Текст книги "Колхозное строительство 8 (СИ)"

Автор книги: Андрей Шопперт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

Подгорный улетел во Владивосток – вроде объявился Дэн Сяопин. Жаль. Ну, Китай не тот, Америке не друг – может, при других вводных ничего у него и не выйдет.

Косыгин каждый день по три-четыре коллегии, или совещания, или заседания, или консультации, или встречи, или круглых стола проводит.

У Громыко их ещё больше – всем надо посочувствовать, и поучаствовать, и осудить обязательно. Удивила всех Греция – ну, в смысле, тамошние чёрные полковники. Они объявили войну Китаю, и предложили коммунистам из СССР полк добровольцев. Вся Европа на одно место села – понять не может, что происходит. «Попандопало» у себя там с коммунистами борется – понятно, Китай – коммунисты, тоже понятно, но вот помощь СССР… Одним словом, Громыко улетел в Афины разбираться.

Косыгин уже ночью позвонил в Алма-Ату и заявил, дескать, у него встреча с Индирой Ганди и прибыть он не может. Пётр поднял спящего Марселя, попросил перезвонить своим и изменить статус визита «женераля» с официального на неофициальный. Просто друг Шарль Андре Жозеф Мари летит к другу Пьеру Мирону.

Легко пошёл на это президент – и вот уже сидят на Комсомольской в большом кабинете Петра, наслаждаются прохладой, что исторгают французские кондиционеры.

– Итак, господин Тишкофф, я вас слушаю. Месторождения нефти и газа? На территории Франции?

– Уи.

– Почему это знаете вы, и не знает ни один наш геолог?

– Не там ищут.

– А у вас откуда эти сведения? – залез всей пятернёй в густую шевелюру генерал, а её-то и нет. Лысина на президентской голове.

– Скажу после того, как договоримся об условиях.

– Согласен, месье Тишкофф. Это разумно. Речь о кораблях.

– Нет. Корабли выгодны и нам, и вам – и это не вопрос. Тут наше министерство с вашим сами договорятся.

– Конечно. Вы ведь помните – мы с вами как раз о кораблях речь вели, когда впервые познакомились. Сделка, если она состоится, будет выгодна и Франции, и СССР. Тогда что предмет торга?

– Четыре-пять островов в очень долгосрочную аренду с правом выкупа.

– Интересно! Вы про Французскую Полинезию?

– А что, можно и там?

– Месье Тишкофф, может, хватит? Мы серьёзные люди, – нос, на ихний национальный топорик-франциску похожий, подёргал.

– Хорошо. Пусть первый ход будет за нами. Это ваши острова Спратли.

Де Голль опять схватился за шевелюру – а её нет. Потом за нос – но и его бросил, потом встал и прошёлся по кабинету. Переводчик, видимо, решивший, что президент разозлился и уходит, погнал следом. Генерал развернулся – и они встретились. Мелкий переводчик воткнулся в грузного генерала и отскочил. Генерал, хоть и грузный, стал падать – на счастье, Филипповна была в кабинете. Она неплохо знала французский, откуда – пусть КГБ хранит тайну. Тамара Филипповна Непейвода подхватила стремящегося упасть женераля и, встряхнув, поставила по стойке «смирно».

– Умеете вы удивлять, Пьер.

– Согласитесь – Китаю сейчас не до них, Вьетнаму тем более. Он сдохнет со дня на день. А филиппинцев Франция и СССР вместе построят – хотя вам это и самим по плечу, но для придания акции международного масштаба мы ввяжемся.

– И там – огромное количество нефти и газа?

– Уи.

– Прекрасная Франция найдёт, чем вас отблагодарить, месье Тишкофф.

– Островами.

Глава 27

Событие сорок второе

Трое евреев собираются эмигрировать во Францию и думают, какие им там взять имена.

– Вот я был Лейба, а буду Луи, – говорит один.

– А я был Гирш, а стану Гюи, – говорит второй.

