общества поддерживалась и направлялась его президентом.

Общество учредило три премии имени Семенова. На соискание премий представлялись самостоятельные исследования и труды только русских энтомологов.

Своей деятельностью Петр Петрович вызывал интерес к энтомологии в России. Появились новые исследователи русской природы, и они с гордостью называли себя учениками Семенова.

Глава 25
СЕЛО МУРАЕВИНО

Мураевино расположено на берегу Рановы, в нескольких верстах от Гремячки.

Это большое базарное село – центр волости – знакомо Петру Петровичу с детских лет. Он знает жителей и Мураевина и всех деревень. А волость насчитывает двадцать сельских общин, объединяющих восемьсот крестьянских дворов.

Петр Петрович бывал в Мураевине и в будни и по базарным дням. Каждый раз, когда он появляется в селе, его окружают мужики, бабы, подростки, старики. Жалуются на тяжелую жизнь, на свои беды, просят помощи, совета.

Вот и сегодня на церковной площади его окружила толпа. Полуслепой старик (на груди у него медная бляха с надписью «Застраховано от огня в Российском страховом обществе») сует Петру Петровичу бумажный листок.

– Мужики просят тебя передать царю-батюшке жалобу. Земли у нас – куренка выпустить некуда, подати платить нечем, совсем в разор вошли. Помоги за ради Христа. Мы, правда, такую же бумагу королю датскому послали, может, и он замолвит за нас слово перед государем. Как-никак, а тестем государю приходится…

Рыжебородый мужик-погорелец просит бревен для избы. Молодая баба жалуется, что у нее сдохла коровенка, детишки сидят без молока. С кем бы он ни разговаривал – все одни и те же скорбные темы: не хватает земли, душат подати и недоимки, выкупные платежи и всевозможные земские сборы. У помещиков – лучшие земли, выгоны, луга, водопои, лесные угодья. Растет число безлошадных дворов. Многие мужики уходят из деревень на промыслы, на строительство железных дорог, в город.

А в деревне появились новые хищники. Кулаки, лавочники, ростовщики опутывают паутиной кабальных отношений безземельного, безлошадного бедняка. Растет безудержная эксплуатация батраков.

Все это замечает Петр Петрович. В своих поездках по окрестным деревням, при встречах с мужиками выясняет он, как действуют новоявленные хищники.

Несуетливо, без спешки знакомится он с сельскими общинами Мураевинской волости, куда входит и его Гремячка.

В волости восемьсот дворов. Петр Петрович обошел все восемьсот, перезнакомился с каждым мужичьим двором.

Он пересмотрел уставные грамоты, постановления волостных и сельских судов, окладные листы по всем двадцати общинам. Обошел сотни усадебных и полевых участков, которые являлись «земельным наделом» освобожденных крестьян.

Упадок натуральных отношений, разложение крестьянства, рост деревенского пролетариата, господство помещика и кулака вскрывались в обширных материалах, собранных Семеновым.

Строгий язык цифр, фактов, уставных грамот, окладных листов, дворовых книг говорил: Мураевинская волость типична для всей пореформенной крестьянской России.

Петр Петрович решил написать экономическо-статистическое исследование о Мураевинской волости. Он с жаром принялся за эту сложную работу. Кончились прогулки по гремячинсхим лесам, поиски жуков и бабочек, сбор трав и цветов.

Он писал главу за главой, придавая своему новому труду не только экономический, но и географический характер. В главе «Общий обзор волости» он рассказал о том, как живут, работают и что имеют от земли и своих трудов мураевинские крестьяне. «Доходов, получаемых крестьянами волости с земледелия на надельных, собственных и даже наемных землях, вообще недостаточно, за полным обеспечением собственно существования крестьян волости, на уплату всех выкупных платежей и налогов, на них лежащих», – приходит к печальному выводу Петр Петрович.

Со строгой точностью истинного ученого Семенов прослеживает общинные и бытовые порядки, экономику, жизнь, трудовые отношения крестьян. Он рассказывает о численности населения, о его составе, системе земледелия, скотоводства. О том, как обеспечивает себя крестьянин хлебом и сколько продает зерна на рынке. Описывает богатые усадьбы кулаков, их обширные огороды и сады, хозяйственные постройки и пятистенные избы. А рядом с усадьбами деревенских богатеев показывает курные избушки с прогнившими крышами, повалившимися плетнями, жалкие клочки земельных наделов.

