Текст книги "Колхозное строительство 3 (СИ)"

Автор книги: Андрей Шопперт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

Глава 41

Чукча купил шкаф с внутренним зеркалом. Открывает его дома: “Жена, смотри, ко мне брат приехал!”

Жена подходит: “ Правда! И с ним баба какая-то…”

Не по своему хотению, а по божьему велению… Кособоко. Куда партия укажет… Ближе. Сердца нам велели… Всё не то.

Пришёл Пётр с тряпочным швейным полутораметровым метром измерять квартиру Галчонка. Тавтология. Зато, правда жизни. С рулетками, как и с бумагой в «стране напряжёнка». Бляха муха. Нужно сегодня же звонить Бику!

Это называется – «Укус бешеного дизайнера». Бохато. Стоит большой кожаный сталинский диван чёрного цвета с такой же спинкой и сверху ещё чёрная доска с резьбой присобачена. Круглый стол, раздвижной, на гнутых перегнутых и тоже порезанных ножках. Стулья в стиль. Венские. Всё немецкое на Руси корёжит, вот и их понавигибало. И напротив дивана буфет из прессованных опилок от души политых лаком, а там – напоказ богатство. Наборы разных рюмок, фужеров и конфетниц. Сверху люстра хрустальная, точно такая же какую в Краснотурьинске, из мести партаппаратчику за борьбу с алкоголем, нечаянно расколошматили грузчики. Руки с похмелья тряслись, а до двух часов не похмелишься.

В спальне лучше. Пётр вообще ожидал огромную кровать с железными спинками и шариками, именно в такой у Цвигуна потом найдут гору бриллиантов. Нет, у Галины Леонидовны спинки были из опилок на какой-то жутко вредный клей спаянных. (А куда она будет бриллианты прятать?). Два стула, опять венских и две тумбочки, чуть лучше, чем у солдатика в казарме, или у ЗК в бараке. Естественно сверху хрусталь. Винтаж, можно за огромные деньги потом сбыть коллекционеру. Квадратная и плоские штучки привешены в четыре ряда. Ещё бы нитридом титана железные детальки обработали и красота, нет, алюминькой покрашены. В кухне стол огромный коричневый и пару ящиков прибито к стенам. И импортная электроплитка с закрытой спиралью на две конфорки или варочные поверхности, как хоть это называлось. Сейчас и не вспомнить.

И эта та самая бриллиантовая дочь вождя. Не всё, ещё ковры на стенах, и в спальне, и в зале. И дорожка ковровая в коридоре. Вот интересно, если экстраполировать, ну закажет он мебель в Краснотурьинск, сделают её, привезут, поставят, а кто за банкет платить будет и по каким ценам? По всем затратам? По рыночной?

Замерил. Получил поцелуй в щёчку с последующим размазыванием помады от хозяйки и кисленьким рукопожатием от Лиепы. Нет, не обидел ни чем, просто руку потянул на репетиции балетный див. Из истории Штелле помнил, что так и не женится на Брежневой. Назад в семью уйдёт из-за детей. Да, их дело.

У вождя чуть получше. Комнат побольше, даже стоит румынский буфет резной, прототип той мебели, что сейчас в час по чайной ложке стругают в Краснотурьинске в двух местах, на зоне и в моделке литейного цеха завода.

И тут замерил, попил чайку с бабушкой Викторией, сдался под напором внучки Виктории, сшить ей брючный костюм пообещал.

– А жакет, как у Таньки Гришиной? – не пошлёшь ведь, срочно уходить надо.

– И жакет.

– Вика, так нельзя, – это не строго бабушка, поглаживая чудо по головке.

Вырвался. Жив!

Работы не мало. Обставить две квартиры. Так не пойдёт. Ведь двумя не отделаешься. Не откажешь ведь другу Цвигуну, а у него начальство, а у Семичастного жена. Этому не будет конца. Краснотурьинск не справится. И чего робить?