– А я, пожалуй, во Францию не поеду, – говорит Хаим.

Задребезжала «вертушка» слоновой кости. Пётр с опаской, как кусачую гадину, взял трубку. Уж больно мало приятного из неё последнее время удаётся услышать – всё больше разные гадости. Собеседник оказался неожиданный: генерал Кац.

– Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант!

– Арон Давидович! Что ж вы так официально? Да ещё и по званию. Знаете же, что я ни дня погоны не носил. Юмор одесский на вооружение взяли, или уколоть хотите?

– Да я ни словом…

– И я ни словом. Забыли. Пётр Миронович я, и будет. Вы мне лучше скажите, как дела у вас? Беспокоюсь я. Вы ведь на переднем краю.

– Понял, принял, Пётр Миронович! Уж простите старого дурака, сколько лет в армии – привычка. Раз уж докладывать, то… без задней мысли я. А у нас – ничего! Спокойно.

– «Докладывать»? Я ведь вам, Арон Давидович, не командир – как это мне, и докладывать?

– Как же не командир?! Вы – член Политбюро!

– Какую-то напряжённость слышу я в ваших словах, товарищ Первый Секретарь. Давайте уже «докладывайте», что у вас этакого стряслось, и чем я могу помочь Еврейской Автономной Республике.

– Да я… как бы и…

– Так, Арон Давидович. Что-то напугали мы с вами друг друга, не клеится разговор. Давайте попробуем сначала начать. Как у вас дела? «Соседи» не докучают?

– Нет! Все части, конечно, в ружьё стоят, но на границе тишина. Но, знаете, бережёного, его таки… в общем, добровольные военные сборы тут у нас. Каждый день два часа по вечерам. К нам из Израиля пока всего пара десятков человек перебралась, но они к такому напряжению привычные – сразу сами в военкоматы заявились, потребовали начать обучение, подготовку. Мы с Яковом Григорьевичем услышали – думаем, вэй змир! Что устроить хотят! Вспомнишь тут политинформацию – израильская военщина, чего там ещё говорят… мы-то к такому не привыкли. Или – отвыкли… не сорок же первый год, чтоб толпы добровольцев на площадях. Фу, фу, ди цунг зол мир опфалн, не дай Всевышний! А потом котелками поварили – ведь идея недурна. У них там, знаете же, нельзя иначе – в любую минуту может завертеться, вот и стараются люди, кто поответственней, держать себя в форме, в тонусе. Мало ли что!

– И правда. Вот, сразу польза. А кто ж занимается?

– О, Пётр Миронович, кому заниматься – у нас фоле жлукте! Хоть отбавляй. Сами же и эти ребята, кто из Израиля приехал – фронтовики, а теперь к нам военные пенсионеры со всего Союза съезжаться стали. Одних генералов – не сосчитать! Сквирский, Дашевский, Прусс, Пласкин, оба Кацнельсона… не поверите, адмирал даже свой есть, Беляев Илья Иосифович! Речников гоняет. Да и прочие, кто званием пониже, не отстают. У нас ведь знаете, кого заведовать горбольницей прислали? Сам Деген, Ион Лазаревич! Мы-то, генералы, командовать привыкли – а он на самой сковородке посидел, горел, ломался, ног едва не лишился. Не один десяток панцерманов на тот свет собственными руками отправил, да и гроз зол аф ир ваксн! Так он, хоть и бывший танкист, а не военврач, так уже успел своих натаскать – в два часа разворачивают полевой госпиталь…

– Воинственный вы народ! И что ж раньше-то никто не додумался – евреев дальние границы оборонять посылать? Прямо казаки… – Пётр осёкся было, решив, что сказал бестактность, но тут из трубки послышался истерический, клекочущий хохот.

– Арон Давидович?..

– Ох… Уморили! Да неужели вам кто рассказал?! Поверить не могу!

– Да о чём?!