«Мураевинская волость» на фактах и примерах вскрывала классовое расслоение русского крестьянства. Исследование Семенова резко отличалось от работ экономистов и статистиков. Если труды Скребицкого, Даниельеена, Головачева представляли собою собрания фактов различного значения, то «Мураевянская волость» давала общие выводы о жизни пореформенной деревни.

«Мураевинская волость» вышла в свет в 1880 году. Новая работа Петра Петровича опять привлекла внимание Карла Маркса. По мнению Маркса, исследование Семенова характеризовало экономическое положение крестьян, пользование общинными и усадебными землями, полевыми наделами, а также крестьянские бюджеты, повинности, платежи.

Маркс испестрил поля книги своими замечаниями о молодой деревенской буржуазии, о паразитизме рязанских помещиков. Подчеркнув слова Семенова о том, что мураевинские крестьяне вынуждены брать у ростовщика ссуды за большие проценты, Маркс гневно написал: «120 процентов в год! Такой паразит взимает процент непосредственно!»[6]6
  Архив Маркса и Энгельса, т. 12, стр. 126–127.


[Закрыть]

Петр Петрович обстоятельно рассказывал, как быстро разоряется мураевинский мужик. Он говорил о том, что у бедняка земля отобрана за недоимки или же он сдает ее в «люди». А хозяин бедного двора определяется в пастухи или батраки, детей отсылает на заработки. У бедняка «нет никакого дохода, а есть постоянный дефицит, пополняемый нищенством».

Проанализировав семеновские строки, Маркс саркастически заметил: «Хорош результат общинного владения землей! Положение общин одной и той же волости столь же различно, как и положение различных крестьян в одной и той же общине.

Интересно сопоставить (различные) общины, потому что из этого сопоставления видно, между прочим, как большее или меньшее благосостояние определялось тем положением, в котором они находились соответственно еще во времена крепостного права…»[7]7
  Архив Маркса и Энгельса, т. 12, стр. 126, 128.


[Закрыть]

О земельных наделах, выделенных крестьянам во время реформы, Маркс отозвался: «При этом крестьянам была оставлена отнюдь не лучшая земля. Например, в 3 однопоместных общинах у крестьян отобрали луга и ближайшие пашни. В действительности все было перетасовано и перестроено в интересах помещика, а не крестьянина…»[8]8
  Архив Маркса и Энгельса, т. 12, стр. 127.


[Закрыть]

«Мураевинская волость» помогла Марксу изучать буржуазное содержание и крепостнические черты крестьянской реформы и классовую борьбу в после-реформенной русской деревне.

Через девятнадцать лет после Карла Маркса, работая над своим произведением «Развитие капитализма в России», Ленин также обратился к «Мураевинской волости». Он ссылался на труд Семенова как на авторитетный источник. Ленин трижды выделял и подчеркивал бюджетные исследования Семенова, называл его труд в числе тех, которые «выгодно отличаются тем, что характеризуют отдельные группы крестьян».

Семенова опять потянуло к путешествиям. Пусть не к таким далеким и трудным, как на Тянь-Шань, по к путешествиям. Вместе с сыном Андреем он посетил Крым, Кавказ, Урал. С ним исколесил почти все центральные губернии, с ним же отправился на открытие Закаспийской железной дороги. Побывал в степях Сыр-Дарьи, пополняя свои обширные энтомологические коллекции.

В этих поездках у Петра Петровича зародилась мысль создать путеводитель по России.

Первоначально скромная мысль расширилась, засверкала новыми гранями, обросла подробностями. Нужен ли русскому интеллигентному обществу уютный, карманный «бедекер» с тихими радостями природы, с комфортом дорожных странствий? Вряд ли, едва ли.

Русские люди должны знать Россию во всей ее величавой пространственности. О всех ее морях, реках, горах, о всех степных и лесных привольях. О всех губерниях, уездах, волостях, о всех племенах ее населяющих, об их истории, занятиях, обычаях, религиях и законах. Нужна своеобразная энциклопедия России в ее земельном, историческом, племенном, экономическом и бытовом отношении.

Семенов увлекает своей идеей петербургского издателя Вульфа. Он говорит ему:

– К составлению путеводителя мы привлечем лучших ученых, писателей, художников России. Я обещаю вам это, Маврикий Осипович…

Сто выдающихся деятелей науки и литературы получают от Петра Петровича особые приглашения. Большинство их откликается на призыв Семенова. Петр Петрович опять разговаривает с Вульфом.