Ответ очевиден. Нужно строить мебельную фабрику. Режут же в Румынии мебель в промышленных масштабах. Набросаем план. Фабрика – это здание. Это оборудование. Это железная дорога. Это склады. Это резчики по дереву. Это станки. Это фрезеровщики, пильщики и прочие директора производства. Хреново. Сейчас конец сентября и строить здание и прокладывать ветку железнодорожную не простая задача. Не Корчагины же в Краснотурьинске живут.

Повздыхал Пётр и пошёл съедать слона по кусочку. Первым, на завтрак, можно сказать, попался министр Министерства Лесной, Целлюлозно-бумажной и Деревообрабатывающей промышленности СССР (Минлесбумпром СССР). Николай Владимирович Тимофеев был не стар. Лет пятьдесят. Открытое ухоженное лицо, красивые очки в золотой оправе (умеют где-то делать), волосы, как у Брежнева, зачёсаны назад. Довольно высокий – с Петра ростом. На разных совещаниях виделись несколько раз.

– Николай Владимирович, я тут совсем с ума сошёл и решил в своей вотчине построить огромную мебельную фабрику. Срочно. Что думаете?

– Думаю, а не хлопнуть ли нам по рюмашке армянского коньячка. Вот, что я думаю.

– Ход ваших мыслей мне понятен. Споить этого придурка Тишкова и сдать в вытрезвитель, а его за это непременно выпрут с министров, – поржали.

Тяпнули. И лимон нашёлся, и шоколад «Алёнка». Тяпали-то легко, а вот переговоры пошли не лёгкие. Хорошо до Госплана не добрались. Деньги дадут. Наскребут. Стройку начнут весной. Станки с помощью Тишкова и Бика купят во Франции. Придётся ещё и Гарбузова напрячь по переводу отечественной крепкой валюты в никчёмные франки. Люди? Будет Жильё, будут и люди. Жильё? Денег даст товарищ Тимофеев на строительство пары домов. Освоите?

И ещё куча вопросов и ответов. Итог каков? Послали, но аккуратно. Про Брежнева Пётр первым делом упомянул. Послали во Всероссийский проектно-конструкторский и технологический институт мебели. Зачем? А затем, что продукцию новая фабрика выдаст в лучшем случае через год. И чего Ильичу сказать? «Ждите ответа». Ответит ведь.

Решили, что Пётр срочно бежит туда. Там по его замерам и эскизам делают чертежи, и с этими чертежами он бежит в управление Мебельной Промышленности. Там ему находят ближайшую к Краснотурьинску фабрику и делают доски. Ну, а дальше сам. Всё сам.

И люди везде хорошие, и заходил ведь к ним министр целый, и после звонка другого министра, и под сенью имени Вождя. Не будет у Брежневых мебели. Тараканы! Лишь бы в угол залезть! Да, вот хрен вам! Ни дай бог, на секунду просрочите, с Цвигуном приду. И с милицейской дубинкой. Так не сказал. Но потом позвонил Николаю Владимировичу Тимофееву и ласково сообщил, что Леонид Ильич очень недоволен сроками остался. Ложь? Понятно. Но не побежит же лесник проверять. Побежит хвосты накручивать.

Осадочек у Владимировича останется. Ну, уж точно лучше у него, чем у дорогого Леонида Ильича. Можно, тем более, потом прогнуться и похвалить Ильичу министра при нём самом. Лизнуть. Тьфу ты. А как вы хотели, господин Штелле? И зачем всё это?

Домой хочу!!!

Точно! Домой надо позвонить. В смысле, в Краснотурьинск. Пусть бросают все дела, и резать запчасти начинают.

И зачем понятно. Слово есть красивое. Диверсификация. В словаре написано, что диверсификация – это расширение ассортимента выпускаемой продукции и переориентация рынков сбыта, освоение новых видов производств с целью повышения эффективности производства, получения экономической выгоды, предотвращения банкротства.

В Краснотурьинске к 2020 году половина производств позакрывают перестройщики. И люди пойдут в вахтеры и охранники с мерчандайзерами. А вот такую фабрику не закрыть. Хрен вам, а не оптимизация, товарищ Лунтик.

Глава 42

Данная глава написана совместно с автором Дмитрий Соловей.