– Как вы сказали – казаки? Да ведь вот неделю назад у нас концерт в клубе готовили, там заведующий – такой Алик Фарбер, одессит… мы с Григорьичем ходили прогон слушать, потом, как водится, по рюмочке под форшмак – из кеты, по местной моде. Так Алик за рояль сел и песню нам спел – про еврейское казачество! Ох и смешная песня! Но очень уж еврейская – не пойму, откуда вы… Он вообще говорил – сам сочинил.

– Погодите, это там, где «мы защищали нашего раввина – он бойко нам патроны продавал»?

Снова взрыв восторга на том конце провода.

– Нет… такого там не было! «Патроны продавал»?! Азохн вэй! Не могу! Яков! Ким а гер, что я тебе расскажу!

– Погодите, вы там сейчас весь свой партактив соберёте, собрание устроите с песнями и бродячими клезмерами! Не слышал я, так, что-то кто-то болтал… Вы лучше скажите толком – чего звонили-то? Ведь не похвастаться же – чую, дело у вас ко мне какое-то. Прямо тухесом чую, простите мне моих грубых слов.

– Нет, Пётр Миронович, вы мне пообещайте, что вспомните, что этот «кто-то» вам болтал, и на бумажку спишете – тут уже я тухесом чую, что будет номер на века для нашего народного ансамбля! Ух, простите, что-то я в раж совсем вошёл, сердце заёкало даже…

– Так! Партийное задание вам от члена Политбюро – немедленно Голде звоните, пусть кладёт вас туда же, где Крейзер лечился. Не хватало, чтоб всё руководство республики тут от смеха раньше времени к вашему Всевышнему на отчёт поехало. И всё же – какое дело-то у вас ко мне было?

– Есть позвонить… А дело вот такое. Граница у нас, конечно, на замке, но на днях к нам перебежали очень интересные люди. Не военные, не политики – просто люди, но… наши люди. Один – бывший эмигрант, который после Революции в Харбине осел, да так потом никуда и не уехал, когда все в Америку да на Тайвань когти рвали. А ещё несколько – китайцы… но тоже наши. Тамошние иудеи.

– Эт-то ещё что за чудо природы?!

– Да я и сам поразился – думал, мишигеры какие-то, или нудлн мне на уши вешают. Ан нет! В Китае, оказывается, ещё с первого тысячелетия свои иудеи водятся. Перебрались откуда-то с Ближнего Востока, да и осели, даже город у них свой был – Кайфын. Не сказать, чтоб очень уж много, да и многие поуезжали, за двадцатый век истинных правоверных почти и не осталось. Ещё и Мао их прижимал, так что сейчас и осталось-то всего несколько сотен – но это, так сказать, официальных, кто открыто традиции блюдёт. А вообще людей, кто веру помнит, или хоть слышал чего-то от бабушек-дедушек, немало – и они сейчас всеми правдами и неправдами на север стягиваются. В Китае народ уже вполне уверен, что будет гражданская война, только никто не понимает, кто с кем, и, главное, за что будет воевать. Вот иудеи в этом участвовать не хотят никак, ни на какой стороне. Нашёлся кто-то хитромудрый у них – пустил, поц этакий, слух, что СССР будет иудеев из Китая в нашу республику пускать. А мы тут – ни сном, ни духом! А там – тысячи человек! Нам эти вот гонцы от их лидеров определённо говорили, что не менее пяти тысяч уже собрались в окрестностях Харбина – и готовы сниматься с места, если только мы согласимся их взять. Евреи они, конечно, те ещё – одно название, разве что помнят, что есть какой-то Му Сю, это Моисея они так зовут, да ермолки носят дома. Но ведь люди же!

