Текст книги "Новый старый 1978-й. Книга седьмая (СИ)"

Автор книги: Андрей Храмцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

– А почему? У нас же нет там промежуточной посадки.

– Проблемы с двигателем. Устраним их и полетим в Нью-Йорк. Не волнуйся, всё будет хорошо.

Нам привезли обед, но есть особо не хотелось. КВС, как мы и договорились, никому ничего не сказал, даже стюардессам. Катя на меня посматривала, пытаясь понять, о чем я говорил с командиром, но я делал вид, что ничего серьёзного не случилось. Хотя когда отключили второй двигатель, это я сразу почувствовал, а вот Солнышко ничего не заметила. Значит, и остальные пассажиры на это не обратили никакого внимания. Главное, своевременно удалось не допустить возгорания, которое уже ни от кого не скроешь.

Но вот КВС объявил по внутренней связи, что над Нью-Йорком бушует сильная гроза и они изменили курс, чтобы сделать промежуточную посадку на аэродроме Гандера. Народ заволновался. Серега посмотрел на меня и я ему кивнул, мол всё нормально и так и должно быть. Он видел, что я уходил за шторку, отделяющую два туалета от салона. Правда, я уходил со стюардессой, а потом она почти сразу вышла, а я ещё там оставался несколько минут.

Катя начала догадываться, после сообщения по громкой связи, о чем мы говорили с КВС и хотела меня спросить о чём-то, но я мотнул головой и она поняла, что сейчас не время для расспросов. После того, как она увидела моё новое удостоверение, она стала смотреть на меня с неким затаённым восхищением.

Солнышко тоже поняла, что я ей что-то не договариваю после того, как передали сообщение об изменении маршрута. Она спросила:

– Точно ничего страшного не случилось?

– Абсолютно. Командир отключил один из четырех двигателей, чтобы его не заклинило. Поэтому сядем в Гандере и командир займётся ремонтом.

– А ты здесь с какого бока?

– Я же здесь старший по должности, – соврал я. – Меня поставили в известность и всё.

– Понятно, что ничего не понятно. Но когда мы будем садиться, я возьму тебя за руку, как раньше. Что-то мне тревожно.

– Да хоть за обе возьмись. Я тебя уверяю, тревожиться не о чем.

В качестве убедительного аргумента для подтверждения своих слов я её поцеловал и она успокоилась. Лучше поцелуя, в качестве средства для успокоения разволновавшихся девушек и детей, ничего на свете нет. Проверено на личном жизненном опыте. Солнышко преданно и с любовью в глазах посмотрела на меня и сказала:

– Я тебя люблю.

– И я тебя люблю.

Загорелось табло и мы пристегнули ремни. Ну всё, теперь от меня ничего уже не зависит. Солнышко, действительно, взяла меня за руку, но не из страха, а по привычке. Ей так было комфортней и спокойней. Мы вынырнули из облаков и иллюминаторе показалась земля. В дали показался остров, который к нам стремительно приближался. Потом мы увидели взлетно-посадочную полосу и самолёт пошёл на посадку. Аэродромные службы были заранее предупреждены о наших проблемах, поэтому нас уже ждали около двух десятком спецмашин, большинство из которых были пожарными.

Шасси коснулись земли и самолет очень медленно стал снижать скорость. Если принять общий реверс тяги при торможении за сто процентов, то мы сейчас тормозил только тремя четвертями от необходимого. Секунды бежали очень медленно, но неумолимо. Казалось, что мы никогда не остановимся. Но вот мы стали плавно замедляться, а потом, наконец-то, самолёт замер и все дружно зааплодировали. Это от радости и от нервов. В 1979 году выйдет на экраны фильм «Экипаж», который будет нам потом напоминать сегодняшнюю посадку. Конечно, здесь землетрясения и селевого потока не было и пробоину в хвосте мы не получали, но я хорошо помнил этот фильм, поэтому немного нервничал, когда мы садились. Но виду не показывал, чтобы не нервировать ещё и Солнышко. У меня перед глазами стояли, полные напряжения и трагизма, кадры из фильма и диалог двух пилотов:

– Тормоза!!!

– Не тормозимся!!!

– Тормоза!!!