За столом всегда необходимо присутствие АНАЛИТИКА – человека, который постоянно будет предлагать: «А налить?»

Чай с ромашкой хорошо успокаивает только в том случае, если выплеснуть его кому-нибудь в морду.

Решили пошептаться с Витторио Де Сикой. А Сика приволок половину своего огромного семейства. Что с них итальянских французов взять. Все экстраверты. Но ведь и мы сделаны в другое время.

Пётр договорился, что жене Лии поможет Филипповна. Непейводу всё ещё переживала по поводу бланша под глазом у шефа. Тем более что по министерству гулял слушок, что метёлка новая, проклятая, приставала к секретарше, а та его пресс-папье отвадила. (Есть ведь хорошие, правильные коммунистки). Филипповна краснела и говорила, что случайно. И тем ещё больше укрепляла веру сослуживцев. Молодец, правильно, Тамара, каждый будет руки ещё распускать. Куда партком смотрит? Так это ещё они истории с Харви Вайнштейном не знают.

На беду или на счастье, но ещё и Высоцкий прилетел в Москву и срочно ему переговорить надо. Вот прямо срочно.

– Володя, ты приходи к шести ко мне. Там испанцы всякие будут. Потренируешь своё произношение. Ну, и чегеварскую гитару не забудь. Не в падлу?

– Обязательно буду. И Джанетту приведу.

– Конечно. Жду.

26 сентября – Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР «О мерах по дальнейшему повышению благосостояния советского народа» – увеличение зарплат, пособий и пенсий, увеличение отпуска и снижение налогов.

Пётр прочитал по дороге домой передовицу «Правды». Всё же Брежнев был в начальном периоде не совсем плох. Ему бы от троцкистов отмежеваться, да Крым вернуть и вообще цены не будет.

Дома готовились. Сдвигали столы. Всего их было три. Круглый всё же перевезли из Краснотурьинска. Хотели на дачу, но пока тут мебели нет прижился. Ещё был небольшой кухонный стол, уже на зоне сделанный. Крутой. Раскладной, с привинчивающимися ножками. И школьный для девочек. Поставили в «Зале». Выглядело забавно. Все три разной высоты. За стульями пошла Вика по соседям. «ВАУ». Та самая. Конечно, конечно. А кто к вам в гости заглянул? Высоцкий?! С Джанеттой?!! А можно автограф? Чей?

ВСЕХ!!!

А вот Элина Авраамовна Быстрицкая предложила помощь и тарелки с вилками. Ну, а что. Пусть Сика глянет на наших див. Ему ведь и на Толстого и на Боливию искать актрис. Вот они. Не стыдно показать.

Второй сосед оказался букой. Василий Смыслов вышел с книжкой в руке, выслушал просьбу о стульях со склонённой головой. Вручил Маше-Вике книгу и зашёл, притворив дверь, в квартиру. Вышел с двумя стульями, поставил их, забрал книгу и закрылся.

– Что за книга хоть? – выслушав Вику Цыганову, хмыкнул Штелле.

– Гоголь. Сборник рассказов.

– Так не интересно. Думал задачник какой, шахматный, оторвали гения от мировых проблем.

– Пётр Миронович, – Быстрицкая взяла его под локоток, – Высоцкий же будет, наверное, песни петь. Можно мне послушать?

– Конечно, оставайтесь. Будете «Украшением стола».

– Шутите. Тут одной вашей дочери за глаза хватит. А ещё Высоцкий. И Джанетта. Все у нас в Пушкинском театре обзавидуются.

Семейство Сиков-Меркадеров обмануло. Каридад взорвали на Красной площади. И она в панике, и у неё жуткая мигрень.

– Взорвали на Красной Площади? – не поверил Штелле.

– Да чуть больше часа назад, – покивал головой Рамон.

А ведь точно. Что-то такое было. Вспомнил. Потом сообщат, что взрыв самодельного взрывного устройства совершил литовец, страдающий психическим расстройством. В интересное время живём.

С матерью остался и Хорхе и Луис. Так что прибыли только сам Витторио с женой, их дети и Рамон с женой Рокелией.