– Чтоб их, ещё и эти… Арон Давидович, вы как чувствовали. Я тут у себя не знаю, куда беженцев распихать, теперь там ещё! Да ко мне-то вы зачем с этим? У меня – Казахстан! Я к Еврейской Республике никаким боком…

– Как же! А кто нам эту республику создал?! Вы у нас всё одно, что Бен-Гурион с Жаботинским! Можно сказать, наш… – Кац вдруг снова разразился смехом-кашлем. – Ах-ха-кха-кха… Ох! Чуть было не сказал – «крёстный отец»! Сами видите – из меня и самого еврей тот ещё… Но, Пётр Миронович, – голос генерала посерьёзнел, – нам здесь на самом деле очень не помешали бы рабочие руки. Это не какие-нибудь спекулянты или жулики – те давно сбежали в Гонконг, в Америку, на Тайвань – куда угодно. Эти – самые несчастные бедняки, у которых не было даже денег на самый дешёвый билет на пароход, или которые вообще не знали, что где-то на свете есть места, где иудеи могут жить своей жизнью, как нормальные люди. Чтобы выжить, отказались от всего, но не забыли, что-то осталось в душе. Они просто не хотят быть забритыми в солдаты и умереть с палкой или старым ружьём в руках, непонятно за что, за кого. Они это всё уже видели, всё пережили. Будут копать, строить, рубить лес. Детей в школы отдадут. Давайте попробуем помочь, а, Пётр Миронович?

Штелле по ходу этой горячей речи Каца всё мрачнел. Это ведь не пять, или сколько там, тысяч китайских иудеев стоят перед такой поганой перспективой. Это сотни миллионов людей. Ну, китайцы они – так что же, не люди теперь? И за что будут умирать? За что умирали в отрядах маоистов и гоминьдановцев? Такие же забитые, забритые, палками и пинками согнанные.

Тьфу. Отвратительная штука – власть. Заставляет поверить, что можешь повлиять на многое, и начинает глодать, когда понимаешь, что реально у тебя в руках гораздо меньшее, да и то бьётся и выворачивается, как свежепойманный лосось. Рекордсмена, какого-нибудь ротастого зверюгу-тайменя из верховий Чёрного Иртыша на два аршина и три пуда, голыми руками не словить. Не заставить даже плыть, куда тебе надо. Хоть маленького-то удержать бы да направить в садок, где кормят, лечат, бережно икорку выдаивают. Помочь? Попробовать, разве что…

– Хорошо, допустим – но как я помогу? Они не пройдут ко мне через весь Синьцзян, а к вам через границу китайские войска столько народу ни за что не пропустят.

– Они откуда-то узнали, что у Кима корейского с Израилем разрядка намечается. Вот хотят проситься, чтобы он сначала пропустил их через границу к себе, а потом уж к нам – но я что-то не верю, что он на это сам пойдёт. Перестраховщик. Побоится рассердить Китай – хотя и непонятно, кого там сейчас можно рассердить, кто и как его может захотеть за это наказать. А вы, Пётр Миронович, с ним знакомы неплохо, выручили даже. Может, позвоните, замолвите словечко? А мы уж бы его отблагодарили, чем сможем – грибов насолим в бочках, папоротника, рыбки наловим… Ведь плохо у них с продовольствием. У нас тоже не то, чтобы богато, но уж постараемся. Соберём, что сможем. Кровь – не водица. Ради своих…

– Ну будет, будет, – Штелле слышал, что у старика даже голос начал дрожать. Что, сам не человек, что ли? Малька этого, на песок выброшенного, обратно в воду выпустить – невелик труд. Может, зачтётся ему где-нибудь. Когда-нибудь. В третьей жизни. – Позвоню. Колотите бочки.

Глянул на карту, что висела на стене. Недавно повесил и отмечал, что там в Поднебесной и вокруг творится. От Харбина до корейского Наджина неблизко, да ещё и по горам придётся тащиться.

Тяжёлая китайским евреям предстоит дорога в светлое будущее.

Интермеццо двадцать первое

– На последних олимпийских соревнованиях стрельбе наш стрелок попал в тройку призёров!