– Не тормозимся!!! Юз!

– Тормоза!!!

– Не тормозимся!!!

– Переложить реверс!

– Хвост оторвет!

Всем сказали оставаться на своих местах, а взволнованная Катя подошла ко мне и сказала, что меня зовёт к себе КВС.

– Солнышко, – обратился к своей подруге, – я пошёл к командиру, а ты не скучай.

– Это надолго? – спросила она, понимая, что я, почему-то, очень нужен там.

– На час, не больше.

Я её поцеловал и проследовал за Катей. Командир разговаривал о чём-то со штурманом, а увидев меня, сказал:

– Сели нормально. Полосы хватило, но как я и говорил, впритык. К нам едут пожарные машины. Что будем с ними делать?

– Пожара нет, так что эти сразу отправляем назад. Нам нужно дозаправиться и провести противообледенительную обработку воздушного судна. Вы сказали, что разбираетесь в авиадвигателях?

– Да. Я сначала учился на авиамеханика, а только после этого пришёл в большую авиацию.

– Отлично. Я быстро объясню канадцам, что нам необходимо сделать в первую очередь, а вы попросите помочь нам потом подобраться ко второму двигателю и предоставить необходимые для этого инструменты. Я вам объясню и покажу, где проблема и это значительно сократит время на ремонт.

– Хорошо. Но если там что-то серьезное, то мы здесь останемся надолго.

– Не останемся. Главное, двигатель не пострадал, а необходимо заменить всего лишь одну трубку подачи масла.

– А откуда…

– Как-нибудь расскажу. Во, трап уже подогнали. Пойдёмте заниматься каждый своим делом.

Вот только корреспондентов нам тут не хватало. Их, правда, было всего двое, но оба с фотоаппаратами в руках. Ко мне подошёл, как он представился, заместитель начальника аэропорта Фрэнк Макконахью. Он по моим трём Звёздам понял, что главный здесь я. Обрисовав вкратце ситуацию, которую мой визави понял очень быстро, я конкретно объяснил, что нам нужно и попросил срочно найти у себя на складе масляную трубку для авиадвигателя. Так как наши самолёты здесь часто совершали промежуточную посадку, здесь имелся необходимый минимальный набор запчастей для ремонта советских авиалайнеров. Поэтому я был уверен, что с этой задачей он справится.

А потом по приставной лестнице мы с командиром взобрались на второй двигатель и Вениамин Петрович занялся работой авиамеханика. Снизу толпился народ, желающий посмотреть, как эти загадочные русские с помощью одной только кувалды и такой-матери починят самолёт. Командир тем временем вскрыл кожух двигателя и я ему указал на одну из трубок, из которой капало масло. Видимо, от вибрации двигателя масляная трубка износилась и стала «сопливиться», а потом трещина увеличилась и начались серьёзные проблемы.

Вениамин Петрович до конца не верил, что я точно знаю причину выхода из строя двигателя самолета, но после того, как он снял трубку и убедился в этом лично, уважение на его лице стало видно невооруженным глазом. Правда, на нем одновременно читался вопрос, откуда известный музыкант это мог знать? Тут снизу крикнули, что нам привезли все масляные трубки, какие у них были на складе. Нам передали шесть штук и только одна из них точно подошла по размеру.

– Нам крупно повезло уже второй раз, – сказал КВС с довольной улыбкой. – Только один процент был за то, что именно такая трубка окажется здесь, в Канаде.

– Мне всегда везло, – ответил я, тоже довольный, потому что дозаправку канадцы уже закончили и начали протиоблединительную обработку пока только с носа самолета, так как мы ещё не закончили и мешали им. – И этот случай ещё раз доказывает, что я везунчик. Меня так товарищ Брежнев прозвал.

– Правда, что вы его внук?

– Это выдумка. Но с Леонидом Ильичом мы находимся в приятельских отношениях.

Когда мы закончили и спустились вниз, то канадцы нам не поверили. До них не доходило, что советские авиамеханики могут быть лучшими в мире. Командир, правда, здорово испачкался, но не обращал на это внимания.

– Вениамин Петрович, – обратился я к нему. – Давайте договоримся сразу, что вы сами обнаружили поломку и сами её устранили.