Почти одновременно пришёл и Владимир Семёнович со своей негритянкой. Высоцкому в Краснотурьинске сшили ботинки с острым носом на высоком каблуке, типа «Казачок», а Джанетте там же, почти без каблука. И всё равно 170 «Жеглова» и 182 дочери члена политбюро КПК товарища Боске. Видно разницу невооружённым глазом. Будущих супругов это, однако, не смущало. Да и флаг им в руки.

Один как перст заявился Судоплатов. В парадном своём мундире с погонами генерал-лейтенанта. Награды не в колодках, а сами ордена и медали.

– Извините, супругу не привёл. Болеет. Простыла.

Расселись. Пётр, как хозяин стал разливать коньяк.

Бывший чекист рюмочку прикрыл ладонью.

– У меня три инфаркта, было, – помотал головой бывший генерал НКВД, – Чаю выпью, сам понимаешь, что для тех мест, где я недавно побывал чаёк первое дело.

– Владимирский централ, ветер северный… – не удержался от намурлыкивания привязчивой песни Тишков, разливая янтарный напиток по остальным рюмкам.

Лия сходила на кухню принесла Судоплатову чашку с заваркой. (Между прочим, из сервиза Краснотурьинского завода. Пустили пару недель назад, вот первый блин прислали.).

– Что за песня? – пригубил купчик Павел Анатольевич.

– Да так… не обращайте внимания. Навеяло. Вы же во Владимирской тюрьмесидели?

– В ней, в централе, для особо опасных государственных преступников, – как-то горько усмехнулся Судоплатов и сосредоточился на чае.

Рамон Меркадер сидел возле Судоплатова по правую руку. Надо сказать, что в облике этих двух мужчин было что-то общее. Побитые жизнью, поседевшие, оба в идентичных очках в широкой роговой оправе. Судоплатов понятное дело, что слепой на один глаз, но и у Рамона со зрением не всё было хорошо.

Пили, под музыку с немецкого магнитофона. Де Сика с итальянским темпераментом наворачивал закуски и похваливал кулинарные способности супруги Тищкова, особенно ему понравились салаты с майонезом, даже миску к себе придвинул, чтоб удобнее добавляться.

Рамон же почти не ел. Клевал винегрет, вежливо спросил про Кубу, про концерты, у Высоцкого. Тот пообещал творческий отчёт чуть позднее представить.

Навернули, склевали, попробовали. Закусили. Лия с Филипповной пошла, варить пельмени, а Семёнович взялся за кубинку. Рассказал её историю и был на пару минут лишён инструмента. Всем испанцам захотелось хоть раз да ущипнуть легендарные струны.

А потом Высоцкий выдал. И Макарену, и Лампаду, и пару своих переведённых. И уже под внесённые в комнату парящиеся пельмени прорычал: «Эль пуэ́бло уни́до хама́с сэра́ венси́до».

Народ плюнул на горячее и потребовал повторить.

Убойная вещь.

И горячее под коньячок кончилось. Женщины начали убирать со стола посуду, освобождая его под торт с чаем.

– Что за песня-то про Владимирский централ, – пристал снова к Петру Судоплатов, – Заинтриговал.

Пётр глянул на Машу. Та кивнула. Взяла свою детскую гитару, на взрослой-то маленькими пальчиками не обхватить деку.

– А ты её знаешь? – склонился над девочкой Пётр.

– Обижаешь, папа Петя, я её с самим Кругом пела, на его концерте юбилейном.

Весна опять пришла, и лучики тепла

Доверчиво глядят в моё окно

Опять защемит грудь

И в душу влезет грусть

По памяти пойдёт со мной…

Пойдёт, разворошит и вместе согрешит

С той девочкой, что так давно любил

С той девочкой ушла, с той девочкой пришла

Забыть её не хватит сил.

Судоплатов недоумённо посмотрел на Тишкова. Тот положил ему руку на плечо: – Сейчас.

Владимирский централ, ветер северный

Этапом из Твери, зла немерено

Лежит на сердце тяжкий груз

Владимирский централ, ветер северный

Хотя я банковал, жизнь разменяна

Но не «очко» обычно губит

А к одиннадцати – туз!