– А нефиг было подпрыгивать!

Сержант Каблет Мырзахметов, которого за глаза именовали «Кабриолетом», долг Родине отдавал в Чехословакии – потому на русских, что переделали его имя, сильно и не обижался. «Кабриолет» даже нашёл в одном польском журнале, «Урода» называется, эту машину – там шикарная девица в таком «мерседесе»-кабриолете сидела, ручкой махала. Журнал опера изъяли у спекулянта. Выпросил сержант себе, вырезал картинку и приклеил на шкафчик в раздевалке секции по самбо. Пусть все знают, что это – шкафчик кандидата в мастера спорта по самбо и классической борьбе Каблета-Кабриолета.

Почему после Чехословакии не обижался на русских? Да потому, что насмотрелся там на разные смешные вывески, и стал понимать, что одинаково звучащие слова на разных языках могут означать совершенно разные вещи. Вот в Праге видел вывеску на входе в летнее кафе – там красочно нарисована замёрзшая бутылочка с газировкой, и надпись на щите ниже: «Dokonava tvar!».

Стояли всем отделением ржали. «Доконали тварь». Остановился местный дед и осуждающе головой покачал, а потом на чистом русском и говорит: «Это переводится как "Совершенное творение"». Снова головой покачал и, постукивая алюминиевой тросточкой, ушёл, выражая спиной полное презрение.

В тот же день, проходя мимо их милиции, увидели ещё один щит – и опять чуть со смеха не попадали. Отошли, когда уже стали их охранники правопорядка коситься и фуражки на голове поправлять, намереваясь подойти и пресечь. На щите было крупными чёрными буквами написано: «Pozor, policie varuje!». Тут только гадать приходится, чего это значит. Это они среди своих воров поймали и на всеобщее обозрение вывесили? Тогда где фотографии? Сержант Стёпушкин даже плюнул на приличия и остановил пацана лет четырнадцати. Спросил, что написано. Парень русский знал плохо – двоечником в школе был, наверное. Но с пятого раза понял и перевёл: «Внимание, полиция предупреждает!».

А вечером на ресторане вообще увидели объявление, что будут «tanec». Ну, танцы – тут понятно, а вот дальше – надпись: «Devki Zdarma». Вот ведь дожили братушки – девок даром раздают! Но увольнительная уже заканчивалась – пришлось в казармы возвращаться. Политрук потом объяснил, что переводится совсем наоборот. Мол, вход для девушек бесплатный. Это они так молодых людей заманивают, чтобы больше было народа на танцах. Хитрые братушки.

Этот же старлей рассказал, что был в командировке в Финляндии – правда, что за цель у той командировки была, так и не сказал. Так вот: там есть фирма, которая чай развешивает и в коробочках продаёт – и называется она «Пукала». И там над входом в магазин вывеска замечательно переводится: «Чай "Пукала" – истинный аромат Финляндии!», «С чаем "Пукала" дыши полной грудью!».

В общем, не обижался на прозвище Каблет. Похоже имя на эту красивую машину – и пусть будет. Может, когда-нибудь станет генералом, и себе такую купит. Будет Каблет на кабриолете. А вообще Каблет переводится с персидского как «способность, возможность». То есть, он способный и всё может.

Когда капитан открыл ворота их теплушки, солнце ударило в глаза, и они, привыкшие к полумраку вагона, сами собою закрылись – потому сразу спрыгнуть сержант не смог. Проморгался, попытался глаза потереть, но в руке был пистолет, и Каблет себе мушкой лоб расцарапал.

– Ну, прыгай, – подтолкнул его сзади опер, и Мырзахметов, ещё толком ничего не видя, шагнул из вагона. Склон был довольно пологий. Сержант сгруппировался, как в армии учили делать перед прыжками с парашютом, и, перекатившись через плечо, быстро вскочил на колено, выставив вперёд руку с «макаровым».