– А как же вы?

– Я вам просто помог решить вопрос с администрацией аэропорта и всё.

– Но это же благодаря вам мы выжили. Если бы вы не предупредили, то я мог бы и не принять правильное решение.

– Вы его приняли и это главное. Это вы посадили самолёт во внештатной ситуации, а не я. И поломку вы устранили, а это видели все. Я думаю, что вам дадут Звезду Героя за спасение пассажиров и я об этом позабочусь. У меня их уже три и больше мне не надо. Если КГБ будет спрашивать о моей роли в этом деле, отвечайте, что расскажете только лично товарищу Андропову. Если уж он сам вас спросит об этом, тогда можете ему рассказать всю правду.

И я ему показал своё удостоверение личного порученца председателя КГБ. Командир впечатлился и мне показалось, что он готов был в этот момент даже дать мне порулить своим самолётом. Нет уж, я уже вчера «порулил» сотней своих фанатов на тренировке, больше рулить пока ничем не хочу.

Мы поднялись по трапу и Вениамин Петрович отправился в кабину пилотов, а Катя, встречавшая нас, хотела, по-моему, расцеловать меня за все. Она видела, чем мы занимались и догадалась, что это я показал КВС, где поломка в двигателе. Правда, вместо Кати меня поцеловала Солнышко, чему я был только рад. Как оказалось, Катя ей разрешила постоять с ней на верхней площадке трапа и посмотреть на меня со стороны.

– Значит, опять геройствовал? – в назидательной форме спросила меня она.

– С кем это я геройствовал? – изобразил я удивлённый вид. – На нас же никто не напал.

– Если бы напал, что я уверена, что никто бы живым отсюда не ушёл. Катя мне намекнула, что без тебя здесь тоже не обошлось. Но она молчит, видимо, ты её заставил.

– Катя мне не подчиняется. У неё есть свой начальник. Хорошо, что ты меня к ней не приревновала.

– Была такая мысль, когда она задернула шторку. Там же два туалета есть. Но она быстро вернулась, а ты так быстро никогда не заканчиваешь это дело.

– Вот ты вредина. На неё полмира мужчин облизываются, а она меня одного, бедного и несчастного, ревнует ко всем советским стюардессам.

– А нечего им было песни посвящать. Да и не такой уж ты бедный. Я бы сказала, что даже наоборот. А ревную, потому что люблю.

– Вот это другое дело.

Серега не выдержал и подошёл к нам, спросив, долго ли мы ещё здесь будем торчать.

– Минут пятнадцать и должны закончить все работы.

Ого, командир включил двигатели и стал их гонять на малых оборотах. Я своим внутренним зрением посмотрел на недавно отремонтированный двигатель и увидел, что проблема полностью устранена. После этого Вениамин Петрович вышел к нам и посмотрел на меня. Видимо, какие-то подозрения в отношении меня у него были и он их решил проверить. КВС вопросительно мотнул головой вверх и я в ответ поднял вверх большой палец правой руки. Он усмехнулся сам себе, видимо, одна из его догадок подтвердилась. Солнышко видела нашу пантомиму, но поняла её по-своему.

– Значит, снова летим? – с надеждой в голосе и во взгляде спросила она меня.

– Летим, – ответил я и поцеловал её в нос, как это делал раньше, от чего она его смешно всегда морщила.

Хорошо, что у нас были места в первом классе. Здесь сидел народ солидный и представительный. А что творилось в остальных салонах самолёта, я не знал. На улице становилось жарко и корпус нашего лайнера стал нагреваться. От этого и внутри поднялась температура. Если в ближайшие пятнадцать минут мы не взлетим, то станет трудно дышать.

Но экипаж, видимо услышав мои молитвы, стал выруливать на взлёт и заработали обдувы, которые мы направили каждый себе в лицо. Подошла Катя и сказала, что Вениамин Петрович передал, что до Нью-Йорка будем лететь с максимальной скоростью и постараемся сократить опоздание до часа или даже меньше. Это обрадовало и меня, и Солнышко.

Наш самолёт опять в воздухе и можно немного расслабиться. Катя не знала, как нам, в качестве ответной благодарности, угодить. И за песню про неё, и за фотографии, и за двигатель.