Потом и второй куплет.

Плакал генерал. Не смущаясь, вытирал рукавом слёзы. Потом полез целовать Вику. Потом Петра.

– Давай ещё раз. Лучшая вещь, что в жизни слышал.

Когда женщины ушли мыть посуда и вообще убирать со стола. Пётр выслушал хотелку Высоцкого. Однако. Не простой вопрос. А хотел Владимир Семёнович гастроли по Испании с тремя дивами и Машей. Это опять через Громыко решать. Да тут как бы после Американских гастролей и не через политбюро. Хотя.

– Витторио. У тебя есть знакомые в Испании, которые могут сделать приглашение вот Володе и девочкам на гастроли, – Рамон перевёл.

Де Сика просиял.

– Я сам пойду ккауди́льо Франко. Считайте вы уже в Испании. Сколько концертов? – Вот что значит четырежды оскароносец.

Перед уходом гостей переговорили и о фильме «Боливия». Торопил классик, срочно требовал сюжет.

Опять пару ночей не спать и прятаться в фурцевском туалете.

Глава 43

Не бойся летать, ибо ещё ни один самолёт не пролетел мимо земли.

Привезли чукчам северный завоз: консервы, газеты, радио, телевизор. Один чукча говорит другому:

– Телевизор включаю, там Брежнев. Радио включаю, там Брежнев. Газету открываю, там тоже Брежнев. Консервы, однако, боюсь открывать!

Военный аэродром – это, блин, военный аэродром. Охрана! Снова охрана. Оцепление. Проверка. Хорошо, обыскивать не стали. А то бы поймали шпиёна. Сам дурак. Нужно было к Брежневу в машину напроситься, нет, решил на своей. Ох, мать. Громко-то как. Они, что там – идиоты, убьют Генсека. У него и так не всё хорошо с мозгом, а тут последние сосуды порвутся. Надо начальника аэродрома снять.

В это время подъехали к машине Брежнева. Рядом и чайка Тарасова притулилась. С Брежневым какой-то дядька рядом важно вышагивает. Гусь. Фуражка больше аэродрома. На заказ шили. Енерал. А вот интересно, что с той формой, что он другому енералу в Краснотурьинске передал. Канула. А вот сейчас ненароком намекнём Генсеку.

Приехали покататься на машинках. Почему на аэродром? Есть ведь у АЗЛК, наверное, полигон какой. Но сверху видней. Тарасовцы доделали вторую Волгу. Движок свой, но с инжектором, какая-то их новая разработка. Главное в ней не двигатель. ДВЕРИ!!! Вон и стоит. Словно ей Хенде хох крикнули.

Итальянцы на своей альфа ромео ещё не придумали. Нужно запатентовать. Наши провозятся и профукают. Придётся через Бика. Хотя, сперва стоит с Тарасовым переговорить.

С министром автомобильной промышленности встречу с вождём детально обговорили. Лучший экспромт получается при скрупулёзной подготовке. Решили найти место, где можно разогнаться от души. И решили, что мерседес тоже нужно выставить. Леонид Ильич любит красивы машины и любит сам сесть за руль и утопить педаль в пол. И это явно положительная черта в человеке. Такого мерина в конюшне у Генсека точно нет. Из эксклюзивов эксклюзив, всего чуть больше тысячи сделали немцы, не пошла машина. Маленькая и дорогая.

Штелле её решил подарить Ильичу и уже заказал Бику ещё парочку. Нам этих ихних грошей хватит. Пусть будет. Может, тоже начать коллекционировать. Потом внук продаст и остров в Тихом океане купит. А не замахнуться ли и самому на остров. Тьфу. Остапа понесло.

– Добрый день, Леонид Ильич, – день и, правда, добрый. Вон солнышко. И не жарко. Первое октября.

– Думаешь, Пётр, что лучше немцев машину придумал. Для этого эту «чайку» пригнал?

– Да, что вы, Леонид Ильич. Я только картинку нарисовал. Вон люди Тарасова четыре месяца не спали, не ели, трудились. А поставили и на самом деле для сравнения. Вот эта чёрная «Турья» ждёт, когда вы, Леонид Ильич, на ней прокатитесь.