Рядом менее удачно приземлился и капитан Юрий Николаевич Зосимов. Покрыв всех парашютистов матом, он тоже встал на одно колено и вытащил из кобуры свой пистолет.

Отвлёкшись на секунду из-за капитана, Каблет попытался найти взглядом наркоманов – и не увидел их. Ну, в первую минуту – потом понял, что они упали и залегли. Понятно, увидели милиционеров. Ага! Вон рюкзак один из сухой травы высовывается. Ну, вот и ещё два торчат. На фоне почти жёлтой августовской травы их бледно-зелёный цвет всё же прилично выделялся. Зато отлично было видно милиционера – он бросил рюкзак, который нёс перед собой на руках, и перестал преследовать преступников – шёл и доставал из кобуры «макаров». Шёл не торопясь, оглядывался. Ну вот и всё, и никаких погонь – сейчас они этих «туристов» повяжут.

Выстрел прогрохотал так неожиданно, что Каблет аж присел. А потом обернулся – вскрикнул капитан. Этот идиот куда целил? В вагон, что ли попал, а пуля отрикошетила и попала в капитана Зосимова?

– Эй, көтіңе қой (засунь себе в ж…у) свой пистолет! Ты что творишь? – Шешең Амыыыы!!! (бля…), – успел крикнуть сержант, и тут что-то с силой ударило его в грудь. И боль дикая – как из ведра кипятком плесканули. Падая, он ещё успел заметить, как оседает капитан. А потом – темнота.

Событие сорок третье

Скажите, почему для управления атомной электростанцией до зарезу нужен

умный, сертифицированный и прошедший госкомиссию персонал, а для управления государством – всенародно избранные недоумки?

Что сгубило СССР? Знать бы! Сегодня доложили: при задержании наркокурьеров убит милиционер, и ещё один – ранен. Не сильно понятная история – но не про это сейчас подумал Пётр, про некомпетентность. Вот она – главный враг страны. Почему, и откуда такой вывод? Фильм вспомнился. Про наркотики. Ещё здесь не сняли. «Алые маки Иссык-Куля». Там главный герой фильма вступает в смертельную схватку с бандой контрабандистов опиума, и в этой борьбе ему помогают советские пограничники – куда без них. Есть только одна неточность – опийные маки не красного цвета, а белого, с фиолетовыми прожилками. Режиссёр ведь киргиз – он что, ни разу не был в опиеводческих колхозах, не видел, как маки растут? Ну, блин, тебе государство кучу денег выделило – доберись уж до огромных полей белых цветов. Нет! Он учился во Фрунзе, жил во Фрунзе и работает там же. До Иссык-Куля – только на натурные съёмки по хорошим дорогам. Зачем ему настоящие маковые поля? Красные маки у озера тоже есть. Дикие, с малюсенькими головочками – из них никто опий добывать не станет. Разве что пару недель красиво.

И вот так везде. Во всей стране. А если, как Геринг и Худенко, начинаешь высовываться – тебе по башке дадут, или посадят. Тебя посадят! Не бывшего секретаря райкома, который завалил там работу, и его сослали в колхоз – там тоже завалил, его отправили руководить молокозаводом, и творог почти сразу стал кислым и несъедобным. Руководитель же, в смысле, товарищ, отвечающий в обкоме за молоко и творог, нашёл соломоново решение: взял хороший творог с соседнего завода и дал команду их смешать. Не знал коммунист с тридцатилетним стажем загадку: «Что будет если смешать пять кило навоза с пятью кило повидлы»? Будет десять килограмм кислого и просроченного из-за перевозок несъедобного творога.

Расстрелять Пётр дал команду обоих, пошёл посмотреть, как выполнят. И что увидел? Работник обкома теперь заведует ГорОНО, а председатель-директор – его зам. Учат, как детей учить. Уволил обоих и выгнал из партии, а Первому секретарю обкома сначала час объяснял, что делать в таких случаях, а потом тоже лишил партбилета, потому как тот на него в этот же день жалобу в ЦК накатал. Ущемляет-де «Пёрт Мисроныч» (так и написано!) национальные кадры.