– Катя, – сказал я ей, чтобы успокоить, – всё у нас в полном порядке. Ты молодец, что решилась, всё-таки, пойти к командиру.

– Это я должна вас за всё благодарить, – затараторила Катя.

– Это ты лучше своего командира благодари, – прервал я её поток благодарностей. – Он всё сделал, а я ему только помог. Понятно? И нам со Светланой надо поговорить о нашей программе в Штатах.

– Поняла и больше не мешаю.

Когда Катя ушла, Солнышко захихикала.

– Опять девушку в себя влюбил, – смеясь, сказала она.

– Я ничего вообще ей такого не говорил и не делал, – ответил я.

– А тебе и делать ничего не надо. Я сама от тебя без ума, а уж как окружающие девушки в тебя сразу влюбляются, видно невооружённым глазом.

– Мне что, мужской никаб постоянно носить?

– А что это? Я кроме паранджи ничего не знаю.

– Никаб – этот головной убор, скрывающий лицо женщины. А паранджа – это вообще закрывающая полностью женская одежда. Даже глаз не видно.

– Ладно. Паранджа это уже слишком, а никаб тебе в самый раз.

Ну вот, снова весёлая стала. Я даже залюбовался ею. Она это заметила и радостно улыбнулась. Молодец она у меня. Как же я хочу посмотреть, о чем она думает. Но не могу нарушить данное самому себе обещание. Вот сейчас там Тедди с Лиз за нас волнуются. Ещё эти фоторепортёры откуда-то взялись, завтра наши фотографии уже появятся в местных газетах, да и американские с удовольствием их перепечатают. Что они там про меня напишут, вот в чем вопрос. Обязательно раскопают мои геройства в Лондоне и Париже, а здесь у них промашка выйдет. Здесь никаких террористов нет, значит, они их придумают. И напишут, что мы с КВС обезвреживали бомбу, заложенную арабскими террористами в авиадвигатель. С них станется такую чушь придумать.

Кажется, начали снижаться. Я переодически «посматривал» за вторым двигателем, но никаких больше проблем с ним не было. Мы опять вышли из облаков и началось плавное снижение. Самолет заходил на посадку со стороны океана, поэтому земли пока видно не было. Но вот Солнышко увидела в иллюминатор краешек суши и я тоже, прижавшись своей щекой к её щеке, стал смотреть вниз. Вот она, Америка. Серега со своей стороны тоже внимательно вглядывался вниз. По моим часам мы опоздаем всего только минут на сорок пять. Командир сдержал своё обещание и на четырёх двигателях мы сократили отставание от графика.

Аэропорт появился внезапно. Стало видно две ВПП, пересекающиеся под прямым углом друг другу. А потом мы разглядели ещё две. Они были меньше, видно для малой авиации. Именно с одной из них мы скоро взлетим и возьмём курс дальше на Запад на побережье Тихого океана.

И вот мы коснулись земли, теперь уже окончательно. Самолёт медленно вырулил мимо «рюмки», похожей на нашу в Шереметьево и подрулил максимально близко к зданию аэропорта. Тут же сорвались с места два автомобильных трапа и подъехали к нашему лайнеру. Я быстро пошёл в кабину пилотов, так как они уже открыли дверь и забрал у Вениамина Петровича свою Беретту. Мы с ним и его двумя помощниками крепко пожали друг другу руки и я вернулся на место, чтобы морочь Солнышку собрать наши вещи. Главное, письмо Брежнева к Елизавете II не оставить или не потерять.

Штурман помог Кате открыть дверь и в салон ворвался воздух свободы, как считают советские диссиденты, пока здесь не поживут немного и не поймут, что «статуя свободы повёрнута спиной к американцам». Катя первая спустилась вниз, а мы все трое за ней. За нами шли остальные пассажиры салона первого класса, а потом начнут выпускать и часть остальных пассажиров.

Мы прошли пешком метров десять и попали в здание аэропорта. Вот это шум. Мы как-то отвыкли за время полёта от многоголосого людского хора. Получив багаж и взяв тележки, мы вышли в зал прилёта, где нас ослепили вспышки фотоаппаратов. Опять началось, везде тоже самое. Телевизионные камеры и репортёры. А вот и наши фанаты. Их, правда, было немного меньше, чем в Париже, но они были. Тоже с нашими флажками и в наших бейсболках. Если бы не чужой аэропорт, то я бы подумал, что это наши с Димкой фаны нас встречают.