– Турья? Странное название для машины.

– Это речка у нас в городе. Переводится, как река, вытекающая из озера, а эта машина вытекает из нашей страны и завоюет весь мир.

– А не хвастун ли ты, Пётр, – Брежнев двинулся к первой переделке. Той, что стояла у ворот АЗЛК на всеобщее поругание. Парочку «замечаний» трудящихся и внедрили.

– Прокатитесь, Леонид Ильич. Только будьте осторожны, очень мощная машина, – подбодрил Генсека министр автомобильный.

Специально сказал? Теперь ведь точно ударит по всем газам. Машину и Брежнева не так жалко, как себя.

Обошлось. А вылез Брежнев довольный.

– Сто восемьдесят! Да всего за несколько секунд! Что же эдакое вы туда вместо мотора сунули? Или от самолёта поставили. И внутри удобно. И красиво. Умеете ведь. Почему у меня ЗИЛ не такой. Переделывайте. ЗИЛ-112С перегонит? – раскраснелся, счастье брызжет из глаз. Фанатик.

– Где-то на уровне. Но тот маленький и лёгкий, а здесь больше тонны.

– Молодцы. Ты, Пётр, странный человек, как за что возьмёшься, так лучше всех в мире получается. Надо подумать. Куда тебя сунуть на прорыв. Пойдёшь на тракторное машиностроение! – и не ржёт. Серьёзно, что ли?

– Леонид Ильич, может не надо. Важный участок, я не спорю, но там специалист нужен, – не дай бог.

– С товарищами посоветуюсь. Да, не умирай раньше времени. Шучу. Пока! – вот теперь ржёт.

– Обделался. Нужно идти штаны менять, – сделал вид, что разглядывает себя сзади Штелле.

– Рассказывайте о следующей машине. Уродец. А смотрится интересно. Как это открывается, закрывается?

В это время к Брежневскому ЗИЛ-114 подъехал его старший брат. ЗИЛ-111.

И оттуда при всём параде Гречко. Доложили. Подняли с постели. Герой. Куча орденов Ленина. Чуть ли не строевым шагом подходит.

– Леонид Ильич, доброе утро.

– День уже, Андрей Антонович. Сказал ведь тебя не беспокоить. Слышал, простыл? Температура? Сейчас нас всех перезаражаешь. Сидел бы дома. Водочку с перцем хорошо от простуды, – руку пожал Брежнев, но и в самом деле чуть сторожится, близко не подходит.

– Я в сторонке постою. Мне ведь тоже интересно, что тут за шедевры автомобилисты наизобретали.

– Постой. Посмотри, как старики гонять умеют. Покажите, как тут с дверьми обращаться.

– Очень просто, Леонид Ильич, садитесь и вон на ту зелёную кнопку жмёте. Они сами закроются. А когда нужно выйти, то вот на соседнюю, чёрную. Сами откроются, – показал пальцем на кнопочки Тарасов.

Леонид Ильич сел на сидение, поёрзал в нём, понажимал на педали. Нажал на кнопку. Вжик, заработал движок, и двери опустились, вжик и другой электромотор прижал. Вжик снова открылись.

– А ключи где? – недовольно зыркнул Брежнев.

– Извините, Леонид Ильич, забыл предупредить. Нет ключей, нужно нажать вот на эту красную кнопку.

– Ни хрена себя. Ох, начудили. Космический корабль, – Генсек снова закрыл двери и завёл машину. Тронулся.

Конечно это не двигатель от Rambler Rebel 1967 модельного года с электронным инжектором, в том по проекту америкосов 288 лошадей, а здесь всего девяносто. Ну, тут другие фишки, внутренняя отделка, двери. Кузов из двадцатых годов XXI века.

Пока Ильич игрался, отошли к маршалу.

– Пётр Миронович, мне три дня назад показали взвод солдат в новой форме. Говорят твоя работа? – крепко пожал руку, а ведь ему за шестьдесят.

– Рад, что не потерялась. Только хотел спросить о ней.