Про национальные кадры в Казахстане – отдельный разговор. Только приехал, ещё можно сказать дела принимал, как из Москвы позвонили – в гостинице «Россия» подрались депутаты из Казахстана. Чуть до смертоубийства не дошло. Велел обить водой и заставить бегать вокруг гостиницы. Неизвестно, выполнил звонивший полковник МООП команду или нет – ну да и чёрт с ним, в смысле, шайтан. Вернулись живыми все тридцать два депутата, члены Совета Национальностей. В ресторане двое приставали к русской тетке, и не поделили ещё – вот чуть за волосы друг друга потягали, и за ножи столовые, тупые, ухватились. Горячие южные мачо. Из тридцати двух человек двадцать семь – казахи. Интересная пропорция.

Вызвал председателя Президиума Верховного Совета Казахской СССР, заместителя Председателя Президиума Верховного Совета СССР Ниязбекова Сабира Биляловича. Вошёл насупленный. Как же – новая метла! Да ещё есть ведь и повод.

– Сабир Билялович, сколько народу живёт в Казахстане?

– Тринадцать миллионов. Если нужны более точные данные, то…

– Да не нужны. Сколь из них казахов?

– Четыре с…

– Да не надо мне точных цифр. Процент устроит.

– Тридцать примерно.

– Во как!!! А почему большая часть депутатов – казахи, и всего один немец? В Совете Союза – та же картина. Вот вам три дня – пусть лишние напишут заявление с просьбой освободить их по состоянию здоровья. И срочно назначайте выборы. Должны быть представлены все национальности, по процентам проживающих. И в кандидатах на выборах не должно быть ни одного работника сельского хозяйства, чабанов знатных – тем более. Только экономисты. Или замдиректора крупных предприятий по экономике.

– Но ведь Ленин сказал, что каждая кухарка может управлять государством, – уел. Довольный, расплылся в победной улыбке.

Наивный чукотский юноша. Ну, не юноша. Пётр жил в другое время.

– Ленин был величайший человек. Умнее и нет никого. Правду он сказал – кухарка может управлять государством. Если научится. Давайте перечитаем статью «Удержат ли большевики государственную власть?». Есть там про кухарку, которая сначала должна научиться этим государством управлять, – и ни слова про чабана. Да вы ревизионист, батенька! Умышленно слова Ленина искажаете. Я думаю, что постав…

– Я всё понял, Пётр Мироныч! Разрешите исполнять? – вскочил! А то – сидел вальяжно…

– Чего исполнять? У вас там не по ленинскому принципы равенства всех народов в нашей многонациональной стране представлены люди. Вы умышленно не допускаете к управлению страной русских, немцев, украинцев. Чего исполнять? Я вам какую-то команду давал? – всё. Грузанулся аксакал.

– Исправляйте свои ошибки. Да. А что у нас в наших Советах?

За сердце схватился.

– Бывает, недоглядели. Это всё ваши помощники. Вы в это время в Москве были. Увольте, и русских экономистов возьмите. Или лучше немецких. И не надо больше чабанов! Как их можно от отар отрывать? Погибнут овцы без чабана. Приплод уменьшится. А они ведь – Герои Соцтруда, им нужно подтверждать свой высокий статус. Да! Давайте-ка ещё одну квоту введём: высшее образование, лучше всего – экономическое. Это ведь и будет та кухарка, которая уже научилась. Всё по Ильичу. Согласны?

– Спасибо, Пётр Миронович. Я не забуду.

– Вот и хорошо.

Прошли выборы, оказывается – небыстрое дело. Пришлось для ускорения во Франции типографию купить, и в Алма-Ату перевезти оборудование. Ну, не пропадёт после выборов – будет Дюма печатать, которого всем всегда не хватает.