Солнышко сразу изобразила милую улыбку, как и я. Советских граждан можно сразу отличить среди иностранцев. Они не умеют улыбаться по заказу, а мы уже это делать научились. Даже Серега и то обозначил улыбку на своём лице. Пришлось давать блиц-интервью. Прежде всего всех волновал вопрос, почему задержался рейс. Я вкратце объяснил, что обнаружилась поломка в двигателе и командир воздушного судна принял решение отключить второй двигатель и лететь в Гандер. Там командир нашего лайнера лично устранил поломку, за что ему огромное спасибо от всех пассажиров. На остальные вопросы мы отвечать не стали, так как я заметил в толпе встречающих Тедди с Лиз, которые нам активно махали руками, показывая, что времени нет и надо быстрее переходить в зал вылета.

Самое интересное, что меня даже не спросили про оружие, когда мы проходили паспортный контроль. Увидев наши дипломатические паспорта, американские пограничники ограничились только штампом о пересечении границы США и всё. А я переживал. Попробуй так заявиться в любой московский аэропорт в начале ХХI века с пистолетом в кармане, там бы сразу и лёг мордой в пол. А здесь никому ничего не надо. Нет, если бы спросили, то я бы сказал, а так я сам на себя стучать не стал.

Улизнув от назойливых репортёров и помахав на прощание нашим американским фанатам, мы попали в объятия наших английских друзей. Ещё недели не прошло, а мы все снова встретились.

– Привет, Тедди, – поздоровались мы с нашим клипмейкером и его невестой. – Привет, Лиз.

– И вам всем троим привет, – ответили они, а наши две женщины ещё и поцеловались, так сказать, за встречу.

– Я тут уже пятьдесят лишних минут торчу, – заявил Тедди, пожимая мне руку, – нас самолёт ждёт. Хорошо, что за него EMI платит, а так бы уже улетел.

– Вы давно прилетели? – спросил я его.

– Три часа назад. Так что нам тут уже порядком надоело. Нам необходимо опять пройти регистрацию и сдать багаж, только в другом крыле аэропорта.

Мы впятером с тележками двинулись в сторону, указанную Тедди. Солнышко болтала с Лиз, а Серега шёл рядом со мной, чтобы не отстать. У стойки регистрации для частных самолетов мы сдали багаж и с ручной кладью прошли на лётное поле, где стоял наш маленький лайнер, уменьшенная копия того, на котором мы только что прилетели.

Lockheed JetStar был подлиннее Фалькона 10, на котором мы летали во Францию. И иллюминаторов было больше, целых пять. Когда мы подошли к трапу, нас встречал приветливый стюард, который помог нашим дамам подняться по ступенькам. В американской модели бизнес-самолёта, кроме двух пилотов, был предусмотрен ещё один человек на борту. Он занимался только обслуживанием пассажиров. Наша задержка его никак не смутила, так как ЕМI оплачивала почасовую аренду самолета. А в салоне было попросторнее, чем в Фальконе. Он и был рассчитан на восемь-десять человекопассажиров.

Самое главное заключалось в том, что я не дал Солнышку опять начать бояться полётов в связи с ситуацией с нашим Ил-62М. Я чувствовал, что страх вот-вот может вернуться к ней и аккуратно вливал в неё волны спокойствия и безмятежности. Так что, когда Локхид разбежался и взлетел в небо, она спокойно смотрела на удаляющуюся от неё землю. Когда нам разрешили отстегнуть ремни, я ушёл поболтать с Тедди, а на диван к Солнышку подсела Лиз. Они почти неделю не виделись, поэтому у них было, что обсудить.

– Я так понял, – сказал я Тедди, когда устроился в кресле напротив него, – ты решил фильм о нас завершить в Америке. Надеешься на то, что мы возьмём пару «Грэмми»?

– Я не надеюсь, я уверен в этом, – ответил довольный клипмейкер. – На церемонии нас будет ждать отдельный оператор с камерой, который и снимет ваш триумф.