– А ты в каких войсках служил, Пётр Миронович? – Маршал снял фуражку, вытер платком лоб. Волосы мокрые и правда ведь болеет, а вот припёрся.

– Да, я не служил. Старший лейтенант запаса.

– Лейтенант? Да не может такого быть. Министр и лейтенант. Бред какой-то. Завтра там наверчу хвосты кому надо. Считай уже полковник. Запаса.

Так вот, по форме. Солдаты говорят удобно и офицеры хвалят. Дал команду для одного полка пошить. И на учения полк отправить. Посмотрим. Но красиво. Необычно. Подождём пару месяцев.

Подъехала переделка. Плавно заскользили вверх двери. Показался Ильич.

– Скорость не та. Но машина замечательная. Красивая. Необычная, а внутри, так просто выше всяких похвал. Эту как назвали?

– Вагран. Тоже речка у нас.

– Вагран. Хорошее имя и подходит машине. На мерседесе сейчас прокачусь, а потом пойдём вон к генералу посидим, чайку попьём, поговорим. Планы расскажите.

Чаёк сорокаградусный. Нет, не тёплый. Крепкий. И белый. И холодный, ледяной просто. И не сладкий. И не под тортик. Но с лимоном. И с колбаской. И с грибочками маринованными. С маслятами. И с капусткой квашеной. И с хлебцем чёрным. Ну, и не хуже чая.

А потом и чай принесли. Принесла. Бывают же женщины в русских селениях. Если старший лейтенант и уступала Филипповне, то только в цвете волос. Филипповна рыжая. А эта пегая блондинка. И так приятно посмотреть, в сторону от неё.

Брежнев скинул пиджак, остался в рубахе, расстегнул манжеты и закатал рукава. Домашний такой старичок. Пенсионеры блин на сабантуйчик собрались. Ничего что за ними тысячи ядрёных батонов. Или в это время ещё тысячи нет. Нет, так будет.

– Ну, герои, говорите, что теперь делать будете. Похвастались. Хвалю. Если в серийное производство запустите, то и Героя Труда не жалко, – раскраснелся, настроение хорошее.

Похожий на Хрущёва министр автомобильной промышленности, Тарасов Александр Михайлович, ладошкой протёр лысую голову и начал. Не экспромт. Думали, ругались, советовались. Надумали.

– Леонид Ильич, по Турье есть такое предложение. Двигатель такой нам быстро не повторить. Сложный. Оборудование нужно. Сплавы. Да и не нужен сильно такой. Куда такая мощь? На танк ставить? Есть такое предложение. Договориться с американцами. Они нам двигатели, а мы им назад готовые машины. У них Ребелы, с которого движок сняли, не очень продаются, дорого. Наши будут дешевле и совсем другой корпус и салон. Должны своих покупателей найти. Если закрутится, то можно потом подумать и о Турье с другими моторами, послабее.

– С американцами? – Брежнев, достал свою любимую «Новость», закурил. Вытянул половину сигареты, – С американцами? Как ты их, Пётр, называешь – «америкосы». Америкосы – абрикосы. Давайте. Договаривайтесь. Посмотрим, что получится. А с Ваграном почему не так? Его нельзя тоже продавать в США?

– Можно и нужно. Тут надо сперва систему дверей запатентовать, а то украдут.

– Вот, ссуки! – Брежнев махнул рукой и свалил пару рюмок.

Тут же возникла «недоделанная Филипповна» и начала наводить на столе порядок, и при этом повернувшись к Генсеку кормой. Бабам! Кролик Роджер. Челюсть не отпала и слюна не потекла, но ноздри раздулись. Ходок. Ухайдокает потом лейтенанта, отберёт у генерала.

– Леонид Ильич, – взгляд у Брежнева стал слегка проясняться, – мы хотели сделать несколько десятков экземпляров и представить их на автосалонах во всём мире, – продолжил Тарасов.

– Патентуйте. Найдите хороших юристов в Штатах и Германии. И победите этих говнюков на салонах ваших. Хорошо придумали. Молодцы. Ты, Пётр, себе цены не знаешь. Дай тебя расцелую.

А так всё было неплохо.