– Вот видите, я же знал – никто не откажется участвовать в издании путеводителя. Мы назовем его «Живописной Россией».

– Салтыков-Щедрин отказался, – хмуро ответил Вульф. – Прочтите его ответ…

Петр Петрович читает письмо знаменитого сатирика, хорошего приятеля своей юности. Теперь он очень редко видит Салтыкова-Щедрина.

«Милостивый государь, Маврикий Осипович! Никогда не занимавшись этнографическими работами, я должен отказать себе в удовольствии принять участие в предложенном Вами издании „Живописная Россия“».

– Вы же знаете, Михаил Евграфович большой оригинал, – продолжал Вульф. – На днях я беседовал с ним о «Живописной России».

«За трудное издание вы взялись, – сказал он. – Шутка ли – описать всесторонне Россию! Для этого мало ста литераторов и ученых. По-моему, вы хоть тысячу литераторов и тысячу ученых разошлите по стране, они и тысячной доли России не опишут».

Я возразил ему. Я даже показал Михаилу Евграфовичу двухтомное издание французов Артамова и Арманго «Россия – ее история, памятники древности и быт».

«Всю Россию втиснули в два тома! Это только одни французы могут. Они напишут, что русские свечки едят, водку бочками пьют, сморкаются в полы своих сюртуков, и думают, что охарактеризовали весь русский народ. А нам так нельзя. Мне кажется, об одном подмосковном селе надо писать полтома. Но вашу идею я одобряю. „Живописная Россия“ – это хорошо, это нужно! Так и передайте Петру Петровичу – хорошо!»

Петр Петрович только пожалел, что великий писатель земли русской отказался писать для «Живописной России». Но то, что Салтыков-Щедрин одобрил идею его путеводителя, было приятно и дорого ему.

Вульф выпустил семнадцать томов семеновского путеводителя под общим названием.

ЖИВОПИСНАЯ РОССИЯ ОТЕЧЕСТВО НАШЕ

под общей редакцией

П. П. Семенова,

вице-председателя императорского

Русского Географического общества.

Это были в роскошных малиновых переплетах, изузоренные вязью рисунков, украшенные резанными по дереву гравюрами, репродукциями с картин лучших художников, с приложением географических карт и схем объемистые тома.

Члены Географического общества, Академии наук, многих научных обществ, любители природы, краеведы, писатели, художники участвовали в создании этой грандиозной географической эпопеи. Сам Петр Петрович выступал в «Живописной России» с очерками «Небесный хребет» и «Заилийский край».

Он написал также статьи о Крайнем Севере Европейской России в его современном состоянии, об Озерной, Литовской, Белорусской областях, об экономическом состоянии Западной Сибири и Финляндии.

В своих очерках и статьях, опубликованных в «Живописной России», Семенов давал географическую и хозяйственную оценку областей. Он рассматривал природные и исторические условия, взаимодействие природы и человека.

Вот он рассказывает читателю о Крайнем Севере Европейской России – Архангельской и Вологодской губерниях. «Область эта, которую можно было бы назвать также Беломорской, почти совпадает в пределах Европейской России с бассейном рек Северного океана».

Описав границы Крайнего Севера, Семенов анализирует хозяйственную деятельность населения, исторические пути развития Крайнего Севера. И результат анализа: Беломорская область «развивается настолько же туже и медленнее, чем в других естественных областях Европейской России, насколько прирастает туже и медленнее численность населения Крайнего Севера».

И наконец, заключение, звучащее невольным приговором равнодушию, скудоумию, творческому бессилию русского самодержавия. «По мере того, как росло Русское государство, приобретая на западе, юге и востоке и отчасти колонизируя все новые и новые области, относительное значение Беломорской области для России все более и более умалялось. И в среде умножающейся семьи родных и приемных детей, возвращенных, колонизированных и завоеванных краев и областей, гораздо более богато наделенных дарами природы, суровый и относительно бедный и малолюдный северный край остался как бы забытым и до некоторой степени заброшенным пасынком».

Во всех семнадцати томах уникального географического путеводителя Семенов присутствовал как автор, редактор, составитель. Каждый очерк, статья, рисунок, географическая карта были просмотрены и одобрены им.

«Живописная Россия» долго была энциклопедией для всех, кто интересовался географией, историей, жизнью народов, населяющих величайшее из государств.