– Было бы очень неплохо. А остальную часть смонтировал?

– Да, она полностью готова. Также я все ваши три клипа запустил на английском телевидении. Всем нашим очень понравилось и зрители тоже в полном восторге.

– Вот о телевидении и музыкальных клипах я и хотел с тобой поговорить.

– Да, я помню. Ты меня очень заинтриговал в Париже своей фразой, но не сказал, о чем конкретно пойдёт речь.

– Я предлагаю тебе создать свой музыкальный кабельный канал, на котором будут показывать только клипы.

– Идея хорошая, но нужны деньги.

– Мы у EMI возьмём кредит и вдвоём создадим MTV – Music Television. Как тебе такая идея?

– Идея супер, но как быть с звукозаписывающими компаниями? Они пока на видеоклипы смотрят с осторожностью.

– Вот увидишь, через год всё изменится с точностью до наоборот. Они сразу увидят в нашем MTV огромный маркетинговый инструмент, и почти все новые синглы начнут сопровождать видеоклипами, которые у многих исполнителей превратятся в настоящие мини-фильмы. Ты им ещё будешь и помогать их снимать.

– А если крутить по телевизору одни только клипы, то скучно телезрителям не будет?

– Пригласим специальных ведущих эфира. Я бы назвал их «виджеями». Сокращённо VJ. И основная целевая аудитория у нас будет молодёжь.

– Отлично. Я готов сразу по прилету в Лондон этим заняться.

– Значит, регистрируем компанию MTV и ты создашь наш канал на английском телевидении. Первые клипы у нас уже есть, параллельно снимем ещё. И сразу подумай о ежегодной церемонии награждения за создание видеоклипов и назовём это MTV Video Music Awards.

– Молодец. Идея просто гениальная. Мы будем, одновременно, снимать, показывать и награждать.

– Надо будет свою статуэтку придумать. Что-нибудь очень английское. А логотип у меня уже в голове есть.

– Да, я и так с тобой стал известным, а теперь о нас узнает весь мир.

Тедди так активно жестикулировал и радовался, что наши женщины пришли к нам узнать, что у нас тут такое происходит интересное. И радостный будущий сооснователь MTV им рассказал, что я придумал. Солнышко и Лиз тоже прониклись моей задумкой и были в восторге от того, что у нас будет свой музыкальный канал. Серёге это дело тоже понравилось и мы стали мечтать о том, как это всё будет. Я решил вложить в MTV часть своих денег и сказал об этом всем. Тедди сразу понял, что я полностью уверен в успехе и тоже решил вложиться. Мы договорились, что по пятьсот тысяч фунтов стерлингов будет нормально с каждого, а у Стива мы возьмём ещё миллион или предложим EMI тоже поучаствовать в нашем предприятии.

Окрылённые будущим успехом, мы даже не заметили, что настала пора перекусить. Об этом нам напомнил стюард, который нам принёс хот-доги с колой. Стюарда звали Майкл и как оказалось, он был очень большим поклонником нашей группы. То-то он так обрадовался, когда увидел нас, подходящих к самолёту.

А мы принялись поедать самую вредную, но очень вкусную американскую еду и запивать тоже не менее вредной сладкой газировкой. И нам это нравилось, хотя о том, что это вредно для здоровья, знал только я. Всем казалось, что мы стоим на пороге какой-то великого события. Я знал, что это именно так. MTV буквально за год станет очень популярным музыкальным каналом у молодых людей во всех странах. И помимо виджеев, наш канал будут вести придурковатые рисованные ведущие Бивис и Баттхед. У одного из них будет футболка, с логотипом «Demo» на груди. А на втором мы нарисуем название другой музыкальной группы. Той, которая даст больше денег за это. Вот так, я становлюсь настоящей акулой капитализма, которая живет только ради получения прибыли. Хорошо это или плохо я пока не знал, но скоро узнаю.

Неожиданно Майкл нам сообщил, что самолёт начинает снижение и мы расселись, как сидели при взлёте. Солнышко поцеловала меня, а я спросил:

– За что?

– За всё, – ответила она и хитро улыбнулась, давая понять, что сильно меня любит и очень гордится мной.